Глава 6

Только что прошел дождь. Пока не сильный, это лишь преддверие сезона муссонов, когда ливни будут хлестать по стенам каждый день и превращать любую ямку в огромную лужу, а дороги в грязное месиво. Реки вздуются и размоют берега, будут нести выкорчеванные деревья, разрушенные постройки, сорванные с привязи лодки… За три месяца муссонов вода дочиста вымоет все вокруг, станет свежо и ярко.

Но ненадолго, совсем скоро после окончания дождей, горячее солнце сначала высушит остатки влаги, превратив вчерашнюю грязь в пыль, а потом сделает яркую зелень бледной и серой…

Наверное, поэтому лучшее время – конец весны, когда дождь еще не льет без конца, но влаги уже достаточно и природа встрепенулась ей навстречу, распустилась, расцвела… Вот как сейчас.

Падишах Джехангир стоял возле ограждения башни Ясмин Красного Форта Агры и смотрел на вяло текущие воды Джамны и густую зелень садов на левом берегу.

Его прапрадед Бабур, завоевав город, решил сделать его столицей, но Великому Моголу было тошно без прохлады звонких водных струй и множества деревьев и цветов. Это особенность родины основателя династии – прозрачные горные речки, стекающие с хребтов Тянь-Шаня. Ферганская долина, зажатая между двумя горными хребтами, но ими же защищенная от холодных ветров с севера, долина словно подарок Аллаха людям – благодатна сверх меры.

Все есть в Ферганской долине, недаром название «Фаргона» означает «разнообразие».

Там не нашлось только одного – места Бабуру, вернее, места на троне. А делить трон с кем бы то ни было, тем более ходить в подчинении, ежедневно ожидая опалы или унижения, Бабур не пожелал. Он увел своих людей через горы Афганистана, где быстрые речки тоже хороши, но долины мало напоминали благословенную Фергану. Бабур мечтал завоевать весь Хиндустан, хотя тот слишком разный на севере и юге, западе и востоке.

Захватив Агру, Бабур первым делом приказал разбить на левом берегу большой сад, за новым правителем поспешили сделать это его приближенные, и постепенно весь левый берег представлял собой дивное зрелище. Река Джамна не стала от этого быстрей или чище, но облик ее берегов при Бабуре, потом его сыне Хумаюне, великом внуке Акбаре сильно изменился.

И вот теперь на крепостной стене стоял правнук основателя династии падишах Джехангир, но думал он вовсе не о новых завоеваниях или обустройстве берегов реки, а о… любви. Его любимый сын принц Хуррам на рынке встретил девушку, в которую влюбился с первого взгляда. Это неудивительно для пятнадцатилетнего юноши. Падишах бы не противился, реши принц взять эту красавицу в гарем наложницей, но красавица почему-то избегала наследника престола, а тот искал ее по всей Агре, забыв о делах.

И это не удивило бы отца, он всего лишь поручил сыну главного визиря Асаф-Хану найти чаровницу, вернее, проследить, с кем же тайно встречается на рынке его сын. Час назад Асаф-Хан повинился в страшном проступке своей дочери и спросил у падишаха, каким должно быть наказание девушки.

И тут Хуррам, который не подозревал, что перед ним внучка Итимада-уд-Даула и страшно обиделся из-за обмана с ее стороны, вдруг потребовал не наказывать красавицу. В глазах сына отец увидел любовь.

Он приказал уйти всем и пока молчать о случившемся. И теперь стоял и размышлял, как быть.

В комнате раздался легкий шум. Падишах резко обернулся, схватившись за рукоять меча. Такова жизнь правителя – почти всегда быть начеку, готовым к нападению и опасаться любого шороха. Во всяком случае, сейчас, когда уничтожены еще не все сторонники его старшего сына Хосрова, пытавшегося после смерти Акбара захватить трон. Джехангир сумел победить взрослого сына, Хосрова пришлось ослепить, но угроза осталась.

Но опасаться не стоило, к падишаху пришла единственная женщина гарема, которой никто не мог преградить путь почти в любое помещение, – королева Рукия, старшая жена, вернее, теперь вдова Акбара. Рукия чувствовала власть над Джехангиром по простой причине – она его воспитала, как после до тринадцати лет воспитывала Хуррама. У Рукии не было своих детей, и Акбар поступил по обычаю своего великого предка Тимура Хромого – отдал ребенка своей любимой жены Джодхи на воспитание Рукие.

Рукия научила принца Селима (Джехангиром он стал, получив трон) многому, в том числе пристрастила к кальяну с опиумом. Но научила и быть разумным, мудрым и очень расчетливым. В результате природных задатков и воспитания получилось невесть что. Новый падишах (а Джехангир сел на трон всего два года назад) шарахался от величайшей разумности и справедливости к таковой же жестокости и необузданной ярости. Он много думал и еще больше пьянствовал, пристрастился к опиуму и женщинам, хотя умел быть блестящим политиком.

И никто не знал, чего ждать от падишаха.

– Селим, я хочу поговорить с тобой.

Любого другого Джехангир немедленно вышвырнул бы вон, даже собственную мать Джодху, но не Рукию. Темные глаза этой красавицы, которую, казалось, не брало время, смотрели прямо в душу, отчего хотелось взвыть или… расплакаться.

– Зови меня Джехангиром, – только и проворчал падишах.

Он не сомневался, что Рукие известно о произошедшем с ее любимцем Хуррамом, – Рукие всегда известно все. Принца оскорбили, обведя вокруг пальца. Девчонка хотела посмеяться? Все осложнялось тем, что она внучка Гияз-Бека, «Столпа империи», в руках которого слишком многое в самой империи, и дочь Асаф-Хана – визиря, от которого тоже немало зависело. Расправиться с нарушительницей спокойствия означало обидеть ее отца и деда.

Потому появлению мудрой Рукии Джехангир даже обрадовался, уж она-то наверняка найдет выход из ситуации, придумает, как наказать эту девчонку, чтобы родственники не перешли на сторону врагов. Или сумеет договориться с ними.

– Хорошо, Джехангир, – согласно кивнула Рукия. Носовое кольцо, которое она продолжала носить, легко качнулось. – Девушку, в которую влюбился принц Хуррам, зовут Арджуманд. О том, что она внучка Гияз-Бека и дочь Асаф-Хана, ты уже знаешь.

– Да, в том-то и сложность.

– Почему сложность?

– Я не могу наказать эту дурочку, не обидев Гияз-Бека. Хотя Асаф-Хан сам попросил меня определить наказание. Терпеть не могу таких вопросов!

Рукия словно не заметила всех слов своего бывшего воспитанника, кроме одного, она усмехнулась:

– Дурочку? Ты помнишь, что купил на мина-базаре твой сын?

– Персидскую поэзию. При чем здесь это? Я знаю, что он влюбился, тем сильней вина этой девчонки.

Падишах начал раздражаться, но это нисколько не задело и не испугало его названую мать. Она не боялась гнева Джехангира, потому что знала, как его усмирить или направить его гнев в нужное русло.

– Дело в том, что эту книгу во дворец принесла именно Арджуманд, они познакомились на рынке, когда девушка выбирала книгу для продажи на мина-базаре.

– Я уже ничего не понимаю!

– Арджуманд с подругой…

Рукия обстоятельно объяснила, как познакомились принц и внучка Гияз-Бека, зачем Арджуманд тайно ходила на рынок и почему не рискнула идти на сам базар.

– Хуррам, приобретя у ее подружки книгу, решил подарить ее Арджуманд при встрече на рынке!

Джехангир просто растерялся.

– И что теперь делать?

Глаза Рукии блеснули чуть лукаво:

– По-моему, самое время познакомиться с самой нарушительницей спокойствия.

Королева хлопнула в ладоши и кивнула появившемуся евнуху. Тот исчез и вскоре возник снова, ведя закутанную в покрывало девушку. Падишах раздраженно подумал, что прикрывать лицо лучше было раньше, и вообще не ходить на рынок без сопровождающих.

Девушка попыталась сделать корниш – полный поклон, при котором встают на колени и касаются лбом пола, но Рукия не позволила. Напротив, она откинула покрывало с головы Арджуманд.

Джехангир обомлел, он стоял, растерянно глядя на юную копию… Мехрун-Ниссы.

Арджуманд была удивительно похожа на свою тетушку, ту самую Мехрун-Ниссу, в которую без памяти (и взаимно!) был влюблен принц Селим. Тогда его великий отец не позволил принцу взять дочь Гияз-Бека в жены, девушку отдали Шер-Афгану, а принц в знак протеста против отцовской жестокости начал сильно пить и курить опиум. Селим баловался этим и прежде, но тогда вышел из-под влияния даже Рукии. Акбар поселил наследника в своем гареме, позволив тому все.

Целых пятнадцать лет принц пил, курил опиум, развлекался с многочисленными наложницами, женился, рожал детей, но ни на минуту не забывал свою Мехрун-Ниссу.

Два года назад Акбар умер, умер и Шер-Афган, а Мехрун-Нисса приехала в Агру и стала придворной дамой одной из вдов Акбара. Ее красота изменилась, но не поблекла, а ум развился и стал более острым. Но что теперь мог предложить уже падишах Джехангир своей бывшей возлюбленной? Стать двадцатой женой? Это оскорбительно для одной из красивейших и умнейших женщин не только Хиндустана, но и всего мусульманского мира.

Джехангир не подозревал, что Мехрун-Ниссе по-прежнему нужна его любовь. Ну, и конечно, трон в придачу.

Рукия внимательно наблюдала за реакцией своего пасынка. Тот перевел растерянный взгляд на королеву. Рукия кивнула:

– Да, Джехангир. Ты был в таком же положении семнадцать лет назад. Пойми Хуррама.

– Пусть женится… – чуть сдавленно произнес падишах.

Рукия сделала знак Арджуманд и евнуху, чтобы удалились.

– А ты?

Ее вопрос изумил Джехангира.

– Что я?

– Почему бы не жениться тебе?

– На ней?! – падишах кивнул в сторону удалившейся девушки.

Королева звонко рассмеялась. Вернее, смеялась Рукия хрипло из-за того, что часто курила, но ее голос и смех за столько лет ничуть не изменились и казались молодыми.

– О, Аллах! О чем ты говоришь, Джехангир? Оставь Арджуманд своему сыну, а сам женись на ее тетушке.

– Как я могу? Что я ей предложу – стать двадцатой женой?

Рукия улыбнулась, она поняла, что названый сын до сих пор любит эту женщину всем сердцем.

– Любимой женой, Селим, и не важно, какой по счету. Твоя мать была у твоего отца… даже не помню какой, но именно Джодху Акбар любил больше всех.

– Тебя! – возразил Джехангир.

– Меня как друга, ее – как женщину. А Мехрун-Нисса сможет объединить оба эти чувства у тебя.

Но падишах снова возразил:

– Я уже ничего не смогу ей дать.

– Свою любовь и власть. Этого достаточно любой женщине, даже такой, как Мехрун-Нисса.

– Власть она любит, – кивнул Джехангир. – Всегда любила.

– Но еще она любит тебя. Не будь глупцом.

Только Рукия могла разговаривать с падишахом вот так – как с неразумным мальчишкой. Но она свободно разговаривала и с великим Акбаром – чего же бояться его сына, которого сама и воспитала?

Джехангир перевел разговор на другое:

– Посмотри, что мне подарили.

Он подвел Рукию к мраморному столу, на котором был разложен открытый атлас. Большая карта всего мира.

– Вчера проезжал мимо двора фиранги Роу. Слышала о таком?

Королева кивнула:

– Да, он очень въедливый, сует нос повсюду.

Падишах усмехнулся:

– Ему, видно, нечем было меня порадовать, эти фиранги просто нищие, вот и вынес атлас, начертанный соотечественником. Или кем-то другим, но из тех, кто живет на заходе солнца на самом краю земли.

– Забавно.

Рукия с интересом начала разглядывать карту Меркатора, которая действительно была подарена Джехангиру англичанином Томасом Роу. И то, почему ему подарили именно атлас, падишах тоже прозорливо угадал.

Это обычай – одаривать падишаха чем-то необычным или очень ценным, даже если высокий гость просто проезжает мимо твоих ворот, не заходя в дом. Правитель может отказаться от подарков и взять лишь то, что привлекло его особое внимание, а может и вернуть потом дар со словами благодарности. Что падишах и собирался сделать с атласом.

– Почему? – удивилась Рукия. – Это же так забавно…

– Где здесь Хиндустан?

Королева нашла не сразу…

– Мир велик, – тихо произнес Джехангир.

Рукия поняла причину, по которой Джехангир больше никогда не захочет смотреть на эту карту. Мир и впрямь велик, и называть себя «Повелителем мира», обладая лишь небольшой частью его, глупо. Джехангир слишком умен, чтобы не понимать этого.

– Ты повелитель доступного нам мира, завоевать все земли не смогли ни твои великие предки Чингиз-хан и Тимур, ни Искандер Двурогий. Наверное, это не под силу даже Тени Аллаха на земле. Ты Повелитель мира Хиндустана. Остановись на этом, чтобы не потерять его. А карту верни, она неправильная – за пределами Хиндустана для нас мира нет.

Джехангир захлопнул атлас, подняв легкое облачко пыли.

– Ты как всегда права.

– Селим, ты сам скажешь Хурраму о своем решении?

– Скажи ты. Ты думаешь, это кисмет?

Королева согласилась:

– Да, это судьба и ей не стоит противиться.

– Прикажи, пусть посмотрят благоприятные даты для свадьбы, но только после Нового года.

Рукия рассмеялась. Падишах прав, зуль-хиджжа, последний месяц года заканчивался, скоро наступит мухаррам и 1016 год хиджры.

– Хорошо, пусть пока немного помучаются.

– Что это за девушка?

Рукия чуть приподняла свою и без того высокую бровь.

– Она внучка Гияз-Бека и племянница Мехрун-Ниссы, разве это ни о чем не говорит?

– Но ее лицо видели столько людей на рынке!

– И больше никогда не увидят с открытым лицом, потому не догадаются, кто она.

– А Ханзаде? Нужно заставить ее молчать.

– Ни в коем случае. Стоит сказать, что это тайна, как тайну будут знать все вокруг. Ханзаде, как и всем, известно лишь то, что принц встречался с какой-то простолюдинкой. Куда она девалась? Ну, кто же знает? Подберем ему в гарем похожую танцовщицу, а им прикажем молчать. Джехангир, позволь решить эти вопросы за тебя? И сам молчи.

– Что бы я без тебя делал? – вздохнул падишах, давно привыкший, что со всеми сложностями легко разбирается его названая мать, Рукия.

– До сих пор разглядывал бы карту, убеждаясь, что Хиндустан по воле Всевышнего лишь часть огромного мира. Ты придешь сегодня ко мне ужинать?

– Да. Хосров просит отпустить его в Сикандру, поклониться праху Акбара.

Рукия чуть задумалась.

– Отпусти, но будь готов к его глупостям. Джехангир, будь осторожен, при дворе много сторонников принца. Если позволишь, я займусь этим, но не карай их, просто будь начеку и следи за Хосровом.

Падишах только кивнул. Он знал, что никто лучше этой женщины не разбирается в сложных хитросплетениях отношений во дворце. Предпочитая старшего внука единственному сыну, Акбар устроил для Джехангира и Хосрова ловушку. Придворным оставалось лишь ждать, кто из этих двоих оступится первым. Они готовы были провозгласить Хосрова падишахом, если тот окажется сильней, но будут служить и Джехангиру. Падишах понимал, что не сможет всю жизнь держать опального сына под арестом, но отпустить его даже в недалекий Сикандр означало рисковать.

Однако думать об этом совсем не хотелось, и Джехангир после ухода Рукии стал думать о Мехрун-Ниссе, вернее, об их разорванных Акбаром судьбах. Семнадцать лет назад принц Селим не послушал Рукию, которая сказала:

– Женись.

Вернее, пока он раздумывал, отец Мехрун-Ниссы отдал красавицу другому.

Мехрун-Нисса не родила Шер-Афгану ни одного ребенка, но была при этом любимой женой.

По поводу женитьбы принца Хуррама падишах решил, что это будет мата – временный брак. Опозорившейся девчонке вполне достаточно и этого. А ее отец и дед должны быть счастливы, что все обошлось.

Все разрешилось хорошо, Джехангир был рад.

Принца Селима, будущего падишаха Джехангира, отец почему-то не любил. Акбар и сам не мог бы объяснить, почему столь холодно относится к долгожданным сыновьям. Сына любимой жены-раджпутки Джодхи Бай отдал на воспитание другой любимой жене-мусульманке Рукие, но относился к нему всегда настороженно. Акбару не везло, так часто бывает – у великого человека вырастают никчемные сыновья.

Возможно, ошибкой Великого Могола было то, что он не заметил достоинств Селима, приравнял его к другим. Принц ответил неповиновением, увлекся вином и опиумом.

Став взрослым, сам Селим попытался любить собственных сыновей. Но любить старшего Хосрова, который и при жизни Акбара был соперником, у него не получалось, средний из сыновей Парваз пил не меньше отца и был никчемным от рождения. Для проявления любви оставался третий сын – Хуррам. И падишах делал все «как положено» – он проявлял отцовскую любовь и терпение, в действительности не чувствуя к мальчику, а теперь юноше, ничего, что должен бы чувствовать отец к сыну.

И сейчас, когда понял, что может точно так же поступить с Хуррамом, как когда-то отец поступил с ним самим, приказав отдать Мехрун-Ниссу другому, Джехангир дрогнул лишь на мгновение. Он согласился на женитьбу принца, но тут же определил, что временную, и самому принцу сообщить об этом не счел нужным. Пусть будет счастлив, что вообще не наказан и он сам, и эта девчонка, так сильно похожая на юную Мехрун-Ниссу.

Если бы падишах заглянул в свою душу, то понял бы, что именно похожесть на тетку сыграла с Арджуманд плохую шутку, сначала помогла, а потом настроила Джехангира против нее и сына.

Как бы то ни было, падишах не стал торопиться со свадьбой, королева Рукия только сообщила изумленному Асаф-Хану о решении правителя, но не более.

Немного погодя всем оказалось не до влюбленности младшего царевича.

Арджуманд теперь жила в доме отца почти под замком, за ней строго следили целых две дальние родственницы. Не оправдавшая доверия Хамиде была сослана прочь. Тетушки буквально не сводили с опальной девушки глаз, не понимая, за что та наказана.

Рукия разрешила все вопросы, никто не знал, что именно с Арджуманд принц встречался на рынке, и пока никто не знал, что падишах решил женить принца Хуррама на внучке Гияз-Бека. Всему свое время.

В тот же день, когда Рукия показала Арджуманд падишаху, к ней в комнату прибежала взволнованная Сати.

– Арджуманд, он уезжает и зовет меня с собой!

– Кто уезжает? Куда?

– Принц Хосров. Он едет в Сикандр и зовет меня ехать с ним.

– Но зачем, Сати?

– Поклониться праху падишаха Акбара.

– Я помню, что в Сикандре усыпальница Акбара, но зачем ему там ты? Он женится на тебе или берет в гарем наложницей?

– Нет, не женится. Принц не может жениться без согласия падишаха.

Арджуманд вздохнула, это она уже знала.

– И он не берет в гарем.

– Сати…

– Я люблю его, – упрямо произнесла девушка, словно Арджуманд собиралась с этим спорить.

– А он?

– А он меня!

– Он об этом сказал?

– Да, сказал.

Арджуманд попробовала быть разумной. В отличие от нее у подруги только брат и никакой защиты, вернее, вся защита – их семья, в которой Сати служанка. И она, Арджуманд, ответственна за девушку.

– Сати, послушай меня. Если принц тебя любит, то разлука на несколько дней не разрушит его чувство. Сикандр недалеко, сколько дней можно провести там? Принц Хосров скоро вернется и все решит с гаремом. Вы будете вместе, если любите друг друга.

Арджуманд удалось убедить подругу не делать опрометчивых шагов.

– Научись на моем горьком опыте.

– Чем же он горький? – возразила Сати. – Разве что недолго поволновалась. Зато теперь будешь женой принца Хуррама!

– А как я ему в глаза посмотрю? Всю оставшуюся жизнь виноватой и за обман, и за позор считать себя буду.

– Он любит тебя и давно обо всем этом забыл. После Нового года вы поженитесь и будете счастливы.

Но жизнь непредсказуема, редко все происходит так, как задумано или хотелось бы.

Арджуманд и Хуррам не поженились после Нового года, а Сати не попала в гарем принца Хосрова, несмотря на то, что эти пары действительно любили друг друга.

Королева Рукия в очередной раз оказалась права, предостерегая падишаха – с Хосровом ухо следует держать востро, а саблю вынутой из ножен. За два дня до Нового года, получив разрешение отца, он выехал из Агры, якобы в Сикандр, чтобы почтить память великого деда, но туда не доехал. Путь принца лежал мимо Сикандра и даже Дели прямо в Лахор, где хранилась казна. По пути он принялся активно набирать сторонников.

То, что принц Селим сильно пьет и что падишах Акбар предпочитает ему старшего внука принца Хосрова, знали все задолго до смерти Акбара. Но перед самой смертью падишах ясно выразил свою волю, приказав именно Селиму, ставшему теперь Джехангиром, опоясаться мечом Хумаюна и назвать себя следующим падишахом. Но нашлись те, кто все равно предпочитал принца Хосрова. Таковых было много и при дворе, они готовы были поддержать переворот в пользу Хосрова.

Но Джехангир показал, что умеет защищать свои права. Лахор не открыл ворота перед принцем, а со стороны Агры, забыв на время все любовные и иные заботы, выдвинулось войско падишаха. Через полтора месяца Хосров с его наспех собранным войском был разбит, его ближайшие сподвижники изобретательно замучены (двоих зашили в шкуры осла и быка, только что снятые с убитых животных, и весь день возили на жаре по улицам, пока мятежники не задохнулись), остальные сторонники посажены на колья вдоль дороги, а сам принц закован в цепи.

Падишах расправился со старшим сыном словно мимоходом, его армия двинулась после Лахора дальше на Кабул, которому снова угрожали персы.

Два царевича сопровождали отца – Хосров в цепях и Хуррам на коне.

Вести обо всем приходили в зенан одна другой чудней и страшней. Сати плакала, уткнувшись в колени Арджуманд, а та лишь гладила ее по черным волосам, уговаривая:

– Падишах простит неразумного сына, обязательно простит. Принца Хосрова просто сбили с толку дурные люди.

Так прошло лето…

В конце сезона дождей армия вернулась из похода, но никаких разговоров о свадьбе не велось. Арджуманд старалась не думать об этом и даже о самом принце Хурраме, но второе не получалось. Пусть не свадьба, но хоть одним глазком посмотреть на него. Об этом же мечтала про своего Хосрова и Сати. Подружки были несчастны.

Но падишах и принц Хуррам не забыли об Арджуманд. Принц считал себя ответственным за девушку и напомнил о ней королеве Рукие, а та Джехангиру. Падишах приказал посмотреть гороскоп принца, чтобы определить, какой из ближайших дней после окончания сезона дождей будет благоприятным для свадьбы. О том, что это будет мата, сказать так и не удосужился.

Но чуть раньше произошло еще одно событие, о котором не знали принц Хуррам и несчастная Арджуманд.

В покои Мехрун-Ниссы скользнула служанка, приблизилась к хозяйке, почтительно склонившись. Красавица повела взглядом в ее сторону, чуть кивнула и снова поднесла ко рту трубку кальяна, любуясь водяными струями фонтана.

Вместо служанки в покои вошел невысокий щуплый человек в длинном не по росту халате. Удивительно, как ему удавалось не наступать на полы и не падать из-за этого.

Маленькие ручки прижимали к животу большую книгу, из-за ее объема и руки, и сам человечек казались еще меньше. Усиливал впечатление огромный белоснежный тюрбан, старательно намотанный вокруг головы.

На мгновение Мехрун-Нисса замерла, разглядывая это чудо, но быстро опомнилась, отвечая на его приветствие:

– Благодарю за то, что нашли время посетить меня, Хормазд-ага. Мне нужен ваш совет.

Белый тюрбан лишь чуть склонился вперед, его владелец явно не рассчитывал удержать на голове сооружение из многих метров ткани при более резком движении.

– Я рад помочь вам, Мехрун-Нисса Бегум.

То, что он добавил «Бегум», понравилось Мехрун-Ниссе, значит, понимает, с кем имеет дело, и будет сговорчивей.

– Мне нужен гороскоп, вернее, несколько.

Человечек с важным видом кивнул снова и разложил свою книгу на столике, который по знаку хозяйки покоев подвинула служанка. Мехрун-Нисса с интересом разглядывала его и его книгу.

Она сама писала прекрасные стихи, была начитанна и прекрасно образованна, но не могла представить, что вот эти закорючки и чертежи, перекрестья линий и множество непонятных значков могут предсказать судьбу человека. Хормазд-ага так не считал. Он вытащил из тюрбана калам, а из мешочка за поясом достал чернильницу, ловко устроился на полу перед столиком, достал из-за пазухи лист бумаги и приготовился писать.

– Что я должна вам сообщить?

– Дату рождения человека, причем чем точней до минуты вы скажете, тем более точным будет мое предсказание.

– А имя?

– Нет, это не столь важно. Хотя тоже неплохо.

Мехрун-Нисса вздохнула:

– Хорошо. 987-й год хиджры…

Она назвала собственную дату рождения (1577 г.), с волнением ожидая, что именно ответит астролог.

Мехрун-Нисса рискнула пригласить персидского астролога в свои покои в доме за пределами зенана, прекрасно зная, что его советами пользовался и отец Гияз-Бек, сохранивший связи с родиной, и император Акбар, и нынешний падишах Джехангир.

Хормазд-ага быстро что-то записал на листе бумаги и углубился в вычисления. Время от времени он хмыкал и дважды даже изумленно вскидывал глаза на Мехрун-Ниссу, которая старательно делала вид, что человечек в огромном белом тюрбане ее не интересует. Однако стоило Хормазд-аге вновь уткнуться в книгу, как все внимание женщины оказывалось приковано к астрологу.

Наконец, тот вздохнул, кивнул, словно соглашаясь сам с собой, и поднял глаза на Мехрун-Ниссу:

– Это ваш гороскоп, госпожа, и он блестящий.

Щеки Мехрун-Ниссы полыхнули пламенем. Она постаралась сдержать радость, но это плохо удалось, восторг прорвался в голосе:

– Чем же?

– Вы будете править империей, и довольно долго.

– Я? – Мехрун-Нисса просто не смогла сдержаться и выдала свои мысли. Но астролог не обратил на ненужный вопрос внимания и продолжил: – Да, пятнадцать лет. Все задуманное вами сбудется.

Ей бы услышать вторую фразу, но Мехрун-Нисса заметила только первую.

– Пятнадцать лет? Всего? Разве это долго?!

– Жизнь беспокойна, это немало.

– Но сейчас только 1016-й год хиджры…

Астролог без объяснений понял, о чем она. Принц Селим стал шахом Джехангиром меньше двух лет назад после смерти своего отца Великого Могола Акбара. Неужели его правление будет столь коротким?

Хормазд-ага осторожно покачал головой:

– Не сейчас. Позже. Вы станете правительницей империи позже, через четыре года.

– Почему?! – Ей тридцать, Мерхун-Нисса и без того столько лет ждала своего часа. Еще четыре года – невозможный срок. – Кто помешает?

– Не помешает, но ваша племянница и принц Хуррам…

Лицо Мехрун-Ниссы перекосило от гнева, она сделала знак астрологу, чтобы замолчал. Эта девчонка!

Хормазд-ага с тревогой наблюдал, как мечется по своим покоям, щелкая костяшками пальцев, красавица Мехрун-Нисса. Он понимал, что ее бесит, знал, что ее звезда взойдет высоко, что именно она будет главной женщиной империи, но знал и другое – судьбу нельзя подхлестывать, то, чему суждено случиться через четыре года, либо так и случится, либо не произойдет вообще. Только как объяснить это разъяренной женщине? Как сказать, что стоит еще немного подождать, если она уже ждала столько лет?

Астролог предпочел молчать, и правильно сделал.

Перестав с возмущением метаться по покоям, Мехрун-Нисса остановилась и, нависая над астрологом, положила на книгу мешочек явно с золотыми монетами. Дочь перса прекрасно понимала, что Хормазд-ага не виноват в том, что звезды в ее гороскопе расположились именно так. Но у Мехрун-Ниссы был еще вопрос:

– Посмотри гороскопы принца Хуррама и Арджуманд. Есть ли благоприятные дни для их свадьбы в этом году?

Хормазд-ага с облегчением кивнул. Он уже смотрел гороскоп принца и его возлюбленной по просьбе странной девушки, которая волновалась даже сильней, чем сейчас Мехрун-Нисса. Астролог даже заподозрил, что это сама Арджуманд, но потом понял, что это подружка. Гороскопы принцев и самого падишаха озвучивать категорически запрещено, но Хормазд-ага только посмотрел на счастливые совпадения у влюбленной пары и нашел таковых великое множество. Подружка могла не переживать – принц Хуррам и Арджуманд будут вместе до самой смерти. О том, что это не так уж много лет, он говорить не стал.

Вот и теперь вычисления заняли немного времени, уже через минуту астролог, улыбаясь, возвестил:

– Госпожа, таких счастливых дней много! Они созданы друг для друга, и звезды благоволят этому браку.

Но ответ почему-то вовсе не понравился Мехрун-Ниссе. Она снова остановилась перед Хормазд-агой и вдруг поинтересовалась:

– Кому еще вы говорили об этом?

– Никому…

Если бы ее большие черные глаза, обладающие просто магической властью, не смотрели так пристально, Хормазд-ага соврал бы более уверенно.

Мехрун-Нисса усмехнулась. На книгу лег мешочек поувесистей.

– Если спросят, скажете, что в ближайшие месяцы хороших дней не предвидится.

– Я… госпожа, я не могу…

Мехрун-Нисса приблизила свое лицо, кстати, не закрытое яшмаком, к лицу астролога и твердо произнесла:

– А если вы скажете иное, я расскажу о том, что вы выдали гороскоп принца Хуррама.

Это была серьезная угроза. За такое можно лишиться головы, но даже больше ужаса перед возможным наказанием со стороны падишаха Хормазд-агу испугал тон красавицы, он понял, что до падишаха дело может и не дойти – эта расправится сама.

И все же он попытался сопротивляться:

– Но, госпожа… что плохого в том, что ваша племянница станет принцессой?

– Не ваше дело! – отрезала Мехрун-Нисса. – О благоприятной дате возвестите только тогда, когда разрешу я!

Она почти швырнула ему еще один кошель.

Хормазд-ага уходил, сгибаясь под тяжестью книги, золота и своего предательства, опустив голову и уже не задумываясь, удержится ли белоснежный тюрбан на его голове. Выбора не было – эта женщина его ему не оставила. Непонятно только, чем ей может помешать свадьба принца Хуррама и внучки главного визиря, ее же собственной племянницы?

Он вздохнул: кто поймет этих женщин?

И все же когда через два дня падишах спросил о благоприятных днях для свадьбы принца Хуррама и Арджуманд Бану, Хормазд-ага сказал, что в ближайшие месяцы таковых не предвидится. Падишах Джехангир вздохнул с некоторым облегчением – или астрологу только показалось?

Мехрун-Нисса сидела, уставившись невидящим взглядом в трепетавшие на ветру легкие занавеси, так и не донеся до губ трубку кальяна.

Поведай она кому-нибудь свои мысли, ее не понял бы не только Хормазд-ага.

Красавица не впервые слушала о своем гороскопе. Дочь перса, пришедшего на службу Великому Моголу, верила предсказаниям астрологов. Однажды она самонадеянно не обратила внимания на слова астролога, предупреждавшего, чтобы не торопилась, иначе путь к власти может оказаться во много раз длинней. Так и вышло, вместо замужества с принцем Селимом получила в мужья знаменитого Шер-Афгана, полководца вместо принца – замена неравнозначная.

Пятнадцать лет пришлось ждать следующей возможности.

Никто не понимал пристрастий и антипатий великого Акбара, но если ему кто-то не нравился, человеку, независимо – мужчина это или женщина, стоило убраться с глаз падишаха. Это лучше многих сознавал Итимаде-уд-Даула (опора государства) Гияз-Бек, посоветовавший своей дочери смириться с волей падишаха и поскорей покинуть Красный Форт Агры. У юной Мехрун-Ниссы хватило ума прислушаться к словам отца. Но своего желания править империей она не забыла.

И вот теперь, когда цель была так близка, ей могла помешать собственная племянница. Эта глупышка, зачем-то отправившаяся на рынок и встретившая там принца Хуррама, на первый взгляд не представляла для молодой красивой тетушки никакой угрозы. Но Мехрун-Нисса хорошо знала, что самая страшная опасность та, которую не ждешь и о которой не подозреваешь.

А еще она верила гороскопам и теперь пыталась понять, чем же может навредить присутствие Арджуманд рядом в зенане.

Пятнадцать лет назад такой же астролог твердо сказал ей:

– Ты вернешься в Агру, чтобы прийти к власти.

Мехрун-Нисса поверила, и все эти годы готовила себя к возвращению. Но тот же астролог предрек, что на ее пути встанет юная родственница, которая и ограничит власть. Конечно, Арджуманд не единственная юная родственница Мехрун-Ниссы, но женщина чувствовала, что, если кто-то и сможет забрать у нее хотя бы часть власти, это будет именно Арджуманд. А сделать это племянница сможет, только став супругой наследника престола.

Допустить, чтобы ей помешали сейчас, когда трон совсем близко, Мехрун-Нисса не могла, это означало бы крах всей жизни, а потому она решила не допустить Арджуманд в Красный Форт в качестве невестки падишаха.

Щедрость за предсказание со стороны падишаха была не меньше, чем от Мехрун-Ниссы.

Хормазд-ага постарался скрыть довольный блеск в глазах. Он сумел отомстить этой властной женщине, попросту сказав не всю правду. То-то же, пусть не тягается с астрологом! В его руках, вернее, голове, власть куда большая, чем кажется Мехрун-Ниссе. Пока падишахи и связанные с ними люди верят предсказателям, одно только слово может изменить их жизнь.

У людских судеб есть узелки, развязав которые можно приблизить или, наоборот, отдалить какое-то важное событие. Самым важным для Мехрун-Ниссы было получение власти.

Хормазд-ага точно знал, что Мехрун-Нисса будет править империей, но он также знал, что произойдет это нескоро и продлится действительно полтора десятка лет, если только она сама не поможет судьбе. А не договорил он Мехрун-Ниссе только одного: она придет к власти тогда, когда согласится на брак принца Хуррама и его любимой Арджуманд Бану!

Увлекшись своей мелкой местью Мехрун-Ниссе, астролог не задумывался, что таким образом сильно вредит Хурраму и Арджуманд, для которых каждый лишний день друг без друга настоящая пытка. Но его мало заботили чьи-то чувства, так ли они важны для составления гороскопов?

Неизвестно, что произошло бы, скажи Хормазд-ага правду или не потребуй Мехрун-Нисса от него лжи немного раньше. Но случилось то, что случилось.

Арджуманд видела принца Хуррама только издали, сквозь решетку. Впивалась глазами в его невысокую фигуру, мысленно молила, чтобы обернулся, посмотрел в ее сторону. Иногда получалось, но чаще нет. Он был занят другими и не чувствовал ее взгляд. Понимая, что перед ними возможный наследник престола (падишах открыто предпочитал младшего сына двум старшим), придворные норовили привлечь внимание принца. При этом следовало быть осторожными, ведь пока первым у трона был все же Хосров и его поддерживали слишком многие при дворе, чтобы с этим не считаться.

Девушка больше не жила в зенане, куда принц имел право приходить в любое время. Не жила там и Мехрун-Нисса, она лишь посещала королеву Салиму, которая не слишком обременяла поручениями свою придворную даму.

Конечно, у Мехрун-Ниссы были свои осведомительницы во дворце, но она все равно чувствовала себя неуверенно.

И вдруг как гром с ясного неба – на падишаха покушение!

После возвращения из похода перед Джехангиром встал вопрос, что делать с Хосровом. Падишах мог возить опального принца в цепях, пока они были не в столице, – но как держать Хосрова, словно пса, во дворце? К тому же тот вел себя смирно. И Джехангир снял со старшего сына оковы, однако запретил куда-либо выезжать.

Закончился период дождейё когда даже боевые слоны вязли в непролазной грязи, а переправиться через полные реки трудно. На жарком солнце быстро подсыхали лужи и грязь, уходила влажная духота и с каждым днем становилась все лучше. В Хиндустане конец муссонов – благодать, воздух свеж, но еще не пересушен, растения вдоволь напились живительной влагой, нет жары…

Самое время поохотиться.

Падишах в качестве семейного примирения решил взять с собой на охоту обоих принцев – Хосрова и Хуррама. Парваз сидел в Бурханпуре, всеми забытый и заброшенный. Впрочем, ему нравилось…

Во время охоты и была предпринята попытка покушения на Джехангира. Конечно, стрелял не сам Хосров, но его сторонники, и принц о подготовке явно знал. Падишаху удалось остаться невредимым, погиб его ахади, державший колчан со стрелами, а ответным выстрелом из лука Джехангир убил нападавшего.

Об этом шепотом гудел зенан и вся Агра.

Двор притих.

Схватили четырех организаторов покушения, принца снова посадили под замок.

Рукия пришла к падишаху, чтобы поговорить. Тот был хмур и беседовать даже с разумной мачехой не желал. Но от Рукии просто так ему было не отвязаться, она приказала слугам выйти и подошла к пасынку как можно ближе.

– Послушай меня. Я дочь Хиндала, племянница Хумаюна, ты об этом должен помнить. Мы с твоим отцом были двоюродными братом и сестрой. Мне ли не знать, как предавали друг друга сыновья Бабура? Сколько раз мой отец выступал против своего брата Хумаюна, сбитый с толку другими братьями? Сколько раз Хумаюн верил слезам и покаянию мятежников и прощал их?

Обо всем этом Джехангир помнил. Сыновья Бабура и впрямь не мирились между собой, вернее, пытались отобрать трон у названного наследником Хумаюна. Это привело к ослаблению Моголов и даже захвату престола Шер-Шахом – представителем другой ветви Чингизидов. Хумаюн бежал к Тахмаспу в Персию и отдал бриллиант «Кохинор» ради его помощи.

Трон Хиндустана удалось отбить, и, придя к власти после трагической смерти Хумаюна (тот упал с лестницы обсерватории и ударился головой), Акбар немного погодя вынужден был уничтожить всех возможных претендентов на трон.

Это беда всех правящих династий: как бы ни был строг закон, сколько бы раз умирающий правитель ни называл своего преемника, непременно найдется тот, кто покусится на власть, а значит, в стране снова разгорится свара.

Но Акбар был тринадцатилетним юнцом, и у него тогда не было детей. У Джехангира, наоборот, не было братьев, все они умерли. Зато были сыновья. Среднего Парвиза никто в расчет не брал с самого рождения, он существовал где-то там, словно сам по себе, к трону не рвался не только, чтобы на нем посидеть, но и постоять рядом. А вот Хосров даже не желал ждать своей очереди! У двадцатилетнего юноши было все впереди, но он оказался нетерпелив. Его дед Великий Могол Акбар когда-то заронил в душу старшего внука семена жажды власти, которые, несмотря на постоянные проигрыши отцу, давали все новые и новые всходы.

Хосров был разбит отцом в год смерти Акбара, посажен под замок в Красном Форте, но стоило отцу дать слабину – сбежал якобы в Сикандр, попытался захватить Лахор. Снова был разбит и закован в цепи. Получил прощение и тут же согласился на покушение во время охоты.

Об этом же думала и Рукия.

– Принц Хосров не успокоится, пока не останется кто-то из вас двоих. Но при дворе слишком много его сторонников, чтобы ты мог просто казнить его.

Джехангир мрачно смотрел в окно на зеленеющие просторы на другом берегу Джамны. Иногда казалось, что дед и отец разбили там сады, чтобы иметь возможность вот так размышлять, глядя на умиротворяющую картину.

– Принц умен и не стал нападать сам. Его сторонники все берут на себя, выгораживая Хосрова. Его даже прямо обвинить в покушении нельзя. Я понимаю, что сторонников много, – но что с ними делать? И что делать с принцем?

Рукия достала большой свиток, протянула падишаху:

– Здесь список причастных к покушению.

– Откуда эти имена у тебя?

– Джехангир, я дорожу тобой. Не будь этого покушения, список все равно был бы у тебя, просто все случилось раньше, чем я смогла поговорить с тобой.

Падишах развернул свиток и ахнул:

– Здесь сотни имен?

– Да, почти четыре сотни.

– Большая часть двора…

Рукия достала лист поменьше, снова протянула Джехангиру:

– Это главные зачинщики, кроме тех четверых, которых ты уже казнил. С ними ты должен поговорить сам, причем так, чтобы возненавидели Хосрова сильней проказы. Еще с сотней я поговорю сама, остальные обделаются со страха и заползут в углы надолго. Но главное – Хосров. Пока жив принц, покушения будут продолжаться.

– И что мне делать, казнить принца? Он мой сын, причем сын достойный.

– Прикажи ослепить его. Останется жив, но падишахом уже больше никогда не будет.

Джехангир содрогнулся всем телом, но не возразил. Нет, сам он никогда не обдумывал такую возможность, выход казался один – убить старшего сына. Но Рукия права, Хосров опасен даже в цепях, а убивать его нельзя. Ослепление – выход.

– Когда ты поговоришь с зачинщиками?

– Скоро. Ты позови к себе этих. – Она кивнула на лежавший на столе лист. – Но сначала Хосров. Не тяни, Джехангир, каждый день может оказаться последним. Но о списке никому не говори, вообще не говори о существовании заговора, будто сторонников принца всего четверо уже казненных. Пусть каждый из остальных считает, что ему повезло избежать кары.

– Ты права, ты как всегда права…

Зенан содрогнулся, дворец содрогнулся, Агра содрогнулась, вздрогнул и весь Хиндустан – падишах казнил четверых организаторов покушения, а самого принца приказал ослепить. Таким образом он лишал сторонников бунта их главного довода – претендента на престол, а Хосрова возможности когда-либо на него претендовать.

Хосрова ослепили опытные лекари, мастера своего дела. Его напоили снадобьями, чтобы не чувствовал боль, и заставили смотреть на яркое пламя, чтобы не понял, когда мир станет черным, но все равно, когда тонкая игла проткнула правый глаз, раздался крик принца. Это не крик боли – вопль отчаяния Хосрова, понимающего, что жизнь для него окончена, жить слепым и беспомощным для сильного умного человека невыносимо.

Левый глаз лекарь проткнул так, чтобы зрение частично осталось, в этом состояла хитрость Рукии, именно она приказала лекарю поступить так. Принц должен умереть для трона, но жить в обычной жизни. Королева даже падишаху не сказала о своем решении, пусть думает, что принца вылечило чудо.

Но больше никаких репрессий не последовало, падишах даже расследование проводить не стал, словно демонстрируя, что не боится никаких заговорщиков. Джехангир последовал совету мудрой Рукии и поговорил с каждым из ее списка наедине. Никто, даже слуги не знали, о чем шла речь, но некоторые придворные выходили из покоев падишаха на трясущихся ногах, некоторых и вовсе приходилось тащить. И каждый день шли казни, казнили настоящих преступников – убийц, но казнили в закрытом дворе на глазах только падишаха и пары очередных приближенных. Джехангир всегда бывал очень изобретательным в совершении казней, но теперь превзошел сам себя. Преступников затаптывали слонами, оставляли зашитыми в мокрые шкуры на солнце, стягивали их шеи тонкими мокрыми ремнями, чтобы, высыхая, те вызывали медленную смерть от удушья, давали укусить их змеям, чтобы агония была как можно дольше и мучительней… Видевшие все это сторонники Хосрова должны были без объяснений понять, что ждет их в случае еще одного бунта, тем более падишах словно невзначай интересовался, какую казнь они считают самой тяжелой и долгой, а какую самой легкой.

Рукия тоже побеседовала с определенным числом придворных или их жен. Рассказывала о казнях, говорила о доброте и решительности Джехангира, мол, первый и даже второй раз он простил сторонников Хосрова, наказав только организаторов бунта, исполнителей и самого принца. Но в следующий раз не пожалеет никого. И словно случайно роняла со столика длиннющий список подозреваемых, давая понять, что падишаху все известно и лишь его доброта оставляет жизнь тем, кто в этом списке.

Хитрый ход, подсказанный Джехангиру женщиной, позволил избежать репрессий и превратить сторонников Хосрова в своих приверженцев. Почти пятнадцать лет после этого до самого бунта принца Хуррама падишах жил спокойно.

До любви ли всем было?

Нельзя сказать, что падишах и его принцы не вспоминали о своих возлюбленных, но только вспоминали. Джехангир прекрасно понимал, что, если он сейчас возьмет в гарем Мехрун-Ниссу в любом качестве или даже просто станет вести с ней долгие беседы, сначала по зенану, а потом и по всему Хиндустану поползут ненужные слухи. Потому по просьбе все той же умной Рукии другая умная вдова Акбара Салима осторожно попросила свою придворную даму Мехрун-Ниссу пожить в доме своего отца Гияз-Бека.

Рукия устроила Хурраму и Арджуманд встречу в своих покоях, не наедине, конечно, но влюбленные хотя бы смогли посмотреть друг на друга, а принц после этой недолгой встречи даже передал Арджуманд книгу Низами со своими пометками – он отметил любимые и особенно значимые строчки в поэмах великого перса.

А принц Хосров…

Хосров лежал в своей комнате с повязкой на глазах, не желая ее снимать, хотя лекарь сказал, что уже можно. Он не встал, даже когда слуга объявил о приходе королевы Рукии.

Рукия знаком отослала всех прочь. Она не сомневалась, что подслушивать не будут, королева время от времени приказывала отрезать уши излишне любопытным, что на некоторое время избавляло ее от наушничающих. Последние уши отрезали недавно, пока новых желающих испытать на себе гнев вдовы Великого Могола Акбара не было.

– Хосров, ты получил то, что заслужил.

Принц молчал. Даже бабушка теперь была над ним не властна, его жизнь кончена.

– Сними повязку, ты не совсем слеп.

Он все же сел на своем чарпаи.

– О чем вы говорите?

– Я приказала ослепить полностью только один твой глаз, второй видит достаточно, чтобы ты ходил, не спотыкаясь, а вскоре смог и читать. Это достаточно, чтобы отбить у тебя охоту бунтовать, но недостаточно, чтобы сделать калекой полностью.

Хосров открыл рот, чтобы возмутиться, ведь для него стать вот таким уже означало смерть, вернее, было хуже смерти. Рукия внимательно смотрела на внука. Тот на мгновение замер, а потом решительно рванул повязку с глаз.

Опухшие веки разлепились с трудом. Перед правым глазом была чернота, а левый различал светлые пятна.

– Это вы называете спасением?! Я вижу левым глазом только свет, но не больше!

– Не спеши, глаз должен зажить. Уже то, что ты видишь свет, значит, что сможешь видеть и остальное. Не торопись и никому не говори о своем состоянии, только Абдулле, который лечит твои глаза.

Хосров почти завыл от отчаяния.

– Лучше бы он казнил меня!

– Ты не пожелал смириться, когда у тебя еще была возможность, смирись хотя бы теперь. Все твои сторонники тебя предали, Хосров. Прими свое место и живи пока так. Покорись, потому что из-за твоих амбиций уже погибло много людей. Их смерти на твоей совести. Это были не враги Хиндустана, но они тешили твое самолюбие, за что и поплатились. В жизни есть много интересного и важного помимо власти, сумей найти это для себя. Ты любишь кого-нибудь?

– Что? – чуть нахмурился принц. Меньше всего он сейчас думал о любви.

– Я спросила, любишь ли ты кого-нибудь, и любит ли кто-то тебя?

– Кому я нужен?

– Принцессам, возможно, нет, они все мечтают стать королевами, но ведь есть и те, для кого титул и положение не главное.

Хосров вспомнил девушку с мина-базара. Ей-то точно не главное. Но теперь он слепец – что может дать ей даже не полностью слепой царевич?

Рукия ответила коротко:

– Свою любовь. Что за девушка?

– Я купил у нее книги…

– Что ты купил?!

– Она единственная продавала на мина-базаре книги. И Хуррам тоже купил одну.

Рукия расхохоталась, вызвав обиженное недоумение у Хосрова.

– Прости, Хосров, я не хотела тебя обидеть. Дело не в тебе и не в книгах. Просто ты выбрал подружку возлюбленной своего брата.

– Что?

– Неважно, – махнула рукой королева. – Я приведу к тебе эту девушку. Она тебя достойна. Только потерпи немного, не стоит показываться красавице с повязкой на глазах, чтобы не вызвать ее жалость.

– Я и без напоминаний не забываю, что теперь калека.

– Хосров, калека не тот, кто слеп или безног, а тот, кто глуп или потерял веру.

Арджуманд слишком страдала из-за невозможности встречаться с Хуррамом или хотя бы видеть его, чтобы заметить изменение в поведении Сати. А та вдруг повеселела. Она расспрашивала старую лекарку Фирузу о болезнях глаз и о том, может ли видеть человек, у которого глаза пострадали. Фируза сердито заявила, что такого не знает, а кому думать о принце Хосрове – найдется и без Сати.

А еще Сати вдруг заговорила о хадже в Мекку. Арджуманд даже ахнула:

– Ты с ума сошла?! Ты же индуска, хадж совершают только мусульманки.

– Я подумаю…

Арджуманд не до странностей в поведении подруги, по зенану пополз слух, от которого у нее самой голова пошла кругом, а солнце стало черным.