Глава 17
– Мисс Макгрегори…
Вот уж кого я меньше всего хотела бы видеть, так это Махавира Ваданта. Но приходится, все же мы члены одной съемочной группы.
– Здравствуйте, мисс Макгрегори. Прекрасно выглядите. Впрочем, как всегда…
Я совсем не настроена слушать комплименты этого слизняка, потому не слишком вежливо интересуюсь:
– Вы что-то хотели?
– Всего лишь напомнить, что сегодня последний день вашей работы у нас… Всего лишь…
Вот черт! Я и забыла.
– Да, конечно. Я должна сдать пропуск и еще что-то?
– Нет-нет, кто же посмеет отобрать у такой приятной леди пропуск на студию? Нет, оставьте его себе, возможно, вы пожелаете бывать у нас в гостях…
Слова льются, обволакивают, прилипают. Я снова, как и при первой встрече, испытываю жгучее желание стряхнуть или смыть их с кожи.
– Но я просил бы подписать кое-какие бумаги… Знаете, должность обязывает… Я обязан перечислить вам определенную сумму за работу, нужна ваша подпись, чтобы потом не было претензий… Нет-нет, я не боюсь, что возникнут какие-то недоразумения, но все же… – Каждое предложение он заканчивает быстрым полувопросительным взглядом из-под кустистых бровей.
Меня коробит и от его приниженного тона, и такого же взгляда, я готова скорей подписать что угодно, даже смертный приговор самой себе, только бы избавиться от этого слизняка!
– Давайте, я подпишу.
– Позвольте вас попросить зайти к моему секретарю, у Камалы все готово, осталась только ваша подпись… Пожалуйста.
– Хорошо, я сейчас зайду.
А он снова опускает глаза вниз и, уже не глядя на меня заискивающе, вдруг произносит достаточно жестким тоном:
– Позвольте дать вам нескромный совет… Не сочтите это наглостью, но не вмешивайтесь не в свои дела. А еще лучше возвращайтесь в Англию. Простите, если это покажется невежливым…
Я коротко бросаю:
– Спасибо за совет, – и спешу прочь.
Будет он мне еще советы давать! Кажется, я понимаю, о чем говорит этот урод – о нашей с Сингхом дружбе. О ней, похоже, болтает вся студия. Но если пропуск не отберут, я буду навещать Раджива, даже когда все закончится. Приходить и демонстративно ворковать с ним во время перерывов.
Я прекрасно понимаю, что ничего этого делать не буду, потому что у меня собственные дела, закончив которые я немедленно вернусь в Лондон. Две недели пролетели незаметно, а результатов никаких – ни убийцу Сатри, ни алмаз я не нашла, зря на меня возлагали такие надежды Элизабет Форсайт и Эдвард Ричардсон.
Камала, секретарь Ваданта, действительно подготовила документ о расторжении договора. В нем ничего опасного нет, во всяком случае, на первый взгляд. Я соглашаюсь с тем, что больше не исполняю обязанности помощника продюсера, и получаю оплату на свой счет, открытый в «Банк оф Махараштра». Не самый крупный банк, конечно, но патриотично.
С милой улыбкой Камала вручает мне карточку, с помощью которой я могу снять деньги, и предупреждает, что счет в рупиях. Знаком показывает, чтобы посмотрела на сумму, обозначенную на предпоследней странице договора. «Пайнвуд» в лице Престона и Ваданта слишком щедр даже по английским меркам. За мой «напряженный» труд на ниве Болливуда мне заплатили половину стоимости бутылки коллекционного «Макаллана». Это полмиллиона рупий! Роскошные отступные, чтобы больше не путалась под ногами. Престону не жалко – платит студия. Ясно, я его больше не интересую, яда в «Макаллан» ему не нужно, а свои обязательства перед Элизабет Форсайт он выполнил.
Это означает, что я должна сдать свой номер, если, конечно, не пожелаю оплачивать его и дальше из собственного кармана. Номер «люкс» с видом на залив в «Оберое» для меня откровенное излишество, я в Индии непонятно в каком статусе, вернее, уже завтра буду совершенно свободна, как мечтала в первый день пребывания в Агре.
Но меня все еще волнует невозможность найти хоть какую-то зацепку в гибели Сатри. Может, попросить Шандара, чтобы еще раз сводил к Чопре?
Я прошу у Камалы порекомендовать мне какой-нибудь приличный отель без излишеств, но чтобы и трущоб вокруг тоже не было. В результате оказываюсь перед симпатичным светло-желтым зданием с небольшими балкончиками (ни единого ржавого потека!) отеля «Гранд-резиденси» на углу 29-й и 24-й улиц в районе Бандра Запад в окружении зелени. Мне нравится…
Внутри почти японский минимализм, позволяющий отдохнуть от кричащих ярких цветов улиц, вежливый персонал и отличные двухкомнатные номера со спальней и кухней-гостиной. Для меня наличие кухоньки очень важно – соскучилась по еде из пакетов. Кухня, кстати, больше моей собственной и оборудована не хуже.
Немного дороговато – по 80 фунтов за ночь, но щедрый подарок «Пайнвуда» позволит мне здесь жить.
В отеле обнаруживается неплохой тренажерный зал, где я зависаю надолго. В зале пусто, только в углу старательно пыхтит полный индиец, пытаясь делать подъемы корпуса из положения лежа, но ему нет дела до моей закрытой футболки, мокрой от пота. Красота! Из-за отсутствия нормальных тренировок в последние дни я чувствовала себя отвратительно. Теперь все в порядке.
Конечно, было бы совсем неплохо пожить в свое удовольствие в этом отеле, но я и без того слишком долго этим занимаюсь – живу в свое удовольствие. То, что меня никто не беспокоит, не означает, что мне нечего делать. Едва ли я узнаю в Мумбаи еще что-то новое, кажется, стоит слетать в Агру. Я теперь человек от служебных обязанностей помощника продюсера свободный, могу себе позволить этакое разнообразие.
Во второй половине дня звонит Раджив и сообщает, что ему придется задержаться на несколько дней, чтобы объяснить свою концепцию руководству и показать некоторые снятые кадры. Это укрепляет меня в решении слетать в Агру. На вопрос, не передавал ли мне чего-то Престон, Сингх удивленно переспрашивает:
– Престон?
Это означает, что Престон забыл обо мне. Ну, и ладно.
Внезапно мне приходит в голову взять с собой Джаю. И девчонке будет интересно, и мне помощь в общении с теми, кто не знает английского. Джая предложению рада и сообщает, что есть поезд, который отправляется через три часа.
– Там хорошие вагоны, даже имеются очень хорошие.
Я, конечно, помню реакцию Престона на предложение Ваданта отправиться в Агру на поезде, но решаюсь:
– Поехали поездом.
После путешествия с Радживом мне ничего не страшно. Кому я должна сообщить о своем отсутствии? Получается – никому. Ну, и ладно, так даже лучше.
Мы берем билеты в самые хорошие вагоны. Уже на платформе в ожидании поезда я понимаю, почему Престон так возмущался. Поезд опаздывает на двадцать минут. Джая объясняет, что это вообще не опоздание. Я не понимаю, ведь это конечная, вернее, начальная станция?
– Ну и что? Ты куда-то торопишься?
– Конечно, Джая. Мы постоим там, постоим тут, задержимся несколько раз, и от целого дня ничего не останется.
Следует философское возражение:
– Завтра будет другой день.
Я даже не знаю, чего здесь больше – индуистской уверенности в бесконечности жизни или юношеской – в том, что все впереди. Наверное, поровну. В двенадцать лет и впрямь жизнь кажется бесконечной даже без всякой иной философии. В тридцать уже не кажется, потому что ты вдруг понимаешь, что больше трети уже прожито.
Если местные аэропорты Индии потрясают приезжих своей безалаберностью, то поезда просто шокируют. Кивая на пассажиров, расположившихся прямо на полу, Джая предупреждает, что при посадке стоит поторопиться, чтобы занять места. Я не понимаю:
– У нас же есть билеты.
– Конечно, но если ты будешь пялиться на других, то на твоем месте будет сидеть маленький ребенок, а потом придет его мама, и у тебя не хватит совести их выгнать.
В этом Джая права – не хватит. Но я возражаю:
– Но у мамы с ребенком есть свои билеты.
– Есть! Но в другой вагон и без места. Она скажет, что перепутала вагон.
Видя, как буквально вытягивается мое лицо, Джая смеется:
– Джейн, мы приехали на вокзал рано, наш поезд не опаздывает, не все в Индии так плохо. Я просто хотела, чтобы ты посмотрела, как садятся в поезда те, кто не может заплатить много денег. Мы поедем в одном из самых быстрых поездов – «Раджхани-экспресс». Есть еще быстрей и чище «Шабхани-экспресс», но он не ходит до Бомбея. Просто посмотришь Индию из окна поезда. Это не совсем то, что из окна машины.
О разнице в статусе и обслуживании поездов я знаю. Все же дни пребывания в Индии не прошли даром, насмотрелась разных видео, и на тему железнодорожных путешествий тоже. Видео, когда на поручнях гроздьями висят не поместившиеся в вагон пассажиры, а специальный служащий на локомотиве длинным шестом отгоняет зазевавшихся с путей, или когда крыши вагонов не видны из-за сидящих на них толп, впечатлит кого угодно. Индия, Бангладеш, Пакистан, Афганистан – здесь понятия безопасности на путях не существует. Как при этом поезда не давят десятки человек, остается загадкой.
Вагоны «слипинг-класса», например, вообще ни на что не похожи. В третьем, иногда втором классе пассажирских поездов люди едут даже в туалете, и никого тоже это не удивляет, Все облезлое, грязь, вонь, разруха, невыносимые условия… Впрочем, на железной дороге как везде.
Однако те, у кого есть возможность заплатить больше, создают себе условия. И о двух экспрессах – «Шабхани» и «Раджхани» – я тоже читала. Первый ходит только на не слишком большие расстояния, там сидячие места – кресла вроде самолетных, приличное обслуживание. Второй соединяет столицу страны со столицами штатов, делая по пути минимум остановок. Это далеко, Индия большая страна, потому места только спальные. Это вполне приличные, а по местным меркам шикарные двух– или четырехместные купе с таким же обслуживанием, в которое входит почти принудительное питание – нужно лишь уведомить проводника, вегетарианец ли ты.
Поезд идет от Мумбаи до Нью-Дели больше десяти часов, может, поэтому Престон предпочитает самолет?
В купе Джая что-то внимательно разглядывает за рамой зеркала, потом заглядывает по углам и авторитетно заявляет:
– Здесь тараканов нет!
– Чего нет?! – невольно ахаю я. Только этой дряни мне не хватало.
– Чего ты испугалась? Во-первых, я сказала, что их нет. Но даже если бы были…
– Джая, еще слово, и я выйду из поезда. Не хватало еще, чтобы в сумку залез какой-нибудь…
Девочка кивает:
– Для этого у меня целых три разных дезодоранта.
– Ты собираешься травить тараканов дезодорантами? Мне кажется, мы сами умрем в таком случае раньше.
Джая расставляет на столике нашего двухместного купе три дезодоранта и объясняет мне, как терпеливая учительница ученику-оболтусу:
– Тараканы очень не любят чужие запахи, не идут на них. Но за три-четыре часа к любому запаху привыкают. Вот сейчас, даже если они засели по щелям, ты для них чужая, твоя сумка тоже. Через три часа осмелеют и выйдут на разведку. Но если через три часа все обрызгать дезодорантом, запах снова окажется чужим, и они присмиреют.
Она продолжила бы развивать свою антитараканью теорию и дальше, но я взмолилась:
– Джая, перестань!
– Как хочешь, – пожимает она плечами и принимается устраиваться на верхней полке.
То ли тараканов действительно не было, то ли их распугали дезодоранты Джаи (она трижды распрыскивала их по всем вещам в купе, в том числе и на содержимое моей сумки), но усатые наглецы нас не беспокоили.
Я понимаю, почему Престон не переносит индийские поезда, даже такие, как «Раджхани-экспресс» – у него же нет попутчицы с тремя дезодорантами.
Кстати, все три спасительных средства лучших европейских брендов. Отменный, ненавязчивый запах. Я изумляюсь:
– Джая, ты пользуешься такими дорогими дезодорантами?
Она снова пожимает плечами:
– Ты предпочла бы запах карболки или хлора?
Ого! Кажется, моя девочка не так проста.
– Джая, расскажи о своей семье.
– Зачем тебе?
– Ну с кем ты живешь? Где, в каком колледже учишься?.. Я же ничего о тебе не знаю. – Чтобы немного польстить ей, я добавляю: – Ты так гордо произнесла свою фамилию. Знаешь, моего доктора в Лондоне зовут Викрам Ратхор.
Джая бросает на меня пронзительный непонятный взгляд и начинает рассказывать, но не о себе, а о раджпутских фамилиях.
– Ратхоры одна из кул Солнечной Линии.
– Из чего?
– Кула – это большой род, фамилия. Существуют Сурьявамша – Солнечная, Чандравамша – Лунная, Ангикула – Огненная и Нагавамша – Змеиная Линии раджпутских кул. – Произнося название последней, девочка даже морщится, из чего следует, что кула презренная. – Существуют тридцать шесть старинных царских кул, в основном Солнечной и Лунной Линий. Ратхор одна из них, причем одна из самых древних. Ратхоры произошли от самого Рамы.
Вот откуда такая гордость из-за своего происхождения. Но Джая серьезна, серьезна и я. Шотландцы тоже гордятся своими предками, и мы знаем родословную на много колен вглубь и можем рассказать немало славных историй о предках. Я уважаю это стремление Джаи знать о тех, кто носил такую же фамилию до тебя.
А Джая продолжает свою соловьиную песнь:
– Есть, конечно, еще Гухилоты, эти любители мышей или черепахи Каччва, много еще всяких, но большинство запятнали себя предательствами.
Я поняла, что рискую выслушать длиннейшую лекцию об истории разных предательств людей, о которых не только не имею понятия, но и имена которых не смогу запомнить.
– А Сингхи, они тоже древние?
– Сингхи да, но не такие, как Ратхоры. Ратхоры настоящие раджпуты, они кшатрии и презирают блеск золота.
– А Сингхи кшатрии?
Я уже вспомнила, что кшатрии – это воины.
– Да, тоже.
– А Чопра?
Джая презрительно морщится:
– Чопра – торговцы.
Мне хочется сказать, что без торговцев мир едва ли бы выжил. Кшатриям тоже нужно что-то есть и во что-то одеваться, не самим же выращивать рис или ткать ткани. Но Джаю занимает другое:
– Знаешь, Моголы зря воображали, Джехангир и Шах-Джехан вовсе не были чистокровными Моголами.
Приходится вспоминать, кто такой Джехангир. Кажется, сын Великого Акбара и отец «нашего» Шах-Джехана, о котором Раджив снимает фильм.
Джая подтверждает:
– Джехангир сын Акбара и Джодхи, которая была раджпуткой. – Мимика и жестикуляция Джаи столь выразительны, что я поняла бы ее даже на хинди. – Значит, Джехангир наполовину раджпут. У него было несколько жен – раджпутских принцесс, и мать Шах-Джехана тоже. Да, – настойчиво повторяет Джая, хотя я совсем не возражаю, чтобы мать Шах-Джехана оказалась даже китаянкой или саамкой, – Билкис-Макани раджпутская принцесса. Да, она внучка великого раджпутского полководца Ман Сингха. Шах-Джехан на три четверти раджпут. А вот ваша любимая Мумтаз персиянка и испортила всю кровь, после нее сплошное безобразие!
Что-то здесь не так, похоже, у Джаи неоднозначное отношение к прекрасной Мумтаз, в память которой построен Тадж-Махал. Но меня это волнует мало. Честно говоря, куда больше наличие или отсутствие тараканов в купе. Чужая история…
Но это не так. Прислушавшись к себе, я вдруг понимаю, что мое «чужое» сердце задевает нелестный отзыв Джаи о Мумтаз. С чего бы, неужели потому, что я видела отснятый Радживом материал фильма о Мумтаз? Какое дело лондонскому булыжнику в моей груди до далекой индийской Мумтаз, жившей четыре сотни лет назад?
– Но Мумтаз, кажется, искренне любила своего мужа и детей тоже…
– А кого ей еще любить? К тому же это Джехан! – фыркнув, отвечает Джая.
Мне с трудом удается сдержать улыбку, кажется, я поняла причину горячности девочки – Джая ассоциирует Джехана с Радживом, а Алисию с Мумтаз и не может простить красавцу Сингху его экранной любви к заокеанской актрисе Хилл. Исторические, киношные и современные реалии тесно переплелись в этом праведном гневе Джаи Ратхор. Пожалуй, спор ни к чему хорошему не приведет, и я пытаюсь перевести разговор на то, что еще видно за окном.
О себе девочка так и не рассказала.
Шандар не нашел нужным объяснить, кто она. На студии же, когда я пристала к ней слишком цепко, заставив объяснить, почему она так хорошо знакома с продукцией Болливуда, Джая объяснила, что часто бывает рассказчицей, потому ее и любят в трущобах.
– Кем? – переспросила я.
– Рассказчик – это тот, кто ходит в кино, запоминает все, что увидел, и потом пересказывает другим, у кого нет денег на билет. Я часто рассказываю фильмы и книги.
– А ты где все это узнаешь?
Она недоуменно пожимает плечами:
– Смотрю и читаю, где же еще?
Все верно, где еще?
Джая по-прежнему остается для меня загадкой. Она свободно говорит по-английски, правда, с сильным акцентом, но акцент фальшивый – увлекшись, Джая про него забывает. Знает французский, хотя и не так хорошо. Знает имена не только актеров и актрис Болливуда, что было бы неудивительно, но и имена писателей и поэтов, причем не только индийских.
Ей знакомы Киплинг и Шекспир (что она усвоила из творчества великого англичанина, неизвестно), и даже стихи Салмана Рушди. Я давно поняла, что она родилась и выросла не в Сакинке или подобном месте, а горделивые слова о царской принадлежности рода Ратхор это подтверждают.
Но девочка категорически не желает говорить о себе, а если я пытаюсь расспрашивать, ловко переводит разговор на другое.
Она ершистая и решительная. Однажды, заметив, что какой-то мальчишка что-то отобрал у младшего, Джая, раньше чем я успела отреагировать, дала обидчику несколько решительных оплеух. А после, довольная собой, махнула рукой и сказала мне:
– Пойдем.
– Где это ты научилась драться? – спросила я.
– В Дхарави.
Но я-то догадалась, что она врет.
Джая удивительная девчонка – для меня она символ современной Индии. Свободно пользуется айфоном и лэптопом, говорит на двух европейских языках и знает европейские реалии. Но я видела, как истово она подносит дары изображению слоноликого бога Ганеши и почитает предка Ратхоров Раму. Джая свободно пользуется вилкой и столовым ножом, но так же легко может есть кусочком лепешки чапати или вообще пальцами. Ее не смущает роскошь любых апартаментов и грязь любых трущоб. В этой двенадцатилетней девчонке легко соседствуют европейские знания и мудрость веков ее народа, взрослая опытность и детская непосредственность, спокойствие индусов и взрывной характер современного человека. Латинский шрифт и письмо деванагари, скоростной экспресс или самолет и немыслимо тарахтящие тук-туки, жизнь по правилам европейской цивилизации или согласно дхарме… – это все Джая, но это все Индия.
Индия такая же. Блеск и нищета, трехсотметровые номера отелей и тючки с тряпьем на крышах халуп для тех, кто спит прямо на улицах, блеск начищенных лобби и их кондиционированный воздух и вонь загаженных мусором улиц… Суперсовременный аэропорт соседствует со страшными трущобами, с грандиозного моста Бандра-Уорли открывается вид на иглы высоток и обтекающие их рваные крыши халуп, роскошные, украшенные стразами Сваровски машины стоят в одних пробках с едва живыми такси-«Фиатами», тук-туками и гружеными повозками с тощим индийцем в качестве тягловой силы… запах гнили и смог для всех один… и жгучее солнце тоже. Здания банков из стекла и бетона соседствуют с храмами, а культ денег спокойно уживается с миллионами (!) самых разных божеств. Многобожие, множество религий и просто верований, множество языков (пусть имеющих одну основу – санскрит), разные кухни, в которых одни не едят говядину, другие свинину, а третьи и вовсе мясо, разные обычаи… – здесь все разное, хотя из-за очень пестрой картины это замечаешь не сразу. Индия – огромный человеческий котел, и, если она существует в таком виде, значит, у человечества еще не утеряна способность договариваться и считаться друг с другом. Это хороший знак.
Чтобы понять эту страну, в ней нужно родиться. Чтобы не пытаться осуждать, нужно принять ее сердцем. К моему изумлению и, честно говоря, некоторому неудовольствию, мое сердце приняло Индию.
Я от души благодарна Элизабет Форсайт и Эдварду за такое непростое путешествие, Престону за знакомство с Радживом и Кирану за Джаю. Несмотря на полную неудачу в расследовании (надеюсь, только пока), я чувствую, что без этого опыта моя жизнь была бы ущербной. Я забыла о намерении пробыть в жаркой Индии всего две недели, меня по-прежнему коробит от грязи и вони, от беспорядка и необязательности, но я уже приняла эти реалии. Помог Раджив с нашим путешествием или мое странное сердце? А может, и то, и другое и еще Джая?..
Мы в Агре второй день. Отель, конечно, попроще, мне номер с личным видом на Тадж-Махал из ванны ни к чему. Абдул Рахани, который остался в Агре с аппаратурой и техниками, моему появлению рад и советует «Бхуми-резиденси», расположенный неподалеку от их «Тадж-плаза» и «Обероя».
В отеле все хорошо, кроме одного – покрытые известковым налетом краны в ванной давно следовало бы почистить. Насчет тараканов Джая снова авторитетно заявила, что их нет.
Я сомневаюсь, потому что за огромными застекленными стенами лобби отеля захудалый индийский двор с мусором и ставшей уже привычной неухоженностью. Но нам некогда любоваться видами из окон лобби или номера, мы мотаемся по Агре, вернее, вокруг Тадж-Махала. Меня как магнитом тянет к Западным воротам. Джая не протестует, напротив, интересуется моим самочувствием.
– Я плохо выгляжу? – спрашиваю я.
– Нет, хорошо. Тебе так нравится Тадж-Махал?
– Да. – Не говорить же ей, что здесь совершено преступление, которое я обязана раскрыть.
У меня невыносимое ощущение дежавю. Нет, не в Тадж-Махале, а где-то рядом. Мы идем в Красный Форт, и в его воротах снова возникает это же ощущение. Потом я тащу Джаю на место, где когда-то стояло поместье брата Мумтаз. Потом снова в Тадж-Махал…
И ведет меня туда не разум, а мое «чужое» сердце. Ему-то что за дело? Это не интуиция, которая способна подсказать, нет, это именно сердце требует обойти знакомые ему места.
Конечно, они знакомы и мне, ведь в Красном Форте мы снимали два дня, Западные ворота и место бывших дворцов мне показывал Раджив, а где-то в Тадж-Махале убили Сатри.
Тапар больше в полицейском участке не работает, узнать ничего нового не удается, мне очень неспокойно, как, собственно, неспокойно и в самой Агре, и я решаю, что нужно возвращаться в Мумбаи, чтобы попросить Шандара снова свести меня с Чопрой. Иного выхода нет.
– Джая, ты когда-нибудь слышала о чатристах, поклонниках богини Кали? – спросила я как-то.
– Конечно. Это богиня времени и смерти. Да, много чего… – ответила девочка.
– Я о богине читала, но не могу найти материалы о ее поклонниках-чатристах.
Джая хмурится:
– Тебе лучше не знать.
– Почему?
– А зачем тебе?
Ясно, что она не желает говорить. Но мне интересно почему? Если Джая уперлась или чего-то не желает, ее не заставишь никакими средствами.
Джая осталась в Агре, у нее здесь родственники и дела (!), а я вернулась в Мумбаи. Провожая меня в аэропорту (благословенный день, когда есть прямой рейс в Мумбаи), девочка берет с меня клятву, что я буду осторожной и не натворю чего-нибудь до ее приезда. Прямо моя итальянская тетушка со своими волнениями!
Я обещаю, не подозревая, насколько этот мудрый ребенок прав в своих опасениях, что буду осторожна.
Шандара нет в Мумбаи, потому встреча с Чопрой откладывается на неопределенное время. Теперь я маюсь от безделья в Мумбаи, но не так, как в Агре. Сердце снова тянет туда, но я приказываю ему: «Цыц!»
Снова и снова провожу часы перед лэптопом. Кажется, я уже знаю все обо всех (какая самоуверенность!).
К вечеру приходится констатировать, что еще один день прошел впустую, я ни на шаг не приблизилась к разгадке убийства Сатри и похищения алмаза. Решаюсь позвонить Эдварду, но того нет в Лондоне, и разговаривать он не может. Звоню по защищенной линии Кэрол с вопросом о том, что слышно в расследовании. Та чуть смущенно отвечает, что террористами признаны члены ИГИЛ (раньше сказали бы «Аль-Каиды»), это они совершили налет, захватили заложников, убили Санджита и украли алмаз. Виновные убиты при попытке самого штурма Букингемского дворца, а убившие индийского режиссера застрелены при аресте, так как оказали вооруженное сопротивление.
Это я уже читала в прессе. Кэрол повторяет нелепицу, что означает закрытие дела…
Мне тошно и от неудач, и от всеобщей лжи, и от реалий Мумбаи.
А еще мне тошно от одиночества. Впервые за много лет мне плохо от того, что я свободна и ни от кого не завишу. Может, не стоило прилетать в эту Индию?
Раджив в Лондоне. Как я ему завидую! Даже октябрьский хмурый Лондон во сто крат лучше жаркого Мумбаи!
Раджив сообщает, что вернется завтра.
А Джаи все еще в Агре. Объяснила мне коротко и емко:
– У меня дела!
Какие дела могут быть у двенадцатилетней девчонки?
Звонок от Девдана раздается ближе к вечеру. Уже перестав надеяться на встречу с бывшим охранником, я не верю, что это он. Бедолаге приходится повторять, что именно я кричала вслед, когда он карабкался по круче в день нашего с Джаей появления в Сакинке.
Девдан просит встретиться на пляже Чоупатти сегодня вечером. Обещает ответить на мои вопросы, но как его найти и где именно на многолюдном пляже состоится наша встреча, не говорит.
– Вы приходите туда, я вам позвоню и скажу где.
Разумная предосторожность с его стороны, но мне она не очень нравится. Не люблю сюрпризы, если только не устраиваю их сама.
Но приходится соглашаться.
Вечером Чоупатти забит даже больше, чем днем. Вечернее солнце не такое жаркое, к тому же сам пляж развернут на запад, и полюбоваться садящимся за Малабарский холм солнцем приходят многие.
Здесь немало людей европейской внешности, потому я не выделяюсь совсем. Побродив в оговоренный срок по песочку Чоупатти, я уже решила было уйти, так никого и не дождавшись, как вдруг раздается звонок. Номер незнаком, но это неудивительно, я же не знаю, откуда позвонит бывший охранник. Наконец-то!
Резкий мужской голос окликает:
– Майя, намасте!
– Что?
– Извините, я ошибся номером…
Человек говорит по-английски плохо, еще раз извинившись, отключается. Действительно ошибся? Не люблю я такие оплошности, когда нервы напряжены.
Я укоряю сама себя: почему напряжены? Какая может быть опасность? Я же просто встречалась с бывшим охранником посреди пляжа, где по вечерам собирается половина города.
Пока я размышляю, ошибка это или нет, раздается второй звонок. Прежде чем ответить, я смотрю на номер. С него Девдан звонил вчера.
– Я вас вижу. Найдите удобное место, я подойду.
Наверняка и первый звонок был от него, попросил кого-нибудь, чтобы проверить, я ли это. Тоже мне конспиратор! Но я соглашаюсь.
Вообще-то за мной уже третий день хвост. Глупый, такой, от которого оторваться ничего не стоит, два раза я так и поступала, но сегодня после звонка Девдана перезвонила Ароре и потребовала убрать от меня дурацкую охрану. Тот заверил, что никого не приставлял… Конечно, я не поверила и пообещала осложнить его сопровождению жизнь. Мы остались недовольны друг другом…
Сейчас два придурка снова маячат вдали, старательно делая вид, что любуются закатом. Вообще-то они не так глупы, ведь по пути к пляжу я от них оторвалась. Надо же… Я бы смогла исчезнуть и сейчас, но тогда меня не найдет Девдан. Ладно, поговорю с ним, а потом подойду к охранникам и прямо попрошу оставить меня в покое.
Найти свободное местечко на пляже перед закатом не так-то просто, но мне везет – пара французов предпочитает вернуться в кондиционированную прохладу отеля, женщина, заметив, что я ищу место, знаками зовет меня, показывая, что их место освобождается. Поблагодарив, я пристраиваюсь и жду Девдана.
Он подходит почти сразу. Да, это тот самый мужчина, что удирал от нас с Джаей, но я не могу быть уверена, что это именно Девдан. Задаю несколько уточняющих вопросов. Судя по ответам (а он не лжет – это я могу определить по мимике), он и есть тот охранник, которого я ищу.
Я предлагаю ему еще пятьдесят фунтов, если расскажет, почему сбежал, даже не забрав зарплату, и о своем последнем рабочем дне.
Девдан объясняет, что деньги ему были очень нужны – больна маленькая дочка, самая маленькая, та, что была у жены на руках. Малышка не ходит, ей нужна операция… Но лучше было удрать, чтобы остаться живым, ведь иначе его семья погибнет, он единственный работник…
Я сочувствую бедолаге, но меня куда больше интересует, почему он испугался.
– Так после чего вы сбежали?
– Хамид Сатри попросил нас с Мурти посторожить его ночью возле… ну, знаете, Тадж-Махал…
Я киваю:
– Понятно… Вы сторожили?
– Да, я в восточной башенке, а Мурти у входа…
Из его дальнейшего сбивчивого объяснения я понимаю, что ночь была лунной и спрятаться было очень трудно, но, кажется, им удалось.
– Вы получили свои деньги за охрану?
Черт возьми, если он будет мямлить про лунную ночь еще полчаса, то я рискую не узнать, что же именно делал сам Сатри в это время.
– Да, но на следующий день Сатри пропал! Совсем пропал, понимаете?!
Это я понимала. Но почему это так испугало охранников? А Девдан продолжает:
– А потом пропал и Мурти, его нашли мертвым в Джамне. Я испугался и сбежал…
– Что делал Сатри, пока вы охраняли?
– Не знаю… его там не было…
Я не успеваю изумиться нелепому ответу, Девдан явно увидел моих «сопровождающих» и занервничал. Беспокойно оглядываясь, он бормочет:
– Я вам позвоню… потом позвоню…
В конце концов Девдан попросту сбегает, гнаться за ним нелепо – человеку затеряться в мумбайской толпе ничего не стоит. Деньги остались у меня в руках, хотя бывший охранник мог воспользоваться моей мгновенной растерянностью и выхватить их. Звать на помощь я бы все равно не стала.
Я в ярости поворачиваюсь к «хвосту». Какого черта?! Но их, конечно, уже не видно. Я тут же набираю номер Ароры:
– Я просила вас убрать этих идиотов сопровождающих! Вы мешаете, а не помогаете!
Голос Калеба серьезен:
– Мои люди не следят за вами, мисс Макгрегори.
– А кто уже третий день путается у меня под ногами?
– Я выясню. Но вам не стоит ходить в такие места, как Чоупатти.
Это называется, он за мной не следит!
Вернувшись в номер, я перезваниваю Девдану, но его телефон выключен, он явно испугался моих сопровождающих.
Наконец я решаю вернуться к работе и долго изучаю схему и видео Тадж-Махала. Где там эта восточная башенка, в которой стоял Девдан?
Ничего похожего. У Тадж-Махала четыре минарета – они не похожи на башенки. Видео подтверждает, что спрятаться там нельзя. Кроме того, восточных башни две.
Но что-то подсказывает мне, что бывший охранник не врал. Может, он просто спутал понятия «право» и «лево»? Я переворачиваю схему, но это мало что меняет.
После нескольких угроз терактов в Тадж-Махале установлена круглосуточная (усиленная по ночам) военизированная охрана – по внешней стене прогуливаются автоматчики. Ночью часовые стоят в угловых башнях и башнях по всему периметру, прятаться от них там же, по меньшей мере, глупо.
Что-то во всем этом не так…
Убийство Сатри, похоже, списали на мистику и чатристов, но как мог Сатри что-то делать в тщательно охраняемом Тадж-Махале, а Мурти с Девданом его сторожить буквально под носом у охраны?
Я решаю все же сходить к толстой Фатиме. Может, на рынке найдется кто-то, кто знает английский. Мне нужно узнать, не случилось ли чего с Девданом, и отдать деньги, которые он не забрал. Конечно, мне пятьдесят фунтов вовсе не лишние, но хочется помочь маленькой девочке, которой нужна операция.
А еще бы я хотела подробней расспросить Девдана, где были охранники, где был и что делал сам Сатри.
Утром я обнаруживаю, что за мной снова следят и снова те два придурка. Но во второй половине дня мне надо улетать с Радживом в Агру, так что я просто махнула на них рукой. В Агре за мной следить будет просто невозможно, Агра не Мумбаи.
Машина отеля довозит меня до круглой площади Матунга, где я легко ловлю такси. Мельком замечаю, что водитель из отеля, высадив меня, о чем-то сообщает кому-то по телефону. Возможно, отчитывается, что уже свободен, у них же каждый километр на счету.
Таксист неприятно удивлен двумя обстоятельствами: тем, что ехать нужно в Сакинку, и тем, что за нами явно увязалась «Тата».
– Сакинка не лучшее место для мисс…
– Я знаю. Мне только до рынка, я передам пакет человеку, и поедем обратно, я заплачу двойную цену.
Меня неприятно поражает настойчивость идиотов Ароры – на что они надеются, преследуя меня? Я понимаю, что встретиться с Девданом при таком сопровождении у меня не получится – вчера он испугался их как огня и сбежал. Потому я пишу записку с извинениями и вкладываю в нее деньги. Надеюсь, Девдан сообразит перезвонить еще раз.
Водитель такси ехать дальше рынка категорически отказывается, а как только я вышла из машины, тут же уехал. Народу не так много, и меня явно сторонятся. Имя Девдан на всех действует магически – люди становятся глухими и непонимающими. Мои сопровождающие делают то же – прикидываются, что видят меня впервые.
Я вынуждена сама пройти до конца улицы, чтобы найти дом Фатимы и попросить ее передать Девдану деньги. Прекрасно понимаю, что деньги до семьи не дойдут, но мне нужно, чтобы парень мне позвонил. Фатима понимает английский, я это заметила во время предыдущей встречи. Может, она скажет мне, что случилось с Девданом?
Фатима по-английски действительно понимает, но страшно недовольна.
– Зачем вы искали Девдана? Он вчера вернулся перепуганный, забрал всех и уехал отсюда! А у них больная девочка, и им негде жить! Зачем фиранги не дают покоя хорошим людям?
– Вчера я предлагала ему деньги на лечение дочери, но он испугался и не взял… – Я пытаюсь неуклюже оправдываться.
Фатима снова поджимает губы.
– Значит, плохо пытались.
– А вы не можете передать им деньги?
Если женщина деньги возьмет, то есть вероятность, что Девдан либо никуда не делся, но в районе заговор против меня, либо оставил свои координаты. Мне очень жалко семью парня, но я искренне не понимаю, чего он вчера так испугался.
Фатима качает головой:
– Нет, мисс, я не знаю, куда они уехали, и чужие деньги не возьму. И никто не возьмет.
По тому, как она повысила голос, я понимаю, что заговор в районе существует, мне никто ничего не скажет и даже к рынку лучше не возвращаться. Вот когда пригодится «хвост»!
Я благодарю толстую Фатиму, прячу деньги с запиской и открываю в Гугле карту Мумбаи, чтобы посмотреть, есть ли выезд по улице в другую сторону. Он есть, но, чтобы не выяснять отношения с людьми в машине, держащейся чуть поодаль, я решаю пройти вперед за поворот, там начинается улица, которая называется, как и район, – Сакинка. Это одна из моих самых больших ошибок, которая обходится мне дорого.
Повернув, останавливаюсь, потому что на карте все выглядит несколько иначе. Никакой улицы, по которой можно было бы проехать, нет и в помине, только проход между домами и небольшая площадка, основательно заваленная мусором. Можно еще пройти вперед, но едва ли машина последует за мной. Помня, что проходы в трущобах часто выводят на новые улицы, я снова открываю Гугл. На айфоне не столь хорошее разрешение, чтобы увидеть, что меня ждет впереди.
А из трущобы нужно выбираться, у меня деньги, лэптоп и еще много чего.
Карта сообщает, что проход между домами выводит на улицу Сакинка, но проверить это я не успеваю…
Мое тренированное тело реагирует раньше, чем происходит само нападение.
Многие допускают ошибку – если нападение сзади с захватом за горло, отклоняются вперед, пытаясь перебросить противника через себя. Во-первых, это усиливает давление на горло, перекрывая доступ воздуха, во-вторых, противник может оказаться слишком тяжелым, чтобы его перекинуть через голову. Есть другой способ – сильно откинуться назад и постараться уронить противника, падая на него. При этом главное – увернуться и не позволить противнику завалить тебя совсем.
У меня все получилось – я выскользнула.
Но в следующее же мгновение замерла на месте от удивления – оказывается, на меня напал один из тех, кто меня же и сопровождал. Я могла бы справиться и с двумя – только куда после этого деваться? Наверняка из соседних халуп появятся желающие помочь совсем не мне.
– Двое на одну – нечестно… – ворчу я.
Какое-то время мне удается отбиваться, но потом все равно меня скрутили и ткнули лицом в уличную грязь.
И вдруг один из тех, кто на меня нападал, падает в грязь рядом со мной и затихает. Захват второго слабеет, я резко оборачиваюсь. Калеб Арора! Вот кто оказал мне неожиданную помощь.
– Вы целы? – спрашивает он.
– Не совсем, но спасибо вам. Откуда вы здесь?
– Я обещал Ричардсону следить за вами. – Арора наклоняется к первому, кого ему удалось «вырубить», после занимается вторым. Первый, судя по всему, мертв, а вот второй явно жив, потому что стонет. – Помогите дотащить его до машины. Нужно узнать, кто это.
– А… Разве это не ваши люди? – удивляюсь я.
– Я что, идиот? – возмущенно отвечает Калеб. – Беритесь! Надо смываться, пока не набежали местные. У вас есть какие-нибудь деньги?
– Да.
– Положите рядом с этим парнем, это отвлечет их на время.
Он прав, я щедро разбрасываю пятифунтовые купюры вокруг трупа и хватаю живого бандита под мышки.
Мы вынуждены удирать на машине моих обидчиков. «Тата» Ароры стоит возле рынка, он кивает мужчинам в сторону ресторана «Лаки»:
– Там нападение и труп.
Отъехав на своей «Тате» на безопасное расстояние, Арора останавливается, чтобы задать мне вопросы.
– Давно они за вами следили?
– Несколько дней. Я вам выговаривала, считая, что это ваши люди.
Арора склонился над моим обидчиком:
– Кто ты? Кто тебя нанял следить за мисс?
В ответ следуют ругательства на каком-то из местных языков.
Арора морщится, а после достает кинжал.
– Я бы ему язык отрезал, чтобы не ругался, но нельзя, он еще должен все рассказать. Что будем резать сначала – нос или уши?
Бандит не сводит глаз со сверкающего лезвия, а потому не видит, как Арора мне подмигивает. Острием кинжала Арора проводит тонкую линию на коже связанного, оставляя красный след из капелек.
– Только нужно его из машины вытащить, чтобы все кровью не перепачкать. Когда уши режут, крови много бывает, – продолжает Арора.
Я серьезно киваю, делая вид, что соглашаюсь с ним.
Испугавшись перспективы остаться без носа или ушей, бандит начинает говорить. Конечно, я ничего не понимаю, кроме слова «Феникс», а Арора объясняет, что эта фирма занимается сыском и охраной.
Арора не режет уши парню, но вырубает его ударом рукояти пистолета и вытаскивает из машины:
– Пусть полежит, пока не очухается. Поехали.
– Куда?
– Я знаю эту фирму и ее главу. Служили вместе.
Название сродни «Отелю Либерти», по лондонским стандартам фирмой здесь и не пахнет, но для Мумбаи вполне подходит. В облезлом доме мы не без труда находим обшарпанную дверь, которую Арора попросту выбивает ногой. Опасно, потому что в ответ можно получить пулю в лоб, эти люди наверняка вооружены.
Но Калеб явно знает, что делает, – глава фирмы при виде моего защитника начинает прямо-таки трястись. А уж извиняется…
Я интересуюсь, что он говорит.
– Объясняет, что не подозревал, что вы под моей защитой, не то своим людям и смотреть бы запретил в вашу сторону.
– Зачем его люди пытались меня схватить?
Это интересует и самого Арору, но объяснения владельца «Феникса» ничего не дают. Человек, заказавший меня, явно фиранги, даже англичанин, однако имя назвал фальшивое – Джон Смит.
Владелец «Феникса», видя мой интерес, переходит на английский. Арора чуть хмурится, наверное, из-за плохого английского, но меня акцент не беспокоит, было бы понятно.
– Как выглядел этот англичанин? – задаю я вопрос.
Бывший коллега Калеба описывает… Томаса Уитни!
– Калеб, это Томас Уитни, менеджер «Антиса», он был связан с Сатри!
Я не знаю, как скорее объяснить, что такое «Антис» и при чем здесь я.
– Откуда он узнал, что я здесь, и почему преследовал меня?
Арора снова спрашивает, но на маратхи, и остальной разговор тоже идет на маратхи (или хинди, я все равно не понимаю).
– Калеб, нужно найти этого Уитни, он явно знает о Сатри больше, чем сказал нам в Лондоне.
– Да-да, конечно. Поехали.
– Куда мы едем?
Арора только что поговорил с кем-то по телефону (опять на маратхи!), я разобрала только имя Томаса Уитни и Джона Смита, а потому уверена, что едем к Уитни. Но Арора мотает головой:
– Нет, ко мне в кабинет. Сейчас об этом Уитни все разузнают, тогда отправимся к нему.
Я могу опоздать на собрание группы, которое Раджив назначил на полдень, а то и вообще на рейс в Агру, но приходится соглашаться. Я ведь теперь не помощник продюсера.
Кабинет Калеба Ароры больше похож на кабинет Престона, чем Тапара, – основательно и довольно претенциозно.
– Присаживайтесь. Воды, лимонада, сока?
– Нет, спасибо.
– Сейчас поедем…
Калеб выходит из кабинета, его голос слышен в соседней комнате, а я осторожно оглядываюсь. Но не обстановка меня смущает, а запах. Пахнет чем-то знакомым. Это «Макаллан»! На боковом столе у стены стакан с остатками янтарной жидкости в нем. Я принюхиваюсь: и еще здесь курили – тянет сигарным дымом.
Еще один любитель шотландского виски и хороших сигар?
Додумать не успеваю, Арора зовет меня с собой. Но не искать Томаса Уитни, а напротив, предлагает мне рассказать, что я о нем знаю. Беседуем почему-то не в его кабинете (честно говоря, хочется еще принюхаться), а в какой-то переговорной, где под потолком крайне лениво крутятся большие лопасти вентилятора. Я осторожно рассказываю об отношениях Уитни и Сатри, о том, что алмаз в Лондон привез именно Томас.
Потом Ароре что-то сообщают, и он кивает:
– Есть адрес, поехали.
Томас Уитни остановился не в отеле, а в одном из домов, вокруг которых множество халуп. Что за соседство – здесь с балкона видишь только чьи-то безобразные крыши, а под окнами мусор, сушится одежда, бегают собаки… Дом где-то на северо-западе, я уже немного ориентируюсь. Это хорошо, поскольку мне надо успеть на студию хотя бы до отъезда группы.
Картина мало напоминает особнячок на Сент-Джеймс, но, видно, Уитни так удобней. Если это вообще тот самый Томас Уитни.
Мы не успеваем выйти из машины, как из двери дома выскакивают двое и опрометью несутся прочь. Вид мужчин не оставляет никаких сомнений в том, что их намерения не были чисты. Арора машет мне:
– Третий этаж!
Мы мчимся наверх по лестнице (лифт не работает). Дверь в нужную квартиру прикрыта, но не закрыта. Калеб с пистолетом заскакивает первым, делая мне знак, чтобы не спешила.
– Полиция! Томас Уитни, полиция!
Мы опоздали, это действительно Томас Уитни, но он лежит с дыркой в голове, глядя неподвижными глазами в потолок.
Арора звонит в полицию и сообщает, что в квартире труп мужчины…
Я в это время подхожу к столику у дивана. На нем лэптоп, он прикрыт, но не закрыт. Подняв верхнюю часть, я вижу фотографию, которая заставляет на мгновение замереть, – на ней мы с Алисией во время поездки в Агру! Теперь я понимаю, как Уитни узнал, что я не в Лондоне, а в Мумбаи, и как меня найти. «Хвост» у меня появился после нашего возвращения. Мало того, это не просто фотография, это отчет Алисии Хилл о том, как я провожу время!
Я проверяю карманы пиджака Уитни, который висит на спинке стула. Мобильный убийцы не взяли. Что ж, очень хорошо. Список контактов длинный, но Алисия в начале этого перечня.
– Джейн, нужно поторопиться, сейчас приедет полиция. Что вы там нашли?
– Ничего…
Оставив Арору в квартире, я пулей вылетаю из нее. Только бы поймать такси и добраться без пробок. К счастью, от Сезар-роуд до студии совсем недалеко и пробок здесь практически не бывает.
Сбор группы уже закончился, но они еще не разошлись. Раджив мне рад:
– Джейн… Где ты была?
Я буквально отодвигаю его:
– Потом. Где Алисия?!
Майя кивает на дверь дамской гримерки:
– Там…
Я буквально врываюсь в гримерку и захлопываю за собой дверь.
Алисия оборачивается ко мне от окна (курила, стараясь, чтобы дым не учуяли в коридоре):
– Джейн? Что случилось?
– Ты… Это ты сообщила Уитни, кто я и где я?!
– Я… я просто похвасталась селфи…
Она могла не объяснять – наличие ее телефона в контактах Уитни и снимок в его лэптопе говорили за нее.
– Лжешь! Ты следила за мной с первого дня моего появления в Агре. Ты свела Сатри и Уитни?
– Но в этом нет ничего противозаконного…
Она права – ничего противозаконного нет.
Я замечаю, как Алисия осторожно двигается к своей сумке. Что у нее там, пистолет? С оружием на студию не пропустят, но Алисия всегда проезжает в машине Кадеры.
Я продолжаю ее пытать, делая вид, что не замечаю ее движений.
– За что Уитни заплатил Сатри двадцать миллионов?
– За алмаз…
– За что именно?
– Он купил алмаз, – почти недоумевает Алисия.
– Уитни – владелец алмаза?
– Да, давно. Он купил его у Сатри еще до выставки.
Вот откуда двадцать миллионов! Сатри продал алмаз, цена которого в двадцать раз выше, только чтобы срочно получить деньги! Но не успел их получить, и его убили.
– Вы с Уитни погубили Сатри! Но Уитни уже заплатил за это.
– Заплатил?
– Да, его только что убили.
Алисия открыла рот от удивления, но тут в дверь заколотили снаружи, и послышался взволнованный голос Раджива:
– Джейн! Алисия! Откройте! Что у вас там творится?!
Я надеюсь все же выжать из Алисии правду раньше, чем дверь под напором Сингха слетит с петель.
– Ты выследила Сатри и сдала его людям, которые его потом убили?
– Я?.. Нет! Его выследили английские спецслужбы.
– Что?!
На кой черт болливудский продюсер английским спецслужбам? Но задать этот вопрос я не успеваю, потому что Алисия произносит нечто, что заставило меня буквально схватить ее за горло:
– Да, за ним пришли Санджит и английский офицер разведки. Пожилой такой, с трубкой… как у Шерлока Холмса…
– Повтори. – Я не верю своим ушам.
– Санджит…
– Про англичанина повтори.
– Пожилой, седой с пустой трубкой, как у Холмса. Шрам на правом запястье… Я его потом видела в самолете в Мумбаи.
Она описывала Эдварда, и я поняла, что Ричардсон не просто знал Санджита, но и помог выследить Сатри. Но зачем?!
Понятно, что Алисия не знает зачем. И все же вся моя злость выплескивается на нее.
– Ты! Дрянь! Ты сейчас клевещешь на достойного человека!
Я готова задушить ее собственными руками. Возможно, так и случилось бы, но в следующее мгновение происходят два события сразу – замок на двери не выдерживает напора Сингха, и она распахивается, а я получаю удар электрошокером. Алисия не зря тянулась к своей сумке, пистолета в ней не было, а вот шокер имелся.
Последнее, что я увидела, – Алисию, метнувшуюся к двери, и Раджива, врывающегося в гримерку.
«Скорую!» – кричит он и рвет на мне ворот камиза…
