Глава 16
Тетушка и племянница терпеливо сносили все уже три дня. Мехрун-Нисса убеждала несчастную Арджуманд:
– Потерпи, мы потом отыграемся!
Перед их переездом в зенан Гияз-Бек поставил условие:
– Если за год Арджуманд не выйдет замуж, как вы надеетесь, я отдам ее другому по своему усмотрению. Девушке в семнадцать пора иметь детей, а не мечтать о несбыточном замужестве.
Пришлось согласиться. Итимад-уд-Даула был прав: как бы ни была красива и умна Арджуманд, в семнадцать ее может взять только тот, кто обязан визирю, а позже и вовсе лишь вдовец. Не лучшая судьба для красавицы из такой семьи.
Стайка девушек-служанок защебетала, показывая на решетку, отделяющую балкон зенана от внутреннего двора. Послышались возгласы:
– Принц!
Арджуманд заметила, как встрепенулась Акрабади. Ни для кого не секрет, что муж совсем ее забросил. Принцесса тоже подошла к решетке, словно для того, чтобы убедиться в правдивости слов своих служанок.
И тут Арджуманд увидела нечто, что ее потрясло: Хуррам повернулся к решетке, и Акрабади впилась в него глазами, во взоре принцессы читалась бесконечная нежность и тоска. Акрабади смотрела на Хуррама так, как смотрела бы сама Арджуманд, имей такую возможность. Принцесса любила своего мужа!
Почувствовав взгляд Арджуманд, она оглянулась, и красивое лицо, только что светившееся любовью и нежностью, изменилось. Арджуманд даже отшатнулась, когда увидела, с какой ненавистью смотрела на нее принцесса, хотя та была далеко от нее.
– Что ты смотришь? Подай мне… кальян! – приказала принцесса.
Охваченная ужасом Арджуманд повела рукой:
– Прошу вас, ваше высочество.
А дальше произошло то, чего не ожидала и сама принцесса: с трудом сдерживая внезапный приступ бешенства, она дернула кальян, да так, что перевернула светильник прямо на Арджуманд. Кипящее масло выплеснулось на ногу Арджуманд выше колена, заставив девушку вскрикнуть от боли.
– Что?
– Ваше высочество, позвольте мне удалиться, масло вылилось на ногу…
Голос Арджуманд дрожал от боли, но взгляд был жестким. Конечно, Акрабади не намеренно ошпарила ее, но все же виновата она. Боль была очень сильной, тонкое сари – слабая защита от кипящего масла.
– Иди! – махнула рукой Акрабади, чувствуя себя виноватой и от этого злясь еще больше.
За пределами комнаты к Арджуманд бросилась одна из девушек:
– Арджуманд Бегум, вот вода, надо смыть скорей. Только не трите.
– Я знаю, Ману. Спасибо тебе. Помоги мне добраться до своей комнаты и позови моих служанок.
На помощь Арджуманд пришла та, увидеть которую она уже не надеялась. Растолкав служанок и евнухов, в комнату ворвалась… Сати!
– Стоит только оставить тебя ненадолго, как ты пострадаешь.
– Сати! – протянула к ней руки Арджуманд. – Как я рада тебя видеть.
– Обнимать будешь потом. Покажи свою ногу. Говорят, эта дрянь опрокинула на тебя светильник?
– Не говори так, Акрабади Махал случайно задела светильник, и обзывать ее не следует.
– Какая ты стала пугливая…
Арджуманд невольно вздохнула: станешь тут…
Сати приложила к ее ране мазь, от которой сразу полегчало.
– Ты вернулась? А где принц Хосров, с ним все в порядке?
– Не все, правый глаз так и не видит, но левый уже способен различать не только свет и тень. – Сати сообщила это шепотом.
В комнату быстрым шагом вошла Мехрун-Нисса, что заставило Сати поспешно отступить в сторону.
– Принцесса облила тебя кипящим маслом?
– Не облила, просто задела светильник, который опрокинулся, – смутилась Арджуманд.
– Вот еще! Нарочно задела! Пусть все об этом знают! Принцесса поступила недостойно, пытаясь покалечить внучку Итимад-уд-Даулы и дочь Асаф-Хана! Падишах и принц должны знать об этом.
Арджуманд попыталась урезонить Мехрун-Ниссу, но тетушка прошипела:
– Молчи! Я знаю, что делаю. – И завопила еще громче: – Нужно немедленно перевезти тебя в дом к Итимад-уд-Дауле, пока здесь не сожгли заживо!
Немного погодя весь зенан знал, что принцесса Акрабади перевернула на несчастную Арджуманд Бегум огромный кувшин с раскаленным маслом. Слухи росли, раздуваясь до немыслимых размеров при каждой следующей передаче из чьих-то уст к чьим-то ушам.
Мехрун-Нисса настояла, чтобы Арджуманд перенесли в паланкин на руках, и сама задернула занавеси в нем, подмигнув племяннице:
– Пусть переживают.
Сати прикладывала свои мази каждый день, и рана быстро затянулась, но болезнь Арджуманд позволила им с Мехрун-Ниссой не появляться в зенане.
Агачи сочла необходимым прислать слова сочувствия пострадавшей и пожелание скорейшего выздоровления. Несчастная принцесса и вовсе прислала извинения, которые Мехрун-Ниссой приняты не были, вдова объяснила просто: племянница слишком плохо себя чувствует, буквально умирает от боли, а потому извинения будут приняты, только когда (и если) она выживет.
Падишах и принц тоже интересовались здоровьем пострадавшей и пожелали выздоровления. От Хуррама принесли письмо, в котором принц обещал лично удавить жену, если страдания любимой так сильны. Арджуманд немедленно ответила, что это не так и Акрабади Махал не столь виновна, как болтают в зенане.
У Салихи Бану свои шпионы повсюду, нашлись те, кто рассказал, что Арджуманд вовсе не умирает, хотя из комнаты никуда не выходит. Салиха Бану потребовала, чтобы Мехрун-Нисса вернулась к своим обязанностям, но вдова твердо ответила:
– Нет! Я боюсь появляться там, где опасно для жизни. Ни я, ни Арджуманд Бегум не войдем в зенан.
Это был опасный ход, но Мехрун-Нисса решила сделать его, потому что служение агачи затянулось.
И снова били большие барабаны дундуби, слышался невообразимый шум, какой бывает, когда движется свита падишаха. Снова выскакивали домочадцы Гияз-Бека, чтобы встретить золотой паланкин. Расстилали под ноги ковры и покрывали их бархатными полотнищами, чтобы ноги падишаха не ступали на голую землю. Разбрасывали розовые лепестки и брызгали розовой водой…
Рауза Бегум приказала всем накинуть праздничные палантины, если уж не успевают переодеть сари. Слуги доставали сосуды с драгоценными винами и готовили кальяны, на кухне застучали ножи поваров на тот случай, если падишах решить перекусить… Но каждый знал свое место и дело, потому суеты не было. Итимад-уд-Даула не впервые встречал падишаха, хотя на сей раз повод был несколько своеобразный.
Каково же было их изумление и досада, когда из золотого паланкина показалась женская фигура! Прибыл не падишах, а его агачи. Салиха решила лично навестить пострадавшую внучку Гияз-Бека.
Пришлось Мехрун-Ниссе и Арджуманд выходить к Салихе Бану. Арджуманд заметно прихрамывала, но отнюдь не выглядела умирающей, как и ожидала жена падишаха.
– О, Аллах! А мне сказали, что Арджуманд Бегум буквально с ног до головы ошпарена маслом.
– В зенане всегда преувеличивают, ваше величество, – развела руками Мехрун-Нисса. – Благодарим вас за заботу…
– Если все не так плохо, – агачи поднялась, жестом отвергая все подарки, угощение и кальян, – вы можете вернуться в зенан. Только будь осторожней, – обратилась она к Арджуманд, – не находись рядом со светильниками, если так неловка. Два дня!
Глядя ей вслед, Мехрун-Нисса приняла решение. Теперь ничто не могло спасти самоуверенную агачи от… неважно чего, об этом будут знать только сама вдова, служанка, которая сделает нужное дело, и человек, некогда изготовивший зелье.
А Рауза Бегум не сдержалась, накричав на дочь:
– Ты погубишь не только себя! Ты погубишь нас всех!
Тетушке и племяннице пришлось вернуться к своим обязанностям.
Но еще до этого Арджуманд получила послание от Хуррама со стихами, пусть не очень умелыми, но душевными. Удивительно было не само письмо (сколько их она получила за последние годы!), а то, как его передали.
Неожиданную помощь принц и его возлюбленная получили от принца Хосрова. После хаджа Хосров сильно изменился, он стал мягче, человечней, словно понял, что трон не главное, что есть высшая власть, став слепым, он будто прозрел душой.
Хуррам свободно встречался с братом, тот взял письмо, чтобы передать его через Сати в дом Гияз-Бека. Конечно, так долго продолжаться не могло, но даже одно послание со словами любви лечило измученную душу Арджуманд так же успешно, как снадобья Сати лечили ее ногу.
Первые дни после возвращения в зенан Мехрун-Ниссы и Арджуманд Салиха старалась, чтобы Акрабади не оставалась с ними наедине, боясь, что чувствующая свою вину принцесса примется извиняться.
Сама агачи всячески унижала девушку, приказывая служанкам ничего не давать ей в руки и обходить стороной, держа светильники и даже чаши с водой в руках:
– Вдруг вы споткнетесь и обольете Арджуманд Бегум?
Мехрун-Нисса удивительно спокойно наблюдала за всем, знающие ее люди могли бы насторожиться, но в зенане было слишком много новеньких. А спокойна она была потому, что уже сделала свое черное дело. И хотя Салиха вполне заслужила приготовленную ей расправу, Мехрун-Ниссу это не оправдывало.
В тот день агачи заставила тетку и племянницу в числе прочих присутствовать при расчесывании своих роскошных волос. Это была милость, но Мехрун-Нисса и Арджуманд стояли в стороне, от них все держались подальше, словно от прокаженных.
Проведя гребнем по волосам агачи, служанка вдруг в ужасе замерла.
Салиха прикрикнула на нее:
– Что ты заснула?
– Ваше величество… – растерянно прошептала девушка.
– Что?!
На гребне осталось довольно большое количество черных волос.
– Ты слишком сильно дернула? Я прикажу растоптать тебя слоном!
– Ваше величество, – упала бедолага на колени, – я лишь едва коснулась волос гребнем.
Салиха сама тронула волосы, и еще одна тонкая прядь осталась в ее руке.
– А-а-а!
Неизвестно, чем бы все закончилось, но в эту минуту в покои агачи вошла та, для которой не было преград в зенане, – королева Рукия.
– Что за крик? Ханзаде, почему в гареме визг и беспорядок?!
Сестра падишаха принялась оправдываться, хотя не знала в чем.
Рукия оглядела замерших женщин и снова повернулась к управительнице:
– Кто позволил тебе распоряжаться моими дамами?! – глаза королевы Рукии метали молнии в обомлевшую Ханзаде.
– Я… какими дамами?
– Почему моя Арджуманд Бегум прислуживает какой-то Акрабади Махал?! Она принцесса, а я королева! Немедленно возврати в мои покои Арджуманд Бегум и не смей ей ничего приказывать. Как и Мехрун-Ниссе Бегум тоже. Это мои дамы, я пригласила их в Агру! – Рукия обвела взглядом притихших женщин и поинтересовалась: – Все запомнили?
Обомлели все, в том числе и тетушка с племянницей. А Рукия повернулась к ним:
– Как вы посмели прислуживать кому-то другому? Ступайте за мной и не смейте подходить к этим двум невежам!
Ни у кого не вызывало сомнений, что невежами королева назвала жен падишаха и принца. Ни одна из женщин не возразила, но ведь никакая другая, кроме Рукии, не посмела бы так разговаривать.
Выйдя из покоев Салихи Бану, Рукия сообщила Мехрун-Ниссе и Арджуманд:
– Сегодня вечером у меня гости. Вы должны быть готовы. Сейчас идите к себе, но чтобы на закате были у меня и хорошо выглядели. Как твоя нога?
– Спасибо вам… – пролепетала Арджуманд.
– Я заставлю этих дураков признать, что любовь сильней всего на свете!
Этих слов не слышал никто, а если кто-то и слышал, то лишь Арджуманд и Мехрун-Нисса смогли бы понять, каких именно дураков имела в виду королева Рукия.
Не все удается даже королевам, и даже таким, как Рукия. Дела потребовали срочного присутствия принца Хуррама в Лахоре, потому задуманные посиделки с именитыми гостями не состоялись…
В гареме перемены – вернулась королева Рукия и все взяла в свои руки, Мехрун-Нисса и Арджуманд теперь были ее придворными дамами.
Агачи Салиха Бану почти не выходила из своих покоев, а если и покидала их, то под плотным палантином. Злые языки утверждали, что волосы на ее голове вылезли клочьями, но хуже всего, что это случилось и с ресницами, и с бровями. Никакие снадобья самых умелых лекарей не помогали.
Она приказала казнить всех служанок, девушек предварительно пытали, но ни одна не призналась. Откуда агачи знать, что каплю нужного яда добавила та, что ей не служила? И сделала это не из-за денег, хотя и их получила немало, а потому, что сама Салиха когда-то похоже поступила с ней самой – за небольшую провинность приказала облить голову какой-то отравой, из-за которой волосы выпали совсем.
Искусство Мехрун-Ниссы состояло в том, чтобы не только купить нужное зелье, но и найти ту, что согласилась бы отомстить, и точно рассчитать дозу – волосы не должны вылезти все, нужно было, чтобы часть осталась, это производило бы отвратительное впечатление.
Догадывалась ли сама Салиха, чьих это рук дело? Конечно.
А Арджуманд? Тоже. Она знала, что тетушка испытывала яды еще в Бенгалии и покупала их у фиранги. Но Арджуманд мало волновала потеря волос Салихой Бегум, и куда больше то, что им с принцем Хуррамом удавалось видеться все реже. Королева Рукия, может, и доказала «двум дуракам», что любовь самое важное на свете, но дальше этого дело не двинулось.
В отсутствие агачи Салихи Бану притихла и принцесса Акрабади, женщины чувствовали себя вольно, даже Ханзаде не справлялась с их ссорами и мелкими драками. Самой популярной угрозой стало: «Будешь лысой, как агачи!»
Не лучше выглядела и Акрабади, у нее тоже выпали ресницы.
Моргая лысыми веками, она рыдала:
– Я пожалуюсь…
Подруга по несчастью фыркнула в ответ:
– На кого, на королеву Рукию? И кому – падишаху и принцу? Она воспитывала обоих – и падишаха, и принца.
– На принца! – неожиданно заявила принцесса. – Он не выполняет свои супружеские обязанности.
И снова более старшая и опытная Салиха зашипела:
– Хочешь, чтобы тебя поднял на смех весь зенан? Нет, мы отомстим иначе. Рукия сильна, да не во всем. К тому же у наших соперниц есть секреты, кое-что я уже знаю.
– Как я ее ненавижу! – сжала кулачки Акрабади.
Было от чего отчаяться, принц трижды называл жену именем соперницы среди бела дня, а по ночам теперь не приходил вовсе. Если он не приходит, как можно родить сына?
Неожиданно к Акрабади Махал пришла Арджуманд. Несчастная принцесса сидела взаперти, и приход соперницы ее разъярил:
– Чего тебе нужно?! Пришла полюбоваться на мою беду? Смотри, – она откинула край сари, которым прикрывала лицо, и Арджуманд увидела веки без ресниц. – Нравится?
– Нет. Я принесла снадобье, которое поможет их отрастить.
– Что?! Ты хочешь, чтобы я поверила тебе?
– Можете не верить, – Арджуманд присела рядом и взяла лежавшее на столике зеркальце. – Я при вас намажу свои ресницы, чтобы вы видели, что это не опасно.
Акрабади с изумлением наблюдала, как соперница смазывает каким-то снадобьем собственные ресницы, потом позволила намазать и свои.
– Повторяйте это трижды в день, но не чаще, иначе будет другая беда. И никому не говорите, что я дала это средство.
– Откуда оно у тебя? – прошептала потерянная Акрабади.
– Не важно, я знаю, что вы не со зла уронили на меня светильник, и что очень любите своего мужа, тоже знаю. Я не могу это осуждать, но и вы не судите меня строго.
Принцесса всхлипнула. Она слишком много перенесла за последний год, чтобы сдерживаться.
– А вот плакать нельзя, слезы смоют то, что вы намазали, и снадобье попадет в глаза.
– У меня дочь больна, – тихонько пожаловалась принцесса.
Арджуманд на мгновение задумалась, потом предложила:
– Моя подруга – прекрасная лекарка. Вы позволите ей осмотреть принцессу?
– Да…
Арджуманд не стала говорить, что сама попросила Сати сделать что-нибудь, чтобы помочь Акрабади отрастить ресницы. Сати долго ругалась, но все же приготовила состав. И теперь Арджуманд намеревалась просить подругу помочь маленькой принцессе. Девочка не виновата, что ее отец не любит ее мать…
Сати помогла девочке, а потом пришлось помогать самой Акрабади снова. Принцесса не прислушалась к предостережению Арджуманд и смазывала веки и начавшие отрастать ресницы то и дело. Результат не заставил себя ждать – из ее век во все стороны торчали черные прямые колья. Это было еще хуже, чем не иметь ресниц совсем.
Сати качала головой:
– Разве вас не предупреждали, ваше высочество, что мазать слишком много и часто нельзя?
Принцесса снова рыдала:
– Предупреждали…
Справиться с этой бедой удалось, Акрабади больше не могла похвастать роскошными густыми ресницами, но понимала, что виновата сама, и была рада хоть таким.
– Постепенно отрастут, – обнадежила ее Сати.
Мехрун-Нисса догадалась, кто спас принцессу.
– Зачем ты это сделала?
Арджуманд вздохнула:
– Акрабади Махал не виновата, она нечаянно опрокинула на меня светильник. И она любит принца Хуррама…
– Вот именно! К тому же она жена твоего возлюбленного, а ты ей помогаешь!
– Я не могу иначе. Я понимаю ее чувства к Хурраму…
Тетушка и племянница впервые поссорились, Мехрун-Нисса заявила, что у тех, кто близок к трону, не должно быть жалости, – если жалеть всех, кто любит падишаха и принца, то не стоило возвращаться из Бардхамана. Любить можно и издали.
Иногда Арджуманд казалось, что так и надо сделать, ведь неумолимо приближался срок, определенный дедом, а принц Хуррам все не мог договориться с отцом об их свадьбе. Мало того, падишах отправил сына в Лахор по делам, и влюбленные снова вынуждены были писать друг другу письма, полные любви и тоски.
Мина-базар!
Это событие, происходившее раз в год, переворачивало жизнь зенана не меньше, чем свадьба падишаха или принца.
Снова закупались украшения и безделушки, снова служанки массировали, натирали, смазывали тела и лица своих хозяек, рекой текли масла и благовония, курились палочки сандалового дерева, лазутчицы следили за действиями служанок соперниц, лились слезы и слышался смех.
Мина-базар!..
Огромные надежды на мина-базар снова возлагала Мехрун-Нисса. Никто не знал, чем будет торговать красавица вдова, она не открывала своих тайн теперь даже племяннице. Рассердившись на Арджуманд, Мехрун-Нисса с ней почти не разговаривала.
Чтобы не сталкиваться и не спорить, Арджуманд переехала в дом к отцу, где ее часто навещала Сати.
– А что будешь продавать ты?
Девушка рассмеялась:
– Не знаю… Может, сходить на рынок и что-то купить?
– Так и сделаем! – обрадовалась новому приключению подруга.
На сей раз они пришли с закрытыми лицами и не стали искать украшения. Впрочем, и книги искать тоже не стали. Сати потянула подругу в дальний угол:
– Там продают травы для моих снадобий и готовые тоже. Пойдем, мне нужно пополнить запасы.
Торговка травами была похожа на ведьму: ее седые космы выбивались из-под сари, руки с узловатыми пальцами тряслись, а редкие зубы торчали из-за провалившихся губ. Но Сати уверенно потянула Арджуманд к ее халупе:
– Не бойся, заходи.
Хорошо, что Мехрун-Нисса их не видит…
– Иди, иди, тебе туда, – Сати подтолкнула подругу внутрь.
Девушка шагнула в полутьму хижины и попала в руки, которые узнала бы и в полной тьме.
– Хуррам!
– Тише, любимая. Никто не должен знать, что я вернулся на день раньше, чтобы встретиться с тобой. Я так тоскую по тебе!
– Я тоже. Я больше не могу жить в разлуке. Дедушка пообещал выдать меня замуж в следующем году.
– Я поговорю с падишахом, я ведь выполнил все его условия.
Арджуманд вдруг вспомнила:
– Прорицатель сказал, что наша свадьба может состояться только после свадьбы падишаха и Мехрун-Ниссы.
– Что?!
– Да, Хуррам.
– Тогда нужно немедленно выдать твою тетушку замуж за моего отца!
– Я не шучу, – чуть обиделась девушка.
– Я тоже. Она будет на мина-базаре?
– Конечно, разве Мехрун-Нисса может пропустить такое?
– А ты, тебя я там увижу?
– Да.
– Чем будешь торговать ты?
– Это секрет, – возразила Арджуманд, хотя еще сама не знала.
Снаружи их окликнула Сати:
– Арджуманд, нам пора.
Несколько минут пролетели, как одно мгновение. Хуррам прижал любимую к себе:
– Когда мы станем мужем и женой, я не буду выпускать тебя из объятий каждую ночь и ты всегда будешь рядом.
– Так и будет, Хуррам, мы столько лет в разлуке, что иначе не может быть.
В саду дворца суета – за три часа до полуночи женщины с волнением замерли в своих палатках, готовые торговать и флиртовать, а мужчины ждали появления падишаха. Джехангир не нарушил обычая своих предков, он ступил на покрытые бархатом дорожки в установленное время. Почему торговали ночью, не помнил уже никто, но все принимали это правило как должное.
Джехангир медленно двинулся вдоль рядов палаток в сопровождении своего сына принца Хуррама, только что вернувшегося из Лахора, Итимад-уд-Даулы и еще многих придворных. Было заметно, что глаза падишаха кого-то ищут среди прекрасных торговок. Принц что-то сказал ему, кивая на одну из палаток, Джехангир выслушал и медленно повернулся.
– Ваше величество, разве я не прав, разве чудесные глаза Мехрун-Ниссы не обещают таких же чудес в ее палатке?
– Когда это ты научился так говорить?
Хуррам рассмеялся:
– В нашем дворце всему научишься…
– Приветствую вас, ваше величество, – наклонила красивую головку Мехрун-Нисса. Она была хороша, несмотря на свои тридцать три года, куда красивей многих юных обитательниц зенана.
– Чем вы торгуете?
– Чудесами, привезенными издалека.
На прилавке Мехрун-Ниссы действительно лежали вещицы, которых не встретишь на рынке Агры. Здесь были музыкальные шкатулки и заводные игрушки, небольшая шарманка, часы с высовывающейся птичкой, зеркало, увеличивающее лицо, несколько миниатюрных портретов, в том числе в медальонах…
У Джехангира просто глаза разбежались. Мехрун-Нисса почувствовала досаду, она перестаралась, интерес к диковинкам вполне мог затмить интерес к самой красавице.
К счастью, этого не произошло, падишах только поинтересовался:
– Откуда все это?
– Из Бенгалии, привезено фиранги, ваше величество. Они научились делать забавные вещицы.
– Сколько стоит?
– Все?
– Да.
Глаза вдовы глянули с вызовом:
– Десять лакхов.
– Миллион рупий! – ахнул кто-то за спиной падишаха.
Джехангир чуть нахмурился, и сомневающегося словно ветром сдуло. Мало того, Хуррам и Гияз-Бек, не сговариваясь, постарались оттеснить любопытных, нечего подслушивать разговоры правителя даже во время мина-базара. Понятливые придворные словно растворились в ночном воздухе.
– Что ж, я куплю все.
– Отец, Мехрун-Нисса могла бы запросить много больше…
– Не заступайся за Мехрун-Ниссу! Ты не заставишь меня заплатить еще…
Настроение у падишаха явно было хорошее, Хуррам решил этим воспользоваться.
– …Если бы потребовала взамен ваше сердце.
– Сердце? – Джехангир сделал вид, что удивлен. – Зачем прекрасной Мехрун-Ниссе мое сердце?
Вдова вскинула на него глаза и тут же снова опустила. Падишаха обожгло ее взглядом. Он не мог оторвать глаз от нежного овала лица, от трепетных ресниц, от красиво очерченных губ, произнесших со вздохом:
– Взамен моего, похищенного вами давным-давно…
Джехангир замер, но почти сразу нашелся:
– Я не верну вам ваше сердце, Мехрун-Нисса, а чтобы заполучить мое, вам придется…
Теперь замерли и Хуррам, и Гияз-Бек, и, конечно, сама вдова.
– …Стать моей женой.
Следующее мгновение длилось вечность, принцу показалось, что Мехрун-Нисса никогда не даст ответ, но она покорно вздохнула и прошептала:
– Все, что угодно, ваше величество. Я согласна…
Вокруг стояла такая тишина, что слышны были даже ночные голоса с улиц города и рев верблюда на другой стороне Джамны.
В следующее мгновение базар взорвался криками восторга. Как сумели придворные расслышать шепот Мехрун-Ниссы – загадка, на то они и придворные, чтобы слышать слова, которые шепчут сильные мира сего, и не слышать крики у собственного уха, если их слышать не стоит.
Хуррам поспешил к палатке Арджуманд:
– Ты слышала крики восторга?
– Да, а что случилось?
– Падишах предложил твоей тетушке стать его женой. Я выполнил свое обещание. А ты станешь моей женой?
– Да! – глаза девушки блестели ярче всех звезд на небе.
Это предложение не услышал никто, кроме счастливо улыбающейся Сати.
– Чем сегодня торгует прекрасная дочь Асаф-Хана? В прошлый раз, когда я встретил на мина-базаре одну девушку, она торговала книгами своей подруги. Что сегодня?
Хуррам с удивлением смотрел на небольшие горки каких-то порошков.
Арджуманд счастливо рассмеялась:
– Это любовный напиток. Если растворить щепотку в чаше вина и дать выпить любимому человеку, он будет целый месяц думать только о тебе.
– Когда ты успела напоить меня целым ведром такого напитка? Я четыре года думаю только о тебе. Знаешь что, я куплю весь порошок и заплачу лакх, только если ты сама выпьешь его.
Арджуманд покачала головой:
– Мне и порошка не нужно…
Зенан гудел, двор гудел, Агра гудела – падишах Джехангир женился на той, которую любил долгих восемнадцать лет! Красавице уже исполнилось тридцать четыре года, в таком возрасте внуков нянчить начинают, а она очаровала самого Джехангира!
Женщины вздыхали: вот это любовь! Вечная, не иначе.
Падишах приказал готовить невиданную свадьбу, назвав свою возлюбленную Нур-Махал – Свет дворца. Впрочем, прямо на свадьбе он передумал, решив, что «дворец» слишком мелко для прекрасной Мехрун-Ниссы, и объявил ее «Нур-Джехан» – «Свет Мира».
– Твоя тетушка добилась своего, – заметил Гияз-Бек, кивая внучке на счастливую Мехрун-Ниссу. – Честно говоря, принц Хуррам помог.
– Я знаю. Он предложил мне стать его женой…
Гияз-Бек нахмурился:
– Когда это принц тебе предложил? Снова письма?
– Не только, принц Хуррам купил все, что я продавала на мина-базаре. Не одной Мехрун-Ниссе торговать удачно.
– Тогда вам стоит поторопиться, пока у падишаха хорошее настроение. Только на тетушку не рассчитывай, она думает лишь о себе.
Гияз-Бек хорошо знал свою дочь, Мехрун-Ниссе было теперь не до племянницы и ее замужества, она старалась затмить все, что до тех пор видел Хиндустан. Заново влюбленный падишах был готов жениться немедленно, но его невеста возразила:
– Ваше величество, мне нужны два месяца на подготовку.
Вскоре стало ясно, что только два месяца, потому что у Мехрун-Ниссы многое готово, иначе она ни за что не успела бы.
Счастливая женщина достала из сундуков, которые после приезда из Бардхамана даже не распаковала, тончайшие ткани из Варанаси. Этот город на Ганге славился своими шелками, тонкими настолько, что казались сотканными из воздуха. Шелка были вышиты не менее искусными вышивальщицами по ее собственным рисункам.
Для своего свадебного наряда Мехрун-Нисса выбрала алый цвет – цвет победы. Прозрачный алый шелк, золото, бриллианты и жемчуга окутывали всю Мехрун-Ниссу, однако, не скрывая ни красоты ее лица, ни прелести стройной, несмотря на годы, фигуры.
Она прекрасно понимала, какое впечатление произведет на мужчин и своего мужа, ходила по краю, еще чуть – и наряд покажется совсем неприличным. Но сказался безупречный вкус Мехрун-Ниссы, который позже прославился в веках, она сумела не переступить грань, оставшись безумно привлекательной и достаточно целомудренной.
Ладили крутилась вокруг своей мачехи, без конца всплескивая руками от восторга:
– Вы самая красивая женщина на свете!
– Правда? – в сотый раз приподнимала брови Мехрун-Нисса, словно никогда не слышала таких слов или сама не знала об этом.
Арджуманд наблюдала за тетушкой со вздохом – когда придет ее черед? И вдруг поняла, что вовсе не хочет даже на один вечер становиться вот такой игрушкой для любования, украшением свадебного пира. Пусть бы их с Хуррамом свадьба состоялась тихо-тихо, так даже лучше, они столько лет ждали, что теперь стыдно красоваться перед всеми.
От падишаха принесли очередные дары. Ладили бросилась разглядывать их. Ожерелье, браслеты на руки и ноги с огромными изумрудами. Мехрун-Нисса поморщилась:
– Сказала же: только красные камни в золоте! Или просто бриллианты.
– А я не люблю алмазы, они бесцветные, – объявила Ладили, прикладывая к себе украшение для волос.
– Глупости! – оборвала ее мачеха. – Сколько раз тебе говорить, что самые роскошные камни бесцветные, они сверкают ярче остальных.
– А я бы хотела алмазное сердце… – неожиданно для самой себя произнесла Арджуманд.
– Таких не бывает. Гранить алмазы очень трудно, а если сделать в форме сердца, будут слишком велики потери веса.
– Все равно хочу… Мехрун-Нисса, здесь письмо со стихами.
Тетушка фыркнула:
– Можешь прочесть! Наверняка падишах снова называет меня Светочем Мира и клянется в любви.
– Да, стихи неплохие…
– Они мне уже надоели. Неужели придется целыми днями выслушивать эти поэтические признания?
«Ой-ой… свадьба только предстоит, а будущий супруг, которого Мехрун-Нисса ждала столько лет, ей уже надоел. Нет, Хуррам мне никогда не надоест, тем более если будет твердить о любви каждый день и каждую ночь», – подумала Арджуманд. Вспомнив обещание любимого вообще не выпускать ее из своих рук и приходить каждую ночь, она покраснела.
Ладили, заметив это, пристала с расспросами. С трудом отговорившись какой-то ерундой, Арджуманд поспешила в свою комнату, ей тоже пора было наряжаться на свадьбу. Пока чужую.
А когда же будет своя?
Перед самой церемонией у Арджуманд состоялась стычка с Мехрун-Ниссой, которую теперь полагалось звать Нур-Джехан. Узнав, что тетушка потребовала, чтобы церемонию встречи новой жены проводила не мать падишаха королева Рукия или королева Джодха (обе были уже стары и плохо себя чувствовали), а главная жена Салиха Бану, Арджуманд бросилась к счастливой невесте:
– Мехрун-Нисса, зачем?! Пусть бы провела Ханзаде или кто-то другой. Вы же знаете, что Салиха Бану прячет лицо, ей будет очень неудобно рядом с вами, такой красивой.
В ответ раздался звонкий смех Мехрун-Ниссы:
– Я очень жду этого. Когда она унижала нас в своих покоях, я поклялась, что сделаю все, чтобы насладиться ее унижением. Я своего добилась! Учись и ты добиваться.
– Она и без того несчастна… – пролепетала девушка.
– Кого ты жалеешь? Лучше себя пожалей. И перестань портить мне настроение, я хочу выглядеть счастливой, а не сокрушаться из-за вылезших ресниц агачи.
Это был верный расчет, больший контраст представить трудно – ослепительная красавица Нур-Джехан и облезлая Салиха Бану. Арджуманд почувствовала острую жалость к несчастной женщине, которую собирались выставить напоказ. Сати шепнула ей:
– Хочешь, я твою тетушку тоже превращу в страшилище?
– Нет, не смей! Она еще заплатит за свою жестокость, я не хочу быть такой же.
– Ладно. Смотри, два принца вместе, – кивнула в сторону мужчин Сати. Хосров действительно опирался на руку Хуррама. Но этого никто не заметил, все были поглощены созерцанием невесты, а некоторые – пиршественного стола.
Обряд провели быстро, чтобы не утруждать падишаха, имам сам произнес все положенные слова, оставив Джехангиру только выражение согласия с ними. Согласие Мехрун-Ниссы прозвучало звонко, все должны были слышать, как счастлива новая жена падишаха. Ничего, что двадцатая, главное – любимая.
Роскошь пиршественного стола не поддавалась описанию. Толпы поваров приготовили столько блюд, сколько за неделю не смогла бы съесть вся Агра.
Высились горы жареной баранины под самыми разными соусами, тысячи кур, огромные подносы с кебабами – и сикка (на вертеле), и завернутых – схамми, горы бирийани, целые ягнята и куски ягнятины, вымоченные в кислом молоке и жаренные в тандыре, пирамиды хрустящих самосов с разной начинкой. Большие чаши с чатни и подносы с чапати… горы джалебы и пирамиды из нуги, халва и самые разные пури… огромные кувшины с напитками… фонтаны с вином… гулабы… фрукты… Попробовать даже пятую часть было немыслимо.
Слюнки текли у всех присутствующих. Но падишах умудрился испортить праздник. Все последние дни он сочинял поэму, посвященную своей возлюбленной, части которой каждый день присылал Мехрун-Ниссе. Та не читала, но приказывала передать, что стихи само совершенство.
И теперь Джехангир решил озвучить это совершенство перед подданными.
Придворные – народ очень терпеливый, но даже для них слегка заунывное чтение стихов при остывающих на столах яствах было слишком тяжелым испытанием. Один за другим они отрывали виноградины и тайком клали в рот. Просто что-то пожевать нельзя – падишах читал вполголоса, потому приходилось сидеть тихо-тихо.
Арджуманд перехватила лукавый взгляд принца, похоже, Хуррам знал истинный объем предстоящего исполнения. Девушка с трудом сдержала ответную улыбку.
Но немного погодя стало совсем не до смеха, еда остывала и теряла вкус, у гостей портилось настроение…
Выручила всех Мехрун-Нисса, новая жена что-то прошептала супругу на ухо, накрыв его руку своими нежными пальчиками. Джехангир растаял. Мехрун-Нисса спокойно отобрала у него длинный свиток с поэмой, отмотала его почти до конца и ткнула пальчиком в предпоследние строчки.
– Моя возлюбленная жена просит прочитать поэму сначала ей одной, а вам позволяет послушать лишь самые последние строчки.
Джехангир выполнил пожелание супруги и объявил, что отныне ее следует называть только Нур-Джехан. А еще пригласил всех попробовать блюда, приготовленные тысячей поваров со всего Хиндустана. Гости были безмерно благодарны Нур-Джехан за спасение, они принялись пробовать все подряд, хотя еда остыла.
Имелась еще одна причина торопиться. Падишах объявил, что каждый унесет с собой не только большой золотой кубок, из которого пьет, но и блюдо, у которого увидит дно.
Арджуманд показалось, что гости голодали последние два месяца, с самого мина-базара, после которого стало ясно, что предстоит свадьба.
Повара оказались хитрей, они выложили лишь часть приготовленной еды, потому, стоило какому-то блюду опустеть хоть наполовину, слуги тут же наполняли его снова. Несли новые горы наана и чапати, гулабов, бадам писты, ягнятины, птицы, росли порушенные пирамиды сладостей, наполнялись кувшины и кубки. Нарезались дыни, разламывались гранаты, укладывались гроздья винограда, ломти папайи и манго, нунгу и личи, персики… Земля Хиндустана немыслимо богата, если кто-то в этом сомневался, то теперь был потрясен…
Большинству было не до танцовщиц и музыки, они выпили столько вина и съели столько еды, что едва ли были способны подняться без посторонней помощи. Золотые блюда, золотые кубки, золотые подносы… Гости все же унесли большую часть посуды, вернее, унесли их слуги, которым позже пришлось уносить и самих гостей.
Падишах был занят своей новой женой, жена самого принца ушла, как только представилась возможность. Арджуманд заметила, что ее ресницы отросли, пусть и не совсем как надо, Акрабади Махал благодарно улыбнулась им с Сати.
Арджуманд и Хуррам сумели встретиться незаметно для остальных. Помогли Хосров и Сати.
– Я не хочу такую пышную свадьбу. Мне кажется, гостям и дела нет до падишаха с Нур-Джехан.
– Арджуманд, я согласен на любую – такую же, еще более роскошную, совсем скромную, только бы она скорее состоялась. И больше всего боюсь, чтобы рядом с тобой не оказался кто-то другой.
– Этого никогда не будет! Я сказала дедушке, что ты предложил мне стать твоей третьей женой.
– Завтра же поговорю об этом с отцом. Самое время, он счастлив, а счастливые люди добры и щедры.
Но ни на следующий день, ни в ближайший месяц поговорить с падишахом не удалось. Он праздновал.
Придворные не пожелали выслушать поэму вместо пира? Джехангир растянул это «удовольствие» на целый месяц, приглашая то одних, то других и подолгу читая им свое сочинение. В свободное от чтения, выпивки и объятий с новой женой время он сочинял продолжение, поэма грозила стать самой длинной в мире, а мучения не любивших творчество своего правителя придворных – стать вечными.
Но и позже он всячески уходил от этого разговора с сыном.
Быстро стала очевидной особенность новой женитьбы падишаха. Увлеченный стихосложением, он не желал возвращаться к государственным делам. Обычно его замещал Итимад-уд-Даула, но теперь все чаще советы стала давать Нур-Джехан! Женщина советовала падишаху не в зенане, не наедине и не в семейных вопросах или даже управлении дворцом, а в государственных делах!
Но чиновники и просители, получавшие аудиенции у падишаха, вынуждены признать, что эта красавица разбирается в политике и делах не хуже мужчины и советы давала очень дельные.
Джехангир все чаще обсуждал вопросы страны в обществе Нур-Джехан, ее отца Гияз-Бека, ее брата Асаф-Хана и своего сына Хуррама.
У самой Нур-Джехан с Арджуманд состоялся неприятный разговор.
Девушка решила обратиться к падишаху по поводу их с Хуррамом свадьбы, вернее, сделать это через тетушку. Кому, как не Мехрун-Ниссе, ставшей не без помощи принца Нур-Джехан, помочь влюбленным?
Нур-Джехан была царственно величественной и притворно уставшей. Арджуманд прекрасно знала, сколько сил у ее тетушки, и что такая мелочь, как недельный праздник, ее не утомит, но все равно долго занимать царственное внимание не собиралась.
– Как мне вас теперь называть?
– О чем ты спрашиваешь? – недоуменно приподняла красивую бровь Мехрун-Нисса.
– Когда-то вы запретили называть вас тетушкой. Но не могу же я говорить просто Нур-Джехан.
Женщина согласно кивнула:
– Говори Нур-Джехан Бегум. Я так устала от всех этих праздников и забот…
– Вы счастливы, тетушка?
Нур-Джехан рассмеялась:
– Какая ты невнимательная. Тебе очень трудно быть при дворе. Да, я очень счастлива. Знаешь, можешь звать меня тетей. Это как-то по-родственному. Тебе понравился праздник?
– Очень, как все, что вы делаете.
Это была лесть, но достаточно тонкая, чтобы Нур-Джехан от нее не скривилась.
– У тебя какая-то просьба?
– Помогите нам с Хуррамом стать счастливыми? Падишах к вам прислушивается, напомните ему об обещании разрешить принцу жениться на мне. Нам не нужна роскошная свадьба, достаточно скромной церемонии.
Нур-Джехан молчала, задумчиво покусывая губу. Арджуманд пришлось добавить:
– Иначе бабушка выдаст меня замуж за другого.
Даже купаясь в своем счастье, не могла же Мехрун-Нисса забыть о них с Хуррамом. Арджуманд поймала себя на том, что мысленно называет тетю ее прежним именем.
Нур-Джехан словно очнулась, она поднялась, явно давая понять, что уходит, и кивнула:
– Будешь третьей женой, а Ладили станет четвертой.
Арджуманд даже понять не успела значение слов тети, а изнутри уже рвался ответ:
– Нет!
Одно дело женитьба Хуррама на далекой Кандагари Махал или несчастной Акрабади Махал. Они чужие, и их не жалко. Но Ладили… Двоюродная сестричка, пусть и сводная, почти подружка, она совсем юная, но своя… Арджуманд не хотела делить любимого ни с кем из старших жен, но делить с Ладили… Это вообще немыслимо. Как тетя может предлагать такое?!
Нур-Джехан нахмурилась и вдруг коротко бросила:
– Значит, вообще не будешь!
Глядя ей вслед, Арджуманд пыталась осознать, что произошло. Разум подсказывал, что, если не согласится, в зенане и в сердце падишаха у нее появится враг – умный, сильный, такой, с которым ей не справиться. Нур-Джехан способна оказывать влияние не только на падишаха или Гияз-Бека, она легко обведет вокруг пальца и Асаф-Хана, и даже Хуррама.
Девушка схватилась за голову:
– Что же мне делать?!
