Глава 15

Все, что я смогла узнать за время путешествия, – это лишь адрес исчезнувших охранников группы, которые были приставлены к Сатри и которые скрылись после его побега. Негусто, но лучше, чем ничего.

После чуда рассветного Тадж-Махала и браслетов с колокольчиками, купленных в Лакхнау, нелегко было возвращаться к обычной жизни, а уж к расследованию преступлений и того тяжелей, но работа есть работа. Вместе со смогом Мумбаи я окунаюсь и в дела минувших дней.

Почти каждый район Мумбаи имеет свои трущобы, утлые домишки, про которые даже язык не поворачивается сказать, что они «построены», – сляпаны из того, что подвернулось под руку, и стоило так дешево, что это смогли приобрести даже самые нищие обитатели. Именно приобрести, а не подобрать или найти на свалке. В Мумбаи нет свалок в нашем привычном понимании, здесь мусоросборниками от выброшенной пустой пачки из-под сигарет до строительного мусора являются обитатели трущоб, но не все подряд, а именно те, кто на мусоре зарабатывает. Никакой кусок пластика не сможет валяться бесхозным дольше завтрашнего утра.

Удивительно, но при этом на улицах, в стороне от центральных кварталов, неимоверно много мусора под ногами. Наверное, уверенность в том, что подберут сборщики, породила отвратительную привычку все бросать на землю. Действительно подбирают, просто не успевают сделать это сразу. Подбирают, приносят к своим шатким домишкам, сортируют и либо отвозят на мусороперерабатывающие заводы, либо используют снова, мастеря поделки из отходов.

Поэтому мусорные свалки в Мумбаи – это сами трущобы. Не все и не везде, но большинство из них живет переработкой отходов. А чем еще жить? Постоянная работа есть у одного из тысячи.

Мы привыкли, что трущобы – это Дхарави. А благодаря талантливому «Миллионеру из трущоб» убеждены, что эти постройки прилегают к территории аэропорта. Но это не так, прилегают Сакинка или Аннавади, Каджупада и огромный Ашок Нагар между Сервис-роуд и Пайплайн-роуд, а Дхарави даже не самые страшные трущобы Мумбаи, просто они соседствуют с достаточно богатыми районами, а потому сильней бросаются в глаза.

Еще иностранцы убеждены, что они именно этот кошмар видели, когда ехали из аэропорта в свой отель, мол, трасса проходит прямо над халупами Дхарави.

Нет, район Дхарави лежит в стороне и гораздо южней, а у трассы только пятно домишек Агрипады. Вообще, районов, подобных Дхарави, в Мумбаи полно, утлые постройки ютятся вплотную друг к другу на любом свободном клочке земли, трущобы Мумбаи – это не один район, а треть города. Даже в очень благополучном Колаби в самой южной части, даже на Малабарском холме у кромки моря есть те самые постройки с крышами из синего пластика, раньше служившего упаковкой строительных материалов.

Если хочется увидеть трущобы пусть не с высоты птичьего полета, но сверху, стоит проехать на поезде метро между станциями Гаткопар и Сакинка, слева откроется панорама Сакинки, справа – Асальфы. Вид примечателен еще и тем, что это не гладкое поле, словно залитое потоком хлипких строений, а пригорки, по которым домишки карабкаются вверх или, наоборот, спускаются вниз.

Смотреть эти районы стоит только с провожатым.

У меня провожатого нет, а адрес семьи убитого охранника Асафа Мурти прост: Сакинка, 90 Feet Rd, Gali № 3, в магазине орехов спросить Бхаратха.

«Сакинка» – станция метро, до которой я добираюсь хоть и не без проблем, но живой, потом такси, конечно, лучше тук-тук. 90 Feet Rd – улица, по которой даже ездит автобус. Вообще, улиц с таким названием в Мумбаи несколько, я видела подобную и на карте района Фэйз, потому указатель «Сакинка» не лишний.

На углу с Гали 3 семейный ресторанчик «Тохфа», ехать дальше которого тук-тук не только не хочет, но и не может. К магазину орехов придется идти пешком по замусоренному проходу между домами. Все вывески по сторонам давно на деванагари, я понимаю, что здесь вряд ли найдется кто-то владеющий английским, и прошу водителя проводить меня, чтобы я могла объясниться с местными. Водитель сомневается, что хочет мне помочь, однако предложенная сумма слишком велика, чтобы от нее отказаться даже ценой потери тук-тука.

Сунил, так зовут водителя, пристраивает свое транспортное средство под присмотр владельца ресторана, отвалив ему приличное вознаграждение и пообещав отобедать после возвращения, и машет мне рукой:

– Нам туда…

Ориентир, как объяснили ему, одинокое дерево, крона которого видна над крышами.

Я ныряю следом за Сунилом в проход между домами, по какому-то недоразумению называемый улицей. Идти недалеко, к вони отходов мой организм уже привык, потому особых трудностей я не испытываю. По пути нам встречается даже супермаркет! Его размеры меньше гаража, но на полках пакеты с продуктами, а вывеска «Fortune» свидетельствует о том, что хозяин считает себя счастливчиком.

Магазинчик орехов Бхаратха тоже невелик, зато выбор в нем достаточно большой, ведь орехи нужны всем. На нас смотрят с любопытством, я в шальвар-камиз, но волосы-то светлые, и кожа тоже. В районе Сакинки это редкость.

Сунил расспрашивает об Асафе Мурти, вернее, о его семье, однако окружающие слушают его сначала настороженно. Я решаю купить орехи, чтобы разговорить хозяина лавки, и Сунил, поняв это, тихо советует:

– Много не платите, рани.

Он прав, не стоит демонстрировать свою состоятельность. Она видна и без того, ведь на мне дорогой по местным меркам камиз. Все же я покупаю два пакета самых дорогих орехов, которые прячу в сумку.

Наконец, Сунилу удается договориться с хозяином, и тот зовет мальчишку, который за небольшую мзду в две рупии готов проводить нас к семье Мурти. Следом за босоногим провожатым мы углубляемся в лабиринт домиков.

Сакинка не самый бедный район Мумбаи, у домов есть шиферные крыши. Похоже, здесь живут те, у кого есть хоть какой-то относительно постоянный доход (это большая редкость и удача для трущоб). У Мурти был доход, а потому он имел возможность содержать семью в приличных по местным меркам условиях.

Наш маленький провожатый ныряет в узкий проход между халупами и начинает ловко взбираться вверх по почти отвесной круче. Сунил останавливает его окриком, что-то требует, размахивая руками, и мальчишка скатывается обратно, чтобы повести нас вокруг. Так-то лучше… Чтобы он не жалел о потере времени на наше сопровождение, я даю ему две рупии сверх уговора, обещая добавить еще, если будет стараться и дальше. Сунил только качает головой, но я непреклонна – всякий труд должен быть вознагражден.

В результате по извилистому проходу, как и везде загаженному мусором (что совершенно не смущает босоногого гида), мы возвращаемся на 90 Feet Rd, однако несколько дальше, чем с нее сошли, огибаем дом и сворачиваем в другой проход между домами, гордо именуемый улицей Локманья Тилак (о чем свидетельствует вывеска на куске картона на первом домике, сделанная на двух языках!). Не запутаться в этих лабиринтах можно только, если ты здесь родился или прожил десяток лет. По каким признакам наш провожатый понимал, где надо проскользнуть между халупами, а где нет, для меня осталось загадкой, но мы довольно быстро добираемся до цели своего путешествия.

По пути я испытываю несколько неприятных моментов, когда нога в сандалии попадает в какую-то грязь (не хочется задумываться, во что именно). Оступиться легко, хотя здесь нет таких вонючих луж, какие фотографируют в Дхарави. Возможно, воды меньше. Но посередине прохода идти все равно рискованно, именно там собираются нечистоты. А наклонные края способствуют соскальзыванию подошв. Местные мальчишки спешат за нами босиком, они уже привычные и ноги у них не скользят.

Мысленно чертыхаясь, я прошу Сунила передать нашему провожатому, чтобы тот не спешил. Мальчишка хоть и замедлил шаг, но пробираться все равно трудно.

Меня поражает контраст между грязью на улочках и чистотой в домах, мимо которых мы проходим, вернее, пробираемся. Временами проходы такие тесные, что приоткрытые двери их просто перегородили бы, а за закрытой дверью слишком жарко. Что скрывать от соседей из своей жизни, если вся она на виду? Большинство дверей заменены простыми тряпками, которые в дневное время откинуты – так внутрь попадает больше света. Поэтому заглянуть легко.

На пороге часто кто-то сидит, а в помещениях на полках ряды начищенной посуды (здесь предпочитают металлическую, она надежней). Возле дома обязательный синий пластиковый бак для воды, шланг, которым эту воду в определенное время утром в бак качают (не успеешь – останешься ни с чем).

У многих в домах видны телевизоры, пусть маленькие, старые, но они есть! А на двух крышах я даже замечаю спутниковые тарелки! Недаром Сакинка считается вполне зажиточными трущобами (если вообще возможно такое словосочетание). Есть и более обеспеченные семьи, но есть и те, кто живет похуже.

Много развешенной для сушки выстиранной одежды, даже будучи слегка выжатой, она легко высохнет за несколько часов пребывания на безжалостном солнце.

А вот солнце далеко не во всех домах, вернее, очень мало в каких, только в тех, что расположены выше остальных. В домах, куда доступ солнышку закрывают соседние постройки, просто темно, ведь постройки расположены так близко друг к другу, что кое-где небо видно наверху узкой бледно-голубой полоской.

Со мной после поездки с Радживом по Индии что-то случилось, я хоть не перестала ужасаться грязи или ощущать вонь, но как-то внутренне смирилась с этим. Индийцы радуются жизни, вопреки мнению европейцев, – это их жизнь, а потому мы не вправе их осуждать. И меня уже не ужасают горы мусора или ворона, теребящая возле стены утлого домишки дохлую крысу. Если хозяева не ужаснулись, какое мне дело?

Хотя долго наблюдать такие бытовые картинки не хочется…

Впрочем, идем мы недолго, я не успеваю изучить быт бедолаг из трущоб, зато успеваю окончательно запутаться и потерять ориентир. В обычных городах большинство улиц пересекаются под прямыми или почти прямыми углами, здесь же улиц как таковых нет, есть лишь проходы между домами – одни шире, другие уже. Улицы остались там, снаружи, – в трущобах это излишество, зачем ставить дома далеко друг от друга, если места мало? Потому и живут тысячи человек на крохотном пятачке. Семьи, в которых до десятка взрослых, не считая множества детей, ютятся в домиках, по площади не больше моей крохотной квартирки. Мелькает мысль о сексуальной жизни местного населения, как же они решают здесь этот вопрос?

Та часть Сакинки, в которой мы находимся, стоит на холме, потому водные потоки из-за проливных дождей жителям не грозят, все стекает вниз. Дома лепятся друг к другу так плотно, что даже став совсем ветхими, не упадут – соседи «поддержат». А смыкающиеся наверху крыши способствуют тени и приятной прохладе. Как сказал Раджив, во всем можно найти не только плохое, но и хорошее.

Но мы, наконец, на месте…

Кивнув на очередное покосившееся строение, вход в которое тоже закрывает кусок синего пластика вместо двери (в Мумбаи почему-то очень популярен именно такой пластик – плотный синий), мальчишка-провожатый протягивает руку за оплатой. Я прошу Сунила сказать, чтобы мальчик остался, поскольку обратно самостоятельно нам не выйти. Но таксист и без моих наставлений сообразил, он показывает провожатому еще одну купюру с объяснениями.

Наше появление, конечно, привлекло на пятачок всех окрестных обитателей. Вокруг мгновенно собирается приличная толпа. «Вокруг» определение неверное, просто из своих шатких сарайчиков, гордо именуемых домами, высовывают головы взрослые, в основном женщины, и дети.

Синяя пластиковая занавеска наконец отодвигается, на мгновение появляется женское лицо и тут же исчезает. Сунил что-то кричит начальственным тоном, потом обменивается мнением со стариком, сидящим на ящике в соседней халупе, дверь которой открыта, и громко произносит имя Мурти. В ответ занавеска отодвигается полностью и показывается крайне неопрятного вида мужчина, явно разбуженный, а потому особенно недовольный.

Я не объяснила Сунилу, кто такой Мурти, просто сказала, что семью этого человека мне нужно найти. Тот понял все буквально и почти трясет мужчину с требованием немедленно предоставить Асафа Мурти. Мужчина растерянно отбивается, отрицательно качая головой. Приходится останавливать Сунила и объяснять, что я представляю компанию, в которой Мурти работал охранником, он погиб в какой-то стычке с ворами, но компания осталась ему должна за работу.

Сунил смотрит на меня так, что становится понятно: больше всего он жалеет, что не выяснил заранее, какого черта мне понадобился обитатель трущоб, иначе вызвался бы сам доставить деньги, чтобы я не пачкала сандалии. Но теперь поздно, приходится объяснять ошалевшим от такого поворота событий родственникам, что я принесла деньги за погибшего Асафа.

Мужчина оживляется, объясняет, что он, дядя погибшего, давно подозревал, что с племянником что-то случилось, зовет сестру – мать Асафа, объясняет ситуацию ей. Понятно, что бедной женщине с трудом верится, что на свете есть люди, способные вот так принести чужие деньги вместо того, чтобы забрать их себе.

Однако, когда я пытаюсь что-то разузнать о сыне, отмалчивается или говорит односложно: она не знает, где работал Асаф, как погиб и вообще, был ли он в Агре. Недоверие растет, и на меня смотрят уже косо. Я понимаю, что уже ничего не смогу выведать, и прихожу к мысли, что нужно искать вторую семью. Доставая из сумки пятьдесят фунтов (это пять тысяч рупий – сумма для трущоб просто огромная), я стараюсь, чтобы любопытные успели их заметить, а вот орехи раздаю детям, и те, получив горсть лакомства, с восторженным визгом разбегаются в стороны.

Прежде чем отдать деньги семье, я интересуюсь, не помогут ли они мне найти второго охранника, которому тоже предназначена выплата. Но мне сообщают, что семья Девдана переехала после того, как тот пропал, и никто не знает куда.

– Но, если вы хотите, мы можем передать им ваши деньги, – заканчивает бодрым тоном дядя Асафа.

Последняя фраза вызывает у меня смех.

– Как же вы передадите, если не знаете, где они?

– Они в Нетаджи-Нагар, который в конце Wire Gali, где Сатинка, – говорит он в конце концов.

Мне эти названия не говорят ни о чем, но я киваю с самым серьезным видом, пусть думают, что я дока. Обещанные деньги приходится отдать, причем я прошу мужчину «расписаться» в их получении на листке из блокнота. Дядя Асафа важно ставит ничего не значащую закорючку под моими записями о впечатлениях от Аджмера, но по тому, как смотрит на меня Сунил, я понимаю, что мужчина лишь говорит по-английски, но не читает.

Теперь остается вернуться к ресторану, возле которого Сунил оставил свой тук-тук.

Мальчишка провожает нас до отцовского магазина, получает честно заработанные две рупии и довольный улепетывает. Зато отец благодушия не проявляет, в его планы явно не входило долгое отсутствие сына, тот должен был что-то делать, но законы гостеприимства не позволяют высказать нам недовольство.

Обратный путь всегда кажется короче, но у ресторана нас ждет неприятное известие – какой-то грузовичок случайно повредил тук-тук Сунила. Водитель «Таты» оказался сознательным, он оставил деньги на ремонт, и я со своей стороны тоже добавляю, чтобы Сунил пережил свою трагедию легче, а владелец ресторана, чувствуя вину за недосмотр, приглашает бедолагу отобедать бесплатно.

Я от обеда благоразумно отказываюсь и говорю, что хочу пройтись, а на самом деле намереваюсь взять другой тук-тук и уехать. Хорошо бы отправиться в Нетаджи-Нагар прямо сейчас, пока семью Девдана не успели предупредить, но как это сделать, провожатого у меня нет, а соваться в любую из трущоб без знания языка – безумие.

Решив вернуться завтра с переводчиком, я еду в отель – благополучный, чистый, с кондиционированным воздухом, белоснежным кафелем и роскошной ванной.

Уже в метро тщательно осматриваю себя в стекле окна, пытаясь понять, как выгляжу. Разница между «Обероем» и Сакинкой больше, чем между Землей и Марсом. Заляпанные грязью сандалии придется заменить на новые, нечистотам с Локманья Тилак не место на Марина-драйв.

Но мне все же нужно попытаться разыскать семью Девдана. Любому сыщику, что бы он ни распутывал, нужна какая-то зацепка, пусть крошечная, пусть такая, которая потом не приведет ни к чему, но она нужна. Я нутром чувствую, что такой зацепкой может стать причина, по которой Сатри посреди ночи понадобилась охрана. Что такое он делал, что его следовало сторожить?

Я почти не сомневаюсь, что вероятнее всего он встречался с обладателем алмаза, а потом нес камень домой. Встреча с Девданом могла бы помочь мне найти предыдущего владельца «Тадж-Махала» и, как только я с ним поговорю, все выяснится само собой.

Но для похода в Нетаджи-Нагар, «который в конце Wire Gali, где Сатинка», мне позарез нужен переводчик. Просить помощи у Раджива я не могу, он не допустит такого похода – да и как ему объяснить, что мне нужно в этой трущобе? Ароры все еще нет в Мумбаи (тоже мне охрана). Остается только Киран Шандар, он тоже заинтересован в поисках убийцы Сатри, хотя твердит о мистике и чатристах.

Я открыто попросила его посодействовать знакомству с теми, кому Сатри был должен много денег.

Шандар вздохнул:

– Это не они убили Хамида Сатри.

– Я понимаю, но они должны иметь зуб на убийц, поскольку те оставили их без возможности вернуть деньги, – поясняю я.

С Шандаром мы договорились встретиться вечером, он обещал познакомить меня с «серьезными людьми». Почему-то мне приходит в голову, что это и могут быть убийцы Мурти, но я отбрасываю эту мысль – Мурти убили в Агре, а мы в Мумбаи.

На сей раз Киран Шандар ко мне более лоялен (с чего бы?). Новых сведений о Сатри у него нет, он лишь подтверждает уже сказанное и приглашает меня «в гости» к весьма необычным людям. Уже по его тону я понимаю, что это местная мафия, иначе зачем бы он просил не брать с собой оружия.

– Киран, с чего вы взяли, что я хожу с автоматом под мышкой?

– Это я на всякий случай, Чопра нервно относится к новым людям и боится покушения.

– Чопра? Из болливудской среды?

– Нет, это имя он придумал себе сам, просто похож на Яша Чопру, есть такой.

– Был, – уточняю я, поскольку знаменитый индийский продюсер и режиссер умер, теперь на студии его сыновья – Адитья и Удай. Еще месяц назад я не подозревала об их существовании, но теперь знаю о них.

Мы едем в какой-то клуб, откуда дальше нас везут в закрытой машине. Охранники так себе, но их слишком много, чтобы справиться, даже имея в руках оружие. Как в Китае – многолюдно и людей не жалко, если не сумеют предугадать нападение, то хоть защитят собственными телами.

Впрочем, сама я нападать не собираюсь, а охрану оцениваю просто по привычке.

Невольно мелькает мысль, что навыки дали сбой на выставке в Букингемском дворце, когда я проглядела рыжего. Простой почти в год явно притупил мою бдительность.

– Киран, что они знают обо мне?

– То же, что и я.

– То есть?!

– Что вы любопытный помощник продюсера, прилетевшая из Лондона. Очень любопытная, которой непременно надо распутать убийство Хамида Сатри.

– Зачем?

– Потому что любопытная.

– Я не о том. Зачем вы меня везете к этим людям?

Мгновение он молчит, потом все же объясняет:

– Хамид Сатри остался им должен большие деньги. Вы хотите расследовать его убийство, они могут вам помочь.

– Мне объяснили, что Сатри банкрот и все его имущество давно заложено. Даже с наследников Сатри они едва ли что-то получат.

Посвящать его в результаты собственных хакерских раскопок я не намерена. Шандар – хороший человек и явно честный журналист, но доверять ему все равно не стоит.

Договорить мы не успеваем, так как уже приехали на место. Я понимаю лишь то, что интересна местной мафии как сыщик. Тапар их явно не устраивает, даже несмотря на то, что любую информацию у него можно купить.

Мы в каком-то подземном гараже, из которого поднимаемся на лифте довольно высоко. В коридоре нас встречают другие люди, менее угрюмого вида, но не менее накачанные. По тому, как ближайший ко мне человек слегка отводит левый локоть в сторону, я понимаю, что он при оружии. Нас учили: если не умеете носить наплечную кобуру, чтобы ее не было заметно даже внимательному взгляду, лучше держите пистолет в заднем кармане брюк, поскольку в кобуре его все равно вычислят.

Помещение, куда нас с Шандаром вводят, предварительно проверив на отсутствие оружия (обыкновенный металлоискатель и беглый досмотр сумки), похоже на президентский номер пятизвездочного отеля. Возможно, так и есть, но понять, где мы, нельзя – окна плотно зашторены.

Тот, кого Шандар называл Чопрой, действительно похож на Яша Чопру, чей портрет я видела на студии. И возраст тот же – Чопра умер лет в восемьдесят, человеку, кивнувшему нам, чтобы присаживались в кресла напротив, столько же. Он не церемонится и не теряет времени на пустые разговоры, мне это импонирует, хотя сам лже-Чопра мне не симпатичен ни в малейшей степени. Да, у него такие же седые волосы вокруг лысины, большие широко посаженные глаза, тот же волевой подбородок с горизонтальной складкой под нижней губой, крупный мясистый нос. Но глаза под кустистыми бровями злые, и это главное, чем он отличается от основателя крупнейшей киностудии Болливуда.

Мне достаточно беглого взгляда на лицо, чтобы понять, что за человек передо мной. Его квадратный подбородок говорит о практичности, широкий мясистый нос о любви к материальным благам, а нижняя губа – о злоупотреблениях этими самыми благами, внутренние уголки глаз – о цепкости, брови сообщают о способности мгновенно включаться в любое действие и так далее…

Вот он правой рукой почесал тыльную сторону левой ладони… еще раз… и еще… Ого! Он боится упустить какую-то возможность, связанную с нашим разговором? Этим надо воспользоваться.

Но долго разглядывать Чопру небезопасно, и я отвожу взгляд…

– Киран сказал, что ты расследуешь убийство Сатри? – спрашивает Чопра.

Голос чуть хрипловатый, не вполне соответствующий внешности, и он честней сообщает мне о том, что за человек передо мной. Такому в лапы не попадайся. Ну, Киран, удружил, только подобного знакомства мне не хватало. Впрочем, это действительно так, у меня ни единой зацепки, и помощь местного Дона Карлеоне может оказаться мне очень кстати. Главное, потом вовремя унести ноги.

– Да, насколько это возможно, – отвечаю я.

Я его не боюсь, и он должен это почувствовать, потому никакой жесткости в моей интонации нет, только спокойствие и некоторая усталость от вынужденного бездействия (что соответствует действительности).

– Зачем?

«А если я не отвечу, ты прикажешь пытать меня раскаленным железом?» Я пожимаю плечами:

– Мне поручили.

Согласно логике Чопре следует поинтересоваться, кто поручил, но он то ли с логикой не в ладах, то ли столь уверен в себе, что просто сообщает:

– Сатри убили страшные люди. Это чатристы, последователи богини Кали.

Вот откуда ноги растут! Вот чей бред озвучил в своей статье Шандар. Купился на нашептывания местного мафиози о страшных чатристах и пересказал это всему миру, вернее, мне, а я почти поверила. Я с трудом скрываю досаду, а «страшный-страшный» лже-Чопра продолжает:

– Хочу предложить тебе сделку. Я помогу найти убийцу Хамида Сатри.

Он замолкает, приходит моя очередь поинтересоваться:

– В чем сделка?

Чопра изучает меня, словно сомневается, стоит ли продолжать. Не знаю, что именно он решил бы, но звонит телефон. Взглянув на экран, грозный Чопра встает и поспешно уходит в соседнюю комнату. Мы некоторое время сидим молча, потом я не выдерживаю:

– Киран, вы поверили всему этому?

– Чему – этому?

– Россказням о страшных чатристах? Это ваш источник информации? От него вы знаете о последователях богини Кали?

– Нет. У меня другой источник.

Мне уже не интересны ни источники, ни информация Шандара. Кроме того, в комнате снова появляется Чопра и что-то приказывает своим церберам. Те делают шаг в нашу сторону, что заставляет меня напрячься. Я без оружия и против таких мордоворотов немного стою, но себя связать или зарезать себя, как барана, все же не позволю.

Оказывать сопротивление даже не пришлось, нас просто приказано проводить обратно. Чопра объясняет:

– Сейчас я занят. Потом поговорим.

Я мысленно отвечаю ему на это, что беседовать с ним не намерена ни потом, ни вообще когда-либо, – мне все ясно с этим уродом..

Когда сопровождающие оставляют нас в покое, я задаю Шандару вопрос:

– Киран, зачем вы возили меня к нему? Только не говорите, что он обладает ценной информацией.

Шандар сокрушенно качает головой:

– Это так, вы зря не верите. Чопра…

Я перебиваю:

– Зачем они вам – понятно. Если вы убедительно объясните, зачем нужны вы им, я, пожалуй, поверю в их ценность.

Киран смеется:

– Вы правы, они сливают мне информацию. Это взаимовыгодное сотрудничество.

– Вы используете уголовников, чтобы зарабатывать дивиденды?

– Да, если нет других источников. И, поверьте, именно Чопра никогда не поставлял ложную информацию.

– А как на вашу дружбу смотрит полиция?

Шандар изумленно раскрывает глаза:

– Полиция тоже часто обменивается с Чопрой информацией. Взаимовыгодно.

Означают ли эти слова, что Калеб Арора тоже в связке с Доном Чопрой? Если так, то они здесь все сумасшедшие.

Я больше не желаю обсуждать взаимовыгодные отношения бандитов без погон и бандитов в погонах, но у меня есть вопрос:

– Киран, нет ли у вас знакомого переводчика, мне очень мешает незнание местного языка, а английский понимают не все, с кем я общаюсь. Нужно сопровождать меня несколько дней по несколько часов по Мумбаи. Глупо жить здесь и не посмотреть город, а я уже столкнулась с тем, что местное население не знает английского.

Киран смотрит на меня пристально, словно пытаясь проникнуть в мысли, но потом кивает:

– Я предоставлю вам переводчика. Еще какого! Ее зовут Джая, она прекрасно говорит по-английски и на хинди, маратхи и урду. Сообразительная и сильная. Как раз сегодня приехала в Мумбаи.

Джая так Джая, соглашаюсь я, главное, чтобы не была болтливой и слишком меркантильной.

Киран качает головой:

– Нет, она умеет хранить секреты и практически не нуждается в деньгах.

Я недовольно ворчу:

– Не люблю тех, кому от меня не нужны деньги за услуги.

Шандар смеется:

– Она вам понравится, обещаю.

Я слишком раздосадована, чтобы спорить, и соглашаюсь встретиться с Джаей завтра утром.

В номере я немедленно сажусь за компьютер. Снова выручает спутниковая связь…

Охранники лже-Чопры слишком тупы, а Киран Шандар наивен, чтобы заметить, что я успела сфотографировать номера двух их машин и физиономию самоуверенного главаря мафии, вернее, отменное отражение ее в стекле.

Фотографию удается достаточно прилично обработать и слегка изменить форму глаз, чтобы было больше похоже на лже-Чопру, чем на настоящего Яша. И все равно программа распознавания лиц выдает сначала продюсера и лишь потом мафиози. Это Пратаб Таскер, имеющий три отсидки по обвинению в бандитизме, впрочем, ни разу не признавший свою вину. Каждый раз адвокатам быстро удавалось «находить» истинных виновных, и невинную овечку Таскера, к огромному сожалению тюремного начальства, явно имевшего неплохой навар с пребывания осужденного, выпускали с извинениями.

Машины тоже оказались зарегистрированы на подставных лиц, поверить, что на фотографии якобы владелец, может только наивный дурак. Человек на фото был больше похож на обитателя Сакинки, чем на нувориша, который мог позволить себе купить роскошный автомобиль и дать покататься на нем мордоворотам Чопры.

Кажется, пора воспользоваться услугами Ароры.

Я связываюсь с ним по скайпу, немало изумляя своей осведомленностью. А чего он ожидал, что я дальше презентованного им телефона не двинусь?

– Мисс Макгрегори? Что случилось?

Для общения я всегда предпочитаю скайп, его трудней отследить, а уж подслушать и совсем практически невозможно. Это не телефон, не имейл и не СМС-ка. К тому же с собеседником можно обменяться жестами или показать картинки, что я и делаю.

– Мистер Арора, вот фотография человека, который заявил, что знает убийцу Хамида Сатри. А вот номера машин его охраны. Я поднесу близко к экрану, сфотографируйте, пожалуйста. Вот данные этого человека, – теперь я демонстрирую написанные на листке имя и фамилию лже-Чопры.

Арора по моему требованию фотографирует, но задает вопрос:

– Откуда вы знаете этого человека?!

– Меня сегодня познакомили с ним. К сожалению, назвать имя убийцы он не успел – помешали. Встречаться с ним еще раз мне опасно. У вас есть возможность прижать Чопру?

– Да, есть. Мисс Макгрегори, прошу вас больше ничего против него не предпринимать. Это очень опасные люди, я бы сказал страшные.

Господи, еще один стращатель! Только бы не сказал, что это чатристы.

Кстати…

– Чатристы? – спрашиваю я.

Арора явно впечатлен моими познаниями положения дел в бандитской сфере Мумбаи и окрестностей.

– Что вам известно о чатристах?

– Только то, что они тоже страшные люди, и то, что написано в статье журналиста Кирана Шандара.

– А Кирана Шандара откуда знаете?

Вообще-то меня возмущает этот импровизированный допрос, но я стараюсь сдерживаться:

– Именно из-за статьи. А почему вы спрашиваете?

Кажется, он опомнился, потому что тон сменил на более миролюбивый:

– Мисс Макгрегори, я обещал вашему… Эдварду, что буду вас оберегать от неприятностей, но вы так и ищете их на свою голову. Нельзя связываться ни с какими журналистами и тем более с бандитами! Это он познакомил вас с Чопрой?

Я бормочу:

– Какая разница… К тому же я не отдыхать в Мумбаи прилетела.

Не может же он не знать, чем занимается Ричардсон? Понятно, что я тоже не на прогулке. Иначе зачем мне понадобились новые документы и раджпутский кинжал?

– Ну что вы… Я просто забочусь о вашей безопасности. Пожалуйста, если вам что-то нужно, обращайтесь ко мне и почаще.

– Вас не было в Мумбаи.

– Теперь я здесь и готов охранять вас день и ночь.

Хочется ответить, что худшего подарка мне он сделать не может. Я теперь должна опасаться и его людей тоже? Кажется, да, потому что Арора интересуется:

– Где вы будете завтра?

Радуясь, что не рассказала ему о поисках Мурси в Сакинке, я вздыхаю:

– На студии. Только прошу не приставлять ко мне никакую охрану, она будет мешать работать.

– Нет, конечно. Извините, я просто испугался за вас. Обещайте, что будете осторожны и не станете связываться ни с Чопрой, ни с этим Шандаром.

– Не имею ни малейшего желания.

Это правда, потому что Чопра-Таскер мне крайне несимпатичен, и я не собираюсь заключать с ним никаких сделок, а Шандара нужно сторониться, поскольку он пользуется информацией мафиози. Но сообщать о собственных планах Ароре я тоже не собираюсь.

После разговора с ним я вдруг решаю почитать статьи Шандара и проверить сообщаемую им информацию.

Киран мне симпатичен, потому что честно пытается разоблачать взяточничество в полиции, казнокрадство, подлоги и многое другое. Он публиковал обличительные статьи, другие подхватывали, полиция была вынуждена реагировать, назначались расследования… Так бывало… я посчитала – четырежды. Всякий раз из-за поднятой Шандаром шумихи расследование приводило к ощутимым результатам.

На самого Кирана дважды покушались, один раз он даже был ранен. Отправляясь в тюрьму, преступники клятвенно обещали расквитаться с журналистом, но это Шандара не останавливало.

А Чопра, неужели Шандар его ни разу не обличил? Если это так, то Шандар просто подсадная утка! От такого предположения мне становится не по себе, однако, обнаружив, что и против Чопры у него есть целых три дела, я вздохнула с некоторым облегчением. Очень не люблю разочаровываться в людях.

Тогда почему Чопра продолжает сотрудничество с Кираном?

Даже беглое изучение дел против знакомого теперь бандита позволяет понять, в чем дело: Чопре каждый раз удавалось выйти сухим из воды, словно он заранее знал, в чем будут его обвинять. Постановочное разоблачение? Но я верю Шандару, он наивен, но честен.

Вскоре я нахожу этому доказательство. Чопра не просто сливал известную ему информацию журналисту-разоблачителю, он таким образом убирал неугодных во власти людей. Взятки в Индии берут многие, но я нахожу подтверждение, что Чопра выдавал тех, кто мешал лично ему. Они наказаны вполне справедливо, в своих разоблачениях Киран был прав, но его зависимость от Чопры меня смущает.

Неужели он не понимает, что Чопра его руками сводит с кем-то счеты?

Ответить на этот вопрос может только сам Шандар. И я задаю ему этот вопрос по телефону, но не называю имен.

Несколько секунд Киран молчит, потом я слышу объяснение:

– Люди, которые понесли наказание, его заслуживали. Я понимаю, что это сведение счетов, но лучше уж так, чем оставить преступников на свободе. Если данные одного позволили посадить другого…

Дон Кихот чертов!

– Вы хоть сознаете, что вам этого не простят?

– Сознаю. Это не важно.

Мне остается на эти слова лишь тяжело вздохнуть. Шандара не переделаешь, и я понимаю, что рано или поздно он за свои убеждения поплатится.

Таковы реалии Индии – честному журналисту приходится помогать одним бандитам, чтобы наказать других… А может, не только Индии?

Другая реалия в виде разных часовых поясов мешает мне заснуть. Я лежу с открытыми глазами, но думаю вовсе не о Чопре и его бандитах, а о нас с Шандаром, вернее, об одиночестве.

Я уже выяснила, что журналист один как перст. Когда-то был женат, развелся и с тех пор живет даже без подруги. Эти сведения почерпнуты не из Гугла, а с компьютера самого Кирана, который пришлось бессовестно взломать. Ничего особенного я там не нашла, Шандар не интересовался порно или чем-то подобным, не обсуждал свои дела с Чопрой, не вел тайную переписку. Он состоял в нескольких интернет-сообществах, активно публиковал фотографии и какие-то компрометирующие материалы, но мнениями обменивался исключительно по безобидным вопросам. Этакая отстраненная объективность, мол, я вам только сообщаю, а выводы делайте сами. Когда его расспрашивали об источниках сведений, отвечал, что их не раскрывает из опасений потерять.

Я знала, что в эту минуту Киран Шандар сидит за компом, набирая текст очередной статьи, которую должен завтра сдать в редакцию. Наверняка это какое-то новое разоблачение? Интересно, кого и в чем? Надеюсь, не нас с Ричардсоном и Аророй.

И еще я думаю о том, что Киран Шандар страшно одинок потому, что предпочел разбежаться с друзьями, чтобы не подвергать их риску. Кто-то сбежал сам…

Мне вовсе не хочется быть в числе друзей Кирана Шандара, хотя я его и уважаю, просто наши жизненные позиции серьезно отличаются. Я предпочла бы найти возможность надавить на опасные точки ступней лже-Чопры, даже понимая, что на его место придет другой. Или выпустила бы пулю ему в лоб. Одному Чопре, потом другому, третьему… Наверное, в этом Ричардсон прав – сажать на время всю эту сволочь бесполезно, существуют люди (или нелюди), которых нужно отстреливать.

И я со своим пониманием и своей работой тоже одинока. У меня нет, как у Эдварда – Энни, даже чтобы страдать рядом в случае болезни, никого нет. Я лежу в роскошном номере роскошного отеля сказочной Индии и понимаю, что никому не нужна.

Мысли о Радживе я старательно гоню прочь, он не мой, мы лишь провели рядом пару дней. Я не могу себе позволить прикипеть к человеку душой, кем бы тот ни был. А уж признаться, кто я и зачем в Мумбаи, и подавно. Это исключено, от актера Болливуда до агента английской спецслужбы куда дальше, чем от Земли до Луны. Сингх ни за что не поймет, как можно пустить кому-то пулю в лоб, он небось даже травматический пистолет в руках не держал.

Мы с Радживом на разных полюсах, а единственного человека, который мог меня понять, я сама застрелила год назад. И поэтому я одинока и буду таковой всегда…

На этой тоскливой ноте удается заснуть.

В пять утра раздается звонок:

– Намасте, я Джая. Жду напротив входа в отель.

– Который час?! Джая, здравствуйте, почему так рано?!

– Все нужно делать рано утром. К тому же потом на работу. Или нет?

– Вообще-то, да. Но я только проснулась, на сборы нужно минут пятнадцать.

– Через полчаса.

– Как я вас узнаю? Где вы и как одеты? Может, лучше зайдете в холл отеля?

– Нет! Я сама подойду.

Черт! Я проснулась окончательно, только когда отключила телефон. Можно было, конечно, перезвонить и самой – но какой смысл? Она права, мне к десяти на студию, до этого нужно успеть побывать в Нетаджи-Нагаре. Голос совсем юный, но тон командирский и не слишком вежливый.

Я быстро принимаю душ, надеваю ставший уже привычным шальвар-камиз и спускаюсь вниз, приводя в изумление секьюрити. Хотя здесь уважают иностранцев, просыпающихся рано.

Выйдя из отеля, останавливаюсь, пытаясь увидеть свою переводчицу.

Джая оказывается девчонкой лет двенадцати. Этакий Гаврош в индийском исполнении – задиристый вид, резкие движения и такой же голос.

– Такси ждет. Поехали.

– Ты вызвала такси?

– Да, не пешком же идти через весь город. А от метро там далеко. Поехали, – повторяет она, и мы идем к стоящему автомобилю.

Джая уверенно садится на переднее сиденье рядом с водителем.

– Ты знаешь, куда мне нужно?

– Да, Киран сказал.

– Кем он тебе приходится?

В ответ она просто молчит, но потом девочка резко произносит:

– Друг.

По команде Джаи такси движется в сторону Сакинки. Девочка ничего не комментирует, не объясняет… Интересно, как она будет переводить?

Словно подслушав мои мысли, Джая оборачивается и интересуется по-французски (с сильным акцентом):

– Тебе нужно там кого-то найти?

– Да, одного человека, вернее, его семью.

– Глупая затея.

– Почему это?

– Если фиранги ищет кого-то в трущобах – это всегда глупо.

Я не возражаю, но сомнения в голове все же появляются. Едва ли я найду общий язык с такой переводчицей, даже несмотря на то, что она знает помимо английского французский.

– Ты знаешь два языка?

Джая пожимает плечами:

– Больше. Какая разница? Киран сказал, ты прилетела из Лондона.

– Да.

– Зачем?

С трудом подавив желание ответить, что это не ее дело, я тоже пожимаю плечами:

– По делам.

– Ты кино снимаешь?

В голосе уже интерес, который она явно старается скрыть. Вот ее слабое место – Болливуд… Этим я и воспользуюсь.

– Да, с Радживом Сингхом.

Некоторое время Джая молчит, потом все тем же резким тоном интересуется:

– Эта Алисия Хилл действительно такая красивая или только на экране?

Мне становится смешно – неужели двенадцатилетняя девочка ревнует Раджива к красавице иностранке? Тогда лучше не сознаваться, что мы с ним в дружеских отношениях, не то может завести в этот Нетаджи-Нагар и оставить там, с нее станется.

– Да, она красавица и в жизни тоже. И Раджив красавец.

Джая фыркает:

– Нормальный парень. И чего в него все влюбляются по уши?

Теперь я прячу улыбку уже с трудом.

– Джая, и ты тоже?

– Я?! Вот еще. Он старый.

И снова мне смешно. В двенадцать тридцатидвухлетний мужчина конечно кажется стариком, даже если на вид ему не дашь двадцати пяти.

Мы снова довольно долго едем молча, потом Джая кивает налево:

– Там Дхарави… Фиранги любят совать свои носы в эти трущобы.

Говорит она по-английски, не вполне правильно и тоже с акцентом, но я ее хорошо понимаю. В голосе слышится легкое презрение. Интересно, к кому – к глупым фиранги или к обитателям Дхарави?

Мы съезжаем со скоростной дороги, и вскоре навигатор на моем айфоне показывает, что движемся мы по Пайнлайн-роуд, сворачиваем на 90 Feet Rd, но дальше на Wire Gali не едем. Джая командует остановиться у рынка. Вообще-то она права, где еще можно узнать о человеке в седьмом часу утра, как не на рынке?

Приказав водителю подождать, она интересуется:

– Ну, и кто тебе нужен? – Услышав ответ, переспрашивает: – Зачем?

– Это мое дело! – Я начинаю злиться.

Джая беседует даже с седовласыми мужчинами уверенно, как хозяйка, и быстро узнает то, что нужно. Вероятней всего, она просто выясняет, у кого в Нетаджи-Нагар можно получить нужную информацию. Вернувшись, машет рукой водителю:

– Прямо до «Саровара», там повернешь направо и до ресторана «Лаки». У Фатимы спросим, она всех знает.

Оставив такси напротив ресторанчика с громким названием «Лаки», мы отправляемся в один из крайних домов. Фатима толстая (что по здешним меркам означает преуспевание в жизни), громогласная женщина лет пятидесяти. Уперев руки в бока, она слушает Джаю и сурово посматривает на меня. Наконец она что-то объясняет моей сопровождающей, крутя кистью руки направо и налево. Понятно, это навигация.

Джае тоже все понятно, и мы ныряем в лабиринт узких проходов между домами.

Джая уверенно приводит меня к какому-то сооружению, прилепившемуся к самому холму. Не нужно объяснять, что это плохое место, я помню репортажи об обвалах в результате дождевых оползней и погибших под ними людях. Кроме того, вода после дождей заливает эти домишки сверху, разрушая крыши. Не менее опасно жить наверху, постоянно ожидая обрушения. Несмотря на это, домики прижимаются к самому обрыву и наверху, и под ним, карабкаются по склону, нависают один над другим.

Задав пару вопросов молодой женщине с маленьким ребенком на руках, Джая спрашивает уже меня:

– Это жена Девдана и его дети. Что я должна ей сказать?

За юбкой матери прячутся еще трое, все погодки, самому старшему лет пять, но он взял в руки какую-то палку, видно, чтобы защищать свою семью от незваных гостей.

– Я работаю в фирме, где работал Девдан. Он не получил свою зарплату, и я ее принесла. Кроме того, я хотела бы поговорить с ним, пусть позвонит, когда сможет. Зовут меня Джейн Макгрегори, я из Лондона.

Кажется, кроме имени своего мужа, женщина не поняла ничего. Едва ли для нее имеет значение существование какого-то Лондона и Джейн Макгрегори. Но она отрицательно мотает головой, стараясь при этом не смотреть на нас с Джаей. Явно лжет, но делает это неуверенно и против воли.

Джая вздыхает и протягивает руку:

– Давай деньги и свой номер телефона.

Глядя на четверых малышей, я достаю из сумки две пятидесятифунтовые купюры и свою визитку, на которой только имя и номер телефона.

– Нужно было бы поменять на рупии, но у меня не было времени.

Джая забирает у меня деньги и что-то долго объясняет обомлевшей от свалившегося богатства женщине. Та кивает, косясь на меня, прижимает ребенка к себе, словно желая защитить, снова кивает… Осторожно приняв деньги, тут же прячет их вместе с визиткой в железную коробку.

Джая поворачивается к собравшимся вокруг соседкам и громко произносит несколько фраз, в которых я улавливаю три слова: «фиранги», «Девдан» и «синема».

В этот момент я замечаю мужчину, карабкающегося вверх по почти отвесному склону холма. Кто еще может так удирать? Только тот, к кому мы пришли.

– Девдан, я Джейн. Позвоните мне, пожалуйста! – кричу я ему, а Джая с изумлением смотрит на меня, не понимая, к кому я обращаюсь по-английски.

Наконец девочка поняла, кого я увидела на склоне холма, и тоже что-то кричит на маратхи. Мужчина на мгновение замирает, но тут же скрывается за ближайшим домом.

Обратно нас провожает толпа детишек и взрослых. Все, кто не на заработках или не на рынке, устремились через узкие проходы между строениями, чтобы посмотреть, как фиранги садится в машину.

Думаю, обитатели Нетаджи-Нагара еще долго будут обсуждать невиданную щедрость чужестранки.

– Джая, что ты ей сказала?

– Что ты приглашаешь Девдана на работу, потому что он хороший охранник. А это его зарплата за месяц вперед.

– Разве я это говорила?! – Меня возмущает поведение девочки, почему она считает себя вправе вмешиваться в мои дела?

Но спорить нелепо, лучше просто избавиться от такой помощницы. Сделанного не вернешь, если этот глупый ход окажется бесполезным, придется искать другие зацепки в расследовании. Между тем Джая поясняет:

– В Мумбаи никто не приносит зарплату домой. Если человек не забрал деньги, значит, человек в чем-то провинился. Никто не станет разыскивать бывшего работника просто, чтобы отдать рупии. Я понимаю, что он нужен тебе для чего-то подобного, и он сам поймет, но жена и соседи знать не должны.

Я удивляюсь – почему эта простая мысль не пришла в голову мне самой? А Джая заверяет меня:

– Если Девдан захочет, он сам тебя найдет по телефону. А если нет, то и его семьи завтра не будет в Сакинке, и ты ничего с этим не поделаешь.

И снова она права.

– Куда тебя везти?

– В «Яш-Радж-филмс», это на Линк-роуд…

– Знаю, – кивает девочка.

И все-то она знает…

У въезда на студию постоянно дежурят репортеры в надежде сфотографировать кого-нибудь из звезд, когда они выходят из машины. Еще Престон научил меня, что звезды, желающие попасть под вспышки камер, выходят из машин перед воротами и проходят через пропускной пункт, те, кто сегодня выглядит неважно, предпочитают сигналить и въезжать на территорию на машине, оставляя репортеров гадать о том, кто же сидел рядом со звездой, и о причинах, заставивших прятаться за зеркальными стеклами автомобилей.

Те, кто не желает привлекать внимание прессы, попросту приезжают и проходят на студию с другой стороны. Не то чтобы пресса не подозревала о таком трюке, но существует негласная договоренность о неприкасаемости этого входа. Звезды Болливуда и без того достаточно много позируют и щедро дарят свои улыбки поклонникам с экранов телевизоров и бигбордов.

Джая, похоже, знает о двух входах и не удивляется, когда мы подъезжаем к более скромному. И все равно в глазах девочки восторг – здесь если не живут, то бывают киношные боги, уже одно это делает «Яш-Чопра-филмс» вожделенным призом.

– Джая, Сингха сегодня нет на студии, он уехал, а вот Алисия Хилл будет. Хочешь пойти со мной?

Я спрашиваю это только потому, что вижу блеск в ее глазах (какой же все-таки ребенок!) и подъезжающую с другой стороны машину Кадеры. Без Салмана я провести Джаю на студию не смогу, нужно воспользоваться его присутствием. Девочка только кивает, не в силах поверить своему счастью.

Кадера, заметив меня, останавливается и опускает стекло:

– Джейн, кого вы ждете?

– Вас. – Я смеюсь. – Салман, давайте проведем на студию вот эту красавицу? Это моя переводчица.

Кадера все понял сразу и тоже смеется:

– Садитесь обе – вы на переднее, она на заднее сиденье. Как зовут красавицу?

Девочка дергает плечиком:

– Джая. – Но тут же радостно взвизгивает: – Ой!

Дело в том, что на заднем сиденье уже сидит Алисия.

– А фамилия?

– Ратхор.

Я не могу не отреагировать:

– Индийцы через одного Ратхоры или Сингхи?

Салман смеется:

– Встречаются и Кадеры.

Немного позже Салман говорит мне, кивая на Джаю, которая все еще не может поверить своему счастью:

– Как я завидую ее способности восторгаться и радоваться…

– Я тоже.

Джая действительно впитывает все происходящее на площадке, как губка воду.

Салман ведет нас на площадку, где идет съемка какого-то эпизода, и Джая получает возможность поучаствовать. Ее ершистый вид привлекает режиссера, девочке вручают листок со словами и… Она немедленно заявляет, что это все чушь и произносить такое не собирается.

К моему изумлению, режиссер (кто-то из совсем молодых, даже начинающих) интересуется, что, по ее мнению, следовало бы сказать. Я не понимаю хинди, но вижу, что вариант Джаи проходит. В результате под ее давлением сценаристы переделывают всю сцену.

Режиссер дает девочке свои координаты и явно просит связаться с ним позже.

Кадера смеется:

– Джая, считай, что ты в Болливуде.

Девочка буквально раздувается от гордости и сияет от восторга.

Но и эта сказка откладывается, в данном фильме для нее роли больше нет, а следующий будет не скоро.

Ничего, у Джаи вся жизнь впереди, успеет стать кинозвездой.

Алисия раздражена и даже крайне сердита.

У меня она зачем-то интересуется, чем я намерена заняться и где буду вечером. Мне совсем не хочется выслушивать стенания звезды, а потому отговариваюсь делами. Тем более она весьма нелицеприятно отзывается о поездке Сингха в Лондон, мол, знает она, что его туда влечет, вызов начальства не самое главное. Хочется спросить, какое ей дело, но я спешу закончить разговор.

В Мумбаи мне плохо и не только из-за стопора в делах и отсутствия Раджива, сердце ноет, словно я покинула родное место и подалась на чужбину. Вот тебе – его устраивал Тадж-Махал и не устраивает смог Мумбаи.

А еще у меня ощущение, что за мной начали следить. Не очень умело, оторваться ничего не стоит, что я и делаю. Это неприятно. Подозреваю, что это присмотр отсутствующего в Мумбаи Ароры. Заботливо, конечно, с его стороны, но действует на нервы.

Или это местные федералы? Тогда слишком примитивно.

Нет, не федералы, от тех я не смогла бы оторваться, накинув на себя в одной из лавчонок большой палантин и изменив походку.

На следующий день на студии происходит встреча, которая меняет мои планы.