Глава 11
Наверное, стоило позвонить Калебу Ароре и попросить о помощи – но что может полицейский из Мумбаи в Агре?
Проблема в том, что лететь в Индию мне пришлось срочно, и совсем я не успела подготовиться. Ричардсон сказал, мол, там разберешься. Ну что ж, начнем разбираться, однако всемирные заговоры и синюю богиню в учет брать не будем.
В американских боевиках в группе непременно есть этакий айтишный гений – девушка или юноша, способные за минуты взломать систему защиты любого банка или самой засекреченной организации. Нет, на организации уходит обычно четверть часа. Такому помощнику, сидящему перед десятком компов, агент может позвонить в любую минуту дня или ночи и попросить о помощи.
На деле все не так: если я, забившись в уголок в туалете, буду свистящим шепотом дважды в день просить помощи у далекого коллеги, меня раскроют немедленно. Проще справиться самой, потому хакерство входит в подготовку спецагентов всех стран. Если это может сделать какая-нибудь фифа у своего компа в Центре, почему не могу сделать я прямо на рабочем месте? Сейчас большая часть информации добывается именно из Интернета, потому что любые действия и передвижения, не говоря о связи, оставляют свой след в Сети.
Оказывается, не любые. Взломав защиту местного полицейского управления (по сложности это задание баллов на 5 из 10), я ничего не нахожу по убийству в Тадж-Махале. Никакие поиски не помогают, только фиксация вызова полиции на место преступления и открытие дела.
Это плохо, очень плохо. Значит, расследование засекречено, а местные федералы без Интерпола к себе не подпустят.
Немного помучавшись, я пытаюсь найти хотя бы имя полицейского, изначально расследовавшего убийство. Его я нахожу на удивление быстро, даже фото и… телефон. Что за чертовщина? Какая-то странная конспирация. Или хитрый отвлекающий маневр?
На фотографии излишне упитанный полицейский чин, с таким даже я физически не справлюсь. Субхаш Тапар… С ним нужно встретиться, чтобы узнать, куда передали дело Сатри, а там будет видно.
У меня две возможности на выбор – спросить о Тапаре у Кадеры, возможно, он знает полицейского, или позвонить по указанному номеру.
Я решаю рискнуть и звоню.
Тапар отвечает после третьего гудка, он пыхтит, как большое тяжелое животное, каким собственно и является. Представившись Моникой Шекли – это имя значится в документах, которые мне выдал Арора в Мумбаи, – я прошу о встрече.
– Это зачем еще? Опять Фатима кому-то нажаловалась? Я ее посажу за клевету, пусть так и знает – посажу!
Я торопливо успокаиваю разъяренного полицейского, клятвенно заверяя, что никого по имени Фатима не знаю.
– А… – он переводит дух. – А чего вам надо?
– Меня интересует убийство Хамида Сатри. Вы начинали его расследовать, но потом…
– Что потом? Я и расследую. Только это бесполезно.
– То есть дело у вас?
– Ну… да… – не очень уверенно соглашается Тапар. – А вы кто, журналистка, что ли?
По тону заданного вопроса я понимаю, что журналистскую братию Субхаш Тапар жалует не больше Фатимы.
– Нет, я не журналистка.
Будучи твердо уверенной, что дело давно передано спецслужбам, я даже не удосужилась придумать основание для Тапара, чтобы тот мог раскрыть мне детали. Приходится придумывать на ходу.
– Я… английская родственница Сатри.
– А… – смеется каким-то булькающим смехом Тапар, – наслушались рассказов об алмазе, который якобы был у Сатри? Многие им интересовались.
– Кто именно – эти многие?
– Эй, слушайте, у меня бхаджи из-за вашей болтовни подгорят! Если хотите задавать вопросы, приходите в мой кабинет. И не с пустыми руками.
– Куда именно и когда?
Он диктует адрес, сообщая, что будет на месте завтра после десяти, и отключается. Интересно, а почему он сейчас жарит бхаджи, если до окончания рабочего дня еще далеко?
Встреча после десяти меня вполне устраивает, я могу договориться с Абдулом и улизнуть сразу после первых съемок ближе к полудню, когда группа будет отдыхать.
Я осторожно оглядываюсь, пытаясь понять, не слышал ли меня кто-то из группы. Но им не до меня – заняты своей работой. А я – своей.
К полудню съемки и в башне Ясмин, и на стене Форта закончены, готовить на завтра ничего не нужно, мы продолжим здесь же, даже аппаратура остается под присмотром военных, лишь накрытая чехлами. Группа спешит в отель, чтобы смыть с себя пыль и пот, а актеры еще и грим.
Если бы Тапар был на месте, я могла бы поговорить с ним сегодня, но пока остается направить свое внимание на Алисию Хилл. Кажется, она знала Хамида Сатри чуть лучше остальных. Может, хоть звезда не станет развивать теории всемирного заговора или злобных чатристов?
Поговорить с ней удается уже в автобусе. Конечно, не об убийстве Сатри или его долгах, но просто о жизни в Индии и съемках.
Алисия предлагает посидеть в баре отеля.
– Знаете, я боюсь выходить на улицы Агры. Они все такие ненормальные…
Мне все равно, где получать от нее сведения, потому соглашаюсь.
Важное умение всех сыщиков не только замечать детали, но и слушать своих информаторов вырабатывается, как и любое другое умение, – тренировками. Наш наставник Джей Скотт вынуждал встречаться со старушками, выслушивать их болтовню, без конца поддакивая, а потом точно воспроизводить по памяти все, что было сказано. Зная, что одновременно идет запись на диктофон, мы невольно запоминали всякую ерунду слово в слово. К тому же требовалось навести разными вопросами людей на нужную тему, но так, чтобы они этого не поняли.
Иногда мне казалось, что разговорчивые старушки подготовлены не хуже нас самих. Однажды я даже получила этому подтверждение – вопросами вынудила собеседницу рассказать об одном эпизоде, пролившем свет на самого Скотта.
Но сейчас уроки наставника вспоминались с благодарностью. Терпеливо запоминать чужие неинтересные откровения без соответствующей подготовки тяжело.
Алисия оказалась разговорчивой. Это объяснялось просто: остальных актрис она считала ниже себя по звездности, а технический персонал вроде гримеров и парикмахеров и вовсе обслуживающим, потому поболтать бедолаге было не с кем. Я в категорию достойных попадала – прилетела с Престоном, была оставлена в качестве непонятно кого, деньги водятся, Сингх разговаривает почти уважительно. У группы явно сложилось мнение, что Престон просто пристроил на съемки фильма одну свою знакомую бездельницу, чтобы та не скучала.
Доказывать обратное я не собираюсь, пусть думают, что хотят, лишь бы не мешали.
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы предугадать излюбленную тему Алисии Хилл – жалобы на все и всех. Она проклинает жару, духоту, кошмарные дожди, необходимость работать в гриме на солнце, грязь, ранние подъемы, разницу часовых поясов, Индию вообще и сам фильм.
На вопрос, как переносят все это остальные, округляет глаза:
– Кто остальные?! Они все местные.
– Зачем соглашались?
– Сатри обещал, что создаст хорошие условия.
Мне с трудом удается погасить огонек интереса в глазах при этом имени. Но Алисия не намерена долго беседовать об убитом продюсере, только упоминает, что он был в страшных долгах.
Немного погодя мне удается перевести разговор на выставку бриллиантов в Букингемском дворце. И снова она уходит от разговора, хотя вскользь замечает, что с «Антисом» знакома, покупала у них кое-какие вещицы.
В целом беседа получается не слишком содержательной, но я надеюсь, что дальше будет лучше. Пусть Алисия вволю нажалуется, а потом примется рассказывать о своем знакомстве с Сатри и «Антисом». Если попадается крупная рыба, не стоит резко дергать удочку, может сорваться. Лучше я осторожно подтяну добычу к себе…
А пока на очереди полиция Агры в лице Субхаш Тапара. Интересно, каков масштаб его взяток? На всякий случай я снимаю в банкомате пятьсот фунтов разными купюрами.
Тапар и впрямь оказался огромным. Вернее, таким был его живот, не позволяющий не только застегнуть форму, но и нормально сесть к столу. Несмотря на не слишком жаркий день (даже я не взмокла), он обливался потом, ежеминутно вытирая капельки с лица большим полотенцем. Из-за ожирения организм не справлялся с терморегуляцией, а его хозяин добавлял проблем – на моих глазах он выпил бутылку воды и теперь выпотевал влагу сразу через все поры. Зрелище не из приятных…
Но у меня нет времени ни разглядывать толстяка, ни вникать в его проблемы со здоровьем.
– Я Моника Шекли, мы договаривались о встрече.
Субхаш Тапар только коротко кивает, не предлагая сесть или хотя бы подойти ближе. Я закрываю дверь в кабинет и шагаю к столу, о чем тут же приходится сожалеть. Во-первых, открытая дверь создавала хоть какой-то сквозняк, во-вторых, в бхаджи Тапара было слишком много чеснока, о чем красноречиво свидетельствует его дыхание. Мы вчера тоже ели бхаджи – овощные оладьи, но чеснок там не присутствовал.
Но ни возможности заменить Тапара кем-то другим, ни выйти из зловонного кабинета или просто прижать платок к носу у меня нет. Запретив себе думать о запахе и жаре, я обращаюсь к хозяину кабинета:
– Меня интересует все, что касается убийства Хамида Сатри.
– Журналистка? – равнодушно интересуется Тапар, открывая вторую бутылку с водой.
– Пусть так, – отвечаю я. – Мне следует торопиться, и я решаю ничего не отрицать.
Если Тапар попросту лопнет, то договариваться будет не с кем.
В кабинет заглядывает кто-то из сотрудников с вопросом, которого я не понимаю, потому что не по-английски. Тапар кричит в ответ:
– Нет! – И добавляет: – Не закрывай дверь!
Черт, как же при распахнутой двери получить от него нужные материалы?
Под выжидательным взглядом хозяина кабинета я делаю вторую попытку:
– Можно ли мне посмотреть, что у полиции есть по этому делу?
После такого вопроса в Лондоне я в лучшем случае была бы выдворена за пределы здания, в худшем – уже звонила бы адвокату. Но Тапар продолжает разглядывать меня. Я вдруг вспоминаю: «Не с пустыми руками».
Пытаясь сообразить, где здесь может быть установлена видеокамера, я осторожно вытаскиваю из кармана рубашки купюру в двадцать фунтов и, чтобы подсунуть ее под лежащие на столе бумаги, опираюсь на столешницу обеими руками. Тапар с некоторым удивлением наблюдает за моими маневрами, но не понять, что я подсовываю взятку, не может.
Ловким движением отправив купюру под папку, я перевожу взгляд на Субхаш Тапара. В ответ тот спокойно поднимает папку, достает банкноту, расправляет ее и, сложив иначе, кладет к себе в карман. Мне нужно усилие, чтобы эмоции не отразились на лице. Однако никаких действий со стороны Субхаш Тапара не следует, он смотрит на меня без каких-либо эмоций.
Двадцати фунтов мало? Я достаю вторую купюру, но на сей раз решаю не проявлять чудеса ловкости, пряча деньги под бумаги, наоборот, кладу в центр стола. Тапар лениво отправляет купюру в карман и кивает на папку перед собой.
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не выругаться: за сорок фунтов он предлагает мне дело, оформленное на деванагари – одном из местных языков! И я даже не представляю, что это за язык.
Злость подпитывает мою напористость, бровь невольно приподнимается, а в моем голосе звенят командные нотки:
– А на английском?
С усталым вздохом он указывает мне на другую папку, лежащую на полке стеллажа. На ней действительно написано «Хамид Сатри». Но это еще ничего не значит, следует проверить. Быстро перелистав папку, я убеждаюсь, что Тапар не обманул.
– Где это можно почитать? – Конечно, у меня фотографическая память – но не изучать же все страницы прямо перед ним?
– Зачем?
Тапару уже мало воды внутри, содержимым второй бутылки он просто поливает голову.
– Но как я иначе найду интересующие меня сведения?
В ответ следует выпроваживающий жест в сторону двери:
– Завтра.
– То есть?
– Почитаете где-нибудь в другом месте. Вернете завтра.
– Я могу забрать папку с собой?
– Англичане все так плохо соображают? – В его глазах насмешка. – Вы третья берете эти материалы, но только вы задаете глупые вопросы.
– А кто еще спрашивал?
В ответ он только повторяет свой жест, отправляющий меня подальше от кабинета, а затем поворачивается, чтобы переключить свой вентилятор на полную мощность.
Мне приходится ретироваться. И, признаюсь, я делаю это не без удовольствия.
Значит, я третья интересовалась делом Хамида Сатри? Кто же еще двое?
Одного я знаю почти наверняка – Киран Шандар, журналист не мог упустить такую возможность. А кто еще?
И вдруг меня осеняет: Тапар был готов к моему визиту, даже имел английский вариант дела, не означает ли это, что все сфабриковано? Что я получила за свои сорок фунтов? Вопрос не в сумме, а в том, что в деле все может быть приглажено и выправлено. Обидно.
Резко развернувшись, я иду обратно.
Тапар сидит в расстегнутой до пояса форме и допивает из второй бутылки то, что не вылил на голову.
– Что?
Я кладу перед ним пятидесятифунтовую купюру, но отпускать ее не собираюсь, придерживаю пальцем.
– Мне нужны записи видеокамер охраны за то время.
Несколько секунд мы играем в молчанку и в «кто кого переглядит», потом Тапар со вздохами, пыхтя, добирается до сейфа и достает из него небольшую коробочку:
– Вот.
Проверить, что именно мне дают, возможности нет. Я оставляю купюру на столе.
– Это надо вернуть завтра, – говорит Тапар.
– Хорошо, если в папке то, что мне нужно, я добавлю, – отвечаю я.
Тапар не возражает, значит, теперь у меня на руках действительно нужные мне записи.
Теперь предстоит придумать, как изучить все, не привлекая к себе внимание.
Чтобы не терять физическую форму, я пытаюсь как-то тренироваться с того дня, как выписалась из клиники. Доктор Викрам Ратхор об этом не знает и знать не должен. Конечно, нагрузки несравнимы с теми, какие были раньше, но я постепенно их увеличиваю. Вместо полусотни отжиманий всего десяток и не от пола, а от края кровати, вместо сотни подъемов корпуса ради мышц брюшного пресса только двадцать. Все так, чтобы новое сердце не возмутилось, а я снова не попала на больничную койку под капельницы. Но я твердо верю, что сумею сердце приручить. Иначе зачем тогда жить?
Но это не все проблемы. Если бы только Престон знал, как важно для меня жить одной в номере. Я согласна на любую конуру, только без свидетелей. Просто в самом лучшем отеле я не могу пойти в самый лучший тренажерный зал и бассейн.
Никто не должен видеть мой шрам, а потому я и дальше буду мучиться в индийскую жару в закрытых рубашках, отказываться от возможности поплавать в бассейне и тренироваться только в своем номере, за закрытой дверью.
Ничего, потерплю. Индийская жара ненадолго, в Лондоне уже прохладно, а у меня дома половину комнаты занимает большой тренажер, на котором заниматься можно хоть голышом!
Мне повезло. Все натурные эпизоды с Ахальей Гхаи уже сняты, и она возвращается в Мумбаи. Очень кстати появляется возможность переселиться в ее номер, что я и делаю.
Забросив вещи в шкаф, я берусь за материалы, полученные от Тапара.
Папку можно бы и не читать, Киран Шандар подробно и без искажений изложил материалы, почерпнутые из нее же. Конечно, все равно все нужно изучить подробно, он мог что-то и пропустить.
Но стоит мне заняться видеозаписью с места убийства Сатри, как раздается стук в дверь и я слышу голос Раджива Сингха:
– Мисс Макгрегори, вы очень заняты?
Поспешно захлопнув ноутбук и засунув папку под подушку, я открываю дверь:
– Входите, мистер Сингх. Я не занята.
– Мне нужна ваша помощь.
– Моя помощь? – Мне кажется, что я ослышалась. Сингх просит о помощи? Это вообще возможно?
Он смеется:
– Да, ведь вы же теперь продюсер. Мы можем поговорить в парке?
– Конечно, я только переоденусь… Присаживайтесь, я на минутку.
Он садится в кресло, а я отправляюсь в ванную «наводить приличный вид», как это называла Энни Ричардсон.
Немного погодя из комнаты раздается голос Раджива:
– Я подожду вас внизу, спускайтесь.
– Через минуту.
Но спускаюсь чуть позже…
Выйдя из ванной, я замираю от ощущения каких-то перемен в комнате. У меня обостренная интуиция, если она подсказывает, что что-то не так, значит, надо искать – что именно.
Я бегло оглядываю комнату – нет, все на своих местах… Все, да не все! Что-то изменилось у подушки, под которую я спрятала дело Сатри. Осторожно приподнимаю уголок. Нет, папка по-прежнему лежит там, и даже не поменяла положение, и все же…
Я повторяю движение, которым заталкивала папку, перед тем как открыть дверь Сингху. Интуиция не обманула – так и есть, подушку приподнимали. Неужели Сингх заглядывал под нее и увидел дело? И что теперь мне предпринять, объяснить ему, почему меня это интересует, признаться кто я на самом деле? Нет, весь опыт работы учил меня, что сознаваться следует только в крайнем случае.
Так ничего и не решив, я прячу папку и отправляюсь вниз.
Сингх улыбается:
– Хорошо выглядите. Поговорим в парке, там сейчас приятно.
Я лишь киваю.
«Оберой» в Агре ничуть не похож на своего тезку из Мумбаи. В Мумбаи это хай-тек, в Агре полный набор дворцовых прелестей – несколько бассейнов и фонтанов на разном уровне без всяких скульптур, бесконечные лестницы, здания, больше похожие на соты с арочными окнами, бесконечные купола.
Мы с трудом находим местечко рядом с баньяном, растущим на пригорке посреди газона, беседовать о деле на лежаках возле бассейна не слишком удобно. Я представляю, в какую рощу превратится это дерево через два десятка лет. Баньян – дерево уникальное, у него корни растут из веток. От толстой ветки отделяется лиана толщиной с руку, свисает до земли, укореняется и становится новым стволом, отращивает свои толстые ветви, с которых снова свисают лианы-корни. И так до бесконечности. Одно-единственное дерево и впрямь выглядит рощей. В Индии баньян считается символом вечной жизни, мол, одни деревья внутри дерева отмирают, другие занимают их место.
Я видела баньян в Китае, но его родина Индия. А ведь это фикус!
Сингха ни перспективы баньяна, ни его родословная ничуть не интересуют, он кивает на пустующую скамейку:
– Можно сесть здесь, солнце скоро зайдет.
Вот еще один Престон, только в другом формате. Помешан на своей работе настолько, что считает все остальное совершенно несущественным. И хорошо, и плохо, такие люди гениальны, если нашли дело жизни, но невыносимы в остальном.
Я все еще пытаюсь решить – спрашивать ли его о папке под подушкой. Но пока решаю повременить.
У Сингха в руках толстая папка со сценарием и лэптоп, очень похожий на мой собственный. Это еще зачем?
– Мисс Макгрегори, я могу называть вас Джейн?
– Да, пожалуйста.
– Так беседовать будет проще. Вы зовите меня Радживом, если, конечно, не против. Мне нужна ваша помощь.
– Чем я могу помочь, если, как вы правильно заметили, не разбираюсь в съемочном процессе?
– Зато, надеюсь, разбираетесь в жизни.
Я даже не успеваю толком оценить его комплимент, как он продолжает:
– Престон оставил вас вместо себя… Вы читали сценарий фильма?
– Конечно.
– Прочитали или только просмотрели?
Не говорить же ему, что мы тренировали фотографическую память, и при желании я могу процитировать каждую страницу текста, который лишь внимательно просмотрела. Кстати, это не так уж сложно, природа заложила в людях, у каждого из нас способности ко всему, просто на поверхности у каждого лежат разные таланты. Это создает впечатление, что люди одарены по-разному. Наверное, это и правильно – все одинаково гениальные были бы скучны. Но одно есть у всех: мы не забываем ничего из того, что когда-либо увидели, только не умеем этим пользоваться. Мозг можно научить вытаскивать требуемое из завалов памяти. Это всего лишь дело техники – результат упорных многодневных тренировок, которые проходят агенты. Но читать Сингху лекцию на тему подготовки агентов спецслужб я не намерена, лишь пожимаю плечами:
– Прочитала со вниманием.
– Вас все устраивает?
Вот еще, конечно, нет! Но не говорить же об этом человеку, сыгравшему в этой липкой паточной чепухе главную роль?
– Кто спрашивал мое мнение?
– Тогда посмотрите вот это. Здесь некоторые эпизоды, которые я считаю очень важными, они не совпадают со сценарием или совпадают не полностью.
Пока он открывает ноутбук и запускает программу, я успеваю поинтересоваться:
– Вы хотите сказать, что снимали не по сценарию?
– У нас есть два варианта ключевых сцен – по сценарию и далеких от него, что меняет саму концепцию фильма.
– И вы полагаете, что Престон разрешит вам смонтировать свой вариант?
Сингх киввает:
– Это было моим условием. Он посмотрел несколько сцен и согласился, а остальное отдал нам на откуп. Нам с вами решать, что именно будет в окончательном варианте фильма.
– Нам с вами?!
– Что именно вас не устраивает – то, что вам придется работать со мной, или то, что нужно брать ответственность?
– Я не боюсь ответственности, но плохо посвящена в тему. Как я могу решать?
– Не спешите отказываться, посмотрите. Однако сначала я хотел бы кое-что обсудить.
Ну, спасибо Чарлзу Престону! Привезти меня в Индию, чтобы нагрузить ответственностью за съемки и успех дорогущего фильма, разве это не подлость? А когда же мне собственным делом заниматься?
Сингх смотрит выжидающе. Приходится согласиться (будто у меня есть выбор):
– Давайте обсудим.
– Если исходить из сценария, кем представляется Мумтаз?
– Красивая девушка, влюбившаяся в принца и дождавшаяся свадьбы с ним. Любовь на всю жизнь и семейное счастье.
– Вы правы, и сценарист тоже прав, было и это. Юная пара, почти Ромео и Джульетта, преодолели все препоны и поженились, только у шекспировских героев судьба несчастливая, а у них все получилось. Более того, все сказки свадьбой заканчиваются, а их только началась. В чем секрет? В сценарии разгадки нет, поэтому он кажется слащавым и бесцветным.
Я согласна. Два часа смотреть на то, как на экране счастливые супруги улыбаются друг другу и радуются рождению очередного ребенка, пока четырнадцатый из них не явится причиной гибели Мумтаз, не слишком увлекательно. Да, такая любовь и верность бывают редко – но кому из нас понравится бесконечно наслаждаться чужим безоблачным счастьем? Нет, мы все любим наблюдать, как люди решают какие-то возникающие проблемы, борются за свое счастье, когда оно не дается просто как выигрыш в лотерею.
– По-моему, сценарист просто не подозревал, что после свадьбы проблемы только начинаются…
Сингх смеется. Я невольно обращаю внимание, что смех у него всегда невеселый, словно он знает что-то такое, чего не знают другие, и это знание основательно портит жизнь.
– Я хотел бы кое-что объяснить, прежде чем вы начнете смотреть отснятый материал. Да, между Шах-Джеханом и Мумтаз было настоящее чувство, какое бывает далеко не у всех. Кто-то сказал, что любовь, как гениальность, дается одному из миллиона. Им повезло. Но влюбиться на всю жизнь – это одно, а вот любить другое. Они были не просто красивой и благословленной небесами парой, но и единомышленниками. Два десятка лет рядом каждый день, во всем вместе, даже в военных походах. В счастье и в горе, при рождении детей и в бунте против отца, в изгнании, в триумфе… А потом еще больше тридцати лет в памяти. Это дорогого стоит, это не просто страсть, а что-то большее. Мы попытались понять, что именно. В сценарии такого не было.
Я слушаю, не веря своим ушам. Красавчик и любимец женщин, актер Болливуда, которого я слегка… да что там слегка – откровенно презирала, рассуждает так, как не смог бы рассуждать Джон!
Подумала и ужаснулась – я впервые сравнила кого-то с Джоном.
– Посмотрите материал, завтра поговорим, – просит Сингх, кивая на ноутбук. – Можно не все, хотя бы эти сцены.
Он уходит, а я остаюсь сидеть перед экраном, оглушенная собственной реакцией на происходящее.
Я несколько дней в Индии, боялась жары, духоты и необязательности. Все это есть – и жарко, и душно, и раздражает пофигизм. Но главное в другом, несколько дней назад я стояла перед прахом Джона и мучилась от собственной бесчувственности, не в силах просто заплакать. Я и сейчас не плакала, но со мной что-то произошло. Ледышка внутри словно таяла, с каждой минутой пребывания в этой непостижимой стране она становилась теплей. Что если растает совсем? Что останется – лужа слез и все? Лед ни за что не породит огонь, значит, я превращусь в слезливую дуру? Тогда Сингх прав и, предвосхищая результат этого процесса, предложил мне патоку в роскошных декорациях (натурных, стоит заметить).
Если это так, мне следует под любым предлогом вернуться в Лондон. Сильная Джейн, стальная Джейн, несгибаемая Джейн… это мое, а сочувствие страданиям на экране влюбленной богатой парочки… увольте!
Но главное оказалось впереди…
Следующие два часа я смотрю видео, то и дело останавливая, возвращая назад и запуская снова. Давно стемнело, на территории зажглась причудливая подсветка, превращающая «Оберой» в сказку из «Тысячи и одной ночи», а я все пытаюсь осмыслить увиденное. Сингх прав: того, что происходило на экране, в сценарии нет.
Они параллельно сняли еще один фильм. Другой, не похожий на сценарий, в котором не было слащавости, а любовь была. Любовь между мужчиной и женщиной, родителями и детьми, которые далеко не всегда живут так, как хочется родителям. Согласие и споры единомышленников, жертвенность, счастье и боль, радость и горечь…
Такого я еще не видела. Если это будет показано на экране, очереди к кинотеатрам обеспечены на годы вперед.
Не со всем я согласна, не все понимала, кое-что сняла бы иначе, но все равно то, что я увидела, было гениально. Неужели вот об этой гениальности говорила Алисия?
Еще меня поразила игра всех без исключения, но прежде всего, главных героев. Кто бы мог подумать, что Алисия Хилл способна так сыграть женщину с внешне очень счастливой, а в действительности весьма непростой судьбой?
Они сумели показать, что сказка свадьбой заканчивается, зато начинается настоящая жизнь, которая сложится так, как сумеешь сложить ее сам.
Закрыв ноутбук, я еще долго сижу, потрясенная, уставившись в темноту невидящим взглядом.
Но было еще одно потрясение – мое сердце.
Оно словно проснулось. Видя кадры фильма, я уже знала и чувствовала каждую реплику, каждое слово! Это не Алисия Хилл в образе Мумтаз, а я говорила юному Джехану:
– Твое время еще не пришло. Ты не готов править огромной империей, а потому учись и жди.
Это я через десять лет вопрошала вдовствующую королеву Рукию:
– Сколько еще мой муж будет ждать?!
Умоляла Джехана перед смертью:
– Живи! Не смей умирать следом за мной. Ты нужен детям, ты нужен империи, ты нужен для спокойствия Хиндустана. А меня просто помни.
Я забыла о папке и убийстве Сатри, забыла о съемках и о своем «чужом» сердце. История, которую я пунктиром увидела на экране ноутбука, была моей, причем не потому, что я должна была принять решение – просто моей.
Когда смотришь на Джоконду, кажется, будто Леонардо написал портрет твоей соседки, подруги, просто знакомой, – она своя. Это сила воздействия шедевра. Нечто подобное я испытала, впервые увидев алмаз «Тадж-Махал», а потом и саму усыпальницу. И вот теперь снова…
Я, умершая год назад и теперь всего лишь существовавшая с чужим ледяным сердцем внутри, вдруг осознала, что жива и что-то чувствую. И все это благодаря Тадж-Махалу. Сначала это был немыслимой красоты бриллиант, потом белоснежное чудо в утренней дымке, теперь гениальный фильм с таким названием.
Что же вы мне пересадили, доктор Викрам Ратхор? Вместе с чужим сердцем любовь к своей родине?
Ужасно, но в тот же момент во мне шевельнулась досада. В моей работе проще быть бессердечной, этакой совершенной бесчувственной машиной, суперагентом.
Теперь же я раздваивалась, одна половина кричала: зачем мне это нужно?! Другая напоминала, что без отснятого материала фильма, который я посмотрела, я не смогла бы снова стать человеком и оставалась бы полуроботом. Понадобилось нешуточное усилие, чтобы уничтожить эту двойственность.
Заставив себя не думать о том, что видела на экране ноутбука Сингха, я в конце концов открыла свой. Достала блокнот, нашла соответствующие записи в папке с делом.
Уже через пару минут я забываю о перипетиях фильма «Тадж-Махал» безо всяких усилий. Записи с камер слежения не складываются в единую картину. Полиция не знает, как убийцы и их жертва попали в подземелье Тадж-Махала, туда, где находятся сами саркофаги Джехана и Мумтаз. Туристов в подземную часть не пускают, вход в подземную галерею теперь один – спуск по узкой лестнице, которая начинается где-то наверху вне усыпальницы. Раньше был еще один – почти парадный, но после «некорректного» поведения съемочной группы его закрыли.
Камера внутри помещения фиксировала отсутствие людей, а потом вдруг сразу труп и вырезанное сердце на гробе Мумтаз! Откуда он взялся, если на видео зафиксирована каждая секунда? Просмотрев запись еще раз, я невольно ежусь – хочешь не хочешь, поверишь в мистику.
Но мистика не чатристы, или как там их. Если бы Сатри убили в подземелье, камера бы это зафиксировала. Маски, балахоны, что угодно, трех человек в не столь уж большом помещении не заметить невозможно. Но на видео ничего нет.
Я знаю, кому задать вопросы.
– Извините, если разбудила.
Шандара звонок удивил:
– Мисс Макгрегори? Не разбудили, я писал статью. Но я рассказал вам все, что знал.
– Меня интересует кое-что помимо статьи. Вы бывали в Тадж-Махале внизу, там, где совершено преступление?
– Бывал, но давно. Теперь туда никого не пускают, давно не пускают.
– Вход в подземелье один?
– Сейчас да, и за ним строго следят.
Я решаюсь:
– Киран, вас не интересовало то, как убийцы попали в подземелье и притащили или привели туда Сатри?
– Не знаю, наверное, через открытый вход, а что?
Он не знал о видео, как не узнал и о том, что камера никого не зафиксировала.
– Вы так подробно описали место преступления и жертву…
– Я видел его.
– Преступление?
Неужели все-таки существует видео с людьми-невидимками, а Тапар отдал мне подделку?
– Нет, убитого Сатри на фото. Мне… полицейский показал.
Я усмехаюсь:
– Тапар?
– Вы познакомились с Тапаром? Да, у него за деньги можно все узнать.
С трудом удержавшись, чтобы не поинтересоваться у Шандара, почему же он не купил видео, я прошу, если будут новости, позвонить. Журналист обещает. Толку от него никакого, кроме разве самого сообщения об убийстве.
Не найдя решения этого вопроса, я двигаюсь дальше.
Убийц застрелила охрана, все же получившая сигнал тревоги. Что за сигнал? Ответ нашелся далеко не сразу, но потом я поняла – зафиксировано движение на выходе из подземной галереи. То ли сработал датчик двери, то ли наблюдатель увидел тени на экране, но с этого момента освещение комплекса было включено полностью, добавились прожектора и шансов скрыться у убийц не осталось. Они начали отстреливаться и были уничтожены.
Но мое подсознание фиксирует: что-то не так.
Просматривая кадры раз за разом, я наконец уловила – третья тень! Убийц было трое, а не двое, как утверждала полиция. Двое застрелены охраной, а третий жив? Тень третьего мелькнула всего в паре кадров и не полностью, только рука. Куда он девался? Тень у двери в подземелье, означает ли это, что третий остался внизу?
Но даже наличие третьего убийцы никак не объясняло внезапное появление трупа. Однако это означало, что я обязана найти этого третьего. Всего-то?
Со вздохом констатировав, что с налета проблема не решается, я копирую видео, потом всю папку, принимаю душ и ложусь спать.
С утра Раджив Сингх поздоровался со мной мимоходом, взял ноутбук и папку, кивнул и занялся своими делами. Никаких вам «Джейн» или просьб о помощи, словно вчера вечером не было беседы на скамейке возле баньяна. Непостижимый человек! Но мне плевать, даже его гениальность не давала ему права быть таким снобом. Чем он кичится? Звезда Болливуда!.. Это, между прочим, худшая рекомендация для приличного общества. Даже самые гениальные сцены в окружении танцев с музыкой без всякого повода покажутся заурядным мылом.
Твердо решив, что мне наплевать на Раджива Сингха и его гениальность, я стала обдумывать, как бы удрать с площадки, чтобы отнести Тапару его материалы. Для этого следовало сделать две вещи:
– договориться с Абдулом, чтобы подменил (это не вопрос, парень прекрасно справлялся и без моей «помощи»);
– договориться с начальником охраны группы, чтобы меня выпустили и главное – впустили обратно. Сингх может не заметить моего отсутствия в течение двух часов, но до вечера не мозолить ему глаза не получится.
Оставалось искать повод, чтобы отлучиться хотя бы с площадки.
Мы снимали на стене Красного Форта вдали от туристических толп, стараясь, чтобы в кадр не попала какая-нибудь примета современности вроде снующих внизу машин или железнодорожного моста через обмелевшую Джамну. Тадж-Махал тоже не должен попасть в панораму – при жизни Мумтаз его быть не могло…
Я показала Абдулу на огромный остров, разделяющий реку на два неравных рукава прямо у Форта:
– Неужели все это раньше было одной рекой?
Тот серьезно кивнул:
– Да, рани. Во времена Моголов Джамна была широкой и полноводной.
Я и без объяснений понимала, что Форт построен близко к берегу, наверняка вторая стена появилась тогда, когда Джамна отступила впервые. Смотреть на реку, которая на глазах превращается в ручеек, страшно, воочию видишь, как гибнет планета Земля.
Но я прилетела в Индию не с миссией зеленых, потому пыталась придумать повод удалиться.
Мы с Алисией Хилл сидели в тени навеса и пили кофе в ожидании, когда осветители установят свою аппаратуру как-то иначе из-за высоко поднявшегося солнца. Я уже поняла, что в Индии все происходит до и сразу после восхода, а потом, после заката, в середине дня работать под осветительными приборами невозможно из-за жары. Честно говоря, я вообще не понимала, зачем нужно добавочное освещение, если вокруг и без того как под софитами, но Алисия объяснила, что от естественного освещения на лица ложатся тени, которые на экране выглядят ужасно, в то время как искусственное эти тени способно убрать.
Я актерам не завидовала, мучиться в гриме под палящим солнце вкупе с жаркими лампами ужасно. Грим размывался потоками пота, его приходилось подновлять после каждой сцены, это новая потеря времени и новые слои грима на лице.
Алисия соглашалась:
– У меня никогда не было таких трудных съемок. Местным хоть бы что, они говорят, что сегодня прохладно, мол, жара спала на время зимы.
Я, все же находясь под впечатлением от увиденного вчера на экране ноутбука, перевела разговор на то, что снято параллельно сценарию.
– Как вам удалось в таких условиях сотворить чудо?
Алисия бросила на меня удивленный взгляд. Она не считала снятый материал чудом?
– Расскажите мне о Сингхе?
– А… – рассмеялась красавица, – и вы попали под его очарование.
– Вчера Сингх показал мне отснятый параллельно со сценарным вариант.
Я не знала, можно ли об этом говорить, но решила, что если Сингх не запретил, то можно.
– Вот в чем дело. Да, там другой фильм, совсем другой, правда?
– Конечно. Почему Сингх сразу не показал этот материал? К чему тратить время на пустышки, если есть такое?
Хилл чуть помолчала, задумчиво глядя вдаль, потом вздохнула:
– Я вообще его не всегда понимаю. Словно два человека в одном. Но соответствие со сценарием было нужно Санджиту, он договор подписывал. Раджив просто делал вид, что есть еще один вариант решения сцены и в отсутствие режиссера мы снимали именно его. В результате в запасе оказался словно второй фильм. А Сингх… с ним рядом быть не талантливым или даже негениальным невозможно.
– Он вообще подозревает о существовании чего-то кроме съемок?
Алисия рассмеялась:
– А ведь вы правы, сразу схватили суть Сингха – для него существует только фильм. Наверное, так и нужно, если хочешь сделать работу по-настоящему…
К Сингху подошел наш начальник охраны, что-то возбужденно зашептал. У Раджива заходили скулы – неужели нашли виновника происшествия? Спросить я не успела, раздался звонок Тапара:
– Мисс… как вас там? Немедленно привезите то, что взяли.
– Во второй половине дня…
Он даже договорить не дал:
– Я сказал сейчас!
А Сингх уже приказывал руководителю охраны съемочной группы:
– Салман, готовь автобусы и машины для техники тоже.
– Да, Раджив, не нравятся мне все эти волнения.
– Сворачиваемся и в отели. Никому с площадки не отлучаться! Сегодня же улетаем в Мумбаи. Что не получилось, сделаем на компьютере. Проследи за всем.
Сингх распоряжался, казалось, самими нашими жизнями. Вообще-то на площадке должна была командовать я, а он приказывать только как режиссер, но я чувствовала, что так лучше.
Я зашептала Абдулу:
– Прикрой меня, мне нужно… на минутку в полицейский участок. Это недалеко от отеля.
– Рани, нельзя, – покачал головой Абдул. – Сингх не уедет, пока не найдет вас.
– Не бойся, я предупрежу Кадеру, что приеду сразу в отель.
Но поговорить с начальником охраны не удалось, того уже и след простыл. Решив, что быстрей доберусь до вотчины Тапара и вернусь обратно, чем разыщу начальника охраны, я бросилась ловить такси.
И сразу поняла, что просчиталась. Дороги запружены, на улицах черт-те что. Таксист, конечно, творил чудеса, как и все водители Индии, но крыльев у машины не было, потому времени мы потеряли много. К тому же ехали какими-то улочками, пробираясь между машинами, толпами возбужденных людей и невозмутимыми коровами.
Таксист категорически отказался ждать меня и ехать в сторону «Обероя»:
– Нет, госпожа, это слишком опасно. И вам не советую.
– Но я там живу!
– Нет, госпожа, – повторил он.
Тапар был зол, словно сто чертей, он буквально вырвал у меня из рук папку и коробочку и швырнул все в сейф, сделав выпроваживающий жест рукой. Видно, это его излюбленная манера общения.
У меня ни малейшего желания общаться с этим толстым взяточником не было.
Выбравшись из участка, я поискала глазами какого-нибудь менее осторожного таксиста, но обнаружила только велотакси. Однако и этот ехать практически через районы мина-базара отказался:
– Только в другую сторону.
– Хорошо, поехали к Тадж-Махалу, там я разберусь.
– Там много людей, они сердитые, госпожа.
– Поехали хоть куда-нибудь!
Мы поехали. Гугл подсказал, что проще всего добраться до Западного входа в Тадж-Махал, пересечь комплекс пешком и у Восточного входа взять другое такси до «Обероя». Не удалась даже первая часть задуманного, у Западного входа собралась какая-то толпа, таксист высадил меня, не доехав, и умчался так быстро, как позволило ему его средство передвижения.
И тут раздался звонок, которого я больше всего боялась. Голос Сингха был предельно резок:
– Где вы?
– Я… – Я закрутила головой, пытаясь подобрать хоть какой-то ориентир, на глаза попала вывеска ресторана «Тадж», конечно, чуть в стороне, но вполне подходяще, – я в «Тадж-Махале». Ресторане «Тадж» у Западного входа. А что?
– Оставайтесь там, не делайте и шага из ресторана! Я сейчас за вами приеду.
– Что случилось? – Я и без ледяного тона Сингха понимала, что вокруг творится неладное.
– Сидите внутри, черт бы вас побрал! – рявкнул он, отключаясь.
В ресторан меня впустили, но на мою попытку что-то заказать официант замотал головой:
– Нет, госпожа, кухня не работает, мы закрываемся.
– За мной сейчас приедут, но не ждать же на улице. Кофе хоть дайте.
Кофе принесли. И стакан воды тоже. На вопрос, что происходит, не ответили. Официант только пожал плечами:
– Протестуют против туристов в Тадж-Махале.
Сказал и опустил глаза. Верно, если не будет туристов, не будет и их ресторана.
Сингх приехал довольно скоро, ничего не объясняя, он просто потащил меня за руку из ресторана примерно в том же направлении, откуда я пришла. Моего велотаксиста, конечно, не было, зато стоял внедорожник самого Сингха. Безо всяких намеков на вежливость, затолкав меня внутрь салона, Раджив сел за руль и поспешил прочь. Он не боялся ехать по улочкам района Кейсерэт-Базара.
– Как вы попали в «Тадж»?
– Приехала, – пожала я плечами. Не объяснять же, что была в полицейском участке.
– Откуда, если все подъезды к Тадж-Махалу закрыты? Можно приехать только через Кейсерэт-Базар. Я приказал никому не покидать съемочную площадку без моего разрешения!
Вот этот тон меня уже взбесил.
– Я не маленький ребенок!
– Вы хуже! Маленького ребенка я бы просто запер. – Он перехватил мой взгляд, брошенный на полицейский участок, мимо которого мы как раз проезжали, почему-то усмехнулся и посигналил очередному пешеходу, невозмутимо шагавшему прямо посреди улицы. – Мы немедленно улетаем в Мумбаи, придется забыть свои игры в Агре и заняться делом в Болливуде.
Я понимала, что спорить глупо, а потому молчала. Он мог бы просто оставить меня в ресторане, откуда даже не выберешься, но предпочел вытащить.
Сингх водил машину так, словно не просто прошел курсы по экстремальному вождению, а выиграл какой-то международный чемпионат. Разговаривать оказалось невозможно, остаток непростого пути мы молчали.
Высаживая меня на стоянке отеля, Сингх распорядился:
– На сборы три минуты, ключи от номера сдать, если мы и вернемся, то не завтра. Все оплачено, только заберите вещи.
Остальные были уже готовы. Абдул бросился мне навстречу:
– Рани Джейн, простите, я вынужден был сказать, что вы собирались в полицейский участок. Вы не вернулись…
– Все в порядке, Абдул, просто такси не смогла поймать…
– Раджив очень сердился…
Вот уж в чем я не сомневалась!
Бросая вещи в сумку, я ворчала:
– Сноб несчастный! Да что он о себе возомнил? Считает, что только он и работает, а остальные играют в глупые игры?
Да кто дал ему право вмешиваться в мои дела?! Я же выполняю свои обязанности, какое ему дело до того, как я провожу свободное от съемок время?
Я кипятилась, прекрасно понимая, что Сингх прав. В Агре беспокойно, и чем скорее группа уберется из города, тем будет лучше. Сингх же не подозревал, что я могу одним ударом сломать кому-то ребро или надолго вырубить.
Все равно его беспокойство было неуместно. Мог бы просто выразить озабоченность моим отсутствием и не выговаривать, как девчонке.
На самолет в Мумбаи, который летает всего дважды в неделю, мы успеваем в последний момент. Сидящая в салоне рядом со мной Алисия Хилл интересуется:
– Куда вы девались прямо со съемочной площадки? Сингх решил, что вы страдаете из-за разбитого ноутбука, потом приказал вас срочно искать, а потом бросился искать сам. В Агре слишком неспокойно, чтобы бродить по городу одной.
– У меня была встреча возле Тадж-Махала, я не могла улететь, не отдав то, что обещала отдать.
Хилл, конечно, ничего не поняла, но приняла к сведению.
– Вы скрытная…
В Мумбаи у многих, в том числе у Сингха, были свои дома или квартиры, Алисия Хилл тоже арендовала дом на Малабарском холме. Группа разъехалась в разные стороны. В Агре остались техники с аппаратурой под присмотром Абдулы. Если будет принято решение больше не снимать, за ними отправят машины из Мумбаи. Отель «Тара Гранд» не самое надежное место на Земле, но тащить всю аппаратуру самолетом невозможно.
Перед тем как сесть в машину в аэропорту, Сингх холодно произносит:
– Завтра в восемь на студии, мисс Макгрегори.
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не съязвить, мол, я ведь могу и удрать…
Первым делом я купила себе новый ноутбук, ведь оставались незавершенные дела. Сингх может сколько угодно злиться, агентом от этого я быть не перестану и расследовать убийство Сатри не прекращу. Он, несомненно, заметил мой взгляд в сторону полицейского участка, но это неважно. Плохо, что из Агры пришлось удрать, но хорошо, что я сообразила скопировать видео на флешку.
Терпеть не могу чувствовать себя идиоткой! Трупы не возникают из воздуха, я скорее соглашусь с Кираном Шандаром, что действовали чатристы, чем признаю, что Сатри был растерзан неведомыми силами.
Я разыскала флешку и включила лэптоп.
Нет, за последние два дня там ничего не изменилось. На экране сначала пустое помещение, а потом откуда ни возьмись – труп Хамида Сатри. Ни одна секунда не пропущена, ничего не прерывалось и не искажалось. Камера стационарная, все время показывает одну и ту же картинку, никуда не поворачиваясь.
Я остановила видео и стала просматривать момент появления трупа по секундам. НИЧЕГО! В предыдущее мгновение трупа не было, в следующее он есть.
Вернулась и посмотрела еще раз. Все чисто. Я открыла блокнот и принялась записывать для себя время и номера кадров, на которых это происходит. Камера не столь хороша, чтобы запись можно было посмотреть по одному кадру, но для подобных мест лучшего и не требовалось. Украсть тяжеленный гроб невозможно, а само присутствие чужих в подземелье уже вызвало бы тревогу.
Во время восьмого просмотра, когда передо мной лежала практически раскадровка до и после появления трупа, я замерла, еще не веря своей догадке. Секунда, во время которой произошло это событие, оказалась на целых четыре кадра короче! Четыре кадра не просто незаметны глазу, их и с секундомером не определишь. Неужели здесь стыковка двух записей?
Я как собака-ищейка, почувствовавшая добычу, даже приподнялась на своем месте.
Теперь можно не сомневаться, что видео смонтировано, о чем полиция не догадалась. Оставалось найти того, кто это сделал, чтобы распутать остальное. Но раскрывать свою догадку Субхаш Тапару я не намерена, кто знает, кому еще он покажет или расскажет новости. Значит, искать придется самой…
Через пять минут я уже знаю имена двух техников, обслуживающих видеоаппаратуру. Выяснилось, что оба они уволились сразу после убийства. И этот факт лучше всего доказывал, что я на правильном пути.
Мумбаи не Лондон, а Агра тем более. Здесь можно работать без официального оформления и не платить налоги совсем, но только не в таких местах, как охрана Тадж-Махала. И все равно мне не удается найти никаких следов этих двух специалистов.
– Надеюсь, они хоть живы…
Помочь мог бы Калеб Арора, если у него, конечно, есть связи в Агре. Но Арора отвечает, что два дня будет в командировке, как только вернется, позвонит. По телефону беседовать на столь опасную тему я не рискнула.
Розыски техников результатов не дали, я решаю поискать тех, кто работал вместе с ними, может, кто-то знает, куда те подевались.
Результат неожиданный: уволились не только техники, заменена вся смена охраны. Поплатились за промах? Но найти кого-то из трех десятков людей легче, чем только двоих.
Довольно скоро мне пришлось убедиться, что я слишком наивна – в Индии половина информации не заносится в компьютер, а из той, что все-таки есть на просторах Интернета, половина для меня не пригодна, потому что на деванагари, устарела или не соответствует действительности.
Все в данный момент необходимое мне в первой части. Действительно, кого интересует, в какую деревню (или даже город) отправился уволенный охранник? Откуда он прибыл в Агру, где его родственники и даже семья? Эти данные и при устройстве на работу едва ли проверяли, уж после увольнения тем более.
Не удается разыскать даже фотографии работавших людей.
Чертыхаясь и проклиная отсутствие компьютерной грамотности у многих и многих чиновников Индии, я еще пару часов упорно выискиваю крупицы сведений об охране, но, осознав бесполезность сего сизифова труда, мысленно машу рукой и решаю навести справки в самом Тадж-Махале, когда вернемся в Агру. Надеюсь, служба охраны берет взятки, как и Субхаш Тапар.
Может, мне не стоит ждать возвращения в Агру нашей съемочной группы и отправиться туда самой? Думаю, Сингх спокойно отпустит меня с глаз долой.
Решив поговорить с ним на эту тему, а также осторожно выяснить, можно ли исчезнуть без следа или все же перемещение людей как-то фиксируется, но я этого пока не знаю, я отправляюсь в душ, а потом спать. Утро куда лучше вечера, – завтра и выясню.
Не зная, как быстро удастся добраться до студии, утром я выезжаю раньше, чем в первый раз с Тилаком. В результате мы проскакиваем все места, где бывают пробки, раньше, чем те образовались, и я выхожу из машины у ворот «Яш-Радж-Филмс» около семи вместо восьми.
Но почти сразу встречаю Салмана Кадеру, который тоже приехал рано. Вот ему и адресую вопрос:
– Салман, можно ли затеряться в Индии?
Кадера изумленно раскрывает глаза:
– Конечно, рани. В Индии около полутора миллиарда человек, в Мумбаи почти двадцать миллионов. В маленькой Агре их два, а с туристами и того больше…
– А у вас бывало такое? – Я и сама не могу объяснить, почему спросила и что имела в виду под этим «у вас», но Кадера спокойно отвечает:
– И у нас бывало…
– В съемочной группе? – Снова охотничья стойка, и пусть Раджив Сингх орет на меня сколько угодно!
– Да.
– Когда?
– Когда исчез Хамид Сатри.
– А… – Я не могу скрыть разочарование. – Вы его имели в виду…
– Не только. Через пару дней после него пропали два его охранника, одного неделю спустя нашли убитым в Джамне.
Вот это подарок! То есть ужасно, что человека убили, но это уже зацепка, да еще какая.
– А второй?
Кадера пожимает плечами:
– Не знаю. Сбежал, испугавшись.
– А как же их семьи?
– Живут где-то в Мумбаи в Сакинке.
Мне название района не говорит ничего, но я решаю не педалировать, чтобы у Кадеры не возникли подозрения. Пока достаточно того, что два охранника исчезли следом за самим Сатри, один из них убит, а их семьи живут где-то неподалеку. Теперь предстоит решить, кого искать сначала – сбежавшего год назад охранника или недавних виновников подмены видео в Тадж-Махале.
Но это чуть позже, пока мне предстоит убедить Раджива Сингха в своей полнейшей непригодности, чтобы расторгнуть договор без штрафных санкций с моей стороны. Престон, похоже, так доверяет Сингху, что согласится скорей отпустить меня с богом, чем вызвать неудовольствие нового гуру фильма «Тадж-Махал».
Из «Обероя» придется съехать, но я могу взять номер в отеле попроще, и я даже, кажется, знаю в каком районе – неподалеку от студии и ресторана, рекомендованного мне секретарем Ваданта. Может, она порекомендует и отель?
Неожиданно Кадера предлагает:
– Хотите посмотреть на репетицию Раджива?
Репетицию? Что он может репетировать, если фильм практически закончен? Сингх же собирался только переснять несколько сцен в Агре, а потом все озвучить?
Но я соглашаюсь:
– Да, хочу.
– Пойдемте, я покажу. Он с шести утра танцует.
– Что делает?!
Салман смеется:
– У Раджива есть группа молодежи, которую он кое-чему учит.
В большом танцевальном зале с зеркалом во всю стену действительно гремит музыка. Так репетируют, наверное, все танцевальные группы мира.
Кадера жестом приглашает меня войти и молча встать у двери.
Полтора десятка молодых людей лет до двадцати повторяют движения танцора впереди. Обнаженные торсы, блестящие от пота, повязки на головах, чтобы волосы не лезли в глаза, босые ступни… Движения завораживают своей мощью и слаженностью.
Я открываю рот, чтобы спросить у Кадеры, где же Сингх, поскольку среди сидящих на скамье его не видно, как вдруг соображаю, что тот самый танцор, чьи движения копируют парни, и есть Раджив. Мне кажется, что он нас заметил, но не остановился.
Следующие четверть часа репетиция продолжается, а я завороженно смотрю, как движется Сингх.
Наконец музыка умолкает. Сингх хлопает в ладоши:
– Хорошо. Молодцы. Дхаржди, завтра встанешь в центр. Продолжайте, пока сами не поймете, что готовы идти дальше.
Парни складывают руки ладонями вместе и слегка кланяются, благодаря учителя.
Раджив подходит к нам. Его торс блестит от пота, но дыхание даже не сбилось (или успело восстановиться?).
– И что вы здесь делаете, мисс Макгрегори? Вы так любите свою работу, что приехали на час раньше? Или тоже решили потанцевать?
Темные глаза смотрят насмешливо, но не жестко. В благодушном настроении после танца?
Не дожидаясь ответа, он что-то говорит Кадере. Тот задумчиво кивает.
По их тону я понимаю, что что-то не клеится. Но разговор идет на хинди (или маратхи), я ничего не понимаю.
– Что-то случилось?
Сингх смотрит на меня, чуть прищурив глаза, потом кивает:
– Съемки придется на время прервать. Сбор в просмотровом зале через полчаса. Это рядом с кабинетом Ваданта. Найдете?
Съемки придется на время прервать? Это даже хорошо, у меня образуется свободное время – мне оно как раз необходимо для расследования. Но почему прервать, неужели Кадера прав, и в Агре все так плохо?
