Глава 10
Хуррам заснуть не смог, он все думал о том, что случилось, вернее, думал об Арджуманд.
Любимая предпочла уехать вместе с теткой. Это обижало, хотя принц понимал, что Арджуманд было бы очень тяжело видеть его свадьбу. Арджуманд не Мехрун-Нисса, она не смогла бы устроить такое представление, какое произошло в этот вечер, но даже если бы и смогла… Мехрун-Нисса и та предпочла покинуть Агру.
Хуррам чувствовал себя предателем, ведь он женился на другой, в то время как Арджуманд поспешила покинуть отцовский дом, чтобы ее не выдали замуж за другого. Но в чем же его вина? Наследный принц не может выбирать, он должен выполнять волю отца-падишаха! Разве он виноват, что звезды так легли, не оставив для них с Арджуманд счастливого дня для свадьбы на ближайший год? Кроме того, разве не она обманула принца на рынке?
Но сколько он ни пытался обвинить любимую – не получалось. Все горькие мысли о ее вине смывало словно волной страстное желание видеть ее, слышать голос, угадывать красавицу в стайке девушек зенана или за резной решеткой, отделяющей гарем от мужчин. Она там или хотя бы может быть там – этого уже достаточно, чтобы улучшилось настроение на весь день. Но теперь… Арджуманд уехала, а рядом будет другая.
Принца передернуло от одной мысли о предстоящей свадьбе.
Перед рассветом он вышел на крепостную стену и заметил, что на балкон вместо падишаха, явно чувствующего себя плохо после свадебного пира, готовится выйти Асаф-Хан. Но у Асаф-Хана имелась еще одна причина стоять на стене перед восходом солнца – он тоже провожал караван.
Принц Хуррам долго смотрел вслед слонам, в хаудахе на одном из которых сидела его любимая. Все обвинения в сторону Арджуманд были забыты, сердце его обливалось кровью при одной мысли, что он долго, очень долго не увидит девушку.
И вдруг Хуррам решительно бросился вниз: его собственная свадьба еще через два дня, сейчас все заняты свадьбой падишаха, никто и не заметит отсутствия принца, нужно догнать караван, уговорить Арджуманд не уезжать, убедить, что, несмотря на женитьбу, его сердце принадлежит только ей, услышать ответные слова любви. Иначе он не сможет жить!
Путь принцу заступил Джафар – придворный, дежуривший подле него.
– Куда вы, ваше высочество?
Джафару можно сказать правду, именно он устроил встречу Хуррама и Арджуманд во время джарги, потому принц честно признался:
– Я догоню караван и уговорю Арджуманд не уезжать.
– Нет!
– Что нет? – удивился Хуррам. Какой-то придворный пытается его остановить?
– Ваше высочество, они с Мехрун-Ниссой приняли единственно верное решение. А у вас через два дня свадьба. Вы не можете вернуть Арджуманд Бегуму без того, чтобы не ранить сердце ей и не нанести обиду своей невесте.
– Но я не могу без нее. Я не стану жениться! – вдруг объявил принц.
– Ваше высочество, это следовало бы сделать давно, но не сейчас, когда караван принцессы в двух днях пути от Агры. Нельзя. Вы наследный принц и не можете распоряжаться своей судьбой, такова воля Аллаха. Женитесь сначала на Кандагари Махал, а потом возьмете в жены Арджуманд Бегум. Иначе вы можете потерять расположение отца.
Хуррам хмыкнул:
– Я единственный наследник! Хосров слеп, а Шахрияр бестолков и рожден рабыней.
– Но падишах достаточно молод, и он вчера женился… – осторожно напомнил Джафар.
– Я не стану предавать Арджуманд и жениться на Кандагари Махал ради наследования трона.
Джафар понял, что принц так и поступит, но все равно возразил:
– И ввергнете Хиндустан в новую войну с Персией, отказав внучке шаха на пороге своего дома.
Хуррам некоторое время молча смотрел вдаль, где хвост каравана уже скрывался из виду, его лицо исказила гримаса боли, потом почти простонал:
– Что же мне делать?..
Джафар осторожно коснулся его рукава:
– Теперь ждать. Вы не можете ничего изменить сейчас, но немного погодя все изменится само. А пока дайте знать Арджуманд Бегум, что любите ее и ждете возможности жениться.
– Как?
– Я могу отвезти письмо…
– Да! Ты будешь постоянно возить наши письма, она дождется, – обрадовался Хуррам.
Джафар обругал сам себя за проявленную прыть. Постоянно ездить в далекую и опасную Бенгалию ему вовсе не хотелось, а вот догнать караван сегодня он вполне согласен. Хуррам наследный принц, но главное – он друг, которому Джафар готов помочь.
Мехрун-Нисса была права, в зенане и при дворе только и разговоров, что о ее появлении на свадьбе и дарах. Их не смогла перебить даже болтовня о свадьбе принца Хуррама. Вернее, женщины зенана ждали чего-то подобного и от Арджуманд, гадая, как же поступит девушка, если ее тетка была столь щедрой.
– Нет, у Арджуманд не может быть столько богатств! – авторитетно заявляла одна из наложниц падишаха Сурия. – Мехрун-Нисса потратила на подарки все сокровища, накопленные ее мужем Шер-Афганом!
– Да, – вторила ей уверенная Аруна. – Шер-Афган был очень богат, а теперь его дочь Ладили осталась даже без ножных браслетов.
Женщины зенана дружно ахнули: оставить юную Ладили без браслетов, разве это не жестокость мачехи?! Небось, со своей дочерью она так не поступила бы.
Женщины замололи языками, гадая, что еще могла бы сделать Мехрун-Нисса, а главное, зачем она так поступила?
– Слишком дорогая плата за то, чтобы унизить Салиху Бану.
– Да, столько драгоценностей и прочего никогда не дарили даже самые щедрые шахи…
– Салиха Бану непременно отомстит. Мехрун-Ниссе не стоило так поступать.
Из-за поступка Мехрун-Ниссы новая жена падишаха и даже сама свадьба словно отошли на задний план. Это обидело Салиху Бану. Ведь, едва завидев новую шахиню, женщины начинали искать на ней украшения, подаренные соперницей. Разве всем в зенане и Агре заткнешь рты? Салиху Бану сравнивали и сравнивали с Мехрун-Ниссой. Сравнение было не в пользу внучки персидского шаха…
Но еще хуже то, что сравнивал и сам Джехангир. Он невольно вспоминал легкую походку вдовы, ее грудной и такой грустный голос, особенно когда та признавалась в своей негаснущей любви… Падишах чувствовал, что сам себя загнал в ловушку, женившись, он отрезал путь к Мехрун-Ниссе. И зачем согласился на предложение шаха? Хотел замириться с ним в Кандагаре, а вышло, что испортил себе жизнь в Агре. Как теперь смотреть на Мехрун-Ниссу, когда та появится снова?
Прекрасная вдова ушла с пира, который был для падишаха безнадежно испорчен, но обвинять в этом Мехрун-Ниссу не имело смысла, она не сделала ничего плохого, напротив, озолотила Джехангира. Но после ухода красавицы все разговоры были только о ней, а о несчастной Салихе Бану словно забыли, в том числе и он, ее муж. Он даже не пришел к молодой жене, заявив, что слишком много выпил, а по индийским обычаям заниматься любовью после этого нельзя.
Главная жена Салиха Бану провела ночь в слезах. Утром служанки с трудом сумели скрыть следы бесонной ночи – покрасневшие глаза и припухшие веки.
Половину этого времени несчастная Салиха, так и не ставшая настоящей женой падишаха и женщиной, сжимала кулачки, разрабатывая планы мести сопернице. Но что она могла сделать?
Салиха позвала свою служанку, старую Мириам, которая в отличие от нее знала все о жизни в зенане.
– Госпожа…
– Мириам, проверь, чтобы нас не подслушивали. Прогони слуг.
Старуха решительно выполнила приказ королевы.
– Госпожа, ваша соперница сегодня уехала из Агры…
Салиха Бану буквально зарычала:
– Она мне не соперница! Разве может быть соперницей вдова?!
Старая Мириам не сумела увернуться от брошенной в нее подушки и упала. Она не так сильно ударилась, но решила, что шахине стоит понять, что нельзя так поступать с теми немногими, кто на ее стороне.
– Ай, вай, госпожа! Моя голова… вай, моя голова… – Она поспешно отползала к двери, на четвереньках, останавливаясь и хватаясь за голову.
Зря старуха рассчитывала на проявление сочувствия со стороны своей хозяйки, Салихе было не до ее головной боли.
– Пошла вон! И не показывайся мне на глаза!
«Будь ты умней, ты не отпускала бы меня от себя», – подумала Мириам, но поспешила удалиться. Такое бывало не раз, и старуха знала, что немного погодя Салиха Бану пришлет подарки и попросит вернуться.
Салиха сидела уставившись в одну точку и не желая ни с кем разговаривать. Она хотела расспросить Мириам о Мехрун-Ниссе, новость, что успела сообщить служанка, была хорошей. Проклятая вдова уехала. Но зачем служанка назвала Мехрун-Ниссу соперницей! Наверняка так же говорят и другие. В первый же день, теперь уже в собственном дворце, ее оскорбила собственная преданная служанка! Какой соперницей может быть тридцатилетняя вдова шестнадцатилетней главной жене падишаха?
Но вчера именно так все и выглядело.
Мехрун-Нисса повела Джехангира на балкон показывать свои дары, они оставались там вдвоем и о чем-то говорили, хотя и на виду у придворных, но главное – сама новая шахиня сидела на помосте, всеми забытая и одинокая! Возможно, это было недолго, всего несколько минут, но минуты показались несчастной Салихе вечностью, потому что это были минуты невиданного унижения.
Это унижение продолжилось и потом, ведь падишах словно забыл о своей молодой жене, хотя вдова ушла, пожелав счастья. И даже не пришел ночью, отговорившись большим количеством выпитого. Салихе хотелось закричать, что мог бы и не пить!
Как много людей знает о том, что Джехангир пренебрег своей юной супругой?
Салиху вдруг охватил ужас – что если падишах провел ночь в объятиях Мехрун-Ниссы?! Вдруг именно об этом они договаривались на балконе?
Она хлопнула в ладоши, появившейся служанке приказала немедленно привести Мириам.
Старуха удивилась тому, насколько быстро ее хозяйка опомнилась. Но дары присланы не были, поняв это, Мириам быстро отвернулась к стене и буквально завыла:
– Ой, моя голова! Вай, я не могу даже открыть глаза!.. Вай, я даже ничего не вижу…
Перепуганная служанка сообщила о тяжелом состоянии госпоже. Та задумалась. Что делать со старухой? Салиха прекрасно знала, что Мириам нередко разыгрывает болезни, чтобы получить подарки, и шахине вдруг пришла в голову удачная мысль – она и Мириам сумеет ублажить, и Мехрун-Ниссе показать, как дорожит ее дарами.
– Подай мне поднос, на котором подарки Мехрун-Ниссы.
Служанка поднесла большой серебряный поднос, на котором горой были навалены разные украшения.
– Отнеси Мириам, чтобы ее голова перестала болеть. А еще добавь вот это, – Салиха протянула флакон с нюхательной солью и небольшую коробочку с шариками опиума. – И скажи, что я жду ее немедленно.
Немедленно не получилось, Мириам знала себе цену и не слишком торопилась. С воплями и стонами она перебрала весь поднос, мысленно отметив тонкий вкус вдовы и хитрый расчет – ни одно великолепное само по себе украшение не подходило Салихе.
Салиха и не собиралась их надевать, напротив, она приказала сделать это старухе:
– Ты нацепишь эти перстни, браслеты и главное – носовые кольца и будешь расхаживать в них по дворцу. Если спросят, скажешь, что хозяйка такие раздает слугам, – самой ей не пристало носить подобную дешевку.
– Они недешевы, госпожа, – все же заметила внезапно выздоровевшая Мириам. – А что если падишах спросит об этих дарах?
– И ему ответим так же! Вряд ли падишах разбирается в женских украшениях, он и не поймет. А вот женщины все заметят. Иди.
Но когда Мириам была уже у выхода, Салиха вдруг остановила ее вопросом:
– Ты сказала, что вдова уехала?
Служанка засеменила обратно – не стоило говорить громко даже в покоях главной жены падишаха. Приблизившись, зашептала:
– Да, госпожа. Вдова и ее племянница уехали на рассвете. Слуги сказали, что караван был большой и вдова отправилась в свою Бенгалию.
– Где это?
– Не знаю, говорят, далеко.
– Иди.
Оставшись одна, Салиха взяла зеркало и принялась разглядывать себя. Да, нужно признать, что Мехрун-Нисса хороша, очень хороша, но она вдова и ей тридцать, кажется, даже тридцать один. К тому же она просто дочь визиря, пусть и главного.
Шахиня с удовольствием улыбнулась своим мыслям. Соперница поняла невозможность соревноваться с более молодой и знатной красавицей, потому и сбежала, чтобы не оказаться в проигрыше. Это хорошо, удобно иметь дело с умными соперницами, хотя их и боятся.
Салиха заметно повеселела и приказала подготовить хамам, чтобы принять ванну и привести себя в порядок перед продолжением пира. Кроме того, стоило подумать и о ночном визите падишаха. Джехангир должен высоко ценить свою новую жену, не важно, что она девятнадцатая по счету, падишах уже назвал ее главной.
Служанки снова и снова натирали нежную кожу новой шахини маслами, промывали волосы и сушили их над горячими углями с ароматическими травами, потом долго и осторожно подводили тонким каламом линию ее век, то и дело окуная его кончик в разведенный каджал (сурьму).
– Госпожа, какие украшения вы наденете? Подать носовые кольца, чтобы вы могли выбрать?
Салиха прищурилась:
– Нет, я надену только свои перстни, браслеты и украшения, которые привезла из дома. Я внучка шаха и агачи (главная жена) падишаха, я не обязана подчиняться правилам зенана, могу их менять или отменять вовсе!
Служанки испуганно притихли. Ничего хорошего такая самоуверенность не сулила, а если пострадает их госпожа, то и им самим придется плохо. Разве можно устанавливать свои правила там, где они установлены задолго до тебя? Но как возразить агачи? Вдруг она и правда отменит носовые кольца? Девушки одна за другой украдкой вздохнули: это же так красиво… как жаль, что новая агачи не умеет носить носовые кольца…
Арджуманд оставила свое сердце в стенах Красного Форта Агры. Впрочем, и Мехрун-Нисса тоже. Они любили – одна отца, другая сына, но те выбрали себе иных невест, вот и пришлось тетушке с племянницей покинуть родной дом и отправиться в далекую Бенгалию.
Мехрун-Нисса посоветовала племяннице не думать о том, что осталось позади:
– Арджуманд, всему свое время. Если ты сейчас начнешь горевать о принце Хурраме, то ничего хорошего дальше не будет.
– Но я люблю его и не могу не думать!
– Думать – одно, а вот страдать совсем другое. Вспоминай о нем, его любви к тебе, но только не о его предстоящей свадьбе. Это породит в тебе потоки желчи и плохо скажется на здоровье и коже. Думай о том, чтобы стать еще красивей, умней, образованней, лучше к тому времени, когда он за тобой приедет.
– А если не приедет?
Мехрун-Нисса вздохнула:
– Арджуманд, если не приедет, значит, такова твоя судьба – кисмет. Бороться с ней бесполезно. – И вдруг призналась: – Я советовалась с астрологом, даже не с одним. Все сказали одно и то же – я выйду замуж за падишаха и стану главной женщиной империи, а ты станешь женой Хуррама и в свое время тоже будешь женой падишаха. Они говорили о вечной любви твоего возлюбленного к тебе. Будь этого достойна.
Арджуманд в ответ только вздохнула. Ей так хотелось надеяться на то, что предсказатели не ошиблись. Не важно, станет ли Хуррам падишахом, она его и так будет любить. Но у Хуррама скоро появится жена…
Нет, как ни старалась несчастная девушка не думать о предстоящей свадьбе любимого, не получалось. Глядя на нее, вздыхала и Мехрун-Нисса, она помнила себя в таком же возрасте, тогда юную красавицу выдали замуж за полководца и отправили подальше от Красного Форта, чтобы не бередила сердце принцу Селиму. Принц тоже клялся, что не забудет, что непременно приедет и женится… Но даже когда стал падишахом Джехангиром и больше не подчинялся своему властному отцу Великому Моголу Акбару, обещания не выполнил. Наоборот, женился на другой, хотя никакой необходимости в этом не было.
«Пока на другой!» – решила для себя Мехрун-Нисса. Она помнила предсказание и точно знала, что оно сбудется.
Это хорошо, что они уезжали, новые впечатления, которые Арджуманд получит по пути, помогут слегка утихнуть ее душевной боли, остальное сделает время. Да и пока собирались, племянница просто не имела свободной минутки, чтобы грустить. Так лучше. Мехрун-Нисса, сама давно задумавшая и богатые дары падишаху, и побег в Бенгалию, даже о поездке Арджуманд договорилась с отцом и братом заранее, только матери и самой Арджуманд ничего не сказала, чтобы не волновать девушку раньше времени. Вряд ли она решилась бы ехать, имей хоть день на раздумья.
Ничего, все проходит, пройдет и это. Главное – не терять веру в то, что все будет по-твоему. А пока стоит заняться самообразованием. Мехрун-Нисса уже знала, кого из философов и опытных воинов пригласит, чтобы преподали уроки племяннице и падчерице, как будет проходить их учеба, как она научит девушек ухаживать за собой. Вместе им будет легче.
Приглашая Арджуманд в Бенгалию, Мехрун-Нисса преследовала еще одну цель – развить Ладили. Девочка была неглупой, но страшно ленивой. Игре в шахматы она предпочитала сплетни, беседам с философами или чтению книг – развлечения, а охоте – прогулки и танцы. Может, вместе с Арджуманд ей будет интересней?
Мехрун-Нисса, сама занимавшаяся своим образованием, многому могла бы обучить девушек, только бы проявляли желание учиться…
– Садитесь обе в мой хаудах, слон большой, а мы все легкие, выдержит и поместимся. Если станет тесно – разойдемся по разным аудам.
Двоюродные сестрички были рады такому предложению, они с удовольствием взобрались в просторный паланкин Мехрун-Ниссы и с удобством устроились на подушках.
Предстояла дальняя дорога, Мехрун-Нисса объявила, что они поедут через Канпур на Лакхнау, чтобы посетить святые для каждого мусульманина Хиндустана места, а потом через Варанаси (нужно посмотреть и святые места индусов тоже) направятся в Бардхаман.
Ладили заверила Арджуманд:
– Там хорошо! Жарко, но красиво и много тигров!
Арджуманд только кисло улыбнулась. Ее не интересовали ни святые места, ни красоты Бенгалии, ни тигры. Она хотела остаться с Хуррамом и думала только о нем. Мехрун-Нисса покосилась на нее: ничего, время лечит…
Рассвет застал их в дороге. Мерное покачивание хаудаха на спине слона усыпляло, но Арджуманд предпочла беседу.
– Тетушка…
– Арджуманд, прекрати звать меня тетушкой, я чувствую себя старой из-за этого! Я для тебя просто Мехрун-Нисса. Что ты желаешь знать?
– Почему вы не стали бороться за сердце падишаха?
– Я боролась много лет назад и все эти годы. Примчалась в Агру без приглашения, как только Джехангир стал падишахом, даже в зенан проникла. Теперь пусть он поборется за мое сердце!
– Вы дали падишаху понять, что могли принести казне куда больше, чем Салиха Бану?
– Да. А еще я сказала, что по-прежнему люблю его.
– И после этого уехали?! – невольно ахнула Арджуманд.
– Да. Мне нужно все или ничего. Становиться очередной женой в зенане падишаха я не желаю.
– Но как же тогда?
– Конечно, падишах не приедет в Бардхаман, как обещал тебе Хуррам. Кстати, не верь обещанию мужчины, данному при расставании, в такую минуту им кажется, что они все смогут ради любви, но наступает рассвет и вечерние обещания рассеиваются или гаснут, как звезды на небе.
– Неужели мы с принцем Хуррамом никогда не будем вместе? – горько прошептала Арджуманд.
– Будете, но не скоро. Я спрашивала прорицателя, ты станешь женой принца Хуррама, только после того как я стану женой падишаха Джехангира. Это время надо не потратить зря, ты должна многому научиться и во многом разобраться. Ты стреляешь из лука, это я знаю. Еще что умеешь?
Арджуманд задумалась, перечисляя свои умения. Их оказалось не так мало, но и не очень много.
– В шахматы играешь?
– Да, но не очень хорошо.
– Обязательно надо научиться. Эта игра развивает ум как никакая другая. Еще ты должна научиться быть богатой.
– Чтобы дарить подарки падишаху? – вмешалась юная Ладили, дочь Шер-Афгана от первого брака, которую Мехрун-Нисса воспитывала, как свою собственную, но девочка то ли была еще слишком мала, то ли вообще не отличалась качествами, присущими ее мачехе, она плохо поддавалась обучению. Оставалось надеяться, что семилетняя Ладили в ближайшие годы поумнеет или хотя бы начнет учиться. Мехрун-Нисса очень надеялась, что вместе с Арджуманд и ее двоюродная сестрица подтянется.
Покосившись на падчерицу, Мехрун-Нисса фыркнула:
– Это были не столько подарки, сколько демонстрация моих возможностей.
Арджуманд покачала головой:
– Но чего вам стоили все эти дары!
– Не беспокойся, я не стала нищей. Шер-Афган был богат, как богата Бенгалия. Но я использовала только свои собственные средства, чтобы одарить падишаха.
– Свои собственные? – удивилась Арджуманд.
Мехрун-Нисса рассмеялась. Племянница заметила, что смех тети всегда грустный.
– Почему считается, что добывать деньги умеют только мужчины, а женщины способны их лишь тратить? Настоящая женщина куда умней мужчин.
Ладили вдруг вмешалась в разговор:
– Умная женщина всегда придумает, как заставить мужчину делать ей дорогие подарки!
Мехрун-Нисса нахмурилась:
– Кто это тебе сказал?
– Бабушка Рауза Бегум. Она сказала, что женщины созданы для того, чтобы мужчины дарили им украшения.
– А для чего, по-твоему, созданы женщины?
– Глупые, чтобы работать, а умные, для того чтобы эти подарки принимать! – уверенно заявила девочка.
– Ладили, многие умные женщины так и поступают. Но есть и другие… В Бенгалии много фиранги, которые любят торговать.
– Торговать с фиранги? Но разве это достойно вас?
– Почему нет? – Мехрун-Нисса удивленно приподняла свою и без того изогнутую бровь.
Арджуманд не знала, как объяснить свои сомнения.
– Но разве у дочери Итимад-уд-Даулы нет других занятий? – Это было самое мягкое и одновременно нелепое объяснение.
Мехрун-Нисса рассмеялась:
– Конечно, есть! Ты увидишь, как их много. Но они не мешают мне зарабатывать деньги. Я же не торгую на рынке. Нет, я просто позволяю фиранги покупать у моих людей перец и корицу, опиум и многое другое. Они очень ценят пряности, которых у нас достаточно, чтобы торговать не только с арабами.
Она попыталась объяснить, что для торговли вне Хиндустана вовсе не обязательно снаряжать с риском потери корабли, плыть куда-то далеко или отправлять караваны.
– Все это фиранги готовы покупать у нас прямо здесь. Они сами приплывут, купят и отвезут к себе.
– Но они сами могут договориться с нашими купцами и покупать прямо у них?
Мехрун-Нисса кивнула:
– Ты права, Арджуманд. Они так и делают, однако с моего позволения, за которое я получаю хорошую мзду и с фиранги, и с купцов.
– Но если… если их станет приплывать с каждым годом все больше, они могут захватить часть Хиндустана?
– И снова ты права. Но защита Хиндустана от внешних врагов – дело падишаха. Должен же он хоть чем-то заниматься кроме охоты и кальяна?
Она не сказала «арака» и «вина», но Арджуманд все поняла.
– Вы рассуждаете, как мужчина…
– Да, не многие обитательницы зенана говорят о политике или торговле, если это не покупка всякой чепухи.
Арджуманд некоторое время смотрела на поля, раскинувшиеся по обеим сторонам дороги, по которой они двигались. Конечно, это не вымощенная или хорошо протоптанная дорога, каким был путь из Агры в Аджмер, но все же не просто поля или заросли. Неужели и сюда доберутся фиранги?
Арджуманд видела фиранги только однажды, когда такой прибыл ко двору и обременял падишаха Джехангира разными просьбами, а к Итимаде-уд-Дауле приставал с расспросами. Рассказывая о нем, Гияз-бек только головой качал:
– Сколь глупы и нелепы эти фиранги!
Арджуманд из его слов поняла, что фиранги бывают разные, но у них всех прекрасные корабли. Она не знала, что такое корабли. Дедушка объяснял, что это такие огромные лодки, на которых можно переплывать моря. Но Арджуманд не знала и что такое море…
Зато фиранги привозили в Хиндустан невиданные вещи. Фарзана пришла в восторг от коробочки, в которой одетая в немыслимый наряд крошечная женщина-кукла под странную музыку крутилась на месте. Коробочку подарили Итимаду-уд-Дауле для его женщин, среди внучек возникла ссора из-за того, кому она достанется, Фарзана сцепилась с Маликой и Гульбадан, они пытались отнять коробочку друг у друга и ссорились до тех пор, пока не случилась неприятность – подарок упал и в нем что-то звякнуло. После того крышка коробочки больше не открывалась, а кукла не танцевала, она застыла в одной позе, нелепо подняв ногу. Фарзана немедленно забыла о своих претензиях и закричала:
– Бабушка, они поломали подарок!
Попало всем, даже Арджуманд была наказана, хотя не принимала в ссоре никакого участия. Рауза Бегум просто не стала разбираться, а когда старшая внучка заметила, что это несправедливо, фыркнула:
– Не надо было смотреть, как они ссорятся! Ты старшая и должна была разнять сестер, а не ждать, когда они вырвут друг другу волосы.
Арджуманд решила иначе, она стала держаться от сестер подальше, а от Фарзаны особенно. Как и от бабушки Раузы Бегум. Настолько же, насколько любила своего мудрого и справедливого дедушку Гияз-Бека, Арджуманд не любила бабушку Раузу Бегум. Даже теперь, уезжая в далекую Бенгалию, куда и срочный гонец едва добирался за семь-восемь дней, она простилась с отцом и дедом, но не пришла к бабушке.
Она так задумалась о своих родных, что почти забыла о разговоре с Мехрун-Ниссой. А когда вспомнила, тетушка уже откинулась на подушки, чтобы немного поспать. Измученная волнениями последних дней Арджуманд последовала ее примеру. Ладили спала давно, девочку мало интересовали вещи, не связанные с подарками или удовольствиями.
К вечеру их караван догнал всадник на прекрасной лошади в сопровождении трех ахади. Заметив их приближение, Мехрун-Нисса сказала девушкам, чтобы не беспокоились, но сама явно была напряжена. Возвращение было бы позорным и в планы вдовы не входило.
Но Арджуманд издали узнала Джафара и сообщила об этом тетушке. Появление Джафара тоже могло принести неприятные вести. Однако они и тут ошиблись.
– Приветствую вас, Мехрун-Нисса Бегум. У меня послание к Арджуманд Бегум.
– От кого?
Губы Джафара чуть тронула улыбка, он заговорщически шепнул вдове:
– От принца Хуррама. Принц не смог вынести и нескольких часов разлуки, едва не отправился вслед за караваном. Я с трудом убедил его не расстраивать свадьбу с Кандагари Махал, чтобы не навлечь на Хиндустан войну с Персией. Он послушал мой совет, но отправил меня с письмом к Арджуманд Бегум.
Джафар прекрасно понимал, что сама девушка его слышит, и говорил больше для нее, чем для Мехрун-Ниссы.
Вдова кивнула:
– Я передам послание. Будете ли вы ждать ответ?
– Если он будет сегодня, то да.
– Арджуманд, – позвала племянницу тетя, – прочти и ответь. Даулет подаст тебе калам и бумагу. Сумеешь это сделать быстро или что-то передашь на словах? Джафар повторит твои слова в точности.
Арджуманд впилась глазами в строчки письма. Хуррам снова просил простить его за то, что вынужден подчиняться воле отца, что непослушание в данном случае принесет слишком много бед для всего Хиндустана. Умолял верить в его любовь и дождаться, когда назовут благоприятный день, и он сможет приехать в далекую Бенгалию, чтобы увезти любимую с собой. А еще обещал писать так часто, что гонцы с письмами будут наступать друг дружке на пятки.
Арджуманд невольно рассмеялась. Но Мехрун-Нисса была права – руки племянницы дрожали так, что едва ли она смогла бы вывести хоть букву.
– Если можно, я передам ответ на словах, а на остановке напишу письмо.
Джафар стрелой помчался обратно, увозя несчастному принцу привет от его любимой и обещание любить его вечно.
Арджуманд написала ответ вечером, когда они устроились на ночлег. Она постаралась, чтобы буквы ложились как можно ровней, словно от этого зависел смысл ее клятвы в вечной любви и верности.
Так началась их долгая переписка. Сначала гонцы и впрямь едва не догоняли друг другу в пути, но потом письма в Бардхаман стали приходить реже, у принца было мало времени, да и повторять одни и те же слова ни к чему, в каждом письме главными были три слова: «люблю, люблю, люблю». Но совсем писать Хуррам не перестал, он не лгал, когда твердил «люблю».
Итимад-уд-Даула выехал навстречу каравану принцессы Кандагари Махал, невесты принца Хуррама. Как ни оттягивай, а до старости держать внучку персидского шаха в Матхуре, где она вынуждена была дожидаться своей очереди взойти в свадебный шатер, нельзя, промедление становилось просто неприличным.
Падишах и сам не мог бы объяснить, чего ждет. Его собственная свадьба длилась уже третий день, пора бы и сыну жениться.
Несчастная Салиха Бану рыдала каждую ночь в одиночестве, а по утрам расправлялась со служанками, которые в ее беде совсем были не виноваты. Джехангир напивался до бесчувствия и падал замертво там, где его заставала последняя порция арака. Никогда прежде он не пил столько, но к вину и араку щедро добавлялся опиум, потому не только к молодой жене, он вообще никуда не мог идти.
На третий день он заранее приказал в полночь отнести себя в покои жены, даже если сам будет протестовать. Верный слуга Иса понятливо кивнул:
– Все будет исполнено, ваше величество.
Исполнили, отнесли и положили. В результате несчастная Салиха остаток ночи просидела рядом с бесчувственным телом супруга, слушая, как время от времени сам супруг изрыгал проклятия.
Шила в мешке не утаишь, на следующее утро весь зенан знал, что падишах хотя и ночевал в постели своей агачи, но к ней не прикоснулся. И это унижение было куда сильней прежнего.
Когда падишах к середине дня пришел в себя и с трудом разлепил опухшие от трехдневного пьянства глаза, Салиха опустилась перед ним на колени:
– Господин мой, чем я так не нравлюсь вам, что вы не желаете сделать меня своей женой? Если это так, сегодня же отправьте меня обратно к отцу. Я буду всю оставшуюся жизнь проливать слезы из-за того, что не стала вашей женой по-настоящему…
Она знала, что говорила, Джехангир не мог отправить ее обратно, так и не сделав женщиной, к тому же предстояла свадьба сына, во время которой скандал ни к чему.
Джехангир некоторое время сосредоточенно изучал лицо молодой жены, соображая, о чем та говорит, потом приказал:
– Принеси вина.
– Не стоит больше пить, ваше величество. Сегодня приедет принцесса Кандагари Махал…
Салиха на мгновение даже забыла собственные проблемы, но падишах не заметил слов о приезде принцессы, он услышал только совет не пить.
– Что?!
– Сейчас принесут…
Джехангир жадно выпил две чаши, немного посидел, а потом снова приказал:
– Раздевайся!
О таком ли она мечтала? Все призошло не в первую ночь, не на благоуханном ложе, а на облитых вином простынях – да к тому же и пьяный муж, грубый, почти жестокий, просто взял ее силой.
– Довольна? Теперь уйди, я спать хочу.
Салиха стиснула зубы, чтобы не заплакать, но не потому, что было больно – кровоточило само сердце. Ее грубо растоптали, унизили, смешали с грязью… И винила она не пьяного падишаха, а его любовь – Мехрун-Ниссу Бегум. Именно ей она и собиралась отомстить. Как жаль, что вдова успела уехать в далекую Бенгалию! Но Салиха Бану не из тех, кто забывает обиды. И она умела ждать не хуже соперницы.
– Я дождусь, непременно дождусь…
На сей раз даже умелые служанки не смогли скрыть синяков под глазами госпожи. Но Салиха и не прятала их, напротив, она постаралась распустить слух, что падишах был столь любвеобилен, что его молодая жена едва осталась жива после бурной ночи любви.
А как же то, что он проспал до самого утра? Кто сказал, что проспал? Да, спал, но только чтобы восстановить силы, а потом все начиналось сначала…
Зенан лучше Салихи знал нрав и способность падишаха к страстным объятиям, жены и наложницы не поверили, от бесконечных пересудов агачи спасло только появление следующей жертвы брачных планов падишаха – Итимад-уд-Даула привез в Агру Кандагари Махал. Разбудить падишаха не удалось, и встреча принцессы, а потом подготовка к свадебному пиру проходила без его участия.
Салиха на правах главной жены падишаха выступала в роли мачехи принца Хуррама, чем страшно его разозлила.
Караван с дарами принцу и падишаху со стороны персидского шаха был куда больше, чем прибывший с Салихой. Мехрун-Нисса права – Арджуманд ни за что не превзойти такой. Да и зачем?
Сама Кандагари Махал оказалась юной, хорошенькой, хотя и капризной девушкой. Она привыкла к поклонению, к тому, что она ценная невеста, а потому была неприятно поражена долгим ожиданием в Матхуре, где индусов больше, чем мусульман, и встречей в Агре. Все бабушки Хуррама отказались встречать невесту, продолжая прикидываться больными, потому это делала Салиха, которая и сама была ненамного старше.
Но главное – принц Хуррам. Жених откровенно терпел суженую, не повернул в ее сторону даже головы, каждым жестом, каждым словом давал понять, что лишь выполняет волю отца, но не более. Слова произнес только те, что подсказал мулла, а на невесту не посмотрел, даже когда уже было позволено.
На счастье Хуррама, отцу было так плохо, что он не обращал на сына внимания.
Салиха смотрела на Кандагари Махал и понимала, что перед ней еще одна жертва мужской невнимательности. Принц Хуррам попытался напиться, чтобы заглушить свою душевную боль и неприятие юной жены, но напиться ему не удалось. Тогда Хуррам попросил у Джафара принести шарики с опиумом, когда друг отказался, попросил о том же Асаф-Хана, потом еще кого-то…
Возможно, просьбу принца выполнили сразу несколько человек, ведь Хуррам не прикоснулся к невесте, как и отец, проспав до полудня следующего дня. На следующее утро от слез были красны глаза еще одной красавицы.
Теперь вмешаться пришлось королеве Рукие. Понимая, что скандал неизбежен, если Кандагари Махал пожалуется своему деду, Рукия пришла к девушке рано утром.
По тому, как слуги и даже придворные дамы подчинялись этой женщине, Кандагари поняла, что перед ней кто-то очень важный. Почему же она не видела эту женщину вчера во время встречи и свадебного пира?
– Вышли все вон!
Служанки беспрекословно подчинились приказу Рукии.
О чем говорила королева с несчастной невестой, не знал никто, Кандагари хватило ума не рассказывать об этом никому, но жаловаться деду принцесса не стала, напротив, сделала вид, что все прекрасно.
Но на этом вмешательство Рукии в отношения Хуррама и Кандагари Махал не закончилось. Придя в себя, принц обнаружил, что бабушка внимательно за ним наблюдает.
– Почему ты так обошелся с Кандагари Махал?
– Я люблю Арджуманд, – мрачно объявил Хуррам, голова которого просто раскалывалась от выпитого накануне. Ему было очень плохо, а тут еще королева Рукия со своими укорами! Кто бы другой укорял, но бабушка, которая знает о его чувствах к Арджуманд!..
– Я помню об этом, но Кандагари Махал не виновата в том, что ты любишь другую. Ты можешь потом не спать с ней, но оставить ее девственницей не можешь. Это бросит тень не только на нее, но и на тебя самого. Сегодня ты не станешь пить ничего, кроме того, что дам тебе я, а ночь проведешь, как настоящий мужчина со своей женой, как бы ты к ней ни относился. Ты давал клятву, обязан ее выполнять.
Принц Хуррам прислушался к совету бабушки, но согласился провести с женой всего лишь одну ночь.
Во дворце Красного Форта стало на одну несчастную женщину больше. Только кого это волновало?
Отшумели свадебные торжества, и жизнь в Красном Форте и Агре вернулась в свое руло. По-прежнему каждое утро перед рассветом появлялся на балконе Асаф-Хан в одежде падишаха, чтобы подданные видели, что с его величеством всев порядке, сам падишах в это время спал беспробудным сном после очередной попойки, ссорились женщины зенана, и разнимала их все та же Ханзада, потому что у Салихи Бану не получалось; тайно лила слезы несчастная Кандагари Махал, влюбившаяся в своего красавца мужа, столь равнодушного к ней…
Хуррам действительно не обращал внимания на юную жену, получив от Арджуманд письмо полное любви, как и его послание, принц был счастлив мечтами о будущем, в котором Кандагари Махал места не было.
Так прошла неделя…
Рауза Бегум тревожно прислушалась. Снаружи доносились звуки, которые могли привести в священный ужас кого угодно. Били большие барабаны дундуби, раздавались крики ахади, вооруженной охраны падишаха, возгласы любопытной толпы, бежавшей следом за роскошным паланкином Джехангира.
Да, падишах действительно вознамерился посетить дом своего Итимад-уд-Даулы.
В особняке Гияз-Бека поднялся невиданный переполох.
Ни для кого не секрет, что визит падишаха не только почетен, но и разорителен и даже опасен. Хозяин дома, которого осчастливливал своим появлением Джехангир, как правило, до смерти боялся чем-то не угодить, поднести несоответствующие дары или сделать что-то не так.
Все обитатели от самого Гияз-Бека до слуг высыпали навстречу падишаху, склоняясь как можно ниже в знак почтения. Правая рука приложена ко лбу, глаза опущены – иначе нельзя.
Слуги быстро расстелили бархат перед паланкином и набросали на него розовых лепестков. Это означало, что падишах не пройдет мимо. Высочайшая честь и такая же опасность. У Гияз-Бека от тревоги сжалось сердце – чем закончится этот неожиданный визит?
Джехангир ступил из паланкина, остановился, оглядывая домочадцев и слуг, немного постоял и сделал знак хозяину приблизиться.
У Гияз-Бека всегда были наготове занятные вещицы, кому как не Итимад-уд-Дауле знать привычки и пристрастия падишаха и то, что можно подносить при свидетелях, а что стоит приберечь для даров наедине? Угадал – на больших серебряных подносах лежало несколько шкатулок – одна со стеклянной стенкой, другая – с занятной крышкой, которая откидывалась, стоило нажать на маленький цветок, третья – с крошечным потайным ящичком… На другом подносе лежало странное приспособление в виде расширяющейся к одному концу трубки.
– Что это? – Падишах заинтересованно указал пальцем в сторону странного предмета.
– Ваш величество, это необычный инструмент. Если посмотреть в него с более тонкого конца, все, что разглядываешь, увеличивается в размерах. А если с другого – уменьшается.
Джехангир проверил – он действительно посмотрел так и этак и расхохотался:
– На свои сокровища я буду смотреть, увеличивая их, а на врагов – уменьшая.
Вокруг подобострастно рассмеялись. Падишах расхохотался тоже.
Остальные дары: часы, броши, оружие – его заинтересовали мало. Он взял себе трубу, повелительным жестом отодвинув остальное. Подзорную трубу бережно уложили в паланкин, Гияз-Бек мог вздохнуть с облегчением, он сумел угодить подарком.
Но это была лишь малая часть приема. Если бы падишах отправился дальше, можно бы и вообще передохнуть, но Джехангир пожелал войти в дом.
Гияз-Бек и Рауза Бегум прекрасно знали все правила, дундуби еще звучали вдали, а слуги уже готовили вино и многие яства – на всякий случай. Итимад-уд-Даула, поняв, что падишах не намерен быстро двигаться дальше, опередил его пожелание перекусить в доме и пригласил правителя сам:
– Не соблаговолит ли великий почтить своим присутствием мой скромный дом? Будет ли Аллах столь милостив ко мне, чтобы Его Тень на Земле переступила порог нашего скромного жилища?
Назвать скромным роскошный дворец Гияз-Бека не повернулся бы язык даже у самого лживого фарисея. Тень Аллаха важно кивнула, мол, соблаговолит. Бархатные полосы и ковры немедленно выстлали путь падишаха в дом. Его расписные остроносые туфли топтали розовые лепестки, пока падишах, опираясь на руку Асаф-Хана, шествовал внутрь.
Было видно, что дни свадебных торжеств тяжело дались Джехангиру, выглядел тот отвратительно – лицо было одутловатое, с отеками, дыхание тяжелое, веки нависли на глаза, походка была нетвердая, взгляд мутный… Конечно, пить целую неделю тяжеловато даже для привыкшего к вину и араку Джехангира.
За его спиной Гияз-Бек сделал незаметный жест одному из самых доверенных слуг. Тот только кивнул, понимая, что именно приказал хозяин – падишаху в вино нужно добавить опиум.
Немного погодя, когда первые чаши были выпиты и опиум начал действовать, поднимая настроение Джехангира, тот приказал пригласить на пир и всех домочадцев. В зале немедленно появились и встали в сторонке сыновья, племянники и даже взрослые внуки Гияз-Бека. Падишах помотал головой:
– Пригласи и женщин. Пусть тоже выпьют вина.
Это было невиданно – звать женщин, чтобы те выпили вместе с мужчинами! Но кто же спорит с падишахом? Только тот, кому совсем недорога собственная голова. Гияз-Беку дорога, он не видел ничего страшного в том, чтобы Джехангир увидел лица его жен и наложниц.
– А остальные?
Гияз-Бек склонился ниже некуда:
– Остальные внучки слишком юны, чтобы их звать к взрослым. Но если мой падишах прикажет…
– А дочери?
– Мои дочери со своими мужьями далеко от Агры, повелитель.
– Все?
Ясно, что Джехангир вел речь о Мехрун-Ниссе, только не желал спрашивать открыто. Гияз-Бек облегчил ему задачу:
– Да, мой повелитель. Даже Мехрун-Нисса Бегум уехала в Бенгалию, куда вы отправили ее супруга, ныне умершего. Вдове не пристало веселиться, она поспешила в свой вдовий удел.
На лице падишаха заходили желваки, взгляд заметно помрачнел. Гияз-Бек уже пожалел, что позволил дочери уехать, – может, лучше ей было бы остаться?
– Когда она уехала?
– Давно, повелитель.
– Почему она не пожелала быть на моей свадьбе?
Почувствовав, что даже удивительная труба не спасет положение, Гияз-Бек вдруг осмелел, он произнес так тихо, чтобы слышал только Джехангир:
– Ваше величество, Мехрун-Нисса Бегум желает вам большого счастья с новой женой, но это отзывается в ее сердце болью, она боялась умереть от горя, потому что не может быть на месте вашей счастливой супруги.
Заковыристо, что и говорить, но Гияз-Бек нарочно сказал так, чтобы фразу можно было повернуть как угодно. Джехангир понял все правильно, неожиданно его и без того туманный взгляд заволокла непрошеная влага.
– Она страдает?
– Конечно, повелитель. Ее сердце разрывается от любви к вам и от горя, что быть рядом невозможно.
Гияз-Бек сказал и тут же пожалел, потому что Джехангир чуть ожил:
– Почему же невозможно? Твоя дочь вполне могла бы жить в твоем доме, а я бы вот навещал вас…
Итимад-уд-Даула ужаснулся такой возможности, но сумел возразить:
– У Мехрун-Ниссы Бегум есть падчерица, которую она воспитывает как собственную дочь. Ладили нужна забота и приданое, Мехрун-Нисса должна снова заработать много золота, чтобы выдать падчерицу замуж за достойного человека.
– Заработать? Разве это были не средства Шер-Афгана?
Гияз-Бек без объяснений понял, что имеет в виду Джехангир, – да и кто бы не понял, если двор до сих пор гудел из-за роскошнейших даров Мехрун-Ниссы?
– Повелитель, Шер-Афган был богат, но все, оставленное им, принадлежит его дочери. Мехрун-Нисса не сочла возможным тратить деньги умершего мужа, она сама зарабатывает их.
– Как это? – не поверил падишах. Женщина зарабатывает деньги? Да, он слышал, что Мехрун-Нисса расписывает ткани, сам купил роскошные палантины на мина-базаре, но они не стоили так много, чтобы преподнести дары, какие прекрасная вдова преподнесла ему на свадьбе.
Уезжая из дома своего Итимад-уд-Даулы, падишах страшно досадовал на самого себя, а заодно и весь мир. Что толкнуло его на женитьбу на дочери Касим-хана? Так ли это было нужно?
Джехангир не желал признаваться себе, что поступил так, отчасти чтобы досадить Мехрун-Ниссе. Когда прекрасная вдова приехала в дом отца, падишах, увидев ее на мина-базаре, обрадовался. Ему и в голову не пришло жениться на Мехрун-Ниссе. Вопрос, заданный тогда королевой Рукией, показался даже нелепым. Чтобы решиться на такой шаг, требовалось некоторое мужество даже от падишаха. Себя Джехангир оправдал просто: что он может предложить Мехрун-Ниссе – стать двадцатой женой (честно говоря, девятнадцатой)? Эта женщина, пожалуй, оскорбится, ведь она достойна быть первой и главной.
Падишах понимал, что стоило бы именно так и поступить – сделать Мехрун-Ниссу главной женой, но он год назад решил иначе: заставить вдову уступить, вынудить ее стать просто любовницей.
Мехрун-Нисса оказалась сильней, чем он думал, женщина преподнесла роскошные дары, призналась, что по-прежнему его любит, и… уехала в далекую Бенгалию. И что теперь делать? Он мог бы вернуть ее силой, заставить быть при дворе, но понимал, что это будет признанием своего поражения. Вынудить появляться при дворе с открытым лицом не значит заставить Мехрун-Ниссу подчиниться.
И падишах решил подождать, сделав вид, что ничего не случилось. Вдова уехала в Бенгалию? Пусть посидит вдали от двора и подумает, не слишком ли много о себе возомнила. А что увезла с собой возлюбленную принца Хуррама, так и это неплохо, падишаху уже надоел грустный вид наследника. Ему стоило поучиться у отца, как обращаться с женщинами, особенно умными, красивыми и строптивыми.
Решив преподнести сыну урок, Джехангир даже повеселел. Теперь женитьба на Салихе Бану не казалась такой уж глупостью, а возвращение Мехрун-Ниссы с повинной, наоборот, представлялось неизбежным. Да, падишах должен быть не только сильным полководцем и политиком, он должен уметь укрощать женщин!
