Глава 14
Дойдя до поваленного дуба, Василиса не без трепета огляделась по сторонам. Подумать только, она была здесь всего каких-то пару часов назад, а теперь словно попала в другое место. Нет, все осталось таким, как было, но что-то изменилось в самой Василисе. Сейчас она была уверена, что находится в добрых руках. Что бы ни случилось, о ней обязательно позаботятся. Доверие к людям, к которым она наконец добралась, возникло словно само собой, появилось из ниоткуда, но Василиса чувствовала, что на этот раз не ошибается.
Все, кроме светлобородого, замешкавшегося с Василисой, уже стояли у выкопанной бандитами ямы. Тут же валялся труп одного из подручных Федора – Димона. Увидев его, Василиса искренне огорчилась. Почему именно он? Димон был не совсем безнадежен, во всяком случае, какие-то ростки светлых чувств в нем иногда пробивались. И вот именно его угораздило схлопотать пулю от бандитов Хруща. Впрочем, и банда Хруща понесла урон. Неподалеку валялся прыщавый парень – Серый, который домогался Василисы. Руки у него были раскинуты в разные стороны, остекленевшие глаза смотрели в небо. А в груди торчал нож, похожий на тот, который Василиса видела в руках у Федора и который тот угрожал пустить в дело, если девушка вздумает врать.
Василиса сказала об этом старику, но тот пристально разглядывал то, что лежало возле выкопанной бандитами ямы, ярко блестя на солнце.
– Золото! – ахнула Василиса. – Они его бросили!
– Золото… да самоварное!
Старик поддел блестящий кусок ногой, и все увидели, что это сплющенный самовар. Вот из-за чего бандиты сцепились друг с другом! Передрались из-за старого самовара. Из-за куска латуни, отдаленно похожего на золото, погибли два человека.
– Откуда тут взялся самовар?
– Трудно сказать, – пожал плечами старик. – А ты уверена, что сказала злодеям ориентиры неправильно?
– Конечно.
– Значит, это не то место.
– Разумеется, не то. От дуба надо было идти до какого-то быка. А я им этого не сказала.
– От дуба? От этого дуба?
– Другого мы поблизости не нашли.
– Идти до быка? – не унимался старик. – Ты уверена, что правильно запомнила бабушкины слова?
– Она сказала именно так. Смотреть на дуб и идти до быка.
Старик застыл, словно громом пораженный. Похоже, последние слова Василисы его по-трясли.
– Ах, вот она что тебе сказала! – воскликнул он. – Так бы сразу и говорила!
– А я разве не так сказала?
– Ты сказала, идти от дуба. А на дуб надо смотреть. Это же совсем другое дело!
Василиса не видела никакой разницы, но для старика эта разница была.
– Смотреть на дуб и идти до быка, – бормотал он себе под нос. – Ну, брат! Ну, хитер! Пошли отсюда!
– А как же клад? – растерялась Василиса. – Как же золото? Оно должно быть где-то здесь.
– Нет тут ничего.
– Но дуб…
– Это не тот дуб.
И старик, больше ничего не объясняя, быстрыми шагами двинулся прочь. Его спутники не привыкли задавать вопросы. И молча двинулись за старшим. Недоумевающей Василисе, если она не хотела остаться одна в лесной чаще, не оставалось ничего другого, как пойти за ними.
– А как же мертвые? – догнала она старика. – Что с ними будет?
– Потом придут люди и упокоят их тела.
– Но их же убили!
– И что?
– Надо вызвать полицию!
– Нет! – твердо сказал старик. – Никакой полиции тут не будет.
– Но это же преступление! Его надо расследовать!
Хотя что тут расследовать? Кто-то из людей Хруща застрелил Димона. А Федор в отместку всадил нож в грудь Серому. Или наоборот, первым напал Федор, а Хрущ уже действовал в ответ.
Но старик стоял на своем.
– Мертвых теперь ждет высший суд. А убийц… Что же, и на них найдется управа.
– Но полиция…
– Пока я жив, судьбы здесь будет вершить один Господь! Люди не имеют права судить друг друга, нет у них такой власти.
– Но вы же судите своих! Бабушку же мою, например, изгнали.
– Она сама выбрала свою судьбу. Мы ее не неволили. Она могла выйти за своего жениха и жить с ним вместе с нами. Но она решила отбить жениха у другой девушки. Конечно, после этого им пришлось уйти. А ее мать, жена моего несчастного брата, неразумная женщина, последовала за своей дочерью. Кто виноват? Только гордыня и своеволие твоей бабушки.
– Погодите, – помотала головой Василиса. – Вы сказали, что жена вашего брата – это моя прабабушка? Выходит… Выходит, ваш брат был моим прадедушкой? И вы… Вы и есть тот самый Прохор Кузьмич!
По лицу старика она поняла, что угадала. Но вид у Прохора Кузьмича был вовсе не радостный.
– Твоя бабушка в свое время наделала много шуму. Подозреваю, что твое появление во главе взбесившегося стада тоже своего рода знамение.
– При чем тут знамение? Просто у вас скотину дурак пасет! Увидел, что я из леса выскочила, и давай кричать про какую-то лесную девку!
Она услышала странные звуки, словно кто-то давится. Василиса оглянулась и увидела, что молодые мужчины, следовавшие на некотором расстоянии, при этих словах начали прикрывать ладонями рты, словно им было нестерпимо смешно. Старик строго глянул на них, и смех стих.
– Что такое?
– Лесная девка – это из глупых бабьих сказок, которые рассказывают детям, чтобы те не забрели в лес. Петя – дурачок, он всему верит. Вот и испугался.
– Он испугался. Страх его передался коровам. При чем же тут я?
– Корень зла всегда в женщине, – наставительно произнес старик.
Но в голосе его не слышалось осуждения. Просто констатация факта. Помолчав, он неожиданно спросил у Василисы:
– Сколько тебе лет? Думаю, больше двадцати?
– Больше.
– Замуж тебе нужно, вот что!
Василиса еще раньше решила никому не говорить, что уже давно замужем. И где только были ее мозги, когда она связывала себя брачными узами с Артемом? Толком его даже не зная? Вот и пеняй на себя, сама виновата.
До Малочаевки добирались в молчании. Старик выглядел сосредоточенным. В поселке он передал Василису каким-то женщинам, велев им вымыть ее и переодеть.
– Она – одна из нас, – сказал он им, видя, что женщины боятся приблизиться к Василисе. – Пусть ее бабка и запятнала себя беспутством, но внучку принять надо. Будем молиться за ее душу.
После этого женщины перестали чураться Василисы. Весело гомоня, они повели ее с собой, растопили баньку, накормили, а потом долго парили, мыли и приводили в подобающий для женщины вид. Они дали Василисе новую одежду, что было очень кстати, потому что ее собственная – джинсы, свитер и куртка – были до того грязными и рваными, что больше напоминали половые тряпки.
Теперь на Василисе была длинная полотняная юбка, просторная кофта с длинными рукавами, украшенная вышивкой и собранная у ворота и на запястьях красными шнурками. В прохладные дни женщины накидывали теплую жилетку из овечьей шерсти. А на ноги надевали шерстяные чулки. Чулки немилосердно кололись, ткань была грубовата и неприятно колола тело. Зато подол и пояс юбки так же были украшены вышивкой, как и рукава и ворот кофты.
Одна из женщин объяснила, что дала ей одежду своей дочери.
– Замуж девка в прошлом году вышла, а одежа ее у меня осталась.
– Почему же ваша дочка ее вам оставила?
– А на кой ей, замужней, то, что девка носит? Сестрам оставила. Ну, и ты носи.
Василиса поняла, что даже в одежде здешняя замужняя женщина отличается от незамужней. И ей внезапно стало стыдно, словно она взяла что-то чужое, не принадлежащее ей по праву.
До вечера Василиса пробыла с этими женщинами, которые показали ей поселок и познакомили с местными жителями. Все они показались Василисе славными людьми. Но все были заняты повседневными делами и мыслями о Боге, места для чего-то другого в их головах уже не оставалось. Может, оно и к лучшему, но Василисе под вечер взгрустнулось. Захотелось домой, к бабушке, в большой мир. Но как это осуществить? Телефона, чтобы вызвать подмогу, тут не было.
Тем же вечером, когда Василиса вновь встретилась с Прохором Кузьмичом, старик дал ей понять, что ей предстоит жить здесь.
– Останешься тут, с нами. Твоя бабушка погубила свою душу, твоя задача отмолить ее у Бога.
– Как же я смогу?
– Праведной жизнью станешь жить. А такая жизнь возможна только тут, с нами. Весь прочий мир давно в грехах погряз. А у нас и сама спасешься, и бабушку спасешь. Ну? Рада? Вижу, что рада. И можешь не благодарить меня.
И на это Василиса даже не нашлась, что возразить. Она видела, что Прохор Кузьмич делает для нее огромное одолжение, разрешая остаться. Кого другого староверы вовек бы к себе не приняли, а для нее сделали исключение. Хотя ее бабушка и увела жениха у законной невесты, староверы простили внучке этой беспутной женщины ее грех. И такое отношение следовало ценить.
Вот только Василиса что-то совсем не готова была этому радоваться. Ее бы спросили прежде, чем решать за нее ее судьбу. Ну, не хочется ей оставаться в Малочаевке! И зачем ей спасаться без бабули? И вообще, даже если весь мир погибнет, как утверждает Прохор Кузьмич, пусть уж лучше погибнуть вместе с ним. Чем спастись, но остаться тут навсегда.
Но самое худшее поджидало еще впереди.
– Замуж тебе надо. Девке без мужа нельзя. И мужчине без жены тоже плохо.
– Это точно, – поддакнула Василиса.
Но Прохор Кузьмич в ее комментариях не нуждался. Он продолжал, словно не замечая девушки.
– Недаром Господь все живое разделил на мужскую и женскую особь. Сделано это для того, чтобы мужчины и женщины соединялись таинством брака и жили в любви и согласии до самой смерти. Я уже все решил, ты выйдешь замуж за Петра!
От неожиданности Василиса даже рот открыла.
– За какого еще Петра?
– За такого. Он тебя в поселок привел, стало быть, ему тебя и в жены брать. Он парень молодой и холостой еще. Станешь ему отличной женой.
– Не поняла… Это вы про пастушка, что ли?
– Про него самого. Нравится он тебе?
– Он же того… – И Василиса покрутила пальцем у виска. – Дурачок, одним словом. Умственно отсталый! Нельзя за него замуж.
– Другого мужа тебе не видать.
– Это еще почему?
– Грех на тебе страшный. Бабка твоя согрешила, такой грех до седьмого колена передается. Мать ведь твоя, небось, тоже несчастлива была?
Василиса была вынуждена согласиться. Мать потеряла своего отца очень рано. С бабушкой они жили всегда трудно и бедно. И замуж мама вышла очень поздно. Василиса же родилась, когда маме уже и вовсе сильно перевалило за сорок. А потом мама и папа погибли, оставив Василису круглой сиротой. Да уж, счастьем тут точно не пахло. Прохор Кузьмич казался удовлетворенным.
– Вот видишь, – важно говорил он. – Иного пути, кроме как собой грех бабки искупить, у тебя нет!
Но Василиса была решительно не согласна. Что же это получится? Бабушка что-то там натворила, а отдуваться Василисе? И ладно бы бабушка учудила и впрямь что-то ужасное, человека убили или ограбила кого, а всего-то жениха увела. Подумаешь! Увела и увела. Значит, сам жених не очень-то в своей невесте был заинтересован, коли так легко на бабушкины уговоры поддался!
– Знаете, я передумала, – заявила Василиса, глядя прадеду прямо в глаза. – Мне замуж что-то совсем не хочется. И вообще, я ведь уже была замужем. Да, да! Даже два раза!
Пораженный Прохор Кузьмич всплеснул руками.
– Блудница! Теперь тебя даже за Петра замуж не выдам! Чистый он, а ты грязная! И одежу сними! Как ты смела вещи чистой девушки надеть? Блудная!
– Так отдайте мне мои джинсы! – рассердилась Василиса. – И пойду я от вас, пожалуй!
Но Прохор Кузьмич уже несколько остыл и велел Василисе оставаться, а сам удалился, как он сказал, на молитву, чтобы понять, как с ней быть дальше.
До самой ночи старика не было видно, чему Василиса была только рада. Она успела вернуть чужую одежду и забрать свою, выстиранную, выглаженную и починенную. Даже под декоративные дырки на джинсах были заботливой рукой подложены ровненькие заплаточки.
– Бедные вы бедные с бабушкой. Совсем обнищали, поди.
– С чего вы взяли?
– Вон штаны-то у тебя все в рванине. Гляди, как оно бывает несладко от своих-то отрываться.
Отвечать что-либо этим славным женщинам было бесполезно. Объяснять, что джинсы рваные, потому что так модно, было пустой тратой времени. Василису бы здешние обитатели просто не поняли. Они разговаривали на разных языках, жили в разных мирах и имели, как выяснилось, разное представление о том, что такое хорошо и что такое плохо. Например, когда Василиса пожаловалась женщинам, что ей предлагается выйти замуж за пастушка Петю, никто из теток не усмотрел в этом ничего особенного. А когда Василиса в сердцах воскликнула: «Но он же дурачок!» – тетки даже еще и обиделись. Особенно обозлилась одна, как выяснилось, мать «жениха».
– Может, мой Петя и не особенно умен, зато сердце у него золотое. И против воли старших он никогда не пойдет.
– Ну, и оставайтесь тут со своим прекрасным Петей! А я ухожу!
Но ее никуда не пустили. Оказывается, прийти в поселок было куда легче, чем уйти из него. Родственники бабушки решили сделать все, что в их силах, чтобы помочь Василисе. А по их представлениям, помощь заключалась в том, чтобы оставить ее здесь. И хотя многим, Василиса это видела, честное слово, очень многим ее присутствие в поселке было не по душе и они были бы только рады, если бы Василиса ушла, но противиться воле старейшины они не смели.
Так и не найдя понимания у женщин, что молодых, что старых, Василиса ушла и села на высоком берегу. Внизу текла разлившаяся в половодье река, за рекой стоял лес, места были изумительно красивые. Но хотелось бы Василисе провести тут всю жизнь? Ответ однозначный – нет!
– Да еще с дурачком-мужем. Бр-р!
При одной мысли, что «жених» дотронется до нее, по телу пробегала дрожь отвращения, она морщилась от брезгливости. Василисе был противен его вид и особенно его запах. Невозможно было даже представить, чтобы оказаться с ним в одном пространстве, не то что в постели!
Надо уходить.
Не то чтобы Василису так уж пугало «замужество» с Петей. Она знала, что тот и сам боится «лесной девки». Дело было в другом. Банда Хруща, непонятная роль Федора, убийство Серого и Димона. Все эти обстоятельства требовали тщательного расследования. А Прохор Кузьмич все возлагает на суд Божий. И звать полицию отказывается.
– И сколько его ждать, этого суда? Может, он и не наступит при моей жизни.
Судьба добрейшего Игната Федоровича тоже оставалась неясной. Василиса пыталась поговорить о нем с Прохором Кузьмичом, но тот лишь покивал и произнес свою излюбленную тираду, мол, все в руке Божией.
И Василисе оставалось лишь гадать, какова судьба Батурина. Скорей всего, его убили бандиты Хруща и спрятали его тело где-то в лесу. Но тогда нужно найти его тело, передать близким…
А если он еще жив? И его держат где-то в плену?
Василиса уже поняла, что Прохор Кузьмич и пальцем не шевельнет, чтобы восстановить справедливость. Он привык во всем полагаться на волю Божию, а вот Василиса считала, что иногда Господу надо и помочь. Пусть Прохор Кузьмич бьет свои бесконечные поклоны и шепчет молитвы, вреда от этого никому не будет. Но чтобы была еще и реальная польза, тут уж придется постараться самой Василисе.
Как раз в ту минуту, когда Василиса обдумывала план очередного побега, рядом раздался знакомый голос.
– Задумалась о чем?
Василиса вздрогнула и подняла глаза. Сердце ее радостно забилось. Перед ней стоял тот самый голубоглазый бородач, который помог освоить верховую езду.
– Какое счастье, что это ты!
– Ишь ты какими словами бросаешься!
Бородач подсел к ней на бревнышко.
– Как тебя зовут?
– Терентий. В честь деда по отцу назвали.
Василиса стала вспоминать обитателей Малочаевки, о которых рассказывала бабушка. И вспомнила Терентия.
– Это твой дед на гармонике играл?
– Он на любом инструменте мог играть. Ни один праздник без него не обходился.
Вот оно что! Выходит, это внук того самого синеглазого красавца, который щеголял в красной шелковой рубашке. Который всегда так нравился Василисе и которого не одобряла ее бабушка. Но одобрять-то она его на словах не одобряла, но в руки чаще других брала его фигурку. И глаза у нее при этом становились заметно веселее.
– Слышал, тебя за Петра замуж пророчат? – спросил ее новый знакомый.
– Весь поселок уже знает, за кого меня сватают?
– Весь не весь, а сам Петька просто в ужасе. Жалко смотреть, так на тебе жениться не хочет. Плачет. Кричит, что лесная девка его в лес утащит.
– Он не хочет жениться на мне?! Можно подумать, будто я горю желанием связать свою жизнь с… с таким!
Терентий внимательно посмотрел на Василису.
– Не хочешь замуж?
– За него не хочу.
– А чего ж ты хочешь?
– Уйти хочу! Надо мне!
– Надо? Но зачем?
– Ты же сам видел, у ямы лежало два трупа.
– Видел. Они будут похоронены.
– Этого нельзя делать! – возмутилась Василиса. – Их вообще нельзя трогать! Должна приехать полиция. Должна все осмотреть. Выяснить. Наказать виновных.
– Карать или миловать – это не в людской власти.
– Хватит чушь с голоса стариков молоть! – разозлилась Василиса. – Мир вокруг переменился, и нельзя просто так взять и от него отгородиться. Пора уже это понять!
– Ты не сердись, – мягко проговорил Терентий. – Хочешь уйти – я тебе помогу.
Василиса вытаращила глаза.
– Поможешь?
– Дорогу покажу. И провожу, чтобы не заблудилась.
– Серьезно?
– Хочешь, прямо на рассвете и выйдем. Если повезет, к полудню до трассы дойдем. А дальше ты уже на попутках добраться сможешь.
Василиса и представить не могла, что проблема может решиться так легко и просто. Она с трудом удержалась от желания кинуться на шею доброму и такому понимающему человеку. Ограничилась тем, что просто поблагодарила его. И не заметила, каким печальным и задумчивым сделался Терентий после того, как пообещал помочь Василисе.
Потом они еще немного посидели на бревнышке, любуясь рекой и строя планы на завтра, а затем вернулись в поселок, и их появление вместе ни от кого не укрылось. Кумушки тут же принялись судачить, что Нинки-гулены внучка недалеко от бабки ушла. Ее за Петра сватают, а она с Терентием шастает. А ведь у Терентия и невеста есть, красавица Настасья, которая уже и приданое для свадьбы вышила. И свадьба-то скоро, а жених с другой девицей прогуливается.
– Не к добру это, – качали головами кумушки. – Ох, не к добру.
Прохор Кузьмич появился лишь после чтения вечернего молитвенного правила, которое в поселке было такой же обязательной вещью, как и ужин. И позвал к себе Василису и Петра. И торжественно объявил им, что по окончании Великого поста им предстоит стать супругами.
– Мы не сможем забыть проступок Нины – бабки Василисы, это навсегда останется с нами. Но нельзя забывать и о том, что благодаря ее помощи, благодаря тому, что она прислала к нам внучку, мы сумели найти золотой схрон наших предков. И теперь нам не грозит быть согнанными с нашей земли, как когда-то.
Петр, услышав про предстоящую свадьбу, повалился на пол, воя и умоляя не заставлять его жениться на лесной девке. А Василиса выслушала новость спокойно. Во-первых, завтра ее тут уже не будет. А во-вторых, из всего сказанного стариком Василиса вычленила главное. И воскликнула:
– Так вы все-таки нашли золото?!
Ответа она не получила, удостоилась лишь строгого взгляда старика. Как же она могла забыть, что обращаться к старшим можно только после их чуть ли не письменного разрешения. Прохор Кузьмич продолжал вещать, мол, Василисе надлежит стать преданной и любящей супругой, но та пропускала его слова мимо ушей, прекрасно знала, что за Петра не пойдет ни за что на свете.
– Нет, вы расскажите, как вам удалось найти золото? – перебила она Прохора Кузьмича. – Дедушка, где это случилось? Или вы снова ходили в лес? Без меня?
– В лес мы больше не ходили.
– Тогда как же? Где вы его нашли?
– Возле быка.
Больше Прохор Кузьмич не прибавил ни слова, оставив Василису в полнейшем недоумении. Всю ночь она провела в беспокойстве, не зная, как лучше поступить. Связаться с бабушкой Василиса не могла. Жители Малочаевки не пользовались сотовой связью, а возможно, просто хотели, чтобы все так думали. Но так или иначе, у кого бы Василиса ни спрашивала насчет сотового, все лишь разводили руками и уверяли, что бесовскими выдумками не прельщаются. Пусть весь остальной мир гибнет, польстившись на дьявольские приманки, они останутся с Богом, а потому будут целы телом и невредимы душой.
Это вызывало у Василисы нешуточное раздражение. Что за праведники такие, которые от всего мира закрылись и спасают лишь самих себя? А как же остальные? Например, те бедняги, бывшие наркоманы, которые до сих пор находятся в руках у Федора? Про них не надо подумать? И ведь их спасение – это совершенно конкретное дело, а не какая-то абстракция, про которую никто ничего не знает наверняка, и даже непонятно, что это такое.
Василиса несколько раз пыталась объяснить жителям Малочаевки бедственное положение обитателей фальшивой Малочаевки, но те, выслушав, как Федор и его подручные издеваются и морят голодом своих подопечных, в ответ лишь пожимали плечами и говорили:
– Сами в своей беде виноваты. Грешили много, вот и расплачиваются.
– Но сколько это может продолжаться? Да они уже сейчас на грани жизни и смерти. Еще одной зимы многим из них просто не пережить! А Лиза, так та и до зимы может не дотянуть! Она очень плоха и может умереть в любую минуту!
– Коли умрет, значит, такова воля Божия.
– А как же милосердие? – тщетно пыталась разжалобить их Василиса. – Как же насчет простить ближнего? Как насчет заповеди, чтобы не осуждать? Нельзя вот так судить этих людей, надо помочь, если они в такой беде!
Но жители Малочаевки привыкли слушать только своих старейшин. А у старейшин было строго определенное мнение: в дела посторонних они не вмешиваются.
За этот вечер Василиса успела переговорить почти со всеми жителями Малочаевки и понять, что ни от кого не получит тут ни поддержки, ни помощи. Еще огромное спасибо Терентию, что тот согласился помочь ей выбраться отсюда. И ведь знал, что старики узнают про его поступок и наверняка будут недовольны его ослушничеством. И все равно был готов помочь Василисе. Для жителя Малочаевки, сызмальства приученного к покорности и послушанию, это было настоящим геройством.
Василиса так и сказала Терентию, когда в предрассветной мгле они выбирались из Малочаевки.
– Ты – мой герой!
– Брось ты! Просто хочу помочь любимой девушке.
И так посмотрел на Василису, что та прямо оторопела. Терентий явно имел в виду не свою невесту, а ее – Василису.
– Как же так? – прошептала она. – У тебя, я слышала, невеста есть.
Сказала и смутилась. Нашла, чем упрекнуть. Невестой. Ха-ха! Сама-то ты, милочка, замужем!
Но Терентий ничуть не смутился и спокойно сказал:
– Невеста была. Правда. А вот любимой до сих пор не было. Только теперь появилась.
– Хочешь сказать, что ты меня любишь?
– Люблю.
– Вот так сразу?
– Мать говорит, что и одного взгляда бывает достаточно. А я как увидел тебя, когда ты с горы бежала, так сердце у меня чуть из груди не выскочило.
Василиса молчала. Терентий ей очень нравился. Но, совершив уже похожую ошибку, причем дважды, она в третий раз не хотела ее повторять. Если у Терентия есть невеста, то, ответь Василиса на его чувства, и она сделает несчастной ту девушку.
Помолчав, Терентий неожиданно спросил:
– Хочешь, скажу тебе, где старики золото выкопали?
– Конечно! Где?
– Сразу за поселком есть поле. Иной год мы там пшеницу сеем, иной год рожь, а иной капусту сажаем. А дальше уже огороды начинаются. Вот на стыке между огородами и полем старики золото и нашли.
– Там разве есть дуб?
– Никаких деревьев там нет.
– А бык?
– И коровник совсем в другой стороне.
– Как же они тогда золото нашли, если там никаких ориентиров нет?
– Вот и я тоже думаю: как?
– А как ты вообще узнал, где они клад нашли?
– В этом году на поле было решено озимые сеять. С осени посеяли, сейчас взошли. Я по полю шел, вижу, словно кто-то яму копал, а потом обратно засыпал. И земля совсем свежая. Меня словно по голове стукнуло. Вот куда Прохор со стариками из лесу отправился. Клад копать в известном им месте. То-то мне показалось, что, когда ты про дуб и быка заговорила, он сразу смекнул, в чем тут дело.
– Мне тоже так показалось.
– А нам ни гу-гу. Выкопал и молчок.
– Думаешь, присвоить хочет?
– Ну уж нет, – возразил Терентий. – Прохор Кузьмич человек праведной жизни. Наверное, план у него какой-то есть. Вот и оставил золото при себе.
– А где? Ты это видел?
– В избе, должно. А то перепрятали куда старички. Кто их знает. Чудные они у нас. Чудные, но славные. О нас все тревожатся. Чудные.
С этим Василиса была согласна на все сто. Как еще назвать людей, которые всеми силами стремились выдать ее за умственно отсталого, да еще настаивали, что для Василисы – это большая удача?
С Терентием ей не было скучно. Он знал тысячу забавных историй, которыми и развлекал Василису. С таким проводником дорога показалась Василисе совсем короткой. Они шли, разговаривали и совсем не замечали недобрых глаз, которые следили за ними из-за деревьев от самой Малочаевки. Глаза следили, а уши слушали. И очень скоро над обитателями Малочаевки из-за этих глаз и ушей должны были начать собираться черные тучи. Но ни Василиса, ни Терентий ничего об этом не знали. Шли себе и шли, болтали о чем угодно и никак не могли наговориться, как случается со всеми, кто хоть чуточку влюблен.
