Собака

Вчера он здорово прокололся.

Собрался с духом. Решил — всё! Приехал к ней и остался. А в три часа ночи поднялся, пока она спала, сел в машину и вернулся домой. Машину бросил за несколько кварталов в каком-то дворе. Сказал, сломалась. Мол, пока эвакуатор дождался, туда-сюда… Жена сделала вид, что поверила. Но утром не проронила ни слова. Он отвёз дочь в школу на такси и отправился в офис. Корпоратив в этом году было решено не проводить. Так что просто короткий день. По паре бокалов шампанского с ребятами. Покурили. И разошлись.

От неё ни звонка. От жены, понятное дело, тоже.

Он не торопясь пошёл к метро окольной дорогой. Надо бы позвонить. Но на улице шум, грязь, как в привокзальном сортире. Морозит. Неуютно. Надо приземлиться где-нибудь. Чтобы всё чин чинарём. А что сказать?… Сначала обосноваться в тепле. Кофе чашку. Да и поесть не мешало бы. Шампанское и мороз разбередили аппетит.

В первой попавшейся кофейне были свободные столики у окна. Он занял один. Достал из кармана телефон и положил перед собой. Закурил. Делая вид, что мучается над меню, он потихоньку прокручивал в голове, что скажет ей. Почему уехал? Почему не разбудил? Да мало ли… Дочь заболела. Собака умерла… Нет. Это, пожалуй, слишком. Что ещё? Может, мистическое что-нибудь? Мама во сне явилась и сказала: «Вставай и езжай!» Куда? А куда, не сказала. Потом неловко было, типа, что уехал. И не стал возвращаться… Бред! Так она и поверила! А может, вспомнил, что шефу отчёт итоговый не доделал? Ну конечно, то не помнил, не помнил, а тут вдруг в три часа ночи прям прошибло! Нет. Не пойдёт…

Принесли кофе. Он заказал пятьдесят «Джеймсона» и попросил не забирать меню. Начнёшь есть — потом уже не до мыслей. Разморит. Захочется побыстрее добраться до дома. Всё по накатанной.

Чтобы немного отвлечься, он стал разглядывать улицу за окном. Там всё было отвратительно и празднично. У балюстрады подземного перехода четверо невзрачных парней уламывали двоих таких же невзрачных, но ярко разодетых девчушек. И те и те — явно приезжие. Здесь так не одеваются. Тоже безвкусно в большинстве, но не так. Побогаче, что ли. Все пили пиво. Его аж передёрнуло от одной мысли о том, как можно заглатывать ледяную горьковатую жидкость, стоя на морозе среди окурков и слякоти. Он отвёл взгляд. Глотнул из стакана, ополовинив дозу, и снова закурил. Какая-то женщина в короткой шубке, ботфортах и с зачёсанными назад и забранными в тугой хвост волосами ходила туда-сюда под фонарём и разговаривала по телефону, яростно жестикулируя и строя порой такие гримасы, что можно было подумать — она делает мимическую гимнастику. Было заметно, что она то злится, то настаивает на чём-то. И вдруг резко, убрав телефон, она замерла. И простояла, наверное, не меньше минуты, застыв в отрешённой работе мысли. Потом дёрнулась, поднесла телефон к уху — и сцена продолжилась.

Он опорожнил стакан до дна и запил остатками кофе. Подошла официантка. Заменила пепельницу и забрала пустую посуду. Он заказал ещё пятьдесят.

Через дорогу, напротив двери в супермаркет, сидела собака. Что-то сильно человеческое было в её позе. Она сидела, привалившись спиной к фонарному столбу и понурив голову. Не рассматривая что-то и не вынюхивая. А именно — понурив. Просто сидела. Лишь изредка поводя носом, если кто-нибудь из покупателей проходил достаточно близко от неё. Он долго следил за ней, пока маленькими глотками цедил второй стакан. И вычислил, что не все сумки вызывают у пса интерес. Наверное, только те, что из мясного отдела. С копчёностями какими-нибудь или колбасой. Ему стало смешно. Потом он подумал, что пёс просто ждёт хозяина. Наверное, так. Ошейника отсюда не увидишь. Может, он вообще к столбу привязан?… Ещё немного понаблюдав за собакой, он глянул на часы. Полчаса уже здесь. Надо позвонить. Он заказал ещё кофе и попытался сосредоточиться на том, что скажет… Просто правду? Что не готов? Душа заныла? Ребёнок и всё такое?… Тогда зачем вчера говорил, что всё решил и готов?… Так и не придумав, что сказать, он набрал её номер. Само как-нибудь разрулится, в первый раз, что ли!

«Абонент вне зоны действия сети».

Она на даче. Вряд ли куда-нибудь собралась. Значит, телефон выключила. Злится. Ну, теперь можно спокойно поесть. Мысли о еде вернули в русло. Он заказал пару жульенов, лазанью и какой-то мясной салат. И чай. И ещё пятьдесят. Перезвонить можно и попозже.

Лазанья была явно лишней. Он еле осилил половину. Оставался чай. И виски на глоток. Уходить не хотелось. Да и перезвонить надо ещё раз. Он налил себе чая, закурил и снова принялся разглядывать улицу. Нервная дама с телефоном исчезла. На её месте теперь перетаптывался с ноги на ногу образцово одетый мужчина средних лет. Наверное, ждал жену из магазина. И точно. Через пару минут к нему выкатился колобок, обвешанный кульками. У мужчины на мгновение проскочило на лице, мол, ты же говорила, что только соль забыла купить… У балюстрады перехода вместо озабоченных переростков цедили пиво трое хмырей. Все в вязаных шапках и шарфах. Как на подбор. И только пёс под столбом через дорогу напротив всё ещё сидел, понурив голову.

Он глянул на часы. Или собачий хозяин скупает там полмагазина, или всё-таки псина сама по себе. На секунду представив, каково это — сидеть на мёрзлом слякотном асфальте и сходить с ума с голодухи от запахов, — он поёжился. И подумал, что надо бы попросить официантку, чтобы завернула остатки лазаньи. Можно будет угостить пса. Праздник же. И всё равно на ту сторону переходить, к метро. А может?… Да так и так к метро.

Допив чай, что оставался в чашке, он подлил из чайника ещё и взял телефон. Пошли гудки. Он ждал, наверное, с минуту. Она так и не подняла трубку. Чёрт! Подумав, он решил, что, поступи с ним кто-то так же, он бы убил, честное слово! Не то что там трубку не взять. Да к чёрту всё! Надо ехать к ней. Они будут одни. Он ничего не будет объяснять. Просто попросит прощения и скажет, что дурак. И подарок есть. Он его уже целый месяц с собой таскает. Такой милый золотой кулончик.

Он крикнул официантке, чтобы принесла счёт. Рассчитался и выскочил на улицу. Взгляд снова упал на понурившего голову пса под столбом. Вот дьявол, забыл попросить завернуть остатки лазаньи! Ну ничего, в другой раз. Он сделал было несколько шагов в сторону собаки, чтобы сказать ей об этом, но решил, что это глупо. И спустился в метро.

Через час, уже подходя к машине, он вдруг сообразил, что после всего выпитого за руль садиться не следовало бы. Нет, он не был пьян. Но если продуют… Дороговато нынче из-под блюстителей уезжать. Что же делать теперь? Рискнуть? Гайцы тоже люди. Хотя кто их знает?… У них в предпраздничный вечер самые заработки. Он глянул на часы. Добраться до метро, доехать до вокзала… Что там с электричками? Пусть даже повезёт — и будет сразу. Со станции до дачного посёлка на такси. Втридорога. Да ладно. Всем надо как-то жить. Всё равно на круг часа четыре с половиной выйдет. В лучшем случае. А сейчас уже десять. А до дома всего несколько минут ходу. Лучше завтра. Всё одно уже. Что так оправдываться, что эдак — ребёнок, подарки… О чём он думал? И пса того лазаньей не угостил… Он поёжился. Обычный промозглый ветер здесь, во дворах многоэтажек, превращался в отвратительный сквозняк.

Дойдя до подъезда, он долго стоял, прикуривая одну от другой и пытаясь настроиться на благодушный лад. Пока совсем не замёрз. Потом по привычке выключил звук в телефоне и поднялся в квартиру.

Продержаться удалось минут сорок.

Жена уже накрыла стол в большой комнате. Он что-то пожевал, выхватив куски с расставленных тарелок. Они выпили по стопке. Он предложил. Та изо всех сил лепила лицо. Но его с самого начала раздражало это молчаливое клеймо у неё на лбу: «всё ради ребёнка». Тихонько достал из шкафа и положил под ёлку подарки. Он лебезил, как мог. Но она опять собралась «гулять на полчасика». «Ребёнку нужно дышать свежим воздухом!» Да какой, к чёрту, свежий воздух?! Мороз, месиво под ногами, ветер. Что это за мания всё время «гулять»? Гулять — это когда в удовольствие. А не прорываться куда-то во тьме, чтобы с одной засранной территории среди домов и торговых центров переместиться на другую — не менее засранную, — среди куцых ёлочек и ржавой ограды замёрзшего пруда. Это называется «гулять в парке». Кто-нибудь вообще видел настоящий парк, кроме как в английских сериалах?! Она молча развернулась и пошла одевать ребёнка. Он психанул, схватил со стола початую бутылку водки и выскочил на улицу. Нужно было просто выйти. Вынырнуть из болота и начать двигаться. За руль нельзя. Дьявол! Тогда он подумал, что надо поехать к ней. Может, к утру доберётся. Прикинул, что на вокзал тащиться не обязательно. Есть платформа и поближе. Хотел поймать такси, но не стал. От людей тошнило. Кажется, встреть он сейчас кого-нибудь знакомого на улице, и его точно вывернет наизнанку вместе со «Здрасьте. С наступающим вас!» Он пошёл пешком. Рассудив, что — в конце концов — это лучший способ согреться.

Чем дальше он отходил от дома, тем ближе подкрадывалась мысль, что жена всё равно пойдёт «гулять». Идиотизм кромешный! Но раз так, может, вернуться? Подождать у подъезда?… Ну уж нет! Он готов разделять многое. Но не упрямый тупоголовый идиотизм! Присев на низкую ограду школьного двора, он перекурил и сделал пару глотков из бутылки. Тёплая, согретая за пазухой водка оставила во рту гадкий привкус. Он выкурил ещё одну сигарету, чтобы смягчить неприятное послевкусие, и двинулся дальше.

Скоро дворы закончились, и он вышел на проспект. Машин, как ни странно, было немало. Хотя до полуночи оставалось каких-то полчаса. Вот неймётся им! Он сделал ещё глоток в ознаменование пройденного этапа. Надо идти дальше. Ещё далеко.

Мороз усилился. Хотя ветер немного спал. Ему начинало нравиться просто идти. Просто идти, делая по небольшому глотку из тёплой бутылки каждые несколько минут.

Он уже представлял, как доберётся до неё. Во что бы то ни стало. Да хоть всю ночь придётся пешком идти! И когда она увидит его — замёрзшего и усталого, — она всё поймёт. Она всегда всё понимает. Только расстраивается. Но он больше не даст ей повода…

Загрохотали и засверкали вдалеке над крышами салюты. Пять минут первого. Ну да, пора. Пришёл Новый год.

Он остановился и сбился с мысли. Сделал глоток. Закурил. И пока любовался далёкими фейерверками, стал представлять, чем они займутся после того, как выспятся. Это будет завтра, наверное, уже ближе к вечеру. Об этом приятно было думать. И ему захотелось оттянуть этот момент. Он выбросил окурок, поднял воротник куртки и двинулся дальше. Проспект длинный. Километра четыре по нему топать, если не больше. По правую руку тянется парк. Потом начнутся какие-то склады, заводы… А там уже недалеко. По объездной аллее где-то с километр — и платформа. Интересно, окажется там кто-нибудь ещё? Новый год — интересный праздник. Кажется, что все — просто все до одного! — должны быть около ёлки, с шампанским и мандаринами. Ну, те, что ведут электричку или метро, — это понятно. Или, там, на заправке неудачно в смену попал… А те, кто едет пассажиром в той же электричке? Или подъезжает заправиться? Неужели есть такие? Как-то не верится.

Тёмное месиво парка справа кажется бесконечным. На этой стороне проспекта ничего нет. Только фонарные столбы и редкие остановки. Вот уж действительно параллельное измерение. На следующей он выкинул в урну пустую бутылку и присел на лавку покурить. Металлическая лавка морозила ляжки. Он привстал и подоткнул куртку. Хотелось пить. Фонарь со столба ярко освещал полуоткрытую прозрачную коробочку остановки, и он, на секунду глянув на эту картину со стороны, почувствовал себя замёрзшей рыбой в аквариуме. Но вместо того чтобы позабавиться, он почему-то испугался. Быстро встал и пошёл дальше. До конца парка было ещё далеко.

Ещё через остановку его опять потянуло присесть. Хмель быстро выходил с испариной, оставляя в теле ощущение лёгкой дрожи, которую он списывал на холод. Ужасно хотелось пить. Можно было перейти на другую сторону проспекта и поискать магазин, но это бы нарушило его план. Сбило бы направление. Лучше дотянуть до платформы. Возможно, ближе к концу и на этой стороне что-нибудь попадётся. Он встал с лавки и глянул вперёд. До конца парка, где начиналась хоть какая-то жизнь, оставалось ещё несколько длинных остановок.

Опять поднялся ветер. И пошёл снег.

А если ближайшая электричка будет только часа через два или три? И вообще, что они там делают с расписанием в новогоднюю ночь? Да неважно. Надо дойти. Там и будет понятно. Он помахал руками, разогреваясь. В животе заурчало. Сейчас бы оливье мисочку и горяченького чего-нибудь. И чаю. Большую, его любимую, кружку чаю с лимоном. Очень сладкого…

Надо добраться до платформы. Что он, на самом деле?! Люди в экспедиции на ледники ходят! А тут чуть больше часа по городу прошлёпал — и уже всё? Нет уж!

Не дойдя до следующей остановки, он присел на корточки под фонарным столбом, спиной к ветру, и достал сигареты. Прикурив, он спрятал в ладонях огонёк зажигалки и долго смотрел, как тот изнутри подсвечивает замёрзшие пальцы, делая их красными. Пока не обжёгся.

Чёрт, как хочется есть! Знал бы, что так всё обернётся, так хоть тот кусочек лазаньи завернул бы и с собой взял! Он встал и оглянулся по сторонам. Проспект был пуст. Только машина такси неслась куда-то, хитровато поблёскивая шашечками на крыше. Где-то за парком громыхали невидимые салюты. Он потоптался с минуту. А потом, вспомнив, что с другой стороны парка живёт один из приятелей, перелез через сугроб и быстро пошёл в ту сторону.