И напоследок я скажу…

Давным-давно, еще в школьном возрасте, мне в руки попалась книжка Льва Шейнина «Записки следователя». Помню, что прочиталась она легко и в памяти осталась этаким приятным воспоминанием, а вот конкретные рассказы как-то не запомнились, ну или почти не запомнились, за исключением одного — рассказа о встрече двух судебных медиков. Автор описывал о том, как две оперативно-следственные группы одновременно проводили эксгумации на одном кладбище и в составе этих групп были два судебно-медицинских эксперта — люди почти преклонного возраста. И вот когда выпала свободная минутка эксперты — старые, но давно не встречавшиеся знакомые, стали с увлечением говорить о своей работе, обсуждать новости в своей профессии. Автор с уважением и даже завистью описывал разговор двух старых докторов, которые, невзирая на возраст, ненастную погоду и многолетний опыт работы, с юношеским энтузиазмом делились тайнами своего непростого ремесла. Вот это мне запомнилось! Вот это оставило заметный эмоциональный след в душе. Я не скажу, что стал судебным медиком именно из-за этого рассказа — вовсе нет. Просто этот рассказ стал неким постоянным, подсознательным фоном моей работы. И только с годами, проработав не один десяток лет, я понял, что этот рассказ еще и о другом. Этот рассказ — об одиночестве эксперта! Только чтобы это понять, потребовалось отработать много лет.

О святое мое одиночество — ты! Дни просторны, светлы и чисты, Как проснувшийся утренний сад. Одиночество! Зовам далеким не верь, Только крепко держи золотистую дверь, Там, за нею желаний ад.

Вот частенько от людей слышишь: «Какие все врачи бесчувственные. Какие они все циники!» Да, это мнение в известной мере справедливо, ибо здоровый цинизм в работе врача необходим. Сначала и мы, молодые доктора, придя в стан лекарей, посматривая на старших товарищей, тихонько в уме негодовали — как они могут так хладнокровно, едва отойдя от тяжелого больного, рассуждать о каких-то пустяках — о рыбалке и машинах, о женщинах и мужчинах. С годами врач, вырастая профессионально, понимает, что некий цинизм это — защитная реакция личности, нейтрализующая мешающий работе — а порой и сильно мешающий! — ненужный эмоциональный фон. А где же, спросите вы, край этому профессиональному цинизму? Где граница, за которой кончается здоровый цинизм и начинается… Вот, вот! Именно! Вы, дорогие читатели, правильно подумали — цинизм остается здоровым, пока не перерастает в равнодушие. Вот она та граница, которую врач, если он, конечно, врач, никогда не должен переступать!

А при чем же здесь судебная медицина, спросите вы? При чем здесь цинизм и одиночество — спросите вы? Как их совместить? Ну, во-первых, судебно-медицинский эксперт — врач и, значит, на него в полной мере распространяется понимание цинизма и равнодушия и границы между ними! А во-вторых, есть еще и сугубо специфическое явление, неприменимое к хирургам, терапевтам, гинекологам и другим врачам — это ее величество экспертиза и она, по определению, не может быть пристрастной, но! Но эксперт живет в обществе людей…

Пока судебно-медицинский эксперт молод, пока горит жаждой знаний и энергией молодости, он общается с большим количеством разных людей — милиционерами, следователями, адвокатами, судьями, прокурорами, врачами и множеством других, не имеющих к медицине отношения. Кое-кто из них становится приятелем, даже другом, а кое-кто близким другом. И вот однажды твой близкий друг попадает в неприятность — ну, например, кого-то сбивает на машине, пусть даже не насмерть. И эксперт стоит перед выбором. Он не можешь фальсифицировать результат экспертизы, но он и другу не может не помочь — ведь это друг! Вот этот выбор, сделанный однажды, и определит границу, определит вектор пути, по которому дальше он и пойдет. От того, какое он примет решение, определится его статус, пусть даже в его собственных мыслях. И мысли эти он будет доверять только собственной подушке. И она же честно и нелицеприятно скажет эксперту все, и он не сможет не согласиться с ее доводами — всегда честными, ибо они — есть внутренний голос эксперта, голос его совести. И постепенно эксперт начинает понимать, что есть граница, через которую переступить нельзя, потому что эта граница — закон. Не просто знать, а понимать это всеми клеточками своего «экспертного организма». И потихоньку, с годами, эксперт начинает круг общения ограничивать и со временем он четко поймет, что истинная независимость эксперта — одиночество! Нет, конечно, остаются друзья, которые никогда и ни о чем противоправном не попросят, потому что они настоящие друзья, но их будут единицы. И тогда экспертное сообщество, его отдельные представители, останутся единственным кругом общения для эксперта.

Суждение это в известной мере субъективно, потому что никакое суждение и мнение нельзя распространять и примерять огульно на всех экспертов одинаково, так как поведенческие и личностные характеристики каждого эксперта и человека очень индивидуальны. Суждение это, конечно, субъективно еще и потому, что в основном относится к той категории судебно-медицинских экспертов, которые работают в районах, там, где они одни и где этот эксперт как на ладони. И в одном случае его за глаза будут звать «Честный дурак», а в другом — «Наш парень, с ним можно договориться». Каждый из этих «титулов» (или похожие на них) выбирает — зачастую не подозревая об этом — сам эксперт, и выбирает на всю жизнь. С такой точкой зрения можно не соглашаться, можно ее не принимать, но…

Но в работе судебно-медицинского эксперта имеется и еще один аспект, который нельзя не учитывать и который не применим к специалистам нашего профиля — врачам, судебно-медицинским экспертам. Этот принцип медицины, пришедший к нам из далекого прошлого, называется: «Не навреди!» Имеется в виду — врач, будь осмотрителен! Не принеси вреда здоровью больного своими действиями или бездействием. Для практического врача это путь к общению, а вот эксперту этот путь закрыт. Ему нет необходимости активно общаться с родственниками, а больные к эксперту и так не идут, а это еще один камешек в фундаменте, на котором покоится наша экспертная деятельность в целом и одиночество — каждого из нас. Вот теперь давайте и проследим, как проходит жизнь человека, избравшего для себя эту работу — судебно-медицинскую экспертизу.

Вот он пришел — молодой, энергичный, с жаждой знаний и огромным желанием Человек. Вначале он сопереживает удачам и неудачам, видно его старание в повседневной работе, желание профессионального роста, азарт. Это занимает несколько лет — как правило, около пяти, или чуть больше. Именно после стольких лет работы, специалист начинает чувствовать себя экспертом. У него вырабатывается т. н. экспертное мышление. На этом уровне эксперт работает много лет — пятнадцать, двадцать, а может, больше. И вот однажды эксперт — опытный, надежный, работоспособный — вдруг понимает, что он «насытился», устал. И тогда заканчивается вторая фаза деятельности профессионального эксперта и начинается третья — отчуждение. Эксперт уже «все» знает. Обратите внимание, что слово «все» — в кавычках, ибо оно — условно и весьма расплывчато! Он начинает понимать, что в работе имеется большое количество ненужных и мешающих работе условностей, ненужных «телодвижений» — как выразился мой коллега, стаж которого перешагнул за пятьдесят лет. И тогда эксперт начинает понимать, что он должен защитить себя, защитить свой мозг и личность как таковую. И такая защита — увы и как правило! — реализуется в ненависти в объекту исследования. И эта защита называется банально — алкоголь, ибо он наилучший собеседник и внимательный слушатель. Но все знают, до чего доводят такие «беседы». И тогда эксперт понимает, что из этого есть два выхода. Первый — сменить работу, то есть уйти совсем. И второй — параллельно работе найти дело, которое переключит сознание на другой уровень, даст настоящую защиту мозгу. Таким делом у одних будет охота и рыбалка. У других резьба по дереву, живопись и другие изобразительные искусства. У третьих — машины и техника, а кое у кого — литература.

Сказанное выше витало в голове у автора на подсознательном уровне и сначала оформилось в мысли об одиночестве эксперта. А попозже, благодаря подсказке С.В. Леонова — доктора медицины из Москвы, пришло понимание и того, что изложено чуть выше. Состояние это называется «Синдром выгорания личности», и оно даже рубрифицировано в МКБ-10. Помните о таком состоянии.

Вот, коллеги, и все. То, что хотелось сказать — сказано. Если кто-то скажет лучше и точнее — надо говорить и писать.

А наше повествование подошло к концу. Рассказана последняя история, поставлена точка в чем-то реальных, а в чем-то вымышленных историях. Рассказчики вместе с автором заметно устали, фантазия истощилась, а слушатели с читателями, как мы подозреваем, явно утомились выслушивать командный тенорок Самуилыча, степенно-рассудительный голос Михаила, шуточки-прибауточки Сергея Буркова, критические замечания Бори Татаренко и частые реплики других участников. Эта повесть в рассказах, которые автор выдумывал с любовью и вдохновением, позволяла ему мысленно беседовать с теми, кого он помнит и любит, с кем вместе учился, с теми, кто до сих пор жив, весел, и молод, как и годы назад. Спасибо вам, коллеги, спасибо вам, друзья, за то, что вы были, за то, что вы есть, и за то, что вы будете. Спасибо за то, что в рассказах своих вы старались говорить вместе с автором искренне и честно. Дорогие мои друзья — Миша Лоттер, Володя Зенин, Юра Сабашкин, Андрей Михайлов, Саша Царев, Евгений Гаррас и, конечно же, Вильгельм Самуилович Райт, а также многие, многие другие — не ругайте автора за то, что он заставил вас рассказывать то, чего с вами не происходило, или происходило, но не совсем так. Когда вы с азартом рассказывали эти придуманные истории, автора вдохновляли именно воспоминания о вас, о том, как вы говорили, смеялись, рассказывали анекдоты, отвечали на занятиях. Вы, должно быть, заметили, что, вспоминая всех вас, автор никогда не заставлял вас в рассказах совершать некрасивые или дурные поступки. Вы навсегда остаетесь в памяти автора трудолюбивыми, честными, умными и почти всегда незаменимыми тружениками нашей трудной, но очень необходимой профессии — судебно-медицинской экспертизе.