Кое-что обо мне, любимом…

Я — человек, у которого нет Родины. Малой Родины, я имею в виду… Не существует того места на земле, где я появился на свет белый, где издал первый радостный вопль, отмечая им свое рождение, где пи`сался в пеленки и делал первые шаги по этой грешной земле. Нет ее и никогда, наверное, уже не будет, и мне ее очень и очень не хватает. Не хватает широченного разлива Енисея с запутанными лабиринтами островов, не хватает ковыльных степей Хакасии с их загадочными курганами. Не хватает Саянских гор и первозданной тайги, не хватает соснового бора, который рос возле нашей деревни, не хватает его грибов и ягод, не хватает людей моей деревни — тех, далеких, ныне уже умерших, но живущих в моей памяти. Мне не хватает мира моего детства, мира, ушедшего навсегда!

В общем, моя маленькая Родина — это моя Атлантида, и покоится она на дне рукотворного моря — Красноярского водохранилища, а находится она на самом юге Красноярского края — в Минусинской котловине. Эта местность — одно из самых благодатных по климату и разнообразию природы мест во всей Сибири. Ее издревле населяли люди, причем задолго-задолго до прихода туда русичей. Ну а в 1950 году, в селе под названием Краснотуранск, поселился и я. Жил там до 7 лет, но в школу пошел уже в Красноярске, куда уехали мои родители — папа преподаватель немецкого языка в Педагогическом институте, мама врач-фтизиатр.

Вся школьная пора была тесно связана с окрестностями города. Бесконечные походы в тайгу, сплав по близлежащим рекам, ну и, конечно, походы в край причудливых скал — заповедник «Столбы», занимали все свободное время, заботливо оберегая от хулиганства на улицах. Там, на скалах, в компании таких же чокнутых, не раз поднимались на все значимые вершины. Зачастую без всякой страховки, надеясь только «…на руки друга и крепость рук…». (Когда много лет спустя судьба привела меня в заповедник, на наши скалы, я чуть было в обморок не упал от запоздалого страха, увидав, куда мы поднимались без всякой страховки.) В общем, вся эта таежно-походная романтика была густо замешана на широко популярных тогда книгах писателя-геодезиста Г. Федосеева и, конечно, В. Арсеньева, поэтому вопроса, куда после школы идти учиться, не возникло. Конечно, на геолога! Благо институт был в 5 минутах ходьбы от дома. В общем, романтика и загадочные таежные просторы заманили в Институт цветных металлов — учиться на геолога! Проучившись полтора года, я отчетливо понял, что это не мое, о чем и заявил родителям. Сначала они меня просто уговаривали не валять дурака. Потом, поняв бесперспективность дипломатических методов, родители перешли к решительным, наступательным действиям, главной ударной силой которых стали мамины сердечные приступы и папин офицерский ремень. Я, пытаясь избежать обострения конфликта и уворачиваясь от ударов карающего орудия, неожиданно для себя очутился в рядах доблестной Советской Армии, где и прослужил два года в танковых войсках, механиком-инструктором по вождению среднего танка. К концу службы осознал — надо учиться! После долгих раздумий понял, что меня — вот неожиданность! — влечет медицина. Поэтому в 1971 году, после «дембеля», как-то легко поступил в Красноярский медицинский. К 4 курсу решил, что не хочу быть ни хирургом, ни терапевтом, ни прочим там невропатологом. Выбирал между психиатрией и судебной медициной. Выбрал «судебку», однако в последний момент интернатура сорвалась — вместо меня взяли чьего-то сынка из крайкома. Стал психиатром и уехал в район, ибо, как говорили в то время: «Кто не работал на селе, тот не врач!» Кстати, до сих пор подготовка психиатра выручает и реально помогает и в жизни, и в работе. Наверное, из этой специальности так и не ушел бы, нравилась она мне. Но наркология с ее советско-партийной показушностью… Б-р-р! Короче, когда уволился районный судмедэксперт, на освободившееся место взяли меня и с декабря 1982 года и по сю пору работаю заведующим районным отделением Красноярского краевого бюро судебно-медицинской экспертизы. Учился в Харькове, Барнауле (не раз), Москве. В 2000 году был участником пятого Всероссийского съезда судебных медиков в Астрахани.

Моя жена врач-эндокринолог. Мы вместе с ней с первого курса института и даже чуть пораньше, с абитуриентов. Сын — судебно-медицинский эксперт. В медицину вообще и нашу узкую специальность он пришел вполне сознательно, без всякого давления со стороны папы и мамы, ибо, сколько он себя помнил, всегда была больница, а первыми игрушками служили пустые флакончики из-под лекарств. Кроме этого, в нашей семье есть окулист, терапевт, невропатолог, санитарный врач, фтизиатр. Вероятно, такое обилие врачей заставило взяться за перо, чтоб хоть таким образом, да сбежать из заколдованного медицинского круга. Как сказал Некто Умный — литература самый гуманный способ ухода из жизни! В общем, ответить на вопрос, почему пишу — невозможно. А вот когда и как начал — могу сказать точно — ранним утром 28 апреля 2002 года.

В этот день я проснулся в крайне мерзком состоянии духа и тела. Полежал, поморгал глазами и, придерживая руками голову, стал вспоминать, где же был я вчера? Вспоминал, вспоминал и вспомнил, как накануне, по окончании рабочего дня, отправились мы с друзьями в широко известную и часто посещаемую, исконно российскую деревню Бодуны. Причем о-о-чень б-о-ольшие Бодуны! Да-а-а!.. Поганенько мне стало от этих воспоминаний так, что ни словом сказать, ни пером описать, ибо нет таких слов! Ну, впрочем, мужчины меня поймут. Не успел я это обдумать, как передают сообщение, что на вертолете разбился и погиб наш генерал-губернатор Александр Лебедь. И такая меня тут тоска обуяла: «Вот, мол, какие люди гибнут, а я все по Бодунам, да по Бодунам!» Короче, итогом этих горестных раздумий явилась мысль: коль красота спасет мир — а с ним и его малую частичку, то есть меня, грешного, то надо попытаться самому приложить к этому руку. После чего, слегка воспрянув духом, традиционным, дедовским методом поправил здоровье, взял в руки перо и принялся писать про любовь, и вообще о жизни. Что из этого вышло, судить тебе, мой строгий и справедливый читатель!