Глава двенадцатая

Вот уже несколько часов капитан неподвижно лежал на толстой ветви дерева и не двигался, наблюдая за пустынным задним двором соседнего участка. Рядом на ремне висел разгрузочный жилет с торчащими из кармашков запасными магазинами, с парой гранат, ножом и перевязочным пакетом. Не любил капитан во время работы ощущать на теле лишнюю тяжесть – она сковывала и раньше времени утомляла, потому всегда снимал «разгрузку» и пристраивал ее где-то рядом под рукой.

На территории соседней усадьбы ничего особенного не происходило – обычная жизнь позабытого богом сирийского городка. Однако глаз с нее сводить было нельзя – не дай бог, упустишь что-нибудь важное.

Оглядывая каждый метр заднего и переднего дворов, Андреев почему-то вспомнил Суслова. Вернее, известие о его пропаже. Михаила он знал года два – не так уж долго, чтобы считать его старым другом. Тем не менее, крепкая дружба между ними наладилась с самого начала их знакомства. Иногда ведь именно так и происходит, когда встречаются два человека со схожими характерами, убеждениями и привычками.

Миша всегда встречал группу Андреева на аэродроме авиабазы Хмеймим, всегда помогал с размещением и с решением любых возникающих в командировках проблем. Всегда оказывал максимальную помощь в подготовке сложных операций. А дважды сам отправлялся с группой снайперов в предгорные районы Сирии и при этом проявил себя отличным бойцом и офицером.

И вдруг пропал. Павел не верил в его гибель. На войне трагедии случаются каждый день, и любой ее участник «ходит под богом». Но Павел не хотел верить в худшее.

Потом его мысли сами собой вернулись в далекое прошлое. В родной город. Домой. В семью.

Снова вспомнилась мама. Прощание с ней в театре, пышные похороны с идущими за гробом актерами, деятелями культуры, студентами театрального факультета и самыми преданными зрителями…

Отец недолго прожил после смерти любимой супруги. Павел всячески старался вывести его из кризиса, при первой возможности заезжал домой, проводил с ним все свободное время. И почти сумел вернуть к нормальной жизни. Но беда, как говорится, в одиночку не ходит. Вскоре у отца диагностировали рак легких с метастазами в печени и костях.

Узнав об этом, Андреев собрал все денежные накопления, отпросился у начальства и на два месяца приехал в родной город. Настал очень тяжелый период в его жизни.

Он ездил по больницам, встречался с докторами, консультировался, добивался… Частенько нарывался на откровенную грубость, черствость и непонимание врачей.

Его мольбы о помощи заключались в элементарном: он просил специалистов приехать домой для осмотра больного и консультации. Ведь ходить и принимать пищу отец практически не мог – голова кружилась от голода, сил не было, мучили страшные боли. При весе в сорок два килограмма он уже походил на скелет, обтянутый прозрачной кожей.

Однако все усилия разбивались о бессердечное: «Нет, вы обязаны привезти больного на комиссию по инвалидности!»

Похожим образом обстояло дело и с обезболивающим препаратом – чтобы получить «трамал», следовало привезти больного на осмотр. А как это сделать, если человек с трудом передвигается, при каждом шаге испытывая невыносимую боль?

Требовали личного визита больного и онколог с пульмонологом. Просто для того, чтобы взглянуть на анализы с выписками и решить, нужна ли химиотерапия.

Вот и приходилось Павлу таскать отца на себе от дома до такси, и от такси до врачебных кабинетов. А между этими мучениями еще были поездки через весь город, с пробками, духотой и потерями сознания…

Да, отец был безнадежно болен. Но Павел не понимал одного: неужели для доживающих последние месяцы людей нельзя упростить все процедуры, связанные с консультациями, с оформлением инвалидности и тому подобным? Почему система настроена таким образом, чтобы до конца замучить человека своей черствостью и бюрократией?..

От воспоминаний Павла отвлекло едва заметное движение на соседнем участке. Отогнав посторонние мысли, он поднял бинокль.

На втором этаже бандитского штаба открылась створка окна, и в проеме появилась фигура мужчины средних лет. Одет он был в серую куртку военного образца, на шее платок или шарф в черно-белую клетку.

Мужчина подпалил сигарету, выпустил клуб дыма и, облокотившись на подоконник, принялся разглядывать стоящий напротив дом. Тот самый дом, на крыше которого находилась позиция Женьки.

Андреев медленно опустил бинокль и посмотрел на Сурова.

Тот лежал на животе, раскинув ноги, и смотрел сквозь прицел на задний дворик. От случайного «засвета» его спасал невысокий каменный бортик.

«Ствол! – похолодело внутри у Павла. – Этот урод в клетчатом платке может заметить торчащий из разлома ствол винтовки!»

Более всего ему сейчас хотелось швырнуть в окно бутыль с коктейлем имени Вячеслава Михайловича. Но такового под рукой не было.

– «Второй», я – «Юнкер», – почти шепотом произнес он в микрофон рации.

– Да, «Юнкер», «Второй» на связи, – чуть шевельнув рукой, ответил Суров.

– «Второй», в твою сторону смотрит «дух» из окна на втором этаже. Постарайся медленно убрать из разлома ствол. Только очень медленно, понял?

– Понял тебя, «Юнкер». Убираю…

Капитан на всякий случай поднял винтовку и поймал в прицел курящего мужика. Если тот успеет заметить движение в разломе, то сразу получит пулю.

Что будет потом – предположить трудно. Вероятно, весь план операции придется перекраивать на ходу. Это чертовски плохо, но подставлять друга Андреев права не имел.

К счастью, пронесло. Затягиваясь дымком, мужик с повязанным на шее клетчатым платком бездумно глазел по сторонам и ничего подозрительного не засек.

Это радовало.

Павел опустил ствол и поймал прицелом Женьку. Тот был на прежнем месте, но «винторез» уже лежал рядом. Каменный бортик надежно прикрывал позицию от «духа».

«Молоток», – облегченно вздохнул командир и посмотрел на часы.

Стрелки показывали девять часов двадцать две минуты. До начала показательной казни оставалось чуть более получаса.

Все разом изменилось и пришло в движение в девять тридцать пять.

На соседнем участке послышались громкие голоса, группа из дюжины вооруженных боевиков прошла вдоль боковой стены дома и остановилась у двери, обращенной во внутренний двор.

Примерно половина боевиков исчезла за этой дверью, остальные принялись готовить «подиум» – невысокий деревянный настил площадью около двадцати квадратных метров. Четверо расправляли складки серого брезента, пятый сразу же подметал его веником, шестой устанавливал два осветительных прибора. Еще один, присев у постамента на корточки, «колдовал» над большой профессиональной видеокамерой.

Через несколько минут на заднем дворе появилось начальство – трое одетых в новенькую форму мужчин. Двое были в армейских кепках песочного цвета, третий – с непокрытой головой и в темных очках. Он по-хозяйски уселся в раскладное кресло, поставленное в тени дерева, и стал лениво переговариваться с соратниками.

Приготовления длились минут десять. Наконец во двор вывели пленников, одетых в оранжевые балахоны, – сначала первую тройку, затем вторую. Всех шестерых поставили в ряд у стены, и какой-то бойкий юноша сделал каждому по инъекции – это Павел понял, всматриваясь в происходящее сквозь мощную оптику бинокля.

В фильмах людям запросто вводят усыпляющий препарат или наркотик, после чего те быстро засыпают или становятся послушными. В реальности все сложнее. Для усыпления понадобится минут пять-десять. Для правильного действия наркотика нужно хорошо рассчитать его дозу, а потом контролировать человека, чтобы, к примеру, его язык не заблокировал дыхательные пути.

Бойкий юнец, сделавший пленникам инъекции, и впрямь некоторое время стоял возле них и внимательно наблюдал за реакцией. Через несколько минут, убедившись в том, что наркота действует нормально, отошел.

В это время со стороны улицы послышался шум.

– «Второй», ответь «Юнкеру», – позвал капитан.

– «Юнкер», «Второй» на связи!

– Глянь, что происходит на улице.

Женька осторожно подобрался к другому краю крыши и через минуту доложил:

– По-моему, боевики насильно сгоняют на мероприятие простых горожан. У ворот топчется целая толпа – человек двадцать, если не больше.

– Ты уверен, что там только гражданские?

– Да, «Юнкер». С оружием всего три-четыре человека.

– Понял, возвращайся на свою позицию.

Тем временем пленников заставили подняться на «подиум» и встать на колени. Каждому связали за спиной руки.

Сидевший на складном кресле полевой командир подал знак, и его помощники открыли ворота, запуская с улицы горожан. Толпа оказалась еще многочисленнее, чем предполагал Суров, – с улицы в передний двор ввалилось человек сорок. Все они, довольно громко переговариваясь, устремились мимо дома к месту предстоящей казни. Среди пришедших жителей города преобладали старики и пожилые мужчины, но были также и женщины, и подростки.

– Внимание, – поднеся к устам рацию, тихо произнес Андреев. – Сейчас главарь толкнет короткую речь и даст команду к началу казни. Всем приготовиться к работе.

– Готов, – доложил прапорщик.

– Готов, – вторил ему старлей.

– «Второй» и «Третий», на вас палачи. Как поняли?

И эту информацию его подчиненные приняли.

– «Анвар», как у вас дела? – спросил Павел, обращаясь к сирийскому лейтенанту.

– «Юнкер», я – «Анвар». Мы на местах.

– Через несколько минут начинаем работу.

– Понял. К работе готовы.

Толпа местных жителей встала на небольшом удалении от настила. В оставшемся пространстве расхаживали боевик с камерой и его ассистент, держащий на длинном штативе микрофон.

К пленным подошли двое с повязанными на лица темными платками. В правой руке у каждого поблескивал на солнце большой нож.

Поднявшись со своего кресла, полевой командир взошел на «подиум» и стал что-то говорить, обращаясь к собравшимся людям. При этом он достал из кармана куртки монету, высоко поднял ее над головой и потрясал ею в воздухе.

До слуха Павла долетала лишь часть его громких, отрывистых фраз. Новенькая монета сверкала в лучах солнца, а главарь выкрикивал фразы о турецких друзьях, о новой валюте – исламском золотом динаре, который чеканится в турецком городе Газиантипе, и о чем-то еще…

Павел снял с предохранителя винтовку, припал щекой к прикладу и совместил перекрестье оптического прицела с непокрытой головой оратора…

Покончив со вступительной частью, Ахмад Хасани наполнил свою речь проклятиями в адрес всех тех, кто поддерживал режим Асада и мешал Исламскому государству. И чем дольше он говорил, тем громче становился его голос – Павел слышал уже не обрывки, а каждое слово.

Однако скоро пыл полевого командира иссяк, и он, вернувшись в кресло, крикнул ожидавшим палачам:

– Начинайте!

Те подошли к стоявшим на коленях пленникам и заняли места позади двух крайних. Ими оказались лейтенант Сайнак и его заместитель сержант Такаль. Схватив головы жертв за волосы, они запрокинули их назад.

До «священного действа» – короткого взмаха ножей – оставалась секунда. Но этой секунды палачам как раз и не хватило.

Вместо привычного движения оба боевика в масках как-то неестественно дернулись и, отлетев к дальней оконечности деревянного постамента, повалились. Один упал замертво, другой хрипел, дергался и обливался кровью.

По толпе присутствующих прошла волна нервного движения, сопровождаемая гулом и возгласами. Выстрелов никто не слышал, а боевики, между тем, продолжали получать пули и валиться на землю.

Одновременно с палачами вскинул руки и упал с простреленной головой полевой командир Ахмад Хамани. Складное кресло, на котором он только что сидел, почему-то подскочило и отлетело далеко в сторону.

Следующей целью стал его заместитель Басир Фахри. В первую секунду он ничего не понял, во вторую присел и стал испуганно озираться по сторонам. А третья стала для него последней – тяжелая пуля разворотила его нижнюю челюсть.

Тут же вскрикнул и, крутанувшись на месте, рухнул связист Билял Шани. Лежа на земле, он зажимал ладонями рану на шее. Но кровь из разорванной артерии все равно находила щели и била тонкими фонтанами.

В течение первых пяти-шести секунд снайперы выпустили по четыре пули и уничтожили двенадцать боевиков.

Дальнейшие события, когда всем стало ясно, что кто-то ведет прицельный огонь на поражение, развивались стремительно.

Мирные жители в жуткой панике и с криками разбегались в разные стороны.

Связанные пленники распластались на деревянном постаменте.

Оставшиеся в живых боевики, похватав оружие, начали палить в разные стороны и прятаться за имевшиеся укрытия. Вот только от кого прятаться и с каких направлений по ним велся огонь – они не понимали.

Это облегчало задачу, и еще с минуту снайперы продолжали без проблем выискивать и уничтожать цели.

Сменив в винтовке очередной магазин, Павел осмотрел усеянный телами убитых боевиков двор и только теперь обнаружил ожидаемую перемену: целей больше не было. Все уцелевшие бандиты расползлись по щелям, заскочили в дом или же спрятались под каменным забором.

Нападения на снайперские позиции не последовало, поэтому самое время было отдать приказ командиру сирийского спецназа:

– «Анвар», ответь «Юнкеру»!

Тот отозвался через пару секунд:

– Да, «Юнкер», «Анвар» на связи.

– Мы отработали – уничтожено две трети боевиков. Начинайте зачищать задний двор и приступайте к эвакуации пленных.

– Понял. Выходим.

«Теперь неплохо бы связаться с авиаторами», – подумал Павел и вызвал Сурова:

– «Второй» – «Юнкеру».

– «Юнкер», «Второй» на связи.

– Что там с «вертушками»?

– Пока тихо.

– Мы управились немного быстрее, чем рассчитывали, поэтому вызывай – пусть подскажут место посадки.

– Понял. Постараюсь.

– «Третий», мы прикрываем спецназ, – напомнил командир очередную задачу Гриду.

Тот тут же отреагировал:

– Понял-понял, «Юнкер». Я весь во внимании…

Когда голова полевого командира Ахмада Хамани резко дернулась назад, а тело совершило кульбит и рухнуло вместе со складным креслом под забор, Давуд Газал сразу смекнул: дело неладно. А уж когда под забор отлетел с изуродованной головой и заместитель Хамани – Басир Фахри, он распластался на земле и, подобно ящерице, проворно пополз. Куда – в те секунды не волновало, лишь бы оказаться подальше от падавших замертво товарищей.

Добравшись до стены дома, он юркнул в одну из двух дверей – в ту, что вела внутрь первого этажа. Его руки так сильно тряслись, что с минуту он не мог дослать патрон в патронник автомата. Такого панического ужаса он не испытывал давно. Еще бы не струсить! Его соратников убивали одного за другим, а выстрелов даже не было слышно.

Кто стреляет? Откуда? Почему?..

Все эти сводившие с ума вопросы оставались без ответа.

Пока он соображал, что делать дальше, рядом появились трое его подчиненных: командир первой боевой группы Джанах Канур, водитель Дагман и молодой воин-новобранец Махир. Все они последовали за своим командиром и заскочили внутрь дома.

– Кто из вас видел, откуда стреляют? – спросил Давуд.

Юноша испуганно хлопал длинными ресницами и молчал.

Водитель мотнул лысой головой:

– Не знаю.

И только Канур, всегда отличавшийся рассудительностью и мудростью, сказал:

– Разве теперь разберешь? Наши палят во все стороны.

И это было сущей правдой – во дворе стоял жуткой грохот от беспорядочной стрельбы. К тому же испуганно кричали женщины и дети, согнанные в штаб с прилегающих кварталов и в панике разбегавшиеся кто куда.

– Что будем делать, Джанах? – спросил тот же Канур. – Все командиры перебиты. Приказывай – теперь ты главный в отряде.

– Надо вырываться из этой западни, – решительно ответил тот. И резко повернул к себе затравленно озиравшегося по сторонам водителя: – Твоя машина в порядке?

– Да, – мелко закивал головой Дагман.

– Быстро к машине! А ты, – обернулся Давуд к молодому новобранцу, – открывай ворота!

Примерно через минуту из открытых настежь ворот на большой скорости вылетел светлый пикап с установленным в кузове крупнокалиберным пулеметом. Резко повернув вправо, автомобиль помчался в направлении юго-западной окраины, где квартировала большая часть банды.

В тот момент, когда машина миновала ворота и сворачивала в улочку, в ее кузове за пулеметом стоял молодой Махир. Он собирался дать очередь по соседнему дому, из которого, возможно, и велся снайперский огонь.

Но не успел. Очередная пуля, грамотно выпущенная с упреждением, пробила его грудь. Держась одной рукой за зенитную турель, мальчишка стал оседать. Глаза были полны боли и удивления…

Пикап мчался по улочкам города, стараясь побыстрее вырваться из его узких тисков. Давуд Газал не собирался ехать к восточной окраине, где квартировала другая часть отряда. Он нутром чуял опасность и понимал: если силовики добрались до штаба, то скоро доберутся и до других подразделений. Спасение он видел в маленьком разрушенном селении, ютившемся возле русла реки. Северный берег речушки представлял собой бесконечные горные складки, южный – широкую полосу сплошных делянок с кривыми полосками леса. Вокруг была удобная местность, где, при случае, можно раствориться или хотя бы до темноты рассредоточить маленький отряд. В самом селе достаточно уцелевших домов, а также имелся тайник со всем необходимым. К этому селению Газал и приказал ехать водителю, когда пикап выскочил из Джадина…

В это время боевики, которые не собирались отступать и сдаваться на милость неизвестного противника, пришли в себя и начали предпринимать осмысленные контрмеры. Руководить ими взялся оставшийся в живых боевик Али Данар, исполнявший обязанности начальника штаба.

Первым делом он связался с группой единомышленников, располагавшихся на другом конце города, и, сообщив о чрезвычайном происшествии, запросил помощи. Затем собрал несколько человек под стенами дома и разбил их на две группы по пять человек. Первую пятерку Данар отправил на плоскую крышу, а второй приказал покинуть территорию штаба и проверить прилегающие к участку дома.

Операция по спасению пленных сирийцев в целом развивалась успешно и точно по разработанному плану. Однако в один из моментов удача начала отворачиваться от усиленной группы Андреева.

Получив его приказ о начале штурма и эвакуации разведчиков, сирийские спецназовцы покинули дом и бросились преодолевать невысокий каменный забор, разделяющий два смежных участка.

В это время из-за угла дома появилось несколько боевиков. Пригнувшись и держа наготове автоматы, они направлялись в сторону переднего двора. Две группы встретились лицом к лицу, когда в небе послышался гул от подлетавших к Джадину винтокрылых машин.

Воины окатили друг друга свинцом и рассыпались в разные стороны: сирийцы отступили к забору, игиловцы – за угол дома. Завязалась короткая перестрелка, в которой пятеро террористов были застрелены. Понесли потери и спецназовцы – один был убит, второй тяжело ранен.

Оставшиеся бойцы сирийской армии поспешили к лежащим на «подиуме» пленным…

Тем временем Сурову со второй попытки удалось установить связь с вертолетчиками.

– «Юнкер» – «Второму»! – радостно прокричал он.

– «Второй», я – «Юнкер», – ответил Андреев. – Прекрати так орать – я тебя и без рации слышу.

– Да, командир, – уже тише сказал Женька. – Связался с «летунами», они на подходе к городу.

– Что сказали о месте посадки?

– Экипаж транспортника принял решение моститься на центральную площадь, она ближе всего к штабу.

– Хорошая новость. Когда их ждать?

– Они уже почти над городом.

– Понял. Держи с ними связь, – приказал капитан и вдруг заметил какое-то движение на крыше стоящего напротив дома.

После устроенной снайперами бойни соседний участок практически пустовал. Десятки распластанных по двору мертвых тел, вялое шевеление раненых, редкое появление обезумевших от страха женщин, и все. Уже несколько минут не было видно ни одного боевика.

А тут неожиданно на крыше, которая все это время пустовала, обнаружилось движение.

Павел и без помощи оптики разглядел несколько мужских фигур с оружием в руках. В ту же секунду ожила рация.

– «Юнкер», внимание на крышу, – предупредил Грид.

– Вижу, «Третий». Работаем…

Выстрелы Павла и Валерия совпали с появлением в небе российских вертолетов. Пятеро боевиков, пытавшихся занять позицию с хорошим обзором, даже не успели толком осмотреться. Выпущенные из бесшумных «винторезов» пули положили всех до единого.

Сквозь рокот вертолетных движков Павел слышал стрельбу во дворе, но где происходит перестрелка и кто ее затеял – не видел. Он догадывался, что спецназовцы напоролись на неприятеля, только помочь ничем не мог. С его позиции был отлично виден задний дворик. Остальное пространство обширной усадьбы скрывалось за заборчиком, домом и густыми грабами.

Все, что ему оставалось – следить за пленниками, распластавшимися на деревянном помосте, покрытым серым брезентом. Бедолаги лежали без движения. Иной раз, посматривая на них в бинокль, Андреев думал, что они мертвы.

«Не может быть, – отгонял он тревожную мысль. – Я не видел, чтобы в них кто-то стрелял. Разве что из-за дальнего угла дома, которого мне не видно. Но тогда под ними растекались бы лужи крови, которую на сером брезенте ни с чем не спутаешь…»

Он поднял бинокль и еще раз внимательно осмотрел шестерых пленников.

Нет, крови под ними не было. К тому же в какой-то момент один из них пошевелился, приподняв голову и осторожно осмотревшись вокруг…

«Ну, слава богу», – подумал Павел и увидел троих сирийских спецназовцев, спешивших к пленным.