Глава 4
Рассмотрение дела о злонамеренном использовании магии и об использовании черной магии перенесли на две недели в связи с болезнью ректора – так объявил посыльный, который постучался в дверь комнаты Амалии утром, еще до завтрака. Он сунул письмо ей в руки, скороговоркой выпалив формулу приветствия, и унесся по коридору, топая подкованными сапогами так, что казалось, будто парень убегает от смерти, поджидающей его за окованной металлом дверью. То ли на посыльного так подействовала информация о том, что Амалия балуется черной магией, то ли это было простое совпадение, но только бежал рыжий вихрастый придурок очень даже бойко, не хуже завзятого спортсмена.
Само собой, Амалия никакого внимания на поведение какого-то там посыльного не обратила – она спокойно читала письмо, почесывая упругую ягодицу, зевала спросонок, сверкая чистыми белыми зубами, и щурилась на окно, за которым вставал слепящий диск утреннего солнца. Прочитав, снова перечитала его, уже вслух, будто не веря своим глазам, взмахнула желтоватой бумагой, на которой виднелся круглый оттиск печати, сияющий красным мерцающим светом (магия?!), и, обращаясь ко мне, лежавшему на кресле возле двери, сумрачно сказала:
– Болеет он, видишь ли! Врет небось! Свои делишки устраивает! Или выжидает, ага! А почему выжидает? Чего ждет? Что, не может переложить свои обязанности судьи на заместителя, магистра Хилгорна?
И тут в дверь снова постучали. Тонкий юношеский голосок из-за двери известил, что у него имеется устное послание для госпожи Амалии от ректора университета и что он не может передавать сообщение, не убедившись, что именно госпожа его и получила.
Амалия сорвала со стула постельное покрывало, закуталась в него, как римский сенатор в тогу, и открыла, ничуть не смущаясь того обстоятельства, что слева из разреза тоги проглядывало ее безупречно гладкое, белое бедро, а вся ткань того и гляди сползет с торчащей вперед непослушной груди, затвердевшей на утреннем холодке (окно открыто, и в комнате довольно-таки прохладно).
Паренек густо покраснел, тут же оценив ситуацию, и уткнувшись взглядом в пол, пробубнил послание, почти заговорщицки понизив голос:
– Господин ректор ждет вас в своем кабинете в полдень, после двенадцатого удара колокола для конфиденциальной беседы. Просит не опаздывать, так как на час пополудни у него назначена важная встреча.
– Какова же будет тема беседы? – удивленно осведомилась девушка, от волнения не удержав один из концов полотна. Покрывало сползло с груди, обнажив левое полушарие и то, на чем оно держалось, почти до самого пупка. Хозяйку это обстоятельство на удивление совсем не смутило, она спокойно запахнулась, глядя на мальчишку как на мебель или на барана, мирно пасущегося на лужайке.
– Это мне не известно, госпожа! – виновато ответил посыльный и, низко поклонившись, добавил: – Что мне передать господину ректору?
– Прибуду, конечно! – слегка раздраженно ответила Амалия, пожав прекрасными плечами. – Кто в здравом уме откажется идти по вызову ректора, а, парнишка?
– Не знаю… – пролепетал посыльный и начал усиленно покусывать нижнюю губу, будто пытаясь привести себя в чувство болью от прокушенной кожи. – Вам виднее, госпожа баронесса!
– Иди отсюда! – коротко и надменно приказала девушка. – Скажи, что я приду после двенадцатого удара колокола. Все, вали, не мешай мне умываться!
Дверь захлопнулась за смущенным и возбужденным подростком, а я стал раздумывать, что бы это значило? Что за конфиденциальная беседа?
Придумать ничего не смог и быстро уснул, слушая, как Амалия, плескающаяся в душевой комнате, распевает довольно-таки смелую песенку о девушке, встретившей солдата, возвращающегося с войны. Солдат, конечно, был прекрасен, и у него еще имелась длинная военная дудка, на которой девица была не против подудеть со всем умением своих пухленьких губок.
Все это подавалось так невинно, так нарочито целомудренно, что я вначале не поверил своим ушам – не об ЭТОМ же идет речь?! Амалия вообще понимает, о чем говорят слова, укрытые в красочных образах? Но когда услышал концовку песенки, убедился – все она прекрасно понимает, а песня эта вроде как аналог русской песни про коробейника – «Похабень классическая, обыкновенная!», как ее определил бы маститый ученый-лингвист. Наверное.
М-да. «О времена, о нравы!» И как это баронесса сумела сохранить девственность до стольких-то лет?!
Хм-м… скольких? С удивлением обнаружил, что не знаю, сколько лет моей покровительнице. Судя по строению тела – от пятнадцати до двадцати пяти. Взрослая уже девушка, точно! А на самом деле?
Амалия появилась из дверей душевой, зажав низ живота, шлепая босыми ногами по полу, пробежала к шкафу, что-то достала, пристроила куда следовало и, морщась, натянула трусики. Потом повернулась ко мне, рубанув воздух рукой, будто бы держала в нем невидимый меч, яростно выдохнула:
– Ну почему, почему я не родилась мужчиной?! Ну вот ты посмотри: я не могу выбрать себе мужа без позволения отца, я не могу заниматься сексом до замужества – как будто в этой проклятой девственности заключена главная ценность баронского рода! Стоит переспать с кем-то без позволения папочки, так меня сразу лишат наследства, папаша строго-настрого меня об этом предупредил! А в довершение всех мучений я должна каждый месяц терпеть неудобства, которые терпит каждая нормальная женщина! Ну и где справедливость?! Мужчинам можно все, а женщинам – только то, что им позволят! (А так-то недурно! – подумалось мне. – Есть в этом что-то такое… настоящее, сильное! Нет, положительно в Средневековье есть свои плюшки! Нефиг задницами крутить! «Жена да убоится мужа своего!» Хе-хе-хе… ) Да еще боги наказали этим проклятым кровотечением!
При слове «кровотечение » я сразу насторожился, у меня в голове будто прозвучал звонок – вот оно! Теперь держи ухо востро!
Соскочив с кресла, отправился в душевую, чтобы убедиться – точно, у девицы месячные! И она, как самая настоящая чертова дура, бросила в мусорную корзинку клочок ваты, подтверждающий данный факт! А если он попадет в руки злодея?! А ведь попадет, или это не я ночью бегал за черным колдуном и слушал его речи!
Хотелось схватить этот кусок ваты и тут же бежать с ним куда подальше, пряча от чужих вороватых рук. Нет, вот все-таки что Земля, что загробный мир, а девицы одни и те же – бестолковые, ветреные, не думающие о последствиях!
Любил я иногда посмотреть ролики «Женщины за рулем» и каждый раз поражался глупости маневров, совершаемых этими «водя тельницами». Смотришь, как дама таранит припаркованные автомобили или припирает слесаря СТО к стене, и думаешь – ну как можно было сделать ЭТО?! Как можно вести себя настолько тупо, на уровне умственно отсталого жителя джунглей?
Так и тут – ты студентка университета, ты изучаешь магию, насколько я понял, ты не из худших студенток, так какого же черта считаешь, что никто не сможет покуситься на твою жизнь и здоровье, воспользовавшись твоей кровью? Неужели вас, ослиц эдаких, не учили, что нужно уничтожать волосы, ногти и тем более кровь – и лучше всего делать это в огне?! У вас ведь на генетическом уровне должно быть заложено – «Кровь – в огонь! Никому не капли моей крови!» Я, человек из другого мира, абсолютно технологического мира, где нет магии, знаю эти непреложные истины, а ты – нет?!
Дура ты, Амалия, и больше никто! Я вообще-то считал тебя умнее.
Но это печальное обстоятельство, открытое мной на протяжении последних минут, ничуть не повлияло на мою решимость защитить эту наивную дурочку. Прелесть, какую дурочку! Прекрасную дурочку!
Вот только как это сделать, чтобы не раскрыть себя, – этого я пока не знал. А раскрывать свои способности не хотелось. Не знаю, как черный кот может узнать о том, что я выдал их шайку, но в глубине души я знал, что так и будет, и подозревал, что расплата за разглашение тайны последует вскоре после «предательства» и результат мне очень даже не понравится. Против десятка котов, умеющих нырять в подпространство, не устоять ни одному существу, будь он даже таким гениальным типом, как я. Ну… почти гениальным!
Мы поели. Амалия достала из холодильного шкафа, принцип работы которого я так и не понял, несколько пакетов, в которых были пироги и жареная рыба, и подогрела продукты каким-то заклинанием (небрежно махнув рукой и шепнув несколько слов). Потом пили что-то вроде чая – мне она налила в блюдечко, сетуя, что не может угостить молоком. (Почему все уверены, что кошек надо поить молоком? Идиоты! После молока они точно обдрищут все углы, я специально интересовался в Инете, знаю! )
Чай был сладким, рыба вкусной, и через полчаса мир уже не казался таким враждебным, а в голову начали приходить дельные мысли о том, как победить вражескую армию мажоро-колдунов.
Я перебирал варианты, отбрасывая их в сторону, пока не остался один – простой и убойный, как винтовка Мосина, как нож, которым можно зарезать любого, даже черного колдуна, строящего коварные планы. А начинать нужно было вот с чего: дождаться, когда Амалия выйдет из комнаты, и попытаться спрятать либо уничтожить предательские объекты. Уничтожить точно не получится – камин не горел, – остается лишь прятать в университетские воздуховоды.
Пока мы завтракали, Амалия больше со мной не разговаривала, смотрела в пространство остановившимися, потускневшими глазами, будто в ней слегка притух огонь жизни.
Нет, так-то я ее понимал, ничего хорошего нет в вызове на ковер к ректору, уж точно там не будут раздавать плюшки и всякие такие благости, предназначенные прилежным ученикам. Каждый, кого вызывает начальство, подсознательно ожидает чего-то вроде акта изнасилования – в основном мозгового, а иногда и реального. (Доходили слухи об особо любвеобильных заведующих кафедрами и ректорах! Слава богу – мне коснуться этой гадости не пришлось. Но я и не девушка-красотка! А дыма без огня не бывает, нет? )
Уже почти совсем одетая, готовая к выходу, Амалия вдруг притянула меня к себе, прижав к упругой груди, и с грустью сказала, тяжко вздохнув, отчего ее крепкие полушария едва не выскочили из тесного лифа:
– Знаешь, чего они потребуют? Чтобы я отдала тебя им! Чтобы они произвели над тобой свои мерзкие эксперименты! А еще – чтобы я на какое-то время уехала из университета. А мне так не хочется возвращаться домой! Папаша будет очень недоволен, очень! Я тебя им не отдам, это точно. Пошли они все к демону в зад! А что касается изгнания – а за что? Если магистры не докажут, что в тебе сидит демон и что я специально натравливала тебя на этого придурка – за что меня изгонять? Уверена – сейчас будет ныть о том, что я своим поведением бросаю тень на университет, что мне нужно некоторое время побыть дома, и когда все успокоится, я вернусь через годик, через два! А знаешь, что будет, когда я появлюсь дома? Папаша тут же сосватает меня за придурошного Генадара Шимунского, потому что папаша этого полудурка обещал оставить ему все состояние, вернее, не ему, а его отпрыску, моему сыну! Ты представляешь?! Я ради земель, ради капитала должна спать с парнем, который не может сложить два и два, путает дни недели и только и делает, что развлекается с рабынями, которых папаша ему накупил целый десяток! А знаешь, зачем накупил? Чтобы дебил не гонялся за свободными женщинами и не пытался их изнасиловать! Пока я тут – я в безопасности, но стоит мне очутиться дома… о-о-о-о! Как он будет рад!
Амалия вдруг зарыдала, и краска с ее уже накрашенных глаз потекла по лицу:
– Ну почему, почему я такая неудачница? Почему я не родилась в какой-нибудь обычной купеческой семье, где гордились бы, что у их дочери проявились магические способности?! Ты представляешь, мой отец стесняется того, что его дочь учится магии! И это при том, что детей дворян в университете просто-таки толпы! Им, видишь ли, это обучение не постыдно, а для баронессы Зонген-Мальдар – неприлично!
Она вытерлась платком, достала зеркальце, удалила пятна краски ватным тампоном и уже нормальным, спокойным голосом продолжила, быстро накладывая на лицо прежний макияж:
– Все дело в этих землях и в капитале. Я не удивлюсь, если ректора уже подмазали, чтобы он постарался меня отсюда убрать. Под любым предлогом! По слухам, граф Шимунский тяжко болен и долго не протянет. Состояние достанется полудурку, а тот мгновенно пустит его по ветру. Все, что накопили предки Шимунских, все, что добыл и заработал старый граф, – все по ветру! Умственно отсталый парень не способен сохранить капитал. Он на самом деле глупый – я общалась с ним на балу, мы тогда были еще подростками. Так вот – он двух слов связать не может, ты бы видел его! Два года я выдержала в университете, два года! Два года отец исправно снабжал меня деньгами, содержал, выжидая, надеясь, что я одумаюсь! Похоже, что теперь он перешел к открытым боевым действиям.
– Мяу-у-у-у… мяв! Мяв! Мяв! – удрученно сказал я, и это значило: «А может, ты еще рано волнуешься? Да мало ли зачем вызывает ректор! » Но это ничего не значило, пустые слова, в глубине души я понимал, что скорее всего она права – если дело обстоит именно так, как сказала Амалия. Похоже, что моя Аленушка запуталась в водорослях и тихо идет на дно…
– Ты прав, мой полосатик! – Амалия вздохнула и негромко хлопнула ладонью по столу. – Что теперь переживать, строить предположения? Что будет, то и будет! Сколько смогу – продержусь в университете, если выживут – поеду домой, выйду замуж за идиота, а потом… потом…
Она снова разрыдалась и не успокаивалась минуты три, плакала горько, будто девчонка, у которой злой мальчишка разломал любимую куклу. Я не выдержал, потерся мордой о ее мокрую щеку:
– Да забей ты, прорвемся! Главное, нам отбиться от черных колдунов! А уж с идиотом-мужем как-нибудь справимся! Не о том думай!
– Мурлыка мой! – Амалия в который уже раз вытерла глаза и, на секунду прижав меня к себе, резко отшатнулась, посадила меня на кресло и пошла к душевой. На пороге оглянулась, улыбнулась несчастной улыбкой и вдруг показала двери кулак:
– Мы еще им покажем! Поборемся! Правда, мой герой, мой защитник?! Они у нас еще попляшут, гады проклятые. Интриганы!
Скоро девушка уже плескалась в воде, фыркая, напевая какую-то новую залихватскую песенку (и где нахваталась-то?! ). Я же мучительно раздумывал, как мне выкрутиться из создавшегося положения. И как всегда, пришел к очевидному выводу – «бить нужно аккуратно, но сильно! »
В общем – шаг за шагом, думать башкой, а не задницей, использовать свои новообретенные способности и не давать спуску врагам! Но пасаран!
Всегда мне нравились испанские коммунисты, которые воевали против фашистов. И наши коммунисты, те, кто поехал им помогать. Было в этом что-то правильное, что-то от души, то, что мы потеряли в наш суматошный, пропитанный духом стяжательства век!
Ну не все же упирается в деньги, не все! Должна быть душа! Наши деды, наши прадеды отдавали свою жизнь не только по приказу, из страха или за деньги – за Правду! И я сейчас – ведь не за деньги стараюсь! И не за власть! Не люблю, когда творится несправедливость, и не хочу, чтобы Кривда торжествовала! Не хочу, и все тут! Воспитан я так.
Да, сейчас, в наше время, – это дурное воспитание, ведь нужно больше думать о том, как заработать побольше денег. Но хоть и говорят, что денежки не пахнут – пахнут! Еще как пахнут! И всегда были люди, которые это понимают!
Амалия ушла через час, проведя это время в раздумьях и бессвязных монологах, из которых я узнал еще многое из жизни ее семьи и семей аристократов.
Казалось бы – лишняя информация, зачем мне знать о жизни некого баронского семейства и о жизни их соседей, родовитых дворян? Однако из количества происходит переход в качество, и у меня вскоре сложился примерный облик новообретенного мира. Грубый набросок, схема, но сложился, и, что меня порадовало, – по большому счету поведение здешнего народа не сильно отличалось от поведения земных обитателей, конечно, с поправкой на местные особенности. Люди как люди – страдают, любят, интригуют, выигрывают и проигрывают, строят планы и дома, получают наследство и проигрывают целые поместья, спуская их в азартных играх, которыми увлекаются все – от сапожника и дерьмочиста до барона и герцога – императорского брата.
Возникло ощущение дежавю. Все уже было когда-то, и нет ничего нового под солнцем. Так и правда поверишь, что люди были созданы чьей-то могучей волей, единовременно, без всякой там эволюции по Дарвину. Они не меняются. Меняется лишь обстановка – из пещер в дома, из шкур – в тканую одежду. Но душа остается прежней, человеческой, извечной и, как выяснилось, – нетленной. Живут, выживают, рожают и умирают. Как и всегда, как было и будет тысячи, сотни тысяч лет! Люди – они везде люди.
Когда дверь за Амалией захлопнулась, я опрометью бросился собирать ватки, которые девица набросала в корзину для мусора. Дело противное, даже гадкое – ну кому приятно хватать чужие… хм-м… прокладки, и не просто хватать, а брать их в рот? Тьфу! А куда деваться? Чего делать? Рук-то нет!
Я собрал всю эту гадость в одну кучку, схватил ее, собрался переместиться вместе с мусором в подпространство, и… облом! Обнаружил, что переместиться могу только сам и никакого груза с собой взять не могу! Нет, не так – возможно, что и смогу, если упрячу его внутрь своего тела, ведь еда-то из меня не вываливается! Функционирую я так, как и положено здоровым мудрым котам, но если держать в пасти нечто, не принадлежащее организму, оно просто-напросто выпадает! Как пятак из дырявого кармана! Как некогда украденная колбаса…
Отвратительное открытие. Очень, очень нехорошее открытие!
Но да ладно – снова вернулся в реальный мир, схватил кучу отвратительных окровавленных тряпочек (мечту черного колдуна!), и, как следует разогнавшись, запрыгнул в отверстие воздуховода, в тихую, темную пустоту, пахнущую пылью и почему-то медью. Может, доносился запах от «вечнозеленого» накопителя воды? А может, кто-то у себя в комнате кипятил медный чайник, и я учуял запах разогретой меди? Да какая разница – скорее спрятать ватки, и назад, в комнату, – еще раз проверить окрестности на предмет «палева»!
Хе-хе… Вот я, потомственный интеллигент хрен знает в каком поколении, коренной москвич. Родители – образованные, культурные люди. Ну почему же я всегда вставляю в речь какие-то жаргонные, полууголовные словечки? Вроде бы и не у кого в семье набраться! Дед вот только вояка, может обложить матом так, что уши в трубочку скрутятся. Может, я в него пошел? Почему у меня все время вылетают обороты, присущие лишь выговору какой-нибудь дворовой шпаны?! Друзья детства, их влияние? Или это Инет виноват?
Каких только гадостей там не нахватаешься! Чего только этот «олбанский» стоит! Одно время мама меня за него очень сильно порицала. Сейчас, с возрастом, стал понимать, как это было глупо, – коверкают правильную речь только приезжие из восточно-южных республик да малолетние придурки с двумя не пересекающимися извилинами. Стал говорить вежливо, культурно, без жаргонизмов, но… все равно время от времени как вылетит что-то эдакое, как привет из моего детства и юности! Ляпнешь, а потом стоишь и думаешь – это я или не я? Где «я» настоящий, а где придуманный? Какой «я» на самом деле?
Не стал изощряться, тратить силы, бегая по тоннелям, провел «дорогу» в комнату и через несколько секунд оказался прямо над столом, чтобы с удивлением обнаружить в помещении молодую крупную девицу с глуповато-хитрым, прыщавым лицом. И каково было мое разочарование, когда увидел, что эта здоровенная орясина прячет в карман ватку, испачканную кровью Амалии!
Ватка исчезла внутри халата, а я застыл посреди комнаты невидимым облачком мудрой субстанции, но эта самая мудрость никак не хотела прийти в мой разум и помочь решить проблему, которую я благополучно прогадил! Ну почему, почему я не сообразил, что пока отсутствую, сюда может кто-то войти? Почему не проверил комнату еще тщательнее, благо что нюх у меня не хуже, чем у собаки! (Что осложняло мою «ватко-таскательную» миссию!) И что теперь делать?!
Девка вздохнула и улыбнулась совершенно по-идиотски, счастливой улыбкой дауна, хотя внешне была совсем на него не похожа. Скорее всего она походила на рабочую лошадь – угловатую, сильную, корявую, с печатью вырождения на унылой морде.
Кстати сказать, присмотревшись, я заметил у нее на шее блестящий металлический обруч. Вначале не понял, что это такое, решил, что вижу некое украшение вроде древнеславянской гривны, и только через некоторое время сообразил – да это же рабский ошейник! Девушка – рабыня!
Современный человек не может себе представить, каково это – иметь рабов или быть рабом! Нам, нашим дедам и прадедам, вбили в голову простую и доходчивую формулу «Мы не рабы, рабы не мы! », и потому мой современник сразу не может предположить, что видит перед собой живой инструмент, разумное животное, которое кому-то принадлежит.
Только кому? Этого я не знал и знать по большому счету не хотел. Какая разница, кому она принадлежит? Главное – в кармане девки покоится заветная ватка, с помощью которой легко изведут мою незадачливую подругу. И так-то поделом! За ее глупую расхлябанность! «Наказания без вины не бывает » – как говорил один известный персонаж, и я с ним абсолютно согласен. Но… ватку следовало забрать. Вот только – как?
Думал я не очень долго. Девка мыла посуду, вытирала пол, довольно улыбаясь при этом и напевая песенку, что, как я заметил, в этом мире было повальным увлечением. Нет, не мытье полов – бубнение под нос дурацких стишков на какой-нибудь не менее дурацкий мотивчик, «этот стон у них песней зовется». Все бубнили, все напевали – мир меломанов, право слово!
Когда я вывалился в реальное пространство прямо над ее плечом, вцепился в халат выпущенными когтями, а особенно после того, как моя когтистая лапа воткнулась в ее карман, извлекая заветный трофей, – девица страшно завопила, вытаращив глаза с таким ужасом, будто увидела морского змея, да не просто змея, а еще то, как этот змей и синий кит устроили сексуальные игрища, пытаясь произвести на свет особо качественного демона для Преисподней!
Вопила девица громко, истошно, но мне показалось – как-то без души, больше было похоже на сигнал полицейской «мигалки», чем на бодрый рев пожарной машины. Хотя и довольно громко, так громко, что на ее крик сбежалась толпа народа – в основном женщины, выглядевшие примерно так же, как и моя «обидчица»: серые холщовые рубахи – халаты, деревянные босоножки на ремнях – видимо, подобный наряд служил униформой для технических работников университета.
Но прежде чем сбежался народ, я уже скрылся с проклятой ваткой в зеве вентиляционного отверстия, так что уборщице оставалось лишь показывать пальцем и мычать, пытаясь выдавить из себя пару качественных файлов информации, что давалось этой крикливой поганке нелегко. Потому что девка лишь мычала и продолжала тыкать пальцем в ту сторону, куда я удалился, давясь слюнями и страхом, кстати сказать, непонятно почему. Что, котов никогда не видала? Или в карман к дуре никто не лазил?!
Ну да, я понимаю, что кот, который садится в трамвай или влезает лапой в твой карман, выглядит немного странно, но не до такой же степени, чтобы потерять дар речи и открыть в себе дар исторжения невероятно противных, скрежещущих звуков, похожих на «песни» испортившегося ГУ полицейского «уазика»!
Следил я за ее манипуляциями и за поведением толпы уже из подпространства, зависнув над головами любопытных и наслаждаясь произведенным эффектом. Не каждый раз удается так запугать какого-либо человечка, чтобы он оставил под собой неаппетитную, дурно пахнущую лужицу!
М-да… приятно все-таки чувствовать себя хозяином положения! Даже если запугал всего лишь тупенькую уборщицу студенческих номеров, для которой все непонятное – суть колдовство, магия, насылаемая злыми черными колдунами.
Нет, право слово, в абсолютной диктатуре есть что-то хорошее. Все тебя уважают, любят или боятся – а ты такой весь просвещенный, делаешь добро, не страшась расплаты. Чем плохо? Тьфу, дурацкие мысли! Место Черного Властелина мне точно не светит. Шкурку бы сохранить…
Наконец девка перестала вопить, более-менее связно рассказала о свалившейся на нее полосатой проблеме, возникшей из ниоткуда и ушедшей в никуда, зрители-слушатели покрутили пальцами у висков, в очередной раз убедившись в тупости этой здоровенной кобылы, а я стал думать о том, что внезапно почувствовал, когда пролетал через тело могучей, но слабой разумом рабыни. И подумать-таки было о чем!
Но потом. Сейчас надо было срочно бежать (лететь?!) туда, куда исчезла моя нерациональная подружка, иногда умная, а иногда дура набитая, как и большинство женщин.
Что, разве не так? За свою не так уж и долгую жизнь я насмотрелся всякого – женщины, которые в некоторых ситуациях вели себя как три царя Соломона вместе взятые, поражавшие трезвостью и ясностью мысли, в других обстоятельствах выказывали признаки деградации, идиотизма и полного, на уровне младенца, инфантилизма. Особенно когда это касалось отношений с мужчинами. Хм-м… не совсем так. Сформулирую согласно веяниям времени по-другому: в отношениях с объектом своих любовных воздыханий. Вот так будет правильно. Ну а про автоледи я уже упоминал… Женщины – самые противоречивые и непредсказуемые существа в мире!
Теперь нужно было найти Амалию, которая сейчас шагала на расправу к ректору. Или уже дошагала, пока я проявлял чудеса сообразительности и владения котомагией.
Судя по моим прикидкам, все это безобразие с похищением ватки и освобождением оной из плена тупой уборщицы заняло около десяти минут. Ну да, я слегка задержался, чтобы насладиться воплями ошеломленной рабыни и ее рассказами о полосатом демоне, вынырнувшем из дыры в воздухе. (Какой дыры?! Ну чего брешет, а?! Вот так и рождаются легенды! ) Надо было бежать следом за Амалией и как можно быстрее, но уж очень хотелось развлечься этим переполохом!
Грех? Да плевать! Я тоже человек, и ничто человеческое мне не чуждо! В том числе гордыня и любопытство, увы.
Человек, да! Пусть и в кошачьем теле! Быть человеком – это не только и не столько ходить на двух ногах и трахать симпатичных девиц, это многое другое, что делает настоящим человеком! Вне зависимости от того, в каком времени и пространстве он находится. Быть настоящим человеком трудно, но… надо!
Итак, как найти Амалию? В голову никакого плана не приходило, кроме тупого вышагивания вдоль комнат – выстраиваешь «дорогу» и бежишь, поглядывая по сторонам, – нет ли там Амалии? Ау, где ты, сисястенькая, мечта мужчин, зависть женщин?!
Да, тупо как-то. И непродуктивно. И вообще – зашоренно, как и полагается «узкому специалисту». «Ширше» нужно думать, «растечься мыслью по древу»!
«Растекался» я с минуту, пока наконец-то в голову не пришло правильное решение. Простое и очевидное – если снять шоры, мешающие смотреть по сторонам.
Скачок в коридор, выход в реальный мир, и вот я уже несусь по каменному полу, вдыхая запахи, впитавшиеся в пол и висящие в воздухе, будто вешки, ограждающие фарватер!
Нет, Создатель все-таки обидел человека, лишив его многих, очень многих способностей, которыми обладают, например, те же кошки. Только сейчас я понял, как собаки находят след, как кошки обнаруживают мышь, сидящую под опавшими листьями, как олени за десятки шагов чуют запах подкрадывающегося зверя!
Для меня запах Амалии, прошедшей по коридору десять минут назад, был так же ясен и путеводен, будто вела меня не горстка рассеянных в воздухе молекул, а клубок, выданный Бабой-ягой за услуги, оказанные ей добрым молодцем после хорошей бани и сытного питания, усилившего потенцию заезжего бродяги. Нить запаха не давала мне отойти от пути ни на шаг, и я мчался, скользя между ног случайных прохожих, пугая девиц, выскакивая им под ноги прямо из-за угла, перепрыгивая через собратьев, ощетинивавшихся, когда к ним приближался незнакомый кот (то есть я). И когда мой путь закончился у высоченной двери, украшенной натертыми до блеска медными вензелями, я ничуть не удивился, восприняв все так, как и надо – ну что такого, если кот нашел свою человеческую подругу по запаху? Ведь она же прошла тут всего десять минут назад! Делов-то… скромный я!
Войти в подпространство – уже рутина. Мгновение – и мир посерел, краски выцвели, и я шагнул за дверь, туда, где должны были разносить несчастную Амалию.
Честно сказать, я ожидал увидеть что угодно, вплоть до того, что злобный гоблин-ректор сейчас пользует несчастную мою девицу, перегнув через спинку раритетного дивана.
Ну да, вот такое у меня мнение о представителях фундаментальной науки, обучающих несчастных студентов! Согласен – однобокое представление, согласен – каждый думает в меру своей испорченности, но вот так! Похотливый старикашка-профессор, щупающий хрупкую, изнемогающую от слез несчастную студентку, – эта картина, нарисованная мозгом типичного студента, навсегда закрепилась в моей шальной душе.
Сидеть посреди клумбы и не понюхать цветок? Для этого нужно быть совсем уж лишенным нюха! Не верю я в мужчин, стойких к женским прелестям. Те, у кого не захватывает дух при виде аккуратной девичьей попки, длинных ножек, высокой груди и милого личика – или святой, или импотент, или хуже того – гомик! Святых в универе я не встречал ни разу…
Действительность оказалась гораздо банальнее и проще, как и следовало по логике событий. Само собой, никакой ректор (боже упаси!) не будет хватать баронессу за выступающие и вогнутые части тела – во избежание справедливой кары, это вам не Земля с ее равноправием и демократией, тут быстро укоротят похотливых старикашек и не старикашек – тоже. Да и воспитание у магистров университета совсем не то, что получают дети пролетариев. Вряд ли до места магистра, а уж тем более ректора долезет простой, незамысловатый человек, за которым не стоит его дворянский род и многочисленные сторонники, тоже не очень простые люди по своему рождению.
По крайней мере это следовало из монологов Амалии, коих я недавно выслушал преогромное количество, подремывая с полузакрытыми глазами. Хоть я и подремывал, но запомнил все, до последнего слова. Гений, ага!
Ректор оказался вполне приятной внешности благообразным мужичком лет пятидесяти, небольшого роста, простоватым, с некоторой хитринкой в глазах, ничем не похожий на зловещего властительного колдуна, вознесенного на вершину колдовской иерархической лестницы. От этого человека зависело, получит ли гильдийский знак студент, прошедший обучение в богоугодном заведении под названием «Университет». Срезать любого студента на экзамене – дело не то что легкое, а вполне даже плевое, – как соплю растереть подошвой ботинка на грязном булыжнике затоптанной мостовой.
Другое дело – зачем ему это надо? Что с этого получит и во что это все выльется? Такие люди без повода и воздух не испортят. Политика, интриги – это их повседневная жизнь.
Когда где бы то ни было достигаешь высшего уровня, обязательно начинается политика – хочешь ты этого или не хочешь.
И вот теперь этот самый ректор открывался во всей своей красе перед студенткой. Амалия щурила свои прекрасные глаза и покусывала полные губы, – то ли от волнения, то ли от ярости, а может, от невозможности врезать кулаком по столу так, чтобы причудливая чернильница в виде серебряного чертенка подпрыгнула и обрушилась прямо на макушку хитроумного преподавателя.
– Как вы можете?! Вы же знаете, что это все оговор! Я никогда не занималась черной магией! Не насылала проклятия! И в моем котике нет никакого демона! Еще раз – этот поганец хотел меня изнасиловать, а мой кот бросился на него и защитил хозяйку!
– Вы знаете, что бывает, когда оговаривают уважаемого человека? – вкрадчиво спросил ректор, выслушав гневную тираду собеседницы. – Сын советника императора – да славятся его годы и да правит он тысячу лет! Хм-м… император славится, а не сын советника… хм-м… будь он неладен…
Ректор помолчал несколько секунд, скривившись, будто съел что-то несвежее, потом продолжил:
– И я напомню вам: ваше семейство едва избежало наказания, участвуя в заговоре против Венценосного! И вы хотите сказать, что сын уважаемого человека пытался вас изнасиловать? Совершить недостойное деяние, за которое можно не просто вылететь из университета, но и пойти под светский суд? А у вас есть доказательства? Кто видел, что вас пытались изнасиловать, тем более что вы в это время – как сами сказали – находились в бессознательном состоянии? Кто засвидетельствует? Кот? Расскажет нам, как все было?
– А сыворотку правды?! Я готова пойти на испытание сывороткой правды и требую, чтобы ее применили и к Герену! И тогда он расскажет, что хотел со мной сделать!
Ректор демонстративно вздохнул, пожал плечами и, откинувшись на спинку кресла, с налетом презрения на лице посмотрел на раскрасневшуюся от возмущения девицу.
– Милочка, вы в своем уме? Ну кто применит сыворотку правды без достаточных оснований?! Да еще и к такому важному лицу, как сын графа Герена! Вы соображаете, что говорите?! Вы же изучаете практическую магию уже два года и должны были бы знать, что сыворотка правды вредна, что применяют ее в исключительных случаях, только к тем, о ком доподлинно известно, что они совершили преступление, и нужно лишь получить от них признательные показания! За все время существования университета случаев применения сыворотки правды было столько, что можно сосчитать их по пальцам! И все они касались обвинения в применении черной магии! А вы хотите, чтобы мы дали снадобье сыну графа Герена?! М-да… я считал вас умной девушкой! Вы подавали большие надежды – успешная ученица, только высшие баллы по всем изучаемым вами дисциплинам. И что я вижу? Ваш уровень умственного развития оставляет желать лучшего! Поговаривают, что вы увлеклись наркотиками, вот откуда ваше беспамятное состояние на праздничном бале, после которого вас и доставили в вашу комнату!
– Я?! Наркотики?! – задохнулась от возмущения Амалия. – Да что вы такое говорите?! Как вы смеете…
– Смею, моя дорогая, – резко оборвал ректор, привставая над столом и нависая над собеседницей, как грозовая туча. – Молчите! Теперь я говорю! Да, мы можем применить сыворотку правды – к вам, если вы пожелаете. И если пожелаем мы, суд магистров. Но не к сыну графа Герена – для этого точно нет оснований. И я не зря отсрочил суд, давая вам возможность тихо замять это дело! Но вы не внемлете голосу разума, упорно идете вперед, как ломовая лошадь, закусившая удила! Молчать, я сказал! Вам предоставляется возможность тихо уехать в отцовское поместье, выждать пару лет, а потом вернуться – если захотите – и закончить образование. Хотя я вообще-то не знаю, зачем вам гильдийский знак. Вы что, будете работать обычным дипломированным магом? За жалованье у какого-нибудь купца на его торговом корабле или откроете свою лавку магических артефактов и будете там принимать посетителей? Вы, наследница древнего баронского рода? Ну – поучились, получили определенные знания, покрутились в веселом обществе студентов – и хватит! Поезжайте домой, выйдите замуж, родите своему отцу детей, и…
– Так вот оно что?! – задыхаясь от ярости, выдавила из себя Амалия. – Это он вас подговорил?! Дождались случая, чтобы меня убрать?! Ничего у вас не выйдет! Я не уеду! И кота моего вам не отдам! И на суд пойду, и на этом суде ославлю этого поганца! И раньше, до суда его ославлю! Найду девушек, пострадавших от его действий, и приведу их на суд, чтобы рассказали, что творит ваш непорочный и чистый подонок!
– Еще раз напомню, – тон ректора был ледяным. – За ложное обвинение вы можете пойти под светский суд. И тогда ваша участь незавидна. Никто не может безнаказанно оклеветать честного дворянина. Если не уедете до суда – пожалеете. Я вызвал вас для того, чтобы обрисовать перспективу, но вы не оценили моего доброго к вам отношения. Тогда будем действовать по-другому. Суд. И на нем мы решим, что с вами делать. Вижу, что вы не понимаете, что происходит.
– Наоборот, очень хорошо понимаю! – выдохнула Амалия. – Бесстыдники! Все вы заодно! Ничего, когда-нибудь это ударит в вас самих! Создатель все видит и воздает за плохие поступки! И этому типу, который подал на меня заявление, – тоже воздаст!
– Кстати сказать, этот, как вы изволили выразиться, «тип» пытался забрать свое заявление, мотивируя тем, что решил не портить вам жизнь. А вы его полощете в грязной луже! Нехорошо, милочка!
Ректор встал и отошел к большому окну, через которое виднелся то ли парк, то ли сад: деревья, высаженные в строгом порядке, клумбы, пестреющие множеством ярких цветов, прудик с чистой водой. Красивое зрелище, и пахло из приоткрытого окна очень хорошо – цветами, зеленью, влагой и рыбой – похоже, что в прудике разводили местные аналоги золотых рыбок.
Я представил хороший кусок вкусной рыбки, и у меня вдруг заныло в животе. Странно вообще-то, как это мой живот мог ныть, если я сейчас нахожусь в подпространстве?! Похоже, чисто психологические штучки. Или… может, я все-таки теряю силы в подпространстве? Потому и есть хочется?
– Идите и подумайте над тем, что я вам сказал! – Ректор обернулся и через плечо искоса взглянул на Амалию, лицо которой покрылось красными пятнами. – Желательно, чтобы вы уехали уже завтра, до обеда. Обещаю, что в этом случае заявление Герена будет уничтожено и никаких последствий не наступит. В противном случае…
– Я поняла вас! – Амалия вскочила, толкнула рукой створку двери, не прощаясь, вышла из кабинета, держа голову высоко, будто проглотила шпагу и рукоять еще торчала у нее изо рта. Вопреки ожиданию дверью не хлопнула, хотя, возможно, лишь потому, что та была слишком для нее тяжела.
Прошла мимо секретарши – молоденькой девицы с ярко накрашенными пухлыми губами, мимо трех студентов, которые при появлении Амалии притихли и лишь восхищенно разглядывали ее обтянутые шелком округлые бедра, выскочила в коридор, где уже и дала волю слезам.
Но ненадолго. Вытерев мокрые щеки ладонью, она гренадерским шагом, вбивая каблуки в древний камень устилающих коридор плит, пошла по направлению к своему обиталищу, не обращая внимания на встречных парней и девушек, провожавших ее сочувственными или неприязненными взглядами.
Похоже, что весть о происшедшем разнеслась в университете быстрее молнии. И это неудивительно, сплетни – это второе после любовных обжималок развлечение студенческой молодежи.
Кто с кем спит, кто и как сумел получить зачет, какую машину ему (ей) купили родаки, какой вариант айфона приобрел, в какой ночной клуб ходили прошлым вечером, кого исключают из заведения и за что – вот что составляет жизненные интересы современных студиозусов. И здешние студенты ничем не отличались от земных – только лишь антураж другой – нет автомобилей и айфонов, а так – все признаки студенческой жизни налицо. Похоже, что Амалии перемыли кости уже не по одному разу, и каждый принял решение – как себя с ней вести. Большинство шарахались от опальной студентки, подозреваемой в занятиях черной магией, как черт шарахается от священника, поливающего окрестности щедрыми порциями святой воды.
Я не стал тащиться следом за ней, проложил «дорогу» через стены и рванул что было сил, чтобы через минуту оказаться в комнате Амалии.
Тут все было как тогда, когда я покинул «поле битвы», – рабыня-уборщица, несколько женщин-рабынь и любопытствующие студентки. И студенты – робко заглядывающие через плечо женщин молодые парнишки, трое, с выражением жгучего любопытства на прыщавых физиономиях.
– Итак, что здесь происходит? – Густой бас исходил от человека, которого я сразу и не заметил. Он стоял в коридоре и смотрел в комнату так, будто хотел сплюнуть, и сдерживали его только воспитание и статус.
Магистр не может позволить себе поведение, не достойное высокого поста. На то, что это был именно магистр, указывал золотой знак, приколотый на груди незнакомца, – глаз в обрамлении расходящихся от него лучей. Такой же знак имелся у ректора, только у того в центре знака располагался крупный блестящий камень. Какой? Ну уж точно не стекляшка! Не разбираюсь в камнях, но судя по всему – бриллиант, сверкал это камешек очень даже прикольно, аж глаза слепил.
Если бы не знак, не знающий магистров в лицо человек никогда бы не подумал, что этот мордоворот на самом деле могущественный маг, профессор, один из самых уважаемых и влиятельных людей университета и даже всей страны. Каменное, грубое лицо, могучие квадратные плечи, клешнястые руки, которыми можно легко открутить голову нерадивому студенту или завязать узлом здоровенный гвоздь. Странный дядька. Криминальный авторитет, а не профессор магии!
– Здравствуйте, магистр Зерениус! – хором ответили присутствующие, а рабыни еще и согнулись в почтительном низком поклоне.
– Так что тут происходит? Что за шум? Крики? Что там кричали о демонах?
Все почтительно затихли, потом кто-то вытолкнул рабыню-уборщицу на середину комнаты:
– Господин магистр, вот она кричала, что в комнате появился демон, выпал из воздуха и напал на нее!
Студент, который это сказал, насмешливо улыбнулся и недоверчиво помотал головой:
– Девка глупая, несет невесть что! Говорит, что демон был похож на полосатого кота, и этот кот залез к ней в карман и украл комок ваты! Хе-хе-хе… Лапой вытащил комок ваты!
– Похож на кота? – Магистр нахмурился, внимательно посмотрел на толпу, которая еще больше увеличилась за счет подтягивающихся на «место преступления» студентов: – Это чья комната?
– Это комната Амалии! – пискнула одна из девушек. – Ой! Простите! Это комната Амалии Зонген-Мальдар!
– А где она сама? – еще больше нахмурился магистр, хотя казалось, куда больше-то? И так уже физиономия мрачная, будто только что похоронил все свои надежды и решил покончить жизнь самоубийством. – Почему дверь открыта и вы заглядываете в чужую комнату?
– Простите, магистр, – храбро выступила вперед высокая худая девица с резкими чертами лица и белесыми, глубоко запавшими глазами. – Но дело слишком серьезно! Ходят слухи, что Амалия занимается черной магией, что ее будут судить за применение черной магии против нашего студента, а тут еще и это! Демон в ее комнате! Я собиралась послать за вами, но должна была прежде убедиться, что это все не фантазии глупой рабыни.
– Убедились? – холодно спросил магистр, хотел еще что-то сказать, но его перебила Амалия, незаметно подошедшая сзади:
– Это еще что такое?! Кто позволил входить в мою комнату без разрешения?! Ты почему пустила этих людей, проклятая дура?! Без меня?!
Амалия, бледная как полотно, протолкалась через толпу, подошла к рабыне, возвышающейся над ней не меньше чем на голову, и, подбоченясь, как базарная торговка на нехорошего покупателя, шипящим от сдерживаемой ярости голосом медленно, разделяя слова, сказала:
– Да ты как посмела открыть мою комнату для всех желающих?! Ты как осмелилась без моего ведома…
– А не надо черной магией заниматься! – крикнула из задних рядов девица с красивым, но глумливо-сладким лицом подлизы. – Вот и не было бы скандала! От тебя одни неприятности! Ну ничего, суд разберется, какие ты чары применяешь! Вылетишь из университета как пробка!
– Это кто там тявкает?! Это ты, Аннелиза, подстилка мароновская?! А ответить за свои слова не хочешь?!
Амалия воздела руки над головой, и между ними вдруг возникло голубое свечение, будто вольтова дуга! Я от неожиданности едва не выпал из подпространства, что было бы в высшей степени опрометчивым деянием. Представляю, что бы тогда началось! Впрочем, и без того все пошло довольно плохо, хотя могло быть и еще хуже…
– И-и-и-и-и! А-а-а-а-а-а!
Вокруг завизжали, заорали, и только один магистр остался недвижен и молчалив, как памятник Ленину. Он чем-то и напоминал этот самый памятник – могучий, темный, с перстом, указующим в нарушительницу порядка.
Молния, вылетевшая из руки взбесившейся от ярости Амалии, не ударила в наглую хулительницу и клеветницу, она немыслимым образом изогнулась, вспыхнула, озаряя темный коридор, будто отблеск электросварки, и втянулась в толстый палец вытянутой вперед руки магистра, не изменившегося в лице, не дрогнувшего ни одной клеточкой своей железобетонной физиономии.
– Стоять! – прорычал он, сделал несколько быстрых движений кистями рук, прошептал что-то, и от него вдруг начал струиться черный туман, за считаные секунды заполнивший коридор и комнату Амалии. – Прекратить! Вы нарушаете Уложение один параграф два – несанкционированное использование магии во вред человеку! И понесете за это наказание!
Амалия вздрогнула, посмотрела на свои руки, воздетые над головой, – так, будто не верила, что они там. Опустила, скривила губы в страдальческой гримасе, затем бессильно села на стул, глядя в стену невидящими глазами. Вокруг в пространстве так и клубился черный туман, и это было похоже на то, как если бы кто-то сдул с огромной ладони целую кучу угольной пыли, и она так и осталась висеть в воздухе. Странное зрелище, и что это было – я так и не понял. Вернее, так: понял, что это было какое-то заклинание, но какое именно, какова была его суть – конечно, я этого не знал.
– Всем покинуть комнату! – тяжелым басом приказал магистр. – Всем, кроме Зонген-Мальдар и служанки! Быстро! Пошли вон!
Магистр рявкнул так, что мне показалось – со стены посыпалась пыль.
Я читал, что когда король Ричард Львиное Сердце кричал, лошади приседали на задние ноги – такой у него был зычный голос. До сих пор не понимаю, зачем королю надо было так дико вопить, но вот от голоса магистра лошади не то что присели бы на задние ноги – они бы дристали от страха не менее недели подряд! Жуткий по мощи крик, похожий на звук корабельного ревуна!
Может, он как-то усилил свой голос магией? Вполне вероятно – волшебник ведь, да еще и самого высшего левела, надо понимать. У него должны быть в загашнике заклинания на любой случай его долгой и непростой жизни. Мужчине на вид было лет пятьдесят – седина густо высыпала по его густой длинной шевелюре и короткой бороде. Серые глаза жесткие, колючие, будто у следователя, подозревающего тебя в совершенном преступлении. Такого обвести вокруг пальца трудно, видал виды, знает жизнь!
– Прикрой дверь. – Магистр тяжело шагнул за порог, и в комнате сразу стало как-то тесно, он заполнил ее своей могучей фигурой. – Кому сказал, закрой!
Рабыня, застывшая как столб, выпучившая глаза и открывшая рот, встрепенулась, бросилась к дверному проему, выскочила в коридор и начала прикрывать створку двери снаружи, продолжая оторопело смотреть в комнату белесыми, как у рыбы, глазами.
– Сюда иди, дура! – рявкнул магистр, впиваясь в служанку яростным взглядом. – Сюда! Отсюда закрой, а не снаружи! Ну что за идиотка, а? Ее не то что в служанки, в курятник нельзя ставить прислуживать, она всех кур передавит! Встала вот тут, и стоишь, отвечаешь на вопросы! Поняла, убогая?!
– Поняла… поняла, ваше магистерство! – Дебелая служанка согнулась в поясном поклоне и едва не упала, угрожая воткнуться головой прямо в пах магистру. Тот дернул щекой, изменив своей каменной невозмутимости, и отступил на шаг, недоверчиво мотая головой:
– О Создатель! Да что сегодня за день такой! Идиот на идиоте с самого утра! Стой на месте, не кланяйся и не топчись! Отвечай на вопросы! Что за демон и что этот демон сделал?!
– Это… господин магистр… ваше магистерство… это… я убирать пришла… мусор это… убирать… как положено убирать, ага! У госпожи Амалии убирать! Я завсегда убираю мусор, в обед, ага! И сегодня хотела убрать! Мусор убрать, ага…
– Еще раз скажешь «ага», я тебя испепелю на месте! – рявкнул магистр, побагровев, как вареный рак. – Да расскажи ты, в конце концов, как следует! Идиотка!
– Не кричите на нее, господин магистр! – неожиданно вмешалась Амалия. – Она от этого теряется и забывает слова! Тут и нормальный человек потеряется, когда вы так страшно кричите, а эта женщина обиженная судьбой, с ней нужно помягче!
– Вас не спросил, госпожа Зонген-Мальдар! – затвердел лицом магистр. – Сидите и молчите! Впрочем, можете сами ее допросить, а я послушаю, что она вам ответит. Приступайте!
– Милая, кого ты видела? О какой ватке говоришь? – мягко спросила Амалия, наградив магистра неприязненным взглядом. – Расскажи нам все по порядку, обещаю, мы не будем на тебя кричать!
– Это… я мусор убирала, да! – всхлипнула рабыня. – Вату нашла! Вы ее кинули в корзину, да. Ну… ватку с женским делом, да!
Амалия покраснела и стрельнула взглядом в магистра. Тот был невозмутим и холоден, на хозяйку комнаты не смотрел.
– Я ее положила в карман-то, ага! – Рабыня вздрогнула, согнулась, будто ждала удара, оглянулась на магистра, но тот сидел спокойно, и служанка продолжила: – Вату положила, да! Мне один дядечка за нее обещал целую марку, да! Положила, да! А он как выскочил! Как залез мне в карман!
– Кто, дядечка этот? – недоуменно подняла брови Амалия. – Откуда он выскочил?!
– Нет, не дядечка! Демон! – Служанка сделала знак, отгоняющий нечистую силу. – Демон хвостатый! Полосатый такой! Серый! На кота похож! Выскочил, значит, и как сунет лапу мне в карман! Как зацепит вату! Я и закричала! Я и обмерла прямо-таки! Даже в штанишки подпустила! Вот, щас покажу вам, ага!
– Не надо! – торопливо бросила Амалия и досадливо поморщилась: – Так где же та ватка? Куда она делась?
– А я знаю? Госпожа Амалия, простите неразумную… я обмерла, как демона увидела! Кричать стала, и все сбежались! Я дверь-то открыла и кричать стала! Ну и вот! Вот, ага! (Снова покосилась на магистра.) Ну и все! Я кричала-кричала, кричала-кричала, кричала-кричала…
– Стой! – прервал ее магистр. – Ты помнишь в лицо того, кто обещал тебе марку? Как он тебя просил? Как выглядел? Кто он такой?
– Ну это… мущина! Мущина, ваше магистерство! Мущина энто был! А лицо-то я не запомнила! У меня память-то вопще-то не очень хорошая. Дерьмовая память, ежели не соврать господину! Но я так-то помню, ага! Говорит – увидишь где тряпочку али ватку с кровью госпожи Амалии, так неси мне! А я тебе марку дам! Вот! А мож, и узнаю… мож, и запомнила! Вот ежели бы поставить ево, да спросить-то меня-то, он или не он, дак я, мож, и узнаю, ага! А так не узнаю, точно!
– Да что за чушь?! – удивленно спросила Амалия, но магистр ее прервал:
– Заткнитесь, Амалия! Вы уже не маленькая! И проучились в университете два года! Как можно не знать элементарных вещей?! Стыдно! Пошевелите мозгом! Он у вас вообще-то есть?
– Ватку… кровь… – растерянно повторила Амалия, не обратив внимания на оскорбления магистра. Потом глаза ее расширились, и она тихо охнула:
– Не может быть! Кровь?! На меня хотели навести порчу?!
Амалия побелела, вскочила с места, побежала в душевую. Через несколько секунд выскочила оттуда и, подбежав к уборщице, спросила натужно, будто воздух едва проходил через ее горло, схваченное спазмом:
– Остальные?! Остальные где?! Ну! Отвечай! Где остальные?!
– Остальные? Госпожа? – Рабыня недоуменно вскинула глаза на девушку, потом лицо ее просияло: – Поняла! Я поняла, госпожа! А не было остальных! Одна ватка была! Больше не было! Она на полу лежала, ага! Не в корзине! Одна-единственная, ага!
– Значит, вы вот так глупо, преступно распоряжаетесь своей кровью? – Магистр смотрел на Амалию тяжело, и было в его взгляде что-то такое, от чего Амалия покраснела, потом побледнела и еле слышно пролепетала:
– Я не думала…
– Вы не думали! Как я вижу, вы вообще не думаете! У вас есть чем думать?! Может, там вместо мозга кость?! Может быть, вы не тем местом думаете, госпожа баронесса?! Первое, чему учат студентов, – не оставляйте ногтей, волос, а самое главное – крови! Все в огонь! Да вы понимаете, что своей преступной небрежностью могли навлечь на себя страшную беду?! Вы, глупая курица, недостойная носить гордое звание мастера магии! Вы недостойны гильдийского знака, и я буду голосовать за то, чтобы вас отчислили! Вы не знаете элементарных вещей, которые знают не просто студенты – дети с самого младенческого возраста! Никто, никто не должен воспользоваться вашей кровью! Это смерть! Вот куда исчезли другие образцы крови?! Кто их взял?! Я же понял, что их было гораздо больше!
Амалия была бледна как полотно. Ее глаза смотрели в пустоту не моргая, губы же шевелились, как если бы девушка читала молитву. Даже мне было не по себе – я представил себя на ее месте: ты знаешь, что у кого-то находится пульт для запуска бомбы с часовым механизмом, а сама бомба где-то здесь, рядом с тобой, тикает, отсчитывая твои последние дни или даже часы! Пожалуй, побелеешь, узнав такое…
– Разве вы не понимаете, что нельзя пренебрегать вопросами безопасности и вводить в искушение тех, кто мечтает нанести вам вред? Преступная беспечность, вот как это называется!
– Но теперь мы знаем, благодаря мне, кстати, – где-то рядом ходит черный колдун! – вдруг сказала Амалия своим обычным, мелодичным, приятным голосом. – И мы имеем возможность его отловить! А еще вы должны понимать, что я не могу иметь никакого отношения к черному колдовству, если так преступно беспечно отнеслась к своей собственной крови! Ни один черный колдун так бы не поступил, вы же это понимаете?
– Это еще ничего не значит, – холодно бросил магистр, сделав неопределенный жест пальцами правой руки, будто отбрасывал что-то неприятное, липкое. – Может, вы нарочно устроили это представление, чтобы замаскировать свои преступные действия. Чтобы отвести от себя подозрение! (Амалия возмущенно охнула.) Что касается этой бабы – она точно не врет, у нее не хватило бы ума соврать. Она видела то, что видела, и это все тоже наводит на определенные размышления – в обвинении графа Герена фигурирует некий кот, в котором, по его утверждению, сидит демон, вызванный вашим магическим искусством. И кот этот очень похож по описанию на того «демона», который напал на уборщицу, когда та пыталась взять вашу кровь для незнакомца. Итак, где ваш кот? Куда вы его дели? И что вы с ним сделали? Вы производили опыты по захвату демонов? Вы знаете, что такие действия категорически запрещены даже магистрам?! Вы знаете, что последний случай, когда один самонадеянный маг вызвал демона, вселив его в тело животного, остался в истории под названием «Гершимский мор». Знаете, почему его так назвали? У вас хватает ума, чтобы понять, нет? Молчите! Ни слова! Я сейчас говорю!
Магистр поднялся со стула, огромный, как ожившая статуя, и, чеканя слова, медленно произнес:
– Сейчас я произведу здесь сеанс реиндрации, попытаюсь уловить следы черных чар. Если вы занимались преступными опытами – лучше сразу признайтесь, возможно, что этим облегчите свою участь! И вам будет снисхождение!
– Вместо костра – удавят, да? – с горькой усмешкой бросила Амалия.
– Ну почему же, – невозмутимо ответствовал магистр. – Удавка, петля – это для простолюдинов. Вам отрубят голову. Кровь используют для снадобий, вам она уже будет ни к чему, как, впрочем, и остальные части тела. Если вы девственница – то ваша ценность возрастет многократно. Впрочем, в этом сомневаюсь, учитывая, какие обстоятельства описаны в заявлении Герена. Девушка, напивающаяся до бесчувствия на студенческих вечеринках, обычно лишается этой самой девственности в первые же часы после начала действа. Если, конечно, не использует альтернативные способы удовлетворения партнера, сохраняя себя для будущего мужа.
– Да что вы такое говорите, как вам не стыдно?! – совсем не искусственно возмутилась Амалия, и я всеми кусочками своей мятущейся и бесплотной души почувствовал ее возмущение.
И почему-то мне стало приятно. Девственница – мечта любого нормального мужчины! Впрочем – до первой настоящей девственности. Вывозиться в крови, во время секса слушать плач и стоны боли своей партнерши, думать не о том, как приятно с этой девушкой, а о том, как ей больно и плохо – нет уж, спасибо! Лучше, чтобы партнерша уже была более-менее опытна. Если это не жена, конечно. Там – другое дело! Новая машина из автосалона, в которой еще не сидела ни одна задница, – разве это не мечта?
– А что вас так взволновало? – уголком рта усмехнулся магистр, опорожняя внутренний карман плаща, выкладывая на стол различные предметы, из которых я узнал только желтоватую восковую свечу. – Вы же не маленькая девочка, вы студентка, и дожить до ваших лет девственницей – это так же фантастично, как если бы кто-то рассказал, что вот эта тупая особа стала ректором университета. Но да ладно – сидите и молчите. А ты, девка, отойди вон туда, сядь на пол и не открывай рта, пока я тебе не скажу этого сделать. Все! Все затихли и не мешаем!
Магистр мелом начертил на полу круг диаметром около метра, потом вписал в него знакомую фигуру, в которой знаток узнал бы обычную звезду для вызова демонов и большевистский знак, зажег свечу, загоревшуюся странным голубым пламенем, и поставил ее в центр круга. Затем взял какие-то поблескивающие кубики размером с ноготь большого пальца величиной – то ли пиритовые, то ли золотые – и положил по одному из кубиков на каждый из концов лучей звезды. Вынул пузырек с темной, резко пахнущей камфарой жидкостью и капнул на каждый из кубиков. Затем начал читать вслух какую-то галиматью, больше похожую на: «Варкалось, хливкие шорьки пырялись по нове, и хрюкотали зелюки, как мюмзики в мове !»
Зрелище было захватывающим, и я замер, будто ребенок, с нетерпением ожидающий очередных действий мультяшных героев. Я настолько увлекся представлением, что когда возле меня появился черный кот, обратил на него внимание только тогда, когда тот крикнул, ворвавшись в мой мозг, будто стальной клинок:
– Дебил! Быстро отсюда! Бежим! Скорее!
Он рванул вперед, и я помчался за ним, интуитивно чувствуя неладное. Не стал бы этот типус так волноваться, если бы на самом деле не происходило что-то из ряда вон выходящее!
Мы бежали не очень долго, с минуту, потом черный кот резко остановился, повернулся ко мне, тоже застывшему на месте, и с размаху дал мне лапой по морде:
– Ты, проклятый урод! Мерзкий демон! Крыса ты поганая, протухшая! Это ты поднял столько шума, из-за тебя теперь люди активизируются в поиске демонов! Если бы не опасность раскрыть наше существование, я бы тебя там и оставил, чтобы эти твари сожгли тебя, как головешку! Идиот, еще минута, и тебя бы раскрыли! И убили!
– Каким образом раскрыли? – глупо спросил я и еще глупее добавил, пытаясь показать себя не таким уж идиотом, как меня представили: – Этим заклинанием, да? Так оно же демонов выявляет, а я-то не демон! Что оно мне может сделать?!
– Осел ты! Тупая кошатина, как и мой покойный брат! – зашипел кот и снова потянулся, чтобы врезать мне по уху. Но теперь я был настороже и увернулся, тоже оскалившись и показав не менее острые, чем у моего собеседника, зубы:
– Но-но! Не прикасайся ко мне! А то я тебе так врежу! Чуть что – лапы распускаешь, придурок!
– Это ты придурок! Заклинание, которое выявляет скрытых демонов, на самом деле выявляет все сущности, которые находятся в Сером Мире! И демонов, и привидения, и нас, несчастных! И если бы ты вывалился из воздуха – а ты бы вывалился! – тут же получил бы огненный шар в свою глупую задницу или заморозку! Но это не важно, это даже правильно – зачем жить такому идиоту, как ты? А вот неправильно – это то, что после начались бы гонения на всех кошек, которые находятся в университете! Начали бы ловить их в десять раз больше, мучить опытами, пытать заклинаниями! Выявлять таких, как мы! И кто-нибудь из наших точно бы попался! Мы стараемся ходить подальше от людей, приближаясь к магам, а тем более к магистрам только в редких случаях! А ты, болван, мало того, что выбрал себе покровительницу из магов, так еще и умудрился привлечь к своей особе внимание одного из самых сильных и страшных магистров, занимающегося борьбой с демонами, изгнанием сущностей и вообще всеми случаями проявления черной магии! А мы с тобой считаемся этими самыми проявлениями черной магии, строго запрещенной и в университете, и вообще – во всей стране! Теперь ты понял, умственно отсталый?
– Я не умственно отсталый! Я, может, поумней тебя! (Черный кот фыркнул.) Если бы ты, черный тупица, сразу рассказал бы мне все, как оно обстоит на самом деле, я бы…
– Ты бы, ты бы! – перебил кот. – Ничего – «ты бы»! Мой брат не умел уходить в Серый Мир! Откуда я знал, что ты это сможешь, да еще и влезешь в самый центр кучи дерьма!
«Это что, он так университет называет?» – подумалось мне.
Кот замолк, потом фыркнул и удрученно помотал головой:
– Ой-ей… старейшины будут недовольны… очень недовольны!
– Ты же говорил, что у вас нет никакой организации, никакой власти! – осторожно спросил я, не веря своим ушам. – Откуда тогда вдруг взялись старейшины?
– Откуда, откуда… оттуда! Откуда и все мы! – фыркнул черный кот и, выйдя из подпространства, одним прыжком взлетел на ступень лестницы, ведущей на бак накопителя воды, возле которого мы сейчас как раз и находились. – А почему я тебе должен рассказывать все как есть? Кто ты такой, чтобы меня расспрашивать?!
– Он имеет право знать. – Я услышал незнакомый ментальный голос, обернулся и увидел возле себя пушистую белую кошечку, от вида которой мое кошачье естество просто-таки затрепетало. Она была красива и по людским меркам, а уж по кошачьим… О-о-о-о! За эту кошку тысяча котов дрались бы сутками напролет, мечтая заделать ей штук десять полосатых или черных котят!
Я понимал, что не должен так тянуться к этой кошке, но ничего не мог с собой поделать. Она притягивала к себе, как железная печка неодимовый магнит! Я не знаю, как кошка добивалась такого результата. Скорее всего – это все феромоны плюс инстинкт. Только вот мой организм ЗНАЛ, что должен трахать эту кошку до потери сознания. Чьего сознания? Да это уж как пойдет…
О боже… только этого мне не хватало!
Нет! Нет! Никаких извращений!
И тут же предательская мысль – а какие извращения? Ты же кот! А котам положено это делать, и как можно чаще! А еще – неплохо было бы пописать на стенку. Чтобы проклятый черный кот знал, кто здесь хозяин! И вон туда – в угол! И на ступеньку. И…
– Эй, эй – охладись! – Голос кошки вырвал меня из дурмана нахлынувшей лавины зверского желания, и я едва не потер себе лоб рукой, на миг забыв, что и руки-то никакой нет, да и лба как такового – тоже. Есть мохнатая морда, и есть я, не пойми кто: то ли котолюд, то ли людокот, в общем – что-то наподобие оборотня в кошачьем обличье.
– Охладился… – мрачно ответил я, задавливая последние ростки желания опи́сать всю округу, а потом оседлать это кошачье воплощение секса, эту египетскую богиню любви Баст! Но ростки не сдавались, упорно вылезали из-под моей мягкой кошачьей лапы, и я едва мог соображать, охваченный диким, никогда еще в моей жизни не испытанным всепоглощающим сексуальным желанием.
Кошмар! Вот это инстинкт! Вот это желание размножаться! Людским страстям – ой как далеко до кошачьих!
Бац!
В голове у меня просто-таки загудело, я отпрянул и в ту же секунду получил еще один, такой же оглушающий, быстрый как молния удар!
Бах!
Тяжелая лапа у богини Баст! Хорошо, что хоть когти не выпустила!
– Мое имя Бас. Что с тобой?! Эй, парень? Ты в порядке?
– В порядке! – ответил я, через минуту перестав истерически смеяться. Со стороны мой смех скорее всего выглядел так, будто я чем-то подавился и стараюсь это выблевать. – Только не говори, что этого парня зовут Бес.
– А откуда ты знаешь? Бес, ты ему называл свое имя?!
– Нет. И вообще, зачем ты с ним разговариваешь?! Это чужак, занявший тело моего тупого братца! Бас, я тебя не понимаю!
– Вы, мужчины, вообще мало что понимаете. Все, что можете, – жрать, спать да трахаться, да и это делаете лениво, без огонька. М-да… да что это с ним такое? Смеется, что ли? Эй, парень, тебя как звать? Как твое имя, чужак? Расскажешь, откуда ты взялся? Ты сущность из другого мира?
– Да, я сущность из другого мира, – обреченно сознался я, когда очередной приступ идиотского смеха потух. – И меня звать… звать… (в голову лезла всякая глупость, вроде: «Зовите меня просто – Элвис Пресли, поэт-песенник». Но я сдержался, истерически похихикав про себя ) Даган! Да, вот как меня звать!
– Людской герой? Герой из дурацких сказок? – пренебрежительно фыркнула кошка. – Это неприлично – коту называться именем человека! Услышит кто-то из наших – зафыркают! Скажут, что ты ненормальный! Возьми себе настоящее имя! Не такое позорное!
– А какое не позорное, – мрачно осведомился я. – Бес, не позорное?
– Ну… да! Старое имя, имя, которое давали наши предки. Как имя Бас, например, – явно удивилась кошка. – Вот для тебя имя хорошее: «Заср»!
– Нет! – вскинулся я. – Засром мне не бывать! Бздюхом тоже! Категорически отказываюсь! И на Дерьма не согласен!
– Хм-м… да я и не знаю таких имен… И чего ты на Засра так всполошился? Имя как имя. Тоже старое. Не хочешь – не называйся. Будешь Деблом!
– Ты что, издеваешься?! – вдруг заподозрил я. – Я тебе что, комедиант?!
– Да что ты так разорался-то?! – Кошка была искренне удивлена, чувствовалось через ментальное поле. – То имя ему не подходит, это не подходит – да что же ты такой привередливый-то?! Ну сам себе придумай, чего уж там!
– Пет. Я буду Пет!
– Пет… Пет… а что, ничего имя, сойдет. Совсем уж старинное, правда, сейчас им уже никого не называют, но лучше древнее имя, чем человеческое! (Я хихикнул.) Итак, будешь зваться – Пет. Так вот, Пет, начудил ты тут выше ушек! Давай-ка мы с тобой разберемся, что и как делать. Что делать можно, а что нельзя. Бесу я уже выговорила, нельзя так поступать с разумными, даже если они всего лишь сущности, залетевшие из другого мира. Ты же из другого мира, так ведь? Ну вот! Были такие случаи, были. Мама мне о таком рассказывала. Сама-то я не встречала, но помню о подобном. Люди зовут такие сущности «демонами», мы – «разумными сущностями». Но смысл один и тот же – это некий разум, попавший в тело нашего собрата. Обычно, судя по рассказам, этот разум вселяется в тело абсолютного полудурка, который и пописать-то не может без того, чтобы не обдуть себе хвост! Таким был его братец, Беса то есть братец. Вот ты и занял место этого идиота. Кстати, он меня раздражал, так что я лично расстраиваться по поводу его гибели не буду. Даже имя его вспоминать не буду.
– Ты его с детства ненавидела! – вмешался Бес, раздраженно покопав задними лапами так, что поднялось облачко сизой пыли.
Я не видел, что он там закапывал, но заподозрил, что дело обстоит именно так, как я сразу подумал. М-да… похоже, что у котов не существует понятия стыд. Впрочем, в этом я давным-давно уже убедился, с тех пор, как супруга завела первого кота, тут же нагадившего мне в зимние ботинки. О, как я вопил! Какие выражения употреблял! И сам не знал, что помню такие глаголы и существительные! Меня тогда вырвало. Даже сейчас вспоминать противно…
– И было за что! – откликнулась Бас, презрительно копнув левой задней лапой в сторону Беса, будто показывая, как она относится к его словам и чем их считает. – Молчи, Бес! У тебя была возможность поговорить с новичком, но ты ею не воспользовался. Теперь моя очередь. Итак, Пет, поговорим?
– Поговорим, – устало согласился я и, опустившись на ступеньку резервуара, приготовился к длинному и, похоже, нелегкому разговору. Сейчас предпочел бы лежать в постели с Амалией, а не языком трепать с прототипами египетских богов, но куда деваться? Придется потерпеть!
«С котами жить – по-ихнему мяукать !» – родил я псевдонародную пословицу и приготовился выслушать упреки и нравоучения. И Бас не заставила ждать.
