Глава 20. Однополчане

В конце апреля 1-я гвардейская была доукомплектована, и личный состав с комфортом, в пульмановских вагонах, отправился в Липецк.

Там бригада, коль уж ее выбрали в качестве костяка формируемого 1-го танкового корпуса, быстро «обросла мясом» – присоединилась 89-я бригада тяжелых танков Юрова, 49-я танковая бригада Черниенко и 1-я мотострелковая бригада Мельникова.

Всего под началом Катукова оказалось двадцать четыре «КВ-1М», восемьдесят восемь «тридцатьчетверок», а также шестьдесят девять бронетранспортеров «Б-3» и опытных ТНПП на базе легких танков «БТ».

Репнин с удовольствием и даже с трепетом обошел все танки своего 1-го батальона.

1-я рота тяжелых танков капитана Заскалько – семь «КВ-1М» со 107-мм орудиями. 2-я и 3-я роты средних «Т-34Т», по десять «бронеединиц» в каждой.

Новенькие «танчики» выстроились, как на параде.

– Пушечки-то какие! – впечатлился Фролов. – Мать моя…

– Как влупит – и ваших нет, – поддержал его Федотов.

С марта заряжающего повысили в звании, нынче у него в петлицах имелась лычка с треугольником младшего сержанта.

Растет человек.

Геша огляделся. Личный состав сбредался отовсюду.

Строить и школить их Репнин не стал. Скоро на фронт, пускай малость отойдут на гражданке, вкусят воли.

Все свои, почти каждого Геннадий знал лично. Или кивал при встрече. Или за руку здоровался.

Капотов и Антонов, старые знакомцы. Жуков и Лехман, Тимофеев, Яковенко, Ивченко, Матяшин, братья Матросовы, Сашка и Михаил, Загудаев, Любушкин, Луговой, Каландадзе, Корсун, Лакомов…

Мужики что надо. Знать бы, кого из них уже убило бы, кабы не плюхнулся камешек по имени Геша, не пустил бы круги по воде из реки Хронос… Пафосно малость, но действительно, было бы интересно. Жаль, что у него под рукой ноутбука нет, самой полезной вещи для «попаданца»…

Нет, кое-кого он помнил. Самохина, Полянского, Любушкина.

Ну, как помнил… Что-то читал о героях-танкистах, вот и все.

А теперь все они рядом, уже не тени с пожелтевших страниц книг, а живые люди, его друзья и товарищи. Однополчане.

– Ну, что стоим? – улыбнулся Репнин. – В машины! Знакомимся, привыкаем. Будут вопросы по орудию, спрашивайте.

Танкисты, весело переговариваясь, полезли на броню. Лязгая люками, скрывались, и их голоса доносились глухо. «Как в танке».

– А стрелять будем? – крикнул Баландин, башнер из экипажа Лехмана.

– Настреляешься, гарантирую!

21 апреля 1-й танковый корпус отправился на Брянский фронт.

Ставка ВГК дала указание перейти в общее наступление на западном стратегическом направлении. Войска Калининского и Западного фронтов во взаимодействии со смежными армиями Северо-Западного и Брянского фронтов должны были окружить и разгромить главные силы группы армий «Центр».

Это было решение более эмоциональное, чем холодное и продуманное: силы у немцев хватало, и о их разгроме думать было рановато.

Войска Брянского фронта получили задачу вести наступление в полосе Белев – Ливны на болховском и орловском направлениях с целью прикрыть левое крыло Западного фронта от возможных контрударов противника с юга.

Однако до лета 42-го пять армий и два танковых корпуса Брянского фронта активных действий не вели, сосредоточившись на обороне.

А на юге вызревал нарыв…

Еще в январе войска Юго-Западного фронта провели успешное наступление в районе Изюма, создав плацдарм на берегу Северского Донца, у Барвенково.

Командование вермахта планировало ликвидировать барвенковский плацдарм, начав наступление 18 мая, однако РККА опередило немцев, выступив 12-го числа, одновременно ударив с севера, с рубежа Белгород – Волчанск, и с юга, от Балаклеи.

Ставилась задача окружить и уничтожить 6-ю немецкую армию фельдмаршала Паулюса под Харьковом.

В случае успеха Ставка ВГК рассчитывала прижать к Азовскому морю всю группу армий «Юг» и уничтожить ее.

К 17 мая РККА потеснила 6-ю армию немцев и вышла к Харькову. Южнее 6-я советская армия, 57-я и 9-я прорвали немецкую оборону и вышли к Чугуеву.

Войска правого фланга Юго-Западного фронта не позволили немецкому командованию выводить часть сил с этого участка и перебрасывать их на угрожаемое направление. Войска Южного фронта связали боями 17-ю немецкую армию и всю армейскую группу Клейста.

Подвижные войска РККА глубоко вклинились в оборону противника, 6-я армия Паулюса попала в полуокружение, однако наступление Юго-Западного фронта шло изолированно от Южного, да и тактическая оборона строилась не глубоко и не жестко.

В итоге 1-я танковая армия Клейста нанесла контрудар в тыл наступавшим частям РККА, прорвав оборону 9-й армии в районе Барвенково, чтобы отрезать советским войскам пути отхода на восток.

Начальник Генштаба Василевский высказался за то, чтобы прекратить наступление и отвести войска с Барвенковского выступа. Сталин дал разрешение на отступление.

В то же самое время 3-я, 5-я и 6-я танковые армии, 21-й и 23-й танковые корпуса нанесли мощные фланговые удары по частям 1-й танковой армии Клейста в районе Славянска и по 4-й танковой армии Гота, прорвавшей фронт к северу от Харькова.

Тем не менее командование вермахта разыграло «Вариант «Блау» – стратегическое наступление по двум направлениям, на Кавказ и на Волгу…

…В конце июня 1-й танковый корпус Катукова занял позиции в деревнях севернее города Ливны, что в Орловской области.

Засиживаться 1-й гвардейской долго не пришлось, уже 30 июня в районе Опытного поля, что у деревни Муравский Шлях, танкисты сошлись с немцами во внезапном встречном бою.

Его принял батальон Репнина. Развертываться их походной колонне в боевой порядок пришлось под огнем – сверху гвардейцев атаковали «Юнкерсы», в лоб шли «Т-III» и «Т-IV», сбоку, из-за железной дороги, вдоль которой продвигался батальон, били немецкие пушки.

В этом столкновении погиб Иван Любушкин. Только он расправился с пушкой гитлеровцев, как прямым попаданием бомбы разбило башню его «тридцатьчетверки». Любушкин и его башнер Литвиненко были убиты наповал, стрелка Егорова тяжело ранило, и только механик-водитель Сафонов остался невредим.

Он успел выскочить из охваченной пламенем машины. Танк Любушкина горел на глазах у его товарищей до захода солнца…

– Ну, суки, все! – проговорил Геша, всматриваясь в перископ. – Фрол, двадцать градусов влево. Танк за деревцами.

– Вижу! Бронебойный!

– Есть! Готово!

– Огонь!

Переждав короткий грохот, Репнин скомандовал:

– Иваныч, жми!

– Жму!

– Лехман! Алё!

– Слушаю!

– Будешь за ротного!

– Есть!

– Всей ротой шуруйте за пути, выйдете к востоку от Муравского Шляха.

– Понял!

– Капотов! Твое звено утюжит ПТО.

– Есть!

– Заскалько!

– Тута я!

– Справа от ваших «тяжеловесов» роща. Огибаешь ее справа, там вроде просека, и выходишь немцам во фланг.

– Есть!

– Только смотри, там пушки.

– Понял, будем смотреть!

Репнин не зря натаскивал батальон без малого два месяца. Мехводы должны быть расторопными, наводчики – меткими, заряжающие – ловкими, а командиры – умными, сметливыми и гораздыми на выдумку.

Нельзя было надеяться на мощные орудия – немецкие «ахт-ахт» способны с полутора километров засадить вам бронебойный. «Тройки» с «четверками» могут и не пробить вам броню, если в лоб пойдут, а ежели в борт или в корму?

Так что вертеться надо, крутиться да поворачиваться.

Думать, соображать, быть умнее противника, быстрее и сообразительнее. Иначе сгоришь.

А люфтваффе каждый день устраивала налеты, по пятьдесят, по восемьдесят самолетов одновременно бомбили район действия корпуса! Катукову же в штабе 13-й армии выделили всего десяток истребителей и столько же штурмовиков…

Послав роты Лехмана и Заскалько в обход, Геша более никаких команд не отдавал. Зачем?

Каждый танкист, каждый взводный и комроты знает свой маневр. Все парни бывалые, битые и не забыли, с какой стороны у пушки дуло. Таких учить – только портить.

– Мужики! Атакуем немца в лоб! Но не дальше рощи.

Похоже, гитлеровцы не ожидали столь мощного отпора, но продолжили наступление. «Юнкерсы», отбомбившись, улетели, звено Капотова в упор расстреляло позицию артиллеристов, выцеливавших русские танки, и вся вражья сила осталась прямо впереди – серые коробки с черными крестами. Штук тридцать как минимум.

Их немцы выделили для поддержки 385-й дивизии вермахта, той самой, которую 1-му танковому корпусу было приказано окружить и уничтожить.

– Бронебойный!

– Готово!

– Выстрел!

85-миллиметровый снаряд нашел свою цель – «Т-IV» вздрогнул, будто подавился, и замер. Из моторного отсека повалил дым – видать, бронебойный прошил весь танк, подрывая двигатель, – а в следующую секунду фонтаны огня ударили из люков.

– Спекся!

На немецкий танк, следующий в очереди, ушло два снаряда – первый разбил «тройке» гусеницу, и машина неуклюже подвернула, а второй вошел в борт.

Боезапас не сдетонировал, но ни один «панцерзольдатен» не полез наружу.

«Т-III» задымил, вспыхнул и загорелся, пуская к небу огонь и копоть. Гори, гори ясно…

Сразу четыре вражеских танка остановились, словно их командиры совещались, а после дружно дали задний ход. Видать, поняли, что русские зубастее, и лучше им линять, пока не поздно.

Отступавшая четверка внесла разброд и сумятицу в строй, чем здорово помогла «тяжеловесам» – залп 107-миллиметровых снарядов был воистину сокрушающим.

Промаха не сделал никто, да и мудрено было не попасть в кучу ревущего и стонущего железа. Разрывы подняли клубы огня выше деревьев, обломки раскаленного металла реяли на большой высоте. Иные немецкие танки сослепу наезжали друг на друга, сталкивались, цеплялись бортами, распускали гусеницы, а тут им и второй залп!

Повезло лишь тем «панцерам», что наступали на противоположном фланге. Но скоро пришел и их черед – рота Лехмана, одолевая железнодорожную насыпь, с ходу открыла огонь, завершая разгром.

Немецкие пехотинцы, немногие из тех, что выжили в грохочущем пекле, метались среди горящих машин.

Репнину запомнилась картинка: горящий «Т-III» то натягивал «гусянку», дергая катками, то ослаблял натяг – будто бронемашина агонизировала и вздрагивала от конвульсий.

Геннадию даже жалко стало глупый механизм – тот-то ни в чем не был виноват. Хорошая, добротная вещь, которую всякие сволочи делают орудием убийства.

– Заскалько! Не увлекайся, снаряды пожалей.

– Для фрицев не жалко!

– Все целы? Взводные!

– Все, тащ командир!

– Вперед!

…Днем прошел дождь, и грунтовки раскисли. «Трехтонки» «ЗИС-5» с пушками на прицепе едва тащились, одолевая лощины и овраги. Наконец, танковый батальон выбрался на дорогу, от которой исходил еще легкий влажный пар.

Заляпанные грязью танки прибавили скорости.

За Жерновкой Репнин увидал тягач, увязший в грязи по самые оси. Отцепленная пушка была приведена в боевое положение. Рядом с орудием стоял наводчик с двумя противотанковыми гранатами в руках, готовый, если что, подорвать орудие.

– Тормози, Иваныч.

– Этих вытянем?

– Свои же… Фрол, останешься за меня. Федотов, ты со мной. Прогуляемся.

Репнин выбрался из танка и спрыгнул в мокрую траву.

– Привет пушкарям!

– Дернете? – обрадовался наводчик.

– А чего ж не дернуть?

Оставив Иваныча «дергать», Геша отправился на разведку.

– Хорошо, что мы на танке! – высказался Федотов.

– Да уж… Танки грязи не боятся.

Метров за сто от дороги Репнин вышел к окопам. Похоже, вчера тут шел неслабый бой – вокруг каски, противогазы, винтовки, патроны… А в окопах – трупы погибших солдат.

Сладковато-приторный запах разлагавшихся человеческих тел стоял в воздухе, и никакой ветерок не мог его развеять.

– Так и не забрали своих… – пробормотал башнер.

Геннадий хмуро кивнул. На бруствере одного из окопов он увидел крест, сложенный из расстрелянных гильз.

Видать, верующий был защитник Родины. Или вспомнил о Боге, когда уразумел, что отсюда не выбраться? Бог весть…

В журнал боевых действий 1-го танкового корпуса было вписано: «В результате героических действий, смелости и отваги личного состава задача, поставленная перед корпусом, была выполнена с честью. Где бы противник ни пытался развить успех, везде встречал сокрушительный отпор танкистов и на север продвинуться не смог».