Глава 21. Ночной рейд
Воронежский фронт. Август 1942 года
Положение на Юго-Западном и Брянском фронтах было крайне тревожным.
В конце июня немецкая группа армий «Юг» разделилась на две группы – «А» и «Б».
Группа «А», в которую вошли 1-я танковая и 17-я армии под командованием генерал-фельдмаршала Листа, пыталась окружить войска Южного фронта (Малиновский) в Донбассе, но у нее это не получилось – танковые корпуса и бригады РККА сильно проредили орду фон Клейста и затормозили немецкое наступление.
Гитлеровцы, прорвавшись до Северского Донца, «зависли» в патовой ситуации. К тому же 4-я воздушная армия РККА здорово потеснила в небе люфтваффе.
А вот армейская группа «Вейхс» (группа «Б»), состоявшая из 2-й, 4-й танковых и 6-й армий, в июле начала наступление на воронежском направлении, прорвала оборону войск Брянского фронта, но те контрударом по левому флангу группы остановили наступление.
В августе 5-я и 6-я танковые армии РККА, 1-й, 3-й и 4-й танковые корпуса прорвали оборонительный рубеж, созданный генерал-полковником бароном Максимилианом фон Вейхсом, и разбили на Дону, западнее и южнее Воронежа, силы 24-й танковой дивизии вермахта и дивизии «Великая Германия».
Гитлер неистовствовал – операция «Блау» по захвату Кавказа пробуксовывала. Командующим Юго-Западным фронтом под конец июля был назначен Ватутин.
17-й армии вермахта удалось занять Ростов-на-Дону, и на этом все успехи немцев на кавказском направлении были исчерпаны.
И при этом, как бы ни сложно было на фронте, в тылу замечался рост.
Танковые заводы, эвакуированные на Урал, полностью раскрутились, посылая новую технику эшелонами. Боевые самолеты РККА собирались в воздушные армии – «Як-9», «Ла-5», «МиГ-3», «Пе-2», «Ил-2» постепенно одолевали и теснили немецкие самолеты.
А в Ставке уже задумывалась операция «Уран» – контрнаступление войск Южного, Юго-Западного и Воронежского фронтов…
* * *
…Когда Репнин составлял свое «изложение», в котором он перечислял слабые места средних и тяжелых танков, «рацпредложения» и прочие «ноу-хау», то упомянул и обрезиненные гусеницы.
«Тридцатьчетверки» и без него бегали на обрезиненных катках, но «гусянка» оставалась цельнометаллической, на ходу лязгала и грохотала.
А тут с завода № 183 вдруг прислали здоровенные дощатые ящики, забитые звеньями траков с обрезиненными пальцами. Больше того, вся гусеница была изготовлена с обрезиненной беговой дорожкой.
Такая на ходу не будет шуметь. Глушитель давно стоял на «Т-34Т». Он хоть и отбирал немного мощности, зато не выдавал танк ревом и грохотом.
Геша в то же утро приказал четырем танкам «переобуться», выбрав машины Капотова, Жукова, Михи Матросова и свой «родной».
Идея была проста: четыре малошумных танка могут запросто пройти туда, где их не ждут.
Немцы уже пытались было форсировать Дон, чтобы занять Воронеж. Их отогнали, но фрицы, в отличие от их союзников, итальянцев, румын и венгров, весьма упорны.
И почему бы не навестить их?
Днем противник не тревожил 1-ю гвардейскую, видать, готовил новую пакость, и танкисты отоспались перед ночной «прогулкой».
Поздно ночью, ближе к утру, «танки-невидимки» покинули позиции 1-го корпуса. Надо ли говорить, что Катуков, ценивший выдумку, дал «добро» на ночной рейд?
…Приглушенно клокотал дизель, приглушенно молотили гусеницы. Даже опытные «панцерзольдатен», привыкшие к оглушительным звукам, которые издает на ходу «Т-34», ни за что не опознали бы русские танки теперь.
Линию фронта различили по кольям с натянутой колючей проволокой. Танки двинулись по дну оврага, где траншеи отсутствовали, но имелся дзот – огневая точка с парой пулеметчиков, кое-как прикрытых землей да бревнами в накат.
Немцы так ничего и не поняли, когда из темноты на них наехала урчавшая масса и вмяла в землю. Гусеницы всех четырех танков по очереди давили дзот, так что свидетелей выхода в тыл не осталось.
Августовская ночь коротка, хоть и осень календарная близко – танковый взвод Репнина добрался до цели в серых предрассветных сумерках. Целью был перекресток, где сходились три проселочные дороги, изрытые гусеницами танков.
Неподалеку, в паре деревень, располагалась 6-я немецкая дивизия, входившая в 4-ю танковую группу Гота.
Порядком перемолотую под Москвой, 6-ю танковую отправили на доукомплектование во Францию. Там фрицы отдохнули как следует, набрались сил и впечатлений, а все чехословацкие танки были заменены на «Т-IV» – немцы, как и русские, постепенно избавлялись от легких единиц, тем более что бронемашины, выпущенные на заводах «Шкода», отличались клепаными башнями. Если снаряд даже не пробивал такую, то заклепки калечили и убивали экипаж не хуже заряда картечи.
Немецкий 65-й танковый батальон и 4-й панцергренадерский полк находились ближе к линии фронта, но их расположение удалось миновать «по тихой», поэтому до вожделенного перекрестка советские танки добрались без проблем – фрицы полагали, что у них тут тыл.
Гешин взвод притулился под боком у 11-го танкового полка 6-й дивизии, на опушке рощицы.
Репнин загнал свой «Т-34Т» под прикрытие деревьев, неподалеку обосновался Володька Жуков. Капотов с Матросовым устроили засаду напротив, в сотне метров к западу, где тоже шелестел дубняк.
Развернулись машины так, чтобы взять перекресток под перекрестный огонь, «елочкой», не мешая друг другу.
Засада обещала стать «урожайной», а под шумок и артиллеристы выдвинутся на позиции, и 1-й танковый батальон подойдет, чтобы сказать свое веское слово, и 2-й пожалует.
Если даже и не получится прорвать линию обороны, то переполох поднимется изрядный. Что и требовалось доказать.
– Иваныч, – сказал Геннадий, оглядывая место для битвы в прибор, – после третьего выстрела даешь задний ход, подворачиваешь и занимаешь новую позицию.
– Понял.
– Кажется, идут, – проговорил Фролов.
– Не кажется, – воскликнул Федотов, – а точно!
Репнин приник к налобнику «МК-4». Немецкая танковая колонна неспешно выдвигалась, огибая глубокий овраг, – хлипкий мостик не внушал доверия истинным арийцам.
Геша не стал связываться с Михаилом и Коляном – лучше не тревожить эфир. Да и о чем говорить? Все, что нужно, было сказано – пара Капотова лупит замыкающих, пара Репнина – головных. А дальше видно будет…
Именно 6-я дивизия участвовала в прошлогоднем бою под Расейняем, где продвижение ее боевой группы двое суток героически сдерживал один-единственный «КВ-1»!
Первым выстрелил Капотов или Матросов – «Т-IV», замыкавший колонну, схлопотал снаряд в борт. Развернулся на месте, валясь в овраг, и, уже опрокидываясь, взорвался. Башня полетела первой, снося горбатый мосток.
– Фрол! Бей по второму, который за головным!
– Понял! Бронебойный!
– Готово!
– Выстрел!
Репнин подумал, что именно второй танк мог быть командирским – его отличала большая антенна в задней части корпуса. Туда-то и ушел снаряд. И попал – пламя взвилось маленьким огненным «грибом».
– По первому! Живо!
Головной танк проехал метров десять, пока его экипаж не сообразил: происходит что-то не то. Этого времени хватило, чтобы зарядить орудие.
Снаряд ударил под башню – та уже разворачивалась.
85-миллиметровая болванка угодила в заднюю часть башни «Т-III», и в тот же момент крышки люков вышибло огнем.
Жуков поспешил – и промахнулся, снаряд ушел рикошетом, зато второй вошел в борт третьему в очереди.
– Фрол! Из деревни показались два «Ганомага» и мотоциклисты. Гости нам не нужны. Осколочным их!
– Есть! Готово!
– Огонь!
Снаряд лег очень удачно – пробив тонкий кузов «Ганомага», взорвался внутри, разрывая на клочки «панцергренадеров».
– Добавь!
– Осколочный!
– Готово!
– Выстрел!
Взрыв вышел очень эффектным: клубы дыма и пыли, огонь, снопы искр – и ломаные «Цундапы» во все стороны, да мотоциклисты кувырком.
У немцев началась паника, они совершенно не понимали, что происходит и как это что-то вообще может происходить.
Сперва эфир переполнили истерические вопли о контратаке русских, потом, когда танкистам популярно объяснили, что противник не покидал своих позиций, «панцерзольдатен» из 11-го полка открыли огонь.
Стреляли даже по оврагу, откуда могли подкрасться коварные «унтерменши». Осколочные прошивали дубравы и рвались, сбивая ветки. Именно осколочные, поскольку фрицам даже в голову не могло прийти, что их расстреливают танки.
– Фрол! В серединку им добавь! Вон, вроде бортом разворачивается!
– Понял! Бронебойный!
– Готово!
– Выстрел!
«Четверка», которая «вроде бы разворачивалась бортом» посреди колонны, нацеливалась на ту дубовую рощу, где засели Капотов с Матросовым.
Пушка Pz.IV выпалила, а в следующий момент 85-миллиметровый снаряд проломил немецкому танку борт и поднял башню на столбе пламени. Та плавно перевернулась в воздухе и уткнулась в землю орудием. Секунду продержалась в неустойчивом равновесии и рухнула.
Жуков, Капотов и Матросов, не сговариваясь, выдали залп. В итоге загорелось еще два танка.
После этого уже ни о каком сопротивлении речи не шло. Немцы спешно покидали даже целые, не подбитые еще танки. Они оборачивались на бегу, словно желая убедиться в правильности своего поступка, и чесали дальше – верный они избрали путь!
Ибо их машины гвоздила незримая сила, и спасенья за броней не было.
– Все, Фрол, заканчивай. Пора!
Осмотрев местность – восемнадцать подбитых танков! – Репнин передал по рации одно-единственное слово:
– Минус!
Пора, дескать, сваливать.
На виду у всех из дубняка выбрались «тридцатьчетверки» Николая и Михи, но видеть их было некому – танковую роту они уничтожили.
Репнин облизал пересохшие губы. Все шло как надо, по часам и минутам. Вроде бы он все учел, даже время реагирования немцев. Вскоре к перекрестку пожалует весь 11-й танковый полк и целая куча «панцергренадеров».
Тогда им точно не уйти: взвод – слишком малая единица против полка, а на продвинутость «Т-34Т» надеяться не стоит, немецкие «четверки» их все равно уделают. Не в лоб засветят, так в зад саданут.
Ага, проснулись!
За оврагом поднималось облако пыли – это генерал-лейтенант Эрхард Раус, командующий 6-й дивизией, слал танки, преисполненный благородного гнева: русские и в самом деле варвары и азиаты, они и знать не знают, ведать не ведают о рыцарском поведении на войне!
Коварно подкрадываться… Бить исподтишка, из засады…
Воистину неполноценная раса!
А «унтерменши» потихоньку отходили, скрываясь под сенью заранее облюбованной чащи. Дальше идти нельзя, обязательно нарвешься на ретивых фрицев.
Они и этот дубняк прочешут, если им дать время.
Время, время! Пора уж – с запада на перекресток вырывались танки, воинственно поводя орудиями: где эти азиаты?
С юга пожаловали пять или шесть грузовиков, набитых мотострелками, полугусеничные «Ганомаги» и «горбатые» шестиколесные «Магирусы». Вся эта техника каталась взад-вперед, пулеметы постреливали по рощам, пехота дружно покидала «Опели», а танки перекрывали отход неведомым артиллеристам, выбившим роту «панцервагенов».
Похоже, что немецкое командование реально склонялось к тому, что утреннюю атаку устроили русские минометчики. Ну, не танки же проникли к ним в тыл!
– Ну же… – цедил Репнин. – Ну…
И в этот самый момент земля на перекрестке поднялась черным столбом, да с проблесками огня, да с дымком – это заработала тяжелая гаубичная бригада.
Тридцать две 152-миллиметровые гаубицы мочили гитлеровцев, метая сорокакилограммовые снаряды то ли за десять, то ли за двенадцать километров. Из-за горизонта.
Тяжелые фугасы сметали живую силу, как веник – дохлых тараканов. Когда снаряд попадал в грузовик, машина разлеталась на куски, изредка оставалась одна рама, да и та порядком искореженная.
Репнин тут же стал «подрабатывать» корректировщиком артогня, припомнив метод «последовательного контроля по сторонам света». Он часто использовался и в Афгане, и в Чечне.
Метод простейший: отклонения разрывов от цели в метрах (на глазок) относительно центра цели по сторонам света север-юг, запад-восток сообщались на огневую позицию, и там вводились корректуры.
– Я – Зверобой! Вызываю Огневика!
– Огневик на связи!
– Десять метров южнее! Там танки! Пятнадцать метров восточнее – живая сила, с полроты!
– Принял, Зверобой!
Три или четыре фугаса долетели, выпущенные без корректировки, а затем гаубицы донесли бронебойные снаряды. Лишь один из них ударил мимо, да и то порвал «четверке» гусеницу, а остальные пять угодили либо в башню, либо в двигун.
Падая сверху, они легко пробивали более слабую броню и разносили все, оставляя горелые корпуса, годные лишь на переплавку.
Пара фугасов, угодившая по залегшей пехоте, мало кого оставила в живых.
А снаряды все падали и падали.
– Огневик! Метров на четыреста к западу!
И снаряды долетели, накрывая деревню, где суетились бойцы 41-го противотанкового батальона и 298-го зенитно-артиллерийского дивизиона.
Прах к праху.
– Все, отходим! Минус, минус!
Кутерьма стояла такая, что чудилось – перейди в контратаку весь Воронежский фронт, немцы этого не заметят.
Заметили! Но поздно.
Третьим номером программы стал налет штурмовиков и бомбовозов – сначала прошли двухмоторные «Пе-2», за ними «Ил-2». И «пешек», и «горбатых» сопровождала большая группа «лавочек» – «Ла-5».
Пока «Пе-2», основательные и неторопливые, выстраивались, по очереди пикируя и сваливая бомбы, «Ил-2» носились на бреющем, как ангелы смерти, закидывая немецкие танки ПТАБами.
При этом зенитки фрицевские помалкивали – видать, гаубицы «Огневика» их здорово «причесали». Около эскадрильи «Мессершмиттов» вступилось-таки за своих, но «Ла-5» были достойным противником – за каждую сбитую «лавку» сгорали два «худых».
Зона поражения все ширилась, охватывая уже пару километров вдоль линии фронта, и Геша не стал торопиться, почти уверенный в том, что Катуков счел-таки его рейд удачным.
Настолько удачным, что можно было идти на прорыв всем танковым корпусом, поддержанным частями 40-й армии.
– Наши! – заорал Фролов, вдавливая лицо в нарамник. – Ура-а!
– Ура-а! – подхватил Борзых, не забывая потчевать набегавших фашистов из пулемета.
Было похоже, что бежали те, кто бросил окопы. За ними по пятам неслись «тридцатьчетверки» и «КВ». Точно, наши!
– Эй, Лёня! Ты не разгоняйся особо, а то мимо проскочишь.
– Товарищ комбат! Их только досюда, дальше вы сами!
– Ха-ха-ха! – разнеслось в прямом эфире.
* * *
К вечеру линия фронта на участке, занятом 1-м танковым корпусом, прогнулась к западу где на десять, где на все пятнадцать километров. Ночной рейд удался.
Из воспоминаний С. Ария:
«…После энергичного мата с саперами и угроз расстрелять комбат привел откуда-то местного деда, взявшегося указать брод. Усадив деда на свой «Виллис» и разъяснив мне всю меру ответственности как головного, комбат велел нам следовать за ним.
– Не особо разгоняйся, но и не отставай, – предупредил он.
– Если что не так, я тебе фонариком посигналю.
И мы двинулись вдоль реки, пока окончательно не стемнело. Фар у нас не осталось с первого боя, а даже если бы они и были – светить опасно из-за авиации немцев. Вот так, в темноте, слегка разбавленной рассеянным лунным светом, не видя дороги, я тянулся за прыгающим синим огоньком командирского «козлика». Колонна шла за мной.
Так проехали километров с десять. Как стало известно позже, комбат попросту проскочил мосток через овраг, не остановившись и не просигналив. Мой танк подлетел к нему на изрядной скорости – и мосток рухнул как подкошенный. Танк с ходу ударился лобовой броней в скат оврага, перевернулся и кверху лапами сполз на дно.
Оглушенный ударом, я обнаружил себя погребенным под грудой выпавших из «чемоданов» 76-миллиметровых снарядов, вперемешку с пулеметными дисками, инструментами, консервами, трофейными продуктами, пилой, топором и прочим танковым имуществом. Тонкими струйками сверху лилась кислота из перевернутых аккумуляторов. Все освещалось зеленым зловещим светом сигнальной лампочки.
Сам я был цел, но изрядно помят. Первая мысль – я раздавил экипаж. Дело в том, что на марше экипаж, как правило, сидит не в утробе машины, а на трансмиссии – на теплом месте позади башни, укрывшись брезентом. Однако оказалось, что все живы, – их швырнуло при перевороте, как из катапульты, вперед на землю. Теперь командир, лейтенант Куц, кричал откуда-то снаружи:
– Ария! Ты живой?
– Вроде, – отвечал я. – А как ребята?
Затем я выбрался через донный (но ставший потолочным) «десантный» люк и осмотрелся. Зрелище было впечатляющее. Танк стоял на башне, задрав гусеницы. Ствол пушки торчал снизу, от земли. Ни разу за всю войну я не видал танка в более невозможном положении. Мы молча смотрели на машину.
Комбат возник, как черт из табакерки. После подробных объяснений по-русски всего, что он думает обо мне и ситуации в целом, он приказал:
– Оставляю для буксира одну машину. К утру – чтобы вытащить наверх, привести в порядок и следовать за нами. Не сделаете – расстреляю!
Что мы думаем о нем самом – объяснять не стали и взялись за дело…»