Книга: Убить Сталина. Реальные истории покушений и заговоров против советского вождя
Назад: «Длинный прыжок»: правда и мифы
Дальше: Покушения, которых не было

Акция «Цеппелин»

Очень многое изменилось с того далекого дня, когда Гитлер предрек, что война против Советского Союза будет всего лишь «игрой в песочном ящике».
А. Шпеер
В первые широкая общественность узнала об этом деле только в 1986 году. Постарался писатель Ростислав Самбук, чей роман «Фальшивый талисман» пользовался определенным успехом на волне перестройки и нового мышления. После распада Советского Союза обсуждение еще одной попытки покушения на Сталина приняло привычную парадигму «очередная масштабная фальсификация чекистов». Даже вышедшие потом два популярных художественных фильма «Убить Сталина» и «Операция «Китайская шкатулка» с блестящим актерским составом из Домогарова, Пореченкова, Лавроненко и Смолякова не внесли успокоения в разгоряченные умы.
Главную роль в самой, пожалуй, серьезной попытке покушения на Верховного главнокомандующего должен был исполнить Петр Таврин. Его настоящее имя – Петр Иванович Шило. Родился в одной из деревень Черниговской области. Почему немцы сделали ставку именно на него, хотя под рукой находились многочисленные белогвардейцы, не скрывавшие своей ненависти к Сталину? Они бы с радостью взялись за ликвидацию вождя народов, видя в этом свой священный долг.
Это только так кажется, что русскому эмигранту не составило бы труда выдать себя за советского человека. То, что они говорили на одном языке, – устойчивый миф. За двадцать лет, прошедших после революции, язык жителей СССР обогатился столькими новыми словами, выражениями и аббревиатурами, что эмигранты зачастую не понимали, о чем вообще идет речь. Простой пример. Кладут перед вами на стол пару картофелин и задают вопрос: «Где должен быть командир?» Любой, кто видел фильм «Чапаев», разумеется, тут же уверенно отвечал: «Конечно, впереди, на лихом коне!» А откуда это было знать бывшему штабс-капитану армии генерала Врангеля, который последние двадцать лет прожил в Европе?
Поэтому немцы, наученные многочисленными провалами своей агентуры в первые годы войны, закономерно сделали ставку на граждан СССР, перешедших под знамена Третьего рейха. Советский быт они знали прекрасно и при удачном раскладе могли бы обмануть сотрудников контрразведки СМЕРШ. Тем более что их готовили на совесть. Немцев можно обвинять во многом, но халтурить они не любят. И если им велели подготовить агента для выполнения особо секретного задания, это будет сделано со всем должным усердием. Тем более что биография у Таврина была на редкость удачной для этого.
В детстве он батрачил на зажиточных крестьян. Потом переехал в город и занялся вербовкой рабочих на строительство промышленных предприятий. Во время одной из командировок проиграл пять тысяч рублей в карты. Деньги были казенные. Недолго думая, Шило пустился в бега, но неудачно. Его арестовали и заключили в тюрьму. Но ему удается бежать. Вместе с сокамерниками он каким-то образом разломал кирпичную стену.
Началась жизнь в подполье. Шило разъезжал по всей стране, от Иркутска до Воронежа. Там, в Воронеже, он женился, взял фамилию супруги. И появился в стране новый законопослушный гражданин Петр Иванович Таврин. Чтобы блюсти законы на совесть, он поступил в юридический институт. И даже был принят на работу в прокуратуру. Впрочем, долго трудиться на этой ниве ему не пришлось – последовал очередной арест. Вы, наверное, уже не удивитесь, узнав, что Таврину удалось сбежать из тюрьмы и во второй раз. По подложным документам он скрывался на Урале, работая в тресте, связанном с золотом. Оттуда его и призвали в армию.
В феврале 1942 года Таврин отправляется на фронт. Служил он офицером интендантского отдела при штабе 359-й стрелковой дивизии. Хорошо проявил себя и стал командиром пулеметной роты. Был представлен к ордену Красной Звезды, замененному при утверждении на медаль «За отвагу». Но получить награду Таврин не успел – неожиданно для однополчан сбежал к немцам. Это был самый роковой побег в его и без того рискованной жизни. Теперь он стал изменником Родины. И, вероятно, не тешил себя иллюзиями, что будет с ним, если попадется в руки советской контрразведки.
Позвольте, скажет иной читатель, но что-то же должно было произойти, чтобы без пяти минут орденоносец вдруг решил перейти на сторону противника. Наверняка какой-нибудь политрук или особист начал к нему присматриваться, а Таврин не выдержал. В принципе, все так и было. 29 мая 1942 года его вызвали к уполномоченному Особого отдела 1196-го саперного полка капитану Васильеву. И задал он ему простой вопрос: а для чего это бойцу победоносной Рабоче-крестьянской Красной Армии потребовалось менять фамилию?
Таврин понял: второй разговор может закончиться новым арестом. И по законам военного времени его вполне могут прислонить к стенке. Никто особенно долго с ним разбираться не станет. Обвинят в шпионаже – долго ли? А прощаться с жизнью он категорически не хотел. Поэтому уже на следующий день, не дожидаясь повторной встречи с особистом, вызвался пойти в разведку. Там он оторвался от своей группы и успешно сдался в плен первым встреченным им солдатам вермахта.
Его не отправили в концлагерь на медленную смерть. И не расстреляли. Напротив – зачислили в разведывательно-диверсионную школу. Программа специального обучения включала в себя, помимо традиционных для этой сферы деятельности навыков стрельбы, работы с рацией, ориентирования на местности, уроков грима, особенностей ухода от погони, вождения машины и мотоцикла, также и сугубо психологические аспекты. По ним Таврин и получил свои первые задания. Сначала ему поручили вычислять неблагонадежных. Слишком многие агенты, переброшенные за линию фронта, тут же сдавались СМЕРШ. А раскрыть в полной мере загадочную советскую душу немцам так до конца войны толком и не удалось. Вся надежда была на таких, как Таврин.
Второе задание Таврина хоть и лежало в той же плоскости, но было уже значительно сложнее. Необходимо было выявить в лагере военнопленных антифашистскую группу и сорвать готовящийся побег. Он справился с этим. О перспективном агенте руководство разведшколы доложило в Берлин. Таврин был вызван в столицу Третьего рейха к начальнику 6-го отдела Главного управления имперской безопасности оберштурмбаннфюреру СС Хайнцу Грейфе.
Это был весьма незаурядный человек. К своей работе всегда подходил творчески – сказывалось полученное образование. Сегодня большинство рассуждающих про руководителей СС почему-то считают, что это сплошь малограмотные лавочники. Таковые, безусловно, в «черном ордене» имелись в достатке. Но были и такие, как Грейфе. Он окончил школу с блестящими результатами, стал стипендиатом Немецкого национального академического фонда и поступил на юридический факультет Лейпцигского университета.

 

Оберштурмбаннфюрер СС Х. Грейфе. Именно он разработал план покушения на Сталина.

 

В конце 1935 года он начал работать в Тайной государственной полиции (гестапо). Проявил себя хорошо и достаточно быстро был повышен в должности лично Рейнхардом Гейдрихом. Грейфе стал начальником отделения гестапо и СД в Тильзите (ныне город Советск Калининградской области). В его обязанности входило создание широкой агентурной и подпольной сети в Литовской ССР. Судя по событиям лета 1941 года, справился со своей работой он успешно.
Доктор Грейфе был человеком с фантазией. Умел мыслить масштабно. Именно он разработал план создания специального разведывательно-диверсионного подразделения «Предприятие Цеппелин». Эта секретная часть должна была в кратчайшие сроки массово подготовить агентуру из числа советских военнопленных. После их переброски в тыл Красной Армии они должны были заниматься разведкой, саботажем, пропагандой и диверсиями. Грейфе очень любопытно обосновывал необходимость подобного рода деятельности: «Нельзя ограничиться десятками групп для разложенческой деятельности, они для советского колосса являются только булавочными уколами. Нужно забрасывать тысячи. Даже при самом тщательном обучении и отборе агентуры следует считаться с тем, что большой процент ее ненадежен, часть ее является сознательно предательским элементом, часть отсеется как неспособная».
Таврина начали готовить к выполнению особого задания: убийства кого-нибудь из руководителей СССР. Руководил этим процессом штурмбаннфюрер СС Отто Краус. Тренировочный лагерь был во Пскове. Там Таврин под руководством немецких инструкторов осваивал новейшие образцы оружия. В частности, новейший портативный гранатомет «Панцеркнакке», специально сконструированный для покушения оружейниками СС. Сделан он был в одном экземпляре (сейчас это чудо немецкой техники хранится в музее ФСБ). Технические характеристики были очень серьезными. С расстояния в 300 метров выстрел пробивал броневые плиты толщиной 35–40 мм. Нужно учитывать, что рассчитан гранатомет был на девять выстрелов. Это, кстати, был запасной вариант оружия для покушения. Основной предполагал использование пистолета, вмонтированного в авторучку. Стрелял он разрывными отравленными пулями.

 

Портативный гранатомет «Панцеркнакке». Из него должны были убить Сталина.

 

Таврина знакомят с самим Скорцени (он снова появляется в нашей истории). После недолгой беседы главный диверсант рейха приходит к выводу, что Таврину вполне под силу будет убить Сталина. Для подготовки к акции террориста отправляют в замок Фриденталь. Он находится в часе езды от столицы Третьего рейха. За Тавриным наблюдают круглые сутки, фиксируют личные качества, психологическую и физическую устойчивость. С ним отрабатывают буквально каждый шаг операции.
Грейфе лично разработал детальный план, утвержденный потом Кальтенбруннером. Выглядел он так: Таврина самолетом доставляют в глубокий советский тыл. Он пробирается в Москву, легализуется и начинает внимательно изучать маршруты передвижений Сталина и систему прохода на территорию Кремля. После этого проникает на одно из торжественных собраний и убивает Верховного главнокомандующего. Помогать ему в этом должен был только один агент – жена Таврина Лидия Шилова. Уроженка Винницкой области до этого успела закончить рижскую разведшколу «Цеппелин».
Лучшие специалисты СД принялись готовить десятки советских документов, печати и штампы. Под Таврина подгонялась трофейная советская форма. Он должен был стать Героем Советского Союза в звании майора. Все должно быть солидно, и для него специально печатают номера газет «Правда» и «Известия». Там на первых полосах – списки награжденных Указом Президиума Верховного Совета СССР. Среди них, разумеется, и Таврин.
В таком деле мелочей не бывает. Встал вопрос о достоверности легенды. Согласно ей, орденоносец Таврин был тяжело ранен в бою. Но, разумеется, никаких следов от неприятельских пуль на теле террориста не было. Немцы предложили сделать специальную хирургическую операцию, чтобы одна нога стала короче другой. Таврин категорически отказался. После недолгих раздумий был реализован альтернативный план: в одной из лучших клиник Германии скальпелем имитируют тяжелое осколочное ранение живота и левого бедра. Все это, конечно же, удостоверяется справками из госпиталей и медсанбатов.
Грейфе прекрасно понимал: советская контрразведка – противник серьезный. Одна даже самая незначительная на первый взгляд ошибка, и операция может быть провалена. Значит, нужно было сделать так, чтобы к Таврину проявляли как можно меньше интереса. Добиться этого можно было только одним путем – сделать его офицером СМЕРШа. И стал диверсант обладателем удостоверения, что он является заместителем начальника отдела контрразведки 39-й армии 1-го Прибалтийского фронта. А его напарница становится младшим лейтенантом, секретарем Особого отдела дивизии. Они получают командировочные предписания о том, что следуют по вызову в Главное управление контрразведки Наркомата обороны СССР.
А если у проверяющих вдруг возникнет вопрос: что забыл в Москве заместитель начальника контрразведки армии в момент ожесточенных боев с фашистским агрессором? Для этого готовится специальный пакет. На нем – все атрибуты государственной важности и секретности. Его-то и должен доставить майор Таврин непосредственно в Наркомат обороны. Но и этого явно недостаточно. Кто знает, сколько проверок предстоит пройти диверсанту? Нужно двойное, а лучше – тройное прикрытие. В разведке это называется «накрыть двойным одеялом». Для этого Таврин получает документы на все возможные случаи жизни: паспорта и военные билеты, права, дипломы об образовании, продовольственные и денежные аттестаты, партийные билеты. Граверы СС потрудились тогда на славу.
Таврин был вооружен по последнему слову техники. Пистолеты с разрывными и отравленными пулями, «Панцеркнакке», малогабаритная магнитная мина, которую можно было взорвать с расстояния, передав сигнал на определенной радиочастоте. Но совершить успешное покушение мало – надо еще суметь скрыться. Таврину подготовили мотоцикл, способный развивать скорость до 120 километров в час. Суммарные затраты на операцию превысили пять миллионов рейхсмарок. Сумма просто колоссальная.
5 сентября 1944 года. С рижского военного аэродрома взлетает самолет и берет курс на восток. На его борту – два террориста. Их цель – организовать и осуществить покушение на Верховного главнокомандующего Сталина. Если помимо него удастся ликвидировать еще и Берию с Молотовым, будет совсем хорошо. Но операция сразу началась с неудачи. Посадка вышла неудачной. Самолет был обстрелян, один двигатель загорелся. После приземления быстро выкатили мотоцикл, на котором Таврин с Шиловой и уехали. На свободе им оставалось гулять недолго.
Начальник Гжатского районного отдела НКВД старший лейтенант милиции Ветров получает сообщение: ночью в направлении Можайска пролетел вражеский самолет. Он был обстрелян зенитной артиллерией в районах Кубинки, Можайска и Уваровки. Самолет повернул на обратный курс, но был вынужден совершить посадку из-за воспламенения двигателя. Возможно, была произведена выброска диверсантов. Всем отделам НКВД обратить на это самое пристальное внимание
В ночь на 6 сентября старший лейтенант Ветров заступил на дежурство. Его пост находился по дороге из деревни Карманово в сторону Ржева. Около 6 часов утра он заметил движущийся в его сторону мотоцикл с коляской. Остановил его, внимательно посмотрел на мужчину в дорогом кожаном пальто с погонами майора государственной безопасности и его спутницу. Потребовал документы. Водитель мотоцикла с деланым равнодушием расстегнул пальто. Взору Ветрова предстали два ордена Красного Знамени, ордена Ленина, Александра Невского, Красной Звезды. И самое главное – Золотая Звезда Героя Советского Союза.
Представьте себя на месте старшего лейтенанта. Перед вами не просто орденоносец, а Герой Советского Союза! Про то, что он старше вас по званию, можно даже не говорить. Как и про то, что он из государственной безопасности. А ну как потом жаловаться станет начальству на самоуправство какого-то уездного милиционера? Стружку снимут капитально. Могут и погоны сорвать или во враги народа записать. Это у нас запросто, тем более в условиях военного времени. Другой бы, может, и связываться не стал, отпустил бы майора на мотоцикле с миром. Но Ветров проявил в тот день образцовое служебное соответствие.

 

Фальшивый приказ о присвоении Таврину звания Героя Советского Союза

 

Он спокойно посмотрел на награды майора и принялся изучать удостоверение офицера. Заместитель начальника отдела контрразведки СМЕРШ 39-й армии, майор государственной безопасности Петр Иванович Таврин. Направляется в Москву для детального медицинского обследования полученных в боях за советскую Родину ранений. В удостоверение аккуратно вложена вырезка из газеты «Правда» о присвоении звания Героя Советского Союза. Ветров внимательно изучил удостоверение. Все печати на месте. Скрепки правильные, ржавые.
Мало кто знает, но многие диверсанты Третьего рейха были разоблачены даже не офицерами армейской контрразведки СМЕРШ, а самыми обычными патрулями. Происходило это до смешного просто: немцы делали скрепки для документов из нержавейки, в СССР они был из обычной стали и поэтому ржавели. Достаточно было одного взгляда на документ, и сразу становилось ясно, кто перед тобой. У Таврина в удостоверении скрепка была отечественной, не придерешься. В таком же идеальном порядке документы были и у спутницы майора, его жены Лидии Ивановны Шиловой.
Думаю, что девять из десяти старших лейтенантов милиции на том бы и успокоились. Отдали бы честь, пожелали счастливого пути, долго смотрели бы вслед мотоциклу, увозящему заслуженного и героического фронтовика на лечение. Но Ветров поступил как настоящий профессионал. Как известно, мелочей в розыскной работе не бывает. На любой нюанс необходимо обращать самое пристальное внимание. Зачастую то, что кажется вам сначала незначительным пустяком, потом окажется самым главным. Он еще раз внимательно посмотрел на Таврина. Было что-то не так в этом майоре. Но что именно?
Документы в полном порядке. Держится спокойно и с соответствующим его статусу достоинством. Придраться вроде не к чему. Стоп: одежда! Всю ночь шел дождь. Ветров к тому времени простоял на посту три часа и вымок насквозь. На Таврине же и его супруге одежда была абсолютно сухой. Не было даже пятнышек грязи. А они должны быть, если путешествуешь на мотоцикле под дождем по проселочным дорогам. Значит, ехали они не на мотоцикле. Тогда на чем? И где потом взяли этот самый мотоцикл?
На все эти размышления у Ветрова ушли считаные минуты. Помните фильм «В августе 44-го» и сцену, где капитан Алехин за пять минут разоблачает матерого немецкого диверсанта? Это был вовсе не художественный вымысел. История Ветрова – яркий пример высочайшей профессиональной работы НКВД в годы Великой Отечественной войны. И то, что ее выполнил не специально подготовленный волкодав из ГУКР СМЕРШ, а обычный советский милиционер, – особенно замечательно.
Ветров предлагает Таврину и его супруге проехать в райотдел милиции. Нужно соблюсти формальности: поставить в документы отметку о выходе из прифронтовой зоны. Без нее никак нельзя. Следующий патруль остановит, и будут у товарища майора неприятные минуты объяснений, как он сюда попал. Таврин подвоха не почувствовал, довод милиционера был здравым. Раз нужно, значит, проедем в райотдел. Пока ему там ставили в удостоверение личности офицера отметку, Ветров обыскал мотоцикл. Увиденное его удивило. Было от чего удивляться: «Панцеркнакке», магнитная мина, пистолеты, гранаты. Слишком много «зубов» для отправляющегося на лечение в Москву майора государственной безопасности.

 

П. И. Таврин в немецком лагере подготовки, 1944 год.

 

Ветров немедленно докладывает о находке в Главное управление контрразведки. Он понимает: этим делом должны заниматься совсем другие люди. За Тавриным и его супругой немедленно высылают самолет. На Лубянке к встрече готовились давно. Знали даже, что боевик попытается проникнуть в Москву в форме офицера госбезопасности. Сработала заграничная агентура СМЕРШ. Настал момент задержания гостей, хватит им уже на свободе гулять. Пора давать показания в кабинете следователя.
Патруль видит приближающийся к ним мотоцикл и показывает: останавливайтесь. Таврин подчиняется. Ему ничего не угрожает. Все документы в порядке, ордена на гимнастерке подлинные. Патруль проверит все скорее для проформы, отдаст честь и пожелает Герою Советского Союза счастливого пути. Но старшина не торопится. Он внимательно осматривает документы и просит Таврина пройти с ним. Нужно поставить в документы отметку. Но майору государственной безопасности это почему-то не нравится. Он начинает нервно говорить, что везет секретный пакет и патруль не имеет права останавливать его. В Москве его уже ждут, дорога каждая минута. Но потом остывает и идет в сопровождении патруля в дом. Это его последние шаги на свободе.
Оперативники госбезопасности мгновенно скручивают Таврина. Он выглядит потрясенным – явно не ожидал провала и не готовился к нему психологически. С непониманием смотрит на окруживших его людей. Пытается заявить, что они ответят за самоуправство, и быстро осекается. Он видит, как из его мотоцикла вытаскивают боевой арсенал. И если от гранат и пистолетов он еще мог бы теоретически отвертеться, то «Панцеркнакке» и магнитная мина – совсем другая история. Тут даже самому зеленому следователю все будет ясно с первого взгляда.
А оперативники наносят уже следующий психологический удар. Они связываются со штабом 39-й армии и интересуются, где сейчас майор государственной безопасности Таврин? Абсолютно равнодушно выслушивают ответ: такой офицер у них по спискам личного состава не значится. После этого следует звонок в Главное управление контрразведки СМЕРШ: служит ли в их ведомстве Петр Иванович Таврин? Ответ снова отрицательный. Террорист понимает: отпираться бессмысленно. Он готов дать чистосердечное признание. И сразу переходит к главному: его цель – убийство Верховного главнокомандующего.
Сегодня большинство россиян стали рабами многочисленных мифов последних 25 лет. Почему-то принято считать, что сотрудники Народного комиссариата внутренних дел и Главного управления контрразведки СМЕРШ не пытались перевербовать арестованных немецких диверсантов, не проводили радиоигр с противником, а сразу всех ставили к стенке. От костоломов ничего другого ждать не приходится. Научились фальшивые дела лепить да показания у интеллигентов кулаками выбивать. А в годы Великой Отечественной войны вообще вразнос пошли, стреляли всех подряд. Повезло тому, кто получил 25 лет в ГУЛАГе. В некоторых книгах нынче так и пишут: «Оперуполномоченные НКВД и НКГБ и вся прочая палаческая шваль, мразь и сволочь». Оценили?
Как быстро мы забыли, что войска Народного комиссариата внутренних дел за годы Великой Отечественной войны провели 9292 операции по борьбе с бандитизмом. Было ликвидировано 47 451 и задержано 99 732 преступника. Мы теперь не вспоминаем, что на Параде Победы 24 июня 1945 года первым на Красную площадь ступил сводный батальон со знаменами и штандартами побежденных вермахта и войск СС. Сформирован этот батальон был из военнослужащих полков и дивизий НКВД. Теперь они у некоторых отечественных публицистов стали «швалью и сволочью».
Иного после многочисленных фильмов типа «Штрафбат» и «Сволочи» наивно было бы ожидать. Какой фильм ни посмотришь – обязательно в числе главных отрицательных героев будет особист или контрразведчик. Ни малейших признаков хоть какой-нибудь игры ума они не демонстрируют априори. Я не знаю, где получили такое представление о работе Народного комиссариата внутренних дел и ГУКР СМЕРШ авторы сценариев подобных сериалов. Но на примере дела Таврина покажу, что происходило в действительности.
Таврин «поплыл». В таких случаях сразу начинается вербовка. Многие считают, что допрос – это как в классических советских детективах. Быстро поговорили и разошлись, довольные друг другом. Абсолютная ерунда. В ту эпоху допрос иной раз проводился по 6–8 часов. Если следователь уставал, его подменяли, а подозреваемый продолжал давать показания. С ним беседовали на множество тем, но в протокол вносилась лишь сухая выжимка. Представьте, сколько средний человек успеет рассказать часа за четыре. А показания умещаются лишь на двух-трех страницах. В них содержится главное.
Повторяю, Таврин «поплыл». Это значит, что его не отпускали в камеру собраться с мыслями, чтобы защищать себя. Напротив, немецкого диверсанта прессовали по всем правилам работы следователя. Вопрос слева, вопрос справа. Темп на зависть спринтерам. Без передышки. И в момент, когда у него иссякли моральные силы, сделали предложение, от которого нельзя было отказаться. В данном случае – «сыграть концерт для Берлина». Так на профессиональном языке называлась радиоигра.
Таврину сразу популярно объясняют исходные позиции: он живет, пока приносит пользу советской Родине. Задумает вилять – сразу встанет к стенке. Ему говорят это в жесткой форме, чтобы не вздумал дать сигнал о работе под контролем. Можно, конечно, посадить за ключ своего радиста, но всегда есть риск, что в Центре увидят мимолетное изменение почерка. Проще перевербовать «пианиста» и внимательно следить, чтобы он не сделал ничего лишнего. Точку, например, не пропустил или не ответил не так, как обычно.
Никакой самодеятельности. Начало операции под кодовым названием «Туман» утверждает лично начальник Главного управления контрразведки СМЕРШ, заместитель народного комиссара обороны СССР генерал-полковник Виктор Абакумов. И делает он это с санкции народного комиссара внутренних дел Лаврентия Берии. Под полным контролем специалистов с Лубянки Лидия Шилова садится за ключ. Берлин получает первое сообщение от своих диверсантов: прибыли на место, приступаем к выполнению задания. Все проходит гладко.

 

Начальник ГУКР СМЕРШ В. С. Абакумов.

 

Непосредственное руководство проведением операции осуществлял старший оперуполномоченный 3-го отдела ГУКР СМЕРШ майор Григорий Григоренко. После окончания физико-математического факультета Полтавского педагогического института он был призван на службу в органы государственной безопасности. В годы Великой Отечественной войны служил в отделе по противодействию разведывательно-диверсионной деятельности германских спецслужб. В его обязанности входила организация радиоигр с противником с целью передачи дезинформации. В частности, Григоренко имел непосредственное отношение к операции «Загадка». В ее рамках СМЕРШ выявил агентов Главного управления имперской безопасности из подразделения «Цеппелин-Норд» и получил представление о планах противника в отношении Московского железнодорожного узла. Именно поэтому предстоящая с Берлином ответственная радиоигра была доверена именно ему.

 

Руководитель операции «Туман» майор госбезопасности Г. Ф. Григоренко.

 

Подождите, скажет иной читатель, а для чего понадобилось морочить голову сотрудникам Главного управления имперской безопасности? Очевидно, что Таврин – товар штучный, агентов с такой подготовкой много не бывает, и каждый день их засылать в Москву не получится. Не проще ли было объявить по радио голосом Левитана, что наши славные органы государственной безопасности раскрыли подлейший заговор против товарища Сталина? Гитлер, известный своим неуравновешенным нравом, жестко бы наказал руководителей своей разведки. Мог бы их обвинить в измене, и расстреляли бы всех в подвалах гестапо. Пока новые люди, назначенные на эти должности, войдут в курс дела, пока придумают что-то, наши войска уже будут в Берлине. К чему такие сложности?
Основная цель операции «Туман» заключалась вовсе не в том, чтобы с правого плеча кителя Кальтенбруннера был сорван погон. В Народном комиссариате внутренних дел прекрасно понимали: война скоро закончится разгромом Германии. Но останется их агентура. Кем и когда она будет использоваться против СССР? Значит, нужно заставить как можно больше нелегалов выйти из тени и выманить на свою территорию хорошо подготовленных агентов «Цеппелин».
Игра стоила того, чтобы рискнуть. Тем более что Таврин и его супруга взялись активно помогать. У них больше не было фамилий, только агентурные номера – «35» и «22». Обычная история в практике спецслужб. Например, похищенный в 1937 году в Париже председатель Русского общевоинского союза генерал Миллер содержался во внутренней тюрьме под невероятно редкой фамилией Иванов. И только очень узкий круг сотрудников НКВД знал, кто это такой на самом деле. Так же было и в случае с Тавриным.
Шилова послушно регулярно выступала с «концертами» для Берлина. Передавала, какую сложнейшую работу они с супругом ежедневно выполняют с риском для жизни, чтобы приблизить выполнение ответственного задания. Одна из радиограмм, в частности, гласила: «Познакомился с врачом женщиной, имеет знакомых в Кремлевской больнице. Обрабатываю». У кураторов в РСХА складывалось ощущение, что ликвидация Сталина близка как никогда. Никто и мысли не допускал, что агентов перевербовали.
Донесения Таврина Берлин получал с завидным постоянством. Был, например, рапорт, что испортилась батарея для радиостанции. Если не получится срочно доставить новую в Москву, связь оборвется. Срочно нужна помощь. И желательна поддержка нелегалов. Вдвоем устроить покушение на Сталина невероятно сложно. Нет, Таврин, конечно, очень старается и мечтает оправдать возложенное на него высокое доверие самого фюрера, но силы больно неравны. В Берлине вошли в положение. Подчинили ему группу агентов, действовавших в тылу. Разумеется, все они уже вскоре давали показания на Лубянке.
Последнее сообщение ушло в Главное управление имперской безопасности 9 апреля 1945 года. Вспомним, что это был за день. Войска 3-го Украинского фронта, продолжая уличные бои в Вене, заняли центр города, захватив при этом здания парламента, городской ратуши, Главного полицейского управления, центрального городского телеграфа, центрального европейского банка и оперного театра. Южнее столицы Австрии войска фронта с боем заняли город Берндорф.
К вечеру 9 апреля 1945 года пал Кенигсберг. Остатки гарнизона во главе с комендантом крепости генералом от инфантерии Ляшем и его штабом прекратили сопротивление и сложили оружие. Немецкие войска в боях за столицу Восточной Пруссии потеряли более 100 тысяч солдат и офицеров, 3,5 тысячи орудий и минометов, 128 самолетов, около 90 танков. Маршал Василевский отметит в своих воспоминаниях: «Гитлер не мог примириться с потерей города, объявленного им лучшей немецкой крепостью за всю историю Германии и «абсолютно неприступным бастионом немецкого духа», и в бессильной ярости приговорил Ляша заочно к смертной казни».
В тот самый день, когда Таврин в последний раз вышел на связь с Берлином, министр пропаганды Третьего рейха Йозеф Геббельс записал в своем дневнике следующую сакраментальную мысль: «Со всей энергией я буду настаивать на том, чтобы в настоящее время во всех вооруженных силах были отменены отпуска. При нынешнем критическом положении ни один солдат не должен иметь права на поездку в отпуск – все обязаны сражаться». А ценнейший агент, готовящий покушение на Сталина, сообщает своим руководителям, что подготовка идет полным ходом. Еще немного, еще чуть-чуть, и задание фюрера будет успешно выполнено. Готовьте обещанный паспорт фольксдойче и 100 тысяч рейхсмарок вознаграждения.
Закончилась война. Но на конспиративной квартире Таврина и Шиловой еще несколько лет ждали возможного появления агентов Третьего рейха. Никто к участникам покушения на Сталина так и не пришел. Спектакль сильно затянулся, пора было заканчивать. 16 августа 1951 года Петру Ивановичу Шило-Таврину было предъявлено обвинение в совершенных им преступлениях. Статьи Уголовного кодекса привычные: 58 – 1 и 58 – 8 – измена Родине. Собственно, сам диверсант признавал добровольный переход на сторону противника и обучение в разведшколе. Но категорически отрицал, что собирался выполнять задание немцев. Не помогло. 1 февраля 1952 года Военная коллегия Верховного суда СССР закономерно определила агентам «Цеппелин» высшую меру наказания. 28 марта того же года приговор был приведен в исполнение в отношении Таврина. Шилова пережила его на несколько дней.
Казалось бы, все закончилось. Но вопросы остались. Начнем с простого. Дело № 308 было сдано в архив 20 марта 1948 года – без малого через три года после разгрома Третьего рейха. Неужели в контрразведке действительно верили, что могут появиться агенты уже давно несуществующего СД и передать Таврину новое ответственное задание? Я прекрасно знаю, что еще в июле 1946 года была сформирована «Организация Геллена», а значит, сохранялась опасность того, что человека, готовящего покушение на Сталина, могли бы навестить. Но как тогда объяснить упрямый факт: все остальные многочисленные игры советской контрразведки продолжались лишь несколько месяцев после капитуляции Третьего рейха?
Давайте посмотрим на проблему сугубо с юридической точки зрения. Операцию «Туман» следовало прекращать еще в начале 1946 года, если не раньше. При этом нужно было возобновлять следствие по делу диверсантов «Цеппелин» Таврина и Шиловой уже в свете новых обстоятельств, а именно добровольного и, главное, качественного участия в операции контрразведки по обезвреживанию немецкой агентуры в СССР и организации серьезного канала по передаче дезинформации для Берлина. Согласно всем правилам, Министерство государственной безопасности должно было закончить дело и передать в соответствующие инстанции документы, подтверждающие содействие арестованных следствию. Кроме этого, должно было прозвучать пожелание учесть все вышеизложенные обстоятельства при вынесении приговора. Но этого почему-то в 1946 году не произошло.
Вопросы на этом не заканчиваются. Напротив, они активно множатся. Для чего потребовалось столько лет держать диверсантов без суда во внутренней тюрьме? Во-первых, это нецелесообразно. Советские органы государственной безопасности можно обвинить во многом, но уж явно не в этом. Вся предыдущая и последующая история силовых структур СССР показывает, что целесообразность всегда считалась догмой. А во-вторых, подобные действия нарушали все существовавшие в стране процессуальные нормы. Без острой необходимости центральный аппарат МГБ на это явно не пошел бы.
Напоминаю, что еще 9 ноября 1939 года наркомвнудел Берия подписал приказ «О недостатках в следственной работе органов НКВД». Необходимо было установить жесткий контроль за соблюдением всех уголовно-процессуальных норм. В документе подчеркивались многочисленные примеры небрежного проведения следствия или обращения с документами. Больше того, считалось недопустимым, чтобы в тюрьме находился заключенный, на которого не было заведено дела. В случае с Тавриным дело, разумеется, было заведено сразу после его ареста, но процессуальные нормы между тем были нарушены.
Идем дальше. Дело диверсантов «Цеппелина» слушалось в исключительном порядке с применением норм уголовно-процессуального права. Они были утверждены Постановлением Президиума ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года «О порядке ведения дел о подготовке или совершении террористических актов». Статья № 467 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, в частности, гласила: «Обвинительное заключение вручается обвиняемым за одни сутки до рассмотрения дела в суде». Параллельно в статье № 470 все того же Уголовно-процессуального кодекса РСФСР говорилось о том, что приговор к высшей мере наказания приводится в исполнение немедленно после вынесения.
Теперь смотрим внимательно на дело Таврина и Шиловой. Суд начался 1 февраля 1952 года. Обвинительное заключение участникам покушения на Сталина было вручено 26 января. Но расстреливают приговоренных не в начале февраля, а 28 марта и 2 апреля соответственно. Причины такой странной волокиты мне лично неизвестны. Допускаю, что они вообще едва ли когда-нибудь станут достоянием общественности. Но сам факт странной оттяжки расстрела зафиксирован.
Переходим наконец к главному вопросу: а зачем вообще нужно было расстреливать Таврина и особенно Шилову? Не спешите меня обвинять в попытке отмазать от справедливого возмездия подлого изменника Родины, готового по заданию разведки противника убить Верховного главнокомандующего. Сейчас объясню, что тут не так. В ходе битвы на Курской дуге управление контрразведки СМЕРШ Центрального фронта и отдел контрразведки СМЕРШ Орловского военного округа провели успешную радиоигру «Опыт». Продолжалась она больше года. Три перевербованных немецких агента активно сообщали в свой Центр дезинформацию. Когда надобность в игре отпала, были подведены итоги. Главное действующее лицо за успешную работу было освобождено из-под стражи и указом Президиума Верховного Совета СССР награждено орденом Отечественной войны II степени. Остальные участники Особым совещанием при Народном комиссариате внутренних дел СССР были приговорены к различным срокам наказания – от 10 до 20 лет.
Это вовсе не исключение из правил. Так поступали регулярно с агентами, добровольно согласившимися на радиоигру с противником. Я прочитал, разумеется, не все опубликованные документы по теме, но думаю, что знаю об этом достаточно много. Хотя, может быть, это и не очень скромно. Но тут дело в другом: не могу я навскидку назвать ни одного случая, чтобы агента после окончания успешной радиоигры расстреляли. Этой участи избежали даже те, кто участвовал в карательных акциях оккупационных властей. Многие сейчас удивятся, но уголовные дела в отношении этих людей прекращались, кого-то выпускали на свободу, а некоторых даже награждали орденами. Достаточно вспомнить хотя бы командира первой русской национальной бригады СС «Дружина» Гиль-Родионова.
Теперь смотрим внимательно на Таврина. Его можно и нужно было обвинить в дезертирстве, сознательном переходе на сторону противника, обучении в разведшколе и согласии убить Верховного главнокомандующего. Все это неоспоримо. Но, с другой стороны, на высшую меру это не очень тянет по реалиям практики работы спецслужб в годы Великой Отечественной войны. Ведь ничего во славу Третьего рейха он совершить просто не успел. Был взят на первом же этапе операции, сразу дал чистосердечные показания, в радиоигре участвовал добросовестно. И все-таки, как видите, получил чекистскую пулю.
Я не знаю, что стало причиной. Могу лишь предположить: в деле Таврина было что-то такое, что категорически не позволяло оставлять его в живых. Вероятно, этот документ засекречен и едва ли когда-нибудь станет достоянием общественности. Умение хранить свои секреты – основа основ деятельности спецслужб. Примем эту вечную константу. Но, к сожалению, именно это позволяет сегодня многим недобросовестным публицистам активно спекулировать на истории «Туман». Сейчас я вам покажу, как это происходит.
Выступает небезызвестный в либеральных кругах деятель и начинает вам доказывать, что все это – сплошная лубянская мистификация. Таврин-де не был хорошо подготовленным террористом и, разумеется, не мог совершить покушение на товарища Сталина. Гранатомет его не подходил для прицельной стрельбы, не говоря уже о том, чтобы стрелять с руки. В этом случае ему бы просто оторвало руку, и он бы умер от потери крови. Дальше – больше. Не проводя никаких экспертиз, этот мудрейший ум вам обстоятельно докажет, что гранатомет был сделан не из крупповской стали, а из уральской. И пока вы пораженно будете смотреть на него, он нанесет последний удар, после которого бой заканчивается за явным преимуществом одной из сторон. Готовы? Получите.
Известный историк Борис Соколов еще 18 лет назад доказал, что человека по фамилии Таврин с документами на имя майора и сотрудника контрразведки СМЕРШ немецкий самолет в сентябре 1944 года не высадил, а, наоборот, собирался эвакуировать как ценного агента. В качестве доказательства используются фотографии из дела «Туман», которые, по мнению Соколова, являются грубым фотошопом. Все ясно? На душе у вас сейчас, вероятно, очень грустно. Я так красиво и подробно рассказал историю Таврина, а выясняется, что все это неправда. Но не торопитесь. Сейчас на этом примере я покажу, как сегодня фальсифицируется история.
Этот самый Борис Соколов известен как автор книг на любую тему. Его библиография уже давно значительно больше, чем академическое собрание сочинений Федора Михайловича Достоевского. Пишет он с невероятной скоростью, и делает это весьма своеобразно. Например, в своей работе «Тайны Второй мировой» Соколов использовал фрагмент современного порнографического рассказа, выдав его аутентичный источник. И это вовсе не единичный факт.
Венцом академической деятельности Соколова стал подсчет потерь Красной Армии в годы Великой Отечественной войны. Сначала он насчитал 14,7 млн павших советских солдат и офицеров. При зрелом размышлении он пришел к закономерному выводу, что этого слишком мало, и выдал следующую цифру – 26,4 млн. Чтобы читатель содрогнулся, он заявил, что немцы на Восточном фронте потеряли всего 2,6 млн. То есть соотношение потерь составило 1 к 10. Это вообще любимая пропорция всех российских либералов.
Естественно, Соколову не поверили и попросили объяснить, как он вывел столь дикую цифру. Готовы удивиться? В потери СССР он включил и демографическую убыль (то есть тех, кто мог бы родиться, но не родился), а в случае с Третьим рейхом элегантно обошелся без этого. Да еще и сфальсифицировал данные по численности населения. Но еще более интересен сам механизм подсчета. Всем интересующимся историей Великой Отечественной прекрасно известно, что всего было мобилизовано (с учетом довоенного числа военнослужащих) 34,5 млн человек. Из них непосредственными участниками войны было около 27 млн. После разгрома гитлеровской Германии в рядах Красной Армии числилось около 13 млн человек. А значит, погибнуть 26,4 млн солдат и офицеров просто не могли.
Полагаю, уже и ребенку ясно: перед нами неутомимый профессиональный фальсификатор. В какой-то момент даже коллегам Соколова стало неудобно. В мае 2016 года он был исключен из Вольного исторического общества с формулировкой «за нарушения научной этики». Так они тактично назвали очередной случай плагиата. Не может человек без этого. Как Навальный не может не писать еженедельно ахинею, так и Соколов не может не позаимствовать чей-то интеллектуальный труд.
А теперь важный вопрос: вы будете после этого доверять его смелым выводам по фотографиям в деле Таврина? Тем более есть у меня такое подозрение, что с архивным делом Соколов не работал, а свои умозаключения сделал по фотокопиям в каком-нибудь журнале. В самом деле, зачем учить географию, если извозчик есть? К сожалению, со времен Фонвизина мало что поменялось в психологии отдельных граждан.
Ладно, оставим в покое либеральные страдания и искания. Это бесконечная тема, которой когда-нибудь в будущем профессиональные психиатры посвятят, вероятно, не одну монографию. Тема ведь благодатнейшая. Я же вам хочу рассказать о другом. Гораздо более интересном. С одним из участников этого покушения на Сталина мне довелось быть знакомым лично еще с конца 90-х годов. Больше того, по мнению некоторых могучих умов, именно Гаспарян стал виновником его смерти. Заинтригованы? Тогда обо всем по порядку.
Еще несколько лет назад Николай Рутченко был весьма уважаемым французским пенсионером. О нем говорили в восторженных тонах. Вот яркий образец: «Всегда производил впечатление человека, которого не могло сломить ничто. От общения с ним веяло старой, какой-то могучей силой прежних времен. Но всегда и везде главной в его помыслах и действиях оставалась Россия». Согласимся, сильно сказано. Перед глазами встает образ патриота, который неустанно служит своей стране. Автор многочисленных книг по истории Белого движения. Человек с потрясающей харизмой. Прекрасный рассказчик. Глядя на него, никогда не подумаешь, что перед вами хладнокровный убийца. Впрочем, об этом он никогда не рассказывал. Да и вообще о своем участии в Великой Отечественной войне Рутченко предпочитал не распространяться.
Мог лишь очень кратко сообщить, что был призван в армию и попал в плен. Верховного главнокомандующего Сталина он считал преступником, ответственным за политические репрессии 30-х годов, и поэтому добровольно согласился сотрудничать с немцами. Стал переводчиком на оккупированных германской армией территориях СССР. Осознал преступные цели канцлера Германии Адольфа Гитлера и попал в концлагерь за антинемецкую деятельность. Такой вот убежденный борец против диктатур. После войны поселился во Франции и занялся наукой. Но была у Рутченко и совсем другая жизнь, о которой он старательно пытался забыть.
Август 1941 года. В первые, самые тяжелые месяцы войны советские войска терпели одно поражение за другим. В немецком плену оказалось свыше 2 млн солдат и офицеров. В том числе и студент-историк из Ленинграда лейтенант НКВД Николай Рутченко. Он не был расстрелян и не умер от голода в лагере, как сотни тысяч граждан СССР. Зная немецкий язык, он практически сразу согласился служить переводчиком в германской полиции безопасности. Именно в нее входили карательные группы специального назначения, которые осуществляли массовые казни гражданских лиц на оккупированных территориях. Жертвами в первую очередь были евреи и цыгане.
Из донесения в Берлин сотрудника немецкой полиции безопасности капитана Рейхена: «Расстрелы, совершаемые людьми моего подразделения, в каждом случае проводились быстро и незаметно. В каждом случае расстреливаемых заключенных под каким-либо предлогом доставляли на место, где гражданское население не могло проходить, и там выстрелом в затылок убивали. Почти во всех случаях до сих пор удавалось сделать так, что люди, которые должны быть уничтожены, не подозревали о предстоящем расстреле». По оценке представителя обвинения от США на послевоенном Нюрнбергском процессе над военными преступниками Тэйлора, «зверства, совершенные вооруженными силами и полицией Германии, были такими потрясающе чудовищными, что человеческий разум с трудом может их постичь». До окончания войны в мае 1945 года не дожил каждый пятый из оказавшихся под немецкой оккупацией 70 млн граждан СССР.
Рутченко недолго был простым переводчиком. В полиции безопасности служило достаточно много немцев, родившихся в Латвии и Эстонии. В начале XX века эти страны входили в состав Российской империи, поэтому большинство жителей знали русский язык. Рутченко требовался для другой работы. Для начала ему доверили проводить допросы. Из послевоенных показаний жителя Ленинграда Даниила Петрова: «Расстреливали в парке, недалеко от здания полиции безопасности. Но прежде был допрос у Рутченко. Простоватое лицо лет тридцати. Мне все это врезалось в память навсегда. Закрою глаза и вижу, как сегодня. Меня поразил разговор по-русски и главное – русский человек в германской офицерской форме. Такого я до этого не видел. Меня он отправил в лагерь смерти. Конечно, Рутченко мог оправдаться приказом начальства, но он и не пробовал».
В дальнейшем карьера Рутченко в полиции безопасности шла по нарастающей. Он получал оружие с немецких складов для проведения карательных операций против гражданского населения. Из показаний бывшего сотрудника полиции безопасности Ольги Колоколовой: «Рутченко лично расстрелял на моих глазах трех человек. От других офицеров я неоднократно слышала, как Рутченко принимал участие в казнях». Ее слова подтверждает и бывший курсант разведшколы Бене: «Рутченко рассказывал, как выстрелом в лицо из немецкого офицерского пистолета снес всю черепную коробку у заключенного. Я запомнил его слова: «Немецкое оружие гораздо лучше советского». Параллельно Рутченко обучал курсантов в специальной разведывательной школе. Все они должны были стать руководителями Ленинграда после взятия города немцами. Рутченко рассматривался оккупантами как будущий глава комитета образования. Но Ленинград взять не удалось. 872 дня длилась блокада города немецкими войсками. За это время погибло около 1,5 млн жителей. Из них 97 % – от голода.
Рутченко же продолжал испытывать немецкое оружие. В ноябре 1943 года в столице Латвии Риге он вместе со своей ротой участвовал в насильственной отправке трех тысяч евреев из гетто в концентрационный лагерь Аушвиц (в России его привыкли называть Освенцим). Из показаний сотрудника полиции безопасности Никарева: «Мы с оружием подъехали к гетто, где немцы держали евреев за колючей проволокой. Там уже находились эстонские и литовские полицейские подразделения. Евреев начали выгонять из помещений, подвалов и сажать в машины. Если кто-то пытался спрятаться – полицейские кидали гранаты и стреляли. На машинах их отвозили на станцию и посадили в эшелон. Всех отвезли в немецкий Аушвиц. Там их раздевали и отправляли в баню. Дверь закрывалась и запускался газ. Потом трупы сжигали». Точное количество погибших в этом лагере смерти установить невозможно. Немцы не вели учет своих жертв. По самым минимальным данным, в лагере было убито 180 тысяч евреев.
Руководил операцией капитан полиции безопасности Павел Делле. До этого он принимал личное участие в расстреле мирных граждан в Риге, а впоследствии возглавлял карательную группу на территории Ленинградской области. Именно ему подчинялся Рутченко. Он, кстати, совместной службы с Делле не отрицает. И даже написал в своих воспоминаниях: «Я был вызван к коменданту. Майор сидел за столом вместе с капитаном. Он представил его, назвав Павлом Делле, который занимается всеми русскими делами в Риге. Делле встал, пожал мне руку и сказал, что очень рад меня встретить. Как оказалось, ему уже рассказывали про меня немецкие офицеры. И хорошо отзывались обо мне».
Вот и Делле высоко оценил Рутченко. Когда он спустя время принял участие в подготовке покушения на Сталина, то позвал и своего помощника. Рутченко стал готовиться вместе с диверсантом Тавриным. На первом же допросе тот показал: «Одну из групп возглавляет Рутченко. Она насчитывает свыше 100 человек и готовится для развертывания басмаческого движения в Средней Азии. Рутченко до войны являлся преподавателем истории одного из ленинградских институтов. Во время войны он под Ленинградом перешел на сторону немцев и с тех пор активно работает в немецких разведывательных органах». Эти показания подтвердила на допросе и бывший сотрудник гатчинской полиции безопасности Мария Каганова: «Рутченко давал мне инструкции по выявлению враждебных немцам лиц, коммунистов и евреев».
Деятельность Рутченко была по заслугам оценена на Родине. Под достаточно высоким № 58 он значится в знаменитом списке № 1 военных преступников, разыскиваемых советскими спецслужбами. Но при этом Москва не требовала от Парижа экстрадиции Рутченко. Казалось бы, почему? Совершенных им преступлений хватило для вынесения трех смертных приговоров. Однако кровавый след Рутченко был разбросан по десяткам следственных дел, и в отдельную разработку он не попал. Были преступники и серьезнее, выдачи которых и добивалась в первую очередь Москва. К Рутченко отнеслись по остаточному признаку. Никто ведь 60 лет назад не мог бы представить себе, что пройдут годы и убийца станет респектабельным писателем, в своих книгах рассуждающим о нравственности и духовных основах общества.
Но при этом сам Рутченко сторонился журналистов. Не устраивал презентаций своих книг и не выступал на телевидении. Вероятно, понимал, что одно его неосторожное слово способно заставить людей заинтересоваться деталями биографии парижского писателя. Так и получилось. Моему коллеге Александру Кудакаеву во время работы над документальным фильмом «Охотники за нацистами» все же удалось побеседовать с Рутченко:
– Вы знаете, что в России вас до сих пор разыскивают как военного преступника?
– Я не понял вашего вопроса.
– Показания Ольги Колоколовой. Может быть, помните такую по Гатчине?
– Не помню.
– Пигулевского тоже не помните?
– Тоже не помню.
Рутченко совершил роковую ошибку, непростительную для профессионала. Он прокололся на мелочи. В этом коротком диалоге он подтвердил главное: в полиции безопасности он служил. Только вот свою подчиненную не помнит. Хотя ему нужно было отрицать сам факт своей причастности к карательному ведомству гитлеровской Германии. О каком-то старческом слабоумии не может идти и речи. Рутченко перестал давать интервью российским журналистам. Но наши западные коллеги, если захотят, конечно, подтвердят: с памятью у бывшего сотрудника полиции безопасности все было в порядке. Он до самой смерти с легкостью цитировал десятки документов из своих книг, держал в уме сотни фамилий. Только про свое участие в казнях мирного населения забыл. Зато его хорошо запомнили бывшие подчиненные. Из показаний курсанта разведшколы «Ленинград» Пигулевского: «Рутченко был связан с Ригой, в совершенстве владел английским и немецким. 20 июля 1942 года он пришел ко мне и заговорил про политические перспективы России. Рассказывал про сотрудничество с офицером тайной гитлеровской политической полиции гестапо».
Немногочисленные защитники Рутченко говорят, что документам советских спецслужб верить нельзя. Чтобы убедительно доказать его вину, нужны чуть ли не собственноручные донесения Рутченко в Берлин о его личном участии в казнях. И живые свидетели. Таких документов, вероятно, не существует. Как не существует и поименного списка всех расстрелянных в киевском Бабьем Яру. Известно только, что в этом месте осенью 1941 года немцы убили свыше 100 тысяч евреев и военнопленных. И свидетелей уже не осталось. Но осталась память о совершенных ими преступлениях. Она не позволяет нам сегодня забыть, что у выносивших и исполнявших смертные приговоры были имена, фамилии и воинские звания. Одним из них и был лейтенант гитлеровской службы безопасности Николай Рутченко. Он смог избежать суда и умер в своей парижской квартире. Он мог до гробовой доски рассказывать, что был просто переводчиком и боролся против Сталина. Но обманывал он только самого себя.
А Гаспарян какое имел отношение к смерти военного преступника, спросит меня иной читатель? Не сам же он же с ледорубом прокрался в Париж? Не стрелял же лично в пожилого человека? Не подсыпал ему подло цианистый калий в чай? Конечно нет. Но иной раз и слово убивает. Много лет я вел на радио популярную историческую программу «Теория заблуждений». Были в ней и выпуски про пособников оккупантов, лично участвовавших в казнях. Про палача Хатыни Катрюка, например, рассказывал. Дошла очередь и до Рутченко. Было это в конце апреля 2013 года. Та программа произвела эффект разорвавшейся бомбы.
Мой телефон в буквальном смысле раскалился от звонков и писем. Многие были тогда в шоке. Рутченко – уважаемый человек, часто бывал в российском посольстве в Париже. Он передавал в «Дом русского зарубежья» в Москве редчайшие документы из своего архива. Его книги открыто продаются в крупных магазинах и считаются уже классикой по истории Белого движения. И вот последовали такие неблаговидные факты из его жизни. Нет ли ошибки? Не опорочил ли уважаемого человека известный журналист?
Никакой ошибки. Документы по Рутченко хранятся в архиве Управления ФСБ по Санкт-Петербургу. Они многократно публиковались. Но, как и всегда в подобных случаях, мизерным тиражом. Обыватель, естественно, даже не подозревает об их существовании. На таком фоне Рутченко, конечно же, удавалось сохранять респектабельный вид. Но только до определенной поры. Пока я их не озвучил в эфире на многомиллионную аудиторию и не показал на сайте программы.
Но окончательно Судный день для Рутченко наступил после публикации моей статьи о нем во влиятельной американской газете. На этот материал был выделен целый разворот, в том числе для фотокопий документов. Попросили написать максимально просто – для западного читателя. Объяснить ему то, что всем в России известно с детства. Например, что такое гестапо. Только в первый день статью «Парижский убийца» на сайте газеты прочитало больше двух миллионов человек. А спустя сутки Рутченко отдал богу душу. Не покаявшись в содеянном в годы Великой Отечественной войны.
В смерти писателя и бывшего лейтенанта полиции безопасности Третьего рейха обвинили, разумеется, меня. Ясное дело, умучил благородного старца. Некоторые особенно не отягощенные извилинами обещали жаловаться на меня во всевозможные инстанции. Испытывал ли я тогда угрызения совести? Нет. Открывал документы по зверствам немцев и их пособников на оккупированных территориях и начинал перечитывать. Понимал, что на месте расстрелянных могли оказаться мои родные или близкие. Их казнили такие вот рутченки. Хладнокровно убивали в затылок, вешали на площадях, сжигали живьем, отправляли в концлагеря.
Я жалею только об одном: Рутченко избежал суда. Он должен был ответить перед народом своей страны, которую предал, за совершенные преступления. Он заслужил смертного приговора, пусть нынче на него и мораторий. Для таких преступлений нет срока давности. Уповаю теперь лишь на то, что Суд Божий вынес ему справедливый вердикт.
Назад: «Длинный прыжок»: правда и мифы
Дальше: Покушения, которых не было