К Чертовой Пучине «Заря» добралась к семи часам утра. Присутствие омута угадывалось по странной ряби на воде да по изменившемуся цвету моря. Дно на глубинах сорок-пятьдесят метров, естественно, не просматривалось.

Шквал нервничал. Оказалось, что аквалангист может погружаться только до сорока метров. На больших глубинах безвредный при нормальном давлении азот превращался в сильнодействующий наркотик.

Нацепив акваланг, Сучок совершил пробный спуск и вскоре показался на поверхности.

– Ну что? – свесился с борта Шквал.

– Вода чистая… – выплюнув загубник, ответил Сучок.

– А дно? Дно какое?

– Во! – показал большой палец Сучок. – То что надо! Песчаное, гладкое, как по нитке, я тебе говорю!

– Так-так, – потер руки Шквал. – Быстро найдем…

– Если он тут есть… Слушай, друг, – вдруг молвил Сучок с хмурым выражением лица. – Я что хочу спросить, уже, кстати, давно мыслишка вертится. Скажи, этот твой Барс, он пошутить случайно не любит?

Шквал замер, пораженный этой мыслью, а потом решительно замотал головой.

– Нет, исключено! – сообщил он. – Он же нам забашлял. Я его в этом смысле знаю как облупленного, если речь идет о деньгах – он шутить не будет. За гро́ши он удавится, проверено!

– А, ну тогда… Тебе, конечно, виднее…

– Значит, осматриваешь дно, с детектором, само собой, и быстро назад! – вернулся к работе сталкер. – Понял?

– Понял, – кивнул Сучок. – Только за один раз не получится.

– Почему?

– Тогда придется делать декомпрессию, а у нас таблиц нет и барокамеры тоже.

Сучок вставил в рот загубник, поправил детектор, закрепленный на груди, и ушел под воду. Пузырьки воздуха прочертили косую дорожку вдоль правого борта.

Шквал был спокоен за товарища. Каждый спуск в глубину Сучок выполнял максимально быстро, после чего подолгу отдыхал на поверхности. Благодаря этой тактике удавалось перехитрить проклятую кессонную болезнь.

Шквал закурил, присел на банку и принялся ждать.

На чем, как правило, гробились сталкеры-«водники»? В большинстве они происходили из дайверов-любителей, наскоро обучившихся пользоваться аквалангом, но не имевших ни глубоких познаний, ни тем более навыка долгой работы вод водой. Это один-два раза в день можно в охотку сплавать под воду, наплевав на правила декомпрессии или регулировку дыхательного автомата. А если ты проводишь под водой много часов или ныряешь-выныриваешь по двадцать раз на дню, собирая артефакты, раскиданные каким-то «серым гейзером», или икру «бисерниц», будь готов, что любая мелочь стает роковой.

Но в «Гидре», слава всем богам и Хозяевам Зоны, гибли пока только от аномалий да еще от хищных тварей. Ну, конечно, были еще мародеры и бандиты.

Сталкер с некоторой настороженностью вгляделся в далекий берег. Этот кусок Зоны называли Гнилой Дырой не только из-за тяжелых испарений обширных болот.

Население – десяток деревенек и поселков – отличалось угрюмым и нелюдимым характером. Ходили слухи, что в глубине болот аборигены устроили капища, где совершали ритуалы во славу всякой мифической нечисти вроде Серых Призраков, не брезгуя и человеческими жертвоприношениями. Но бояться этих опустившихся вырожденцев как будто не приходилось. Шестеро сталкеров на «Заре» имели в своем распоряжении, кроме восьми автоматов, еще и ручной пулемет и два гранатомета, это не считая обычных и подводных пистолетов и ножей. Да и боеприпасов должно было хватить.

Оружия хватает, снаряжение толково подобранное, у каждого за спиной годы работы в самых разных водах.

Так что Сундук Мертвеца от них не уйдет. Легендарный Сундук Мертвеца. Проклятый и вожделенный Сундук Мертвеца. Мечта, одинаково влекущая и самого последнего мародера-пропойцу, и скупщиков-богачей в роскошных офисах.

Собранная командой знаменитого Константина Живцова, он же Мертвец, огромная коллекция самых дорогих и редких артефактов.

Вся эта история случилась еще до того, как Шквал оказался в Московской Зоне, но знал он ее неплохо. Нет-нет, да и вспоминал о ней местный люд.

Команда Мертвеца не была похожа на обычную компашку охотников за артефактами. В нее главарь отбирал не просто лучших, а подлинных мастеров. Тех, кто уже думал уйти на покой и хотел заработать напоследок приличные деньги. В этой команде почти не было «отмычек», а каждый из бойцов знал об аномалиях, мутантах и артефактах больше, чем любой эксперт ЦАЯ.

И тот же Центр Аномальных Явлений и прочие умники не раз обращались к Мертвецу, когда требовалось добыть что-то редкое или нужны были услуги особо знающих проводников, если, конечно, научники находили деньги (скидки никому не делалось).

Но было еще кое-что…

Мертвец и его люди, зная жадность торгашей и то, что хорошую цену за товар, оплаченный потом и кровью, они не дают, откладывали лучшие из добытых даров Зоны. Расчет был прост – когда они решат, что пора валить за Периметр, все это добро они вывезут и продадут за по-настоящему большие деньги. И людей, готовых заплатить, Мертвец тоже нашел. Чтобы ни в чем уже не нуждаться до конца жизни.

А скупщикам доставалось лишь что похуже, исключительно чтоб оплачивать текущие расходы команды. Многие воротилы только что слюнки не пускали при мысли о запасах Мертвеца и его людей. Пытались найти подходы, обещали цену, что называется, сильно выше рыночной. Напрасно, никто даже не знал, где сталкеры прячут свои сокровища. При разговорах об этом сталкер-мастер только ухмылялся да отвечал: мол, добро в сундуке, как смерть Кощея, а сундук – в надежном месте. Дважды бандиты пробовали базу сталкеров на зуб, и оба раза легли все нападавшие (у команды Живцова были не только обычные стволы, хватало и артефактного оружия).

Когда Борман и его головорезы атаковали лагерь Мертвеца, тот уже собирался сворачивать дела. Были даже готовы коридоры для эвакуации, а в знаменитом баре «Сто чертей» была заказана грандиозная отвальная пьянка для всех его друзей.

Живых, как все думали, не осталось ни с той, ни с другой стороны. Какое-то время Московская Зона жила в предвкушении того, что Сундук Мертвеца где-то всплывет, но тщетно…

И вот теперь они ищут эти сокровища. При том что вся история с утонувшим катером, кстати, запросто может оказаться выдумкой свихнувшегося от пыток мародера.

Ладно, подумаем о чем-то более приятном. Например, о женщинах.

В последнюю ночь перед этим рейдом он, как обычно, принял душ, вернулся в «каюту», разделся, лег и вдруг обнаружил в комнате Тамилу. Та устроилась в кресле и весело улыбалась.

Глубокий вырез лилового одеяния открывал шею и ложбинку между выпуклостями, в которую стекла тонкая платиновая цепь. Второй вырез нескромно показывал стройные ножки до середины бедра, туго затянутые в прозрачный черный туман.

Он удивился – обычно они встречались в ее апартаментах над баром, и вообще она была в его обиталище в «общаге» «гидр» всего два или три раза.

– Мила, ты зачем пришла? – задал он вопрос, прозвучавший очень глупо.

Тамила закрыла дверь на защелку, потом без лишних церемоний скинула платье японского шелка, под которым по странной случайности не оказалось бюстгальтера. Ее небольшие груди смотрели на него своими крупными темными сосками, ясно заметными даже в полумраке. На втянутом животе, в самом низу, виднелась знакомая татуировка – змейка, кусающая себя за хвост, искусно изображенная изумрудно-зеленым цветом.

– Мила… я не совсем в форме…

– Не смущайтесь, мой капитан.

Она сняла тонкие черные колготки, демонстрируя изгиб талии и мягкую линию бедер. Деловито залезла на койку, сев верхом на Шквала, ладонью шаловливо провела по его животу. Тонкая рука отбросила простыню и начала легкими касаниями поглаживать…

– Не надо…

Почему голос такой хриплый и абсолютно неуверенный?

– Расслабься. Ситуация под контролем… – промурлыкала она.

Мягкие пальчики охватили его плоть. Тамила медленно села сверху, вобрав его в себя. Уперлась руками, двигаясь в стороны и постепенно наращивая амплитуду. Захрипела; тело изогнулось дугой. Потом Тамила мягко соскользнула на постель.

– Понравилось?

– М-м-м…

– Значит, да. И еще, я, как ты уже знаешь, люблю потом еще пару раз повторить.

Она изогнулась, мазнув кончиками сосков его по губам, опять чуть отстранилась, дразня. Ее пальцы неожиданно оказались у него на затылке, а губами Шквал ощутил нежность ее губ… Стало щекотно и приятно, она погладила по узкому шраму на макушке.

– Война? – решила зачем-то уточнить Мила. – Осколок или пуля?

– Да как сказать… Это огнетушителем приложило.

– Неужто ты горел так, что тушить пришлось! – Ее глаза буквально полезли на лоб.

(«Да я всю жизнь горю синим пламенем!»)

– Да нет… – Он усмехнулся. – Это еще когда курсантом был. На сторожевике в учебном походе в восьмибалльный шторм огнетушитель сорвался с пожарного щита, да и прямо мне по клотику приложил… – хлопнул ладонью себя по голове.

– И как ты?

– Да чего, пять минут провалялся, козероги из головы повыскакивали, да и побрел на вахту!

– Бе-едненький…

Она коснулась губами его живота… и ниже. Сразу расхотелось спорить и выяснять что-то. Куда делись хандра и усталость?..

…Щелкнув зажигалкой, она затянулась. Почему-то тлеющий огонек в полумраке кажется очень эротичным. По крайней мере если сигарета в губах молодой сексуальной женщины, лежащей на кровати нагишом.

– Зачем ты все-таки пришла? – спросил он.

– Тоскливо мне стало, дорогой. Просто… мне хочется чего-то живого и теплого в этом аду.

– Да… – вздохнул Шквал.

У него было нечто живое и теплое в этом аду на земле, и оно рядом с ним, в этой койке. Мягкий голос… Шелковистость и аромат кожи… И неуловимая, но явственная аура женственности, хотя, казалось бы, откуда ей взяться у хозяйки сталкерского бара?

История Тамилы была проста и безыскусна. Несытое и невеселое провинциальное детство девяностых. В восемнадцать лет – поездка в Москву из воронежской глубинки в институт… Скоропалительный брак с москвичом, не принесший особого счастья, и такое же быстрое расставание – «не сошлись характерами». Семья распалась, дочка часто болела, Тамила работала и училась, таскались по съемным углам…

Когда грянул «харм», они с дочкой были в гостях у тетки в Торжке, что она считала самой большой удачей жизни. Все, чего она достигла, все сгинуло в адской стихии. Однушка, взятая в ипотеку, подержанный «Форд Фокус», работа в банке старшим менеджером (вместе с банком) и скопленные на черный день девять тысяч долларов на счетах…

Но зато они с Катюшей остались живы, а почти все Бескудниково, где они жили, сгинуло в первый же день катастрофы…

Многие тогда сломались – статистика по самоубийствам так до сих пор и засекречена. Кто-то спился – существование в какой-то из брошенных деревень от Пскова до Благовещенска, жизнь в щитовом бараке по две семьи в комнате не каждый выдержит.

Она себе такой роскоши позволить не могла. Нужно было жить дальше, растить хрупкую болезненную девочку и помогать матери.

Вернулась обратно, уже в Зону. Чем и как зарабатывала – он не спрашивал, а она не говорила. И тут судьба ей улыбнулась. Фараон, владелец бара, где она работала стриптизершей, одноногий и одноглазый бывший сталкер, что называется, запал на нее и сделал гражданской женой и управляющей заведения.

А когда его пристрелил рехнувшийся после «серого мха» бродяга, именно она по неписаным законам Зоны унаследовала бар. Помогла ли интуиция или опыт работы в банке, но дело, можно сказать, расцвело. Когда они познакомились со Шквалом, «Удача» входила в десятку лучших заведений Внешнего кольца.

Шквал тогда не сразу понял, что Тамила в нем нашла. Даже мелькала мысль, мол, ищет «крышу» в лице второго человека «Гидры».

Но он тут же ее отбросил. Крыша сталкер-бару не нужна по определению. Всякий бар в Зоне – место неприкосновенное. И идиота, решившегося на него на-ехать, будут дружно мочить все ближние и дальние…

Тамила завозилась у плеча, грустно вздохнула.

– Тебя что-то беспокоит? – спросил он.

– Ты чертовски наблюдательный. Да, я тут думала… насчет нас…

Снова глубокий вздох.

– Послушай, Женя… – Голос ее был тих и серьезен. – Что ты скажешь, если уехать отсюда?.. – И чтобы не возникло сомнений, уточнила: – Вместе. Оба. – И с чувством добавила: – Из этой чертовой сраной Зоны! За мой шалман Тархун мне триста тысяч европейских бумажек без торга обещает. Да я прикопила малость, в шести банках лежит. У тебя, наверное, тоже что-то есть, а нет, так не важно… Да и не заработаешь всех денег. Того, что есть, хватит и на квартирку в Черногории или Греции, знаю, ты ее любишь, и на магазинчик или там ресторан… Я заберу Катюху и скажу ей, что ты – ее настоящий отец… – Голос ее дрогнул. – Да я еще молодая, родим с тобой ей братика или сестричку? Ну, Жень…

Лучше бы ей этого не говорить! Тема «дети сталкеров» весьма занимала науку, но материалы были тоже засекречены. Слухи же ходили самые разные. Но и без слухов он знал, что тут не все так просто и радужно, как думает большинство.

В памяти всплыл случай, какому стал свидетелем ровно через два месяца после того, как оказался здесь. Тогда они остановились на хуторе у развалин Орехово-Зуево, на пресловутых Кипящих прудах – ловить тамошних иглохвостых жабоидов (их кровь у скупщиков стоила двойной вес золота). Там жило меньше десятка человек – несколько стариков и старух, которым некуда было деваться, и три женщины помоложе. Одна из них, Лариса, бледная молчаливая шатенка, была уже заметно беременна.

Староста – седой как лунь бородатый дед, которого все звали Липатыч, говорил, что Лариса пришла к ним откуда-то со стороны Пустых Холмов и ничего конкретного о себе не сообщила, только, упав на колени, расплакалась и, обняв ноги старика, сказала, что ей некуда идти и она согласна на все, лишь просила не гнать.

И вот на пятый день их пребывания там ночью Лариса внезапно родила. Но родился у нее не ребенок, а какая-то черная, напоминающая слизня тварь величиной с кошку…

Память не многое сохранила с того дня: они, даже не пивший до того Сучок, нажрались тогда до чертиков, вылакав весь дедов самогон. Но кое-что осталось в мозгу, как ни глуши воспоминания.

Причитания и молитвы старух, матерные загибы Липатыча, в глазах которого стоял откровенный ужас; копошение коротких резиново-матовых отростков среди окровавленных тряпок. Обреченное спокойствие на лице одной из женщин, завернувшей это в старое пальто и в молчании вынесшей на улицу.

А утром, протрезвев, они нашли Ларису, повесившуюся на детском вязаном оранжевом шарфике в бывшем хлеву. И ветхая застиранная ночнушка на ее груди была мокрой от молока…

Чтобы отвлечься от жутких мыслей, он обнял Милу, откинув одеяло, занялся делом…

…Из задумчивости Шквала вывели непонятные звуки. Они шли из морской глубины – глухо и негромко, с каждой секундой становясь все отчетливее, а сталкеры все не могли поверить в происходящее. Звуки доносились из глубины, но очень быстро приближались к поверхности.

Напоминали они протяжные стоны каких-то древних тварей какого-нибудь мезозойского периода. Каждый стон сопровождался приглушенным шипением и щелчками. С невольным холодком Шквал подумал, что звуки эти очень похожи на те, что иногда гидрофоны записывают в океанах. Иногда тех, кто их издает, даже пытаются отловить, но без толку. Слишком хорошо прячутся, видать.

А затем – чувствительный удар о днище катера. Шквал и Жук вскочили и увидели вырывающиеся у кормы пузыри воздуха.

Шквал успел понять, что Сучок при всплытии ударился о днище головой и выронил загубник. Тут же из воды на миг показалась голова в разодранном капюшоне гидрокостюма, и послышался сдавленный вопль Сучка:

– Там… свет! Свет! Свет! Оно пришло!

В следующий миг голова Сучка резко ушла вниз, и вода над ней сомкнулась…

…Призрачный свет возник вдруг в темной глубине, словно бы под ним было не мелкое дно Новомосковского моря, а океанская толща… Сучок напрягся и тут же инстинктивно замер, но разглядеть в глубине что-либо так и не сумел. Осторожно вздохнув, он еще раз повернулся вниз головой и внимательно посмотрел вниз. Свет едва пробивался сквозь толщу воды, но даже этот призрачный свет притягивал сталкера к себе словно магнитом. Он машинально поправил на поясе «QSS-05», про себя ругнув «китайца» за малый калибр.

Некоторое время аквалангист видел только этот свет и больше ничего. Ему казалось, что такого манящего света он не видел никогда в жизни, и единственным его желанием было тотчас всплыть на поверхность.

Соблазн был настолько велик, что окончательно Сучок взял себя в руки только через минуту или две. Рассудок и инстинкты бойца постепенно возобладали, и сталкер даже удивился своему минутному порыву.

Он ведь, плюнув на технику безопасности, провел под водой уже около часа. В этой ситуации всплытие на поверхность без декомпрессии убило бы его вернее, чем десяток самых опасных мутантов…

В этот миг мрак глубины начал таять. Свет очень быстро из призрачного стал ослепительно-ярким. Причудливая тень прорезала толщу воды под ним. Затем свет начал быстро тускнеть. Словно съежившись, метнулся обратно. Глубину снова окутал мрак.

А потом под аквалангистом нарисовалась тварь немалых размеров. Вот она всплыла почти полностью, прямо под ним. Пузырь где-то пяти метров диаметром, с несколькими пучками щупальцев, по которым скользили лучики лилового света. Сквозь полупрозрачную чуть зеленоватую оболочку просвечивала сеть пульсирующих канальцев и колец темного оттенка. Под куполом болтались гроздья каких-то непонятых, смахивающих на призмы из мармелада штук, название которым Сучок не мог подобрать.

Что за тварь встретилась ему, он не знал. Зона почти каждый месяц порождала новых уродов. Но зато знал другое – все эти дети Зоны были опасны, как сам Дьявол.

Ныряльщик был настолько близко от всплывающего из мрака чудовища, что в это даже трудно было поверить. Этот странный ранее невиданный медузообразный кракен мог растерзать его, свернуть голову одним движением щупальца. Пистолет или даже оставленный на базе АПС сейчас вдруг показались жалкими перед этой громадой плоти.

Он ясно видел его круглые глаза, окаймлявшие купол; открылась пасть, потом вторая, третья… Секунды показались ему страшно длинными, время точно остановилось, сделалось тягучим, как смола…

Тело твари засветилось… Сталкер ощутил, что нечто пытается проникнуть ему в сознание, что-то чужое и чуждое. Тело сотрясли спазмы, перехватило дыхание. Начисто забыв об оружии, да и вообще обо всем на свете, аквалангист рванул вверх, не видя, как из-под купола выдвинулись два гибких хобота.

Пребольно ударившись головой о днище катера, он вынырнул на поверхность и, выплюнув загубник, заорал что есть мочи:

– Там… свет! Свет! Свет! Оно пришло!..

…В следующий миг голова Сучка резко ушла вниз, и вода над ней сомкнулась…

А внизу в глубине шевелилось нечто огромное, непонятное… Оно поднималось из глубины, взбаламучивая воду…

А затем это вынырнуло.

Боже, какой же отвратительной показалась сидящим в катере сталкерам эта тварь! Бесформенное обрюзгшее тело, мерзкие длинные щупальца, синеватая, прозрачная переливающаяся разноцветными разводами студенистая шкура, покрытая отвратительной слизью.

«Зарю» тряхнуло так, что бойцы едва удержались на ногах. Шквала отбросило от борта, так что он, потеряв равновесие, сел прямо на палубу.

Воздух перед глазами как-то поплыл. Нет, сознания Шквал не терял. Зрение тоже оставалось в норме, но в глазах словно проплыла какая-то рябь, как это бывает, когда резко просыпаешься и встаешь.

Дальше пошло что-то непонятное, потому что человеческий мозг устроен так, что просто не сохраняет такие воспоминания в памяти, чтобы потом не спятить.

Следующим более-менее внятным воспоминанием Шквала было то, как странного оттенка светящийся шар пронесся по волнам на огромной скорости, удаляясь от все еще покачивающейся «Зари». Почти погрузившись, шар вдруг побледнел, потом свечение опять разгорелось, шар снова подвсплыл и по странной траектории двинулся вдоль побережья.

Запоздало вслед ему ударила автоматная очередь – стрелял Жук. Потрясенные сталкеры смотрели молча…

…Тело Сучка нашли спустя час. Маска была залита кровью изнутри, гидрокостюм изодран в дюжине мест, как и его кожа и мышцы. Из разорванной брюшины вывалились внутренности – смятые и залитые фосфоресцирующей слизью, в которой плавала гроздь каких-то угловатых пузырей, оплетенных угольно-черными нитевидными жгутами…