XXX. Разговор по душам
– Бреннер, с вами что ни путешествие, то неприятности, – заметил Костас спустя некоторое время, когда все в вагоне немного успокоились, а детишки умолкли.
Кондуктора и солдат я связал и приказал им не проявлять излишней инициативы, которая, как известно, наказуема. Солдатики и не дергались, вполне доверяя этой старой истине, а кондуктор как рухнул на пол, так и лежал не шевелясь. Остальные пассажиры также проявили разумную осмотрительность и оставались на своих местах, не пытаясь мне воспрепятствовать.
– Не согласен! На телеге мы прокатились безо всяких приключений.
– Это жалкое исключение из общего правила. Хочу вам напомнить, что при первой нашей встрече меня чуть не убили, а после… да что там после, только сегодня вы выбросили меня из цеппелина с высоты три тысячи футов! А сейчас мы захватили пассажирский поезд, как какие-то гангстеры! Так, кажется, называют грабителей в бриттской колонии?..
– Надо сказать, поезд мы еще не захватили, – поправил его я. – Пока что мы только объявили о своем намерении. Для полного контроля над составом нам нужно пленить машиниста и его помощников. К счастью для нас, до ближайшей станции полчаса, а средства экстренной связи на поезде отсутствуют. Так что времени у нас вполне достаточно, чтобы все успеть.
– Я жалею, что познакомился с вами, Бреннер…
После поездки на телеге мы с Костасом общались друг с другом подчеркнуто вежливо. Наследник делал вид, что позабыл мою грубость, хотя наливающийся синяк у него на скуле постоянно напоминал ему об этом.
Как я и предположил, великий князь не терял времени даром. Цеппелин, полный мертвецов, все же сумел вернуться во Фридрихсград. Полагаю, благополучно приземлиться удалось не без помощи капитана, который лишь чудом остался жив. Не хотелось даже представлять, в каком отвратительном состоянии духа пребывал сейчас Платон Александрович и как ему пришлось оправдываться перед царственным братом за все случившееся.
– Господа! – обратился я к пассажирам. – Сейчас мы с моим… хм… коллегой покинем вагон и отправимся к машинисту. Наш поезд проследует без остановок до самого Фридрихсграда. Просьба проинформировать всех интересующихся из других вагонов о сложившейся ситуации и ни в коем случае не пытаться попасть на паровоз. Иначе, не обессудьте, я вынужден буду открыть огонь на поражение. Если все мои предписания будут выполнены и мы доберемся до города без инцидентов, то все останутся целы и здоровы. Вопросы? Рад, что мы друг друга поняли.
– В вас пропадает великий талант, Бреннер, – сказал Костас, когда мы покинули вагон и вышли в тамбур. – Вы складно излагаете свои угрозы – это лучшее качество для дипломата. При других обстоятельствах рекомендовал бы вас в дипкорпус.
– Благодарю покорно, но мне привычнее решать дело кулаком, чем словом…
Мы вошли в вагон-ресторан. Тут все было спокойно, на нас даже никто не обернулся. Несколько человек за столиками дегустировали блюда местной кухни, официант нес на подносе тарелки со снедью. Шум и крики из нашего вагона здесь не слышали, поэтому мы беспрепятственно прошли через ресторан, стараясь не привлечь к себе дополнительного внимания.
Проходя мимо барной стойки, Костас выложил на нее червонец и молча ткнул пальцем в бутылку коньяка, которую кельнер тут же вручил ему. Костас заодно сунул в карманы два стакана. Я решил, что мои нервы тоже не железные, и не стал спорить. Мы продолжили путь. Следующие три вагона мы миновали без остановки и наконец вышли в крайний тамбур, сквозь стеклянные окна которого был прекрасно виден тендер с углем.
– Как у вас с гимнастической подготовкой, Константин Платонович? – полюбопытствовал я. Еще не хватало, чтобы наследник свалился с поезда и свернул себе шею раньше времени. Кречетов дал мне время до конца дня. Я полагал, что он, как человек военный, был точен в формулировках и до полуночи не сделает близняшкам ничего плохого. Я надеялся успеть вовремя.
– Никогда не любил эти занятия, но справлюсь, будьте уверены, – пообещал Костас.
Я распахнул дверь, в лицо ударил ветер. К вечеру изрядно похолодало, уже чувствовалось дыхание грядущей зимы. Деревья мелькали, сливаясь в одну длинную тень.
Надо сказать, инженеры и техники, создававшие паровозы, не предусмотрели совершенно никаких удобств для грабителей, пытавшихся пробраться в кабину к машинисту. Попасть туда можно было только по боковым лестницам, когда поезд стоял.
Нам же пришлось перешагнуть через сцепку, надеясь не споткнуться и не свалиться между вагонами, залезть по короткой лестнице и окончательно перепачкать одежду в угле, пробираясь по верху тендера.
Костас пробирался первым, не выпуская бутылку из рук. Я шел прямо за ним, надеясь, что он не вздумает показать характер именно в этот момент и не затеет глупую драку, решив освободиться.
Но его светлость вел себя спокойно, мы миновали тендер и добрались до будки машиниста. Соединение будки с тендером скрывал полотняный кожух. Я разрезал его ножом и встретился лицом к лицу с кочегаром, загребавшим на лопату очередную порцию угля. На его изумленный вскрик обернулся и машинист.
– Добрый день, уважаемые. – Мы с Костасом скатились по углю вниз, оказавшись в будке. Кочегар испуганно шарахнулся назад, сжимая лопату в руках, но напасть не пытался. – Поезд захвачен, просьба сохранять спокойствие!
В подтверждение своих слов я продемонстрировал револьвер, а Костас – бутылку коньяка.
– Что нам делать? – хмуро спросил машинист.
– Собственно, ничего особенного. Мы едем без остановок до самого Фридрихсграда. Понимаете, мы очень торопимся!
Машинист против таких аргументов, как револьвер, ничего возразить не мог, кочегар – тем более. Места в будке было мало, поэтому, решив, что мы все друг друга прекрасно поняли, я предложил Костасу вновь взобраться на груду угля в тендере. Вид оттуда на округу открывался шикарный. К тому же, сидя наверху, мы могли одновременно контролировать и машиниста, и любые попытки проникновения со стороны вагонов.
Мы прихватили из кабины рогожу, постелили ее поверх угля и уселись по-простому, на османский манер. Костас наконец откупорил бутылку и разлил коньяк по стаканам.
Чокаться мы, разумеется, не стали. Выпили каждый свою порцию, не глядя друг на друга, словно вообще были незнакомы. Я бы ни за что не стал пить вместе с человеком, из-за которого, возможно, погибли Феликс с женой. Слова Шалимова о том, что это именно Костас выдал дом Шиллеров, не выходили у меня из головы, но допрашивать наследника в данную минуту я посчитал нецелесообразным.
Коньяк подействовал расслабляюще, успокаивая нервы. Костас довольно крякнул и посетовал:
– Жаль, лимона нет! Знаете, Бреннер, мой дядя недавно придумал отличную закуску под этот напиток. Нарезаете лимон тонкими ломтиками, сверху одну его половину щедро посыпаете мелким молотым кофе, а вторую – сахарной пудрой.
Я представил сей шедевр кулинарии и непроизвольно поморщился. Закусывать коньяк нужно исключительно по-франкски – этому меня в свое время научил большой эстет в вопросах застолья Грэг. Правило трех «C» – Cafe, Cognac, Cigare: глоток кофе, глоток коньяка, а после – сигара.
Я же всегда предпочитал напитки попроще. Что может быть вкуснее кружки доброго пива с белоснежной пенной шапкой и хорошо прожаренной сосиски в качестве закуски, щедро намазанной острой горчицей?..
– Эту моду сразу подхватили при дворе, – продолжил Костас. – Еще бы, изобретение самого императора-батюшки! Все жрут, морщатся, прямо как вы сейчас, но нахваливают. Мне иногда кажется, что дядя специально придумывает подобные штуки, чтобы поиздеваться над остальными.
Мимо пронесся перрон какой-то станции. Машинист дал три гудка, поезд даже не сбавил скорость. Удивленные лица людей мелькнули и остались позади.
– Непременно объявят тревогу. – Костас разлил еще по порции коньяка. – На следующей крупной станции нас попытаются остановить.
– Как-нибудь прорвемся, – пожал плечами я. – Не будут же они подвергать опасности жизни пассажиров. А там и до нашей цели рукой подать…
– Что вы хотите со мной сделать?
– Мне вы не нужны. Я хочу вернуть Лизу и Петру. Вы сами виноваты, что предали их. Я прекрасно осведомлен о том, что именно вы раскрыли адрес дома.
– О чем вы, Бреннер? Когда в доме появились стрелки, это было для меня такой же неожиданностью, как и для всех остальных. Ваш товарищ, Шиллер, он бился, как сущий дьявол. И погиб, как храбрец. Ну а я сбежал, каюсь. Я трус, Бреннер, обычный трус…
– Вы не трус, Константин, вы обычный подлец, – устало сказал я, даже не пытаясь опровергать его вранье, и допил коньяк.
– Подлец? Я не подлец. Я хочу жить, и я выживаю, как могу. Есть ли в мире хоть что-то ценнее жизни, Бреннер? Нет, для каждого жизнь – это главная ценность, основа мироздания. По сути, жизнь – это само мироздание. Не будет жизни, все остальное тут же станет для вас неважным. Вы, может, скажете: честь, совесть, друзья, возлюбленные. И так далее и тому подобное. Идеалы. Но вот умрете вы с вашими идеалами и кому станет легче? Не проще ли выжить и дальше продолжать исповедовать свои принципы! Надо жить, Бреннер, любыми путями, любыми способами – надо жить. И я живу. Я могу быть щедрым, веселым, могу нравиться женщинам, но если мне будет грозить опасность, то я сам за себя. Каждое разумное существо – вещь в себе. Замкнутая система. Понимаете?
Коньяк развязал ему язык, но я Костаса почти не слушал. Мне было скучно. Еще один доморощенный философ. Жизнь его ценна, видите ли. Система в себе. Да кому он нужен? В мире вообще почти нет никого и ничего ценного и важного. Все мимолетно. А смерть внезапна и случайна. Это я прекрасно понял, побывав на своей первой войне.
На все воля святого Провидения. Как суждено, так и случится, если ты будешь выполнять свой долг. Вот и вся философия.
– Не порицайте меня, Бреннер, ведь вы ничего не знаете. Я оказался собственным заложником, и теперь пути назад для меня не существует.
Я не совсем понял, о чем он говорит, но глаза Костаса сияли нездоровым блеском, и весь его вид показался мне весьма болезненным. Поистрепался наследник в дороге, а потом скажут, что это я его так подпортил.
– Вы просто ничего не знаете, – продолжал он талдычить о своем. – Это все очень страшно! Оказалось, нужна огромная сила воли, чтобы бороться, противостоять. Не всегда выходит. Все вовсе не так, как мне обещали…
Он еще что-то говорил, объяснял, но так путано, что я вовсе перестал слушать этот пьяный бред.
– Может быть, когда-нибудь вы меня поймете…
Мы проехали еще одну станцию. На этот раз на перроне никого не оказалось. Видно, вести о странном поезде, едущем без остановок, уже дошли сюда. Но и остановить нас никто не пытался. Жалели людей. Клетчатый господин с цветастой женой, их детки, другие пассажиры – это основа государства, пусть и не слишком приглядная с виду. Рисковать гражданами недопустимо – такова имперская политика. Я это прекрасно знал, и только на этом и строился мой расчет. Никто не полезет на поезд, пока тут гражданские. Ехать оставалось пару часов.
– Глядите, Бреннер, к нам гости!
Я быстро повернул голову и успел заметить одного из солдат, плененных мной в вагоне. Они уже освободились и теперь искали своих обидчиков, но, заметив нас наверху тендера, тут же спрятались в тамбур, не решаясь напасть.
Убивать я никого не хотел, но не задумываясь застрелил бы любого, если бы пришлось. В голове у меня были только близняшки. Никому другому там места не нашлось.
– Думаете, по нам откроют огонь? – Костас чуть подался вперед, стараясь разглядеть, чем заняты солдаты в тамбуре. Он не казался испуганным, лишь заинтересованным. И пьяным он больше не выглядел.
– Вряд ли, поостерегутся. Будут охранять тамбур, чтобы мы не вернулись обратно. И по крышам не полезут. Их всего двое, даже если к солдатам присоединился кое-кто из пассажиров, все равно у нас преимущество. Мы можем спокойно расстреливать всех и каждого, кто посмеет приблизиться, сами же будем оставаться вне досягаемости их пуль.
– Будете стрелять на поражение?
– Зачем, достаточно просто отпугнуть.
Внезапно раздался громкий щелчок, и паровоз резко тряхнуло. Я потерял равновесие, но удержался, а Костас покатился по углю, грозя выпасть из тендера, и я ничем не мог ему помочь.
Костасу повезло, он сумел выставить вперед ноги и упереться в чуть выступающий край борта. Он помахал мне рукой, показывая, что все в порядке, а за его спиной мелькали деревья, сливаясь в одно сплошное размытое пятно.
Только теперь я почувствовал, что наша скорость изрядно выросла. Поднявшись наконец на ноги и бросив взгляд назад, я понял причину таких изменений.
Солдаты умудрились отцепить состав от паровоза, и теперь пассажирские вагоны замедляли ход, постепенно скрываясь вдали в вечернем сумраке и продолжая двигаться исключительно по инерции. А паровоз, напротив, заметно прибавил и несся как стрела вперед.
– Мы едем быстрее, – заметил Костас, взобравшись обратно на самый верх угольной кучи. – Значит, и на месте будем раньше.
– Да, – согласился я, – вот только теперь никто не помешает устроить нам горячую встречу. Мы потеряли всех заложников.
– И что вы планируете предпринять? – В голосе Костаса я не услышал страха или неуверенности. Он просто проявлял вежливое любопытство.
– Будем прорываться с боем!