XXIX. Провинция
– Отец, погоди, до ближайшего города далеко?
– Верст десять будет, барин. – Бородатый старик-бауэр натянул поводья, останавливая повозку, оглядел нас долгим взглядом и выжидательно замолчал, понимая, что выбора у меня нет. Не пешком же идти через лес.
– Довезешь?
– Лошадка кушать хочет, – прищурился хитрый дед.
– Накормим твою лошадку, – кивнул я. – Не обижу. Так что?
– Довезу, отчего же не довезти хороших людей. Лезьте в телегу, баре!..
Я сильно сомневался в положительных качествах Костаса, но разубеждать деда не стал. Нам и так крепко повезло, что мы наткнулись на него на пустынной дороге и что он не испугался нашего вида, иначе пришлось бы идти пешком, понапрасну расходуя силы.
Дед был старый. Он выглядел так, словно застал даже те времена, когда Руссо-Пруссии, как государства, еще не существовало на картах мира. Что уж говорить о прогрессе – в этих краях подобное слово посчитали бы бранным. Тут жили по старинке: неспешно, размеренно, но при этом работали от рассвета до заката, как привыкли работать отцы, деды и многие поколения предков. Старик вел себя так, словно ничего с тех пор не поменялось. В чем-то он был прав…
Костас запрыгнул на телегу первым и устроился со всеми возможными удобствами на густо пахнущем сене, потирая ушибы и ссадины. Я же сел чуть в стороне. Старик тронул вожжи, и кобыла, медленно переступая ногами, двинулась вперед, волоча за собой телегу.
Вот теперь я мог немного расслабиться, впервые за этот день, и воскресить в памяти все произошедшее.
Безумное падение с цеппелина я запомню до конца своих дней. Нас крутило, переворачивая то вверх, то вниз, швыряло во все стороны. Я вцепился в Костаса, надеясь, что его не оторвет от меня воздушным потоком и не унесет прочь.
Я едва сумел нащупать кольцо и с силой дернул его, стараясь даже не думать о том, что может случиться, если купол не раскроется. Но все получилось, парашют взметнулся ввысь, нас резко дернуло, я едва не выпустил свою ношу, но все же сумел удержать тело наследника, хотя ремень, связывавший нас, затрещал от нагрузки, а через несколько мгновений мы уже болтались в воздухе, плавно опускаясь вниз.
Потом был спуск, который я совершенно не помню. Все мое внимание сосредоточилось на Костасе. Краем глаза я все же отмечал внизу и бесконечные леса, расцвеченные синими пятнами озер, пестроту полей и прочие красоты. Где-то вдалеке у горизонта клубился черный дым над трубами какого-то завода.
Он так и не приходил в себя. Врезал я ему от души, немного не рассчитав. Но это и к лучшему. Не знаю, удалось ли бы нам удачно спуститься вниз, будь он в сознании. А так я держал его, словно мешок с картошкой, пока наконец мы не приземлились на лужайку посреди леса.
Удар был силен, я не удержался на ногах, повалившись на Костаса. Ему досталось изрядно, но чуть позже, когда я слегка очухался и двумя крепкими пощечинами привел в себя Костаса, оказалось, что все в порядке. Руки-ноги целы, приземление прошло успешно.
Парашют и ранец я бросил там же, на лужайке. Пусть местные подберут. Ткань крепкая – такая всегда в цене, еще послужит деревенским бабам. Если не испугаются странных колдовских вещей и не сожгут их от греха подальше.
Где-то с час мы пробирались сквозь лес, лишь раз остановившись у небольшого озерца, чтобы умыться и слегка отчистить одежду от крови и грязи. Не хватало еще, чтобы первый же встречный при виде нас тут же побежал искать жандармов. Приведя себя в порядок, насколько это возможно при данных обстоятельствах, мы отправились дальше, в пути практически не разговаривали, и вскоре набрели на дорогу, по которой и зашагали, выбрав направление наугад, пока не встретили деда на телеге.
Костас один раз попытался напомнить о своем высоком положении и недопустимости с моей стороны насильственных действий по отношению к особе императорской крови, но я без лишних слов ткнул его кулаком под ребра и попросил впредь помалкивать. Он осознал и притих.
Я же размышлял о том, как все в жизни переменчиво. Сегодня ты – доверенное лицо великого князя, обладатель бумаги, заочно оправдывающей все твои действия, а завтра – государственный преступник.
В том, что Платон Александрович по возвращении объявит мою персону во всеимперский розыск, я даже не сомневался. А может, уже сейчас подняты по тревоге и брошены на наши поиски все силы правопорядка. Ведь стационарные переговорники на цеппелине находились в целости и сохранности, если только стрелки их не повредили.
Мы ехали неспешно, едва ли быстрее, чем шли пешком, но от лошади, такой же старой, как ее владелец, требовать большего было бессмысленно.
Дед с нами разговоры не заводил. Он вообще не оборачивался, правил себе и правил. Потом я понял, что он давно уже дремлет, мерно покачиваясь на своем месте, но лошадка и сама знала дорогу. Десять верст тянулись бесконечно долго, и к городу мы выбрались, когда было уже далеко за полдень.
Лес кончился внезапно, и мы выехали на широкую утоптанную и оживленную дорогу. За четверть часа нам навстречу проехали несколько крестьянских телег, возвращавшихся из города. Наш дед проснулся и здоровался с каждым встречным, в знак приветствия приподнимая свою шапку.
Провинциальная жизнь за последние столетия нисколько не изменилась. Даже когда два великих государства объединились в империю, в этих местах все осталось по-прежнему. Разве что сменили областных и городских глав, назначив управляющими дойчей, как более ответственных работников, не склонных к взяточничеству. Местные к ним привыкали долго, не всем пришлись по нраву подобные перемены в стране, однако время шло, люди постепенно пообвыклись с новыми порядками и уже не находили странными чужаков, говорящих на грубом языке. Да и языки к тому времени изрядно перемешались, превратившись в новый особый диалект, и стало невозможно понять, откуда появилось то или иное слово. В землях бывшей Руссии говорили преимущественно на родном наречии, а пруссаки балакали у себя на дойче.
За столько лет, прошедших после объединения стран, кровь смешалась так же густо и сложно, как и языки, и новый народ – руссо-пруссаки – взял от обеих наций как плюсы, так и минусы.
Местный городок, как пояснил наш дед, назывался Озерск, из-за бесчисленных озер вокруг, малых и крупных, и населения насчитывал две тысячи пятьсот человек, большая часть которого работала на единственном заводе в городе и в каменном карьере неподалеку, где добывался мрамор. Соответственно, железнодорожное сообщение в Озерске имелось, а это было для нас главным.
Я собирался сесть на первый же поезд, следовавший во Фридрихсград, и доставить Костаса в целости и сохранности, сдать его Кречетову в обмен на близняшек, а там уже действовать по ситуации.
План простой и неказистый, но выбора у меня не оставалось. Приоритет – спасение девушек.
Дед довез нас до самого вокзала, где получил от меня в благодарность пять золотых имперских марок. Деньги большие, но я решил не жадничать. На эту сумму он мог купить себе еще одну телегу вместе с лошадью, а то и с двумя, так что путешествие окупилось деду сторицей. Старый бауэр изумился, поклонился в пояс, быстро взгромоздился на свою телегу и поскорее отбыл восвояси, стараясь убраться подальше, пока барин внезапно не передумал.
Но я про деда и его кобылу уже забыл. Мы направились к зданию вокзала, шествуя рядышком, как пара закадычных приятелей. Вот только я держал в кармане «дырокол», готовый в любой момент выстрелить Костасу в бок, если он вдруг вздумает бежать, позвать кого-то на помощь или выкинуть еще какой-нибудь фокус. Я честно предупредил его о возможных последствиях, и, думаю, он проникся серьезностью моих намерений, потому как не безобразничал и шел вперед со спокойствием уверенного в себе человека.
На привокзальной площади шумели торговцы, перекрикивая друг друга в попытках привлечь покупателей именно к своему товару.
– Бублики! Горячие бублики! Покупайте бублики! Штука – копейка, пять штук – три копейки!..
– Вурсты! Жареные вурсты! С булочкой и горчицей!..
– Квас! Холодный, бодрящий вкусный квас!..
– Ножи, точим ножи!..
– Рыба! Рыба! Вяленая рыба! Окунь, чебак, лещ! Лучше к пиву ничего нет, чем наша рыба!..
– Пресса, покупайте свежую прессу! Прибытие императора во Фридрихсград! Вечером торжественный прием в его честь! На завтра намечены выезды и фейерверк!
Я сунул пареньку пять копеек и взял газету. Будет что почитать в поезде.
– Бреннер, – негромко сказал Костас, – я понимаю, что в данный момент являюсь вашим пленником, но, может, мы пообедаем? Я готов сейчас проглотить даже эту ужасную вяленую рыбу!
– Хорошая рыба, кстати, – заметил я. – Продавец правду говорит – к пиву ничего лучше нет.
– Я не любитель пива, – скривился Костас, – плебейский напиток. Мне больше по душе франкское вино. Франки большие мастера в этом деле!
– Озерск вряд ли представит вашему вниманию широкий ассортимент франкских вин, – развел руками я, выражая глубочайшее сожаление. – Так что, кроме бубликов, вурстов и кваса, предложить ничего не могу. Изволите откушать, ваша светлость, или будем голодать в ожидании поезда?
Костас думал недолго, голод явно победил в нем презрение к простой пище.
– Пожалуй, если вы, Бреннер, советуете, то я бы съел бублик. Да и квас, как я слышал, весьма достойный напиток и пользуется спросом у народа.
– Уж не без этого, – подтвердил я, направляясь к торговцам.
Бублики оказались свежими, только из печи, вурсты – хорошо прожаренными, а квас – невероятно вкусным. Надо признать, я и сам давненько не ел столь простой, но сытной пищи. Пусть Фридрихсград и не столица империи, но пристрастия его обитателей были весьма далеки от провинциальных вкусов.
Даже Костас отдал должное местной снеди, умяв три бублика один за другим. От вурстов он отказался. После столь сытного обеда я чувствовал себя полным сил и энергии.
Дородная дама-кассир сообщила нам, что ближайший поезд во Фридрихсград прибудет на перрон через час, а следующий будет только завтра, так что нам весьма повезло, вовремя мы добрались до вокзала. Билеты я приобрел за собственные средства, вспомнив, что так и не успел обналичить ни чек, выписанный мне графиней С., ни чек великого князя.
Мы прошли в зал ожидания мимо усатого городового, проводившего нас пристальным взглядом. Видно, изрядный непорядок в наших костюмах привлек его внимание. Кровавая бойня на борту цеппелина, прыжок с парашютом, блуждание по лесу, путешествие в телеге с сеном, наконец, не могли не оставить последствий, истрепав нашу одежду так, что не всякий бродяга решился бы ее надеть. Но на то, чтобы искать магазин, торгующий готовым платьем, не хватало времени.
Во избежание излишних расспросов, мы прошли в туалетную комнату, где привели себя в порядок тщательнее, чем в лесу. Внимательно осмотрев результат своих усилий в зеркале, я остался доволен. Лучшего в столь стесненных условиях добиться просто невозможно.
А вот Костас криво морщился, пытаясь уложить свои растрепанные волосы в некое подобие прически. Но мне на его эстетические переживания было глубоко начхать.
Поезд пришел по расписанию, и мы сели в свой вагон, предъявив кондуктору купленные билеты. Помимо нас в вагон зашли еще двое мужчин, а следом за ними – шумное семейство, состоящее из главы – дородного мужчины под сорок в клетчатом пиджаке, его супруги – еще более крупной дамы в старомодном цветастом платье, и целого выводка их разновозрастных детишек, старшие из которых важно уселись рядом с родителями, а младшие беспрестанно сновали по вагону, восхищаясь всем подряд. Видно было, что путешествие им в новинку, и каждая вещь детей радовала и изумляла. Они задавали бесчисленные вопросы отцу, но тот больше отмалчивался, важно попыхивая трубкой, и следил за тем, чтобы носильщики не потеряли ни один из чемоданов семейства.
Поезд стоял в Озерске семь минут, и все немногочисленные пассажиры успели пройти в вагоны. Я бы предпочел закрытое купе, но в Озерске продавали билеты лишь в общие вагоны. Все купейные места оказались распроданы, у нас же свободные имелись в достатке, поэтому мы с Костасом заняли две скамьи друг против друга. Я посмотрел в окно. Давешний городовой что-то взволнованно говорил кондуктору, время от времени показывая толстым пальцем на наш вагон.
Все же он заподозрил нас, сам пока не понимая, в чем именно, но проверить наши личности не успел и передал эстафету кондуктору. Оставалось надеяться, что тот попросту махнет рукой на подозрения городового, хотя на всякий случай я осмотрелся в поисках путей отступления.
В поезде было восемь пассажирских вагонов, три головных принадлежали к первому классу, к ним примыкал вагон-ресторан, ну а мы ехали в пятом от начала состава вагоне. Он был второго класса и просматривался насквозь, и я пожалел, что не удалось достать билеты в купе, где мы могли бы закрыться и провести безвылазно всю дорогу, чем сидеть вот так на обозрении всех и каждого.
В случае опасности нам следовало пройти в тамбур и выпрыгнуть из поезда либо же захватить состав и взять машинистов в заложники. Третьего варианта я не видел, а учитывая, что мне было необходимо вернуться во Фридрихсград как можно скорее, в случае проблем я предпочел бы захват бегству. Оставалось надеяться, что до этого дело не дойдет.
Паровозный гудок заставил детишек восторженно взвизгнуть, и тут же кондукторы по очереди засвистели в сигнальные дудки, сообщая машинисту, что можно отправляться. Через несколько секунд поезд мягко тронулся с места, постепенно набирая скорость.
В сфере железнодорожных перевозок еще не успели внедрить энерготанки, поэтому состав тянул паровоз, к которому был прицеплен тендер с углем. Предполагаемое время в пути до места назначения составляло около четырех часов – все же путешествовать на цеппелине было куда быстрее, и мы изрядно удалились от Фридрихсграда, пока летели на «Возрождении».
Я раскрыл газету, но краем глаза следил за Костасом – как бы чего не учудил. Но княжеский наследник откинулся на спинку деревянного сиденья и, кажется, задремал.
Новости в прессе не радовали. Международная обстановка до сих пор оставалась крайне напряженной, мы находились на пороге очередной войны, на этот раз с франко-бриттами. А война, по моему разумению, нам сейчас совершенно не нужна. Поэтому вся надежда оставалась на дипломатический корпус, сотрудники которого неделями обходились без сна, стараясь найти особый подход к враждебным странам и хотя бы немного стабилизировать политическую ситуацию.
О внутренних проблемах страны пресса традиционно умалчивала, хотя, насколько я знал, в последние месяцы пропагандисты удвоили усилия, смущая умы рабочих лживыми обещаниями. Но пусть об этом думает Особый отдел. Их задача не допустить беспорядков в империи, и пока они с ней вполне справлялись.
И все же я не понимал, отчего в такой смутный час император не придумал ничего лучшего, как отправиться со светским визитом во Фридрихсград. Хотя, казалось бы, должен и сам наравне с дипломатами дни и ночи проводить за столом переговоров, дабы ни в коем случае не допустить невыгодной нам войны. Мы только-только обрели почву под ногами, начали наращивать экономический потенциал, поэтому любое иное разделение бюджета, кроме нынешнего, привело бы к кризису. А уж война сожрала бы все наращенные ресурсы…
Впрочем, высшие сферы – совершенно не мой круг общения. И советовать императору, как правильно составлять собственное расписание, меня тоже никто не уполномочивал.
Мои мысли вновь переметнулись к подселенцу. Эта тварь так и стояла у меня перед глазами. И рассказ Шалимова только подбросил дров в костер.
Если бывший ссыльный не врал и император Карл Александрович все же как-то связан с подселенцами (в чем я в глубине души сомневался), то уж о замученных детях ему точно не должно быть известно. Ни ему, ни великому князю. Я попросту не мог себе этого представить.
Нет, невозможно! Никак и ни при каких обстоятельствах не могло быть явной связи между убийцей-дагеротипистом Жориком и его императорским величеством или же его родным братом Платоном Александровичем, глупо даже об этом думать. Да, может, кто-то из высших кругов и был в курсе этой истории, и даже покрывал ее участников (ведь Грэг тоже кое-что накопал, и я склонен доверять его сведениям). Но приплетать сюда императора… это казалось мне настоящим кощунством.
Шалимов говорил убежденно и верил своим словам. Но и он мог стать жертвой ошибки.
Как же я хотел арестовать Кречетова и выбить из него показания. Уж он-то наверняка сумел бы многое поведать об истинных действующих лицах…
Двери вагона распахнулись, пропуская внутрь кондуктора в сопровождении двух солдат с винтовками на плечах. Я сразу понял, что они явились по наши души, и незаметно пнул Костаса по голени, заставляя того проснуться.
Троица медленно, но верно проследовала через весь вагон и остановилась рядом с нами.
– Господа, – несколько напряженно попросил кондуктор, – не соблаговолите ли показать ваши документы?
– А в чем, собственно, дело? – улыбнулся я как можно более дружелюбно и полез в карман за своей волшебной бумагой, надеясь, что она произведет должное впечатление на провинциального служаку.
– По телеграфу на станцию передали, что разыскиваются два опасных преступника, которые, возможно, пытаются попасть во Фридрихсград. Просили проявить особую бдительность.
– А что, мы похожи на бандитов? – удивился я, в душе отчетливо понимая, что вопрос этот скорее риторический, а наш ужасающий внешний вид говорит за нас.
Кондуктор неопределенно пожал плечами, принимая бумагу, и продолжил:
– Обычная проверка, не волнуйтесь. Еще передали, что преступники могут воспользоваться поддельным документом, якобы подписанным самим великим князем Платоном Александровичем, да хранит его великое Провидение…
В эту минуту он как раз вчитался в начертанный рукой князя текст и различил внизу личную печать его высочества. Глаза кондуктора расширились, он начал поворачиваться к солдатам, но я уже вскочил на ноги и точным хуком справа отправил его в забытье. Эх, спокойно добраться до города не получилось…
Цветастая дама отчаянно завизжала, ее дети тут же дружно заревели. Солдаты судорожно схватились за винтовки, но я уже навел на них «дырокол» и револьвер, на каждого по стволу, заставляя прекратить ненужные попытки, и громко, на весь вагон, перекрикивая детский рев, объявил:
– Дамы и господа, поезд мною захвачен! Просьба всем сохранять спокойствие, и я гарантирую вам жизнь!..