XXVII. Приносящий смерть

Бомбы я обезвредил быстро. Стрелки еще не успели завести часовой механизм, только прикрепили первый ящик под баллоном. Для надежности я оттащил обе бомбы в переднюю часть дирижабля и спрятал в техническом отсеке. Найти их, не зная точное место, при желании можно, но это займет время.

Каждый раз, проходя мимо тела Джека, я отводил глаза. Еще один человек, погибший из-за меня. Феликс Шиллер, его жена, молодой стюард… И неизвестно, что сталось с близняшками. Я несу с собой смерть. Так было всегда. Правда, после встречи с сестренками я поверил, что и в моей судьбе может наступить белая полоса и жизнь моя потечет, как у других: спокойно, размеренно. Дом, тихие семейные вечера. Хотя бы недолго, хотя бы чуть-чуть, пока Лиза и Петра наконец не сообразят, что им нужно строить свое будущее, выходить замуж, рожать детей, а я для этих целей годился плохо или же не годился вовсе…

Тела убитых я не трогал. Так и остались они лежать совсем рядом – стрелки и стюард.

Справившись с бомбами, я все же взглянул напоследок на Джека. Глаза я ему прикрыл, и вид он имел вполне безмятежный. Но я, глядя на него, начал наливаться глухой яростью. Не должен Джек был умирать, тем более вот так. Кто-то должен ответить за его гибель, и я найду с кого спросить…

Я пошел туда, откуда явились стрелки, и вскоре обнаружил второй спуск – прямиком на нижнюю палубу, в хвостовую часть служебного коридора, тянувшегося через весь цеппелин. Универсальный ключ от всех дверей я нашел в кармане у Джека.

Но на этот раз я действовал решительней. Отперев смежную дверь, я вышел в коридор, оказавшись рядом с туалетными комнатами и кубриками для персонала.

Я прошел по коридору, не особо скрываясь – смерть Джека подействовала на меня странным образом: теперь я не искал ответов, я хотел убивать, – и попутно заглядывал во все кубрики подряд. Запертые двери прекрасно открывались с помощью универсального ключа. Ни в коридоре, ни в четырех проверенных мною каютах я не нашел ни души.

А когда я заглянул в пятый по счету кубрик, то нашел их всех. Тела лежали одно на другом вповалку. Повара, стюарды, два техника – их конечности перепутались, переплелись между собой так, словно все вместе они являлись единым организмом. Огромный мертвый осьминог. Человеческая многоножка.

Убить – ладно, я и сам убивал, но такого безразличия и жестокости прежде не встречал даже на войне. Те, кто это сделал, кто свалил тела в кучу, предварительно умертвив всех этих людей, не имели в себе ничего человеческого. А значит, и поступать с ними нужно соответственно – раздавить, стереть в пыль, чтобы не осталось от них ничего.

Даже на войне противники уважают друг друга. Ведь и те и другие ходят под пулями, и никто не застрахован от смерти. На войне все равны. И каждый хочет верить, что с ним поступят по справедливости. Поэтому и существуют конвенции по отношению к военнопленным, своего рода правила честной игры.

Здесь же подобным и не пахло. В тесном кубрике царила лишь смерть в самом ее жутком, первозданном виде. Сложно было представить, глядя на многорукую и многоногую груду окровавленного мяса, что еще полтора часа назад это были живые люди, которые о чем-то мечтали, кого-то любили…

Дверь за собой я прикрыл очень осторожно, боясь даже легким скрипом побеспокоить тех, кто уже больше никогда не проснется.

На стене коридора висел пожарный щит. На нем за стеклом я увидел топор. Легко отперев стеклянную створку, я снял его со щита. Достаточно большой и увесистый, держать такой удобнее двумя руками – подобными топорами пользуются пожарные, чтобы быстро разрубить дверь или мебель. Топор входил в стандартную амуницию каждой пожарной команды. Рукоять из ясеня, клеймо на стали фирмы «Фридрихсград. Металлбау ГмбХ». Хороший топор, надежный.

К тому же у меня есть револьвер и «дырокол». Сейчас мне было совершенно все равно, взлетит ли на воздух цеппелин от моих выстрелов и останутся ли в живых великий князь и его беспутный сынок. У меня перед глазами стоял Джек и картинка кубрика с мертвыми телами.

Перехватив топор поудобнее, я дошел до смежной двери коридора, отделяющей кубрики персонала от остальной нижней палубы. Дверь получилось приоткрыть без скрипа. Прямо передо мной находилась лестница на верхнюю палубу, по которой как раз в этот момент спускался очередной стрелок. По счастью, меня он не видел.

Я шагнул вперед, оказавшись у него за спиной, и, широко размахнувшись, опустил топор ему на голову. Глухо чавкнуло. Череп легко раскололся, на меня брызнули мозги вперемешку с кровью. Стрелок кулем рухнул на пол, а я, безучастно констатировав его гибель, пошел вверх по лестнице.

Я не чувствовал ничего, даже ненависти. Я просто шел убивать стрелков. Всех, до кого сумею добраться.

К счастью или несчастью, но на лестнице я больше никого не повстречал, как и на площадке верхней палубы, до которой я добрался за полминуты. С площадки вело четыре выхода: влево и вправо через слегка приоткрытые двери или вперед к пассажирским каютам по двум параллельным узким коридорам.

Насколько я помнил объяснения бедняги-стюарда, левая дверь вела в салон, читальню и к прогулочной палубе, а правая – в ресторан и ко второй прогулочной палубе. С обеих палуб открывался шикарный вид на далекую землю внизу с ее бесконечными лесами, синими овалами озер, цветущими лугами. Можно было лишь восхищаться широтой мысли инженеров, не только поднявших человека в небеса, но и позаботившихся о его комфорте.

Первым пунктом я выбрал салон. «Дырокол» и револьвер доставать не стал, решив использовать их в крайнем случае. Пока мне хватит и топора.

Резко распахнув дверь, я заскочил в салон, чуть не споткнувшись об одно из кресел. Там было пусто. Куда же они все попрятались?..

Я пересек помещение наискосок, выглянул на прогулочную палубу – и там пусто, и в читальном зале ни души. Значит, пора наведаться в ресторан. Все общество просто должно было, по законам логики, находиться именно там. Не по каютам же сидели князь, его свита и захватившие дирижабль стрелки, а среди мертвых тел в кубрике я не увидел ни одного офицера или человека в штатском, сплошь персонал дирижабля.

Обратно на площадку я вышел не подготовившись, за что тут же поплатился. Открыв дверь, я столкнулся нос к носу еще с одним стрелком. Как видно, он только что покинул ресторацию, направляясь к каютам. Времени на замах у меня не оставалось, поэтому я попросту ткнул ему в лицо рукоятью топора. Что-то хрустнуло. Кажется, я сломал стрелку нос.

Но на этом мое везение закончилось. Стрелок вцепился в топор двумя руками и с силой потянул на себя. Этот новый боец оказался ничуть не слабее того, который едва меня не задушил, а второго Джека, способного прийти на помощь, не было. Кровь текла по его лицу, но стрелка это нисколько не смущало. Я тянул топорище на себя, он – в свою сторону. Так мы стояли некоторое время, яростно дыша, пока наконец я не разжал руки.

Стрелок от неожиданности отлетел на пару шагов назад, крепко ударившись спиной о стену. Я же выхватил «дырокол» из кармана и, особо не целясь, от пояса выстрелил в своего противника.

Разрушительный эффект, как всегда, оказался потрясающим. В груди стрелка образовалось отверстие, в которое могла бы проползти анаконда. Но, что гораздо хуже, в стене за его спиной тоже обнаружилась новая дыра. Слишком мощный режим я задействовал. В ресторане раздались крики. Неужели я убил одним выстрелом сразу двоих?

Подхватив выпавший из рук мертвеца топор, я направился к двери. И только подошел к ней, как она сама собой распахнулась. Однако теперь я был готов и обрушил топор на выскочившего противника.

Я не мог промахнуться, а сила удара оказалась такова, что топор, разрубив шею, застрял в теле стрелка. Я оттолкнул ногой труп, стараясь высвободить оружие.

На лица убитых я даже не смотрел. Я уже не считал их людьми и не намеревался обращаться с ними как с разумными существами. Они потеряли этот статус после того, что я увидел в нижнем кубрике. Просто звери – опасные звери. А зверей либо приручают, либо истребляют.

Я походил на безумного дровосека. Залитый кровью, с сумасшедшими глазами и с огромным топором в руках, не желал бы я сейчас увидеть себя со стороны.

Да, я приносил смерть, и пусть на этот раз она достанется моим врагам, а не друзьям.

Когда я шагнул в ресторацию, то поневоле встал как вкопанный. Топор покачивался у меня в руках, кровь капала с него на блестящий паркет.

Шалимов и стрелки встретили меня не очень дружелюбно – на меня навели сразу два «томми-гана» и один револьвер. Великий князь сидел на стуле, со связанными за спиной руками и кляпом во рту. Чуть поодаль на полу лежали тела двух богато одетых господ. К несчастью, я не имел чести их знать, но по холеному внешнему виду и упитанности тут же определил их принадлежность к высшему свету – или депутаты городского совета, или же представители деловых кругов города.

Впрочем, Шалимов сегодня всех уравнял в правах. Его люди убивали богачей так же легко и непринужденно, как и бедолаг в кубрике. И только великий князь оставался пока в живых, оставленный в заложниках на непредвиденный случай.

Интересно, а где же Костас? Кстати, и стрелков в ресторане всего два, хотя, по моим подсчетам, их осталось не меньше пяти. Значит, где-то рядом прячутся и остальные.

Все эти соображения промелькнули в моей голове за ту пару мгновений, что у меня оставалась.

– Файр! – громко скомандовал Шалимов на инглиш, и тут же очередь из «томми-гана» заставила меня прыгнуть вправо между столами.

Я больно ударился плечом и тут же откатился в сторону. Выстрелы прошли выше, продырявив дверь насквозь.

К счастью, топор из рук я не выпустил. Один из стрелков шагнул ко мне, намереваясь добить. Я взмахнул топором, подрубая противнику ноги, и тут же вновь откатился в сторону, уходя с линии огня.

Стрелок дико закричал от боли. Ха! Значит, вы, твари, все же умеете чувствовать!

Следующая очередь прошла чуть левее, мне опять повезло, зато выстрелы в щепы разнесли стол и пару стульев. Я вскочил и швырнул топор через всю комнату. Целил я в Шалимова, но навстречу моему импровизированному оружию внезапно шагнул последний из стрелков. Топор, несколько раз перевернувшись в воздухе, ударил его в грудь – чуть повыше брони. Стрелка силой удара снесло с места, а топор остался в его теле.

Я уже держал в одной руке нож, а в другой «дырокол» и, укрываясь за остатками мебели от выстрелов, пытался добраться до Шалимова. Тут мне подвернулся под руку раненый стрелок, которому прежде я отсек ступню. Ему удалось встать на колени, а я рывком поднял его и прикрылся им от новых выстрелов. Шалимов разрядил всю обойму в широкую грудь своего подручного, броня защитила своего хозяина от ран, но одна из пуль попала в голову, и уже через мгновение стрелок захлебывался собственной кровью, а я, отбросив тело в сторону, одним махом преодолел разделяющее нас расстояние и прыгнул на Шалимова.

Он еще не успел перезарядить оружие, и я сшиб его на пол, навалившись сверху всем своим немалым весом. Годы каторги и последующего вольного поселения не пошли ему на пользу. Он порядком подрастерял навыки профессионального военного, но за жизнь бился люто. Я наносил ему удары в лицо один за другим, а он все держался. И только после пятого удара сознание оставило его, тело Шалимова расслабилось, глаза закатились.

Я тяжело поднялся на ноги и первым делом развязал князя, а затем теми же веревками надежно связал Шалимову руки. Платон Александрович между тем вытащил изо рта кляп и долго отплевывался.

– Бреннер, благодарю! Не знаю, как вы здесь оказались, но подоспели вы как нельзя вовремя! – Даже в такой ситуации князь сохранял спокойствие и достоинство. Вот что значит императорская кровь!

– Я тут мимо проходил, решил заглянуть на огонек.

– Тут было еще трое. Он отправил их в командную рубку.

– Видно, мы разминулись, – устало пожал плечами я. Все тело ныло, представляя собой сплошной кровоподтек.

– Они хотят сцепить два дирижабля вместе и взорвать их! Мы не должны этого допустить! Ведь на втором цеппелине император!

– Уже бегу. – Я подобрал один из «томми-ганов». Стрельба на цеппелине – штука опасная, баллоны могли взорваться в любой момент, но «дырокол» пробивал любую преграду насквозь, а с «томми-ганом» еще был шанс выжить.

Дверь ресторации неожиданно распахнулась, я поднял оружие, готовый стрелять, и едва не нажал спусковой крючок.

На пороге стоял Костас. На лице его виднелись свежие царапины. Он приподнял левую бровь и брезгливо отодвинулся от кровавого ручейка, тянущегося от тела одного из стрелков к самой двери.

– Отец! Бреннер? А вы-то как здесь? И что тут, собственно, происходит?..