Книга: Марион. Мне всегда 13
Назад: Глава 8 Три проклятых дня
Дальше: Глава 10 Противоречивые эмоции

Глава 9
Мечта стать архитектором

«Тебя называли «мадам Эпоха»

 

Я рассказывала, откуда ты взялась? Да, конечно. Мы с твоим отцом познакомились недалеко отсюда. Я жила в Масси, а твой папа – рядышком, в Палезо. Это очень просто: Давид, твой отец, был лучшим другом приятеля моей лучшей подруги. Итак, мы увиделись. Сначала мы просто встречались. Мне был 21 год, я училась на факультете права в Со. Твой отец уже работал, ему было 25.
У меня было фантастическое детство! Нас было два брата и две сестры. В нашей семье не водилось ни копейки, зато нашим богатством была любовь – много-много любви! Уроженец Кабилии, твой дедушка приехал во Францию в конце войны с Алжиром. У себя на родине он был пастухом. Еще в своем городе он познакомился с бабушкой.
Сначала он переехал один и устроился в типографию. Моя мама вскоре присоединилась к нему. Она не работала, воспитывала дома детей. Это был очень гостеприимный дом, его называли «кофейней», поскольку кто-то всегда заглядывал к нам на чашечку кофе. В нас воспитывали уважение к Франции и республиканским традициям.
У твоего отца был только брат, младше его на девять лет. Их отец был служащим Автономного управления парижским транспортом (RATR). Он был ответственным за поезда линии B, насколько я знаю, и за ночные поезда. Их мама работала в загсе.
Мы полюбили друг друга и были вместе два или три года, прежде чем обосноваться в Палезо. Два года спустя мы решили купить квартиру в Сен-Жермен-лез-Арпажон. Чуть дальше от Парижа, зато дешевле. Я бросила университет и посещала лекции в школе менеджмента. Окружение на факультете права меня не устраивало.
Ты родилась в Лонжюмо 11 августа 1999 года, в день полного лунного затмения. Ты была очень тихим спокойным ребенком, очень быстро засыпала. Ну просто малыш мечты, который ест, спит, улыбается, легко начинает ходить в год. Счастье!
Ты очень быстро стала самостоятельной. Всегда довольная, ты обожала ходить в ресторан. Ты хорошо вела себя за столом – мы гордились тобой. Это было твое излюбленное занятие – ходить в ресторан. Ты могла провести там два или три часа. Ты была нашим «лучиком солнца», мы часто называли тебя так. Я вспомнила об этом в церкви, по время церемонии погребения, под песню Рианны: «Ты – падающая звезда, которую я вижу. Восхитительное зрелище! Когда ты обнимаешь меня, я оживаю. Мы с тобой как бриллианты в небесах».
Еще мы в шутку называли тебя Майон – так ты сама в детстве произносила свое имя. Порой в шутку мы дразнили тебя «Майонез». Некоторые говорили «Марионелль» – когда я вспоминаю об этом, мне хочется плакать. Это было такое спокойное и нежное время.
Мы продали ту квартиру и купили землю в Вогриньезе, где построили дом. Да, тот самый дом, который ты покинула и в котором мы больше не хотели оставаться без тебя, вчетвером. Сейчас, когда я пишу эти строки, дом выставлен на продажу. Мы будем жить в другом месте. Строить новое гнездышко, стараться построить новые мечты.
Кларисса родилась здесь. Ты была так рада. Ты так ждала ее рождения. Но когда мы привезли ее, ты была немного разочарована. Ребенок – это бесполезная штука. Она не шевелится, не играет. Удивительно, почему все вокруг только и приговаривают: «Ох!», «Ах!», «До чего она забавная!» Ты не понимала, почему все так восхищались этим маленьким человечком, который не приносил никакой пользы. Ты меня упрекнула как-то раз: «Ты мне обещала, что мы будем вместе с ней играть. Но я не могу!»

 

Тебе было четыре с половиной. Мне казалось, что мы проводим с тобой много времени, чтобы ты не ревновала. Мы с твоим отцом специально чередовались, чтобы заниматься чем-то только с тобой. Например, ходили в кино, что невозможно делать с маленьким ребенком. Мы просили всех друзей, которые приходили посмотреть на Клариссу и подарить ей подарок в честь ее рождения, приносить также что-нибудь для тебя. Какую-нибудь безделицу, леденец, игрушку… Поскольку это ужасно для старшего ребенка – смотреть на всю эту лавину подарков, которая обрушивается на новорожденного.
Ты без проблем оставалась с няней. В год, предшествующий твоему поступлению в детский сад, я начала заранее тебя к этому готовить. С января – к сентябрю. Твой отец смеялся надо мной: «Я думаю, она уже все поняла!»
В первый день я сопровождала тебя. Никогда этого не забуду. Я привела тебя в класс. Большинство детей плакало, но не ты. Тобой завладели новое место, игры. Ты подошла ко мне и сказала: «Мама, ты можешь идти!» Я не вернулась – ты ведь меня прогнала.
Поскольку матери представляют собой фабрики по производству тревоги, я принялась себя накручивать. Я спрашивала себя, почему же ты не плакала. Это меня изводило. Ведь это ненормально! Конечно же, ты прятала свой страх. Я слонялась по улицам с 8:30 до 11:30, отгоняя от себя мысли, что что-то может случиться. Я застыла как вкопанная перед школьной оградой в 11 часов и просто не находила себе места от беспокойства.
Когда ты меня заметила, ты стала возмущаться: «Мама, почему ты здесь?! Я иду обедать в столовую!» Я объяснила тебе, что ты не пойдешь в столовую. Ты настаивала: «Нет, я поем в столовой!» К твоему огромному разочарованию, я увела тебя домой.
За полгода я прожужжала тебе все уши о том, как прекрасно в школе. И вот все так быстро закончилось. Это было первым твоим большим школьным разочарованием. Ты спросила: «Но мы ведь вернемся потом?» «Нет, дорогая, не сегодня. Завтра утром». «Ну хорошо». «А, нет, – исправилась я, – завтра ведь среда! Через день…»
Ты всегда любила ходить в школу. Ты просто обожала ходить в школу, какая ирония. Учительницы, игры, переменки – что может быть лучше! Помимо школы, мы записали тебя на детскую гимнастику, а потом, в 5 лет – на ритмику. Потом ты ходила на уроки современного джаза, атлетику и на курсы керамики.
Ты очень любила строить и, конечно, хотела стать архитектором. Еще совсем маленькая, ты подбирала все, что мы собирались отправить в мусорку: бумажки, пустые упаковки… Ты могла разрезать коробку от грибов, например, и посадить внутрь куколок из бумаги. Тебя никогда не интересовали Барби, ты предпочитала создавать своих собственных персонажей. Ты меня часто удивляла. У меня у самой не хватало терпения собрать пазл из 10 деталей, но ты справлялась с этим в 3 года. В 5 лет ты собирала пазлы из 100 деталей. Потом ты брала все кусочки, перемешивала их и собирала несколько пазлов одновременно. Ты усложняла задачу – это тебя забавляло.
Еще в первом классе ты начала сообщать нам, что хочешь стать архитектором. Это было забавно, поскольку еще в возрасте трех-четырех лет у тебя была уморительная манера осматривать дома, которые ты посещала. В шесть-семь лет ты помогала отцу работать в Вогриньезе. Ты спрашивала, как строить дом, интересовалась цементом. Ты любила чертить планы. Твой отец много вложил в тот дом, с которого мы сейчас съехали. Он вкалывал как безумный.
У других ты всегда комментировала отделку. Ты высказывала категоричные суждения. «Это старомодно, это современно, это модерн…» Мы называли тебя мадам Эпоха, ты забавляла нас своими мечтами стать архитектором. Ты любила всевозможные конструкции и сама сооружала их практически из ничего. Вместе с классом вы ездили в музей Виллет, ты вернулась очарованная.
Ты предпочитала модерн. Когда мы поехали в горы кататься на лыжах и остановились в шале, ты скорчила гримассу: «Это ужасно, тут все такое старое». Мы всегда говорили тебе: «Когда мы состаримся, ты построишь нам дом».
В начальной школе у тебя было несколько подружек. Но воспитательницы сообщили мне, что дети часто раздают друг другу карточки с приглашениями на дни рождения, а тебя никогда не приглашали. «Это нас немного беспокоит. Марион всегда в первых рядах, всегда готова помочь, раздать игры или пазлы. Но когда кто-то из детей приходит и раздает приглашения, она забивается в угол и напрасно ждет, чтобы о ней подумали».
Мы не понимали почему. И тогда я решила взять быка за рога. Мы приглашали детей сами. Мы устраивали дни рождения и вечеринки, надеясь, что, если ты будешь приглашать других, тебя пригласят в ответ. Так и происходило. Это было прекрасное время, насколько я помню. Увы, теперь это только воспоминания.

 

Мне нравилось быть беременной тобой, затем Клариссой и Батистом. Все трое, вы были нашей гордостью, осуществлением наших мечт. Моей навязчивой идеей стало сделать вас счастливыми.
Ты была очень сильным ребенком, стойко выносившим боль. Ты очень редко плакала и никогда никого не донимала со своими мелкими несчастьями. Ты делала все, чтобы другим было хорошо, забывая о себе. По сути дела, ты и так о себе забыла. Ты решила, что твоя жизнь ничего не стоит, не имеет значения. Ты сказала себе: «Напрасно я старалась быть красивой, умной, щедрой, веселой. Я ни на что не гожусь. Я уничтожу себя».
Еще ты была очень смелой. Ты очень любила воду, долго занималась плаванием. Это было твоей страстью. Ты была готова плавать, даже когда я доставала тебя из воды совсем заледеневшей. Ты каталась на лыжах, обожала театр, любому делу отдавалась с головой. Ты любила Флоренс Форести, Гада Эльмалеха, «Короля льва», романтические комедии… Столько радости жизни уничтожено в 13 лет! Во время церемонии похорон я попросила включить песню Селин Дион, которая напоминала мне о нас двоих, о тебе, ускользнувшей от меня как рыбка в воде: «Я мать, а ты мое дитя. Прочнее связи нет.
Ты мой песок, я океан. Ты мой единственный берег. Каждую секунду я покрываю тебя волнами моей любви, как море чувств и нежности».
Когда твой брат родился, тебе было 11 лет. Ты постоянно хотела брать его на руки, ласкать. Ты стряпала очень забавные фотоколлажи на компьютере и придумывала им названия, например: «Батист, нефтяной король». Однажды ты нацепила на него очки Рэй Бэн, поместила его на мост в Сан-Франциско и написала в облачке: «Ну и кто здесь босс?» Еще было фото всех вас троих, которое ты озаглавила одной фразой: «Семья Фрез». Ты любила монтировать на планшете видео про Батиста и Клариссу. За несколько дней до смерти ты сделала одно в честь дня рождения сестры. В тот день, 3 февраля, собралась вся семья. Было очень весело.
В школе все было хорошо до 6-го класса. Ты была рада поступлению в колледж. Ты перешла из маленькой школы, где училось 60 человек, в огромный современный корпус городского колледжа, где вас было 600. Но ты не была одинокой, ведь туда перевели также твоих подружек из начальной школы.
У тебя были друзья, 4 или 5 девочек, которых я знала, но сейчас, когда я вспоминаю, у меня возникает ощущение, что иногда они просто пользовались тобой. Ты помогала им писать сочинения и делать домашнюю работу, поскольку ты была хорошей ученицей. Но если они не нуждались в тебе, то с легкостью о тебе забывали.
В один из выходных мы слонялись по магазину, и я увидела, как ты схватилась за свой телефон, а потом убрала его, и так несколько раз подряд. Я попросила тебя дать его мне, чтобы взглянуть на эсэмэски, которые ты получила. Я наткнулась на сообщение: «Завтра на автобусной остановке ты умрешь».
Номера не было в списке твоих контактов. Я позвонила на этот номе несколько раз, но никто мне не ответил. Ты сказала, что не знаешь, кто автор сообщения. Я спрашивала себя, ребенок или взрослый мог написать такое. «Завтра на автобусной остановке ты умрешь». Как может не волноваться мать, ребенок которой получает такое сообщение?
В итоге я нашла голосовое сообщение с именем. Ты знала, кто это, но не знала фамилии. Я стала расспрашивать тебя про его друзей, в конце концов мне удалось найти одну из родительниц, которая знала этого мальчика. Она объяснила мне, что его воспитывает мать-одиночка, с головой погруженная в заботы. В тот же вечер я связалась по почте с твоим классным руководителем, а на следующий день позвонила ему по телефону. Он подтвердил: «Родители в разводе, отец живет в Африке». Он сообщил о поступке мальчика его матери, которая извинилась. Сам ученик пообещал больше так не делать, уверяя, что не сам не знает, почему угрожал тебе.
Ты умудрилась узнать, кто дал ему твой номер телефона. Это была Матильда, о которой сейчас, два года спустя, я не знаю, что думать.
Мы с тобой обсуждали проблему насилия в школе. Я показывала тебе предупреждающие видео из Интернета еще до того, как с ними в школу приходил полицейский, чтобы проинформировать вас на эту тему. Мы говорили и о насилии, и о сексе. У меня на этот счет не было табу. Еще в раннем детстве тебя предупредили о существовании педофилов.
В 6-м классе тебе удалили аппендицит. Я помню, как накануне вечером ты жаловалась на боль в животе, но у Клариссы тогда случился вывих, и это занимало все наше внимание. Следующим утром ты спустилась вниз: «Я не спала всю ночь. Мне правда плохо». Мы спрашивали, почему ты не пожаловалась нам. «Я не хотела вас беспокоить». В этом вся ты, Марион. Ты никогда не хотела доставлять беспокойство.
На следующий год вы с приятелем катались на велосипедах и твоя нога случайно застряла в спицах его колеса. Когда врач увидела рентгеновский снимок, она не поверила своим глазам. «С такой трещиной в кости ваша дочь должна просто вопить от боли!» Но когда мы везли тебя в больницу, ты уверяла: «Нет, мама, все хорошо!»
Ты была очень терпеливой девочкой. Мы в это верили. И ты сама в это верила. У себя на странице ты писала: «Я терпеливая. Я ничего не говорю, но я ничего не забываю».
В колледже ты хорошо успевала по всем предметам, но в 5-м классе тебе пришлось пострадать. Девочки насмехались над тобой, говорили, что у тебя «зубы как у кролика», что ты «толстая», что ты «одеваешься как мальчишка», что у тебя нет вещей известных марок… В общем, всякие глупые, но ранящие замечания во время переменок.
Тебя никогда не приглашали ни на дни рождения, ни на пижамные вечеринки. В 4-м и 5-м классах тебя не приглашали никуда. Я тоже больше никого не приглашала – закончилось время детских праздников. Я тогда была беременной. Максимум – я разрешала тебе пригласить подружку переночевать, на этом все.
Одним июньским вечером, в конце 5-го класса, ты позвонила мне в слезах: «Вся группа меня оскорбляет!» В основном мальчики. Тебя дразнили «аутистом» и «монголкой». Вернувшись с работы, я позвонила директору. Ты рыдала: «Я ничего не могу понять! Ведь я ни аутист, ни монголка, ни дура!» Тебя дразнили ботанкой, так как ты хорошо училась. Если послушать современных школьников, раз ты хорошо учишься – значит, ты неудачник по жизни. Какая глупость!
Директор отреагировал оперативно. Он уладил проблему, и больше я ничего об этом не слышала. В следующем году тот директор сменил школу. Твой класс тоже наполовину поменялся. Я думала, что отныне все будет хорошо. Щедрая и веселая, ты была готова заводить новых друзей, со всеми общаться. Но если у тебя уже есть повадки жертвы, толпа это чувствует.
В один из дней все это стало для тебя «слишком», как ты сама написала в прощальном письме. Шайка подростков, которые дразнили тебя шлюхой, преподаватели, которые не реагировали, колледж, который оставался безучастным… Да, это действительно слишком.
Назад: Глава 8 Три проклятых дня
Дальше: Глава 10 Противоречивые эмоции