Глава 11
ИСТОРИЯ НТОМБИ
Совсем рядом бубнили что-то невразумительное. Я поморщилась и открыла глаза. И тут же спешно зажмурилась от яркого света. Тем не менее радостный вскрик и довольное оханье дали понять, что мое пробуждение не осталось незамеченным.
Открыв глаза еще раз, я поняла, что нахожусь в небольшой светлой комнатке со стенами, выложенными желтой и золотистой мозаикой. Я лежала на мягкой кровати, через изящно зарешеченное окно падал солнечный свет. Рядом на топчанах сидели Нтомби и Фарид. Лицо первой было крайне обеспокоенным, лицо второго — угрюмым. Однако оба испытали облегчение, это заметно.
Фарид взял меня за руку, заглянул в глаза.
— Как ты себя чувствуешь?
Я прислушалась к ощущениям в теле — ничего, вроде порядок. И как только Чиу умудрился вышвырнуть меня из своего пространства сюда так, что и глазом не успела моргнуть? Чудовище. И что это был за перламутровый туман?
— Да вроде… жива. — Я смиренно опустила ресницы.
Фарид криво хмыкнул:
— Действительно.
Нтомби посмотрела на него с долей страха, однако управляющий гаремом даже и не думал лютовать. Только снова нахмурился.
— Ты скажи, — произнес строгим тоном, — почему промолчала, что плохо себя чувствуешь? Знаешь, как мне досталось от властелина?
Не знаю. Я, кажется, была в отключке. За все скажи спасибо хвостатому богу. Однако вновь приняла вид покорной лани и пролепетала:
— Простите, господин Фарид.
Он фыркнул, положил мне на лоб сухую ладонь. Оставшись удовлетворенным, что нет жара, кивнул и убрал руку.
— Сегодня лежи, набирайся сил. Надо будет — Нтомби приведет целительницу. Если почувствуешь себя плохо — не молчать. Понятно?
Я закивала. Чем раньше он уйдет отсюда, тем лучше. Хотелось поговорить с Нтомби наедине. И пусть она могла знать куда меньше о том, что произошло в покоях Асафа, чем Фарид, меня это мало занимало.
Он тем временем посмотрел на негритянку. Нтомби разве что в струнку не вытянулась. И в то же время проскользнуло что-то неуловимое — каким-то образом я поняла, что весь ее испуг и попытка казаться услужливой — всего лишь игра.
Но Фарид, кажется, этого не замечал. Еще раз посмотрел на нас и вышел из комнаты. Нтомби шумно выдохнула, неожиданно подбежала к двери, сделала рукой быстрое круговое движение и что-то прошептала.
— Это ты зачем? — поинтересовалась я, садясь на кровати.
— Заклинание предупредит нас заранее, если кто-то пожалует. Успеем перевести тему разговора, — подмигнула она и вернулась на свое место. — С тобой точно все в порядке?
— Да, — заверила я и тут же призналась: — Только есть хочется.
Нтомби потянулась к столику, на котором стоял поднос с фруктами и лепешками. Елки! И как только я сразу не заметила? Не теряя время, сгребла спелые бананы, финики, курагу, разрезанное манго и ароматные лепешки с маком и изюмом. Конечно, лучше бы шашлычок, но пока сойдет и это.
Нтомби с трудом сдерживала улыбку, глядя, как я расправляюсь с едой.
— Слушай, — произнесла она, — ты специально упала в обморок, ведь так?
Я на секунду заколебалась, говорить ли правду. С одной стороны, она из моего мира, значит, не в восторге от гарема. Да еще и связана с моими варварами. Но с другой… В чем именно ей можно доверять?
— Не совсем, — все же призналась я. — Но… только… можешь рассказать, как ты сюда попала? Чтобы я понимала, что ты и так знаешь, а что надо будет рассказать.
Она хмыкнула и подцепила с подноса мандарин.
— Два года назад я и думать не думала, что могу оказаться бог знает где.
— Два года? — ахнула я.
— Ага, — сверкнула Нтомби белозубой улыбкой. — У меня отец — переводчик, из Кении, а мама — русская. Вот я и мотаюсь между двумя странами. — Она вздохнула и принялась чистить мандарин. — У родителей как-то не сложилось. Ну да не в этом дело. Однажды вечером, будучи в Москве в гостях у мамы, заснула, а утром очнулась в дикой саванне, привязанная к стволу огромного дерева. И все бы ничего, только на такой высоте, что при взгляде вниз все холодело.
Я только хлопала глазами. Так, это уже какой-то другой сценарий. Ни скал тебе, ни адских змеев. Однако Нтомби тут же добавила:
— Только внизу ходил огромный леопард. Этак раза в три больше тех, что живут в заповедниках. И глаза у него светились красным. — Она вздрогнула. — Когда он полез на дерево, я заорала от ужаса, хоть и пыталась себя убедить, что это всего лишь дурной сон. Но горячий ветер, грубая кора дерева и абсолютное отсутствие какой-либо одежды все же наводили на мысль, что вокруг все реально.
— Ну, одежда — не показатель, — заметила я, принимаясь за вторую лепешку. Повариха у них божественная, расцеловать такую бы за изумительную стряпню! Или повар? А кто его знает, поди разберись в этих гаремах.
Нтомби не возражала:
— Ну да. Но все равно было шоком. А потом…
На улице что-то бахнуло, потом раздались рассерженные крики. Нтомби быстро встала и подошла к окну. Приподняла руку и махнула, мол, ни слова. Я на мгновение оторвалась от еды и вытянула шею, пытаясь понять, что там такое.
Крики стали тише, словно ругавшиеся удалялись. Нтомби только покачала головой.
— Боятся, — произнесла она задумчиво. — Но все равно идут.
— Кого боятся? — тут же спросила я.
Нтомби вернулась на свое место, в карих глазах появилось задумчивое выражение. Я коснулась ее руки, и девушка вздрогнула.
— Ох, прости, задумалась. Я говорю про пленника Асафа. Говорят, Асаф выкрал его из самой Ашша-дер-Шарсы и заточил в черной Башне кобр.
Я насторожилась. Кажется, удалось узнать о пленном наге даже раньше, чем думала. Внимательно посмотрела на Нтомби, давая понять, что жду продолжения.
— Пленник — наг, — произнесла она. — Я первый раз когда увидела — стало жутко. Вроде по сказкам знаю, в кино и не такого покажут, а на самом деле — жутко. Этот хвост, чешуйка в чешуйку, бр-р-р. — Она передернула плечами. — Смотришь и не можешь понять, кто перед тобой.
— А как он вообще выглядит? — осторожно поинтересовалась я.
Нтомби взяла кувшин и налила золотистый напиток мне в чашечку, потом — себе. Медленно, вдумчиво, словно перед глазами у нее стоял пленник.
— Да пойми… На нем серебряная маска, прорези для глаз слишком узкие, чтобы что-то разглядеть. Только видно человеческое тело от плеч до пояса, а потом — хвост. И пленник все время в клетке, его боятся до ужаса. Правда, говорят, что в Башне он маску снимает.
Я обдумывала услышанное. Боятся — да мало, раз Асаф позволяет себе подобные вещи. Так и подмывало спросить, когда именно выставляют клетку и что такое Башня кобр, однако я все же побаивалась слишком интересоваться этой историей. Поэтому пришлось перевести разговор в другое русло.
— Так как ты спаслась от леопарда?
Нтомби хмыкнула:
— Не спаслась — спасли. Охотник из племени бакумба. Он копьем убил зверя и снял меня.
Прозвучало двусмысленно, я деликатно закашлялась, чтобы скрыть смешок.
— Да чего уж там, — неожиданно широко улыбнулась она, — потом в каком-то смысле… В общем, оказалось, что у их племени есть странный обычай: шаман выбирает воина и отправляет его в саванну на поиск акуйи — дочери бога-леопарда Нгонго. Воин должен красавицу спасти от чудовища и потом стать ее мужем.
Я поперхнулась сладким напитком и все-таки закашлялась. Сволочь! Нет, ну какая хвостатая сволочь! Нас только двое богов, остальные демоны… И на тебе — идентичная история, только сменены декорации и зверюга другая! Ну, попадешься ты мне! Брехун!
Нтомби обеспокоенно похлопала меня по спине.
— Лада, тебе плохо?
— Нет, хорошо, — буркнула я. — А дальше что? Как звали охотника-то?
И хоть ответ прекрасно знала, стоило все же провериться. Ну мало ли. Вдруг совпадение?
— Йомба, — произнесла она чистым голосом.
Ну да. Так оно и есть. Поерзав на кровати, я залпом допила напиток. Так, вроде самочувствие стало получше даже. И в голове прояснилось. Надо бы выяснить, чем тут занимаются наложницы и как изучать этот самый… как его? Баха-сур!
— А ты как сюда попала? — вернула меня Нтомби на грешную землю.
— Ну… Слушай.
Вкратце пересказав ей историю про Чиу и Грехта, я поняла, что мы в одинаковой ситуации.
— Вот зараза пятнистая! — Нтомби хлопнула рукой по столу. — А мне говорил, что, кроме него и Мбанги Трехзубой, больше богов тут и нет!
— Боги не любят конкуренции, — философски заметила я.
Хотя, конечно, поросята. Что еще сказать? Дурят людям головы и хотят, чтобы те их почитали и уважали. Интересно, это все же разные сущности или Чиу-Нгонго един в нескольких лицах? Ведь люди-то общаются друг с другом, ладно, это мы, попаданки в другой мир, можем быть наивными, но местные-то!
— Все равно зараза, — отрезала она.
— Мой тоже, — согласилась, — но еще и не о богах можно поговорить.
Нтомби мигом успокоилась и посмотрела на меня:
— Да, конечно, говори.
— Йомба… — начала я и невольно коснулась невидимой штуки на шее. На мгновение даже показалось, что кончики пальцев ощутили что-то гладкое и твердое. — Он твой… жених?
Понятия не имею, как тут и кто называется, но вроде назвала достаточно деликатно. Нтомби улыбнулась и мягко отобрала у меня чашку.
— Йомба — мой мужчина. На нашем языке не подобрать аналога, но это что-то вроде мужа. В племени, полном собственников, сильно не разгонишься, — рассмеялась она.
— М-да уж — Я повела плечами, понимая, что с Грехтом, по идее, у меня должно было быть то же самое. Только после странного сна и разговоров Тургуна мне хотелось держаться подальше от племени змееловов. — А что ж муж не уберег-то?
— Ну… — Нтомби вздохнула, взгляд немного затуманился. — Знаешь, некоторые представители общества оставляют желать лучшего. Как, например, морские разбойники. Они-то меня и выкрали, продав Асафу. Он любит, — она скривилась, — экзотику. Но бакумба неплохо разбираются в магии.
Ее коричневые изящные пальцы коснулись невидимой штуки у меня на груди. По телу пробежала дрожь, в голове зазвенело.
— Годлуму, шаман, дал мне амулет из леопард-камня, наложил на него заклятия. — Пальцы Нтомби коснулись моей кожи, стало жарко-жарко, на лбу выступила испарина. — Он связал наши души — мою и Йомбы. Чтобы где бы мы ни были — могли отыскать друг друга.
В ушах зашумело, однако сквозь шум я услышала ритмичный бой в барабаны и треск огня. Перед глазами все поплыло.
— Смотри, — прошелестел голос Нтомби. — Смотри, как это было…
Внутри стало горячо, словно разлилось живое пламя. Миг — нет и следа от комнатки наложницы Асафа Красивого. Я поняла, что нахожусь в круге темнокожих людей возле огромного костра. Люди смеялись и разговаривали, хлопали в ладоши, указывали на огонь.
Черные и карие глаза блестели от какого-то дикого веселья, массивные украшения из дерева, шлифованной слоновой кости и раскрашенных в яркие краски камушков постукивали, дополняя первобытную дикарскую музыку барабанов.
Музыканты скрывались за завесой огня. Обнаженные, с кожей словно полированное дерево, в причудливых масках, украшенных яркими перьями. За языками пламени они казались сошедшими на землю духами иного мира, решившими повеселить простых смертных своей пляской и музыкой.
В какой-то момент я осознала, что на груди у меня целая низка крупных цветных бус, на запястьях тяжелые металлические браслеты, а бедра едва прикрыты травяной юбкой. Кожу чуть покалывает от нанесенных белой краской узоров, созданных, чтобы уберечь от духов тьмы и оградить от ненастий. Сегодня — посвящение в племя бакумба. Я стану женщиной племени, женой воина, частью народа саванн.
Сердце замирало от предчувствия чего-то важного и невероятного.
Барабаны смолкли. Раздался тягучий низкий звук, словно дунули в огромную раковину. Люди напряглись от ожидания. Я невольно сжала руки. Сердце забилось часто-часто. Он здесь, он пришел за мной.
К костру выскочил шаман в накинутой на плечи шкуре леопарда. Пригнулся, выставил вперед руки с надетыми на пальцы костяными кольцами, похожими на страшные когти. Обвел взглядом толпу. Задержался на мне. Я гордо вскинула голову — уж сыграть роль сумею. Шаман-леопард пригнулся еще ниже, крадущейся походкой двинулся вокруг костра. Замер. Воздух пропитался напряжением.
Ударили барабаны, застучали в безумном ритме. Так и хотелось вырваться, кинуться к огню и сплясать неистовый танец чока-арамба, тот самый, что исполняла Мбанга, когда приняла облик неземной красавицы, соблазняя Нгонго-леопарда.
Но нельзя, надо стоять на месте и ждать.
Шаман прыгнул. Пламя окружило его, обвило руки и ноги. Леопардовая шкура вспыхнула золотыми искрами. Гул барабанов ускорился, шаман закружился. Глаза сквозь прорези маски полыхнули ярко-алым. И тут же у меня внутри все сжалось, потому что перед глазами появилась та огромная и страшная зверюга, грозно рычавшая и желавшая добраться до верхушки дерева. Словно вернувшись в прошлое, я почувствовала, как веревки врезались в запястья, а в спину и плечи впилась сухая кора.
Я мотнула головой, наваждение исчезло. Но шаман вдруг оказался близко-близко. Схватил меня за руки, кожу обожгло — я вскрикнула. Хищно блеснули из-под маски острые клыки. Запах дерева, пыли и сухой травы коснулся ноздрей.
За спиной раздался воинственный клич — шаман зарычал, отшвырнул меня за спину.
Зрители ахнули. Я пошатнулась, но удержалась на ногах. Повернула голову и встретилась со взглядом Йомбы. Он возвышался, словно древний бог, пришедший на зов своей смертной рабыни. В глазах горели гнев и жажда битвы, рубин в серьге пылал чародейским огнем.
И хоть я знала, что пламя — всего лишь магия шамана, а танец — лишь ритуал, сердце радостно застучало. Освободитель! Защитник!
Йомба прыгнул вперед, закрутив над головой палицу из черного дерева, обитую металлом на концах. Его воинственный клич заставил всех вздрогнуть. Но в ту же секунду голоса людей племени словно слились с боем барабанов, поддерживая и вдохновляя на битву.
Йомба и шаман закружись. Будто созданная из ночи и лунного серебра, сверкала палица, но в ответ скрежетали когти шамана. Звериное рычание, от которого бежали мурашки по коже, прерывалось тяжелыми вздохами и заглушалось музыкой.
— Йомба!
— Йомба-победитель!
— Дочь леопарда будет твоей!
И от этих слов внутри делалось жарко и горячо, сердце стучало как заведенное, и не было сил отвести взгляд от его литых мускулов и уверенных движений. Танец-битва, танец-игра, всего лишь ритуал. Но внутри что-то шептало, напоминая про веревки и ночь, про хищно горевшие красным дьявольским огнем глаза леопарда и про первобытный страх. Я была жертвой, зверь — охотником. И если бы не Йомба…
Шаман вдруг метнулся ко мне, когти впились в плечи. Я закричала, попыталась ударить, но он оказался хитрее — вывернулся. Закрылся мной, словно щитом. Утробно зарычал, на мгновение стало страшно, когда я поняла, что человек так рычать точно не может. Если раньше это была игра, то теперь — нет. Шаман выгнулся, сделал неосторожное движение. Но Йомба не медлил, палица, не задев меня, попала в цель.
Когти исчезли, раздался дикий вой, перемешанный с хриплым человеческим смехом. Шаман отпрянул, не устоял и рухнул на землю. Я стояла, не в силах шевельнуться. Повисла тишина, но потом племя разразилось радостными криками.
— Зверь повержен, Йомба, возьми свою акуйю!
Йомба глянул на меня, в карих глазах появилась улыбка. Подошел и взял за руку. Я почувствовала, что страх исчез, но от смущения не могу сказать и слова.
— Что, прекрасная дочь леопарда, — обратился он, — теперь примешь мою любовь?
Язык по-прежнему будто онемел, поэтому я только кивнула и опустила взгляд. Йомба отбросил палицу и, подхватив меня на руки, под крики и свист соплеменников понес в хижину.
Уже когда он склонился, чтобы войти в низенькую для его роста дверь, я краем глаза заметила, что шаман поднялся на ноги и смеялся в окружении молодых воинов. Глянув на нас, только хмыкнул и, кажется, отмочил какую-то не очень приличную шутку, ибо вся компания зашлась хохотом. Другое дело, что шутка была не оскорбительная, а скорее… пророческая.
В хижине было темно. Но я уже знала, где находится устланное шкурами леопардов ложе, где очаг, где низенький столик для готовки еды. Прижиматься к широкой груди Йомбы было уютно и радостно. Я невольно коснулась своих губ и поняла вдруг, что улыбаюсь. Меня ничего не пугало: ни темнота, ни негромкие крики бакумба, ни барабаны.
Теперь здесь только мы. Один на один. Женщина и мужчина. Окончив один ритуал — должны перейти к другому.
Йомба уложил меня на шкуры, навис сверху. Я провела кончиками пальцев по его груди, улыбнулась: дерзко, маняще. Обняла за шею, шепнула на ухо:
— Я отдаюсь тебе, мой вождь. Акуйя хочет быть твоей.
Прихватила губами мочку. Он хмыкнул, прижал меня всем телом, ладонью огладил бедро — сильно, властно.
— Мне досталась черная пантера из подземного мира, а не женщина, — произнес он, улыбнувшись так, словно хотел съесть. — Я тебя укрощу.
Ладонь скользнула ниже, до самого колена, потом вновь поднялась, огладила низ живота и замерла. Я шумно выдохнула и прикрыла глаза. Больше не буду сопротивляться. Он заслужил. Я чувствую, как желает. Да и я сама желаю. Нет мужчины лучше, чем воин-охотник из племени бакумба.
Где-то на краю сознания забрезжило, что мысли-то чужие, они принадлежат Нтомби. Но ласки Йомбы не давали сосредоточиться, вспомнить себя, вырваться из колдовства жаркой южной ночи.
Кожа у него — горячая-горячая, а ожерелье из зубов убитых леопардов — холодное и гладкое. И близость закружила голову сильнее, чем вино. Дико, странно, невозможно возбуждающе. Полетели в стороны мои нехитрые одеяния, украшения — следом. Йомба остался без набедренной повязки.
Резко перевернул меня, затянув на себя. Улыбнулся насмешливо и шало:
— Моя пантера…
Его губы прижались к моим, вмиг все стало неважно. Широкие ладони огладили спину, сжали ягодицы. Я выгнулась гибкой кошкой, потерлась грудью о его грудь, вдохнула запах кожи. Оседлала его, словно женщина из дикого племени воительниц азалла, призывно улыбнулась в ответ, хоть сдерживаться было и сложно.
Он сжал мои бедра, приподнял, посмотрел в глаза. И вновь расплылась вся реальность, а я утонула в бездонной черноте его взгляда, полной желания. Приподнял, вошел — осторожно, но уверенно.
Я застонала — непристойно и громко. И только музыка и шум голосов на улице перекрыли стон. Двинулась сама, хрипло выдохнула от сладкой дрожи, пронесшейся молнией по телу. Йомба оглаживал мои бедра, ягодицы, талию. Он позволял мне вести, любуясь и не препятствуя. Я сама задала ритм, то замедляла, то ускоряла движения, слышала, как сбивается его дыхание. Замерла. Он вопросительно изогнул бровь. Коварно улыбнулась, склонилась, невесомо коснулась губ.
— Пантера поймала охотника, — прошептала еле слышно.
Йомба резко сжал меня в стальных объятиях, миг — он уже сидел на кровати и удерживал, не давая шевельнуться. Даже не поняла, как это вышло. Но, может, виной тому то, что я лишь отчасти наблюдаю и чувствую все это?
— Конечно, моя пантера, — почти промурлыкал он на ухо низким голосом, от которого внутри все сжалось. — Конечно…
Я скрестила ноги у него на пояснице, и вновь началось бесконечно сладкое скольжение вверх-вниз, сводившее с ума от удовольствия. Его губы касались моей шеи, ключиц, груди. Хриплое дыхание заставляло двигаться быстрее и быстрее.
— Моя пантера…
— Мой вождь…
Я вскрикнула от удовольствия, внутри стало нестерпимо жарко, стальные пальцы Йомбы впились в мое тело, а из горла вырвался хриплый рык — почти такой же, как у шамана, игравшего леопарда.
— Я тебя люблю, Нтомби.
Мои губы дрогнули, но вдруг перед глазами все завертелось, в голове ослепительно вспыхнуло. Я ойкнула и зажмурилась.
— Ой, прости, — донесся испуганный голос Нтомби, — я не специально.
Мне тут же сунули в руки чашку с напитком. Я автоматически хлебнула и закашлялась. Нтомби виновато на меня посмотрела.
— Извини, пожалуйста, кажется, магия меня подвела.
— Да уж, — крякнула я, утирая выступившие слезы. — Ничего себе — магия.
Шумно выдохнула и мотнула головой. Краем глаза глянула на собеседницу. Кажется, она совсем не смущалась того, что мне показывала. Ну и нравы!
Нтомби задорно улыбнулась, в этот миг став похожей на Йомбу.
— Ты видела. После этого наши души стали единым целым. А амулеты из леопард-камня помогают друг друга найти. Но до похищения я его потеряла, поэтому морские разбойники украли меня очень быстро. Нашему шаману пришлось делать новый и…
Я коснулась невидимой штуки на шее и перебила:
— То есть это твой амулет?
— Ее, ага, — вдруг раздался хриплый женский голос у входа, и мы вздрогнули. — Чей же еще?
