В кромешной тьме джунглей сквозь заросли буйной растительности пробирался огромный гибкий зверь, бесшумно ступая мягкими подушечками лап. Порой в ночи вспыхивали желто-зеленым пламенем две сверкающие точки, в которых отражался свет экваториальной луны, время от времени пронизывающий листву, тихо шелестящую под ночным ветром.

Иногда хищница замирала с высоко поднятым носом и испытующе принюхивалась. Порой она быстро вскакивала на ветви, но это лишь совсем ненадолго задерживало ее уверенное путешествие на восток. До ее чутких ноздрей доносились тонкие запахи многих невидимых четвероногих существ, заставляя голодную слюну капать с ее обнаженных, не знающих пощады клыков.

Но она упорно продолжала свой путь, игнорируя, как ни странно, спазмы голода, который в любое другое время уже давно заставил бы ее сомкнуть челюсти на чьем-нибудь мягком горле.

Всю ночь хищница следовала своим одиноким путем и на следующий день остановилась только один раз – чтобы поймать добычу, которую разорвала на куски и съела с угрюмым урчанием, как будто осталась полуголодной из-за скудного завтрака.

Уже смеркалось, когда она подошла к частоколу, окружающему большую деревню туземцев. Подобно призраку быстрой и бесшумной смерти, она как тень обошла поселок, принюхиваясь к земле, и наконец остановилась у частокола в том месте, где почти вплотную к нему стояло несколько хижин. Здесь зверь на мгновение повел носом, а затем, повернув голову, навострил уши.

То, что уловила хищница, в представлении человека не было звуком. Однако чуткий и превосходно развитый слух явно различил важное послание, понятное для дикого ума. Замершее статное тело, которое, казалось, состояло не из костей и мышц, а было изваяно из бронзы, чудесным образом преобразилось.

В нем словно внезапно распрямилась сжатая пружина. Хищница быстро вскочила на гребень частокола, а затем исчезла незаметно и по-кошачьи в темном пространстве между изгородью и тылом соседней хижины.

А между тем на деревенской улице женщины разводили множество небольших костров и ставили на них наполненные водой котлы для варки мяса, потому что через несколько часов должен был начаться праздник. Около большого столба, стоящего посреди окружающих его костров, собралась кучка чернокожих воинов. Они о чем-то беседовали. Их тела сияли бело-сине-охряной раскраской, нанесенной широкими причудливыми полосами.

Большие цветные круги были намалеваны вокруг глаз и ртов, на груди и на животах, а из скрепленных глиной причесок торчали пестрые перья и длинные тонкие кусочки проволоки.

Пока все готовились к празднику, в хижине на краю грунтовой площадки, где вскоре должна была совершиться оргия, лежал связанный пленник. Вскоре ему предстояло пасть жертвой звериного аппетита дикарей. Его ждала смерть. И какая смерть!

Тарзан изо всех сил напрягал могучие мускулы, пытаясь высвободиться из пут, но по настоянию русского его обмотали веревками несколько раз, так что даже ослабить их человеку-обезьяне было не под силу.

Смерть!

Тарзан смотрел в лицо этому страшному зверю множество раз и всегда делал это с улыбкой. Он мог бы улыбнуться и сегодня, зная, что конец наступит быстро. Но теперь он волновался не о себе. Мысли были заняты судьбой дорогих ему людей, которые без него будут страдать.

Джейн так никогда и не узнает, что случилось. За это он готов был благодарить небеса. И он был также рад, что она находится в безопасности посреди самого большого города в мире. Ей ничто не угрожало среди добрых и любящих друзей, которые сделают все возможное, чтобы утешить ее.

Но мальчик!

При мысли о нем Тарзан корчился, как от боли. Его сын! И как это он, Тарзан, вождь обезьян, могучий властелин джунглей, единственный в мире, кто мог бы найти и спасти бедного ребенка, оказался в ловушке? Глупец! Кто теперь оградит малыша от бедствий, которые уготовила ему жестокая изобретательность Рокова? Через несколько часов наступит конец, и у малютки больше не останется ни единого шанса на избавление.

Днем Роков несколько раз заходил в хижину, чтобы посмотреть на пленника, осыпал его бранью, издевался над ним, но не смог добиться от человека-обезьяны ни жалобы, ни стона.

В результате русский смирился и решил приберечь наиболее изощренную пытку напоследок. Перед тем как копья дикарей-людоедов навсегда положат конец мукам ненавистного ему врага, тот узнает, где на самом деле находится его жена. Пусть не думает, что она осталась в Англии в полной безопасности.

На деревню спустилась темнота, и человек-обезьяна мог слышать, как дикари готовятся к пытке и пиршеству.

Пляска смерти предстала перед его мысленным взором. Он хорошо знал, что это такое, потому что в прошлом видел это зрелище не раз. Теперь он был главным его участником.

Его привяжут к столбу и предадут медленной смерти. То, что ставшие в кружок воины разрежут его на куски с дьявольским мастерством, требующим сохранять жертве сознание, не вызывало страха. Он привык к боли, к виду крови и к жестокости смерти. Но желание жить никогда не оставляло Тарзана. Все его существо, исполненное надежды и решимости, было готово бороться до тех пор, пока не мелькнет и не погаснет последняя искра жизни.

Он знал: если враги хоть на секунду ослабят бдительность, его изобретательный ум, его могучие мышцы помогут вырваться на свободу. Вырваться и отомстить.

Когда он лежал, лихорадочно перебирая в уме варианты спасения, до его чутких ноздрей донесся едва уловимый знакомый запах. Мгновенно все чувства обострились. Затем натренированный слух уловил звук чьего-то бесшумного присутствия за задней стеной хижины, в которой он лежал.

Губы Тарзана шевельнулись, и, хотя не издали ни одного звука, слышного тем, кто мог находиться за стенами его тюрьмы, он понял, что кое-кто его все-таки расслышал.

Пленник уже знал, кто рядом с ним. Обоняние говорило об этом так же ясно, как ваши глаза скажут, что перед вами стоит старый друг, когда вы его встретите при ярком свете дня.

Через мгновение Тарзан услышал, как покрытые шерстью лапы отдирают от задней стены покрывающую каркас хижины глину и подкапываются под жерди.

Наконец через проделанный таким способом лаз протиснулась и вся огромная пантера, после чего прижалась к его шее холодной мордой.

Это была Шита.

Едва слышно поскуливая, она обнюхала лежащего друга.

Человеку трудно общаться с пантерой, и Тарзан не мог быть уверен, что зверь в самом деле понимает все его команды. То, что ее друг связан и беззащитен, Шита, конечно, осознавала. Но как дать понять хищнице, что это грозит ему какой-то опасностью, человек-обезьяна догадаться не мог.

Что привело ее сюда? То, что она появилась, конечно, необходимо использовать. Но когда Тарзан попытался заставить Шиту перегрызть его путы, большая кошка не поняла, что от нее требуется, и вместо того, чтобы помочь, принялась лизать пленнику запястья и локти.

Спустя какое-то время послышались шаги. Шита тихо заворчала и скрылась в темном дальнем углу хижины. Очевидно, шедший не услышал этого предупреждающего звука, потому что почти немедленно заглянул внутрь. Это был высокий воин-туземец.

Он подошел к Тарзану и кольнул его в бок копьем.

Человек-обезьяна издал дикий и жуткий клич, и, словно в ответ, из темного дальнего угла хижины на обидчика метнулось черное тело, похожее на одетую в шкуру тень самой смерти. Огромная хищница прыгнула прямо на грудь размалеванному дикарю, разрезав острыми когтями черную кожу и вонзив огромные желтые клыки в горло цвета эбенового дерева.

Раздался чудовищный вопль, полный боли и страха, смешавшийся с ужасным рычанием пантеры, убивающей жертву.

Затем наступила тишина – если не считать звука раздираемого на куски свежего мяса и треска костей, раздробляемых могучими челюстями.

От этих звуков в деревне наступила внезапная тишина.

Затем стали раздаваться испуганные визгливые голоса, о чем-то яростно спорящие, – им отвечал низкий властный голос вождя. Затем Тарзан и пантера услышали приближающийся топот множества ног, после чего, к удивлению Тарзана, огромная кошка отошла от тела жертвы и бесшумно выскользнула из хижины через свой же подкоп.

Он услышал, как царапнули когти по дереву, когда она перемахнула через частокол, а с этой стороны хижины было слышно, как приближаются дикари…

Тарзан не надеялся, что Шита вернется. Если бы она собиралась защищать его от всех тех, кто к нему направлялся, она осталась бы рядом.

Тарзан знал, как странно работает мозг у могучих хищников джунглей, – какими дьявольски бесстрашными эти звери могут быть перед лицом неминуемой гибели и, опять же, какими робкими могут становиться по малейшему поводу. И он решил, что звуки, которые, приближаясь, издавали дрожащие от страха чернокожие, так подействовали на нервную систему Шиты, что она, поджав хвост, удрала подальше в джунгли.

Человек-обезьяна передернул плечами. Что ему до нее? Он и так приговорен к смерти. И, кроме всего прочего, что могла сделать Шита, кроме как прикончить пару его врагов, прежде чем один из белых застрелит ее из ружья!

Ах, если бы пантера его освободила! Это была бы совсем другая история. Но, увы, Шита не поняла, что происходит, – теперь она сбежала, и нужно оставить всякую надежду.

Туземцы толпились у входа в хижину, робко заглядывая во тьму внутри ее. Впереди двое держали в левой руке зажженные факелы, а в правой – копья наготове.

Они упирались и боязливо жались к тем, кто подталкивал их вперед.

Крики воина, павшего жертвой пантеры, слившиеся с рычанием дикого зверя, так подействовали на их слабые нервы, что теперь зловещая тишина в неосвещенной хижине казалась обоим ничуть не менее устрашающей.

Наконец одного из тех, кого соплеменники насильно заталкивали внутрь, посетила счастливая мысль узнать для начала истинную природу опасности, грозящей из темноты.

Быстрым движением он швырнул зажженный факел в центр хижины. Тотчас же, пока факел летел до земляного пола, она вся осветилась.

Белый пленник был по-прежнему столь же надежно связан, как и в последний раз, когда они его видели, а в центре хижины, так же неподвижно, лежал еще один человек, горло и грудь которого были разорваны и искромсаны самым ужасным образом.

Зрелище, представшее стоящим впереди дикарям, породило в этих суеверных простаках куда больший ужас, чем вызвал бы вид самой Шиты, ведь они увидели только то, что случилось с одним из их товарищей.

Не зная истинной причины его смерти, объятые страхом туземцы могли приписать такое чудовищное дело только воздействию потусторонних сил. С криками они ринулись прочь от хижины, сбивая с ног тех, кто стоял дальше у входа, что еще более усилило всеобщий ужас.

В течение часа Тарзан слышал только неясный шум возбужденных голосов, доносящийся с другого края деревни. По-видимому, дикари пытались снова довести свое угасающее мужество до такого градуса, который позволил бы им предпринять еще одну вылазку в опасную хижину. Время от времени вдали начинали звучать пронзительные крики, подобные тем, какие издают воины, желая подстегнуть свою храбрость на поле битвы.

Но в конце концов первыми в хижину вошли двое белых. В руках они держали факелы и ружья. Тарзан не удивился, что Рокова среди них не было. Человек-обезьяна готов был поспорить, что никакая сила на земле не заставила бы этого подлого труса встретиться лицом к лицу с чем-то опасным и непонятным.

Когда туземцы увидели, что на белых людей никто не нападает, они тоже ввалились толпой в хижину, но тут же притихли, едва увидев растерзанный труп.

Белые тщетно пытались добиться объяснения от Тарзана. На все их расспросы тот лишь тряс головой и кривил губы в мрачной, понимающей улыбке.

Наконец пришел Роков.

Он сильно побледнел, когда его взгляд упал на мертвого окровавленного дикаря. Тот безжизненно скалился на него с земляного пола, и на его похожем на маску лице застыло выражение запредельного ужаса.

– Пойдем! – велел Роков вождю. – Примемся поскорей за дело и прикончим этого дьявола, прежде чем он сумеет повторить эту проделку еще с кем-нибудь из твоих людей.

Вождь приказал поднять Тарзана и отнести к столбу. Однако прошло еще несколько минут, прежде чем ему удалось убедить кого-нибудь из своих подданных прикоснуться к пленнику.

Наконец четверо молодых воинов выволокли Тарзана из хижины, и, когда тот оказался на улице, сердца дикарей освободились от страха.

Человек двадцать чернокожих, пиная пленника и нанося ему удары, с завываниями протащили человека-обезьяну по улице деревни. Потом его привязали к столбу в центре круга из небольших костров, на которых стояли котлы с кипящей водой.

Теперь, когда Тарзан выглядел совершенно беззащитным и неопасным, Роков снова обрел храбрость, сморщившуюся было до размеров бородавки.

Он подошел к человеку-обезьяне поближе и, выхватив копье из рук одного из дикарей, ткнул им в беспомощную жертву. Из раны в боку по гладкой коже великана потекла струйка крови, но боль не исторгла из него ни единого стона.

Напротив, на его губах заиграла презрительная усмешка, приведшая русского в ярость. Изрыгая потоки ругательств, он, подскочив к Тарзану, принялся бить пленника кулаками по лицу и нещадно пинать ногами.

Затем Роков снова схватил тяжелое копье и направил его в сердце Тарзана, но тот по-прежнему лишь насмешливо улыбался ему в лицо.

Прежде чем Роков успел нанести удар, к нему метнулся вождь и оттащил от намеченной для заклания жертвы.

– Остановись, белый человек! – вскричал он. – Только попробуй лишить нас пляски смерти! Если убьешь этого пленника, сам займешь его место.

Угроза возымела действие, и Роков прекратил посягательства на жизнь своего заклятого врага. Русский встал чуть поодаль и продолжал насмехаться над Тарзаном. Злодей пообещал, что лично съест сердце своего недруга.

Потом он принялся живописать ужасы, ожидающие сына Тарзана в дальнейшей жизни, и намекнул, что его месть настигнет даже Джейн Клейтон.

– Ты думаешь, твоя жена живет в совершенной безопасности в Англии? – спросил Роков. – Бедный глупец! Сейчас она в руках человека самого подлого происхождения и вдали от Лондона, где ее могли бы защитить друзья. Я не собирался тебе ни о чем рассказывать. Хотел дождаться, когда смогу привезти тебе на Остров Джунглей свежие новости о ее судьбе. Но теперь ты умрешь, причем самой немыслимой, самой отвратительной смертью, какая только может выпасть на долю белого человека. Так пусть несколько слов об участи жены усилят муки, которые тебе предстоит терпеть, пока последний удар копья не освободит тебя от жестокой пытки.

Пляска уже началась, и дальнейшие попытки Рокова побольней уязвить Тарзана потонули в воплях прыгающих воинов, занявших свои места.

Они окружили стоящую у столба жертву, и блики от костров играли на их разрисованных телах.

В памяти Тарзана всплыла подобная сцена, когда он в самый последний момент спас Д’Арно, попавшего в такую же передрягу, – как раз перед тем, как удар копья должен был положить конец его мучениям.

Кто придет, чтобы спасти его самого? Во всем мире не найдется никого, способного избавить человека-обезьяну от пытки и смерти.

Мысль о том, что эти дьяволы в человечьем обличье убьют и съедят его, когда танец закончится, не вызывала у него ни ужаса, ни отвращения. Она не усугубляла его страданий, как это случилось бы с обычным белым, ведь всю свою жизнь Тарзан видел, как в джунглях звери поедают мясо убитой ими добычи.

Разве он сам не сражался за устрашающее предплечье огромной обезьяны из другого племени во время давнего танца Дум-Дум, убив при этом жестокого Тублата и завоевав уважение обезьян Керчака?

Танцующие прыгали теперь уже гораздо ближе к нему. Они выставили вперед копья, намереваясь нанести жертве первые мучительные уколы, предшествующие более серьезным ранам.

Оставалось уже недолго. Человек-обезьяна ждал последнего выпада, который положит конец его несчастьям.

И тут вдали, в глубине таинственных джунглей, раздалось пронзительное рычание. В тот же миг танцующие остановились, и в наступившей тишине крепко связанный белый человек испустил ответный вопль, еще более жуткий и ужасающий, чем тот рык, который издал зверь из джунглей.

В течение нескольких минут чернокожие пребывали в нерешительности. Потом, понукаемые Роковым и вождем, они прыгнули ближе к столбу, намереваясь покончить и с пляской, и с жертвой. Но прежде чем кто-нибудь из них успел пустить в ход копье, из темного входа в хижину, где недавно держали Тарзана, блеснули ненавистью жестокие зеленые глаза. Еще миг, и гибкая пантера стояла рядом со своим господином.

На мгновение туземцы и белые остолбенели от ужаса. Их взгляды были устремлены на обнаженные клыки жительницы джунглей.

И только один Тарзан видел, как в черном проеме хижины появились другие тени.