Оказавшись в воде, Тарзан первым делом постарался отплыть подальше от корабля с его опасными винтами. Он понимал, кому обязан нынешней неприятностью. Лежа на спине и чуть помогая себе руками, он с досадой думал о том, как легко дал обойти себя Рокову.

Он лежал так довольно долго, глядя на быстро удаляющиеся огни парохода. Ему и в голову не приходило позвать на помощь – Тарзан никогда в жизни этого не делал. Человек-обезьяна всегда полагался на собственную силу и ловкость и помощь получал в последний раз от Калы, будучи ребенком. Когда же он догадался крикнуть, было уже поздно.

Шансов, что его подберут, ничтожно мало. Тем более вряд ли возможно самостоятельно достичь берега. Тарзан решил медленно плыть в направлении берега, где мог встретиться корабль. Он делал легкие и глубокие гребки – пройдет немало часов, прежде чем эти гигантские мускулы начнут уставать.

Тарзан плыл на восток, ориентируясь по звездам. В какой-то момент он понял, что обувь ему мешает, и сбросил ее. За башмаками последовали брюки. Пиджак он тоже охотно скинул бы, но в кармане лежали драгоценные бумаги. Желая удостовериться, что они на месте, Тарзан сунул руку в карман и оторопел: там ничего не было. Теперь он понял, что Роков выбросил его за борт не только из мести: русский сумел каким-то образом снова заполучить бумаги, отобранные у него Тарзаном в Бу-Сааде. Человек-обезьяна выругался про себя и отправил на дно Атлантики пиджак и рубашку. Освободившись от одежды, ничем не стесняемый, он поплыл дальше на восток.

Первые лучи рассвета затмили свет путеводных звезд, когда Тарзан увидел впереди какую-то черную массу, чуть выступающую из воды. Сделав несколько сильных гребков, он добрался до этого места и обнаружил остов севшего на мель корабля.

Тарзан забрался на этот крошечный островок, чтобы отдохнуть, пока не рассветет полностью. Долго отдыхать он не собирался: его томили голод и жажда. Если и суждено умереть, то уж лучше предпринять хоть слабые попытки спастись. Море было тихим, и остов корабля плавно покачивался. Усталый пловец, не спавший двадцать часов, свернулся на покрытых илом досках и вскоре заснул.

Во второй половине дня он проснулся от палящего солнца и сразу почувствовал нестерпимую жажду. Однако через миг он забыл об этом: его охватила радость сразу от двух открытий. Первое заключалось в том, что среди обломков плавала перевернутая спасательная шлюпка, а второе – в том, что на горизонте с восточной стороны еле виднелся берег.

Тарзан бросился в воду и доплыл до шлюпки. Холодный океан освежил его так, как мог бы освежить глоток воды, и он сумел подтянуть лодку к остову корабля. Приложив немало усилий, Тарзан втащил лодку на скользкое днище, а затем перевернул и обследовал ее. Шлюпка была совершенно цела и через несколько минут уже снова покачивалась на воде. Тарзан выбрал пару досок, чтобы они послужили ему веслами, и направил лодку прямиком к отдаленному берегу.

День клонился к закату, когда он подплыл к берегу достаточно близко, чтобы различать его очертания. Прямо перед ним был вход в небольшую бухту. Деревянное строение поодаль к северу казалось до странности знакомым. Возможно ли, чтобы судьба забросила его на порог его родных мест, его любимых джунглей?! Едва лодка вошла в бухту, последние сомнения улетучились. Под сенью первозданного леса Тарзан снова увидел хижину, построенную еще до его рождения его покойным отцом – Джоном Клейтоном, лордом Грейстоком.

Мощными ударами импровизированных весел Тарзан подогнал свою лодку к берегу. Не успела она коснуться земли, как человек-обезьяна выпрыгнул на сушу. Сердце его колотилось от радости и возбуждения, когда знакомые виды открывались его глазам: хижина, пляж, ручеек, заросли джунглей, черный непроходимый лес, мириады птиц в блестящем оперении, роскошные тропические цветы на вьющихся стеблях, гирляндами свисающие с огромных деревьев. Тарзан из рода обезьян вернулся в свой мир и, чтобы все вокруг узнали об этом, вскинул юную голову и издал дикий, свирепый, устрашающий вопль родного племени.

На мгновение в джунглях воцарилась тишина. Потом понеслись ответные звуки. Низко и громко прорычал лев, а откуда-то издалека донесся еле слышный, но все равно внушающий страх рев обезьяны-самца.

Тарзан первым делом направился к ручейку и утолил жажду. Потом подошел к своей хижине. Дверь была закрыта на засов, как они с Д’Арно когда-то и оставили ее. Тарзан поднял засов и вошел. Все вещи находились на своих местах: стол, кровать, маленькая колыбелька, сделанная его отцом, полки и шкафы – все выглядело так же, что и двадцать три года назад, и почти два года назад, когда он покинул эту хижину.

Вдоволь полюбовавшись этим зрелищем, Тарзан вспомнил о голоде, ощутив резкую боль в желудке, – это был сигнал, что пора добывать пищу.

Тарзан не имел при себе никакого оружия, не нашел он его и в хижине. Однако на стене висела его старая веревка, сплетенная из трав. Она не раз была порвана и нарощена, и потому человек-обезьяна однажды заменил ее на новую, а старую повесил в хижине. Теперь не хватало только ножа. Ну что ж, и нож, и копье, и лук со стрелами – все это он добудет к следующему рассвету. Он тщательно свернул аркан и, закинув на плечо, вышел, заперев дверь хижины.

Тарзан из племени обезьян осторожно и бесшумно вошел в джунгли: он снова был диким зверем, отправившимся на охоту. Сначала он передвигался по земле, но, не найдя внизу никаких следов близкой добычи, поднялся на деревья. Испытывая легкое головокружение, он перелетал с ветки на ветку, и душа его ликовала. Пустые сожаления и сердечные муки были забыты, он снова жил полной жизнью и чувствовал себя счастливым от абсолютной свободы. Найдется ли кто-то, кому захочется вернуться в душные неприветливые города, когда великие просторы джунглей предлагают покой и свободу? Только не он.

Еще до наступления темноты Тарзан дошел до водопоя у небольшой реки. Здесь было мелководье, и с незапамятных времен звери из окрестных лесов приходили сюда за водой. По ночам тут можно было увидеть львицу Сабор или льва Нуму, крадущегося через заросли к антилопе или оленю. Сюда приходил на водопой вепрь Хорта, и сюда пришел охотиться Тарзан из племени обезьян, потому что сильно проголодался.

Он растянулся на низко нависающей над тропой ветви и ждал не меньше часа. Сгущались сумерки. Вдруг послышался шорох мягких лап в густых зарослях. Большое тело задевало высокие травинки и свисающие сверху растения. Никто, кроме Тарзана, не расслышал бы этих звуков, но человек-обезьяна их не пропустил и понял: Нума вышел в джунгли с той же целью, что и он сам. Тарзан улыбнулся.

Вскоре он услышал, что еще один зверь осторожно приближается по тропе к месту водопоя: это был вепрь Хорта. У Тарзана даже потекли слюнки при мысли об отличном мясе. Трава, в которой лежал Нума, не шевелилась, и это был зловещий знак. Хорта прошел под той веткой, на которой прятался Тарзан. Еще несколько шагов, и Нума сможет настичь его одним прыжком. Тарзан хорошо представлял себе, как сверкают сейчас глаза старого льва, как он вбирает воздух для оглушительного рева, который парализует жертву на краткий миг, а затем ужасные клыки вонзятся в плоть и переломят кости.

Но пока лев готовился к прыжку, тонкая веревка, брошенная сверху, просвистела в воздухе. Петля захлестнулась вокруг шеи Хорты, тот яростно взревел, завизжал, и Нума вдруг увидел, что его добыча взмывает куда-то вверх. Он прыгнул, но вепрь ускользнул от него, скрывшись в ветвях нависавшего над тропой дерева. А потом оттуда показалось лицо Тарзана, который разразился смехом.

Нума зарычал как бешеный. Разъяренный и голодный, он расхаживал под деревом, а человек-обезьяна осыпал его насмешками. Тогда лев принялся скрести своими огромными когтями ствол дерева, отдирая куски коры и древесины, белым дождем сыпавшиеся вниз.

Тарзан тем временем привязал все еще сопротивляющегося вепря к толстому суку рядом с собой. Затем сильные пальцы довершили работу, начатую петлей, и кабан затих. У человека-обезьяны не было ножа, но природный инстинкт научил его зубами выдирать куски мяса из еще дрожащих боков добычи. Блистающие зубы вонзились в сочную плоть, а разъяренный лев мог только глядеть снизу, как другой охотник наслаждается предназначавшимся ему обедом.

Когда Тарзан насытился, было уже совсем темно. Трапеза удалась на славу! За то время, которое Тарзан провел среди цивилизованных людей, он так и не смог привыкнуть к лежалому мясу и в глубине своей дикой души тосковал по теплому куску убоины, сочащейся густой красной кровью. Тарзан вытер окровавленные руки о листья, взял остатки туши кабана на плечо и, перепрыгивая с ветки на ветку, начал неспешно продвигаться по средней террасе деревьев в направлении своей хижины.

А в то же самое время в тысяче миль на восток от него, в Индийском океане, Джейн Портер и Уильям Сесил Клейтон закончили роскошный ужин в кают-компании «Леди Элис».

Тарзана преследовал по земле Нума. Иногда человек-обезьяна поглядывал на него и встречал ответный взгляд светящихся в темноте зеленых глаз. Теперь Нума не ревел. Он двигался осторожно, как тень гигантской кошки. Но как бы тихо он ни ступал, человек-обезьяна слышал его шаги. Тарзан гадал, будет ли лев сопровождать его до самой хижины: в этом случае ночевать придется на дереве, а не на мягкой постели из трав. У Тарзана было на примете дерево с удобным разветвлением: сотни раз за ним ходили крупные хищники, и он оставался ночевать в убежище на этом дереве, пока у зверя не менялось настроение или не наступало утро.

Нума решил отказаться от преследования: грозно прорычав напоследок, он направился в другую часть леса на поиски более легкой добычи. Тарзан благополучно добрался до хижины и лег на полуистлевшую постель из трав.

Вот так легко мсье Жан К. Тарзан простился с привычками цивилизованного мира и с удовольствием уснул глубоким сном сытого зверя. А ведь стоило одной девушке сказать ему «да», и он выбрал бы другую жизнь, а об этой вспоминал бы с отвращением.

Тарзан спал долго: он устал от напряжения, которого потребовали ночь и день, проведенные в океане, а также охота в джунглях, – почти два года его мускулам не было такой тренировки.

Проснувшись утром, он первым делом отправился к ручью напиться. Затем искупался в море, проплавав примерно четверть часа. Вернувшись в хижину, позавтракал свежим мясом Хорты. Остаток туши Тарзан закопал в мягкую землю неподалеку от своего жилища, чтобы было чем поужинать. Затем взял все ту же веревку и исчез в джунглях.

На этот раз Тарзан собирался охотиться на человека: ему требовалось добыть оружие. Он не знал, остались ли в деревне Мбонги жители, хотя бы женщины и дети: в отместку за предполагаемое убийство лейтенанта Д’Арно французские моряки предприняли карательную экспедицию и уничтожили в деревне всех воинов. Если деревня окажется покинутой людьми, придется предпринимать очень далекое путешествие.

Человек-обезьяна быстро продвигался через лес и около полудня подошел к деревне. Увы, густая растительность заполонила прежние поля, а хижины с соломенными крышами пришли в полный упадок. Никаких следов человека не было. Тарзан с полчаса побродил между хижинами, надеясь отыскать забытое оружие, но поиски не дали результата. Тогда он направился дальше – выше по реке, протекавшей в направлении к северо-западу. Он понимал, что искать еще одно поселение нужно вблизи пресной воды.

По дороге Тарзан занимался мелкой охотой и собирательством, как было принято у обезьяньего племени и как его учила Кала: он переворачивал сгнившие стволы, чтобы добраться до вкусных насекомых, поднимался на деревья, чтобы разорять птичьи гнезда, с кошачьей быстротой кидался на юрких грызунов. Поедал он и многие другие блюда из меню обезьяны. А Тарзан снова сделался обезьяной, свирепым антропоидом, каким он и был первые двадцать лет своей жизни.

Иногда, припоминая кого-нибудь из парижских друзей, Тарзан улыбался: всего несколько месяцев назад он и сам безмятежно сидел на веранде клуба для избранных, одетый в безупречный костюм. А иногда он вдруг останавливался как вкопанный, почувствовав запах добычи или врага.

Переночевал он в лесу, далеко от своей хижины, надежно устроившись в развилине большого дерева, в целой сотне футов над землей. Но прежде он снова прекрасно поужинал – на этот раз мясом оленя Бары, которого убил с помощью своего быстрого аркана.

Рано утром Тарзан снова отправился в путь, придерживаясь реки. В течение трех дней он не оставлял поисков деревни и оказался в той части джунглей, куда не заходил раньше. Это было нагорье, и лес здесь рос не такой густой, как в родных Тарзану местах. Сквозь деревья вдалеке виднелись хребты величественных гор, перемежаемых широкими долинами. На открытых пространствах паслись бесчисленные стада антилоп и зебр. Тарзан был в восторге и решил в будущем надолго вернуться сюда.

На четвертый день его ноздри уловили чуть заметный новый запах – хотя и очень отдаленный, но несомненно человеческий. Тарзан затрепетал от радости. Осторожно, прислушиваясь к каждому шороху, он стал продвигаться по ветвям, следуя за дуновениями ветра в направлении добычи. И вот он увидел одинокого воина, почти неслышно шагающего по джунглям.

Тарзан последовал за ним, держась на близком расстоянии и выжидая момента, чтобы можно было метнуть аркан на открытом пространстве. Преследуя ничего не замечающего человека, Тарзан вдруг подумал о том, чему его научила цивилизация: обычно люди не убивают без повода. Правда, в данном случае повод был – Тарзан хотел завладеть оружием и украшениями этого воина. Но нужно ли отнимать у него жизнь? Чем больше он об этом думал, тем ужаснее казалась ему идея убийства без необходимости. Пока Тарзан решал, как следует поступить, лес кончился и вдали показалась ограда и несколько похожих на ульи хижин туземной деревни.

Как только воин вышел из леса, Тарзан заметил крадущегося в траве льва, который преследовал туземца. Тарзан понял, что чернокожему воину грозит опасность, и его отношение к происходящему полностью изменилось: теперь он видел в туземце своего брата, которого преследует их общий враг.

Нума уже приготовился для прыжка – у Тарзана не оставалось времени для размышлений.

Лев прыгнул из засады за удаляющимся чернокожим, и в этот же момент Тарзан издал предостерегающий крик. Туземец обернулся и увидел, что лев остановлен тонкой, сплетенной из трав веревкой, захлестнувшейся у животного на шее.

Тарзан метнул аркан так быстро, что не успел приготовиться к последовавшему за этим толчку, когда веревка натянулась. Человеку-обезьяне удалось задержать зверя, прежде чем острые когти впились в плоть туземца, но от сильного толчка Тарзан рухнул на землю всего в шести шагах от разъяренного льва. Зверь с быстротой молнии развернулся к новому врагу, и безоружный Тарзан из племени обезьян оказался лицом к лицу со смертью.

И тут его спас туземец. Воин мгновенно понял, что обязан жизнью этому странному белому человеку и что только чудо может сейчас уберечь его спасителя от зловещих желтых клыков. Он моментально отвел руку с копьем назад, а затем метнул его изо всех сил, какие были заключены в напрягшихся под эбеновой кожей мышцах. Туземец попал точно в цель, пронзив гладкое тело льва. С ужасным ревом ярости и боли зверь развернулся к чернокожему. Лев успел немного пробежать, но тут его снова остановила веревка Тарзана. Зверь метнулся к человеку-обезьяне, но почувствовал боль: зубчатая стрела вонзилась в его тело наполовину. Лев снова остановился, и Тарзан успел дважды обежать вокруг ствола большого дерева, наматывая на него веревку. Финал был уже близок.

Туземец издал радостный крик, наблюдая за действиями Тарзана. Но человек-обезьяна знал, что Нуму надо поскорее прикончить, иначе мощные клыки легко разорвут тонкую веревку. Он подскочил к чернокожему и выхватил у того длинный нож из ножен. Затем Тарзан сделал знак: продолжай выпускать стрелы, а сам бросился ко льву с ножом. Пока с одной стороны в зверя вонзались стрелы, с другой – к нему подбирался охотник с ножом, Нума был разъярен. Приседая на задние лапы, он то взвизгивал, то завывал, то рычал, то стонал, тщетно пытаясь добраться до своих мучителей.

В конце концов ловкий человек-обезьяна сумел подскочить ко льву сзади. Мощная рука обвила темно-желтую шею, и длинное лезвие неумолимо вошло в сердце зверя. Стоя над своей добычей, оба охотника – черный и белый – взглянули друг другу в глаза. Черный сделал знак мира и дружбы, и Тарзан из племени обезьян ответил тем же.