Наутро после карнавала я, не выспавшаяся и дергающаяся, пошла на работу. Мсье Мегре буквально выгнал меня обратно домой, настолько болезненно я выглядела.

– Вот молодежь, совсем пить не умеете, – беззлобно ворчал аптекарь, – вон и друг твой пришел под утро, с улыбкой до ушей и весь в помаде. Видать, хорошо погуляли.

Я посмотрела на Оливье – он, красный, но безумно счастливый, пожал плечами и разбил очередную склянку. Ударился головой о прилавок, задевая при этом стоявшие там лекарства. В итоге мсье Мегре выгнал и его.

Мы немного погуляли по городу. Друг рассказывал о том, как провел вечер. После моего ухода Аманда куда-то исчезла, но Оливье не расстроился, ее место быстро заняла другая девушка. За ночь он сменил четверых или пятерых, среди них второй или третьей по счету была и неразделенная любовь портного, дочь бакалейщика. Поцеловавшись с ней и сравнив ее с другими, он решил: незачем больше страдать, она ничем не лучше других.

Кажется, я на свою голову вырастила нового ловеласа, и скоро мне придется утешать не его, а брошенных им девушек.

– Ника, что случилось? Почему ты нервничаешь? – Оливье внимательно вглядывался в мое лицо. – Тебя кто-то обидел вчера?

– С чего ты взял? – Я отвернулась, пытаясь скрыть страх и слезы. Мы сидели на скамейке напротив закрытой пока кондитерской. Улицы были пусты. Горожане отсыпались после праздника.

– Посмотри на меня и расскажи, иначе я больше никогда не буду тебя слушать и ты никуда не выйдешь одна!

Непривычно серьезный тон и уверенность, с которой он говорил, заставили меня обернуться. Я не подняла глаз, просто разревелась у него на груди. Он гладил по волосам и утешал, как мог. Когда выплакалась, поняла, что не могу больше нести одна этот груз, и рассказала Оливье об ирбисе и о том, что произошло вчера.

– Он сейчас с нами?

Он поверил сразу, сказал, что ожидал нечто подобное.

– Ты слишком красивая, чтобы быть простой горожанкой, есть в тебе что-то волшебное.

– Да, прямо перед тобой, – Серебряный поставил на него лапу и лизнул.

– Я чувствую, это просто невероятно! Расскажи, какой он.

– Он очень красивый, сильный и смелый. – Кот будто понял, что речь о нем, разлегся рядом и шевелил ушами. – Большой, серебристый и зеленоглазый.

– Все будет хорошо, я не дам тебя в обиду, – крепко обнял меня Оливье, и я закрыла воспаленные глаза. – Никто ничего не узнает, слышишь? Не смей никому рассказывать, даже мадам Мари! Тем более мадам, она может рассказать сыну совершенно случайно, поняла меня? – Я согласно кивнула.

– Я сожгла твое платье, – всхлипнула я.

– Я сошью тебе двадцать платьев, даже лучше этого! – Он погладил меня по растрепанной голове.

Мы вернулись в аптеку. Оливье спустился за вечерним выпуском «Саомарских вестей». Закутанная в желтый плед, я со страхом ждала друга на его чердаке. Я почти ничего не ела. Все, что с трудом удалось запихнуть в меня Оливье, тут же оказывалось в унитазе, и он сдался.

– Все хорошо, – с порога заявил он, – никто ничего не видел. Посчитали это нападением невесть откуда взявшегося в центре столицы волка или бешеной собаки. – Нет, тебе это видеть не нужно, – и он тихонько отвел дрожащие, как у пропойцы руки, которые я уже тянула к газете.

Ночевать я осталась у друга. Судя по тому, что утром он не мог проснуться, я кричала во сне и мешала ему спать. Сонный и шатающийся, он строго прервал все мои возражения и проводил до университета.

Шла консультация по экономической теории, это занятие было общим для нас и экономистов. Скоро должны были начаться первые экзамены, и такие подготовительные семинары были на каждом предмете. Я думала о карнавале, изо всех сил гнала мысли о гибели несчастного студента – безуспешно. Картинка его смерти стояла перед глазами. Зато я почти не вспоминала о мужчине, с которым страстно целовалась той ночью… А сейчас опустила глаза: от воспоминаний заалели щеки.

Преподаватель долго и нудно объяснял законы спроса и предложения, студенты лениво срисовывали кривую с доски в тетради, а Элиас Белами не сводил с меня глаз, от чего я начала дергаться и чесаться.

– Меланика Нюгрен, вас просят к ректору. – Помощница руководителя университета громко передала приглашение.

Вся аудитория, примерно пятьдесят человек, посмотрела на меня. Под их пристальными взглядами я вышла из кабинета и, не задавая никаких вопросов, последовала за секретарем.

Чем моя скромная персона заинтересовала ректора? Полиция узнала, кто был в ту ночь рядом с погибшим! Или, может быть, раскрылся мой обман? Пришло сообщение из Карлстада, что никакой Меланики не существует! У меня задрожали руки, секретарь провела меня в святая святых – кабинет ректора. Я так испугалась, что рядом появился Серебряный, хотя он никогда раньше не приходил в университет. Ирбис прижался к моей ноге и шел совсем рядом, безмолвно поддерживая и успокаивая.

– Мадмуазель Нюгрен! – Шарль Верни пожал мою руку и усадил перед собой. – Так вот из-за кого весь сыр-бор. Мсье Дюпон, размахивая вашим тестом, вытребовал у меня грант на место в «Дипломатическом корпусе». А мадам Мартин не прекращает на каждом собрании упрекать его «воровством, прямо из-под носа» ценной студентки. – Он смешно передразнил профессора. Я улыбнулась ему в ответ, но по-прежнему сидела, сдерживая нервную дрожь.

– Но я вызвал вас не за тем, чтобы взглянуть на вас. – Началось. – Скажите, Меланика, у вас проблемы со столичной полицией? Обещаю оказать всю возможную помощь, если вы ответите честно.

– Не знаю, я ничего не совершала, – за меня это сделал ирбис, – может быть, это связано с работой в аптеке? – Я взволнованно посмотрела на мсье Шарля. – Но я не получала ни одного замечания, все клиенты были довольны. Даже соседка, которая вечно брюзжит… – Ректор захохотал. Ему смешно, а мне не очень. – А что случилось?

– Глава Саомарской полиции, а теперь уже министр правопорядка, в первый день обучения запросил списки студентов первого курса «Лечебного дела», через две недели «Экономического факультета», еще через неделю «Биологии», потом, когда он проверил почти весь университет и осталась всего пара факультетов, я понял: он кого-то ищет. Вызвать недовольство такого человека опасно, хоть университет и подчиняется лично Премьеру. Я позвонил ему и уточнил, кто конкретно его интересует. Он спросил о вас, Меланика. Я решил сначала переговорить с вами.

– Я не знаю, что нужно от меня мсье Франсу, но, по странной случайности, я снимаю комнату в доме его матери. – Ректор вопросительно изогнул бровь. – Если бы он навещал мадам Франс чаще, чем два раза в год, то непременно встретил бы меня. Завтра у нее именины. Он обещал быть с невестой. Я спрошу у него сама, зачем понадобилась, и сообщу вам.

– Прошу вас, будьте осторожны. В тридцать пять лет не так просто стать главой министерства, тем более такого. Мсье Франс – сложный человек, слухи о нем не самые приятные, – как будто я сама этого не понимаю, кивнула.

– Ника, у вас нет родственников в столице? Ваше лицо кажется мне знакомым…

– Нет, мсье Верни, никого. Все мои родственники остались в Норд-Адер.

Соврала и даже не покраснела. Вот что значит опыт. Я была почти горда собой.

– До встречи, мадмуазель. – Ректор неожиданно поцеловал мне руку, будто я как минимум графиня или даже принцесса рода Нордин.

Я засмеялась неожиданной мысли. Принцесса Нордин, скрывающаяся от правосудия, вынужденная подрабатывать уборщицей в паровозах, но достигшая небывалых карьерных высот: ведь она стала помощницей аптекаря.

Когда я вернулась в аудиторию, обратила внимание на совершенно счастливую Агату. Она не спускала влюбленных глаз с Белами. Карнавал, небось, всю ночь целовались. Быстро Элиас присмотрелся к невесте, почему-то стало обидно. Он мне даже не нравится, почему я ревную?

Загадочное женское сердце.

Подарок дорогой мадам я купила пару дней назад. С выбором помогал Оливье, в его вкусе я уже убедилась. Мы остановились на элегантной вязаной накидке, которую он украсил цветочной вышивкой, и длинных кожаных перчатках к ней. У мадам появился поклонник, надо же его поразить?

Сейчас я радовалась, что приготовилась заранее.

В семь часов следующего дня мсье Мегре начал выгонять меня на праздник. Я находила тысячу причин, почему не могу уйти: не дописала ежедневный отчет, идет реакция и непременно надо за ней проследить, у нас очередь. В конце концов аптекарь спросил:

– Дорогая, ты не хочешь поздравлять Мари? – Тут мне стало очень стыдно. Из-за собственного страха я опоздала на час. Не нужно прятать голову в песок, подобно адамарскому страусу. Иди и выясни, что от тебя нужно министру. «Если бы они все узнали и хотели посадить меня в тюрьму, то давно бы это сделали, не думаю, что подозрение в убийстве скрыли бы от ректора». – Подбадривая себя таким образом, я дошла до дома.

Веселье было в разгаре. Кумушки соседки сидели с красными щеками и перемывали косточки знакомым и не очень. Мадам Мари вышла ко мне, мы обнялись, и я торжественно вручила подарок. Гости поохали и поахали, мсье Жак сыпал комплименты всем без разбору. Я тихонько посмотрела в сторону стола – и не увидела никого, хоть отдаленно напоминающего сына хозяйки. Неужели не пришел?

– Мадам, а Анатоль здесь?

– Он вышел на улицу через дверь в кухне. К нему приехали со срочным донесением. Не будет же он обсуждать это на дороге или при гостях? – ну да, в саду у клумбы это делать интереснее. – Смотри, полицейский уехал. – И действительно, я увидела отъезжающую карету.

– Анатоль, иди сюда! Я познакомлю тебя, наконец, с Никой!

– Идите к гостям, дорогая именинница, я сама его позову. – Я набрала воздуха в легкие и быстро, чтобы не передумать, вышла в сад.

Оливье лично одевал меня на эту встречу. «Он должен видеть красивую картинку, – были его слова. – Симпатичная глупышка – то, что надо». Бордовый жакет, того же цвета юбка и полупрозрачная, расшитая бисером блузка, по его мнению, подходили для случая лучше всего. Не думаю, что поражу воображение полицейского такого ранга настолько, что он не заметит нервозности, но спорить не стала. Тем более он будет с невестой, в которую, судя по статье в газете, он давно и прочно влюблен, чуть ли не со школьной скамьи.

Спрашивается, чего тогда о помолвке объявили только сейчас? А какое мне дело, главное, мне излишнее внимание в любом случае не грозит.

Было пасмурно, облака скрыли луну, фонарик на стене освещал только маленький кружок, на котором находилась я. Высокий, стройный мужчина в мундире стоял ко мне спиной. Тонкая струйка дыма тянулась к небу, новый министр курил.

– Добрый вечер, мсье, – как можно более вежливо поздоровалась я. Серебряный встал рядом и подставил голову.

– Добрый, – не поворачиваясь, тоном с налетом превосходства ответил мужчина.

– Мсье Анатоль, я знаю, вы искали меня. Скажите, что вы хотели? – произнесла на одном дыхании.

– Вы ошибаетесь, мадмуазель. Мне нет никакого дела до… – он развернулся и посмотрел на меня. – Меланика?! – От такой бурной реакции я отшатнулась. – Простите, я не хотел напугать вас. Пьер, – он обратился к полицейскому, которого я от волнения не заметила, – отмени приказ о поиске.

Мужчина в ответ кивнул и, бросив на меня внимательный взгляд, ушел. Я испуганно ждала своей участи. Министр швырнул в кусты дымящуюся папиросу, она зашипела и погасла, упав в снег.

– Вы похорошели с нашей последней встречи.

– А мы разве виделись?

Я молчала, ждала, что он скажет. Сын хозяйки подошел ближе, свет осветил его лицо, и я узнала полицейского, который оформлял мне документы.

– Добрый вечер, – искренне улыбнулась я. – Вы тоже Анатоль? – имя было распространенным, поэтому ничего странного в моем вопросе не было, – приехали с новым министром? Наверное, вы теперь в его охране, – догадалась я. – Рада за вас, это, верно, интересней, чем оформлять потерянные документы, – сделала ему комплимент.

Мужчина громко расхохотался, и было в этом что-то неправильное. Рядовой офицер не может так смеяться, слишком уверенно и властно.

– А что я могла подумать? То, что глава полиции может в перерывах между совещаниями фотографировать провинциальных абитуриенток, мне в голову не пришло, – обиженно отозвалась я.

– Вы правы, но я тогда не смог удержаться. Обычно при виде меня люди с извинениями выбегают из кабинета, а вы ошиблись дверью и ничуть не испугались. Даже то, что утерянные документы восстанавливаются минимум полгода, ведь их не выписывает лично начальник полиции, вас не смутило.

– Я этого не знала. До этого ни разу ничего не теряла.

– Я так и понял, кинулся запереть кабинет и догнать, но не успел. Вас уже не было.

– Не уходите от вопроса, зачем вы искали меня? – Я решила выяснить все до конца.

– Я хотел еще раз увидеть вас, – звучало глупо и не слишком правдоподобно, но спрашивать дальше расхотелось.

– М-м-м, вот она я. – А что ответить?

– Это действительно вы, хоть при первой встрече мне показалось, что ваши глаза зеленые, а сейчас я вижу глубокий фиалковый цвет. Пройдемте в дом, Ника, – он растянул имя, словно хотел почувствовать его на вкус, – нас уже заждались.

Весь вечер мсье Франс не сводил с меня глаз, это заметила и его невеста, стройная брюнетка лет тридцати. С того момента, как мы с министром зашли в дом, она ни разу не улыбнулась, так и сидела – со скорбным видом, будто на похоронах. Мсье Жак зачем-то растопил камин, стало невыносимо жарко, все разделись, и только я, памятуя о провокационной блузке, сидела в жакете. Нужно было выйти и переодеться, вот только, когда я вышла из-за стола и попыталась скрыться в своей комнате, несказанно учтивый сын именинницы пошел за мной:

– Куда же вы?

– Хочу убрать жакет в шкаф. В гостиной жарко.

– Позвольте поухаживать за вами, – он подошел сзади и провел ладонями по моим рукам, от плеч до сжавшихся кулачков. – Почему вы так напряжены? – Щекочущий шепот коснулся уха.

Я отшатнулась, оставив в его руках несчастную деталь гардероба.

– Вам показалось. – Вышитые цветы на блузке, или то, что было под ними, вызвали у министра бурю эмоций, глаза его потемнели, а дыхание стало чаще. Демоны! Оливье! Зачем я только тебя послушала?!

– Мадмуазель, лучше будет, если вы переоденетесь, – хрипло сказал мужчина.

Я пискнула что-то и скрылась за дверью. Плотно закрыла ее и побежала к шкафу, надеть самое закрытое платье из всех имеющихся. Желтое летнее, самое первое – и потому не слишком удачное творение друга, с высоким воротом и пышными рукавами, подходило для выхода как нельзя лучше. В нем я была похожа скорее на школьницу-переростка, чем на симпатичную девушку.

Когда успокоилась и вышла из комнаты, гости уже начали расходиться, мсье Жак был отправлен мадам провожать всех ее многочисленных подруг, остались только Анатоль с невестой. Мадмуазель Жюстин при виде меня в нелепом наряде оживилась и даже попыталась понравиться мадам. А в глазах ее жениха было сумасшедшее, дикое желание, и испытывал он это чувство не к ней. К сожалению, или к счастью, я уже знала, как меняется лицо мужчины при взгляде на интересующую в определенном плане женщину. Все это снова напомнило поезд, и мне стало действительно страшно.

Нет ничего хуже беспомощности, когда тебе нечего противопоставить грубой силе, когда от злости на собственную слабость хочется выть. Я шепнула мадам, что плохо себя чувствую, и ушла к себе, пока ее сын ненадолго вышел. Закрыла дверь на засов и тихо заплакала.

От такого мужчины даже ирбис не спасет, министр не ходит без охраны.

Началась зимняя сессия. Первый экзамен я сдала на «отлично», это была экономическая теория. Я уже встала из-за стола и шла отвечать, на ходу пытаясь вспомнить, как называется единственный покупатель. Элиас, проходя мимо и кинув взгляд на листок, который я держала в руках, наклонился и шепнул: «Монопсония». При этом он слегка задел губами мою шею, что не скрылось от внимательного взгляда Агаты. Она сглотнула и отвернулась.

Сдавали мы, как и учились, с экономистами, я подсказала девчонкам, что сидели рядом, несколько ответов, и теперь они здоровались со мной, а через некоторое время и все остальные последовали их примеру. Даже рыжая красотка, которая сыпала оскорблениями в раздевалке, делала вид, что ничего не было. Только я ничего не забыла – я вообще стала очень злопамятной – и ей принципиально не подсказывала.

Оставался всего один экзамен перед небольшими каникулами, мы уже были «стреляные воробьи» и не так боялись, ожидая профессора у двери. Элиас вторую неделю был задумчивый и молчаливый, а Агата ходила за ним, как комнатная собачка. Жалкое зрелище.

Адамарский сдавал только «Дипломатический корпус», почти все зашли, остались только мы с Белами. Обычно я шла первой, но сейчас почему-то зазевалась.

– Ника, в чем ты была на карнавале? – Неожиданный вопрос насторожил меня. Неужели он видел нападение?

– Я была русалкой, в темно-синем платье и маленькой жемчужной шляпке. Нас еще напечатали в «Вестях», мы с другом выиграли конкурс, а почему ты спрашиваешь? – Мы давно были на «ты», что придавало еще больше странности нашим отношениям.

– То есть это не ты была святой Амелией?

– Нет же, я была ундиной. Элиас, ты что, всю ночь протанцевал с девушкой и так и не понял, что это не я? – Он не ответил, вызвали следующего, и Белами ушел.

– Какой-то бред, – сказала я пустому коридору.

Экзамены закончились. В двух моих зачетных книжках красовались одни пятерки. Пришлось нелегко, ведь у меня была двойная нагрузка. Пару раз я чудом успевала поймать в дверях уходящих профессоров факультета химии. Один из преподавателей, мсье Тома, оказался особенно вредным, «отлично» пришлось выдирать буквально зубами. «Химическая кинетика» была последним в этом семестре экзаменом по химии, и я уже из принципа собиралась закрыть его пятеркой.

Вся наша аптека, а также дом мадам Мари были завалены цветами. Пурпурные розы, символ страстной любви, ежедневно в огромных количествах доставляли посыльные. Эти две недели мне удавалось отнекиваться от предложений министра Франс составить ему компанию за ужином или на очередном званом вечере. Приемов в столице все еще не устраивали, но буквально на днях должен был закончиться полугодовой траур по покойному премьеру, и светская жизнь снова станет насыщенной – многочисленными балами, приемами и спектаклями. Весь наш корпус должен был присутствовать на первом в этом сезоне балу. Премьер-министр уехал с визитом в Такессию, и профессор Дюпон проговорился, что скоро наши отношения возобновятся. Он ненадолго оставит нас – отправится вместе с ректором в северное королевство на две недели в составе дипломатической миссии. Это была действительно хорошая новость потому, что в герцогствах начались волнения – поползли странные, пугающие слухи, что бывший премьер-министр скончался не от сердечного приступа, а был застрелен такессийцами. Закрытые границы не способствовали положительному имиджу соседней страны, а Адамар затаился, ничем пока не ответив на отказ сотрудничать.

– Оливье, собирайся, пошли! – разбудила я друга в воскресное утро.

– Ника, еще только девять, что случилось?

– То есть ты передумал открывать ателье?

Он вскочил как ужаленный, а я расхохоталась.

– Ты пошутила? – Друг обиженно поджал губы.

– Нет, я нашла нам место!

Идея арендовать помещение появилась у нас давно. Многочисленные ткани и фурнитура уже не помещались на маленьком чердаке, а самое главное, после того как мы выиграли конкурс костюмов, мадам и мсье Мегре поверили в племянника и одобрили эту затею. Заказчиков у него пока не было, и я собиралась решить эту проблему радикально – на балу заплатить газетчикам, чтобы они сфотографировали меня и написали пару слов об Оливье.

Последним толчком стало известие о помолвке мадам Мари и мсье Жака. Они собирались пожениться. Проболтался мсье Филипп. У нас была неделя каникул, и я забегала в университет для того, чтобы в тайне ото всех поиграть с ним в преферанс. Должна же у меня быть какая-то слабость? Комендант всегда был мне рад и наливал ароматного травяного чая с непременной шоколадной конфетой.

– Злейшие враги преферанса – жена, скатерть и шум, – выдала я с умным видом недавно выученную поговорку.

– Я так понимаю, мадмуазель Нюгрен здесь частый гость, мсье Филипп? – Что Элиас забыл у коменданта посреди каникул?

– Простите, мсье Белами, мы сейчас же все уберем. – Пойманный на горячем комендант ругал себя последними словами за то, что забыл запереть дверь.

– Не бухти, сядь вон лучше, чаю выпей с нами, – и я сунула Элиасу свою кружку. Мсье Филипп не ожидал от меня такой наглости при обращении к сыну премьер-министра и сейчас застыл с открытым ртом.

– Вкусно, – сообщил нам блондин.

– Белами удивил меня не хуже Жака. Тот жениться собрался, а эта высокомерная ледышка пьет с нами чай и молча смотрит, как мы играем в преферанс, – сообщил мне мсье Филипп после его ухода. Вот так я узнала, что моя мадам стала невестой.

Свадьбу они решили отложить до того момента, как я закончу обучение и въеду в служебную квартиру. Это я выпытала потом у мадам Франс. Ну уж нет, на три с лишним года откладывать свою свадьбу из-за меня? Этого я не могла им позволить. Поэтому-то и договорилась с хозяином рыбной лавки, который на старость переезжал в деревню и собирался жить там в свое удовольствие на деньги с ренты, и сейчас с улыбкой наблюдала за быстро завтракающим другом. Он порывался пойти голодным, но я настояла и даже взяла нам с собой пару пирожков.

– Фу, ну и запах, надо было получше место поискать.

После того как дали хозяину задаток за три месяца (эти деньги накопились на моем счету), мы с Оливье приступили к уборке.

– Ничего, отмоем и повесим везде вербену, – возразил Оливье, он подошел и поцеловал меня в нос.

«Я благодарен тебе за все», – говорили его глаза. «Я благодарна не меньше», – так же молча ответила я и погладила его по щеке. К чему слова? Мы понимали друг друга и так.

Я перевела взгляд на грязное стекло. С той стороны был Элиас и злобно сверкал зелеными глазами. Рядом стояла Агата и радостно махала мне рукой. Я помахала в ответ.

– Это кто? Ручка?

– Ага, – подтвердила я.

– Симпатичный, волосы как у тебя.

– Знаю и не понимаю – почему?

Мы отмывали лавку два полных дня. Две верхние комнаты решено было отремонтировать собственными силами, что мы и сделали. Переклеили обои и перетащили старую мебель с чердака. Оливье отдал мне свою кровать, хоть я и отнекивалась, а сам спал на матраце, прямо на полу.

Новоселье отпраздновали там же, вшестером: мы с Оливье, мадам Франс, дядя Жак и чета Мегре. Теперь в университет и до аптеки ходить стало еще ближе. Мы стали жить вдвоем, вернее втроем, ирбис приходил ночью спать, а днем его почти не было. Он больше не провожал меня, а был рядом, только когда это было действительно необходимо. Жизнь с молодым холостым мужчиной меня вполне устраивала, подумаешь, пойдут слухи. Скажем, что помолвлены, да и все. Ни я, ни друг никого к себе не водили, мне было некого, а Оливье не хотел меня смущать, хотя знаю: девушки у него были, и много. Зато я научилась готовить, каждый вечер колдовала у плиты и требовала с Оливье подробного отчета о вкусе.

Была только одна ложка дегтя в этой бочке меда – министр Франс.

– Лучше для рыжего быть вам просто другом, – сказал он мне в день переезда.

Теперь он почти каждый день приезжал к матери. Нет-нет, о разрыве помолвки с мадмуазель Жюстин не было и речи, через месяц должна была состояться их свадьба, на которой мне даже предстояло присутствовать. Но и меня не оставлял в покое.

Не стала расстраивать друга, незачем.

Манекены нашлись в сарае у мадам Франс, в молодости она была жуткой модницей. Задрапировали заново черным сукном и теперь одевали. Сменили несколько вариантов, остановились на двух похожих по стилю платьях и костюме. Они были выполнены в красно-белой гамме, одно почти полностью повторяло мой карнавальный костюм, только шляпка к нему была другая. Завтра должен был состояться мой первый выход в свет, и на завтра же мы планировали открытие ателье.

До конца каникул оставался день.