Глава 6
– Итак, что ты делаешь?
Оливье проверял, верно ли я запомнила свои действия.
– Я снимаю плащ на ступенях, а не внутри дворца, лицом к репортерам, а потом поворачиваюсь, – заученно повторила я, – главное, не свалиться потом с такой высоты. – Это уже было мое дополнение.
– Не свалиться и не одергивать весь вечер платье. Ты уверена, что готова надеть его? Давай подберем что-то более закрытое?
– Нет, все остальное не вызовет такого резонанса, ты забыл? Я лучшая студентка курса. Основы самопрезентации нам преподавали, я знаю, что делаю.
Ничего, справлюсь. Просто попрошу Бертрана побыть рядом, а потом как можно быстрее уйду.
– Ты будешь самой незабываемой дебютанткой, что видели эти стены. – Это точно, правда не знаю, к чему это приведет…
Я хотела, чтобы мой портрет напечатали во всех союзных газетах не только из-за Оливье – я надеялась дать таким образом весточку родителям.
Утром мы торжественно открыли «Николи» – так мы назвали свое предприятие. Это знаменательное событие почтили все наши знакомые, не считая высокой аристократии, конечно, – это вообще другой мир. Пара соседок мадам Мари даже купила по шляпке и заказала по блузке. Выбрали одну, самую дурацкую, на мой взгляд, модель – с крылышками. Оливье называл ее «ретро» и утверждал, что среди дам постарше это будет хит. Оказался прав.
– Цветок старайся не трогать – будешь выглядеть неуверенно. Можно невзначай прикоснуться перед репортерами, ну вот так, – и он забавно изобразил изящную в его понимании позу. – Хватит хихикать! Все, готово. – Друг развернул меня к зеркалу.
Оттуда смотрела принцесса. Платье было совершенно бесподобным: с глухим горлом и абсолютно открытой спиной. Темно-фиолетовое, расшитое серебряной нитью, словно звездное небо, а внизу выглядывала серебристая нижняя юбка. Волосы мы оставили распущенными, перевили серебристой проволокой и внизу украсили расшитым фиолетовыми и белыми камушками искусственным цветком.
Раздался звон колокольчика (я лично выбирала, как он должен звучать).
– Вероник! – Оливье пошел навстречу. Подруга, как и трое приятелей с «Лечебного дела», присутствовала сегодня на открытии. Она была единственной дворянкой в нашем собрании, мсье Дюпон обладал титулом барона.
– Ника, мы с отцом… – она остановилась как вкопанная, – ой, Оливье, а мне можно такое, только чуть более открытое?
– Можно, Ника, повернись. – Я так и сделала.
– Так достаточно? – Друг с усмешкой смотрел на ее реакцию.
– Ребята, вы уверены в том, что делаете?
– Да, и не отговаривай. Пошли, мсье Дюпон ждет. – Я накинула на плечи новый, специально для приема сделанный плащ – короткий и без рукавов, отороченный серебристым мехом. Набросила капюшон и решительно, пока не передумала, пошла в машину.
Первый после траура бал проходил в здании Парламента. Событие это должны были осветить все репортеры Саомара, народ буквально изголодался по светским сплетням и красивой жизни, а такие репортажи делали элиту чуть более близкой. Малый королевский дворец, занятый союзным правительством после революции много лет назад, был значительно меньше университета и архитектурой напоминал особняк Белами. Такой же белый и строгий, только больше.
Машины, которых с каждым месяцем становилось больше и больше, подъезжали по узкой дороге к воротам и выпускали гостей. Небольшое расстояние, которое нужно было пройти пешком, было застелено ковром, а по бокам, оцепленные полицейскими, стояли репортеры.
Профессор сидел на переднем сиденье рядом с водителем, они с Вероник шутили и переговаривались, я же молчала, словно набрала в рот воды.
– Меланика, не стоит так нервничать. Половина гостей не относится к дворянству, из них многие просто занимают высокое положение. Никто не обратит на тебя внимание.
– Знаешь, папа, по-моему, это ее беспокоит меньше всего.
Я улыбнулась им обоим. Нельзя идти в таком виде и быть неуверенной в себе, у меня стоят две вполне определенные цели, и я их достигну.
Сжала кулаки и вышла из машины: приехали.
Мы прошли по дорожке, и я намеренно пропустила профессора с дочкой вперед. Развернулась лицом к журналистам, к дворцу подъехала очередная машина – кто-то выходил, свет от камер слепил, и я не видела, кто именно. Выпрямилась, дождалась, когда моя заминка будет замечена, улыбнулась как можно более широко, уверенно, одним движением, сняла накидку и медленно, так, чтобы успели сфотографировать, повернулась спиной.
Это был фурор! Мне зааплодировали, камеры защелкали в несколько раз быстрей, я еще раз улыбнулась, потянулась накинуть плащ обратно, и мне помогли.
– С ума сошла? – зло прошептали в ухо.
– Не твое дело, – с милой улыбкой, меня все еще фотографировали, ответила я Белами.
Мы вошли вместе, будто так и приехали. Несколько репортеров уже присутствовали в зале и, заметив нас, направились к нам. Блондин стоял как приклеенный, взял меня под руку и не отпускал, когда я попыталась отойти. Верхнюю одежду мы отдали лакею при входе.
– Мсье Белами, представьте нам вашу очаровательную спутницу?
– Мадмуазель, повернитесь вполоборота, пожалуйста, да, вот так! Спасибо!
Со всех сторон нас окружили вниманием. Похоже, даже не придется платить! Уж Белами-то точно напечатают в хронике и меня вместе с ним.
Премьер-министр на приеме отсутствовал, хозяином вечера стал маркиз Астер, его заместитель и секретарь правительства. Уже закончились три тура вальса, отыграли фокстрот, но мой партнер отказывал всем мужчинам в танце со мной, и это уже перестало быть смешным. Еще немного – и ему придется объяснять свое поведение. Думаю, если бы здесь присутствовал его отец, он бы не допустил подобного. От Элиаса мне удалось ускользнуть, когда к нему обратился один из чиновников. Речь шла об открытии новой больницы, мой спутник заинтересовался, и, пока он отвечал, я отошла к Бертрану.
– Прекрасно выглядишь, я бы даже сказал – впечатляюще. – Граф Моро передал мне бокал. – Как тебе удалось сбежать? – Он показал на Белами глазами.
Весь наш курс с интересом наблюдал за развитием отношений в треугольнике Элиас – Меланика – Агата, а вот и она. Девушка смотрела на предмет своих грез, в руках она держала бокал, который был практически пуст. Судя по тому, насколько ловко она поставила его и взяла другой, полный, было это уже не первый раз за вечер.
– Я подойду к Агате, будь готов увести ее, – тихонько, чтобы не услышали другие, сказала Бертрану, он серьезно кивнул.
– Агата, милая, пойдем на балкон. – Я подхватила ее под локоть.
– Меланика, – она была немного пьяна, слегка шаталась, и язык заплетался, но глаза оставались ясными, – жалеешь меня? Я ведь не слепая, вижу, на кого он смотрит целыми днями, кем любуется на физической подготовке и кого ищет глазами в толпе и на карнавале.
Святой Франциск, только бы никого не было на балконе!
– Я ведь тогда была с ним, на карнавале. Купила светлый парик, специально заказала из Норд-Адер, парикмахер высветлил его добела, все равно было не очень похоже. Но праздник ночью, маска и одежда сделали свое дело, он принял меня за другую. Кого я обманула? Себя… Украла предназначенный тебе поцелуй и сбежала, а утром он снова смотрел не на меня. – Она всхлипнула, но сдержалась.
– Агата, прошу тебя, перестань. Не нужно. – Нет смысла объяснять ей сейчас, что не может между нами быть что-то серьезное, она и так это понимала.
– А знаешь, что самое смешное? Он не нужен тебе… – Она была права, и я честно ответила:
– Да, я люблю другого мужчину, – она грустно улыбнулась, – так же, как ты, безответно.
Подошел Бертран, в руках у него была шубка Агаты – и я кивнула: «Забирай».
С балкона проследила, как Реми проводил ее в экипаж. Агата не была сторонницей прогресса и предпочитала ездить по старинке – в карете.
Почему все так? Почему мы выбираем не тех?
У Грэга была сестра-близнец, и их сходство было удивительным. Аннель считалась самой красивой девушкой нашего города, и брат не уступал ей в этом. Жили мы в соседних домах, они были детьми мэра Лосса и, безусловно, более обеспечены, но Грегори не смущала разница в положении, в отличие от Аннель. Она считала меня и Софи неподобающей компанией красавцу брату. Когда Грэг впервые влюбился и начал ухаживать за моей одноклассницей Мари Дорэ, она откровенно радовалась, думала, теперь он прекратит общаться с нами, убогими. А я рыдала ночами в подушку, но никому не говорила, даже Софи. Днем равнодушно смотрела, как он обнимает другую. Мне было тогда почти пятнадцать, Грэгу и Софи на два года больше.
После Мари у Грэга в девушках ходили: Селестин из параллельного класса, Жанин – дочка одного из профессоров, Магали – начинающая художница, Габриэлла – племянница лавочника и множество других молодых представительниц прекрасного пола. Я смирилась со своим положением, ведь он все равно был рядом и проводил со мной времени даже больше, чем с ними всеми, вместе взятыми.
Вспомнила, как разглядывала себя в зеркало и впервые подумала, что совершенно, абсолютно непривлекательна. Я стала стесняться себя и перестала наряжаться, а как-то раз зачем-то согласилась пойти с одноклассником на свидание. Он поцеловал меня, а потом отпрянул, как от прокаженной, и, ничего не объясняя, ушел. После того случая я никуда не ходила без Софи и Грэга, они хотя бы принимали меня такой, какая я есть.
Все в прошлом. Кто бы сказал мне, что я буду полуголая стоять перед камерами и делать вид, что так и нужно? Отпила шампанского из бокала Агаты – его я забрала, когда провожала.
Надо постараться уйти как можно незаметней.
Вышла с балкона и сразу же налетела на чей-то мундир. Лиса, или уже Ника, ты не можешь без приключений! Подняла глаза. Повезло, ничего не скажешь. Мне хищно улыбался Анатоль Франс, министр правопорядка:
– Кого я вижу? А я-то думаю, почему вас нет среди гостей? – Он потянул меня в центр зала, туда, где танцевали медленный фокстрот.
Горячая рука коснулась кожи, после улицы это было почти как ожог. Хотя бы не вальс, можно задрать голову и не смотреть на партнера. Я заметила Элиаса, он медленно пил игристый напиток. Увидев нас, он слишком сильно сжал бокал – тот разбился, и лакеи тотчас убрали осколки. Бертран стоял рядом и с тонкой усмешкой, глядя на меня, передал Белами платок остановить выступившую кровь.
– Мсье Франс! – окликнули мужчину. Танец окончился, и министр в железном захвате держал мою руку.
– Ваша светлость, рад видеть вас в столице! – Я еле удержалась на ногах: напротив стоял Юлиан Лерой, герцог Сид-Адер. Анатоль принял мое движение за попытку бегства и больно сжал запястье. Я поморщилась – завтра будет синяк.
– Мадмуазель – ваша невеста? Представьте же меня!
– Что вы, это юное создание – студентка Саомарского университета. – Поэтому мсье министр так откровенно раздевает меня глазами, у невесты-то он давно все разглядел.
– Замечательно, мой сын тоже учился там и вскоре продолжит обучение после небольшого перерыва.
– Что-то случилось в герцогстве? – учтиво поинтересовалась я.
– Небольшая семейная неурядица, ничего важного.
Моя подруга умерла в двадцать лет! Ничего важного? Вместо этого сказала:
– Очень жаль, что его нет сейчас на приеме.
– Отчего же, вот и он. Давид, подойди!
Почти каждую ночь я вижу это лицо в кошмарах, эти глаза смотрят безумно, эти руки перекрывают кислород, и я задыхаюсь, умираю снова и снова. Он почти не изменился, только через всю щеку теперь проходит рубец. Давид был не один, рядом стояла Аннель – добилась своего…
Призвала на помощь все свое самообладание, чтобы не заорать от ненависти, которая жгла изнутри. Я что-то отвечала, врала, шутила – они даже смеялись.
Месть? Одному из самых богатых людей союза? Нет, и в мыслях не было. Это просто смешно, выжить – вот чего я хотела. Вырвать из памяти этих людей, никогда не видеть и не вспоминать.
– Дорогая, составьте мне компанию. – Хлопая ресницами, Аннель взяла меня под руку. У Анатоля не было выхода, с явным сожалением он отпустил меня. Что ей нужно? Узнала? Не думаю.
– Скажите, где вы заказали это платье, великолепная работа! – Вот оно что, в чем нельзя было упрекнуть сестру Грегори – так это в отсутствии вкуса.
– Это новый мастер, в плаще у меня есть визитка, вам будет удобно подождать? – Я фальшиво улыбнулась ей.
– Конечно, я буду прямо здесь, – и она снова одарила меня гримасой, призванной изображать очарование.
Я пошла к выходу, но видела, что Анатоль заметил мой маневр, – и свернула в один из коридоров. Скинула неудобные туфли и побежала на второй этаж, переждать там. Франс следовал за мной, под его весом скрипела лестница. Одна из дверей была закрыта неплотно, я прошмыгнула в щель, это был чей-то кабинет. В полумраке разглядела очертания большого письменного стола. Не нашла ничего лучше, чем спрятаться под него. Сидела на мягком ковре и думала: «Быть ходячей рекламой не так уж безопасно».
За дверью послышались стремительные шаги, полоска света упала на стол. Сжалась и представила: «Нет меня». Мужчина осмотрел комнату, под стол заглянуть не догадался, такой глупый поступок ему в голову не пришел. Звук закрывающейся двери был музыкой для моих ушей. Когда удостоверилась, что никого нет, выглянула из-за стола осмотреться. Глаза уже привыкли к темноте, и на дубовой поверхности я разглядела золотые ручки в каменной подставке, рамку – то ли с фото, то ли рукописный портрет – и фигурку какого-то неизвестного животного. Любопытство пересилило, ведь ничего страшного не случится, если я просто посмотрю на нее поближе. Протянула руку и уронила статуэтку на пол.
Ничего страшного действительно не произошло, толстый ворс спас животное от смерти, но мое движение заметили:
– Меланика, ладно азартные игры, с этим я как-то примирился, но взлом министерских кабинетов и откровенный грабеж… – Элиас подошел к столу и, наклонив голову, изучал меня.
– Это я так исследую жизнь первых лиц, пытаюсь прикоснуться к чужому величию. И ничего я не ворую, просто смотрю.
– В таком случае почему ты под столом? – Он откровенно потешался надо мной.
– Тут уютнее, – огрызнулась я, – присоединяйся.
Конечно, я сказала это не для того, чтобы он последовал моему примеру, а просто так, для красного словца. Вот только он воспользовался моим предложением.
– Попалась. – В полумраке сверкнули белые зубы, и он поцеловал меня.
Я ответила почти сразу. Какого демона? Сколько можно страдать по Грегори? Он давно с другой, не вспоминает обо мне. Как наяву услышала: «Мне нет никакого дела до мадмуазель Дюран». Платье легко слетело с плеч, сорочки не было, ведь открытая спина этого не предполагала. Он становился все более настойчивым, губы ласкали шею, плечи, грудь. Коленом он развел мои ноги и навис сверху, я ощутила тяжесть сильного тела, видела, как напряжены мышцы рук под гладкой кожей, живот болезненно потянуло, и я застонала.
Белая рубашка была где-то рядом с отброшенным за ненадобностью платьем, мы поднялись с ковра и переместились на стол, рукой он задел портрет, и я зачем-то подняла его, видимо, по привычке все поднимать за Оливье.
– Элиас, остановись! – Я попыталась оттолкнуть его. Он не сразу почувствовал мое сопротивление, зарычал, как кот, у которого отнимают добычу. – Кто это и чей, демоны подери, этот кабинет?
Элиас без одежды был еще красивей, чем в ней. Он был подобен скульптуре, лучшим творениям эпохи Дане. Рельефные руки, плоский живот, широкая грудь и ни единого волоска. Я вдруг поняла, что на мне совсем ничего нет, он тоже это заметил, подал платье, им я и прикрылась.
– Это портрет Анжелин Дюран Белами, кузины моего отца. Как ты догадалась, мы в его кабинете. – Он потянулся ко мне, но я ладонью уперлась ему в грудь и чувствовала, как сильно стучит его сердце. Лицо Элиаса превратилось в маску, он продолжил: – Она погибла, почти двадцать лет назад. Дело гремело на весь Союз, маньяк напал у дома. То, что осталось от тела, было мало похоже на человека. Может быть, ты слышала о «Бабочке»?
Еще бы, печально известный убийца потрошил жертв и пришпиливал к дереву, как насекомое, поэтому ему дали такое прозвище. Этот вопиющий случай разгула преступности ставили в укор аристократии, ведь только после ее смерти поймали монстра, убившего более двадцати невинных жертв.
– Да, слышала, – тихо ответила я.
– У тебя такая же точно родинка, – после этих слов он побледнел, я видела это даже при таком свете. – Так вот почему твое лицо казалось мне всегда таким знакомым… ты почти копия отца.
Я рассмеялась, а потом смех перешел в слезы.
Элиас обнял меня, долго ждал, пока я успокоюсь, помог надеть платье, застегнул все немногочисленные крючки и провел рукой по голой спине, отчего по ней побежали мурашки. Потом оделся сам и помог привести прическу в порядок. Медленно, с какой-то болезненной нежностью распутал волосы – искрящийся цветок занял свое место. Все это в абсолютной тишине.
– Не говори ему, не хочу, чтобы он знал. – Я дрожала.
Святая Амелия, да я только что чуть не отдалась собственному брату прямо на столе! Я не была ханжой, как большинство современных девушек, не видела ничего зазорного в добрачных отношениях. Вот только не с единокровным братом!
– Почему? – после долгой паузы спросил он.
– Если мама все эти годы выдавала себя за погибшую, тому были причины. Сначала хочу разобраться.
– Пойдем, отвезу тебя домой.
Мы вышли через служебный ход. В голове было пусто. Элиас посадил меня в автомобиль и вернулся за вещами. Я обняла себя и смотрела в окно. На убегающие фонари, на заснеженную Муару, на витрины заработавших недавно ночных заведений.
– Приехали. – Машина остановилась, действительно наше ателье.
– Ника… – Он окрикнул меня. Я уже вышла. Не дожидаясь его помощи, открыла дверь и спрыгнула на мостовую.
– Я люблю тебя! – ненужное признание застыло в воздухе. Я не обернулась, только сжалась как от удара.
– Лучше бы ты выбрал Агату…
«По крайней мере, мы не будем драться за родительскую любовь». – Последняя связная мысль перед тем, как горько разрыдаться прямо на полу, спиной прислоняясь к закрытой двери.
Со второго этажа, на ходу застегивая рубашку, бежал Оливье.
– Ника, что стряслось? Так и знал, нельзя было в этом идти! – Он сел на корточки и схватился за голову, не зная чем помочь. – Ты же такая упрямая!
– Я потеряла цветок, – не прерывая рыданий, показала на волосы. Он действительно упал, когда я выходила из машины.
– Это большая утрата, – со смешком ответил друг, – но ты прогрессируешь день ото дня – в прошлый раз целое платье, а сегодня только цветок.
Оливье взял меня на руки и отнес наверх, в мою комнату. Откуда только силы взялись? Даже не запыхался. Я смыла остатки макияжа (сегодня первый раз побывала в салоне) и свернулась калачиком на старой кровати.
Первое после каникул занятие должно было начаться через несколько минут. Я впервые в жизни катастрофически опаздывала. Потому что купила утром свежий выпуск столичной газеты и не могла оторваться. Первая мысль была: «Ненавижу репортеров», а потом решила, что обеспечила славу нашему ателье на несколько лет вперед.
Всю первую полосу занимали две фотографии, они располагались одна над другой. На первой я, ослепительно улыбаясь, стояла у входа во дворец, Элиас склонился ко мне, будто признаваясь в нежных чувствах, так искрились его глаза даже на черно-белом снимке. А чуть ниже я танцевала с министром правопорядка, и руки его обнимали обнаженную тонкую спину.
«Любовница портного кружит голову первым лицам государства», «Молодая студентка бесстыдно расстраивает свадьбу министра», «Сын Премьер-министра и его фаворитка», – последний заголовок был самым нейтральным.
Пробежала глазами по статье, убедилась в самом главном – там был указан адрес нашего салона, а на гадости решила не обращать внимания, не такая это большая плата за известность. Пройдет совсем немного времени – и мою выходку забудут, во всяком случае, я на это надеюсь.
Когда я зашла в аудиторию, профессор Тремейн уже читала лекцию. Политология, мой любимый предмет. Я извинилась и, не поднимая головы, чтобы не видеть Элиаса, прошла на свое место. Так и просидела все занятие и почти ничего не услышала из наверняка интересной лекции.
– Меланика, ты знаешь новости?!
Аманду я встретила в коридоре. Я выбежала туда первой, под недоуменные взгляды однокурсников.
– Молодой герцог Ист-Адер сегодня с утра поступил в аспирантуру на «Лечебное дело» и будет читать нам «Навыки первой помощи». Герцог и врач, как это романтично… – Она закатила глаза.
– Не много ли герцогов на квадратный сантиметр нашего университета? – сказала я из чувства противоречия. Ничего удивительного в том, что новоиспеченный Восточный владыка захотел продолжить обучение в столице. Это было традицией. – А ты откуда знаешь? Прошла всего одна лекция! – Прыть неугомонной приятельницы немного развеселила.
– А она караулила ректора у двери и все слышала, – сдал с потрохами сестру Жерар. Я расхохоталась, искренне, до слез.
– Чего хохочете? – Вероник догнала меня и присоединилась к разговору.
– Ник, что это у тебя за газета? – Я посмотрела на свои руки: действительно, «Вести», мятые, как будто ими пытались натереть окно, были зажаты в кулаке. Я развернула лист и показала друзьям:
– Ну, это, скажем так, результат не самой удачной рекламной кампании. – У Жерара даже рот открылся.
– Почему же неудачной? О тебе и твоем платье говорит весь Саомар, – Элиас встал рядом, и мне показалось, что я сквозь ткань чувствую жар его тела. Ноги подкосились, он подхватил меня, не давая упасть, и в месте, где его рука коснулась тонкой ткани, меня будто пронзило током.
– Жаль, ты рано ушла, ближе к полуночи приехал новый Ист-Адер, – Вероник с широко открытыми от удивления глазами смотрела на то, как я отталкиваю ладонь Белами, – так вот, ему сестра все уши прожужжала про тебя и твое платье, он попросил познакомить его с тобой, но тебя уже не было.
– Я как-нибудь обойдусь, все равно увижу его, рано или поздно. – Не успела я договорить, как объявили общий сбор «Дипломатического корпуса».
Профессор Дюпон с улыбкой до ушей сообщил, какая великая честь нам оказана. Новый восточный герцог получил титул совсем недавно, после смерти покойного премьера, тот был его дядей и не имел своих детей, поэтому не был знаком со всей Саомарской аристократией. А поскольку сегодня он будет читать лекцию первому курсу «Лечебного дела», то хотел бы видеть на первом занятии и «Дипломатический корпус». Мне это объяснение показалось кривым до неприличия, но кто же будет спорить с герцогом?
Я заняла место в ряду у окна, почти за самым последним столом. Вероник почему-то села сзади.
– Ника, что у вас опять произошло?
– Ничего, у нас все как всегда, – опять вру, как уже надоела эта бесконечная ложь…
– Сделаю вид, что поверила, – она покачала головой, – готова к встрече с очередным высоким?
– Конечно, меня теперь этим не больно-то удивишь, – за иронией спрятала непонятно откуда взявшееся волнение.
– Добрый день, уважаемые господа! – пока разворачивалась, пропустила, как Ист-Адер – как хоть его зовут? – зашел в аудиторию. Он закрывал дверь, и было видно только высокий рост и широкую спину.
– Меня зовут Грегори Роже Ламбер, герцог Ист-Адер, я буду учить вас, как оказать первую помощь при ножевых и огнестрельных ранениях, ожогах и обморожениях, и многому другому, – он обаятельно улыбнулся, выступили ямочки на гладко выбритых щеках.
Девушки с «Лечебного дела» одновременно выдохнули, будто всю ночь репетировали.
– Какой красавец и такой молодой, – раздались шепотки.
Показалось, что мое сердце остановилось. Я посмотрела на правую руку – на ладони выступила кровь, – так сжала кулак, что поцарапала себя. Боль немного отрезвила. Спокойно, Лиса, нет, уже Меланика, в бесшабашной северянке довольно сложно узнать смешную зануду – Мелисент Дюран. Но что он здесь делает? Грэг должен был закончить Лосский университет только летом. И как сын градоправителя Лосса мог оказаться герцогом?
– Андре Люпен, – шла перекличка. В своих мыслях я чуть было не пропустила очередь.
– Меланика Нюгрен. – Я поднялась, расправила спину и натянула улыбку. Голос вышел каким-то хриплым. На миг показалось, что бывший друг узнал меня, так пристально он посмотрел. Серебряный, который появился рядом, стоило мне занервничать, лизнул пострадавшую руку, ранки сразу же затянулись. Мысленно поблагодарила ирбиса и села на место.
– Вероник Дюпон, – показалось – подруга удостоилась такого же внимательного взгляда.
– Есть ли у вас вопросы, которые вы хотели бы задать? – молодой герцог очаровал всех присутствующих, даже мужчин – еще бы, умением нравиться людям он владел в совершенстве.
– Есть! Ваша светлость, у вас есть невеста? – Аманда задала интересующий всех девушек вопрос.
Грегори заливисто рассмеялся:
– Невесты у меня нет, – девушки оживились, – но есть любимая девушка, которая, я надеюсь, скоро примет мое предложение.
– Ясно, родовитая красотка, – буркнула Аманда себе под нос, но Грегори услышал.
– Нет, что вы, она обычная девушка, я женюсь только по любви, а не в угоду титулу. – Они все его, без остатка. – Это очень забавная история, хотите, расскажу?
К чему он все это затеял? Они и так уже смотрят ему в рот. Девицы, конечно, согласно закивали, и даже мальчишки приготовились слушать.
– Мы дружили с самого детства, я влюбился в нее, когда мне исполнилось тринадцать. Она была немного младше, и воспринимала меня скорее как старшего брата. Когда мне исполнилось семнадцать, наша общая подруга дала мне совет – заставить ее ревновать, я честно предупредил девушку, за которой начал ухаживать, для чего это делаю. Она согласилась помочь, вскоре я перевстречался таким образом с половиной города. Надо мной откровенно потешались: сын градоправителя безответно влюблен в соседскую девчонку, а она об этом не догадывается. – Он улыбнулся воспоминаниям.
– А как ее зовут? – раздался откуда-то сбоку голос. – Может быть, мы с ней знакомы?
– Знакомы, не думаю… А зовут ее Мелисент, Мелисент Дюран.
Меня затошнило. Да как он смеет! Как смеет после слов на балконе после гибели Софи сочинять эти нелепицы, чтобы понравиться первокурсникам!
Вот цена твоей дружбы, Грегори, – восторженные лица чужих людей.
Вся лекция прошла как во сне, потом перепишу у Вероник. Грегори был, как всегда, неотразим, а легкий налет надменности и власти в совокупности с открытостью и простотой делал его еще более привлекательным. Я ругала себя и не могла отвести глаз. Мое поведение не осталось незамеченным.
– Что у тебя с ним? – Элиас схватил меня за руку. Я зашипела от боли:
– Оставь меня в покое! Ничего, но в любом случае, это тебя не касается! – Он сжал кулаки в ответ на мою реплику, а я смотрела на его руки, вспоминала, какими настойчивыми они могут быть, и злилась, ненавидела саму себя, ведь я еще хуже родителей, они хотя бы не были родными.
– Я не обязана тебе отчитываться, будь ты хоть трижды моим родственником. – Побежала догонять Вероник и не увидела, как Элиас в кровь разбил руку о каменную стену, об этом мне сообщила Аманда на следующем перерыве.
– А что с вашим Сиятельным? Чего он стенки бьет? – Ее голос доносился словно сквозь вату, и перед глазами плыло.
– Когда? – спросила я, и в горле как-то странно запершило.
– Да вот, как с тобой поговорил, так и ударил, крови было! Ника, ты такая красная! – Она приложила к моему лбу холодную руку, это было удовольствием. – Да у тебя жар! Жерар, проводи ее.
– Куда я ее поведу, ты видишь – она еле сидит. – Дальше их препирательства я не слышала, потеряла сознание.
Очнулась в кровати, рядом сидел бледный как смерть Оливье, на скуле у него красовался бордовый синяк, а в руках была смоченная в уксусе тряпка, это я поняла по запаху.
– Пить, – еле слышно позвала я.
– Очнулась! Как ты меня напугала! – Друг подскочил с чашкой какого-то резко пахнувшего лекарствами настоя.
– Что со мной случилось и где мы? – Спальня была мне незнакомой, явно мужской и очень дорого обставленной.
– Ты два дня в горячке. Мы в особняке Белами. – Я попыталась подняться после этих слов, но бессильно опустилась на подушки. – Лежи! Тебе нельзя пока вставать.
– Почему у тебя синяк?
– Блондин твой не пускал, пришлось немного поспорить. – Он виновато отвел глаза.
– А где он сам?
– Спит на кушетке за дверью. Он все это время не спал и никого к тебе не подпускал, но утром ты перестала быть такой горячей, и Белами разрешил сменить его. – Пока Оливье отвечал, поняла, что мне срочно нужно в уборную.
– Помоги мне дойти до туалета.
Друг подал мне халат и отвел в ванную. Я включила кран и сунула под него лицо. А потом, не слушая причитаний Оливье, забралась в ванну.
– Ника, ты что, мыться пошла?! Выходи оттуда немедленно!
– Я уже в порядке, – и это было действительно так, потому что мой ирбис стоял рядом и вылизывал меня, будто котенка. С каждым движением шершавого языка отступала слабость, и сознание становилось ясным.
– Ника, тебе врач не то что мыться, он тебе ходить запретил! Белами меня убьет, – обреченно пробормотал друг.
– Оливье, успокойся, со мной Серебряный. – Я открыла дверь абсолютно здоровой.
– Ника, ты опять никого не слушаешь, – начал ругать меня немного мятый ото сна Элиас. – Кто такой Серебряный? – Он резко напрягся, потянулся за ножом, который лежал на прикроватном столике рядом с вазой, наполненной фруктами. Рука его была перебинтована и явно доставляла неудобства – потому что, взяв нож, он стиснул зубы, очевидно от боли.
– Меланика, осторожно отойди от него, – я немного растерялась, думала, чем его напугал Оливье, который сейчас недоуменно смотрел то на него, то на мокрую после водных процедур меня. А потом поняла: он видел ирбиса!
– Элиас, убери нож, это и есть Серебряный, – я положила руку на пятнистую голову, – и он со мной почти всегда…
Белами сел на пол и обреченно закрыл глаза:
– Да, отец говорил об этом. Это родовой дар Нордин. У женщин впервые проявляется при опасности, а у мужчин… – Он почему-то не стал продолжать.
– Ник, у тебя глаза зеленые, – робко вставил Оливье.
– Да, капли остались в ателье.
– Значит, мне тогда не показалось. У нас нет никакой надежды, – устало сказал Белами.
– Нет никаких «нас», Элиас. И никогда не было, – жестко ответила я, – а то, что было, лучше забыть. И потом, тебя ждет брак с одной из герцогинь Саомара, – передразнила голос премьера, даже в мыслях не могла назвать его отцом. – Думаешь, я согласилась бы на роль содержанки? – Он хотел что-то возразить, но я перебила: – Все это теперь не имеет никакого значения. Тем более я никогда не скрывала, что люблю другого. – Я уже не была так уверена в своих словах, но Элиас дернул головой, как если бы я ударила его по щеке, и промолчал.
То мое признание вырвал Бертран. Случилось это еще до карнавала. Как-то в университете я увидела неприятную сцену: Агата бежала за Элиасом и что-то ему говорила, на щеках у нее были слезы. Элиас остановился, повернулся к ней, с каменным лицом что-то сказал, отчего она, уже не сдерживаясь, расплакалась.
– Чего это они? – остановила я Бертрана за локоть и показала на Агату.
– Да все как обычно. Агата влюблена в Элиаса, а ему нравится совсем другая девушка. Вот только другая не отвечает взаимностью, что дает Агате шанс, и она пытается им несколько своеобразно воспользоваться.
– Думаю, это не только лишит ее шанса, но и не вызовет понимания у северного герцога. А доброжелатели найдутся. – Реми согласно кивнул.
– А ты любила когда-нибудь? – вдруг спросил Бертран.
– Любила и продолжаю любить, вот только он тоже не отвечает мне взаимностью.
– Кто он? – спросил вновь взявшийся из ниоткуда Элиас.
– Друг детства, вы незнакомы. – Я посмотрела на него. Мне тогда нечего было стесняться.
Прикрыла глаза, прогоняя воспоминания, взяла совершенно растерянного портного под руку, и мы спустились на улицу. Многочисленные слуги недоуменно смотрели нам вслед. Еще бы! Два дня гостья лежала в лихорадке в спальне молодого хозяина, а теперь, опустив очи долу, буквально сбегает с другим.
– Ника, у меня такое ощущение, что ты как магнит притягиваешь неприятности, я тебе говорил? Так вот, теперь говорю.
– Какие-то неправильные у тебя выводы. Девушки удачливее меня не сыскать во всем Саомаре.
А наутро случилось то, чего всегда боятся люди. Этот страх преследует всех нас на каком-то подсознательном уровне, но мы гоним его, думаем: это случится не здесь, не со мной. Пройдет стороной, новостями на первых полосах в черно-белых газетах.
И сам этот страх в нас – черно-белый.
Началась война.
