Глава 4
– Иди займи столик, а то сейчас все набегут, и мест не останется. Ты что будешь?
– Мне черный кофе и шоколадку, – теперь я могла позволить себе маленькие радости, – и молоко!
– Хорошо! – крикнула подруга, а я пошла к столику. Кинула сумку на свободный стул, тем самым давая понять – занято. Шел большой перерыв между лекциями, стрелки часов достигли отметки «двенадцать» – и столовую огласил бой.
За утро мы успели прослушать две лекции, по истории и философии.
Преподаватель истории, ухоженная женщина лет сорока с умопомрачительным маникюром, выбрала темой первого занятия разрыв отношений с Такессией. Королевство закрыло границы почти двадцать лет назад, после убийства принцессы Марит, за несколько дней до коронации. У нее остался двухлетний сын, последний представитель рода Нордин. Кто-то планомерно, и весьма успешно, уничтожил почти весь правящий род соседнего государства.
– Мсье Белами, вас, как человека, имеющего родство с семьей Нордин, я прошу продолжить. – Блондин поднялся и занял место рядом с преподавателем.
– В настоящий момент в Такессии правит регент – Эрик Берглунд Нордин. Коронация наследника должна состояться через год, следующим летом, в день его двадцатилетия. В прессе нет ни одного портрета наследника, регент объясняет такую скрытность опасением за жизнь будущего монарха. Отличительные черты рода – зеленые глаза и белые волосы, такие как у мадмуазель Нюгрен. – Я поняла его иронию, он узнал. Узнал и запомнил. Но какое отношение я имею к такессийской династии?
– Благодарю вас, отлично! – Элиас вернулся на свое место.
Больше я ничего не слышала, профессор перешла к Саомарской гражданской войне. Тему я знала, поэтому позволила себе не слушать и обдумать новую информацию. Мама, где ты сейчас? Только ты знаешь ответ.
– Как тебе лекция? – Вероник с шумом поставила поднос и присела. Кофе пах волшебно, я потянула носом.
– Философия? Интересно, даже очень. Хотя теория о том, что все процессы и явления, происходящие в мире, взаимосвязаны и подготовлены длинным рядом предшествующих событий, кажется мне надуманной.
– Как ты выговорила эту заумную фразу? – Вероник забавно выпучила глаза.
– Разрешите присесть? – Белами, не дожидаясь ответа, устроился рядом.
В столовой стало шумно, пришли студенты других факультетов. Тут и там мелькали значки разных цветов и форм с неизменным волком внизу, раздавался смех, звенела посуда, гремели стулья. Вероник что-то вдохновенно говорила Элиасу, кажется, делилась впечатлениями о вчерашнем мероприятии, он кивал с отсутствующим видом. Если ему так откровенно скучно с нами, зачем сел рядом? Мог бы пойти за соседний стол, к Агате и ее многочисленным поклонникам.
– Простите, вы ведь Меланика? – Курносая, но при этом очень милая девушка, с эмблемой лекаря на груди, подошла к нашему столу. Вероник замолчала и с любопытством смотрела на разыгрывающуюся сценку.
– Да, это я. Что вы хотели?
– Спасибо! – Она неожиданно бросилась мне на шею.
– Подождите, я ничего не делала!
– Простите, просто я так рада! Спасибо, что отдали брату ручку. Я и мечтать не могла о таком, а теперь мне завидует весь факультет, – при этих словах Элиас резко встал со своего места. Вероник задумчиво посмотрела ему вслед.
Демоны, ну почему мне так не везет? Теперь наладить с ним отношения будет еще сложней. Что же делать? Бежать извиняться? Глупо. Что я ему скажу? «Простите, мсье, я не знала, что это от вас». А он ответит: «Не извиняйтесь мадмуазель, я сам виноват».
Ага, в мечтах.
Я с трудом прервала поток благодарностей новой хозяйки подарка. Прозвенел отвратительно громкий звонок, и мы с Вероник отправились к стадиону; следующей была физическая подготовка, совместная с экономистами.
Агата, Вероник и я стояли у зеркала в женской раздевалке. Девушки с факультета экономики только вошли и сейчас, переговариваясь и улыбаясь, переодевались. Периодически они переходили на шепот, при этом смотрели на нас, поэтому догадаться, о чем они секретничали, не составляло труда.
– Графская подстилка. Я уверена, она спит с ними со всеми, – намеренно громко проговорила самая яркая девица в этой компании. Рыжие волосы ее были забраны в высокий хвост, а в голубых глазах читался вызов.
– Мадмуазель, – начала Агата, – прошу вас не оскорблять представителя моего герцогства. – Вот бы мне так управлять голосом, сразу стало тихо.
– Но ведь весь университет говорит об этом, что такого сказала Мишель? – робко продолжила круглая, как мячик, преданно глядевшая на рыжую толстушка.
Так вот какие слухи обо мне ходят! А я гадала, почему все утро на меня оборачиваются все встречные студенты? Замечательно, просто великолепно мне удается не привлекать внимание. А в конце занятия еще в деканат к химикам идти, представляю, что ждет там.
– Не нужно верить глупым сплетням, моя дорогая, это говорит только о вашей недальновидности, – ответила мадмуазель Сусс и, взяв меня и Вероник под руки, повела на стадион.
– Не расстраивайся, они просто завидуют. Ведь ты, по их мнению, ничем не лучше.
– Не волнуйся, я в порядке, но спасибо тебе за поддержку. Это много значит для меня. – Агата улыбнулась сочувственно и кивнула.
Зато, хорошенько разозлившись, мы перестали стесняться своего вида. Ведь там, у зеркала, у всех нас было желание плюнуть на университетские устои и надеть на бесстыдно обтягивающую форму ученическое платье. О том, как мы будем бежать друг за другом в длинной юбке, не думали.
Стадион находился в одной из уютных частей университетского парка. Пурпурные клены подмигивали нам, и такого же цвета пятна расцветали на наших щеках.
Вероник была самой фигуристой, высокая, с тонкой талией и пышной грудью, убранные волосы еще больше подчеркивали ее тонкую шею и большие темные глаза. Агата была немного ниже и такой привлекательной женственностью не обладала, по правде – фигурой она напоминала мальчишку. Но, как говорится, на герцогство любители найдутся.
На стадион вышли остальные девушки и тренер, высокая женщина в точно таком, как на мне, костюме, но совершенно не стесняющаяся своего тела, отправила нас бежать три круга с уже изрядно вспотевшими мальчишками.
Один из экономистов, вроде бы я видела его в столовой, поравнявшись со мной, снизил скорость и пытался что-то сказать, наверное какую-нибудь гадость. Но Ален и Бертран, два графа из моей группы, уверенно оттеснили его и все время бежали рядом, помогая не сбиться и контролировать дыхание. Потом были прыжки, метание и снова бег, только теперь уже на короткие дистанции. В конце этого часа я так устала, что стало совершенно все равно, насколько пристойно я выгляжу.
Так же эффектно, как и в начале занятия, мы покинули стадион втроем, поддерживая и цепляясь друг за друга.
– Какой кошмар, а мне еще к химикам, – чуть дыша, отозвалась я.
– Хочешь, пойдем вместе? – не поняла, кто из них двоих это сказал.
– Не надо, я справлюсь! До завтра, спортсменки! – Они что-то ответили, и, еле переставляя ноги, я пошла в деканат вожделенного факультета.
По пути размышляла, что подарить мадам Мари. Новую шляпку? Кулинарную книгу? Туфли? Все не то. Впереди показалась нужная мне дверь. Я постучала, вошла и аккуратно закрыла за собой.
– Добрый день, я к мсье Симону. Мне назначено, – сообщила коротающему рабочее время за книгой секретарю.
– Проходите, – так и не подняла на меня глаз помощница. Интересно, что такое она читает?
Мсье Симон отнесся ко мне благосклонно, досадовал, что я поздно сдала экзамен и не попала к нему. Правда, выглядело это как-то наигранно. Пообещал в ближайшее время представить мадам Мартин, которая будет моим куратором.
Больше второй день обучения не принес ничего интересного. Спустя еще два дня мадам Мартин сама нашла меня в столовой. Мы договорились о встрече после лекций. Я ответила на несколько простых вопросов, определила количество кислорода в воде, распознала пять кристаллогидратов. После этого мадам посчитала мой уровень достаточным для более близкого знакомства и уже без прежней холодности поинтересовалась моей жизнью. Я с гордостью сообщила о фармацевтической практике в аптеке и испуганно спросила, смогу ли я продолжить работать, с учетом увеличившегося учебного плана.
– Конечно. Я вижу, девочка ты увлеченная. Мы поступим следующим образом – я дам тебе задания и учебники на первый семестр. Если у тебя возникнут вопросы, приходи после занятий, так мы сэкономим время.
– Профессор, спасибо! – Я чуть не заплакала от счастья.
– Ты что, ну-ка прекрати! Лучшей благодарностью для меня будет оценка «отлично» в твоей зачетной книжке. Договорились? – Так я стала любимой ученицей самого строгого профессора факультета.
Как я догадалась позднее, декан «Прикладной химии» не просто так направил меня к мадам. Таким образом он хотел вежливо отказать мсье Дюпону. Мадам Мартин еще ни разу не брала студентов с других факультетов, к ней и химики-то не все попадали. Неудивительно, что ее ко мне расположение злило студентов. До откровенных угроз не дошло, но отношение чувствовалось. По окончании лекций я первой бежала в город, на работу. И со студентами факультета химии мы, дипломаты, почти не пересекались: наши занятия проходили в разных корпусах. Но взгляды в столовой были отнюдь не добрыми.
Ошиблась совсем немного: вместо того чтобы стать изгоем в «Дипломатическом корпусе», я незаметно настроила против себя другую часть университета.
Будущие врачи Аманда и Жерар, знакомые мне с экзамена, и Люси, которой досталась золотая ручка, учились на «Лечебном деле» и вели агитационную деятельность. Не знаю, чем я расположила брата с сестрой, но они помогали и весьма успешно. Лекари при виде меня здоровались и улыбались.
– Привет, Меланика! – Жерар и Аманда, с улыбками в тридцать два зуба, подошли ко мне на третий день на обеде.
– Прошли, оба?! Как я рада! – Я искренне обрадовалась за них. Аманда тогда очень переживала, сдал ли брат. В случае провала его бы ждала Союзная армия. Времена были неспокойные, в народе опасались угрозы со стороны Такессии, а потом, после отказа пролонгации договора, и от Адамара. К счастью, больше стран на Малом материке не было.
– Прошли, – Жерар был горд собой. – Как у тебя дела? Не обижают? Мы, когда с Амандой узнали, что ты у дипломатов, были в шоке.
– Нет, не потому, что ты не аристократка, – поспешила добавить Аманда, – просто учиться у них очень сложно.
– Я сказал ей, что если уж ты заполнила весь тест, то справишься!
– Не весь, на последние две страницы мне времени не хватило. – Мы еще немного поболтали, договорились сходить в воскресенье – мой единственный выходной – погулять в центральный парк, и лекари ушли.
Выходной у меня появился недавно. Мсье Мегре топал ногами и кричал:
– Меланика, когда я тебя брал, мы договаривались на пять дней в неделю и тридцать франков! Ты работаешь без выходных и отказываешься брать прибавку! За кого ты меня принимаешь? За рабовладельца?
Я пыталась возражать:
– Мсье Мегре, но мне нравится работать!
– Ничего не знаю! У тебя под глазами опять синяки, в воскресенье чтобы я тебя не видел!
С тех пор по воскресеньям я сплю до полудня, потом мы завтракаем с мадам Мари и идем гулять. Сначала на рынок – покупаем овощи и фрукты, потом обходим все лавки и собираем свежие сплетни. Мадам – от скуки, я – в надежде услышать новости из Сид-Адер.
Вот только новостей по-прежнему нет.
Наш с ирбисом ежедневный маршрут, от университета до аптеки, проходил через самые живописные места столицы: по извилистой университетской дороге, мимо одного из притоков Муары, малой Дены. Через каменные домики, высокие мосты и мощенные камнем тротуары, многочисленные лавочки и уютные кафе. А вечерами, когда мы, минуя полицейский департамент, шли в сторону дома, я любовалась тихой красотой Посольской улицы, уютными скверами и элегантными особняками. Вопреки названию, на улице было всего одно посольство – Долматской империи, государства, занимавшего почти весь Большой материк. Посольства других стран располагались чуть дальше, рядом с Парламентом. Здесь же был один из самых престижных районов столицы, и именно на этой улице жил Элиас Белами с отцом.
В тот вечер аптека закрылась немного раньше – мсье Мегре вздумал провести инвентаризацию остатков, никому это не доверил. Подозреваю, не доверял он племяннику, а меня просто жалел – и отправил домой почти на два часа раньше. Оливье, который каждый вечер провожал меня, в этот раз был остановлен мною в дверях:
– Ты куда это? Еще даже не до конца стемнело. Я пойду мимо полиции, не надо меня охранять!
Сказать по правде, в случае реальной угрозы мой рыжий друг мало чем смог бы помочь, на Серебряного надежды было больше. Но путь до дома мадам Франс был коротким, даже если идти не напрямик, и относительно безопасным, этот район считался самым благополучным.
Я считала ворон – останавливалась напротив каждого дома и разглядывала, воображала, каким будет мой дом. По окончании университета (забавно, ведь я еще первую сессию не сдала) я планировала купить свой собственный уголок. Один из особняков был особенно красив: светлый, двухэтажный, с широким крыльцом и двумя колоннами, поддерживающими балкон. Ничего вычурного, никаких тебе гипсовых львов у порога, никаких барельефов на стене, но сразу видно – дорого. Я подошла к высокому кованому забору. Ирбис, как обычно, бегал где-то рядом, охотился на птиц, и всегда успешно: те его не видели, а добычу гордый зверь приносил мне. Что делать – брала, хвалила его, чесала за ушами и прятала трупик в кусты, чтобы никто не заметил.
У ворот остановился автомобиль, огромный и черный, с гербом, который было не разглядеть из моего положения. Оттуда вышли двое мужчин. В одном я узнала Элиаса и быстро юркнула за дерево, чтобы не заметил. Вторым был Премьер-министр, высокий, очень властный, это прослеживалось в каждом движении, в повороте головы, в походке и, главное, в низком, волнующем голосе:
– Через несколько лет тебя ждет брак с одной из будущих герцогинь Саомара. Тебе, в отличие от большинства высокопоставленных дворян, дан выбор. В университете уже обучаются две девицы Норд-Адер, – интересно, кто вторая? – скоро прибудет наследник Ист-Адер, у него есть сестра-близнец. Присмотрись к ним.
Молодой Белами внимательно слушал отца. Восемнадцать лет, казалось бы, – возраст бунтарств и метаний, и можно было бы ждать от него сопротивления уже решенной судьбе. Но Элиас ничем не выказал свое недовольство. Будто они обсуждали не будущий брак, а очередной проект, который уже был одобрен и профинансирован Парламентом. При упоминании имен потенциальных невест он только прикрывал глаза, запоминая.
– Не может быть! – Отец Элиаса резко остановился и смотрел сейчас туда, где, прижав уши и приготовившись к прыжку, сидел мой ирбис.
«Спрячься!» – мысленно крикнула я, и Серебряный исчез.
– Показалось. Выдаю желаемое за действительное, – Белами горько усмехнулся и повертел головой, но никого не увидел, ведь я в темном плаще в вечерних сумерках сливалась с деревом.
Я выдохнула: все это время не дышала. Отец и сын скрылись в теплом нутре особняка.
Поздняя осень была сухой и чарующе красивой. Морозный воздух был прозрачен и свеж, город весь окрасился в желто-красный цвет и сейчас, в темноте, был еще более таинственным. Скоро начнется самый безумный праздник в году – зимний карнавал. И в первый его день мне исполнится восемнадцать…
«Новые назначения в правительстве!», «Мсье Франс, начальник министерства правопорядка», «Самый молодой министр», – привлеченная знакомой фамилией, я купила свежий выпуск «Саомарских вестей». Действительно, Анатоль Франс – новый министр! Вот это да! Я обзавожусь серьезными связями.
Вечером я спросила у мадам Мари, знает ли она о назначении:
– Нет, милая, я не знала… – и она, расстроенная, ушла к себе в спальню. Неужели так сложно было сообщить матери? Каково ей – узнать такую новость из газет.
На следующее утро извинилась у мадам за то, что огорчила ее:
– Что ты, а если бы мне сказала соседка? – Это да, мадам Жорже не упустила бы возможности рассказать об этом всей округе.
Сын – министр, а мать не знает, какой конфуз!
Прошло почти пять месяцев с тех пор, как «Саомарский экспресс» доставил меня в столицу.
Я расплачивалась за ткани, нитки, бусинки, кружева и другие многочисленные портновские мелочи. Сегодня у Оливье был день рождения, на сюрприз ушла почти вся стипендия, но я не жалела об этом. Основную часть подарка должны были доставить вечером, я купила другу швейную машинку. Зажмурилась, представив, как он обрадуется. За эти месяцы мы еще больше сблизились, он называл меня своей музой, я его – новым Ажеро, по имени великого кутюрье, избавившего мир от пыточной детали гардероба – корсета. Поскольку я была его единственной моделью и единственной, кто был посвящен в его увлечение, именно мне доставались все уколы, истерики и душевные метания юного гения. Старая машинка, оставшаяся ему от родителей, доживала последние дни, он расстраивался, терзал несчастную, но то, что у него выходило, было выше всяческих похвал. Мой скромный гардероб перестал быть таковым. Теперь я была владелицей исключительно авторских вещей, такими даже Вероник похвастаться не могла.
Сейчас друг работал над карнавальными костюмами. Так как пары не было у нас обоих, договорились пойти вместе. До праздника оставались считаные дни, листья давно уже облетели, а неделю назад выпал первый снег. Зимняя столица напоминала иллюстрацию к сказке. Огни, что зажигали на улицах, словно кусочки холодного солнца освещали мягким светом узкие улочки. Муара была одета в лед, она походила без плаща немного дольше своих сестричек-притоков. Витрины были украшены морозными узорами, мало кто мог сравниться в этом с природой, но горожане пытались. Наряжали елки, вешали гирлянды и венки и, конечно, не забывали о себе. В парикмахерские и салоны было не попасть, мастера взвинтили цены в преддверии карнавала и откровенно пользовались ажиотажем. Я в салоны не ходила, об этом вопиющем безобразии узнала от Агаты и Вероник в перерыве между занятиями.
В последний месяц разговоры в столовой и в перерывах были только о нарядах. Мы все привыкли друг к другу, примелькались, и даже мое положение не вызывало больше ярких эмоций у учащихся. Предстоящая сессия и карнавал вытеснили из их мыслей безродную ученицу «Дипломатического корпуса». Я старалась не высовываться и, вообще, – вести себя максимально корректно и незаметно, даже химики примирились с присутствием меня в списках стипендиатов факультета. Да-да, после того как профессор Мартин официально зачислила меня к себе в группу, мне увеличили стипендию на пятьдесят франков. Я теперь была вполне обеспеченной горожанкой и даже открыла счет в столичном банке. На всякий случай.
Отношения с Элиасом по-прежнему не складывались. Мы словно говорили на разных языках, а не на родном саомарском. Я пыталась сгладить углы, быть милой и любезной и несколько раз даже приглашала присоединиться за обедом. На все мои попытки сын первого лица государства отвечал полным презрением, а вернее – просто игнорировал их. При этом я постоянно видела его рядом и на лекциях ловила внимательные взгляды. В конце концов мне надоело унижаться, вот уж чего я никогда не любила, и на неожиданную просьбу пойти с ним на карнавал я ответила решительным отказом. Меня даже почти не мучила совесть.
– Ну вы совсем! – сказала Вероник, присутствовавшая при разговоре.
А больше и добавить нечего. Мы действительно совсем…
Да и не хотела я давать Белами повод думать, что испытываю какие-то чувства. Это было бы нечестно. Признаю, я все еще любила Грэга. Его улыбку видела во сне, его руки обнимали меня в мечтах и его губы жарко целовали по ночам.
Глупая, глупая маленькая Лиса…
По случаю именин Оливье аптека сегодня работала до восьми часов. За несколько минут до этого доставили мой подарок, и первый помощник дрожащими руками принял драгоценную ношу:
– Спасибо тебе! Ты лучший друг, какого только можно представить. – Глаза его были влажными, и я крепко обняла его, утыкаясь носом в клетчатую рубашку. Он поцеловал меня в макушку, я была ему по плечо. «Совсем как Грэг», – подсунула картинку непослушная память. Нет! Оливье не такой, он не предаст меня в угоду амбициям и желанию выслужиться.
– Хочу, чтобы ты открыл модный дом, а мой подарок был первым вкладом в это мероприятие.
Мы отпраздновали двадцатый день рождения Оливье в тесном кругу, со свежеиспеченным тортом на маленькой кухне.
– Пошли ко мне, у меня тоже для тебя подарок, – прошептал друг на ушко.
Узкая приставная лестница, что вела на чердак, громко скрипнула. Но мне нравился этот звук, было в нем что-то домашнее, родное, словно из далекого детства, когда папа строил наш дом и брал меня показать, что получается.
– Раздевайся! – скомандовал портной, сейчас это был именно он. Решительный и стремительный, острый, как его игла, а не неуклюжий помощник аптекаря.
– Слушаюсь, капитан! – рапортовала я и скрылась за ширмой. Ее мы сделали вместе. Сколотили доски и обтянули старыми занавесками. Все подручные материалы нашли прямо здесь, на этом самом чердаке. Я разделась до кружевной комбинации. Нижнюю сорочку повесила на ширму. Бросила взгляд на узкое зеркало. За эти месяцы я немного вытянулась и обрела столь приятные мужскому глазу округлости. Пришлось купить еще один комплект формы для физической подготовки. Даже моему придирчивому взгляду стало нравиться то, как я выгляжу.
– Держи, – Оливье перекинул мне что-то темно-синее. Покрутив неизвестный предмет гардероба, я догадалась – это платье. Надела и сразу, не глядя в отражение, позвала модельера.
– Ага, отлично! Повернись! – Он застегнул многочисленные крючки на спине, поправил, покрутил, словно куклу, и разрешил посмотреть в зеркало.
– Вау! – Больше слов не было. Это была первая такая сложная законченная вещь.
Верх платья был ослепительно-белым и элегантно обрисовывал тело. Юбка была синей, узкая до середины колен, она расширялась книзу, будто русалочий хвост.
– Так, теперь жакет, – он надел его на меня и подал маленькую шляпку.
– Я назвал его «Ундина». – Модельер, снова превратившись в застенчивого мальчишку, ждал вердикта.
– Очень красиво! – Я встала на носочки и поцеловала его.
В первые пять дней зимы традиционно проходил Саомарский карнавал. Пожалуй, это был один из любимых народных праздников, как и день объединения Союза, конечно. Мы гуляли в парке с Амандой и ее братом. После долгих уговоров – в прошлые выходные я сказалась больной (не хотела оставлять мадам) – им удалось снова вытащить меня на прогулку. В центральном парке шли приготовления к празднику: рабочие сколотили деревянную сцену, а сейчас красили ее белой краской. Рядом уже стоял нервничавший художник, который каждые тридцать секунд доставал из-за пазухи часы и сетовал, что не успеет раскрасить маску – символ карнавала, расположенную на площади Святого Франциска.
Сегодня в полночь начнется волшебство.
– Буду огнем. Платье обошлось мне в кругленькую сумму, вещи у мадам Хлои не дешевые, – рассказывала Аманда, – оно красное, с открытыми плечами и все расшито пайетками. Жалко только, накидка скроет верх, но в середине праздника обычно становится так жарко, что думаю, мне удастся поразить знакомых.
– Знакомых… Ты знаешь, на кого она нацелилась? – засмеялся Жерар.
– На кого? – Я разглядывала художника, он уже приступил к работе, кисть плясала в ловких руках, и вырисовывалось что-то необыкновенное.
– На Бертрана Реми из твоей группы!
– Ничего себе. – Я даже остановилась. – А как же ректор?
– Ректор на нее не реагирует, – Жерар откровенно подначивал сестру.
– Не самый плохой выбор, Бертран – благородный человек. Вот только именно это не оставляет тебе шанса – у него невеста в Ист-Адер. Дочь барона, брак давно одобрен семьями. Он давно и искренне влюблен. Кажется, она должна приехать на карнавал.
– Значит, буду очаровывать кого-то другого, – мадмуазель Кремпен совершенно не расстроилась.
Мы еще немного погуляли и договорились встретиться у фонтана на площади. Теперь я думала, что зря. Таких встречающихся будет полстолицы. Радостное волнение, охватившее Саомар, передалось и мне, я побежала домой, переодеваться ундиной, скоро зайдет Оливье.
– Девочка моя, какая же ты красавица, даже жаль, что лицо закроет маска.
Мы с мадам Мари стояли у зеркала. Я сегодня была в ударе, даже взяла у мадам косметики взаймы. Ярко накрасила глаза, под ее руководством, конечно, она же и заплела мои волосы в сложную косу, которая начиналась с самого верха и шла сбоку. Маленькую шляпку прикололи шпильками и теперь любовались на результат.
– Оливье – гений!
– Кто там обо мне? О, и правда я гений! – Мы захохотали, наперебой хвалили друг друга, кривлялись у зеркала и ждали мсье Жака, чтобы передать ему мадам и пойти на праздник.
Серые глаза Оливье искрились счастьем, на нем был костюм собственного производства – темно-синий с белым, как и мое платье. Он расправил плечи и уложил волосы в строгий хвост. Как же он был красив сейчас. Искренней, теплой красотой, когда хочешь не просто смотреть, как на экспонат в музее, но и быть рядом, купаться в его любви и видеть свое отражение в ласковых глазах. Не было между нами чувств, как между мужчиной и женщиной, это было нечто большее.
Мсье Жак и мадам Мари ушли. Черные, расшитые жемчугом маски заняли положенные места, и мы, взявшись за руки, нырнули в пеструю толпу.
Мы пили горячее вино, густо заправленное ароматными пряностями, участвовали в многочисленных веселых конкурсах, а один, на лучший костюм, даже выиграли. Все слилось в мешанину из звуков, запахов и света.
В полночь, с боем главных часов, начались танцы. Мы встретили Аманду с братом не там где намечали, а прямо среди танцующих. Приятельница сразу положила глаз на моего спутника, до этого она не видела его ни разу, только слышала из моих рассказов. Жерар кружил в танце разодетую в золотые шелка незнакомку, и я оказалась вдруг совершенно одна. Мне совсем не было грустно, наоборот, я радовалась тому, что друг забыл о несчастной любви и самозабвенно целуется с Амандой. Я ушла от пар, и тут чьи-то сильные руки поймали меня:
– Вы позволите? – Не успела я отказать, как меня уже вели в танце. Голос был мне незнаком, а может быть, узнать помешало легкое опьянение. Из-под черной маски смотрели внимательные темные глаза.
– Я так долго искал тебя…
– Мы знакомы? – Он не ответил, потянулся к моим губам и поцеловал. Не знаю, что нашло на меня, временное помутнение рассудка, адреналин или глинтвейн были тому виной, но я ответила с такой страстью, будто была опытной куртизанкой.
– Ваша светлость, вот вы где? – Ирония, сквозившая в словах обратившегося к нам мужчины, обрушилась как холодный душ.
Фредерик Белами, я узнала его по голосу и волосам, с издевательской улыбкой смотрел на меня.
Взгляд его резко стал серьезным, он хотел что-то сказать, но, не дожидаясь лишних вопросов, я вырвалась из ласковых рук и убежала туда, где пели и танцевали, в самую гущу праздника, туда, где меня будет невозможно найти.
Вляпалась, опять вляпалась. Я устало развязала маску, и теперь она грустно висела в опущенной руке. К кому у нас обращаются «ваша светлость»? Правильно, к герцогу, причем только к нему – к его детям обращаются иначе. Вывод: я только что, как продажная девица, целовалась с одним из трех герцогов Саомара. Почему трех? Да потому, что четвертый в это время стоял рядом и смеялся. Да, это очень даже в моем стиле, почему нет? Наследников я знаю, пора переходить на новый уровень.
Узкая улочка, по которой я шла, была пустой и темной. Куда я забрела? Позади послышались чьи-то уверенные шаги. «Догнали», – обреченно пронеслось в голове. Я повернулась и увидела совсем не того, кого ожидала. Экономист из университета, тот, который пытался бежать рядом на физической подготовке. Узнала, он был тогда на экзамене! Это он кривился при виде меня и обвинял в глупости.
– Что вам угодно? – Он был уже изрядно пьян и не ответил.
Набросился, зажал рот руками и попытался сорвать платье.
– Прошу вас, прекратите, не вынуждайте! – Я попыталась докричаться до него.
– А то что? – Мутные глаза с бешенством глядели на меня. – Позовешь одного из своих высокородных? Я покажу тебе твое место, шлюха! Раздевайся! – Он выхватил нож и приставил к горлу.
Я закрыла глаза, стояла как парализованная, словно вновь оказалась в поезде, наедине с Морелем, мерзкий запах перегара ударил в нос. Вот только я больше не была одна.
Мощная лапа ударила по спине насильника, полетела кровь. Шедевр Оливье был безнадежно испорчен. Слезы покатились из глаз, Серебряный не стал церемониться, просто прокусил горло. «Я не хотела, не хотела, не хотела…» – набатом било в ушах. Какая разница, хотела или нет, ты виновата, ты допустила это, замечала его взгляды на стадионе, он пожирал тебя глазами, а от недоступности сходил с ума. И ты видела это! «Убийца! Ты убийца, Мелисент». – Рыдания сотрясали тело.
В бреду я дошла до дома, улицы были пусты – праздник в самом разгаре, сняла испачканное платье и бросила в камин гостиной, который разожгла трясущимися руками. Пламя радостно приняло подношение. Я прошла в свою комнату, обняла Серебряного, он лег рядом. Уснула, тяжело дыша.
С днем рождения, Мелисент.