Югославия была, вероятно, самой милитаризованной страной в Европе, исключая Советский Союз. До 1986 года военные расходы составляли 4% ВНП — больше, чем в любой другой несоветской стране в Европе, кроме Греции. Сама ЮНА состояла почти из 70 тысяч кадровых офицеров и персонала плюс около 150 тысяч призывников. Помимо этого, каждая республика и автономная провинция отвечала за организацию и снабжение частей ТО — в основном резервных сил, насчитывавших, по сообщениям, один миллион человек.

Вплоть до 1991 года ЮНА оставалась югославским образованием. Армия контролировала сеть взаимосвязанных баз, оружейных складов и предприятий, которые, в отличие от остальной экономики, были организованы на общеюгославской основе. Несмотря на то что партизанская стратегия, придавшая форму организации ЮНА, основывалась на децентрализованных локальных боевых единицах, общий контроль оставался централизованным на югославском уровне. В момент, когда в других сферах общественной жизни югославизм шел на убыль, среди офицеров ЮНА, 70% которых были сербами или черногорцами, он продолжал расти. На содержание ЮНА шла основная часть федерального бюджета, и к 1991 году казалось, будто ЮНА и Союз коммунистов — это фактически все, что осталось от югославской идеи; соответственно, югославизм начал ассоциироваться с тоталитаризмом и милитаризмом.

С 1986 по 1991 год произошло резкое сокращение военных расходов (с 2,491 миллиона долларов США в неизменных ценах 1988 года до 1,376 миллиона), что способствовало нарастанию внутри ЮНА чувства виктимизации и паранойи по поводу внутренних и внешних врагов. (Выражением этой паранойи стал арест — и последовавший печально известный суд — молодого словенского журналиста, в 1988 году подвергшего критике экспорт оружия в страны третьего мира.) История войн в Словении, Хорватии, и прежде всего Боснии и Герцеговине, — это также история развала югославского военно-промышленного комплекса. В результате дезинтеграции ЮНА и частей ТО образовалось сочетание регулярных и нерегулярных сил, в которое влились преступники, добровольцы и иностранные наемники, конкурирующие за контроль над военными активами бывшей Югославии.

В начале войны в Боснии и Герцеговине многообразие военных и военизированных формирований сбивало с толку. Теоретически в этом конфликте участвовали три стороны: сербы, хорваты и боснийцы. На практике же разные силы кооперировались друг с другом в тех или иных сочетаниях. Так, на ранних стадиях войны хорваты кооперировались с боснийцами против сербов. Затем, после обнародования в 1993 году плана Вэнса-Оуэна, который основывался на этнической кантонизации, друг против друга начали воевать хорваты и мусульмане, так как хорваты хотели установить контроль над «своими» кантонами. Потом было принято навязанное американцами Вашингтонское соглашение между мусульманами и хорватами, и на заключительных стадиях войны мусульмане снова скооперировались с хорватами, по крайней мере официально. В ходе войны силы каждой из сторон конфликта приобретали все более централизованный и регулярный характер. К концу войны главными регулярными силами были Армия боснийских сербов (АБС), Хорватский совет обороны (ХСО) и Армия Боснии и Герцеговины (АБиГ).

После десятидневной войны в Словении в июне 1991 года ЮНА отвела свои части в Хорватию (бросая за собой свое вооружение). К середине июля 1991 года войска ЮНА (примерно 70 тысяч человек) уже вошли в Хорватию. Объединившись с нерегулярными сербскими силами численностью около 12 тысяч человек, состоявшими как из местных добровольцев, так и завезенных из самой Сербии групп (зачастую преступных), они опробовали там стратегию, которая затем стала применяться в Боснии и Герцеговине. После прекращения огня в Хорватии ЮНА отошла в Боснию и Герцеговину, забирая с собой свою боевую технику. В мае 1992 года ЮНА официально вывела войска из Боснии и Герцеговины. На практике в Сербию и Черногорию ушло только около 14 тысяч человек; остальные войска перешли в Армию боснийских сербов.

ХСО был образован из ополчения при ХДС. Он действовал вместе с Хорватской армией (ХА), сформированной на основе хорватских сил территориальной обороны и отточившей в ходе войны свое мастерство благодаря инструкторам из созданной отставными американскими генералами частной военной компании Military Professional Resources Incorporated (MPRI).

Когда началась война, боснийской армии не существовало. По сути, оборону боснийской территории организовывали на местах. Сараево защищала сборная солянка из патриотических союзов и других военизированных формирований, в основном организованных сараевским подпольем. Тузлу обороняли местные силы полиции, усиленные местным же патриотическим союзом. Несмотря на то что в мае 1992 года Изетбегович заявил о формировании регулярной армии, до осени 1993 года, когда премьер-министром стал Силайджич, командование армии не было централизовано, а разнообразные бандитские группы никем не контролировались. Даже в ту пору, согласно оценке экспертной комиссии ООН, из 70 тысяч человек личного состава были вооружены только 44 тысячи.

Как видно из табл. 3.1, АБС была оснащена боевой техникой гораздо лучше, чем другие регулярные силы. В частности, у нее было заметное преимущество в тяжелом вооружении: танках, артиллерии, установках залпового огня и минометах. Она унаследовала боевую технику ЮНА и, что более важно, контролировала большую часть оружейных складов ЮНА. Склады были размещены в горах Боснии и Герцеговины, так как считалось, что это — «сердце» партизанской обороны Югославии, и были хорошо укомплектованы на случай длительной войны. АБиГ, хуже всего оснащенная техникой и особенно страдавшая от нехватки тяжелых вооружений, зависела от хорватских путей снабжения, по которым приобреталось оружие. ХСО получал боевую технику из Хорватии. Помимо поступления боевой техники из оружейных запасов в Хорватии, техника, главным образом излишки, оставшиеся в странах бывшего Варшавского договора, приобреталась из различных источников на черном рынке. (Что любопытно, имелись свидетельства, что бывшие предприятия ЮНА в Хорватии, Словении и Сербии продолжали кооперироваться для выпуска запчастей и боевой техники.)

Помимо регулярных сил, можно выделить три главных типа нерегулярной военной силы: полувоенные (военизированные) организации, как правило контролируемые одним лицом, группы иностранных наемников и местная полиция, усиленная вооруженными гражданскими лицами. Экспертная комиссия ООН выявила на территории бывшей Югославии 83 военизированных формирования (из них 56 были сербскими, 13 — хорватскими и 14 — боснийскими). Примерная численность этих сил равнялась соответственно 20-40 тысяч, 12-20 тысяч и 4-6 тысяч человек. Подавляющее большинство групп действовали локально, но были и группы, проводившие гораздо более масштабные операции в союзе с регулярными силами и стяжавшие громкую недобрую славу.

На стороне сербов двумя самыми известными группами были «Тигры Аркана» и четники Шешеля, или «Белые орлы». Аркан, чье настоящее имя было Желько Ражнатович, был крупной фигурой преступного мира Белграда. Он владел рядом кафе-мороженых, по слухам, служивших прикрытием для его контрабандистской деятельности, которая значительно расширилась во время войны. До войны, по всей видимости, он был завербован одной из спецслужб югославского правительства с целью физического устранения эмигрантов. Он также владел фан-клубом футбольной команды «Красная Звезда», и из клуба же рекрутировались его «тигры». Изначально «тигры» действовали в Хорватии. Сообщалось, что в Боснии и Герцеговине они действовали в 28 общинах. Согласно сообщениям, собранным комиссией экспертов ООН, «они коротко стриглись, носили черные шерстяные шапки, черные перчатки с обрезанными пальцами и черные эмблемы на плече. По другим сообщениям, они носили камуфлированную униформу, изображение красных стрел, вязаные шапочки, нашивку с сербским флагом на правой руке и эмблему с тигром и словами „Arkanove delije“ на плече». «Тигры» были хорошо вооружены (включая танки и минометы). Шешель же был диссидентом. Он преподавал в Сараевском университете и, по слухам, провел год в Университете Мичигана. В начале 1980-х годов из-за своих антикоммунистических статей он оказался в тюрьме. Освободившись, он переехал в Белград, где присоединился к сербским националистам. Его партия «Сербское национальное обновление» получила места на выборах 1990 года и была особенно успешна на федеральных выборах в мае 1992 года, завоевав 33 из 138 мест. Как и «тигры», четники первоначально активизировались в Хорватии. Сообщалось, что в Боснии и Герцеговине они действовали в 34 общинах. Люди Шешеля были «бородачами». Они носили сербские военные береты с сербским военным знаменем спереди или черные меховые шапки с сербской кокардой. Поговаривали, что они были всегда пьяны и набирали дополнительных «бойцов на выходные».

По-видимому, и Аркан, и Шешель проводили свои операции совместно с ЮНА. Согласно Докладу Комиссии экспертов ООН, «во многих из этих общин Шешель и Аркан осуществляли контроль над другими силами, действовавшими в той местности. Эти силы состояли из местных военизированных формирований, а иногда и частей ЮНА. В некоторых общинах силы Шешеля и Аркана действовали под командованием ЮНА». Шешель всегда настаивал, что его силы вооружил и оснастил техникой Милошевич.

Самым известным хорватским военизированным формированием были Хорватские оборонительные силы (ХОС), крыло Хорватской партии права (ХПП). Их члены носили черную униформу с хорватским шахматным щитом наподобие уста-шей военного времени. Вплоть до 1993 года, когда за попытку свержения хорватского правительства был арестован их лидер Доброслав Парада, ХОС действовали в союзе с ХСО. Еще одним хорватским военизированным формированием были «Волки» во главе с Юсуфом Празиной, известным как Юка. До войны он был известной фигурой сараевского преступного мира, уже отсидевшим в тюрьме пять сроков. «Волки» имели «стрижку бокс, носили черные комбинезоны, солнцезащитные очки и иногда маски». До августа 1992 года они действовали вместе с АБиГ, а потом работали с ХСО.

Вплоть до осени 1993 года в Сараеве орудовали два печально известных бандита — Цацо и Чело. Цацо был клубным музыкантом, его звали Мушан Топалович, а Чело — недавно освободившимся преступником, который отсидел восемь лет за изнасилование. С боснийской стороны в качестве основных военизированных формирований, действовавших, по слухам, под командованием АБиГ, наибольшую известность приобрели «Зеленые береты» или мусульманские вооруженные силы (МВС).

Среди других военизированных формирований можно упомянуть «Черных лебедей», «Желтых муравьев» (намек на их мародерские способности), «Крошек Мечета» (Mecet’s Babies), «Голубей мечети», «Рыцарей», «Сербских соколов» и т.д. Среди наемников чаще всего встречались моджахеды, в основном ветераны афганских войн. Предполагалось, что по условиям Дейтонского соглашения они должны были быть высланы. Имелись сообщения об их операциях в Зенице, Травнике, Нови-Травнике, Мостаре и Коньице. Согласно данным хорватской разведки, за их организацию отвечал человек по имени Абдула, владевший видеомагазином «Пальма» в Травнике. По мнению комиссии экспертов ООН, моджахеды действовали более или менее независимо от АБиГ. Прочие наемники включали в себя «отряд Гарибальди» (итальянцы, сражавшиеся плечом к плечу с хорватами) и русских, воевавших на сербской стороне, а также наемников из Дании, Финляндии, Швеции, Великобритании и США. Как в боснийских, так и в хорватских силах должности инструкторов занимали британские солдаты, ставшие ненужными у себя на родине из-за сокращения штатов после окончания холодной войны.

Муниципалитеты, как в Тузле, или крупные предприятия, как в Велика-Кладуше («Агрокоммерц» Фикрета Абдича) или в Зенице, где бывшие коммунисты все еще контролировали сталелитейные заводы, организовывали отряды местного ополчения.

Во время войны формальная экономика находилась в состоянии упадка. Это было вызвано рядом факторов: физическое уничтожение, невозможность привлечения вложений и потеря рынка. Согласно оценкам, промышленное производство равнялось 10% от своего довоенного уровня, а безработица составляла от 60 до 90%. Национальная валюта обвалилась, обмен основывался на сочетании бартера с немецкими марками. В большинстве своем люди столкнулись с мучительным выбором: они могли еле-еле сводить концы с концами за счет гуманитарной помощи, могли уйти добровольцами в армию либо стать преступниками (либо и то и другое), могли попытаться уехать. Уехали многие, особенно молодые и образованные, отчего сокращение населения было еще более значительным, чем говорят цифры по этническим чисткам.

Разнообразные вооруженные силы всецело зависели от сторонних источников помощи. Эти источники включали в себя прямую поддержку от иностранных правительств, «налогообложение» гуманитарной помощи и денежные переводы от отдельных лиц. Регулярные силы финансировались и оснащались техникой в основном правительствами-спонсорами. АБС финансировалась сербским правительством вплоть до эмбарго, наложенного Милошевичем в августе 1994 года. ХСО финансировался Хорватией, а АБиГ получала поддержку от исламских государств и негласно от США. Военизированные формирования пополняли свои средства мародерством и вымогательством у изгоняемого населения, а также конфискациями на завоеванных территориях, обложением гуманитарной помощи «налогом», который они собирали на многих контрольно-пропускных пунктах, и использованием черного рынка. Отряды местного ополчения финансировались муниципалитетами, которые получали собранные на их территории «налоги» с гуманитарной помощи, продолжая при этом облагать налогами граждан (включая живущих за границей) и предприятия на своей территории. Как в военном, так и в экономическом плане все три типа военной силы поддерживали сотрудничество друг с другом.

Стратегия, принятая этим сочетанием регулярных и нерегулярных сил, — стратегия, наиболее последовательно и систематически проводившаяся боснийскими сербами и боснийскими хорватами, — состояла в том, чтобы осуществлять территориальные приобретения не путем военных наступательных операций, а через политический контроль. Насилие применялось для установления контроля над населением, а не для захвата территории. То, как трудно овладеть территорией при помощи военных наступательных операций, выяснилось на ранних стадиях войны в Хорватии. ЮНА испытывала классические проблемы наступления, уже ставшие типичными для нововременной войны, — иллюстрацией чего может служить ирано-иракская война. Двухмесячная — с сентября по октябрь 1991 года — осада Вуковара, города в Восточной Славонии (Хорватия), показала, каким образом для захвата относительно небольшого города может быть недостаточно крупного превосходства в огневой мощи и живой силе. К моменту, когда 20 ноября 1991 года Вуковар наконец пал, он уже был превращен в руины. Сорвалась попытка взять Дубровник, составлявшая, по воспоминаниям тогдашнего министра обороны генерала Кадиевича, часть плана оккупации Сплита и побережья Далмации. Характерной особенностью войны в Боснии была осада главных боснийских городов. Их нельзя было захватить, зато можно было отрезать от поставок и непрерывно обстреливать артиллерией.

В чужие руки отошло немного территорий, исключая начальную стадию войны в Боснии и Герцеговине, когда боснийские сербы встречали весьма малое сопротивление, и последние стадии, когда они уже очень ослабли. По сути, война велась не между самими враждующими сторонами, а против гражданского населения. Этим объясняется отсутствие линии фронта. Вместо этого разные районы контролировались разными участниками конфликта, и «шахматная» (по описанию комиссии экспертов ООН) карта военных действий была тут и там испещрена различными силами; линии конфронтации проходили в городах и вокруг них, охватывая контролируемые районы. Действительно, в конце 1993 года, еще до подписания между мусульманами и хорватами Вашингтонского соглашения, территория, находившаяся под боснийским контролем, состояла, в сущности, из нескольких анклавов, окруженных вражескими силами; некоторые описывали ее как «леопардовую шкуру». Кроме Баня-Луки, оказавшейся под контролем сербов, и Мостара, поделенного между хорватами и мусульманами, основная часть городов оставалась под боснийским контролем, в то время как сельская местность была поделена между сербами и хорватами.

За исключением нескольких стратегических пунктов (например, коридора в округе Брчко, соединявшего территории сербов и потенциально способного стать путем сообщения из Северной Боснии в Загреб), бои между противоборствующими сторонами были относительно немногочисленны. Более того, имели место различные примеры кооперации, главным образом на черном рынке, но, впрочем, также и той или иной краткосрочной и локальной военной кооперации между разными партиями. Был случай, когда Силы ООН по охране (СООНО) перехватили телефонный разговор местного командира мусульман в Мостаре и местного сербского командира, обсуждавших сумму в немецких марках, которую должны были получить сербы, если обстреляют хорватов из артиллерии. Высшая точка была достигнута, когда в июле 1993 года сербы взяли гору Игман, господствующую над Сараевым: военизированные формирования, в тот момент защищавшие гору Игман, были готовы «продать» свои позиции, для того чтобы контролировать маршруты черного рынка. Большая часть насилия (артиллерийские обстрелы крупных городов и городишек вкупе со снайперским огнем и различными формами злодеяний в городах и селах) была направлена против гражданского населения, по сути и став тем, что известно как этнические чистки.

Боснийские сербы хотели создать свою автономную территорию. Однако поскольку районов с численным доминированием сербов (и, что, пожалуй, еще важнее, численным доминированием сербов-экстремистов), за исключением Баня-Луки, практически не было, то для осуществления этого намерения пришлось прибегнуть к этническим чисткам. Эти районы, как представляется, были выбраны по стратегическим причинам: чтобы связать территории сербов в Крайне с Сербией и чтобы контролировать базы и оружейные склады ЮНА. Данная тактика учреждения «сербских автономных районов», по-видимому, следовала некоей устойчивой модели, впервые выработанной на войне в Хорватии. Описание этого процесса можно найти в многочисленных сообщениях журналистов, отчетах органов ООН и независимых НПО, например Helsinki Watch.

Эта типичная модель применялась в сельской местности — деревнях и небольших городках. Обычно район сначала обстреливался артиллерией регулярных сил и в нем распространялись пугающие слухи, чтобы вызвать панические настроения. Сообщения о терроре в соседних деревнях усиливали панику. Потом туда стягивались военизированные формирования и терроризировали местных жителей из несербов беспорядочными убийствами, изнасилованиями и мародерством. Затем над местной администрацией устанавливался контроль. В более крайних случаях несербов-мужчин отделяли от женщин и убивали или отправляли в центры задержания. Женщин грабили и/или насиловали и отпускали на все четыре стороны или забирали в специальные центры задержания, где они подвергались изнасилованиям. Дома и здания, имеющие культурное значение (например, мечети), разграблялись, сжигались или взрывались. Кроме того, у этих военизированных формирований, по-видимому, были списки известных людей (лидеров общин, интеллектуалов, членов ПДД, богатых людей), которых отделяли от остальных и казнили. «Это был сознательный отсев явной оппозиции и носителей политически умеренных взглядов. Это было также уничтожением сообщества, начиная с лучших». Телевизионный журналист Майкл Николсон именует этот процесс «элитоцидом», а мэр Тузлы использовал выражение «интеллектуальные чистки».

О существовании центров задержания стало известно в августе 1992 года. Экспертная комиссия ООН выявила примерно 715 таких центров, из которых 237 находились в ведении боснийских сербов, 89 — АБиГ и правительства, а 77 — боснийских хорватов. Согласно экспертной комиссии, они были местом совершения «бесчеловечных деяний», включая массовые казни, пытки, изнасилования и другие формы сексуальных посягательств. (Хотя имелись сообщения о серьезных нарушениях Женевской конвенции и в боснийских лагерях, соответствующих заявлений было меньше, и они носили менее систематический характер, чем в случае сербских и хорватских лагерей.) Специфической стороной процесса этнических чисток стали широко распространенные изнасилования. Хотя массовые изнасилования случались и в других войнах, их систематический характер (в центрах задержания и в конкретных местах, и в конкретное время) наводит на мысль, что это, возможно, было частью продуманной стратегии.

В городских районах, в частности Баня-Луке, этнические чистки представляли собой более медленный, более юридически формализованный процесс. Несербы были вынуждены жить в невыносимых условиях. Например, их выгоняли с работы, лишая доступа к медицинскому обслуживанию, они были отрезаны от коммуникации, им не разрешалось собираться группами более четырех человек. Во многих городах были созданы по-разному описываемые бюро по обмену населения, через которые несербы или нехорваты могли отказаться от своего имущества и получить разрешение уехать, заплатив крупную сумму.

Подобные же приемы были приняты в районах, подконтрольных хорватам. В отношении районов, контролируемых боснийцами, нет свидетельств умышленных этнических чисток, хотя многие немусульмане, особенно сербы, уезжали оттуда по множеству причин, включая психологическое давление, дискриминацию и принудительный набор в армию. К концу 1995 года этнические чистки почти завершились, как видно из табл.3.2. По оценкам УВКБ ООН, в Северной Боснии из первоначального мусульманского населения, в целом насчитывавшего около 350 тысяч человек, осталось только 13 тысяч мусульман, а в Восточной Боснии и Южной Герцеговине из первоначальных 300 тысяч человек — только 4 тысячи мусульман и хорватов. Из Тузлы и Зеницы также уехало много сербов и хорватов.

Представляется, что самые тяжкие злодеяния — уж точно на начальных стадиях войны — были совершены военизированными формированиями. Согласно экспертной комиссии ООН, «существует... строгая корреляция между сообщениями о действиях военизированных формирований и сообщениями об изнасилованиях и сексуальных посягательствах, местах принудительного содержания и массовых захоронениях. Эти типы действий (то есть действия военизированных формирований и серьезные нарушения Женевской конвенции), как правило, имели место в одних и тех же общинах и свидетельствовали о локализованной природе этих действий». Хорошо известна соответствующая деятельность Аркана и Шешеля с сербской стороны. Экспертная комиссия ООН предполагает, что эта деятельность координировалась с действиями ЮНА (АБС), тогда как военизированные формирования с хорватской и боснийской сторон действовали с большей независимостью от регулярных сил. Говорят, что с хорватской стороны Парадой были организованы лагеря для задержанных в Чаплине и Дретеле, а Юка, как сообщалось, убил около 700 мусульман в Мостаре и был ответствен за лагерь для задержанных на мостарском вертодроме. С боснийской стороны самые тяжкие злодеяния совершались моджахедами.

Мотивация военизированных формирований, как представляется, носила в основном экономический характер, хотя среди них были и явно националистические фанатики. Согласно Васичу, вооруженные формирования приблизительно на 80% состояли из обычных преступников и на 20% — из фанатичных националистов: «Последние надолго не задерживались (фанатизм плох для бизнеса)». По слухам, у Аркана был список богатых мусульман, обладавших золотом и деньгами. «Право грабить первым» рассматривалось как некая форма платежа. Многие некогда криминальные группы смогли расширить свой довоенный рэкет. Большинство военизированных формирований были вовлечены в операции на черном рынке и, более того, кооперировались друг с другом, невзирая на вроде бы существующие линии конфронтации, чтобы извлечь выгоду из ситуации в осажденных анклавах. Фактически военизированные формирования «подряжались» делать грязную работу, необходимую, чтобы внушить «страх и ненависть», которые еще не были эндемичны для боснийского общества. Таким образом, в само ведение военных действий была встроена мафиозная экономика, определяющая логику самоподдержания этой войны. Война обеспечивала как сохранение прибыльных источников дохода, так и защиту преступников от возможного уголовного преследования в мирное время.

В тех немногих местах, где сумел сохраниться местный государственный аппарат, ситуация была получше. Один из примеров — это Тузла, где выборы 1990 года выиграли ненационалисты. Тузлу защищали местная полиция и местные добровольцы, позднее ставшие местной бригадой боснийской армии, и в Тузле энергично продвигалась идеология мультикультурных гражданских ценностей. Всю войну в городе сохранялись местные источники энергии и какое-то местное производство, включая горнодобычу. В разгар войны, когда город был полностью отрезан, люди жили за счет гуманитарной помощи и натуральной ренты от СООНО. К концу войны налоги, собираемые в Тузле, составляли 60% совокупных налоговых поступлений боснийского правительства. Тем не менее оказалось, что этим островкам относительной цивилизованности очень трудно сохраниться в условиях, которые Бугарель называет «коммунитаризованной хищнической экономикой».

Ближе к концу войны регулярная армия вобрала в себя отряды местного ополчения и военизированные формирования. Первые стали местными бригадами, а вторые — «спецподразделениями». Захват Сребреницы в июле 1995 года, классическая операция этнической чистки, был полностью произведен АБС. На третий день в город были посланы спецподразделения, которые взяли на себя наиболее чудовищную задачу — истребление 8 тысяч мужчин и мальчиков. У всех сторон были неудавшиеся попытки создать мобилизационную экономику. В частности, после наложения Сербией блокады на боснийских сербов в августе 1994 года АБС была переведена на самофинансирование. Правительство боснийских сербов пыталось централизовать финансы и взять в свои руки контроль над ключевыми отраслями, но против этого выступил так называемый сербский парламент, члены которого были замешаны в криминальной экономике. В конце войны боевой дух был очень низок у всех сторон, но особенно у сербской стороны. Васич предполагает, что в АБС было только 30 тысяч действительно боеспособных солдат. Многие, в особенности молодежь, уже уехали. Привычными были бедность, преступность и отсутствие дисциплины.

Была ли стратегия этнических чисток спланирована заранее — и насколько заранее? Или же она случайно подвернулась под руку сербским силам в Хорватии? По сведениям комиссии экспертов ООН, у отдела психологических операций ЮНА «имелись планы по использованию сил специального назначения, контролируемых министерством внутренних дел, для локальных провокаций и „этнических чисток“». Комиссия ссылается на статью в словенской газете «Дело», в которой утверждается, что наряду с планом «РАМ» (вооружение сербов в Хорватии и Боснии и Герцеговине) у ЮНА был дополнительный план массовых убийств мусульман и массовых изнасилований в качестве оружия психологической войны: «Как показал анализ поведения мусульман, легче всего сломить их боевой дух, желание сражаться и волю можно было с помощью изнасилования женщин, особенно несовершеннолетних и даже детей, и убийств представителей мусульманской национальности в местах отправления религиозного культа».

Иногда высказывались мнения, что ЮНА заимствует приемы из своего исторического прошлого, когда она была партизанским движением. Несомненно, что локализованный и децентрализованный характер этой войны имеет много параллелей с партизанской войной. Самой организацией частей ТО подразумевалось, что в войне можно задействовать многих обученных резервистов на местном уровне и что стрелковое оружие на местных складах легко доступно. Впрочем, этнические чистки во многих отношениях являются диаметральной противоположностью партизанской войны, которая опирается на поддержку местного населения. Предполагалось, что партизан это, говоря словами Мао, «рыба в море». Целью же этнических чисток было полное уничтожение сообществ, производство «страха и ненависти». Высказывалось даже предположение, что на мышление ЮНА, возможно, повлияли доктрины борьбы с повстанцами, разработанные американцами во Вьетнаме и испытанные в конфликтах низкой интенсивности 1980-х годов. Алекс де Вааль полагал, что эти доктрины оказали влияние на африканских военных стратегов, и этим, возможно, отчасти объясняются сходства боснийской войны с войнами в Африке. Несомненно, что штабной состав ЮНА изучал эти войны. Последний министр обороны Югославии генерал Кадиевич шесть месяцев провел в стенах Военной академии Вест-Пойнт, хотя борьба с повстанцами и занимала там только малую часть цикла обучения; также в США обучались и другие офицеры ЮНА. Вероятно, более убедительным было бы утверждение, что стратегия этнических чисток разрабатывалась «на земле», хотя предшествующие дискуссии и опыт должны были иметь к этому отношение.

В стратегии этнических чисток мишенями оказались не только члены других этнических групп. Равным образом это были люди умеренных взглядов, все те, кто отказывался ненавидеть. Впервые это выяснилось в Хорватии, когда Бабич и Мартич, лидеры сербов Краины, взяли под свой контроль город Пакрач и сняли со всех должностей в органах власти не только людей других национальностей, но и сербов. На протяжении всей войны с каждой стороны были люди, отказавшиеся быть втянутыми в трясину «страха и ненависти». В докладах специального представителя комиссии ООН по правам человека все время отмечаются действия отважных сербов, пытавшихся защитить своих соседей из мусульман и хорватов. Газета The Guardian сообщала о сербском «Шиндлере», жившем в Приедоре, который организовал своих друзей и соседей для защиты мусульман. Еврейская община в Мостаре помогала мусульманам спасаться бегством. В разных частях Боснии и Герцеговины до сих пор существуют ненационалистические группы и партии, пусть даже их ряды сильно поредели из-за смертей и оттока населения.