Глава 30

В одиннадцатом часу ночи мы с Бюэем и Коменжем в сопровождении двадцати гвардейцев Репнина и тридцати патрульных прибыли на угол Восточного тракта и улицы Трамбле.

Уже несколько часов моросил нудный мелкий дождь, а вот ветер к вечеру стих, благодаря чему удалось справиться с несколькими крупными пожарами. Город еще продолжал гореть в нескольких местах, в основном вдоль пути следования нугулемской армии, но эти небольшие очаги возгорания своим существованием были обязаны исключительно чрезмерной утомленности людей. Даст бог, огонь не распространится за ночь на соседние кварталы, а завтра передохнувшие монтерцы, да еще при помощи вернувшихся из-за реки женщин, детей и стариков, легко разберутся с остатками пожаров.

Глава городской стражи коротал минуты затишья у костра, разведенного под защитой каменной стены конюшни второго от угла дома. Выглядел он осунувшимся и постаревшим.

— Стар я уже для такого веселья, — пожаловался он, с кряхтением поднимаясь на ноги, — они там, с той стороны улицы Трамбле. Заняли два дома вместе с подворьями. Набилось их туда человек сто, прорваться к выходу из города не смогли, вот и тыкались во все щели, пока не сумели выбить местных из этих домов. Ну а там уж я подоспел со стражей, да с соседних кварталов горожане подтянулись — обложили их крепко. Но и легко взять их не получается, дерутся, как бешеные.

— Вернее, как прижатые к стене, — вставил слово Коменж.

— Канониры готовы? — поинтересовался я.

— Да, все готово, — кивнул головой Фризе.

— Нугулемцы побегут через заборы внутрь квартала, мы их не сможем удержать.

— Пусть бегут, в округе все крыши, все верхние этажи заняты стрелками. Будем гнать и уничтожать их на расстоянии. Хватит нам на сегодня жертв.

— Не думаю, что они побегут, — я вытянул над огнем озябшие руки, — прикажите пару раз пальнуть прямо по зданию, а потом выставьте белый флаг.

Почему-то у меня не было ни малейших сомнений в своей правоте. И действительно, как только у изрядно напуганного действиями нашей артиллерии противника появился шанс на переговоры, из окна второго этажа высунулась чья-то рука, размахивающая белым платком.

Навстречу нам с де Бюэем вышел маленький растрепанный человек, представившийся шевалье де Суэком. Правда, поначалу переговоры не задались, поскольку нугулемец сразу заявил, что сдача возможна только королю Филиппу или принцу Людовику.

— Скажите, граф, — подчеркнуто небрежно обратился я к Франсуа де Бюэю, — Его Величество наградит нас за плененного принца Роберта или за мертвого принца Роберта?

— Думаю, — подхватил мою игру граф, — Его Величество будет рад наградить нас в любом случае.

— В таком случае пойдемте, граф, пусть за нас говорят пушки.

Мы демонстративно развернулись и пошли прочь от опешившего шевалье Суэка.

— Но, господа, — он сделал еще одну попытку выторговать лучшие условия, — мы заберем с собой еще пару сотен жизней горожан! Мы будем драться до последнего!

— Да бросьте, шевалье, — я лениво обернулся, — горожане уже отведены подальше отсюда. Вокруг вас пять сотен матросов из абордажных команд, две сотни гвардейцев и три сотни монтерских дворян, плюс два десятка пушек, — приврал я порядочно, но кто бы меня за это упрекнул?

— С вами никто не будет биться, канониры просто обрушат на ваши головы дома, в которых вы спрятались, а потом матросы вырежут выживших. Десять минут вам на раздумья!

Как только мы отошли за линию баррикад, ко мне подскочил необычайно оживленный эльфийский тан:

— Рене, возле ратуши один из раненых очень хочет тебя видеть.

— Что случилось? — я решил, что дело идет о тяжелой ране кого-то из наших людей.

— Нет-нет, не то, что ты подумал. Помнишь опознавшего Кривого Нэша типа?

— Кажется, Марше? Жак Марше? И что?

— А я не знаю. Лекари говорят, он при смерти. Завидев же меня, приятель Жак орал благим матом на всю улицу, заклиная привести тебя к его смертному ложу.

— С чего бы это? — удивился я.

— Представь себе, я задал ему тот же самый вопрос!

— И?

— Он не ответил, но велел передать, что вор, забравшийся в дом герцогов д' Астра, приходился ему троюродным братом! И, — видя, что я резко остановился, Арчер мягко подтолкнул меня в спину, — и на твоем месте я бы поторопился, выглядит Жак действительно плохо и долго явно не протянет.

— Я не могу сейчас, я дал нугулемцам десять минут.

— Да брось, Рене! Никуда твои нугулемцы не денутся, пусть сдадутся Бюэю. В конце концов, что для тебя важнее: слава или виконтесса?

— К черту славу! Но если здесь будет бой, то я не смогу уйти!

— Сдаются! Сдаются! — вокруг раздались торжествующие крики.

Мы с эльфом развернулись, как раз чтобы увидеть начало появившейся в дверном проеме процессии. Впереди шел недавний переговорщик шевалье Суэк, за ним четверо солдат несли на плаще раненого офицера, следом появился сам принц Роберт Левансийский, растрепанный и угрюмый. Дальше потянулись укрывшиеся в домах остатки нугулемской армии.

— Сами небеса толкают тебя к Жаку Марше, друг мой!

— Похоже на то. Сейчас, предупрежу Франсуа — и идем.

— Не идем, а бежим, Орлов, время не ждет!

Это был очень длинный и очень тяжелый день. Возможно, самый длинный и тяжелый день в моей жизни. После недолгого общения с ныне отошедшим уже в мир иной Жаком Марше мы с другом-эльфом еще битых пять часов потратили на поиски перебравшегося на правый берег Солы борделя мадам Божоли и возвращение в «Серебряный олень».

Дело сильно осложнялось разрушенными мостами и атмосферой полной неразберихи в городе. С неимоверным напряжением сил выполнив задачу по обороне столицы, монтерцы слишком устали, чтобы тут же браться за наведение порядка. Кто-то все же пытался убирать трупы, выхаживать раненых, разбирать завалы, но в основном народ либо разбредался по своим домам, либо лежал вповалку вокруг многочисленных костров, либо бездумно бродил от костра к костру.

Даже воспользовавшись служебным положением, нам не сразу удалось отыскать лодку для переправы на тот берег. Все суда речной флотилии уже спустились в порт, и мы даже всерьез обсуждали, какой вариант будет лучшим: добраться до судов или подняться до Лазурного замка, где наведен временный деревянный мост.

К счастью, лодка все же нашлась, а ее хозяин за вознаграждение согласился даже подождать нашего возвращения.

Искали временное размещение борделя часа три, поскольку бедняга Марше указал его весьма приблизительно. Потом дело едва не дошло до драки с охранниками борделя, ни в какую не хотевшими ни впускать нас, ни будить хозяйку.

В конце концов все завершилось благополучно, и сейчас, в половине третьего утра, пройдя через трапезный зал трактира, который был полон и где на меня не обратили никакого внимания, я тяжело, припадая на разболевшуюся правую ногу, поднимался по лестнице со спящим ребенком на руках.

Дверь в наши с амазонкой апартаменты была не заперта, Флоримель спала, сидя за столом и уронив голову на руки, пистолет, несомненно, заряженный, лежал на столешнице, шпага в ножнах — на лавке, левая рука сжимает рукоять обнаженного кинжала. Аллорийское воспитание, попробуй такую застань врасплох!

Виконтесса проснулась в тот самый миг, когда я переступал порог комнаты.

— Рене! Что так долго? — начала было она выговаривать мне спросонья, но, увидев мою ношу, сразу осеклась и перешла на шепот: — Кто это?

— Луиза Марше, — так же шепотом ответил я, кивая головой в сторону постели, — помнишь бездельника, просветившего нас по поводу смерти Кривого Нэша? Это его дочь. Перед смертью он взял с меня обещание позаботиться о ребенке в обмен на очень интересную информацию.

Вдвоем мы аккуратно уложили девочку в постель и вернулись к столу. В руках у меня была достаточно безобразная тряпичная кукла Луизы, и, вооружившись ножом, я принялся не торопясь распускать шов на ее правом боку. Виконтесса выжидающе смотрела за моими действиями, не проявляя особого удивления. И я не стал тянуть с объяснениями:

— Мать Луизы умерла, Жак один растил ребенка, жилье он снимал у владелицы одного из портовых борделей. И присматривали за девочкой во время отсутствия отца либо девицы из борделя, либо сама мадам Божоли. Сам мэтр Марше промышлял мелким воровством, а может, и не мелким, как-то не удосужился порасспросить. И был у него дальний родственник, вроде бы троюродный брат, проживавший в Куане и промышлявший примерно тем же самым ремеслом, но в Нугулеме.

— И звали его Арио Фонтен? — Фло заметно оживилась.

— Совершенно верно. Фонтен давно звал Марше в гости и даже приглашал перебраться в Куан, вот наш Жак и поехал повидаться с родичем и на местные условия жизни посмотреть. Да только неудачно вышло. Связался Арио к тому времени с опасной компанией, взялся работенку прибыльную для них проделать, но быстро понял, что после такой работы в живых его точно не оставят. А отказаться уже нельзя — прямая дорога в могилу. Вот и поделился он с родственником своим планом, а поскольку уверенности в удачном исходе дела не испытывал, то и завещал в случае своего исчезновения завершить дело. С чем и выпроводил Жака в обратный путь, боялся, чтобы наниматели и его не выследили.

— Арио ходил на разведку в парк вашего замка, тогда и присмотрел огромную березу, в дупле которой он спрятал принесенную с собой железяку, которую потом выдал за корону. В ночь кражи он пробрался в замок, выковырял из герцогской короны сапфир, а во время бегства нашел время влезть на березу, оставить там камень и забрать лжекорону. Он сам поднял тревогу, намеревался всунуть подельникам валяющееся ныне у нас в сундуке железное убожество и в поднявшейся суматохе уйти вглубь Аллории, чтобы позже вернуться окольными путями. Если бы удалось, то подельники сочли бы его погибшим, а он бы преспокойно забрал камень и поселился бы в Монтере или где-то еще. Но что-то пошло не так. И неделю спустя, не дождавшись родственника в условленном месте, Жак Марше сам посетил парк замка д' Астра, нашел березу и забрал сапфир.

— Не парк, а просто-таки проходной двор, — Фло терпеливо следила за моими руками, насколько было возможно аккуратнее распарывавшими шов на боку куклы.

Нащупав внутри набитого соломой туловища твердый предмет, я вытащил наружу тряпичный мешочек с завязками и осторожно передал в руки амазонки. Еще спустя мгновение дрожащие руки Флоримель извлекли на свет божий знаменитый сапфир весом в триста карат из короны герцогского дома д' Астра.