Ингрид снова осмотрела рану Затопека, сделала перевязку, выказывая себя женщиной, хотя любой из отряда может сделать не хуже, обучены, умеют, программа экстренной помощи входит в курс обучения спецназовцев.

Впереди слева от дороги показался лагерь, три грузовых автомашины и легковая, две палатки, похоже на пикник, если бы не столько мужчин в камуфляжной форме.

Левченко, не отрывая от них взгляда, протянул руку к Челубею.

– Дай бинокль. Мне кажется, это черкесы…

Челубей изумился:

– Какие черкесы? Это берберы, не видишь?.. И вообще, откуда в Тунисе черкесы?

– В Тунисе и евреи живут, – буркнул Левченко. – Как отдельный народ… Все-таки это черкесы, блин… Куцардис, гони… Нам нельзя останавливаться!

Грузовик ревнул и понесся как низколетящая ракета. Со стороны лагеря прозвучали две короткие очереди, прицеливаются, что ли. На такой дистанции автомат как оружие ближнего боя бесполезен, разве что случайной пулей достанет, но я похолодел при такой мысли, ясно и отчетливо представив, как в меня вонзается такой вот раскаленный кусок металла и, пронзив мои хилые мышцы, рвет мои внутренности…

– Пригнитесь, – велел я, – там впереди на возвышенности двое с автоматами!.. Нет, трое!

– Это черкесы, – крикнул Левченко. – Профессор…

Я не отвечал, ухватив автомат, уперся для устойчивости и, едва грузовик вышел на дистанцию, я открыл огонь. Челубей, Ингрид и Левченко моментально сориентировались и тоже начали стрелять в ту сторону, хотя еще не видели противников.

Над краем нависающего над дорогой обрыва появились головы с выставленными стволами автоматов, одна поникла сразу, вторая дернулась обратно, а сам автомат выпал из его рук.

Третий поспешно отодвинулся, а наш грузовик с ревом пронесся по дороге. Челубей радостно хохотал, Левченко спросил быстро:

– Никто не ранен?.. Чего ржешь?

Челубей показал ему новенький автомат, выпавший из рук черкеса в засаде.

– Он тебя прикладом чуть не убил!.. Ты посмотри, еще смазка сохранилась!.. Ну американцы, ну молодцы!.. И белым продают, и красным, и черным, и зеленым…

Затопек проговорил с завистью:

– А почему вам так везет?.. Даже новенькие автоматы на головы бросают… Вот это жизнь…

– Еще бы ящик с патронами, – сказал Челубей. – Вон ты как хорошо лежишь. Полкузова занял! Можно с самолета бросать, не промахнешься. Мягкий…

Из машины было видно, как внизу в распадке боевик в длинной до земли одежде установил миномет, закинул мину в жерло и, присев и отвернувшись, зажал ладонями уши.

Выстрел грянул такой, что горы дрогнули, снаряд по крутой дуге ушел через горную гряду, через несколько секунд с той стороны раздался мощный взрыв. Взлетели мелкие осколки.

Челубей спросил в недоумении:

– Он что, рехнулся? Мы же здесь!

– Эгоцентрист, – сказал Левченко.

– Чё-чё?

– С чего ты решил, – ответил Левченко, – что весь мир крутится вокруг тебя?.. Тут столько групп, группировок, партий, течений, что шайтан ногу сломит!..

– Чертов басмач, – ругнулся Челубей. – Вот так с минометом, гад!

Куцардис оглянулся на меня с надеждой.

– Надо бы его снять…

– У тебя руки заняты, – напомнил я.

– Это я быстро, – заверил он и, торопливо остановив машину на полном ходу так, что всех нас бросило на кабину, ухватил винтовку. – Сейчас я его… А то вдруг он и по нам шмальнет… А что такое басмач?

– Новое поколение, – проворчал Челубей. – О душманах и то уже забываете, куда уж о басмачах…

Куцардис торопливо прицелился, человек в арафатке только-только поднес мину к жерлу миномета, как Куцардис нажал на спуск.

Минометчик вскинул руку и, не выпуская мину, завалился лицом вперед. Куцардис приосанился, отдал винтовку нам за спину и снова ухватился за руль.

Судя по картам гугла, можно пройти через небольшой лесок и по краю овражка, а там выбраться на дорогу к Эль-Кефу, сократив путь по меньшей мере на сорок миль.

Я указал на планшете Куцардису, тот поколебался, но кивнул.

– Если вон то темное пятно не какое-то болото… то проберемся.

– Какие в Тунисе болота? – сказал я. – Появись у них хоть одно, они из него национальный заповедник сделают… Качество снимка просто хуже некуда…

– Там просто ниже местность, – заметил Челубей. – Вот смотрите, везде тени от солнца, а там тьма… Только и всего.

Вскоре Куцардис свернул, бодро пронеслись через лесок, все напряженно всматривались вперед, первым рассмотрел впадину и с облегчением вздохнул Челубей.

– Я же говорил!.. Небольшое понижение, съезд хороший… Думаю, и выберемся на той стороне так же легко. Дорога там рядом?

– В двух милях, – ответил Куцардис.

– Ну вот…

Впадина походит то ли на кратер древнейшего вулкана, что осел за миллионы лет и почти сровнялся с поверхностью окружающей земли, то ли на воронку от огромного метеорита, что шарахнул не меньше миллиона лет тому, раз уж никаких следов…

Когда мы проехали почти до середины, я сказал быстро:

– Стоп!.. Возле тех камней останови.

Куцардис спросил испуганно:

– А что там?

– Там укрытие, – ответил я. – А впереди какие-то морды разбили лагерь… или первобытную стоянку. Не нравится мне это…

Без бинокля рассмотреть сложно, я-то через спутник, Левченко некоторое время смотрел в бинокль, Челубей спросил в нетерпении:

– Ну что там?

– Похоже на «Братьев Али», – сказал Левченко, – только у них и «Заветов Алсу» такие повязки… Но «Заветы» должны быть намного левее… где-то миль на сто.

Челубей спросил быстро:

– Ты скажи лучше, чем они отличаются друг от друга?

Левченко покачал головой.

– На самом деле очень сильно, но с нашей точки зрения вообще ни в чем. Ни друг от друга, ни одна от другой. Хотя различия есть, но для нас они как китайцы, что все на одно лицо. «Братья Али» как бы из умеренных исламистов, но умеренность их в том, что головы не режут, а устраивают массовые казни, ставя жертвы на колени и стреляя в затылок. У «Заветов» группировка вроде бы самая непримиримая, но эти вообще пленных не убивают, да. А непримиримыми их считают за то, что принимают только суннитов определенного толка хасаулитов. Есть еще отряды «Ветер Веры», «Гора Аксы», «Люди Шотт-эль-Гарса», «Знамя Бургибы», их главный старается держать их на разных участках, а то начнут стрелять друг в друга…

– Весело живут ребята, – сказал Челубей. – Что делать будем?

Я перешарил инет в поисках ключа, но глухо, подсказок нет, сказал неохотно:

– Они нас видят, не стреляют. Либо дисциплинка уже есть, либо что-то хотят… Нам же придется ехать через них. Справа и слева камни… Либо назад, либо вперед.

Левченко подтвердил:

– Обычно лупят даже в воздух, не жалея патронов. Командир, пойду я?

– Нет, – сказал я, – пойду я. Хотя ладно, ты больше похож на местного, а я буду как белый наемник. Пойдем вместе. Остальным держать их под прицелом!

Ингрид сказала зло:

– Не понимаю, зачем это вам нужно.

– Нам нужно ехать дальше, – ответил я. – А орущая толпа на джипах за спиной как-то раздражает наше утонченное восприятие. И отвлекает, что важнее. Куцардис, вруби мобилу. Должен слышать все, понял? Вдруг будем говорить о квартире, где деньги лежат? И вообще все слушайте, кому не позакладало. Майор, готовы?

Левченко ответил бодро:

– Ко всему хорошему!

– Это не гарантирую, – ответил я, – но скучно не будет.

– Здесь жизнь веселая, – согласился он. – Это не мух бить газеткой в офисе.

Лагерь раскинулся вокруг двух грузовиков, четыре просторные палатки, длинный самодельный стол, настоящая полевая кухня, ветерок донес слабый аромат бараньей похлебки.

Нас заметили издали, вокруг лагеря нехилая охрана, кто-то выстрелил в воздух, еще двое, показывая, какие они отважные, выпустили в небо по автоматной очереди, наконец к нам навстречу вышли тоже двое, высокий и красивый блондин, я даже пожалел, что не взял Куцардиса, были бы как партия и Ленин, что близнецы и братья, а второй приземистый и грузный араб, тоже будто не араб, а бюргер из Мюнхена.

Блондин чем ближе подходит, тем смотрится великолепнее и красочнее, высок, широк в плечах, рельефная мускулатура, хоть сейчас на чемпионат по бодибилдингу, лицо продолговатое, худощавое, мужественное, а глаза такие, что берет оторопь – синие-синие, яркие, почти светящиеся. Наверное, таким же был некогда Лоуренс Аравийский, легенда английской разведки.

Он всмотрелся в нас с пренебрежительным интересом, а я спросил издали:

– У вас там много людей с автоматами, а мы не воюем, просто туристы… Мирные, любопытные, природу фоткаем, развалины живой природы, карфагенизмы…

Араб скривился, а блондин поинтересовался лениво:

– Что-то акцент странноват… Европеец, это понятно. Русский?

Я ответил мирно:

– Как и ты. Хорошо чешешь по-арабски. Тебя как звать?..

Он кивнул на Левченко.

– А этот понимает?

– Он настоящий араб, – сказал я. – Абдулла, поприветствуй нашего соратника…

Левченко поклонился и сказал витиевато на арабском:

– Аллах стоит за спинами всех, кто держит в руках оружие. Пути его неведомы, но суд его будет строг.

Блондин кивнул.

– Вижу, чешет по-ихнему чисто. Хороший у вас гид. Явно в спецвойсках стажировался. Меня в том старом мире звали, только не смейтесь, Иваном. Мне всегда хотелось, чтобы мое имя было типа Ричард, Роланд, Гастинг, Нибелунг… Но здесь у них «Иван» звучит так, как у нас «Ричард Львиное Сердце»…

Я прислушался к его акценту, спросил по-русски:

– Ты из Рязани, что ли?

Он посмотрел на меня волком, лицо стало неприятным, почти прорычал, как волк:

– Я москвич, скотина, сам ты рязанец…

– А где жил?

– На Донского, – ответил он с нажимом. – Возле метро.

– Ух ты, – восхитился я. – А я на Скобелевской!.. Ты в Северном Бутово, а я в Южном. Соседи!..

– Сейчас я тебя по-соседски, – пообещал он, – немножко убью…

– За что?

– За оскорбление… Ишь, рязанец!

– Все мы в руке Аллаха, – ответил я. – Слушай, раз уж мы земляки, скажи своим, что мы тоже за царя, за веру и Отечество. В смысле, за халифат. Хотя и за деньги. Пусть уберут вон оттуда с вершинки пулемет, что за серым и пятнистым камнем.

Он широко улыбнулся.

– Дорогу нужно держать под прицелом. А стрелять или не стрелять – другое дело. Но вообще-то можете ехать…

Его молчаливый напарник, что, как и Левченко, помалкивал, только рассматривал в бинокль наш грузовик, вдруг сказал радостно:

– Шурале, у них там женщина!.. Очень красивая!..

Блондин сказал заинтересованно:

– Да?.. А ну-ка..

Он выдернул из его руки бинокль и всмотрелся очень внимательно.

– В самом деле… Какая гордая красота… Это кто?

– Моя жена, – ответил я.

Он посмотрел на меня внимательно, покачал головой.

– Врешь…

Араб заговорил быстро и зло, затем махнул рукой, побежал обратно к своим. Там боевики заговорили между собой, вскинули над головами оружие.

Блондин сказал с сочувствием:

– Мы вас пропустим, но женщину придется оставить. Видишь, народ против. А глас народа – глас Божий.

Я пробормотал:

– Не понял… У вас что, демократия?

– Первобытно-общинная, – уточнил он. – Даже коммунизм. Правда, пещерный. Но такой искренний… Скажи своим, женщина пусть отойдет в сторону.

Я поинтересовался:

– А тот снайпер, что вон между теми двумя камнями на самой вершине, рядом с пулеметчиком, он держит на прицеле меня или женщину?

Он широко ухмыльнулся.

– Заметил? Набью обоим морды, чтобы в следующий раз маскировались лучше. Распустились, никак к дисциплине не приучу… Тебя, конечно, на прицеле. А женщину зачем?.. Или она такая же туристка, как и ты?

– Зачем вам женщина? – спросил я.

Он с интересом всмотрелся в мое лицо.

– Ты же знаешь… Почему спрашиваешь?.. Действительно, с какой целью… странно… Вон сколько горячих парней, уже неделю без баб… Будь реалистом… мир бывает жесток и грязен… но приятен…

Я сказал негромко:

– Куц, давай.

Он насторожился, сказал быстро:

– Что?..

– Не дашь в морду снайперу, – сообщил я. – Хотя и мне хочется…

Со стороны его лагеря раздалась стрельба. Он бросил руку к кобуре, но застыл, мой пистолет, что появился в моей руке с непостижимой скоростью, уже смотрит ему прямо в лоб.

Он замер, затем медленно выдохнул и убрал пальцы от кобуры.

– Ну ты и ганфайтер…

Левченко с автоматом в руках ринулся к месту схватки, но выстрелы утихли раньше, чем он добежал.

Иван сказал зло:

– Там было двенадцать человек, сволочи вы все… Неужели сумели? Вы кто?

Я с силой ударил его рукоятью пистолета по зубам и тут же снова взял на прицел.

– Ты как разговариваешь?

Он закашлялся разбитым ртом, прижал ладонью разбитые губы, кровь часто-часто закапала между пальцами.

– За… что?

– За хамство, – пояснил я.

– Ты что… интеллигент хренов?

– Я интеллигент, – согласился я, – а вот ты хренов. Хочешь, и остальные зубы выбью?.. Распустился на югах. Где культура белого человека? Бремя белых нужно нести достойно, как завещал великий Редьярд!.. А не женщин насиловать, да еще против их желания!

Он проговорил зло, взгляд обещает немедленную смерть:

– Я тебе что, араб?.. С белым мог бы и повежливее.

– Аллах не различает цвет кожи, – напомнил я, – а душа у тебя черная. Ладно, хоть ты и земляк, но разве не все люди на свете земляки? Аллах не видит разницы.

Он сказал в недоумении:

– Ты какой-то слишком грамотный… И какого хрена здесь?

– Иди к гуриям, – сказал я, но почему-то это прозвучало, как будто послал к черту. – Это был твой личный отряд?

– Мой, – ответил он зло. – Полгода подбирал, учил, готовил этих тупых чурок, отсеивал, выгонял слабых… Остались настоящие львы! А вы их, сволочи, так просто…

– А у меня овцы, – сообщил я. – Всего четверо. Но зубатые овцы. Осторожно вытащи пистолет, роняй на землю и отступи.

Он буркнул:

– Ага, турист… бабушке своей скажи.

Когда отступил на три шага, я носком ботинка отшвырнул в сторону, кивнул в направлении его боевиков:

– Топай туда.

– В спину выстрелишь? – спросил он равнодушно.

– Без отряда и жизнь не мила? – поинтересовался я. – Другой соберешь. Еще и похвалят, что все погибли, а ты выжил.

– Ты смотри, – буркнул он. – Я тебя все равно найду, гад.

Издали видно, что все целы, кроме Затопека, тот охраняет грузовик, а боевики убиты все, за исключением толстого араба, который приходил с красавцем Иваном.

Он сидит, раненный в ногу, зло сверкает глазами, Ингрид держит его на прицеле. Думаю, он уже не так рвется обладать этой красивой женщиной… Хотя кто знает, эти питекантропы такие непонятные…

Куцардис и Челубей спокойно взяли на прицел Ивана, а я рявкнул арабу:

– Имя, звание?

Араб прошипел ругательство, я с силой пнул его в раненую ногу. Он застонал, скрипнул зубами, начал было подниматься, но нога подломилась, рухнул на землю.

– Его имя Саллахран, – сказал Иван. – Ничего вам не даст и не скажет. Он простой, хоть и смышленый мародер. Избивать его бесполезно…

– Так тому и быть, – согласился я.

Отдача от выстрела чуть тряхнула кисть, но уже слабее, мышцы крепнут, привыкают. Саллахран завалился на спину, дыра во лбу такая, что пролезет черенок лопаты, явно кости рыхловаты, остеопороз уже в расцвете.