Левченко перебрался на сиденье рядом с Куцардисом, принял у него из рук баранку. Челубей уже вытащил из чехла снайперскую ХМ8, что пришла на замену беспорочно отслужившему в армии целых 40 лет семейству М16/М4.

Куцардис ревниво выхватил у него свою красотку, лицо стало таким счастливым, как если бы он в рукопашной перебил всех террористов на свете.

Я смотрел, как он любовно готовил ее к выстрелу. В ХМ8 выпустили четыре основных варианта – базовый карабин, компактный карабин, снайперская винтовка и ручной пулемет, не говоря о десятке промежуточных. Везде можно одиночными и автоматическими, скорострельность 700–825 выстрелов в минуту, а убойная мощь такова, что пробивает любой бронежилет. Правда, эти тунисские казаки даже не слышали о такой смешной и позорящей мужчин вещи, как бронежилеты, героям жизнь не дорога.

– Дай-ка посмотрю, – сказал я и, взяв у него винтовку, начал ловить в прицел головной автомобиль погони.

Куцардис наблюдал, как я держу винтовку, сказал одобрительно:

– Хорошо… руки не дрожат… Но на таком расстоянии не попасть.

– Почему? – спросил я. – Здесь меньше километра. А она прицельно бьет почти на два.

– Если лежа, – уточнил он, – и по неподвижной мишени.

– Движенья нет, сказал мудрец брадатый…

– Другой смолчал, – продолжил он молниеносно, – и стал пред ним ходить! И лучше он не смог бы возразить…

– Ого, – сказал я пораженно, – и такие люди в спецназе?.. Все равно первый прав в том смысле, что если движение раздробить на мелкие отрезки…

Я нажал на скобу, Куцардис вздрогнул от неожиданности, невольно посмотрел в сторону погони, затем снова на меня.

– Надеетесь в кого-то попасть?

– Проверяю парадокс Зенона, – сказал я.

Ингрид и Челубей смотрели с непониманием, а Куцардис как самый грамотный, объяснил, малость рисуясь:

– По Зенону, любое движение состоит из множества неподвижных позиций. Профессор сумел согласовать моменты, когда та машина стоит, и мы тут на полном ходу стоим…

Голос звучал с неприкрытой иронией, я не дослушал, поймал момент и выстрелил снова. Автомобиль, что несется за нами первым, резко вильнул, слетел с дороги и вломился в кусты. Остальные два проскочили, не снижая скорости, люди в кузовах размахивают оружием над головами, делают угрожающие движения, юг, эмоции, жаркое солнце…

В нашем кузове разом замолчали. Я сказал успокаивающе:

– Это у них радиатор забарахлил.

Снова долго ловил момент, выстрелил. Вторая машина, что сейчас идет первой, вроде бы чуть вильнула, но скорости не снизила, только в кузове вроде бы размахивать автоматами стали меньше.

Еще выстрел, и автомобиль начал замедлять скорость, его обогнал третий и быстро пошел впереди.

Я сказал мирно:

– Наверное, шофер устал.

Левченко проговорил озадаченно:

– Так вот как вы нашу базу громили… Несерьезно как-то, профессор. Патетики нет.

– Минутку, – сказал я. – У этого автомобиля мотор вроде бы мощнее. Вон как прет… Прям как Наполеон по Египту.

Теперь наблюдали с уважением и даже почтением, а Куцардис с откровенной завистью.

Ингрид сказала странным тоном:

– Он же у нас Шатерхэнд – Верная Рука, Друг Индейцев.

Третий «хамми» удалось остановить только с третьего выстрела. Я передал винтовку Куцардису, тот смотрит такими восторженными глазами, что да, я для него бесспорный командир, отец и бог. Остальные даже притихли, потом заговорили быстро и сварливо, обсуждая способы, с помощью которых можно на таком расстоянии из кузова двигающегося по неровной почве автомобиля попадать в другие автомобили, что несутся по извилистой дороге, точно так же подпрыгивая и виляя из стороны в сторону.

Боевики, покинув остановившийся джип, сгоряча даже бросились вдогонку, на ходу открыли стрельбу, хотя на таком расстоянии пули вообще не долетят, но стрелять так сладостно, как удержаться?

И все равно зрелище для меня неприятное, хотя и знаю, что малокалиберные автоматные пули упадут на землю, едва-едва пролетев половину разделяющего нас расстояния.

Левченко спросил с сияющими глазами:

– Никому не хочется остановиться и подраться?

– Здесь все взрослые, – заверил Челубей. – Нам бы поесть да поспать… А те ребята, что позади, пусть осваивают профы автомехаников.

– Ага, – сказал Затопек вяло. – Они ж только стрелять умеют, гады… А пахать нам, несчастным.

Левченко с облегчением улыбался, все-таки гнать «хамми», когда нет погони, приятнее, хотя мы и сами гонимся, вся жизнь наша в погоне за кем-то или за чем-то, что философы именуют счастьем, а иначе застой роду человеческому…

Великий вождь всех народов был прав насчет усиления борьбы темных сил по мере нашего приближения к светлому будущему, то есть сингулярности.

Началось еще в те времена, когда некоторые из питекантропов ощутили, что вместе с себе подобными в этом злом мире выживать проще. Таких нашлось мало, но они уцелевали в мире, полном опасностей, чаще.

Вряд ли они росли за счет прибившихся к ним, скорее за счет подрастающего выводка. Из них большинство тоже грызлись с родителями и уходили, где постепенно погибали, а мелкие сообщества питекантропов разрастались, наконец вид разошелся на две близкие ветки: в одном так и остались жить небольшими семьями, а в другом, более миролюбивом, уживалось настолько много народу, что род превратился наконец-то в племя. Первых мы знаем как неандертальцев, а вторых зовут кроманьонцами, хотя они оставались одним видом и постоянно скрещивались, пока кроманьонцы не поглотили неандертальцев благодаря своей численности.

Но питекантропы, живущие в крови неандертальцев и кроманьонцев, продолжали противиться любым видам упорядоченной жизни в обществе. Отсюда и луддизм, и воспевание пиратов, разбойников, борьба с властью и порядком, анархизм, а теперь вот, когда мир стал таким сложным и насыщенным, эта борьба питекантропьей тьмы с прогрессизмом кроманьонства стала просто ожесточенной.

Ингрид пихнула меня в бок.

– Ты не заснул?.. Вид у тебя больно философский.

– Глубокая философия на мелком месте, – согласился я. – Прикидываю насчет методов борьбы с халифатом. Не вижу пока у них слабых мест… за исключением недостатка собственной техники. А так даже методы у нас примерно одинаковые…

Она сказала с возмущением:

– Что? Это где мы берем заложников?

– Заложников не берем, – согласился я.

– Ну вот!

– Но почему не берем? – переспросил я. – Мы такие милосердные? Придерживаемся каких-то законов?.. Три ха-ха!.. Мы не берем их потому, что для нашего противника ни жизни врага, ни собственные жизни ничего не значат. Если с криком «Аллах акбар» готов взорвать себя, только бы нанести ущерб противнику, то станет ли за жизнь соратника делать какие-то уступки врагу?

Ингрид запнулась с ответом, Левченко обронил:

– Все верно, это люди идеи. Отказывались выкупать даже крупных полевых командиров.

– Как израильтяне, – сказал Куцардис с кривой усмешкой. – Те тоже с террористами не ведут переговоров.

– Израильтяне те же исламисты, – сказал Челубей.

Левченко как знаток Корана сказал веско:

– Ислам гораздо ближе к Библии, чем христианство.

– Восток – дело тонкое, – сказал Челубей со вздохом. – А мы все толстые. Кроме Затопека… Эй, дружище, ты еще жив?

Затопек простонал сквозь стиснутые зубы:

– Рано радуешься, жив…

Левченко крикнул от руля:

– А что там на параллельной дороге?

Челубей изумился:

– Здесь еще есть дороги?

Я помалкивал, пыльное облачко уже заметил пару минут тому, ощущение такое, что параллельно с нами в одну сторону мчатся на большой скорости два грузовика с боевиками…

Дорога то понижалась, то приподнималась, в какой-то момент понеслась, как большая ящерица, почти по гребню, Ингрид вскрикнула, по ту сторону горной гряды два военных грузовика несутся с хорошей крейсерской скоростью, и не по бездорожью, у них дорога даже лучше.

Гряда быстро понижается, через какой-то километр дороги сойдутся, что чревато больше для нас, боевиков в кузовах многовато.

– Левченко, – велел я, – остановись. Может быть, нас не заметили.

– Или не обратят внимания, – сказал Куцардис.

Челубей проворчал:

– А чего бы им не поразвлечься по дороге?.. Они здесь власть. И полиция, и судьи.

– Да и палачи, – слабо простонал Затопек. – Хотя кто знает, что хуже, когда режут или когда вот так везут…

Челубей взял штурмовую винтовку, Куцардис положил на колени снайперскую.

Разделяющий нас гребень постепенно понижается, уже видно верх обоих идущих параллельным курсом грузовиков, в кузовах люди как будто впервые заметили нас, в руках появились вскинутые над головой автоматы, кто-то дал длинную очередь в воздух.

– Может быть, – предположила Ингрид со слабой надеждой, – это приветствие?

– Не совсем, – ответил Куцардис. – Я таких ребят встречал не раз. Левченко, дави на газ!

Левченко взглянул на меня, я промолчал, и он рывком бросил машину вперед.

В первом грузовике в кузове один начал поворачивать в нашу сторону пулемет. Еще один поднялся с длинной трубой ракеты «земля – земля», но грузовик качнуло, и он рухнул на своих соратников.

Грузовик остановился, иначе выстрел будет в небо, если не в кабину, видно, как боевики размахивают оружием, кто-то стреляет в нашу сторону, несмотря на расстояние, точно не профессиональные военные, а всякий сброд с оружием.

Боевик с лаунчером встал, расставив ноги, начал ловить нас в крестик прицела.

Я моментально рассчитал скорость движения нашего «хамми», направление и скорость полета ракеты, ее маневренность, заорал:

– Жми по полной!.. А перед поворотом по тормозам!..

Ингрид вскрикнула:

– Ты с ума сошел…

Левченко, сцепив зубы, выполнил мой указ, игнорируя крики Ингрид, что женщины понимают, а когда ударил по тормозам, мимо оконного стекла пронеслась ракета, едва не попортив обшивку, и тут же саданулась в каменную стену гряды.

Взрыв качнул нас, горячая волна ударила в лицо. Я прокричал:

– Жми!.. Должен успеть вон до того гребня!

Ингрид молчала, только выставляет ствол автомата в сторону опасности, а Левченко моментально разогнал «хамми» по этой проклятой дороге, как они только ездят…

Я видел, как ракетчик приложил к плечу лаунчер, через мгновение оттуда вырвалась вторая вспышка огня и понеслась к нам.

– За гребнем, – прокричал я, – тормози!

Через пару секунд автомобиль остановился так резко, как можно только на таких дорогах, на асфальте тащило бы еще пару десятков метров.

По ту сторону гребня раздался взрыв, на головы посыпались мелкие камешки.

– Теперь гони, – велел я. – Больше нас из лаунчера не достать…

Левченко, поглядывая на меня уважительно и полностью игнорируя Ингрид, она все-таки только капитан, да еще женщина, что еще ниже капитана, сдвинул автомобиль с места и погнал достаточно быстро, но не настолько, чтобы это выглядело как бегство.

Я подумал с раскаянием, что парень слишком уж верит в меня, я же доктор не военных наук, но как хорошо, что есть люди, так беззаветно верящие в науку!

Затопек сказал недовольно:

– Да что же это такое… Как будто знают, что у меня пуля в плече, а без меня вас голыми руками бери!

– Даже без перчаток, – согласился Куцардис. – Профессор, это не случайность?

– Не похоже, – согласился я.

– Неужели у кого-то целая область на поводке?

– Это необязательно, – сказал я. – Достаточно сообщить всем, что некие белые наемники уже не наши, и кто перебьет их и заснимет на видео их тела… а лучше их казнь, получит, к примеру, миллион долларов.

Челубей задумался и начал загибать пальцы, Затопек сказал подозрительно:

– Ты мою долю не уменьшай!

Челубей сказал со вздохом:

– Все равно получается мало… Вот если миллион дали за тебя, я сразу такого засранца за борт. А за одного только профессора должны заплатить миллионов пять!

Куцардис вздохнул.

– Значит, о нас знают больше, чем хотелось бы.

– Похоже, – согласился я. – Видимо, настоящий хозяин приглядывал за лабораторией дистанционно с помощью видеокамер… Но после того как фляга с вирусом была вручена посыльному и тот взлетел на вертолете, я думал, следить будет только за драгоценной посылкой…

– Наверное, – предположил Левченко, – хотел дать новое задание ученым, а там такое… Понял, что гонимся за посыльным, велел всем, кого смог нанять, остановить нас…

– И объявил награду, – добавил я. – Чтобы облава стала более массовой.