Человеку достаточно прожить в Зоне полгода, чтобы обрасти внушительным числом полезных знакомств. Выживание требует общительности, а также небольших одолжений для тех, кто может оказаться полезным в трудную минуту. За годы пребывания в рядах сталкеров я не нажил себе десятков друзей. Строго говоря, друзей у меня, за исключением Мишки Верещагина, вообще не было. Верные бойцы, товарищи по оружию, военные сталкеры – да, но никого из них я не мог назвать настоящим другом. Информаторов, напротив, было больше, чем у многих. Я всегда умел находить общий язык с поганью вроде мародёров, сектантов и прочего отребья, обитающего в Зоне. Кого-то выгородил перед сталкерами, кому-то помог аптечкой, а кого-то и от зверья прикрыл. И одним из таких информаторов был Лёня Декан.

Знакомство наше состоялось уже в те времена, когда я вступил в ряды военных сталкеров. Декана и ещё одного мародёра, прозванного, если мне память не изменяет, то ли Семёрой, то ли Пятёрой, задержали недалеко от Рубежа. Я не позволил их расстрелять, заключив с бандитами своеобразный договор: жизнь за информацию и помощь, если таковая потребуется. Как ни странно, Лёня оказался из тех, кто помнил о старых долгах. Именно поэтому он откликнулся на моё сообщение: «Нужно встретиться. Рубеж. 18:00». Лаконичный ответ пришел моментально: «Буду». Всегда бы так.

И вот в лесополосе, километрах в четырёх от Рубежа, мы встретились в условленное время. На нашем обычном месте. Лёню я заметил издали. Меж кряжистых, изогнутых сосен стоял иссечённый пулями бронетранспортёр западного образца. «Бредли», если не ошибаюсь. Возле транспорта с папиросой в зубах расположился Декан. Ему было наплевать на то, что запах табака может привлечь сталкеров, военных, мародёров или, что гораздо хуже, мутантов. О таком Лёня не задумывался. Несколько тюремных сроков уверили его в том, что теперь-то он – авторитет, а на такую «шишку» никто не смеет бросаться из тёмных зарослей. Самовлюблённый дурень. Но, надо отдать ему должное, хитрый.

– Здоров будь, начальник, – издали поприветствовал меня Декан.

– Здорово.

Лёня ничуть не изменился. Тот же ёршик седых волос, та же реденькая бородка, та же нездоровая улыбка.

– Какими судьбами в нашем захолустье? – Декан едва не изобразил счастливую мину. Опять в своем репертуаре.

Зубы желтые, почти коричневые от паршивой пищи и табака, который мародер любил жевать на манер ковбоев. Было время, я приносил ему пару-тройку пачек из-за Рубежа. Тогда Декан улыбался во все двадцать два с небольшим оставшихся и сообщал: «Подгон, ага».

– Ищу одного ста… – я замер на полуслове, заметив возле броневика второго мародёра – тощего парня лет двадцати пяти.

Проследив за моим взглядом, Декан успокаивающе махнул рукой:

– Всё пучком. Это Маккена. Можешь ему доверять. Говори, кого потерял.

– Сталкера. Прозвище Зверь.

Услышав кличку беглеца, Декан переменился в лице, а Маккена витиевато выматерился.

– Ты в судьбу веришь, Жура? – после недолгой паузы спросил Лёня.

– Допустим…

– Тут вот какое дело, – Декан хмыкнул, – видел я твоего Зверева позавчера.

Я вопросительно посмотрел на собеседника. Был ли я удивлён? Нисколько. В последние дни совпадения перестали казаться таковыми, всё складывалось в чёткую картину. В картину очередного пути.

– Мы с ним при странных обстоятельствах столкнулись. Шел он, значит, с заброшенной территории Завода, весь увешанный оружием, а я со своими ребятами артефакты искал на Могильнике…

– Да ну? – я наигранно удивился. – Прямо артефакты? Прямо искал как грибы?

Декан осклабился.

– Ну, не совсем артефакты и не совсем искал. В общем, сидели с пацанчиками у костерка, чифирок тянули. Тут оба-на – сталкер прямо к нам. Я, говорит, хочу убить торговца Харитона, выручайте.

– Вот прямо так, внаглую? – я вскинул брови. Декан развел руки в стороны, давая понять, что все правда. – А ты?

– Я человек законопослушный, – снова ощерился он в подобии улыбки, – спросил про свою выгоду в этом деле. Знаешь, что он предложил? Он мне новичков перебить предложил, паскуда…

– И ты, конечно, отказался?

– Я, товарищ начальник, могу ограбить человека, убить могу, если тот на меня окрысится, а сопляков мочить ради хабара – не по понятиям это!

– Значит, ты отказался?

– Всё так. Тогда этот самый Зверев пошел к ребятам Боровика, которые на Пустыре тогда были. Смотрю, идут: Зверев, парни Боровика – человек пятнадцать. Мне этот Зверев и говорит: «Дурак ты, дядя. Мы с ребятами сейчас в село пойдем и Харитона завалим. Молодых покрошим».

– А ты?

– А чё я? Я в блудняк вписываться не стал. Мы с ребятами моими – Маккеной и Семёрой – двинули оттуда. Вдруг слышим – стрельба. Пошли посмотреть, чё к чему. А там – мрак! Эти отморозки на колонну военных напали, трупов – куча. Вокруг «лешие» и «пепловцы» бегают, шум, гам, стрельба. Не успели ничего сделать, а в нашу сторону уже Инквизитор со своей кодлой прёт. Семёру завалил тут же. Эх, такого парня сгубил… Ну, мы в пустой броневик забрались и дёру. Отсиделись неподалёку отсюда, а тут и твоё сообщение пришло.

– Так, значит, Зверев с отморозками спелся?

– Да, – Декан пожал плечами.

– И Харитона убить решил?

– Ну.

– И на колонну напал?

– Ну да. Ты чё, начальник, за новостями вообще не следишь?

Я лишь поморщился:

– Не до новостей, Лёня, было. Так что с Харитоном?

– Жмур он, этот торговец. Зверев его завалил, нескольких «леших» покрошил и на Болота ушел. Инквизитор собрал всех своих и – за ним. А в село вояки пришли, танк поперёк дороги поставили. Говорят, скоро операцию начнут, будут искать тех, кто колонну разобрал на запчасти.

– А тут ты на броневике, – съязвил я.

– Падлой буду, Жура, я ваще ни при чём! А броневик пока припрячу, до лучших времен. В хозяйстве хорошая швейная машинка завсегда в радость. Вдруг штаны порвутся? Иначе и правда – попадем под замес…

– Значит, на Болота ушел… – я шагнул к броневику, постучал костяшками пальцев по посеченной броне. – Конкретнее не скажешь?

– К Болотнику, наверное. Такие убогие к лекарю часто приходят. А так… Извини, я с ним особо не общался. Могу навести на человечка полезного. У меня на старой ферме осведомитель отсиживается, Бруно кличут. Он о Звереве много чего может рассказать. У них там какие-то дела совместные были вроде бы.

Я отмахнулся. Нет, идти к старой ферме было некогда. От Декана мне требовалось одно – подтверждение слов Иванова, и он их подтвердил. Да, сталкер Зверь слетел с катушек. Да, он пошел на Болота. И уж если Иванов заявил, что психопат укроется в доме у Болотника, скорее всего, так оно и есть.

– Ладно, Лёня, спасибо, береги себя. И штаны тоже. А я пойду.

Декан кивнул:

– Ты себя береги, начальник. Мутные дела в Зоне творятся…

А я уже шагал прочь. Метрах в трёхстах из зарослей показался Верещагин, передал мне рюкзак, и мы молча двинулись в сторону Болот.

– Чё это было, Декан? – просипел Маккена, когда сталкер скрылся из виду.

– Политика, брат. Сейчас этот военстал сообщит своим, что всё затеял Зверев, и мы чисты. К утру тут вояк будет полно. Надо скорее броневик поглубже тарить и в леса валить.

– А чё там, на старой ферме? Какой Бруно? Там же мутанты вроде поселились?

– Ну, – Декан улыбнулся, – вот я одного назвал Бруно.

– Типа, сперва Зверева хотел к мутантам сунуть, теперь этого, да?

Леонид смешно скривился и провел пальцем по шее, словно хотел себе перерезать горло.

– Вот ты голова!

– А то, – Декан подмигнул напарнику, – хочешь жить – умей вертеться.

Я был хорошим сталкером. Пусть следопыт из меня оказался не слишком талантливый, но выследить группу «леших» на Болотах оказалось несложно. Их осталось всего пятеро. Лёня Декан не лгал. На удивление точно описал ситуацию со Зверевым, и теперь нам необходимо было опередить Инка, найти засевшего на Болотах сталкера до того, как на хвост бедолаги наступят охотники на мутантов.

От Рубежа звериными тропами – сутки хода до болотного дома. А вот «лешие» против нас сильно отставали. Я прикинул, каким путём отряд Инка пойдёт через топи. Оказалось, что выбрали охотники далеко не самый короткий – через Белый остров. Там они наверняка заночуют, а мы с напарником как раз успеем добраться до Болотника и его пациента.

Выбрав наименее топкий участок суши на берегу длинной, широкой протоки, затаились, разложив на брезенте содержимое рюкзаков, которые всучил нам с Мишкой благодетель Иванов. Готовил к рейду, сволочь… Из каждого рюкзака на брезент легли три полных рациона, двухлитровая бутылка воды, индивидуальная аптечка, запасной магазин к спецавтомату, складной нож и целая куча неведомого хлама. Я покопался в рационах, выбрал лишь самое необходимое, выудил из аптечки несколько ампул и одноразовый шприц. В ампулах ждали своего часа чудовищно вредные, но необходимые в данной ситуации медикаменты. По полкубика из каждой ампулы, засучить рукав, перетянуть руку жгутом, поработать пальчиками, сжимая и разжимая кулак несколько раз, вколоть, снять жгут.

– Ты что делаешь? – заволновался Верещагин.

– Лекарство против страха, – я усмехнулся, – ну и против усталости. Тебе не предлагаю.

Он и не согласился бы. Я подождал, пока по венам начало растекаться жгучее тепло, еще несколько раз сжал-разжал кулак. Порядок. Химическая бурда позволит мне часов тридцать не чувствовать усталости. Потом, конечно, срубит, но тут ничего не поделаешь. Впереди долгий и опасный путь до дома Болотника и обратно, а после беготни от аномального вихря меня до сих пор заметно потрясывало.

– Не наркотики, если ты об этом подумал, – сообщил напарнику, перехватив его недовольный взгляд, – нормальная рейдовая практика – химия.

– Здоровье своё угробишь, – недовольно буркнул Верещагин.

– Обойдусь тем здоровьем, которое останется. Вытряхивай из рюкзака весь хлам, оставляй только то, что и у меня.

К вечеру успешно обошли Белый остров, где устроились на ночлег бойцы Инквизитора, понаблюдали в бинокль за часовым, сидящим с винтовкой на полуразрушенной колокольне. Нужно было торопиться. До рассвета отряд «леших» не станет соваться на кишащие мутантами тропы. Они не станут, а мы спокойно пройдём по кромке. И пусть со мной малоопытный Верещагин, всё же шансы на безопасный проход велики. Нужно лишь знать, как и где идти, и тогда всё будет в порядке.

Мало кто ведал, но сталкерская сеть, в шутку называемая «Дуркой», возникла не по инициативе самих бродяг. Прообраз сети создали военные. После катастрофы, когда в Зону начали проникать первые охотники за артефактами, а армейцы принялись огораживать аномальную территорию стеной, названной позже Рубежом, ни о какой специальной связи не задумывались. Спутниковые телефоны, рации – этого солдатам хватало. Но вскоре выяснилось, что сталкеры покупают себе у нечистых на руку завскладов такие же рации, что и у солдат, пользуются «глушилками». Мало того, в некоторых районах Зоны связь вообще переставала работать.

Тогда командование Рубежа распорядилось подвесить над аномальной территорией несколько военных спутников, которые бы передавали на карманные компьютеры и смартфоны бойцов данные о физическом состоянии территории, анализировали из космоса геологические, а также аномальные процессы и предупреждали об атаках мутантов. Для удобства военных была создана специальная сеть с возможностью передавать сообщения, отмечать на глобальной карте места скопления зверей и аномалий. Постоянно обновляемая и пополняемая новыми пометками карта стала выручкой для многих.

Сталкеры, разумеется, захотели получить доступ к сети. Тогда-то и предложила одна из частных военных компаний США свои услуги. Они создали сеть для сталкеров, разместили над Зоной спутник, а бродяги в ответ обязались поставлять артефакты. Лидеры группировок договор поддержали, и появилась «Дурка» с полусотней операторов, глобальной картой, возможностью обмениваться сообщениями.

Мне по долгу службы довелось пользоваться обеими сетями – и первоначальной армейской, и сталкерской. Вторая оказалась многим удобнее. Сейчас же, лёжа в засаде на Болотах, я просматривал спутниковый снимок Белого острова в режиме тепловизора. Спутник фиксировал пять участков с повышенной температурой. Один – в том месте, где по очертаниям была колокольня, – это часовой Инквизитора, второй – церковь, там остальные «лешие», третий – желто-оранжевое пятно, обозначающее нас с Верещагиным. Хорошо, что у сталкеров зачастую нет выхода на военные спутники… Ещё два смазанных пятна – видимо, мутанты, но они находились далеко и опасности не представляли. Была, правда, вероятность, что в самый неподходящий момент ко мне может подкрасться мимикрим, которого воздушный тепловизор не определяет, но на этот случай напарник держал ухо востро.

Переключив на экране смартфона ползунок с надписью «сеть» в крайнее правое положение, я принялся рассматривать сталкерскую карту. В том месте, где спутник зафиксировал мутантов, было обозначено: «Мужики, там упыри, мамой клянусь!» Понятно, кто-то из сталкеров увидел мутантов, струхнул – а как бы я поступил на его месте? – и сделал пометку, чтобы видели все. Упыри, или, как их зовут более научно, мимикримы, – это плохо. Особенно если больше трёх. Мне частенько приходилось сталкиваться с этими тварями, и желания встречаться с ними вновь не возникало. Хорошо бы ещё, чтобы кровососы не спугнули Инка и его людей. В случае отступления отряд «леших» двинется аккурат в нашу сторону. Но это если мы будем мешкать, а в остальном… Через пятнадцать минут сталкера Журы и его напарника здесь уже не будет. Дождёмся, пока военный спутник закончит съёмку этого квадрата, и двинемся дальше. Военные мне, конечно, друзья, но отслеживать свой путь я никому не позволю. Так, принципа ради.

За полночь, когда желтобокая луна грузно перевалилась через Болота, мы были уже далеко от Белого острова, на землях, которые с долей юмора прозвали «желейными». Грунт здесь и вправду напоминал желе, точнее – густой кисель, для которого не пожалели крахмала. Лишь нога касалась иссушенной травы, земля покачивалась, влажно хлюпая. Пожалуй, это были самые страшные места на Болотах, не считая бездонных омутов и вонючих трясин ближе к самому центру. Ни одной протоки, ни одного деревца на пару километров, лишь ровная как стол поляна, поросшая мелкой травой. Укрыться здесь негде, обойти страшное место – тоже.

Словно мишени в тире, двинулись мы через кисельную поляну, чувствуя, как вибрирует грунт под подошвами ботинок. Шаг, ещё шаг. А под нами всё качалось, перетекало, булькало, кряхтело. Знай я эти места чуть хуже, ни за что бы не рискнул идти по «желейке». Даже опытные сталкеры редко забредают сюда. Зачем, спрашивается, подвергать себя опасности, когда ни одного артефакта вокруг нет и по периметру огромной поляны сплошь аномалии?

Но какой замечательный путь к убежищу Болотника! Мне даже стало слегка обидно, что наш хитрый манёвр остался никому не известен. Вот бы сейчас рассказать кому, что мы с Верещагиным вдвое быстрее «леших» вышли к цели, пройдя гиблыми болотистыми протоками, через кисель, и всё это ночью! Да и говорить никому не стоило, все равно бы не поверили. И я бы не поверил, поведай мне кто-нибудь этакую байку пару месяцев назад. А сейчас знал наверняка, что данный путь едва ли не самый безопасный.

Что гнало нас вперёд в эти часы? Злость? Растерянность? Какая разница. Главное, мы опережали «леших»! Если верить Иванову, Зверь сейчас находился в доме Болотника, и добраться до него нужно прежде, чем бойцы Инквизитора, иначе договору с «чекистом» не бывать.

Дом, в котором сейчас жил Болотник, когда-то занимала научная станция. Несколько лет назад руководство Рубежа задалось целью – исследовать Зону. Глупое, как выяснилось, решение, но в ту пору это не давало покоя большим начальникам. По всей Зоне начали возводиться двухэтажные домики с подвалами-бункерами, вертолётными площадками на крышах и металлическим забором по периметру. Жить в подобном миниатюрном лагере могло до десяти человек. Учитывая, что охрана каждого объекта была не меньше шестерых бойцов, четверо учёных – максимум. К моменту, когда стало ясно, что затея провальная, было построено полтора десятка станций. Потом пришел сигнал SOS из дальнего мини-лагеря. Из Надеждинска на помощь учёным двинули спецназ на бронемашинах, а когда прибыли на место, лагерь оказался пуст. Кругом кровь, стреляные гильзы, но ни одного тела. Что произошло на объекте – непонятно. Плёнки на камерах видеонаблюдения, натыканных по периметру, прояснили картину. Оказалось, в одну из ночей на лагерь напали мимикримы. Сумели сломать рядом стоящее дерево, и то рухнуло, повалив два пролёта забора. Пока ограждение находилось под напряжением в несколько тысяч вольт, мутанты и не думали соваться к людям, но когда в стене появилась брешь, хлынули в неё, как на варенье тараканы из-под плинтуса. По схожей схеме один за другим погибли ещё несколько лагерей. Высказывались предположения, что мимикримы общаются между собой и учатся преодолевать препятствия. Поэтому на оставшихся объектах спешно смонтировали подвижные турели, которые в автоматическом режиме поливали свинцом любое существо, приближающееся к лагерю. Тоже безуспешно. Вскоре после того, как пропала связь с очередным, пятым или шестым объектом, решено было вернуть всех учёных в хорошо охраняемые лагеря у самого Рубежа, а миниатюрные базы законсервировать до лучших времён.

Мой давний приятель Кастор, с которым мы немало провели в ходках, говорил, что Болотник начитался книжек про Зону. Выходили в своё время в огромном количестве романы про сталкеров и почти такую же Зону, как наша, только это было давно, задолго до катастрофы. В одной из таких книжек, по заверениям Кастора, были и учёный-отшельник – этакий профессор, и дом на каких-то Великих Озерах. И отшельник этот, тоже бывший учёный, лечил всевозможных зверей и зомби.

– Начитался Болотник этой ереси и давай под того чудика косить, – с сарказмом заметил напарник.

Зачем? На кой чёрт это взрослому человеку? Поди ж разбери. Легендарный врачеватель вообще, по рассказам тех, кому доводилось с ним общаться, вел странный образ жизни. Всё время расспрашивал сталкеров о незначительных деталях их биографий, давал заполнять какие-то анкеты.

– Он башкой повредился, лекарь твой, – со знанием дела утверждал Кастор, – думает, что всё вокруг взаимосвязано и нет в его судьбе ни одной случайности. Бред…

Может, и действительно бред… Ну да ладно, зная Зону и её причуды, не удивлюсь, что Болотник прав если не во всём, то во многом – точно. Ведь и впрямь, были когда-то книжки про Зону с чудовищами, а потом эта самая Зона вдруг появилась в реальности. Совпадение?

По долгу службы мне удалось столкнуться со спецподразделением полковника Шелестова, лучшим отрядом военсталов в Зоне с названием «Риф». Я случайно узнал некоторые подробности биографии не только самого Шелестова, но и его бывшего подчиненного – сержанта Виталия Скобленко, ставшего впоследствии легендарной личностью в Зоне…

Как вкратце поведал Шелестов, Болотник с детства был повёрнут на помощи всевозможной живности, даже учился в медицинском. А когда у его матери обнаружили неизлечимую болезнь, понял, что помочь удаётся далеко не всем. Полковник не рассказал, чем именно болела мать будущей Легенды, но я догадывался. Рак – вот та зараза, которой Зона привязывает к себе людей. Если ей нужно затянуть на свои мёртвые земли человека, у неё есть оружие…

– Я его сразу заметил, – провел Шелестов пальцем по кончику носа. Видно было, что данный разговор ему не очень нравится. – Хороший такой парнишка…

– Парнишка? – я не понимал, почему шестидесятилетнего на вид Болотника Шелестов, выглядевший куда моложе лекаря, называл «парнишкой».

– Время для него текло иначе… – ушел от ответа полковник. – Безысходность от чувства, что ничем не смог помочь матери, Первая Авария на АЭС, потом… много всего было потом. И это коснулось тогда всей нашей группы, вынужденной остаться в Зоне с момента ее образования…

Как следовало из рассказа Шелестова, Болотник после увольнения из армейских рядов решил переселиться подальше от излишнего внимания к своей персоне и перебрался на аномальные Болота, выбрав для проживания один из законсервированных исследовательских центров. «Парнишка» – ну надо же…

Подвижные турели с автоматическими пушками, конечно, военные сняли, а вот начинку чудо-дома на сваях оставили без изменений. Сохранились даже система видеонаблюдения, бытовая техника, небольшой запас продовольствия и солидный склад топлива для изолированных от внешнего мира генераторов и агрегатов.

Насколько я помнил, руководство Рубежа планировало использовать эти объекты в качестве мест ночёвки рейдовых групп, если тем придётся задержаться в Зоне. Удобно же – всегда можно пополнить боезапас, отоспаться и поесть. А тут как раз и помощь своевременную получить, если таковая потребуется, и есть кому за территорией последить. Опять совпадение?

И где-то там, по прихоти судьбы, ждёт сейчас своей участи Макс Зверев. За ним уже идут «лешие», иду я, кто еще? Если найдутся и другие – нисколько не удивлюсь. Что-то перестал верить в случайность совпадений…

Признаться, не представлял, как начать разговор с Болотником, в легендарности которого тоже давно не сомневался. Понятия не имел, чем его убедить, чтобы лекарь позволил мне встретиться с пациентом. Решил, что действовать буду по ситуации. И не ошибся.

Ровный металлический забор, обступивший территорию дома, был увешан камерами видеонаблюдения. Изображение наверняка транслировалось на общий сервер. Датчики движения, тепловые и аномальные срабатывали в случае приближения любого живого существа или изменения аномальных возмущений. Справа и слева от тропы – бетонные возвышения, служившие когда-то лафетами для автоматических турелей. Уходя, охрана лагеря забрала дорогостоящие пушки с собой. Оно и верно. Подключить новые на место старых – проблем не составит. Интересно, почему лекарь не сделал этого сам?

Я шел к воротам, недоумевая, как Болотник, находящийся в доме, узнает о моём прибытии. Не сидит же он всё время перед мониторами, транслирующими видеозапись. Вопрос отпал сам собой, когда, подойдя к воротам, я с удивлением обнаружил на них видеофон. Нажал на кнопку, принялся ждать, уставившись в чёрный глазок камеры.

– Да, – послышался скрипучий голос. Воображение тут же нарисовало мне этакого профессора Преображенского, а рядом – Максима Шарикова, то есть Зверева.

– Болотник, меня зовут Александр Журавлёв. Я…

– Зачем вы пришли, капитан?

Выходит, он меня знает… От неожиданности я не нашелся что сказать. Глупо смотрел в чёрную точку камеры.

– Говорите же, молодой человек.

– Я… Ну, вы знаете… Я ищу Максима Зверева. Это вопрос жизни и смерти.

– Вашей смерти?

– И моей тоже, если хотите.

– Здесь нет никакого Зверева, – отрезал Болотник, и, пока он не отключил связь, я затараторил:

– Послушайте, я офицер Рубежа, и мне нужно поговорить со Зверевым. От этого зависят жизни моих подчинённых. Я знаю, что он там… У вашего пациента есть важная информация, которая может спасти много жизней. Я не причиню ему вреда, только поговорю. Если хотите, сдам вам оружие. Болотник, пожалуйста, поверьте мне…

– Вы думаете, я среди ночи пущу неизвестно кого к себе на территорию? А вдруг вы мутант?

– У вас ведь там датчики, замеряющие температуру тела и всё прочее…

– … Иногда человек может быть опаснее чудовищ Зоны.

– Профессор… – мне начал надоедать этот странный допрос, но я понимал – если Болотник добровольно не откроет ворота, я никак не доберусь до полумутанта, – послушайте меня…

– …Я не профессор! Единственным моим оконченным высшим образованием является метод самообучения. Наверное, за годы в Зоне я изучил столько наук, что и впрямь могут позавидовать даже иные профессора, но мне проще, когда все зовут просто Доктором или Болотником.

Я понял, что совершил промах, поэтому выпалил теперь первое, что пришло в голову:

– Разговор со Зверевым очень важен!

– Вы ведь бывший сталкер, капитан Журавлёв?

– Да, сталкер… – я интенсивно закивал.

– Поклянитесь сталкерской удачей!

– Что… – я поперхнулся. – Что, простите?

– Удачей. Сталкерской удачей поклянитесь.

Это был удар под дых, Болотник пошел против правил, как бы сказал мой дворовый приятель из далёкого детства. Глупая, ничего не значащая клятва «сталкерской удачи» в Зоне по непонятной причине была действенна. Поклялся своей удачей и не сдержал обещание – обязательно влетишь в аномалию или вляпаешься в другую смертельно опасную ситуацию. Бред, конечно, с точки зрения материалиста, но это так. Не со всеми, ясное дело, происходили несчастья, но процент безумцев, поклявшихся удачей и после этого недолго еще остававшихся в мире живых, был очень велик.

– Клянусь сталкерской удачей! – отчеканил я с холодком в сердце, и практически в тот же момент металлическая створка ворот поползла в сторону, открывая проход.

Не подведи меня, сталкерская удача, ох, не подведи…

– Откуда вы меня знаете? – спросил я лекаря, когда закрывались ворота, а сам я уже стоял у крыльца.

– Вы не поверите, – Болотник кисло улыбнулся, – но о вас я узнал от своего пациента.

– От Зверева?..

– Нет, от другого пациента. Он рассказывал мне о вас. Это ваш коллега, как я понял. Не знаете, о ком может идти речь?

Я пожал плечами.

– Он малость не в себе после ранения, поэтому всё время повторяет какие-то имена, даты. И среди имён ваше – Александр Журавлёв, капитан Рубежа, бывший сталкер.

– И вы сразу решили, что это я? Журавлёвых много, может, просто совпадение?

Болотник, сидящий на ступенях крыльца, остановил меня жестом, призывая к тишине. Потом с расстановкой прошептал:

– Я не верю в случайности и совпадения. Не об этом ли вы размышляли, когда шли ко мне? – видя мой осоловевший взгляд, ухмыльнулся в окладистую бородку. – В жизни случайностей нет, есть лишь неявные закономерности! – И пока я не успел выйти из столбняка, переваривая его слова, поманил за собой: – Идёмте, заглянем к вашему знакомому, прежде чем вы поговорите со Зверевым.

– Зачем? – не понял я. В данный момент был настолько взволнован и растерян, что отчего-то даже не подумал – ведь тем самым пациентом может быть кто-то из моих пропавших бойцов!

– А вам не интересно пообщаться с коллегой по Рубежу, узнать, как он здесь очутился?

– Честно говоря, – я нагнал Болотника, который резко поднялся, повернулся налево, обогнул поленницу дров, вкопанный в землю экскаваторный ковш и пошел к стоящему в отдалении вагончику, в каких частенько обитают рабочие на стройплощадках, – честно говоря, разговор со Зверевым не терпит отлагательств… К утру здесь будут «лешие», которые идут за его головой.

– К утру? – Болотник нахмурился. – Вы уверены?

– Я разминулся с ними у Белого острова. Они остановились на ночёвку.

– И вы пошли в ночь через Болота?! Хм, смело, смело! Или даже безрассудно. Впрочем, от Белого острова до нас с вами четыре часа ходу. Так?

– Три, если группу ведёт сам Инквизитор.

– А вы знаете не только Болота, но и навыки «леших»? Вдвойне похвально! Как же такой сталкер стал бойцом Рубежа?

– Личные обстоятельства. Жизнь поставила условия, которые пришлось выполнять.

– Что ж… – Болотник подошел к вагончику. – Вот мои условия: вы поговорите с коллегой. Сейчас. Ни минутой позже! Потом мы с вами вместе пройдём в дом, и там вы побеседуете со Зверевым. Я подготовлю его… А когда разговор будет закончен, уведёте его на дальние острова через Кричащую Топь. Знаете, как там пройти?

– Я не…

– По глазам вижу, что знаете. Я умею читать по взглядам многое, – и толкнул дверь. Та со скрипом отворилась, из утробы вагончика на меня пахнуло теплом и запахом лекарств. Внутри тускло светилась прикрытая тканью настольная лампа. В дальнем конце что-то зашевелилось, зашлёпали по полу обутые в валенки ноги.

– Здравствуйте, Болотник, – смиренно произнёс пациент, шагнув нам навстречу из полутьмы вагончика. – Здравствуйте, Александр.

Я едва не задохнулся от неожиданности:

– Шилов, вы?! – совпадение, любить вашу душу…

В нём мало осталось от прежнего профессора. Глаза запали, черты лица стали резче, будто за минувшие после нашего расставания дни учёный успел схуднуть килограммов на двадцать. Но всё это можно было объяснить пробежкой через аномальные поля, о которой рассказал мне Болотник. И не такое случалось, когда сталкеры без оружия и детекторов аномалий шли через зараженные земли. Бывало, люди менялись разительно – зубы крошились, седели волосы, килограммы уходили за считаные часы. Кто-то объяснял это влиянием аномального излучения, а кто-то и вовсе уверял, дескать, в таких местах время течёт иначе, и человек за час стареет на годы.

В Шилове пугало другое. Он не кинулся на меня с кулаками, выкрикивая проклятья, не попытался удавить своего несостоявшегося убийцу. Профессор лишь радостно улыбался. Никогда его не видел таким весёлым и беззаботным. Заросшее щетиной узкое лицо будто светилось изнутри. Я бы точно кинулся на виновника всех своих бед, вцепился бы в глотку. А этот… Неужто простить меня решил? Мало ли, вдруг он из этих странных ребят, которые подставляют другую щёку. Ничего не понимающий Болотник сдвинул очки на кончик носа и пристально посмотрел на Шилова, затем перевёл тяжелеющий взгляд на меня. Я молча шмыгнул носом. Ну же, Шилов, выдай хоть чем-то свою ярость, давай!

Линялая не по размеру рубаха на худом торсе профессора была расстёгнута, и я мог отчётливо видеть залепленную крест-накрест пластырем рану на левом боку. Я думал, что зацепил профессора сильнее. Там, в подвале, когда он кинулся, стрелял навскидку. Хорошо, что промазал…

– Я нашел его на Болотах позавчера днём, – пояснил тем временем Болотник, – раненого, измученного. Привёл сюда.

Вновь смущенное шмыганье носом. Мне казалось, стоит сказать хоть одно слово, и оба – Болотник и Шилов – набросятся, начнут вопить: «Это ты оставил человека умирать возле «Камня», ты!» Но Шилов лишь блаженно улыбался, а хозяин болотного убежища спокойно продолжил:

– Огнестрельное ранение. Пуля прошла по касательной, слегка задев плоть. Ожоги на руках, видимо, от близкого сильного огня, переохлаждение от аномально морозной воды Болот. Я пытался дознаться, кто он такой, выспрашивал, но без толку. Почти сутки сна, ряд препаратов, использование артефакта «серп», и вот, полюбуйтесь, – он уже может стоять на ногах. Правда, часа через полтора потребуется снова вводить обезболивающее, а в остальном… Хорошо, что нашелся человек, знающий его, потому что пока мне удалось вытянуть из него лишь имена, даты, бессвязные обрывки воспоминаний, вроде заученных в детстве стишков…

– Я почти ничего не помню, Александр, – виновато добавил Шилов. – Помню научный лагерь, военных из рейдовых групп. Вашу машину.

– Да вы проходите! – засуетился Болотник, подталкивая меня к входу в вагончик. – Не май месяц. Зайдём внутрь и там поговорим. Протоплено, не стоит выхолаживать помещение.

В вагончике и впрямь оказалось тепло. В правом углу дышала жаром печка-буржуйка, возле которой аккуратными стопочками были сложены дрова и подшивки старых газет, наверняка используемые при растопке. Дальше от входа – два лежака, застеленные старыми клетчатыми одеялами, почти напротив двери – стол с самодельными табуретами вокруг. Освещение лишь от небольшой, уже виденной настольной лампы, прикрытой плотной накидкой, отчего в помещении явно не хватало света, но от взглядов снаружи могло уберечь.

Рукавом смахнув со стола крошки, Шилов указал на табуреты.

– Садитесь.

Хозяин дома согласился.

– Я вот тут подумал, – начал лекарь, удобно устроившись за столом, – что пациент, возможно, учёный или военный специалист с Рубежа. Принялся задавать наводящие вопросы. Оказалось, что он сведущ в аномалистике и ни черта не понимает в оружии.

Я усмехнулся.

– Потом, – Болотник пододвинул к себе жестяную кружку, заглянул в неё и скорбно скривился, – потом мы заговорили об Институте, и пациент сказал, что вроде бы даже учился там или преподавал. Если преподавал, то уж точно после моего увольнения из армии, а если учился…

– То вы всё равно не запомнили, – закончил я.

– Верно, не запомнил. Пока пациент помнит много второстепенных деталей, но даже собственное имя для него загадка. Вы сказали – Шилов. Это его фамилия?

– Да, Шилов, – я кивнул.

– А имя?

– Имени не помню. Когда мы с вашим пациентом пересекались, мне его представили как профессора Шилова.

– Хотя бы фамилию теперь знаю, – Шилов поднялся из-за стола, слегка покачиваясь, взял кружку. – Я вам чаю налью…

Болотник перехватил его руку, жестом указал на табурет.

– Сядьте. Вам сейчас нужен покой. Память вернётся по мере того, как будет восстановлено физическое и душевное здоровье. Я не психиатр, но, думается мне, всё придёт в норму.

– И он всё вспомнит? – едва слышно спросил я.

– Будем надеяться. А меня вот что интересует… Я уже сказал: хорошо, что нашелся человек, знающий его. Совпадение невероятное.

И вновь эта горькая, почти трагичная улыбка.

Действительно, совпадение настолько невероятное, что впору задуматься: а совпадение ли? Быть может, всё дело в «Камне», и он сводит нас вместе, как тех ребят из «Пепла», про которых мне рассказывал когда-то сталкер Хорёк? Ну вот, сколько совпадений уже произошло за последние сутки? И как вообще Шилову удалось выжить, если это не мистическая воля Зоны или «Камня»? Как, чёрт возьми?!

– Расскажите о нём.

– Я совсем не помню последние дни, Александр, – заговорил Шилов, вырвав меня из круговорота мыслей. – Помню бойцов Рубежа на броневике, помню лагерь учёных. Вас помню. Вы ещё говорили «любить вашу душу»… А потом – провал.

– Расскажите ему, – Болотник встал с табурета, сжимая в руках кружку, прошелся по вагончику, – а я, пожалуй, проведаю Зверева. Думаю, разговор тет-а-тет с человеком, которого пациент знал до случившегося с ним, будет более полезен.

И направился к двери.

– Эй! – нагнал Болотника мой резкий окрик. Он смешно, будто кукла, повернулся всем корпусом. – Про Зверева мы с вами ещё договорим чуть позже, ладно?

– Позже, – подхватил удачную формулировку Болотник, – часа через полтора…

– Нет уж, минут через пятнадцать.

Теперь мы смотрели в упор друг на друга. Во взгляде легендарного лекаря испарилась вдруг всякая тень той игрушечной детскости, с которой он встретил меня у крыльца, а из моего – исчезла искристая любезность. Два холодных противоборствующих взгляда.

– «Лешие» идут за ним, и чем раньше вы дадите нам поговорить, тем будет лучше для всех.

– Я впустил вас лишь потому, что Шилов, – рукой с кружкой Болотник указал на ничего не понимающего учёного, – потому что он говорил про военных и Рубеж. А иначе я бы не открыл ворота. Нужен Зверев? Пожалуйста! Приходите в дом, когда закончите свой разговор, но знайте, что я сделаю это лишь когда буду убеждён, что вы помогли своему другу.

И вышел из вагончика, хлопнув дверью. Последний жест, с которым он толкнул тонкую филёнку, напомнил мне движения Иванова, уходящего из комнаты для допросов, и на миг тело сковало холодом. Вся жизнь моя стала напоминать череду повторов, отнюдь не случайностей, а как раз закономерностей, которые скручивались в один клубок…

– А кто такой Зверев? – вдруг спросил Шилов.

– Ещё один пациент лекаря. Я пришел сюда за ним…

– Судя по реакции Болотника, он не рад этой встрече, Александр.

– Всё так… – я облокотился о стол и опустил голову почти до самой столешницы.

Как же я устал, как вымотался за последнее время! Сначала допросы, потом бессонная ночь на Рубеже, день посреди зловонных Болот, и теперь это выматывающее общение с несостоявшимся покойником.

– Вспомнил! – Шилов просиял, а у меня от его слов по спине пробежал холодок. – Я вспомнил, как меня зовут. Анатолий! – Вздох облегчения с моей стороны… Ну хоть о подвале с «Камнем» он не помнит пока. – И у меня есть жена, трое детей. И собака есть! Зовут Шкет.

– Шкет?

– Да, Шкет. Это сын так его назвал.

– Ну, что ж, Анатолий, поздравляю с обретением семьи. И собаки тоже…

– Это так радостно и волнительно! – профессор поднялся на ноги и протянул мне узкую потную ладонь. – Спасибо вам.

Я пожал ему руку. В тусклом свете настольной лампы его черепоподобное лицо вызывало непонятную оторопь.

– Расскажите про меня, Александр. Как мы с вами познакомились и почему я так хорошо вас помню? Лучше, чем жену. Мы, наверное, были хорошими приятелями?

Ну да, приятелями! Хорошими, любить твою душу, приятелями…

– Мы были знакомы недолго, – начал я, подбирая слова, но лгун, равно как и рассказчик, из меня аховый, – и знали мы друг друга не очень хорошо…

Мой взгляд упал на погнутую вилку, лежащую на столе. Мелькнула мысль, что хорошо бы сейчас схватить ее и вонзить в горло Шилову, чтобы тот не вернулся на базу, а значит, не рассказал обо мне. Но мысль, безумную по своей сути, я тут же отмёл.

– Вы пропали два дня назад, не вернулись из рейда. На ваши поиски бросили моих ребят, но и они пропали…

Конечно, моя версия событий, придуманная на ходу, рассыплется, как только Шилов прибудет в научный лагерь и узнает, что в рейд мы отправлялись вместе, но здесь и сейчас этот вариант истории самый удачный.

– Значит, я попал в аномалию или моих провожатых съели «язвенники»… – он на секунду замолчал. – Странно, откуда я знаю это слово… вроде бы так…

– Так называют зомби, – любезно подсказал я ему.

– Да, точно, зомби. Мне кто-то уже об этом рассказывал во время рейда…

Вилка на столе. Нужно только схватить её и ударить. В сонную артерию!

– Мне пора, профессор. Нужно ещё переговорить с Болотником о Звереве.

Я встал из-за стола, и в этот момент во взгляде Шилова что-то переменилось.

– Я вспомнил кое-что ещё! – произнёс он внезапно омертвевшими губами. – Я вспомнил…

Движение профессора было столь молниеносно, что я не успел среагировать. Ногой он толкнул в мою сторону один из табуретов и, воспользовавшись тем, что я отвлёкся, протянул руку к вилке. Мгновение промедления, и вот мой собеседник уже вооружен. Долго не раздумывая, я пнул табурет обратно под ноги Шилову и бросился на него через стол, сбивая немногочисленную посуду. Мы рухнули на пол у самой печки. Позади грохнулась и разбилась вдребезги лампа, погрузив утробу вагончика во тьму. Лишь узкая полоска красноватого света сочилась из печки-буржуйки на месте чугунной дверцы.

Я прижал Шилова к полу, левой рукой перехватил его правую, с вилкой, и надавил локтем на горло.

– Вы ме-кх-кх-ня убить… – хрипел профессор.

Мои пальцы всё сильнее сжимались на запястье Шилова, и через полминуты вилка выпала на пол.

– Ты с ума сошел, дятел! Угрожал мне. Как я должен был поступить?

– Это вы… – шипел прижатый к полу Шилов. – Вы спятили и начали в меня стрелять.

– Нет, вы… – говоря это, я уже понимал, какой бред мы оба несём. Каждый винит другого в собственном безумии.

– Я никого не бросал умирать в подвале дома с мутантами, – не унимался профессор. Он уже не шипел со злостью и яростью, а всхлипывал и готов был разрыдаться. – Я полз через аномалии. Раненый. Если бы не Болотник, который меня нашел…

– Заткнись, падла! – я вновь надавил локтем на его горло. – Из-за тебя погибли мои бойцы! Помнишь тех ребят на «Тигре»? Они мертвы! Все до единого…

– Я виноват? Из-за меня погибли? – Шилов вновь разъярился. – Да я…

Договорить он не успел. Я накрыл рот профессора ладонью. На мгновение в его глазах мелькнул ужас – видимо, он решил, что я опять собираюсь его убить, но потом он услышал грохот пистолетного выстрела. Стреляли совсем рядом, во дворе дома Болотника, и я порадовался, что в ходе нашей короткой потасовки разбилась лампа. В противном случае пули полетели бы и в нашем направлении. Совпадение? Опять? Что-то меня всё сильнее начали напрягать подобного рода совпадения.

– Тише, профессор, любить вашу душу! Молчите, иначе я сверну вам шею. Вы поняли?

Шилов испуганно кивнул.

Я на корточках подобрался к небольшому оконцу, смотрящему во двор, и аккуратно высунулся, пытаясь разглядеть происходящее. Над крыльцом дома Болотника покачивался небольшой фонарь, освещая практически весь двор. В его свете я без труда различил силуэты вооруженных людей. Они бесшумно двигались через двор. Двое, трое, четверо… Как они попали на территорию? Забор высок, а электричество включено, значит, он всё ещё под напряжением? Неужели люди Инквизитора пришли за Зверевым и сумели открыть ворота? Выдвинулись ночью? Вряд ли. Тогда кто это? Столько вопросов и ни одного ответа…

Стреляли только один раз, значит, либо сбивали замок с ворот, либо умерщвляли псевдоволка, который подвывал громче сигнализации, когда я пришел к Болотнику. Жалко животинку. Но вот почему не использовали глушители – вопрос. У Инка всегда с собой есть глушак, точно знаю. Выходит, и впрямь не «лешие»?

Возле дома что-то происходило. Беготня, затем крики и выстрелы. Ну же, Болотник, не помри раньше времени и Зверева не дай убить!

Шилов сжался в комок.

– Кто это, Александр? – поскуливал он у меня за спиной.

Я бы на его месте воспользовался ситуацией и всадил вилку в спину врагу, но профессор от страха позабыл о нашей схватке и теперь лишь мелко подрагивал. Бедняга, он так реагирует на стрельбу, словно это для него психологическая травма. Засело в мозгу, что стрельба всегда влечёт боль и страдания, вот и дёргается.

Аккуратно выудил из кармана смартфон, прикрыв ладонью, разблокировал.

– Что вы делаете, Алекса…

– Тихо, – шикнул я на учёного. – Смотрите в окно, чтобы сюда никто не шел. Ясно?

Шилов часто закивал.

Я быстро отстукивал пальцами по сенсорному дисплею коммуникатора. Полминуты, и сообщение ушло адресату: «Миха, жарко, ты нужен».

И принялся ждать ответа.

– Идут, – вдруг горячо зашептал профессор, – двое.

Я прикрыл дисплей КПК ладонью и выглянул в окно. В свете дворового фонаря двигались две рослые фигуры – ребята в камуфляже, с автоматами «Вал» наперевес. И направлялись они к вагончику. Шагов за двадцать один из них остановился, вскинул автомат и взял на мушку наш вагончик. Казалось, что целился точно мне в лоб.

– Он нас видит? – проныл за левым плечом Шилов.

– Нет, – хрипло ответил я, а мысленно добавил: «Но кто его знает».

Второй незнакомец ушел с линии прицеливания напарника и решительно двинулся к двери, пропав из поля зрения. Завибрировал коммуникатор – пришло ответное сообщение от Верещагина, но читать его времени не было. Снаружи послышались шаги. Человек в чёрном рванул на себя хлипкую филёнку, но я уже вскинул автомат.

– На, сука!

Короткая очередь ударила точно в место, где должна была располагаться голова противника, брызнули щепки. Было слышно, как на мёрзлую землю повалилось грузное тело. Не дожидаясь, пока второй боец среагирует, высунул в окно ствол автомата и, не глядя, полоснул. Надеялся, что автоматчик не станет стрелять, а предпочтёт укрыться от пуль. Только после этого мельком пробежался глазами по экрану смартфона. «Уже тут, прикрываю». Ай да дружище, ай да молодец!

– Бегом, профессор, валим отсюда!

Вскочил на ноги, резко распахнул дверь, ещё одну очередь в сторону дома, кувырок. Следом, прихрамывая, засеменил Шилов. Скорее, просто вышел. Как обычно, любить вашу душу! Встал в дверном проёме, аки святой в рамке иконостаса. Я метнул ошалевший взгляд в сторону позиции автоматчика, но того видно не было. Двор Болотника представлял собой нагромождение всевозможных построек, поэтому укрытий для стрелка оказалось предостаточно.

– Бегом! – вполголоса скомандовал я и ринулся вдоль забора. «Нет, – билось в мозгу, – это не «лешие». Над моей головой застучали пули, со звоном впиваясь в толстый металл ограды. Дзеньк-дзеньк-дзеньк… Бегущий следом Шилов вдруг охнул и покатился по хрусткой от инея траве. Отбегался?

Не останавливаясь, я перебрался к единственному доступному укрытию – залёг за врытым в землю экскаваторным ковшом.

О металл тут же взвизгнуло несколько пуль. Можно было попытаться прорваться назад к вагончику, но свет фонаря, висящего на пороге дома, вычертит мой силуэт, делая его мишенью. Впереди открытое пространство – метров шесть до поленницы, за которой можно спрятаться. Не добегу. Автоматчик уже пристрелялся и, стоит мне поднять голову, срежет. Как пить дать срежет. Хотелось, конечно, чтобы прямо сейчас появился верный друг Верещагин, но таких подарков судьба много не делает. Хватит и чудесного спасения из вагончика. Вон он лежит, мой первый мертвяк на сегодня. Видно измазанное в крови лицо, заросшее торчащей из-под сдвинутой маски густой бородой. Правая рука стиснута на прикладе спецавтомата. С такой игрушкой он бы нас с Шиловым в момент положил.

Шилов… А Шилов в нескольких метрах от него распластался, раскинув руки. Я пригляделся: профессор, живучий как таракан, ещё был в сознании, пытался перевернуться на бок.

– Лежать… – шипел я, понимая, что он не услышит, а если бы и услышал, то наверняка не принял бы к сведению. Плавали – знаем…

Я аккуратно высунулся, пытаясь понять, где среди нагромождений хлама сидит выцеливающий меня автоматчик, и обомлел. Тот шел через двор, размеренно, спокойно. В правой руке – «Вал», в левой что-то маленькое, круглое. Граната… Любить вашу душу, граната!

Охваченная осколочной рифленой рубашкой «эфка» полетела в мою сторону. Я рванулся из укрытия, успевая заметить, как автоматчик вскидывает оружие, нацеливая его на Шилова, а потом сзади ахнуло. Меня спас ковш экскаватора, через который я перемахнул за доли секунды до взрыва. Брызнувшие в разные стороны осколки ударили в поленницу, в забор, в металлическую емкость, но я остался невредим. А вот автоматчика зацепило. Он уже не стоял недалеко от Шилова, а лежал, конвульсивно вздрагивая.

– Спасибо, Зона! – прошептал я в ясное звёздное небо и побежал к противнику.

Почему тот внезапно наплевал на тактику и попёр на меня в открытую, да ещё подставился под собственную гранату – мне было неведомо. Видел такое нередко среди обкуренных и обколотых бандитов, ещё в бытность сталкером. Может, и этот такой – вкатил пару кубиков чего-нибудь бодрящего и почувствовал себя берсерком. Подбежав к раненому Шилову, плюхнулся в траву, чувствуя, как холодна и тверда земля. Нет, сейчас умирать не резон. Держа под прицелом веранду дома, дёрнул профессора за плечо.

– Живой?

Шилов мелко затрясся, заскулил.

– Не бойтесь, любить вашу душу, всё закончилось!

Учёный не отвечал. Мне уже было понятно, что он вовсе не ранен, а со страху упал в снег и теперь боится подниматься. Случись со мной то, что случилось с ним у «Камня», я бы тоже в ужасе шарахался ото всех, кто бряцает оружием.

Оставив профессора наедине с его страхами, подобрался к швырнувшему в меня гранату. Он ещё был жив. Мало того, улыбался. Увидев меня, захрипел.

– Давай, добей! – сквозь лицевую маску автоматчика выступила кровь. – Я стану ветром Зоны…

Зло сплюнув, я двинулся к дому. Трусливый учёный и готовый принять смерть боевик, «легионер», кажется, судя по манере выражаться. Вот чего не хватало мне для полного счастья!

Со стороны распахнутых ворот уже бежал Верещагин с автоматом наизготовку.

– Ты видел?! – тараторил на бегу Мишка. – Нет, ты это видел?!

Я лишь отпихнул его.

– Блин, Жура, он гранату кинул.

– Пригнись.

– Ага… да… – друг присел на корточки, понизил голос. – А сам-то он не пригнулся, его и срезало.

– Он, по ходу, обкуренный. Посмотри, какие у него глаза.

– Какие? – не понял Верещагин, заглядывая в лицо автоматчику. – Открытые. Закрыть надо.

– Безумные у него глаза, любить вашу душу! Безумные! До фанатизма! С таким взглядом на танки надо бросаться. Я сейчас пробегусь к дому, а ты сиди тут и сторожи профессора, – указал я в сторону лежащего на земле Шилова.

– Шилова?! – Мишка вытаращился на меня. – А разве он не… А он живой вообще?

– Живой. Придуривается немножко, мёртвым прикидывается, но живой, – произнес я. – И за этим метателем гранат следи.

– А что за ним следить, раз он жмур?

Я обернулся, глянул на тело, изрубленное осколками. Ну, вот и славно – отмучился. У меня бы рука не поднялась добить, ведь выглядело бы это как его победа надо мной.

Дверь на веранду открылась, когда я был метрах в двадцати. Едва не выстрелил, но в последний момент убрал палец со спускового крючка, увидев Болотника, вышедшего из дома.

– Внутри ещё кто-то есть?! – гаркнул я и отпихнул лекаря от двери.

Тот безучастно посмотрел на меня.

– Они ушли. Через окно кухни.

– Кто ушел? Сколько их было?

Хозяин дома тяжело вздохнул. Плечи его высоко поднялись, а потом медленно опустились назад.

– Не важно. Всё равно Зверев мёртв…

– Кто это был? Болотник, кто?! Это «Легион»?

– Теперь уже все равно.

– Ясно… – я запрокинул голову, глубоко вздохнул, усмиряя ярость. Вопреки всему хотелось вскочить и от души садануть Болотнику по сопатке. Мой стройный план рушится, ко всем чертям катится, а он не хочет выдавать убийц своего пациента, которого хотел вылечить… – Вот что, Док, – голос мой сделался жестким и требовательным, – к рассвету здесь будут «лешие». Думаю, вам не надо объяснять, что они сделают с тем, кто укрывал Зверева?

– А? Что вы говорите? – Болотник словно и не слышал меня.

– Инквизитор, – пояснил я сухо, – будет здесь через пару часов. Ему расскажете.

– Вместе расскажем, – лекарь слабо улыбнулся. – Это внутренние дела сталкеров, и военных к ним я не хочу допускать.

Ах, вот, значит, как! Я уже и не сталкер! Интересный поворот. На Рубеже меня все называют сталкером, в среде вольных ходоков – военным. Так кто я? Нечто, застрявшее на пути эволюции от сталкера к военному или наоборот?

– Зачем тогда впустили, показали мне Шилова, рассказали о Звереве?

– Поверил, – буркнул Болотник, – глаза у тебя добрые. И отпираться не было смысла. Да, Зверев лечился в этом доме, а для меня нет разницы, убийца он или герой – всё едино, когда человек при смерти…

Через двор прошествовал Верещагин с автоматом наперевес, за ним мелко семенил облачённый в поношенный безразмерный камуфляж и оттого кажущийся смешным профессор.

– Шилов, – я отошел от Болотника, шокированного происходящим, и двинулся к учёному.

Профессор попятился, рухнул на мёрзлую траву.

– Идите прочь!

– Я не причиню вам зла. – Автомат я повесил на плечо и пошел к ученому, выставив вперёд пустые ладони. Верещагин и Болотник с удивлением наблюдали за происходящим. Объяснить им всё я и не надеялся.

– Профессор, вы не ранены?

Шилов отполз от меня, упёрся спиной в окровавленное тело псевдоволка, убитого налётчиками, обернулся и завопил:

– Александр! Помогите, тут мёртвое животное!

К утру распогодилось, снег начал подтаивать, с крыши дома сначала редко, потом всё чаще закапала талая вода. Они сидели на крыльце – Болотник и Верещагин. Офицер, положив на колени автомат, в нахлобученном на голову капюшоне. Хозяин дома изредка поглядывал в сторону ворот. С минуты на минуту на тропе должны показаться бойцы Инквизитора. Что они увидят? Два трупа в камуфляже, разложенные потроха рюкзаков визитёров. Чуть поодаль, почти у самых ворот – полураздетое тело Зверева.

– Ведь какой тварью был, – высказался Верещагин, – а жалко паскуду.

– Потому что не по-людски умер.

– А кто по-людски? Эти, что ли?

– Они в бою, – буркнул Болотник, – а Звереву пустили пулю в лоб, такие дела.

– Так, может, и лучше. Без мучений.

– Может быть…

Верещагин извлёк из кармана пачку сигарет, вытряхнул одну на ладонь.

– Курить-то можно?

Болотник прищурился:

– Можно. Ты не сталкер, да?

– С чего вы взяли?

– Сталкеры либо не курят вообще, либо знают, когда и где безопасно курить.

Верещагин чиркнул спичкой, зажал фильтр сигареты пожелтевшими от курения зубами.

– Я вообще с Рубежа. Друг попросил помочь.

– Этот… Журавлёв?

– Да, он.

– Мутный тип, – Болотник кашлянул, когда в его сторону потянуло терпким табачным дымом.

Немного помолчали. Наконец, не выдержав, Верещагин спросил:

– А эти артефакты, «слёзы камня», и правда такие лечебные?

Болотник кивнул.

– И онкологию способны вылечить?

Лекарь ответил не сразу.

– Понимаешь, в чём дело… Некоторые артефакты способствуют регенерации тканей. Если тебя ножом порежут или пуля кусок мяса вырвет, то они восстанавливают все назад. А онкология – это, конечно, тоже в тканях организма… но вот лечить…

– То есть никак, да?

– Никак. Помочь организму делать его работу – это да, но не более того. А кто у тебя?..

– Дочь, – Верещагин глубоко затянулся и отбросил окурок.

Истлевающая сигарета приземлилась возле пустой собачьей конуры, прямо на бурое пятно.

– Печально…

– Да, печально, – офицер повесил голову. – Денег на лечение в Европе не хватает, а Жура обещал артефакты кое-какие продать. Поможет, в общем.

– В обмен на твоё участие в этой авантюре?

Верещагин промолчал.

– Тогда это скорее шантаж с его стороны. При чём тут дружба?

Собеседник опять не ответил. Полетел на землю второй окурок, за ним третий. Они сидели молча – всё успели друг другу сказать.

На четвёртой сигарете появился Инквизитор с двумя спутниками. В измазанной грязью и тиной одежде, усталые и злые, они шли к воротам.

– Мне выйти, встретить их? – спросил Верещагин.

– С ума, что ли, сошел? – Болотник дёрнул подбородком. – У тебя ребёнок. А если они выстрелят? Это твой «друг» может других в пекло посылать, а я не такой.

Он тяжело поднялся с крыльца, двинулся отпирать.

Как только тяжёлая створка сдвинулась достаточно, чтобы в просвет мог протиснуться человек, во двор вбежал сталкер в «пепловской» экипировке. Следом за ним – тощий парень с «Винторезом». Последним протиснулся Инк.

– Он мёртв. Ясно? Мёртв! – донесся до Верещагина надломленный голос лекаря. – Вы опоздали.

«Лешие» что-то кричали, «пепловец» схватил Болотника за грудки, и Верещагин поднялся было с крыльца, чтобы не дать сталкерам покалечить хозяина, но тощий тут же нацелил на него ствол автомата.

– Оружие убери. Ты кто такой вообще?

Всё могло закончиться плачевно. «Лешие» думали, что им придётся врываться в дом Болотника, но лекарь сам отпер ворота. Они считали, что примут бой со Зверевым, но Зверев оказался мёртв. Вдобавок на территории неизвестный с оружием. Как они могли поступить, я понятия не имел и не собирался дожидаться развязки. Накинув висевшую в сенях дома штормовку, выскочил на крыльцо, и тут же был взят на мушку Инквизитором.

Пару секунд он оценивал своего противника, потом во взгляде мелькнуло узнавание.

– Это я – Жура. Помнишь меня?

Автомат чуть сместился.

– Тот, который с Кастором в паре работал?

– Да, я. Мужики, мы сейчас всё объясним, только глупостей не делайте.

«Карибский кризис» местного масштаба разрешился на удивление хорошо. Никакой стрельбы, никаких драк. Минут пятнадцать мы с Болотником втолковывали Инквизитору и его бойцам, что Зверев мёртв, едва ли не носом ткнули «леших» в труп с простреленной головой. Рассказали о нападавших, и лишь после этого разгоряченные охотники немного поостыли.

Зона – поразительное место. За пределами болотного дома мы с Шиловым поубивали бы друг друга, а «лешие» без разговоров перещелкали бы всех, прежде чем выяснять ситуацию. Казалось бы, так и должно было случиться, но – нет. Слишком многое пережили все мы, чтобы теперь открывать огонь. Наш с профессором конфликт как-то незаметно перешел из активной фазы в зырканье глазами и бухтение себе под нос. Тяжелый разговор предстоял, но его можно было теперь разрешить мирным путем. Мы оба понимали, что сейчас главное – убедить «леших» выслушать все наши, пусть порой и безумные, доводы. У Инка, как выяснилось, в пути погибли двое – Нельсон и Вагон, отправленные головным дозором, слишком близко подошли к одной из проток, их тут же утащил в воду неизвестный мутант. Потому озлобленный Инк готов был сорваться на любого. Но в итоге всё обошлось. Спустя полчаса мы всемером уже сидели в доме Болотника за кухонным столом, слушая, как шумит ветер за окном, наспех заклеенным треплющимся целлофаном.

Разговаривали долго, на повышенных тонах. О Звереве, о «Камне», об Иванове и головорезах из «Легиона». То и дело в разговор вклинивался Болотник, объясняя специфику воздействия «Камня» на людей, Шилов ему поддакивал.

– Инк, я тебе об этом и говорил, – выслушав наши доводы, обратился к командиру Хорёк. – Тех четверых из «Пепла», бойцов Аркаима, погубил именно «Скорбящий Камень». Есть косвенные доказательства подобных случаев и с другими людьми…

– То есть у Зверева откуда-то оказался артефакт «слёзы камня», и из-за него он творил все свои безумства? – попытался разобраться в ситуации лидер «леших».

– Именно.

– И за этим артефактом охотился «Легион»?

– За ним тоже.

– И военные охотятся?

Я кивнул, потом добавил:

– Правда, не уверен, что человек, отправивший нас сюда, из числа военных.

Инквизитор удивлённо взглянул на меня.

– Почему?

– Шилов, расскажите.

Профессор просиял. Настал его звёздный час.

– Александр сказал, что операцией руководит некий Иванов из особого отдела Рубежа, – начал он, – но я знаю, что курирует операцию сам генерал Заречный, командующий Объединенной группировки Рубежа.

– И что? – не понял Инк. – Просто направил вместо себя этого особиста разбираться с ситуацией.

Я вынул из кармана смартфон, с минуту водил пальцем по сенсорному экрану, потом протянул умный гаджет Инку.

– Вот, посмотри. Эту фотографию я сделал тем вечером, когда Иванов отправлял нас в рейд. Щёлкнул, пока он не видел.

– И что это такое? – Инквизитор пытался разобрать, что изображено на тёмной, мутной фотографии.

– Видно плохо, но это рука водителя, который вёз нас к Рубежу. Щёлкнул аккуратно, чтобы не заметил. Он – один из ребят Иванова. У него на указательном пальце татуировка – три линии и перечёркивающая их четвёртая, – я вновь коснулся экрана. – А на этом снимке рука одного из лежащих на улице мертвецов. Татуировка такая же. Я готов поклясться, что и у головорезов, напавших на моих ребят у Озера, были татуировки, правда, внимания я тогда не обратил. Времени не было…

Инквизитор с минуту молчал, притихли и все остальные.

– И мы вчера видели такие татуировки у гавриков, что на тропе положили! Выходит, Иванов никакой не военный, а самозванец, а его спецназ – это бойцы «Легиона», как и те, кто приходил за Зверевым?

– Выходит, что так.

– Надо же, они и в руководство Рубежом успели внедриться… И что думаешь делать?

Я пожал плечами.

– По логике должен сейчас сообщить, что артефакт у нас, добраться до Рубежа и передать Иванову находку. В Надеждинске, в здании комендатуры.

– Ясно… А связь как держите?

– На этот счёт Иванов дал мне во-о-от, – потянул из кармана спутниковый телефон, – эту штуковину.

– Интересная «штуковина», – Инк хмыкнул.

Тощий «пепловец», до этого момента молчавший, довольно осклабился:

– Какая цацка… Такие на Рубеже по пальцам пересчитать можно.

– Почему? – не понял я.

За время службы не раз видел, как спутниковые телефоны использовались в рейдах, и никогда не считал это чем-то необычным.

– Я время от времени за Рубеж выбирался, – улыбнулся сталкер. – У нашего военного спутника орбита такая, что он не всегда находится над Зоной…

Я задумался. Да, действительно, спутник порой уходил в сторону от Зоны, и выход в армейскую сеть пропадал. Дважды в сутки, и об этом знали все военные сталкеры.

– Телефон бесполезен два раза в сутки, поэтому на блокпостах Рубежа от него отказались в пользу раций. С ними надёжнее.

– Но ведь в рейдах до сих пор используют телефоны, верно? – не унимался я, хотя и вспомнил, что моя группа была оснащена лишь специализированными мобильными радиостанциями.

– Иногда – да, но редко. У нас даже когда военный конвой на базе «Пепла» останавливается, у них при себе рации и мобильники.

– Значит, наш Иванов – фанфарон, не знающий, с чем лучше людей отправлять! – вклинился в разговор Верещагин.

«Пепловец» вскинул вверх указательный палец.

– Ну-ну, верьте в это, наивные.

– А у тебя другой вариант есть?

– А то, – вновь довольно прищурился тот. – Ваша цацка может быть на другой спутник нацелена. На сталкерский. Он всегда над Зоной висит.

Мы с Верещагиным переглянулись. Неожиданно напряглись Инквизитор и Хорёк, а профессор Шилов вдруг ляпнул:

– Вы думаете, он из американской разведки? Это ведь американская разведка запустила сталкерский спутник!

Никто не засмеялся, не улыбнулся даже. Всем вдруг стало ясно то, что оказалось на виду – Иванов не имеет никакого отношения к воинской группировке Рубежа. Он – не «чекист».

– Иванов? – Болотник удивленно вскинул брови. – А не тот ли это Иванов…

Но на него никто не обратил внимания. Каждый был занят собственными мыслями.

– А можно как-то проверить, к какому спутнику идёт подключение? – хрипло спросил я, чувствуя, как теряется голос.

Брови «пепловца» взлетели вверх.

– Не знаю точно. Наверное, можно во время разговора отследить…

– Делай, Фрегат, – скомандовал Инквизитор, с прищуром глядя на «пепловца», словно прицеливаясь в него.

Я вновь разлепил пересохшие губы:

– То есть мне нужно позвонить Иванову?

– Да, во время разговора выясним, на какой спутник всё завязано.

Так и сделали. Я набрал нужный номер, поднёс телефон к уху и принялся ждать. Пару секунд в трубке было тихо, потом послышался приглушённый голос:

– Журавлёв, это вы?

– Да, я.

– Скажите мне, что всё нормально и артефакт у вас! Ведь всё нормально?

Я до боли в пальцах стиснул трубку. Сталкер Фрегат колдовал со своим смартфоном, что-то бурча, водил пальцем по сенсорному экрану.

– Тяни время, – одними губами прошептал он, когда я замолчал, не отвечая на заданный Ивановым вопрос.

– А… да, всё нормально. Артефакт у меня.

– А Зверев?

– Он… – долгая пауза. – Он убит. Я опоздал.

– Кто его убил?

В это время Фрегат оторвался от созерцания смартфона, кивнул и едва слышно произнёс:

– Сталкерская сеть.

Хотелось выкрикнуть в трубку: «Иванов, это твои дружки убили Зверева!» Но разве лже-чекист не должен был об этом знать, если боевики в камуфляже действовали с ним сообща?

– Его убил… Да я не знаю, кто… Какие-то сталкеры. Вы же предупреждали, что за ним охотятся «лешие» и «легионеры»! Но это точно не люди Инквизитора были, тех Болотник знает.

Теперь молчал Иванов. Секунду, две, три…

– Это «Легион», – наконец прошипел собеседник, – те же, кто убил твоих друзей. Послушай меня, Журавлёв… Сейчас ты должен уничтожить тело Зверева и выбираться оттуда, пока не подоспели «лешие». Не встречайся с ними, уйди незамеченным.

Я взглянул на Инка и Хорька, сидящих за столом напротив.

– Меня заберут на Рубеже?

– Вечером, в половине девятого на седьмом блокпосту будет ждать машина. Ты передашь ребятам артефакт, а они тебе данные о «Легионе». Как понял меня?

– Да, всё понял… Почему встречаемся не в комендатуре?

– Возникли трудности, обо всём расскажу при встрече. Конец связи. И… Журавлёв, ты всё сделал правильно. Рад, что я в тебе не ошибся.

Моего вердикта ждали все, затаив дыхание. Пару минут я пытался собраться с мыслями. Наконец, глубоко вздохнул и выпалил:

– Одно знаю точно – он не из контингента Рубежа.

– Почему? – не понял Верещагин.

– Иванов сказал, что артефакт у нас с тобой заберут на седьмом блокпосту его ребята. А мы получим данные о «Легионе».

– А в чём проблема? – не выдержал и Шилов. – Вроде всё налаживается. Что не так?

– Всё не так. От начала и до конца, – я оперся локтями о столешницу, сцепил пальцы в замок. – Для начала – данные о «Легионе». Я эти данные могу в Зоне насобирать. Он изначально обещал, что раскатает «легионеров» и этим поможет.

– Может, просто ты его не так понял?

– Или он меняет планы, узнав, что Зверев мёртв и его убили фанатики «Легиона». Кроме этого, мне совсем не нравится передача артефакта на седьмом блокпосту.

– А что в этом проблемного?

– Седьмая отметка будет в это время пустовать.

Все уставились на меня.

– Как это «пустовать»? – на лице Инквизитора застыло удивление.

– Да, поясни, сталкер.

– Ротация бойцов на объекте проводится в шесть часов вечера. Завтра. Я знаю, потому что был командиром на этой отметке. В шесть часов подходы со стороны Зоны остаются охранять автоматические турели, все бойцы уезжают, производится обеззараживание местности и зданий парой специалистов одного НИИ, а потом заступают свежие силы. Раз в неделю – это железно. Сегодня как раз пересменка.

Теперь вспомнил и Верещагин, подтвердил.

– Я думаю, если Иванов не тот, за кого себя выдаёт, он может поставить дежурить вместо расчёта блокпоста своих людей, которые с ним вместе приехали. И мы с напарником не выберемся оттуда живыми.

В ответ – тишина. Сегодняшний вечер был богат на многозначительное молчание.

– Ладно… – затянул Фрегат, – у тебя просто паранойя, сталкер. «Пар-р-ранойя». Кто будет всё это проворачивать ради простого артефакта?

– А это не простой артефакт! – наконец, не выдержав, поднялся из-за стола Болотник. – Это ключ к «Скорбящему Камню». А ещё всё так сошлось… Давайте-ка кое-что проясним. Я хочу дать вам почитать один дневник…

– А какое отношение это имеет к…

– …Прямое! – словно строгий учитель, Болотник пресёк попытку его перебить. – Я дам каждому из вас копию дневника. У меня они на этот случай лежали…

– Типа вы знали, что мы будем тут сидеть? – улыбка Фрегата стала нервной.

Лекарь хмыкнул:

– Не вы конкретно, но да. Всё закручивается в один узел. Все события, все судьбы. Грядёт что-то страшное, и «Камень» в этой истории – цементный раствор, который соберет воедино всех и забетонирует.

Он выбрался из-за стола и двинулся в соседнюю комнату. Все удивлённо ждали его возвращения.

– Слушайте, он точно не псих? – оглядываясь через плечо, поинтересовался Фрегат.

Никто не ответил.

Вернулся Болотник с пачкой печатных листов.

– Вот, держите… Каждому по экземпляру. У меня их много… читайте. Это выдержки из дневника профессора Дугина.

– Того самого Дугина?! – восхитился Шилов. – Автора теории ноосферных протуберанцев?!

– Да-да, того самого. Просто прочтите…

– И зачем? – неугомонный Фрегат скептически глядел на пожелтевшие листки с текстом.

– Чтобы понять, что происходит вокруг нас всех. Читайте…

И мы взялись за дело. Две страницы мелким шрифтом – не так уж и много текста, вот только некоторые строки заставляли замереть на минуту, а то и больше.

«Вопрос у всех один – что такое Зона? Люди обращаются с ним к учёным: «Ребята, что такое Зона и как она возникла?» В ответ – тишина. Постыдная, глухая. Тогда люди обращаются к религии: «Святой отец, что такое Зона?». Но и религия молчит. А люди остаются на перепутье, между рационализмом и слепой верой, не найдя ответа ни в храме божием, ни в храме науки. Впрочем, учёные говорят, что Зона – это выплеск ноосферы, пространственная аномалия, результат ядерного взрыва, падения метеорита… Священники уверяют, что Зона – кусочек ада, ниспосланный нам, чтобы показать весь ужас грядущего. Они говорят, но слова их – бред, не более. Ни толики уверенности в их речах, потому что никто не знает, что такое Зона. Знаю только я.

Вспомните фантастические истории о том, что вода запоминает наши эмоции, что все мыслечувства людей составляют энергетическую и информационную оболочку земли – ноосферу. Вспомнили?

А теперь поверьте мне, всё это – правда. Наши эмоциональные всплески – будь то радость или злость, – это особый вид энергии. С экранов телевизоров, по оптоволоконным и беспроводным маршрутам идёт к нам информация. Мир напичкан ею. Любая информация вызывает наш эмоциональный отклик. Падение цен на нефть – страх, злость, победа любимой спортивной команды – радость. И всё пространство вокруг нас – словно колба, заполненная эмоциональной энергией. От эмоции к эмоции выстраиваются связи, тянутся невидимые нервные волокна.

Когда происходит чудо, мы говорим, что бог спас, что вселенная помогла. На деле же – ноосфера откликнулась на наши мольбы.

Если мои записи кто-то прочтёт, в чём я сомневаюсь, не спешите сжигать их. Я не безумец. Быть может, я единственный в мире, кто знает, что сейчас творится с планетой.

Помните, вам ещё в школе говорили, что всё живое родилось из неживого, из первичного бульона? Так появилась жизнь на планете. Зона возникла так же. В огромном океане эмоций, бушующем, меняющем под себя пространство и время, не осталось места. Слишком много информации сошлось в одной точке, слишком много эмоций, просьб, слишком много людской боли и ярости. И однажды мёртвая ноосфера взорвалась, породив Зону.

Так из неживого появилась Она. Случайность, шанс на которую менее ничтожен, чем шанс на появление человека.

Я не религиозен, но порой ловлю себя на мысли: «А ведь божий промысел объяснил бы всё…»

Мне кажется, Зона была всегда. В детстве читал роман братьев-фантастов, где по мистической Зоне, огибая аномалии, бродили храбрые сталкеры.

Когда рвануло на нашей АЭС и с экранов телевизоров понеслось: «зона отчуждения», мне сделалось не по себе. Когда в девяносто пятом далёкое эхо кликало беду фразой «зона антитеррористической операции», я начал понимать, что события складываются в строгую цепочку. Тогда я считал ноосферу выдумкой, но натяжение межчеловеческих связей чувствовал кожей. Восточная Европа трещала от напряжения, готовая взорваться. Там, над Европой, набирал силу чудовищный энергетический вихрь. Монстр, готовящийся сожрать её. А мы с каждым годом подкармливали зверя. Мы говорили «зона», мы звали её. Так появилась компьютерная стрелялка, в которую ночи напролёт играл мой сын и некоторые коллеги из НИИ. Все думали – вот ведь находка группы программистов, но я понимал, что это первый звонок, первый сигнал к началу конца. Потом появились книги. Сотни. Их читали в поездах метро и в тенистых скверах, в пыльных библиотеках и с экранов смартфонов. «Сталкеры, – звучало всюду, – мутанты, аномалии. Зона». Чёрт побери, да, о Зоне знали все. Знали ещё до её возникновения! Сотни тысяч детей грезили появлением Зоны, чтобы сталкерами уйти на её пустынные земли. Миллионы жителей почившего советского колосса с содроганием вспоминали апрельскую ночь восемьдесят шестого. Миллиарды человек ежеминутно разносили из уст в уста: «в Зоне» то, «в Зоне» се… И ноосфера не выдержала, лопнула, взорвалась. Она породила сущность, которую боялись, но о которой не переставали мечтать.

Мне возразят, что были катастрофы страшнее, что энергетическая оболочка могла лопнуть в годы Второй мировой, например – когда пылал Сталинград. Могла, но сдюжила!

Всё случилось в апреле. Ночью. В час, когда мы с сыном сидели на крыше многоэтажки и смотрели на мириады звёзд. Весеннее небо – в жизни не видел ничего прекраснее…

Помню, Тёмка тогда говорил мне: «Пап, на звёзды нужно смотреть в августе», а я возражал. И мы видели всё! Сначала мир оглох. Там, где мгновением ранее холодно мерцали красные гиганты и белые карлики, вдруг потемнело. Полыхнуло многоцветье северного сияния.

Тёмка задрал голову, с восторгом смотрел наверх, что-то спрашивал у меня. Мне никогда не было так страшно, как в тот момент. Я почувствовал, что сейчас случится непоправимое…

Сияние разлилось по небу. Оно было куда ярче, чем многоцветье фонарей и неоновых реклам под нами. Куда там ночному мегаполису! Небо разбросало звёздную пыль. Казалось, вот сейчас цветные бусинки начнут срываться и падать к нам под ноги, но сияние вдруг поблёкло, и в той стороне, где дремал ещё не известный никому городок Неман, начало закручиваться в воронку. Казалось, что кто-то собрал веником светящиеся тенёта с потолка и тянул-тянул на себя… А потом вернулись звуки.

– …Пап, давай я сгоняю за зеркалкой?

Я прижал сына к себе, чтобы он не смотрел в направлении чудовищного катаклизма. Чего в ту секунду ожидал? Конца. Я был уверен, что в следующий миг мир рухнет. Но свечение погасло, целиком стянутое с неба на землю, и всё прекратилось.

Телефон был в кармане куртки. По-прежнему крепко прижимая Тёмку к себе, я достал смартфон, ткнул пальцем в экран. Нужно было срочно звонить напарнику по работе, в НИИ, брать машину и ехать на место катастрофы. Тогда я уже догадывался, что произошло, но и подумать не мог о последствиях. На касания телефон не ответил. Нажал на кнопку питания – безрезультатно.

Лишь на следующее утро я узнал, что в радиусе семисот километров вышла из строя мобильная техника, сгорели ретрансляторы на вышках сотовой связи. Летом того же года я был в Москве, разговаривал с одним специалистом по электронике, и он по секрету сказал мне, что в момент катастрофы телефонная сеть была перегружена, как и каналы доступа к интернету.

– Мы потом проверили. Оказалось, что кто-то тянул в этот момент с серверов личную информацию пользователей социальных сетей. Американские хакеры, наверное.

Я не стал разубеждать парня. В мою версию он бы всё равно не поверил. Представьте на секунду, что в результате энергетического выплеска безумное количество информации с телефонов и компьютеров пользователей попало в общее поле ноосферы, туда же – к эмоциональной энергии.

– Но ведь ноосфера неразумна и читать чужие электронные сообщения не будет, – сказал я как-то коллегам и тут же спохватился: – Стоп! Ведь данные пользователей – это топливо, корм для Зоны. Она кормилась информацией. Неважно какой.

И холодок пробежал по спине. А если нет? Если Зона нашла способ понимать информацию? В таком случае ей известно о нас всё?..

Знаете, есть такая легенда, что люди, которым суждено встретиться вновь, связаны красной нитью, которая порой спутывается, растягивается, но не рвётся, и эти двое встретятся непременно.

Я предположил (только лишь предположил!), что при определённых процессах, протекающих в ноосфере, которые я назвал штормами, люди со схожими судьбами собирались в определённых местах, рядом. И это помогало ноосфере «отдыхать», давало ей разрядку.

Мой ученик и коллега, молодой талант Владислав Кривошеев (настанет день, и мир узнает о нём!) предположил, что ноосфера должна концентрировать энергию непосредственно на Земле, и наверняка существует энергетический узел в том месте, где случился выплеск. Физический накопитель эмоциональной энергии – вот чего не хватало моим рассуждениям, вот без чего они были лишь фантазиями!

Тогда мы занялись расчётами. Идеальная форма подобного концентратора – октаэдр. Но как определить объём? И где он может находиться? Не думаю, что прямо возле взорвавшегося реактора. Скорее, реактор лишь явился приемником произошедшего выплеска. Корни нужно искать через тектонические разломы в земной коре, но человечество еще не доросло до таких технологий. Увы.

И мы считаем, что объект вполне реален, но энергия – не вещество в привычном понимании, потому не заполняет объём, а…»