Машинописный текст обрывался на середине предложения.

– Прочли? – Болотник внимательно оглядел нас.

– Мало что поняли, но да – прочли, – высказал общую мысль Фрегат. – Это какая-то антинаучная байда вроде той, про инопланетный разум?

– Теория ноосферного катаклизма, – хозяин дома взял со стола пачку распечаток. – Объяснение тому, почему мы все сейчас оказались здесь. Это чтоб вы поняли, в центре какого шторма находитесь.

– Ни хрена мы не поняли! – вновь осклабился Фрегат. – Каким боком это относится к «Камню»?

– «Скорбящий Камень» – это одна из энергетических аномалий.

– Концентратор? – восхищенно вскинулся Шилов.

– Н-нет, не совсем… Про концентратор вообще забудьте, это не имеет значения. Дело тут в другом: «Скорбящий Камень» – это вместилище энергии, как и другие аномалии, только гораздо сильнее. Это, если хотите, страшное оружие.

– Вот про оружие уже понятнее…

– Просто слушайте. Первым «Камень» нашел молодой сталкер Роман Хусаинов. Сопляк, который с группой таких же молодых пацанов приехал в Зону искать артефакты, чтобы разбогатеть. Не мне вам объяснять, какие они были дурни. Пятеро или шестеро парней, младшему из которых, Хусаинову, было тогда семнадцать лет. Старшему – всего двадцать два. И вот что самое удивительное – они дошли до «Камня». Купили у Харитона снаряжение и оружие. Думаю, зная торговца, вы представляете, чем он их снабдил.

– Самое дрянное по самой высокой цене? – предположил Фрегат.

Болотник подтвердил:

– Именно. Из оружия только обрезы, «укороты», и один пистолет Макарова. Броников и костюмов – никаких, поэтому салажата двинулись в Зону, как на рыбалку, – в дешевом камуфляже, и то не все. Кто и просто в спортивных трениках. Из защиты от радиации и пыли – только маски «лепестки».

Сталкеры удивлённо переглянулись, а Фрегат изрёк:

– Эту суку Харитона надо было давно пришить, ещё до Зверева!

– Они, – продолжал тем временем Болотник, – добрались до Озера. Как умудрились – не знаю. Если верить тем записям, которые вы прочли, их вела Зона. Или ноосфера вела – тут вопрос дискуссионный. Суть неизменна – они дошли. И возле Озера их накрыло аномальным вихрем.

Болотник вытянул над столом правую руку и ткнул обрубком указательного пальца в сторону Хорька:

– У группы Аркаима всё было так же, верно? Зона загоняла их в ловушку, к «Камню». А может, он сам звал к себе…

– Дальше, пожалуйста, – поторопил лекаря Шилов, понимающий, что сейчас речь зайдёт о подвале с «Камнем».

Я напрягся. Знал бы доктор, что и я бегал недавно от такого же аномального вихря.

– Дверь в лабораторный комплекс оказалась закрыта… Да-да, друзья мои, не удивляйтесь, я в курсе о лаборатории. Мне рассказал Хусаинов. Так вот… Они двинулись на поиски подвала, чтобы укрыться от вихря, и оказались у «Камня». Что случилось потом, я доподлинно не знаю. Рома сказал, что его товарищи взбесились…

Мы с Шиловым переглянулись. Губы профессора дрогнули в кривой усмешке. Ах ты, головастик высокоинтеллектуальный!

– …и перестреляли друг друга. Выжили только двое – он и его приятель. Каждый взял из подвала по несколько артефактов, которые позже стали именовать «слезами камня». Дождались, пока стихнет вихрь, и двинулись продавать найденное.

Болотник замялся, медленно переводя взгляд на каждого по очереди, потом, наконец, произнёс:

– Они не дошли до торговца. Мутации начали происходить прежде, чем сталкеры вышли из здания. Менялась психика, менялась физиология. Они не знали, что для артефактов нужны специальные контейнеры, и несли свои находки в рюкзаках.

– Что с ними стало? – любопытный Шилов потянулся через стол к Болотнику.

– Все, я думаю, знают Моро?

– Наслышаны, – Инквизитор скривился, будто от зубной боли. Он на дух не переносил мутантов, а попытки Болотника лечить зоновских тварей бесили «лешего» всякий раз, когда очередной исцеленный мутант отправлялся бродить по Зоне. Он ни разу не ловил таких «вылеченных» чудовищ за пожиранием человечины, но всякое могло случиться.

– Моро когда-то был человеком, – пояснил Болотник, – и в мире людей его звали Роман Азатович Хусаинов. Семнадцати лет…

Все сидевшие за столом, раскрыв рты, с удивлением посмотрели на лекаря.

– Теперь вы понимаете, почему он не совсем зомби?

Гробовое молчание.

– «Слёзы камня» – необычный артефакт, действующий на психику и физиологию человека. Зверева этот камушек превратил в кровожадного убийцу, Хусаинова… впрочем, это отдельная история. Скажем так, в убийцу. «Легион» вербует своих сектантов с помощью именно этих артефактов, только совсем маленьких. А если «слёзы» ещё и в аномалии побывали, то они резко усиливают свои свойства!

– Да, мы видели такие в подвале, у «Камня». Их было много – совсем небольших, – поддакнул Шилов.

– Вот именно! – Болотник горестно улыбнулся. – Я знаю, что множество мелких «слёз камня», которые добыли напарник Хусаинова и он сам, попали в итоге к адептам «Легиона». Они промывают фанатикам мозги с их помощью. Прошлой ночью Журавлёв спрашивал меня, почему один из нападавших вёл себя неадекватно. Вот и ответ.

– Это вы про парней в камуфляже? – поинтересовался Инк.

– О них самых.

Лидер «леших» кивнул:

– Видели их в бою. Отморозки.

– Это зомбированные люди. Не мутировавшие пока, слава богу, а просто с промытыми мозгами. И тут появляется этот артефакт… который носил с собой Зверев. Он больше всех прочих «слёз камня» вместе взятых. С помощью него можно творить такое, о чём мы вряд ли задумывались. Свести с ума целый город вроде Надеждинска, чтобы жители перерезали друг друга – это запросто, если сделать правильную сборку. А представьте, что будет, если эти изверги доберутся до «Скорбящего Камня», где таких артефактов навалом?

Фрегат присвистнул. Остальные потупили взгляды, рассматривая изрезанную ножом клеёнку на кухонном столе.

– А что мешает им прямо сейчас пойти к «Камню»? – задал закономерный вопрос Инквизитор.

– Сам «Камень» и мешает, – пояснил я, опередив открывшего было рот Болотника. – У него есть особое поле, как мне объяснил Иванов, и через него не всякий пройдёт. Мы с Шиловым прошли, но чуть было не убили друг друга.

– Чуть было?! – вскинулся учёный.

– Замолчите, профессор! – мне уже было не до любезностей после всего услышанного. – Это же вы первым попытались, нет, даже стреляли в меня! Поэтому умолкните и прижмите задницу к стулу!

Шилов покорно опустился обратно.

– А они, видимо, не могут пройти к «Камню» по каким-то причинам. Правда, если у них будет артефакт Зверева, то это всё изменит.

– Большой артефакт уменьшит воздействие аномального поля, – подтвердил лекарь, – и они свободно пройдут в подвал. Прежде вокруг него наверняка было много артефактов, которые его энергию перебивали, но сначала Хусаинов, потом группа Аркаима побывали у «Камня» и забрали его «слёзы». А уж после того, как большой артефакт умыкнули, воздействие аномалии и вовсе вошло в полную силу.

Все дружно встряхнулись.

– А «Камень» – это вообще что? Аномалия, артефакт или нечто рукотворное? – попытался прояснить ситуацию Шилов. – Каково ваше мнение?

– Не важно, что я думаю. Важно, что «Камень» способен на многое. И если ваш Иванов – не из воинского контингента Рубежа… Чёрт возьми, даже если и с Рубежа, вы уверены, что он не использует «Скорбящий Камень» против людей?

Я не знал, что ответить. Вспомнил холеного, самоуверенного московского «чекиста» и понял – этот не задумываясь будет зомбировать для себя армию. Урфин Джюс, чтоб его!

Инквизитор прокашлялся, поднялся из-за стола.

– Я думаю, ни у кого не будет возражений, если я предложу уничтожить артефакт? Фрегат, ты не против?

– Рад, что ты спросил, старшой, – «пепловец», привыкший кривляться, был предельно собран, – я – только за. Отнесите его в Мордор и киньте в жерло Роковой горы. А вообще выбросьте в ближайшую аномалию, чтобы к хренову «Камню» никто не приблизился. В бочаге утопите. Не важно, куда вы его денете, главное чтобы к «Камню» не ходили толпы шизанутых тварей, вроде тех, с которыми мы рубились вчера на Болотах.

– Не вариант, – запротестовал я, – артефакт мы, конечно, уничтожим, но и без него любой может пройти к «Камню». Мы с Шиловым ведь прошли.

– И чуть не сошли с ума! – напомнил профессор. – И скорее всего, мы – исключение из правил…

Прав он был лишь отчасти, но что мы могли сделать, кроме как уничтожить «слёзы»? Да ничего не могли.

– «Камень» – дело десятое, – сказал, как отрезал, Инквизитор, – главное сейчас – уничтожить артефакт. Его вообще можно уничтожить?

Болотник помолчал немного, а потом произнес:

– Вопрос только в том, кто его уничтожит. Любому из людей держать его в руках опасно. Я могу поручить это Моро или Степану.

– Никаких мутантов! – Инк со злобой посмотрел на лекаря. – Мы вынесем его в контейнере и кинем в аномалию или в один из бездонных бочагов на Болотах.

– А Иванов? – Фрегат испытующе поглядел на Инка. – Я бы и эту сволочь в аномалию кинул. Или мы уничтожим артефакт, а военсталы останутся в Зоне, пока всё не утихнет?

Тут уже не выдержал Верещагин. Вскочил, попытался выбраться из-за стола к входной двери.

– Я возвращаюсь в любом случае! У меня семья в Надеждинске, и если не вернусь, Иванов отыграется на них! К тому же мне нужно отправлять дочку на лечение!

– И какие варианты у нас? – не унимался Фрегат.

– А ты хочешь что-то предложить?

– Я? – «пепловец» хитро улыбнулся. – Как всегда, хочу предложить безрассудство. Если уж Зверева не удалось пощекотать ножичком, то хотя бы этого Иванова достанем. Эй, сталкер… Журавлёв, кажется. Как ты думаешь, что, если мы твоего благодетеля накроем на блокпосту?

– Или он нас.

Безумству храбрых поём мы песню… Фрегат, конечно, был той ещё сволочью, но мыслил здраво, и это понимали все. Когда речь заходила о его шкурном интересе, он мог юлить, но если на кон ставилась судьба мира, а главное – его драгоценной Зоны, сталкер был готов пойти на многое, равно как и «лешие», сосредоточенно слушавшие своего странного союзника. Казалось, сама судьба свела нас тем утром в доме Болотника. Каждый на своём месте, каждый помогал разрабатывать план. Фрегат дал ход общей задумке, остальные подхватили.

Приняли единогласное решение – уничтожить артефакт в ближайшей аномалии, чем и занялись Хорёк с «пепловцем». Остальные тем временем продумывали детали плана по устранению Иванова.

– Если он и правда «чекист», то вам ничего не угрожает, – рокотал тяжелый бас Инка. – Поэтому когда вы выдвинетесь к блокпосту, мы будем ехать в отдалении – я, Фрегат, Хорёк. Других подтягивать не станем, чтобы не было утечки информации.

– А потом?

– Потом вы покажете своему москвичу пустые карманы и либо лишитесь работы, либо состоится бой. Во втором случае мы вмешаемся.

Я бросил быстрый взгляд на Верещагина, который при упоминании о потере работы вжал голову в плечи, ссутулился. Ему сейчас нужны были работа и деньги на лечение дочери. Если бы кто-то спросил его, как следует поступить, Мишка наверняка ответил бы: «Да пошли вы на хрен со своими играми, мне бы домой добраться – и то счастье».

В итоге решили сделать так: мы с Шиловым вдвоём возвращаемся к Рубежу и на седьмой отметке тянем время. Раньше нас туда прибывает Верещагин. Такой расклад спутает все карты Иванову. Если московский гость – офицер Рубежа, Мишка свяжется с нами и сообщит, что всё под контролем. Если «чекист» – враг, Мишка не выйдет на связь. Инк и остальные прикроют наш отход в том случае, если Верещагина вынудят сообщить нам, что всё путём. План был безумен, и теперь, сидя в здании блокпоста, я понимал, что мы ничего не предусмотрели.

– Журавлёв, выходи! – слышался снаружи голос Иванова…

Всё полетело к чёрту, когда добравшийся до Рубежа Верещагин сообщил с блокпоста, что на территории знакомые ему бойцы и всё в норме. Мишку, как он сообщил в коротком телефонном разговоре, тут же взяли «под белы рученьки» и сопроводили в комендатуру.

– Всё в порядке, Саня, – говорил он мне, но друг юности лгал.

Верещагина то ли купили, то ли запугали, а мы и рады – уши развесили. Иванов и его кодла находились у блокпоста. Завязалась стрельба, и мы с Шиловым оказались в полупустом здании, примыкавшем к блокпосту. Там, у самой городской черты Надеждинска, начали отсчёт последние часы нашей никчёмной жизни.

Дрожащими от напряжения руками я набрал номер мобильника Верещагина. Ещё теплилась надежда, что он ошибся, что Иванов его обдурил.

– Звонок могут отследить? – спросил Верещагин, сняв трубку. Всё он понимал, хитрая мразь. – Не звони больше, Сань…

В моей окровавленной руке был не мобильник, а последняя надежда на спасение.

– Мишка, как ты вообще мог? – сказал и понял, что собеседник уже принял решение – не поможет.

– Они обещали Лерке вне очереди сделать операцию, – словно не слыша моих слов, сообщил друг, – прости.

– Ты нас сдал? Верещагин?! Ты нас…

– Да, Сань, да… Прости. Считай меня последней мразью, но уж лучше я вылечу дочь, чем пойду за тобой и сгину.

– Мы же для всех стараемся, а ты… Сука ты, Верещагин!

– Наверное. – В трубке снова шорох, потом тяжкий вздох. – Сань, оно того стоило – всё это?

Я до боли стиснул телефон, здоровой рукой погладил цевьё автомата.

– Тварь… – процедил сквозь слёзы. – Тварь… Они же психи, нельзя им давать в руки такое оружие… И ты… Тварь…

Из динамика телефона стали наплывать частые гудки.

Бип, бип, бип…

Мы начинаем ценить людей, только когда теряем их, а место, которое в нашей памяти занимали серые, ничего не значащие воспоминания, заполняется стылой пустотой. Я потерял всех до единого. Мой отряд. Мою семью. Моего последнего и единственного друга…

Ещё пару недель назад сидел в баре с бутылкой пива и травил байки о Зоне, а ребята слушали меня, смеялись…

– Журавлёв, говорит Иванов, – влетел сквозь раскрытое окно усиленный громкоговорителем голос, – не усугубляй своего положения! Если через пять минут ты не выйдешь из здания с поднятыми руками, спецназ пойдет на штурм.

Ну, вот и всё… Боль, страх, ненависть… отчаянье. Не быть тебе майором, капитан Журавлёв.

– Слышишь меня? – надрывался снаружи горлопан с якобы Рубежа. – Ты подумай хорошенько! Ещё есть шанс спастись, не упускай его!

– Иванов! – хрипло бросил я в распахнутое окно. – Ты остальным тоже предлагал сдаться перед тем, как убить?

С минуту переговорщик переваривал услышанное, после чего хрюкнул мегафон и Иванов всё так же уверенно повторил своё требование:

– Бросай оружие и выходи! Три минуты. Бойцы уже на позициях.

Профессор Шилов на четвереньках подобрался ко мне, уселся рядом:

– Александр, нам – конец… Там две штурмовые группы, снайперы…

– Наёмники или местные вояки? – спросил и понял, что Шилов не отличит звезду от бочки, как говорится, но профессор удивил, вытер пот со лба и произнёс:

– Профи – да, но это не местный спецназ. Видели бы вы, Александр, как слаженно они двигаются. Я такого даже в кино не встречал. Клоны, чтоб их!

Нехороший холодок пробежал по спине. Ох, и непросты этот Иванов и его псевдоспецназ.

– В общем, так, профессор. Скорее всего, они вломятся с торца. Там вдоль всего лестничного колодца сплошняком витраж сделан. Его высадить – не проблема. Вторую группу я бы на их месте отправил к центральному входу, чтобы меня отвлечь. Ну и через окна.

Шилов выслушал, обреченно кивнул. Кто бы ни был в штурмовых группах, у нас с ученым не было против них ни единого шанса. Даже если предположить, что нам удастся выбраться из здания, что потом? Иванов наверняка оцепил квартал. Имеет ли смысл бежать к местным воякам и рассказывать, что у них под боком чья-то частная армия? Сам себя спросил, сам себе ответил – никакого смысла. Если моего закадычного приятеля Мишку Верещагина сумели купить, то толстозадое офицерьё и пальцем не пошевелит. К тому же какова вероятность, что руководство Рубежа не замешано в происходящем? Ведь если рассуждать логически, местные особисты должны были что-то заподозрить, когда в один из закрытых городков на границе Зоны въехали грузовики с якобы спецназовцами. А проверить Иванова они должны были? Должны! Не каждый день из Москвы приезжает офицер такого ранга, чтобы просто брать под козырёк. Должны были отправить запрос в Москву, а оттуда им бы ответили, что никакого Иванова в контингенте Рубежа нет. А если он и впрямь «чекист», что тогда? Вдруг гниль этого заговора добралась до военной верхушки?..

Я обреченно взглянул на бегущих через двор бойцов в камуфляже. Красиво, слаженно двигаются, словно родились для этого. Прав Шилов, это не местный спецназ. Скорее отряд зачистки.

– Александр, Инк может успеть, – то ли спросил, то ли констатировал профессор.

– Не успеет, – я невесело усмехнулся, вскинул автомат, намереваясь стегануть бойцов длинной очередью, но по моей позиции заработали сразу двое, разнося в щепки хлипкую оконную раму. Уперся ногами в батарею отопления и, оттолкнувшись от неё, покатился по полу к входной двери.

– Не стрелять! – раздалось снаружи, когда эхо выстрелов стихло. – Он нужен живым.

Та-ак, а вот это уже интересно. Я-то думал, что для меня всё кончилось, а теперь есть шанс. Я нужен им живым, но зачем? Чем так ценен капитан Журавлёв?

– Профессор, любить вашу душу! – крикнул я, поднимаясь на четвереньки, и в этот момент пол подо мной дрогнул. Через дверной проём в комнату ворвались клубы зеленоватого дыма, застучали по бетону тяжелые сапоги.

– Про-ф-кх-е… – задохнулся я, когда в окне мелькнула смазанная тень.

Автомат в моих руках дёрнулся, выплёвывая короткую очередь.

Нужно бежать прочь из комнаты – на лестничную клетку, где нет дыма, и оттуда – наверх, на крышу…

– Держи его!

– Стоять!

– Вон он!

– Бей!

Тишина, темнота…

Словно щёлкнул тумблер. Сознание вернулось. Первое, что увидел, – припорошенные пылью армейские ботинки. Потом на мгновение вновь стало темно.

– Ты его не шибко приложил? – поинтересовался кто-то совсем рядом.

– Да придуривается он, падла. Сталкер, подъём!

Удар под рёбра…

– Сучёнок, – услышал, скрючившись от боли. – Ты меня обмануть решил?

Это истерил обычно спокойный московский хлыщ Иванов.

– Поднимите его.

Двое крепких парней со сдвинутыми на шлемы масками противогазов оторвали меня от пола, поставили на ноги. Мельком успел разглядеть на обоих экипировку «Ратник». Газом они меня, что ли, травили?.. У того, что справа, на плече спецавтомат «Вал», у второго «ангела-хранителя», маячившего за моей спиной, оружия вообще не наблюдалось.

Медленно оседала цементная пыль, в дальнем углу выхаркивал последний дым металлический цилиндр гранаты. И посреди рукотворного хаоса – Иванов в строгом чёрном пальто, белой рубахе, с противогазом в руке. Его вытянутое лицо багровело недовольством, ровные зубы обнажились в оскале. Видать, успели меня обшмонать, да ничего не нашли.

– Мразь! – рявкнул он и ударил меня под рёбра. Замахнулся и смазал по скуле. Не слишком удачно и точно – ярость помешала рассчитать удар, и тяжелый кулак прошел по касательной.

– Хватит! – надтреснутый старческий голос заставил Иванова прекратить избиение пленника. Шаркая по бетону замшевыми туфлями, вошел сухонький мужичок. – Так он ничего не скажет. Сталкеры – гордые люди. И глупые. Приведите второго.

Застучали по полу тяжелые ботинки, и в комнату втолкнули Шилова. Камуфляж изодран, лицо перемазано кровью, на месте правого глаза зияет кровоточащий провал.

– Я спрошу только один раз, – с лукавой улыбкой заговорил старик, – и если ты не ответишь, Журавлёв…

Будто всё вокруг – эпизод из глупого фильма. Это не могло быть реальностью, слишком сюрреалистично выглядел старик, слишком… Из-за пояса он достал воронёный револьвер, приставил к затылку ошалевшего от боли и трясущегося Шилова.

– … если ты не ответишь, Журавлёв…

Понятно, что будет «если».

– Где артефакт, сталкер? Тот, что был у Зверева. Где он?!

– Иди в жо…

Грянул выстрел, в лицо мне ударила тёплая кровавая кашица, скользкие кусочки человеческого мозга, крошево костей черепа.

– Твоя очередь, Журавлёв, – спокойно продолжил старик, будто ничего не случилось, и добавил, обращаясь к Иванову: – Если бы вы сразу сообщили мне, что у Зверева есть артефакт, мы могли избежать массы проблем! Нужно уметь подчиняться, голубчик…

Горячий ствол револьвера замер в нескольких сантиметрах от моего лба. – Вопрос прежний: где артефакт?

Мир вокруг поплыл, картинка смазалась. Из сюрреалистической круговерти звуков, запахов, ощущений осталось лишь одно – я чувствовал, как по моим щекам тёплыми струйками течёт чужая кровь. Красные ручейки касаются губ, теряются в щетине на подбородке, по шее спускаются за ворот штормовки.

– Где артефакт?!

Мгновение тишины. Долгое, звонкое мгновение.

Я потерял всех, кто был мне дорог, – моих друзей и случайных знакомых, за краткий срок ставших друзьями. Все они сгинули, вольно или невольно защищая тайну, которую вытягивали из меня сейчас…

О, нет. Ни этот злобный старик, будто сошедший со страниц шпионского романа, ни его приспешник Иванов не станут меня убивать, потому что я – единственный, кто знает правду.

– Это судьба, мальчик. – Улыбка старика безнадёжная… – Ты либо говоришь мне, где артефакт, либо умираешь.

– Зверев.

– Что? – мучитель наклонился ближе.

– Шилов…

– Иванов, что он бормочет?

А я продолжал:

– Бакс, Клюв, Клапан, Кондрат, Саныч…

Это все те, кто погиб. Я помнил каждого. А помнил ли их Иванов? Память услужливо проматывала эпизоды недавнего прошлого: знакомство с профессором Шиловым, Максим Зверев и его преследователи, «Камень». Чёртов «Камень», всё из-за него! Успеет ли Инк с ребятами ко мне на выручку?..

– Жаль, Журавлев. А мог бы ещё пожить. Я тебе благодарен, ты нам очень помог. Мы ведь считали «Камень» легендой, а ты доказал, что он реален.

– Бакс, Клюв, Клапан…

– Иванов, что он бормочет? – старик с револьвером склонился надо мной.

– …Бакс, Клюв, Клапан, Кондрат, Саныч…

– Что он несёт? Какой клапан?

– Я же говорил, не нужно его так сильно бить, – зашипел Иванов, обращаясь к одному из громил в камуфляже.

Не отвечая командиру, тот резко схватил меня за волосы, запрокидывая голову:

– Придуривается, гнида. Я его…

Договорить камуфлированный не успел. Пуля ударила ему в висок, вдребезги разнося массивный череп. Руки пленителя ослабли, и я, изловчившись, откатился в сторону. Вовремя. Через мгновение после гибели первого «ангела-хранителя» пулю схлопотал и второй. Он не успел ничего сделать. Лишь повернул голову в сторону окна, через которое в его напарника прилетел смертоносный свинец, и тут же получил пулю в гортань. Захрипел, кулем заваливаясь на пол.

Ещё через секунду внизу застрекотали автоматы, ухнул взрыв.

Растерянный старик по-прежнему стоял посреди комнаты с револьвером в руке.

– Какого чёрта?!

А Иванов всё понял. Пригибаясь, он ринулся к окну, попутно сбив с ног старика. Выглянул наружу. Там, в клубах дыма, на площадке возле здания шел бой. Несколько его бойцов, прикрываясь машинами, бежали к зданию. Когда они были уже у самого подъезда, на территорию влетел посеченный пулями броневик натовского образца с откинутым люком стрелка, из которого высовывался облачённый в броню человек с пулемётом. Он ловко стегал очередями разбегающихся боевиков Иванова.

– Кто это?! – вопил, ползая в пыли, старик.

Рокот выстрелов нарастал. Через пару минут загромыхало на первом этаже.

– «Лешие» Инквизитора! – только и прошипел столичный гость. Пригнувшись, он переместился к убитым боевикам, сдёрнул с плеча одного из них автомат и бросился к выходу.

– Стой! – нёсся ему вслед растерянный вопль старика, – как же «Камень»?!

– Некогда!

На меня они уже не обращали никакого внимания. Испуганные, оба орали что-то друг другу, пытаясь заглушить грохот приближающегося боя. Не знаю, откуда во мне взялись силы. Я бросился на старика, вывернул руку с револьвером и несколько раз ударил его рукояткой по голове, пока череп ощутимо не захрустел. Вскинул пистолет, намереваясь выстрелить в Иванова, но того и след простыл.

На втором этаже громыхнуло, застучали по ступеням тяжелые ботинки. Я ожидал увидеть бойцов в костюмах «Ратник», но на этаж влетел с автоматом наперевес бешеный, как берсерк, сталкер. Я не узнал его – мутная пелена застилала глаза, руки дрожали, а вот человек с автоматом меня признал.

– Старшой, сюда, я его нашел! – прокричал он. Где-то всё ещё стреляли… Я закрыл глаза и отключился.

Пришел в себя уже в машине. Броневик нёсся по просёлочной дороге, мелькали опоры ЛЭП, дорожные знаки. Огляделся: впереди, на месте водителя, сидел Инквизитор, рядом с ним незнакомый «леший» – голова перебинтована, сквозь марлю проступает кровь.

На заднем сиденье, рядом со мной, вольготно развалился Фрегат.

Увидев, что я моргаю, «пепловец» довольно осклабился:

– Очухался, чухан?..

Инк взглянул на меня через плечо.

– Ты везунчик, сталкер! – прокричал он, перекрывая рёв двигателя.

Я лишь вяло моргнул, соглашаясь.

– И мы везунчики! – отчеканил Фрегат. – Видишь вот этого парня? – он указал на раненого, расположившегося на сиденье рядом с Инком. – Это Грызун. Он где-то отыскал броневик и прикрыл нас всех. Если бы не он – всё, каюк. Колись, ты где эту тачку урвал, а? Молчит, чёрт усатый!

– В Пятихатках. Меня ведь Инк пристыдил, типа, струсил я. Они с Хорьком по мне и проехались катком. Ну, я психанул, решил доказать, что на что-то ещё способен. Собрал ребят из числа новичков и наладил патрулирование территории Рубежа. Вчера… – он на секунду прервался, что-то подсчитывая в уме. – Или позавчера, не скажу уже точно, мои ребята наткнулись на двух блатарей. Они в зарослях, недалеко от линии Рубежа, машину оставили. Парни говорят: «Будут жечь». Ну, мы и отобрали трофей. Оказалась хорошая тачанка, на ходу!

– А с блатарями что? – поинтересовался я, уже понимая, на кого наткнулся Грызун с мужиками.

– А с ними вообще интересная история вышла, – «леший», не обращая внимания на ранение, перегнулся через спинку сиденья. – Одного в процессе пришлось пристрелить, сопляк в нас палить принялся. Второй умнее оказался. Матёрый волчара. Руки поднял, мол, не при делах я. Мы его скрутили, начали выпытывать, кто он такой. А этот козёл, в общем, рассказывает, что на старой ферме сидит заказчик, и если мы его отпустим, он нам этого заказчика сдаст. Какого-то там Бруно.

– Сдал?

– Не тут-то было! – Грызун всплеснул руками. – Мы туда вломились, а на ферме…

– А на ферме карлики! Снобы, чтоб их… – прервал его реплику до сего момента молчавший Инк. – И об этом «лешие» должны знать! Рассылку я неделю назад делал. Блатные специально натравливают таким образом мутантов на сталкеров. Грызуну повезло, что карлики не сориентировались.

– Всё так серьёзно?

– А то… – усатый хмыкнул. – Оказалось, на этих мутантов даже заказ есть, и на блатаря того – Декана – тоже. В итоге мои парни обзавелись бронёй и пушками, я выполнил два заказа и начал понемногу возвращать доверие Инка.

Лидер «леших» промолчал. Как-то совсем по-детски звучало заявление Грызуна. Инк помнил этого сталкера суровым одиночкой, а теперь, как говорится, детство в одном месте играло. Или страх так меняет людей?

– Так что с Деканом? – снова спросил я.

– Мутанты убили. Мы его первым в помещение запустили, они в него и зашвырнули бочкой. Насмерть.

Декана было жаль. Да, он отпетый уголовник, мразь конченая, а всё же жаль.

– Куда теперь?

Все молчали. Наконец Инк заговорил:

– В Надеждинске заваруха серьёзная. Залечь надо всем. Надолго. Хорёк договаривается с одним пареньком, чтобы нас провёл вглубь аномальных территорий. Ты понимаешь, какую кашу заварил?

– Не расхлебают, – я зло ощерился, совсем как любил делать Фрегат.

«Пепловец» одобрительно закивал, а вот Инк моего злого оптимизма не разделял. Он хотел было что-то сказать, но лишь махнул рукой.

– Жура, у тебя телефон дребезжит.

Я похлопал себя по карманам. И правда, в правом нагрудном обнаружился смартфон. Я-то думал, что он не уцелел после драки с бойцами Иванова. Да нет же, лукавлю, я об этом совсем не думал.

Извлёк трубку из кармана, успев различить на дисплее незнакомый номер. Нажал на кнопку вызова и тут же спросил:

– Кто это? Откуда у вас мой номер?

– Вы… – донёсся едва различимый женский голос. – Вы… Вы Журавлёв?..

– Да.

– Я жена Ми… – чередуясь со всхлипами, продолжил женский голос, – Миши Верещагина. Вы помните меня? Я Марина… Марина… Он сказал позвонить вам, если…

Тварь! Это он, Верещагин, испортил всё. Он предал, а значит, погубил всех. Шилова, тело которого лежит сейчас в здании на блокпосту, многих ребят Инквизитора, пришедших на выручку. Предал всех.

– Ваш Миша – мразь, – нисколько не жалея, отчеканил я, – этот кусок дерьма предал всех, кто ему верил. Из-за него погибли люди. Пусть он застрелится, если ещё мужик… А мне больше не звоните…

И вышвырнул телефон в окно броневика.

Марина замерла, будто гипсовое изваяние. На бледном как мел лице чуть подрагивала синеватая полоска губ. Минуту назад размеренная жизнь домохозяйки закончилась. Во взгляде – коктейль ужаса и отчаянья, в руках – пистолет, рядом – труп.

…Квартиру, купленную сразу после свадьбы, она обставляла лично. Сама выбрала цвет обоев и мебели, узор ковров. Муж, офицер Рубежа, получал приличное по тем временам жалованье и умудрялся подрабатывать где-то на стороне на пару с приятелем – Денисом Вениаминовым. Она не интересовалась, каким образом. Обсуждение работы в семье Верещагиных считалось запретной темой. Марину и без этого устраивало всё: странные друзья мужа, непонятно откуда берущиеся деньги. Молодая, красивая… она любила шик, но ещё больше – супруга, поэтому всецело доверяла ему.

Михаил не являлся красавцем-сердцеедом, да и романтиком назвать его язык бы не повернулся. Но его жизненная настойчивость переходила в упрямство, и это часто давало неплохие плоды.

Знакомство произошло в Институте аномалистики, где училась Марина. На последнем курсе к ним вместо ушедшего на пенсию профессора Дугина лекции пришел читать Михаил Верещагин, действующий сотрудник Рубежа.

Его отчего-то сразу невзлюбило большинство… Девушки между собой с пренебрежением называли «сталкером», ведь боец Рубежа – военстал, как ни крути. А Марине он был совершенно неинтересен, и без того вечно находилась масса проблем. Но однажды что-то случилось, будто в сознании студентки щёлкнул тумблер.

О прошлом их нового преподавателя случайно обмолвился декан факультета, в разговоре с учащимися намекнувший, что Верещагин за свой подвиг так и не получил медали. Про сам подвиг девушка узнала чуть позже. Оказалось, что во время командировки в Зону Михаил вынес из смертельно опасного места двух своих товарищей. На изрешеченном пулями и искореженном аномалиями «УАЗе» добрался до блокпоста и вызвал подкрепление. Герой, не иначе. И её вдруг потянуло к геройству…

Любовь? Влюблённость? Влечение? Марина не знала, как назвать то, что с ней произошло, но вспыхнула страсть, внезапно разгоревшаяся, как лесной пожар. Через десять месяцев родилась Лера. Валерия Михайловна Верещагина…

Зачем? Ну, зачем она сделала это?! Секундное помешательство, вспышка в мозгу, а потом… выстрел.

Её муж сидел за столом, уткнувшись лбом в тарелку горячего, парящего борща.

– Мишенька… – Марина коснулась его плеча кончиками пальцев.

Откликаясь на касание, тело едва заметно дёрнулось, и по форменной рубахе поползла, змеясь, струйка крови. Ткань мгновенно намокла и почернела.

Марина вскрикнула. Отпрянула.

Зачем она это сделала? Зачем?! Зачем коснулась тела мужа? Ведь знала, что он мёртв…

Ствол «макарова» Марина прижала к самому затылку супруга, потом взвела курок. Он успел услышать, как щёлкнул взводной механизм, опустил ложку в тарелку и удивлённо изрёк:

– Солнышко, что это? Маришка…

Верещагина швырнуло вперёд, стол перед ним окропило кровью. Пуля из табельного пистолета пробила череп насквозь и вгрызлась в дверцу холодильника.

Марина выронила ПМ, взвизгнула, но было поздно. Она пришла в себя… но не от звука выстрела, а от запаха палёных волос. Слишком близко к затылку несчастного оказался прижат пистолет. Это случилось три минуты назад…

– Мишенька… – одними губами прошептала женщина и опустилась на корточки рядом со столом.

Последние полгода семья жила как на вулкане. Чудовищный диагноз Леры, которой едва исполнилось четыре года, буквально раздавил Марину. Сник души не чаявший в ребенке Михаил…

И вот сегодня всё наладилось – дочь отправили в Германию, в лучшую клинику, а они, пообедав, должны были ехать в аэропорт.

– Всё решено, – бодро убеждал Верещагин, целуя жену, – едем вслед за Леркой сейчас же! Билеты готовы, паспорта не потребуются. Хорошие люди обо всём договорились. Вот увидишь, заживём!

Она верила каждому слову. Надо было лететь во Франкфурт, где, конечно же, смогут помочь их милой, их ненаглядной, их единственной…

Кровь капала на пол, растекалась вязкой лужей…

Нужно было сообщить… Когда в спешке собирали вещи ребенка, муж сказал строго и властно:

– Милая, если со мной что-нибудь случится, позвони моему другу Сане Журавлёву. Мы сослуживцы, он поможет.

Что могло случиться? Что? Но случилось-таки!

Трясущимися руками женщина нашарила в кармане мобильник. Размазывая кровь по экрану, набрала номер, который ввёл в её телефонную книгу супруг. Как знал, что грянет беда…

Она не помнила, о чем разговаривала с абонентом, в голове эхом гуляли только две фразы:

– Ваш Миша – мразь! Пусть он застрелится, если ещё мужик!

И вновь гудки…

Ополоумевшая от переживаний Марина положила телефонную трубку на стол, рядом с кастрюлей остывающего борща, снова взяла в руки пистолет.

– Мишенька… – обливаясь слезами, она целовала щёки мужа, пачкалась в крови, в ошмётках мозга и супа, потом вдруг опустилась на пол, обхватила колени руками и завыла раненой волчицей.

В дверь квартиры постучали. Раз, другой. Всё настойчивей и настойчивей принялись долбить в тонкую филёнку. Бум-бум-бум… В голове Марины отдавался каждый удар. Она взвизгнула, прижала ствол пистолета к виску и вдавила спусковой крючок трясущимся пальцем.

Когда соседи сломали дверь, их глазам предстала страшная картина. После случившегося они дрожащими голосами рассказывали следователям комендатуры, что Марина Верещагина убила мужа, сойдя с ума:

– У них дочке четыре года… девочка раком больна. Шок для матери. Явно винила во всём отца ребёнка, который в Зоне всю жизнь работал. Сталкеры ведь радиацией этой всех детей позаражали! Вот она его и убила, а потом себя… Девочку жалко…

Никто из оглушенных трагедией соседей не видел, как в квартиру вместе с толпой вошла худенькая блондинка, аккуратно выудила небольшой свёрток из шкафа в прихожей и растворилась среди людей на улицах города.

Говорили ещё, что благотворительный фонд олигарха Игоря Зверева выделил большие деньги малышке, оставшейся без родителей, когда та вернулась из Германии после удачного лечения. Но те же люди снисходительно замечали, что Зверев отмыл с помощью девочки куда большие средства, чем получил ребёнок.

Она смотрела на Виктора, как смотрит доверчивый, бесконечно преданный котёнок. Несколько раз приподнималась на локти и наблюдала, как мужчина ворочается во сне, что-то бурчит себе под нос, и с улыбкой вновь опускалась на подушку. Она была счастлива, если в Зоне вообще можно говорить о счастье. За два года, что Рита провела в сталкерской среде, много ли от женщины в её повадках и характере осталось? Собрать-разобрать автомат – фору даст любому мужику, сойтись в рукопашной – не факт, что противник одолеет. Она никогда не была паинькой, но придя в Зону, окончательно превратилась в бестию.

Не вела она жизнь затворницы и до встречи с Виктором. Сначала вольный ходок Бубен, с которым юная сталкерша зажималась в подворотнях Надеждинска, потом Юргенс – то ли немец, то ли прибалт. Высокий, красивый, атлетически сложенный блондин. Ей даже казалось, что она любила этого безбашенного сталкера. А когда Юргенс погиб, поняла, что нет, не любила, ей лишь нужен был человек, который смог бы убедить дурёху, что она всё ещё женщина, а не машина для убийств. После Юргенса был Коля… с незапоминающимся прозвищем. Наивный мальчик Клещ, ставший позже «анархистом». Потом несколько рейдов на заброшенную территорию Завода, кишащую порой такими неведомыми и ужасными тварями, что долго еще ужас сковывал спазмами горло и холодил сердце. А потом… потом появился Виктор. Он не веселился вечно, как Бубен. Проще говоря, вообще редко улыбался. С не столь совершенным телом, как у Юргенса. Не преподносящий романтические букетики полевых цветов, подобно Клещу. Но от этого нисколько не хуже предшественников, а скорее – куда ближе «сердцу и уму»… С теми понятиями, которых не хватало ей всю предыдущую жизнь.

Виктор видел в ней больше чем женщину. Она была его орудием. Совершенным разящим мечом.

Недавно она пронесла отданный Виктором свёрток в один из домов Надеждинска, а после свёрток взорвался, разметав по кирпичикам этот самый дом. В такие моменты Виктор, наконец, улыбался. Когда артефакт, спрятанный ею в лагере учёных, сделал своё дело и сталкер Тарантул умер, Виктор ликовал. В тот день он овладел Ритой прямо в прихожей. Ей показалось, что страсть любовника просыпается в нем исключительно после таких вот новостей. И отчего-то ей это очень нравилось. Жизнь заиграла новыми красками и неизведанными ощущениями, и жить так хотелось все больше и больше. А сегодня утром она получила от любимого новый свёрток и новое задание: представиться в одном доме работницей комендатуры и подложить увесистую «посылку» в квартиру некоей Марины Верещагиной. А затем – наблюдать со двора за происходящим…

– Ты не спишь? – вдруг услышала она шепот любимого, приподнялась.

– Нет, не сплю.

– Ты всё сделала?

– Да… Она убила его.

– Почему мне не позвонила?

– Не хотела отвлекать – вдруг ты занят сильно.

С минуту Виктор молчал, после чего прохрипел:

– Достань мне всё, что возможно, о группе Инквизитора.

– Сейчас? Час ночи на дворе!

– Сейчас… – голос любимого звучал сухо и холодно. – Сделай чаю и принеси телефон.

Рита покорно выскользнула из-под одеяла, прошлёпала босыми ногами на кухню. Её тонкое нагое тело на миг возникло в лунном свете, проникающем через окна.

– Рита…

– Да?

– Ты очень красивая. Ты, пожалуй, самая красивая женщина из всех, которые у меня были.

– Ой-ой-ой, кто-то мне льстит!

Вновь шлёпанье босых ног, до невозможности красивые изгибы в свете луны.

– Вот твой телефон проклятый, – она протянула Виктору мобильник. – Может, кофе?

– Да, лучше его. И… дверь закрой за собой.

Оставшись в одиночестве, Виктор встал, медленно подошел к окну. Выглянул. Отсюда открывался вид на окраинный сектор города. Множество мелких кубиков – частные дома, редкие прямоугольники – многоэтажки, треугольнички – крыши бань и сараев. А чуть дальше, освещаемая призрачным лунным светом, Зона. Он поднёс телефонную трубку к уху, нажал на клавишу под номером один.

– Да… – недовольно проскрипели в ответ.

– Это Иванов, – через силу представился он. – Всё сделано. Мы зачистились. – На другом конце провода молчали. – Никаких следов. Всё по плану. Верещагин…

– Как это произошло? – бесстрастно уточнил собеседник.

– Жена убила мужа…

– А Шилов и Журавлёв?

– Учёный мёртв, а Журавлёв в Зоне, с «лешими». Но это единственная оставшаяся проблема. Мы работаем над ней.

– Так же, как работали над возвращением Зверева?

– В ситуации со Зверевым виноват Кривошеев. Он не допускал меня к поискам и не поставил в известность, даже когда пошел разбираться с ним.

– И поэтому ты не сообщил Кривошееву, что у Зверева есть артефакт?

– Я не люблю быть вторым номером.

– Так будь первым, но соответствуй этому! После гибели Кривошеева проект полностью ложится на твои плечи. Не подведи.

Собеседник вновь замолчал, безмолвствовал и Виктор. Наконец трубка выплюнула:

– А «Камень» – это правда?

– Да.

– Тогда приложи все усилия, чтобы добраться до него. Потребуется – всю Зону на уши поставь, но Журавлёва схвати. Если «Камень» тот самый, все наши усилия окупятся стократ.

– Всё сделаю… – Виктор замялся. – У меня есть агент, способный втереться в доверие к любому. Женщина.

– А конкретнее?..

– Сталкер. Зовут Маргарита. Кличка Белка. Подобрал её недавно.

– Надёжная?

– Преданная до последнего вздоха.

– И что думаешь с ней делать?

– Приставлю к Журавлёву. Она очарует его и приведёт к нам.

– Неужели так хороша, чертовка?

Виктор усмехнулся:

– Идеальное оружие – гораздо совершеннее Зверева и ему подобных.

В двух часах пути от дома лекаря меня встретил шатун Степан. Как и условились.

– Опасно стало на Болотах, – пояснил он, опередив мой вопрос. – Доктор расставил ловушки вокруг дома.

Вот оно что… теперь понятно, почему выслал мне навстречу знающего все тропы мутанта. Он и впрямь перестал доверять людям после нападения боевиков «Легиона».

– Как у него вообще дела? – спросил я, глядя на лысый затылок идущего впереди Степана.

– Пулемёты привёз, – коротко прокомментировал он.

– В смысле «привёз»? Он что, турели возле дома восстановил?

– Да.

– Слушай… – я не мог идти молча, так и подмывало разговорить шатуна, как тогда, в последнюю нашу встречу, когда мы с Инквизитором только вернулись из Надеждинска и Хорёк с Болотником помогали нам укрыться от преследования. Но Степан заметно изменил поведение, стал молчалив и замкнут. Теперь он мало походил на человека. Удивительно, стоило мутанту замолчать, стоило поселиться на его лице печальной задумчивости, и человечность пропала. Хотя, казалось бы…

– Да, сталкер. Чего тебе?

– Всё теперь иначе, да?

Шатун несколько минут шел молча и, когда я уже решил было, что он не ответит, произнёс:

– Вспоминаю, как Дружка убили. Он так скулил перед смертью. Я находился далеко, но слышал. А потом убили Черепашку. Он молчал, но я чувствовал его боль.

– Черепашка – это Зверев?

– Черепашка – это Черепашка, – Степан тяжело вздохнул. – За что их убили?

Вот как объяснить мутанту, что твари, относящие себя к человеческому роду, убивали по приказу злобного ученого, возомнившего, что он имеет право решать, кому жить, а кому умереть.

– Просто есть злые люди… – начал я, но Степан меня прервал:

– Зла в мире много, потому что плохие поступки часто совершают хорошие люди, уверенные, что поступают во благо.

– Это тебе Болотник сказал? – поразился я настолько глубоким размышлениям.

– Это я так думаю, – лицо Степана, всё такое же скорбное, обратилось в мою сторону. – Вот ты добрый человек, а из-за тебя люди погибли. Это потому, сталкер, что ты хотел поступить как нужно, а вышло плохо.

– Откуда ты знаешь? Болотник сказал?

– Что ты заладил: Болотник, Болотник? Они идут за тобой – мёртвые…

По спине у меня пробежал неприятный холодок. Знал, конечно, что мутанты обладают мистическими способностями, но чтоб вот так в открытую: «мёртвые идут следом»…

– Ты их видишь?

– Чувствую, – Степан пожал плечами. – Они говорят: «Ты можешь твердить себе, что ошибся, и потому случилась беда. Не лучше ли пойти и исправить всё, что ещё можно исправить? Искупи грехи сейчас, сию секунду!»

– Прямо так и говорят?

– Почти так.

Далее, до самых ворот дома лекаря, шли молча. Тропами мутантов, через затянутые туманом топи Болот. Тяжелый смрадный запах поднимался от чвакающей грязи, и, каждый раз ступая по ней, я словно слышал за спиной стократно повторяющееся хлюпанье воды. Мёртвые шли следом…

Моро ждал нас у ворот. На бетонных постаментах уже высились установленные турели, ощетинившиеся промасленными стволами пулемётов. Чёрные, как зрачки Степана, жерла, готовые в любой момент обжечь свинцовым взглядом, следили за каждым нашим шагом.

– Иди в дом, – посоветовал Степан, – и помни, что тебе мёртвые сказали.

Я послушно побрёл к веранде, над которой висело всевидящее око забранной в стеклянную полусферу камеры.

Вся моя жизнь в Зоне – история о том, как поступает человек в нечеловеческих условиях, где граница добра и зла размыта, а ради собственного спасения приходится идти на сделку с совестью. «Искупи свои грешки сейчас, сию секунду!» – звучало в голове.

Когда я скрылся в доме, Моро спросил у Степана:

– Ты всё ему сказал, как велел Болотник?

– Всё, – довольно хихикнул шатун, – и про мертвецов, и про искупление грехов. Только зачем всё это?

– У Стражей на него большие планы. Доктор говорит, Журавлёву нужна мо-ти-ва-ци-я.

– А что это?

– Не знаю, – Моро хмыкнул, – наверное, еда такая… Пойду закрывать ворота.

В прихожей меня встретил Болотник.

– Не разувайся, проходи на кухню, – затараторил он, – тебя тут ждут.

– Кто ждёт?

– Потом. Все вопросы потом… – лекарь втолкнул меня в помещение и захлопнул дверь.

За столом сидели двое. Один – невысокий, крепкий мужичок слегка за тридцать, с трёхдневной щетиной и цепким взглядом серо-голубых глаз, второй – лет сорока, с загорелым и обветренным до черноты лицом, перечёркнутым длинным белёсым шрамом.

– Салам, сталкер, – старший поднялся со стула, двинулся ко мне, протягивая руку.

Мне сразу вспомнилось хрестоматийное: «сталкеры не подают руки», но всё же ответил на приветствие, чувствуя, будто мою ладонь зажали в стальные тиски.

– Давай знакомиться, Жура. Нам про тебя рассказал Болотник. Много всего. Наверное, и тебе о нас он немало рассказывал. Я – Монгол, а это, – он кивнул в сторону своего товарища, который тяжело встал из-за стола и, прихрамывая, подошел к нам. – Это Спам.

Дыхание у меня перехватило. Я, как и любой в Зоне, слышал немало о Монголе и Спаме – двух легендарных сталкерах. Монгол – человек, голыми руками убивший химеру, и Спам – сталкер, уничтоживший лагерь «гладиаторов» на Проклятой Топи. Но я был уверен, что оба они – лишь легенды, как Чёрный Сталкер, как «Скорбящий Камень» или даже Око. Однако «Камень» существует, в чем я лично недавно убедился, а живые легенды здороваются со мной за руку и вполне осязаемы. Тогда чего не существует в реальности?.. Я потерялся в пространстве и не знал, на чем остановить взгляд.

– Я… слышал о вас. Часто. И… еще много чего…

Монгол улыбнулся, от уголков глаз пробежали по лицу сеточки морщин, а уродливый шрам набух и запульсировал.

– Ты не волнуйся, сталкер, мы тебя не съедим.

– Нас Болотник жареной грудинкой угостил, так что нет – точно пока не съедим, – поддержал напарника шутливым тоном Спам, но тут же сделался серьёзным: – Если ты, Жура, считаешь, что тебе крупно не повезло, то сильно ошибаешься. Поэтому перестань мучить совесть и нервы. Столкнуться с хозяевами и их адептами – «Легионом», а после этого не только остаться в живых, но и заставить их психовать и совершать ошибки одну за другой, – дано не каждому.

Монгол подхватил:

– До «Скорбящего Камня» они, конечно, доберутся когда-нибудь. Найдут способ. Но ты их сильно замедлил, спутал все карты. Учитывая, сколько нам осталось, это важная победа.

– Осталось кому? Какая победа? О чём вы вообще?..

Монгол снова улыбнулся.

– Нити судеб натягиваются, и каждый поступок – твой, мой, ещё чей-то – отзывается эхом в жизни других. Скоро случится нечто страшное, и ты помог это страшное отсрочить. Пусть все равно не избежать беды, но дать всем живущим время на передышку – тут нужен особый дар.

Убедившись, что я ничего не понимаю из сказанной тарабарщины, Монгол засмеялся.

– Я тоже ничего не понимал, когда Стражи пришли и сказали: ты – тот самый. Это Спам у нас с самого начала обо всем догадывался. Верно, везунчик?

Сталкер пожал плечами.

– Вот что, Журавлёв… Ты много всего натворил. Хорошего и плохого. Но время биться за шкурный интерес кончилось. Есть место… и время, где скоро будет решаться судьба мира, как бы пафосно это ни звучало. Ты можешь пойти с нами и искупить все свои грехи, помочь людям, а можешь остаться и наблюдать, как мир начнёт рассыпаться. Я многое потерял на этом пути. Зона, Армада…

– Армада?! Любить вашу душу, час от часу не легче… – я запутался окончательно, чувствуя, что совсем теряю нить рассуждений.

– Армада, брат… – Монгол положил тяжелую ладонь мне на плечо. – Она тоже существует. Я даже скажу тебе больше. Все, что ты видишь и ощущаешь вокруг себя, продукты именно ее деятельности. И Зона, и эти Болота, мутанты, аномалии, необъяснимые явления, даже произошедшая Авария восемьдесят шестого года на злополучной АЭС… И, представь, даже «Скорбящий Камень»! Потому что тысячелетиями копящаяся в Армаде колоссальная энергия, поступающая в нее из ноосферы планеты, благодаря их тесной связи, выплеснулась однажды обратно наружу, по…

– А она не в форме октаэдра случайно?! – вырвалось вдруг у меня, когда в памяти выплыли строки из дневника профессора Дугина.

– Именно, что в этой форме, – подтвердил Монгол. – И она совсем недалеко отсюда. Впрочем, подробности ты узнаешь позже. Пока же мы хотим объяснить тебе, что все происходящее было продумано ей заранее. А ты уже убедился, что случайностей в этой жизни не так много. В основном – влияющие на возможное будущее совпадения. Так вот, по стечению не случайных совпадений импульсы этой энергии зацепили ядерный реактор. Результат тебе известен. А вот потом следующей цепочкой совпадений закончилось образование Зоны. Ну, а дальше будет еще страшнее… Потому что совпадений так много, а нас – Стражей – так мало… Я, помня об этом, порой готов всё бросить, но понимаю, что поиск Избранных останавливать нельзя. Это все ради будущего, каким бы оно ни было – плохим или хорошим…

Видя, что Монгола понесло совсем в иную степь, Спам перебил товарища:

– Не забивай пока его сырую голову новыми загадками. Я попробую разъяснить проще. Жура, мы тоже далеко не безгрешные и тоже совершали в жизни немало ошибок. Но для исправления их являемся сейчас теми, кто пытается помочь всем, а не только отдельным личностям. Слухи об Армаде пустили по свету мы сами – Стражи, оберегающие ее от посягательств недобрых сил. Для ее же лучшей сохранности. И применять при этом иногда приходится совсем не праведные меры. Поэтому молиться о прощении грехов тебя никто не заставляет. Нужно лишь стараться совершать новые как можно реже. Но сейчас очень мало времени на длительные объяснения по этому поводу. «Легионеры» – тому подтверждение. Мы – бездействуем, а они – не дремлют. «Скорбящий Камень» – это один из побочных продуктов Выброса пси-энергии Армады во время Второй Вспышки. Если до него доберутся враги, то перед ними откроются возможности управления самой Армадой. А мы зовем тебя с собой, потому что нам нужен новый товарищ, который после обряда Посвящения из категории Избранных может полноценно перейти в Стражи. Не думай долго, время для этого у тебя еще будет, уж поверь. Просто оглянись назад и вспомни: держит ли тебя в этом мире хоть что-нибудь? Есть ли то, к чему непременно хотелось бы вернуться? Без чего ты не мог бы прожить ни при каких обстоятельствах?

Все сказанное ничего не прояснило мне ни на йоту. Но отчего-то хотелось верить этим двум легендарным личностям, внимать каждому их слову, идти за ними следом… И правда, кто мог задержать меня, заставив оглядываться назад? Разве только те, кто погиб по моей вине… Но они, скорее всего, больше настойчиво толкали в спину, заставляя делать поспешные шаги, чем пытались задержать в пути.

– Так ты с нами? Или с теми, кто до этого момента убивал твоих друзей?

– Конечно, только с вами!

Теперь заулыбались уже оба сталкера.

– Болотник, он согласен! – крикнул Спам. – Мы идём.

Дверь тут же распахнулась, словно лекарь ждал за порогом, когда закончится наш разговор.

– Ты с нами, Жура, – он сжал мою пятерню обеими руками и радостно затряс, – с нами… Я сам тебя отвести не смогу – дела, вглубь Зоны иду, но ребята тебя доведут, со Смотрителями и остальными Стражами познакомят, а уж те на все вопросы ответят…

– Да уж… А вопросов у меня будет очень много.

– Кто бы сомневался! – болотный эскулап хмыкнул.

Окончательно опешивший от услышанного, я шел следом за прихрамывающим Спамом к воротам. Ни о чем больше не спрашивал, ничего не говорил.

– Подожди, – вдруг сказал сталкер, – дай Монголу время попрощаться.

У крыльца дома тот задержался рядом с Моро и Степаном, что-то сказал так похожим на людей зомби и шатуну, потом вдруг крепко обнял Моро и долго не выпускал его из объятий.

Подошедший к нам Болотник стянул с головы шапку, прижал её к груди.

– Каждый раз хочется заплакать, когда он так делает, – сказал лекарь.

Я опять ничего не понял. Лишь глупо крутил головой. Какого чёрта этот битый жизнью сталкер полез обнимать живого мертвеца? Заметив моё недоумение, Спам пояснил:

– Это его сын – Ромка. Он его несколько лет по всей Зоне искал.

– Хусаинов?

– Да. Монгола на Большой Земле звали Азатом.

У меня тоже защипало в глазах. Вон оно что… Вот почему странный зомби живёт у Болотника! Это не прихоть лекаря, а просьба легендарного Монгола – позаботиться о сыне.

А над Зоной снова кружил снег.

– Я вернусь, сынок… – Сталкер, смахнув предательскую слезу, двинулся к нам.

На миг его суровое лицо показалось счастливым, просветлённым, но лишь на миг, и тень уныния вновь легла на шрамы и морщины. Моро, стоящий истуканом, поднял правую руку и замахал ею. Так же замахал уходящей группе и Степан.

– Ну, чего встали? – рявкнул Монгол, подходя ближе. – Хватит сопли жевать. Стражам это совсем не к лицу!

И пошел за ворота, не дожидаясь остальных.