Шелест палой листвы заставил его пригнуться. Зверев метнулся в сторону, упал, провожая взглядом трех военсталов.

Чуть не попался… Патруль прошел совсем рядом, а он и не заметил, не ощутил людей, как сотни раз до этого. Голод давал о себе знать. Холод сковывал каждое движение. Достав из кармана теплый артефакт, Макс прижался к нему щекой, и тепло аномального предмета проникло во все клеточки организма.

Только не шуметь. Спокойно, всё будет, как и задумывалось. Спокойно… Ну, что же ты?..

И тут он их почувствовал. Услышал, как колотятся три сердца под панцирями брони, и сорвался с места. Человеческое на какое-то время затаилось в нем, а звериное наоборот – бросилось в атаку. Все краски мира смазались, потускнели. Теперь Макс видел только серые деревья, поднимающиеся от черной земли к такому же черному небу, и три яркие точки, пульсирующие в такт его шагам.

Секунда, две. Бесшумно ступая по тропе, он нагнал военсталов, схватил замыкающего за шею и дернул назад. Боец не успел ни вскрикнуть, ни тем более потянуться к оружию. Последовал удар.

Один из красных огоньков, пронзающих серый мир перед глазами Зверя, запульсировал медленнее. Оставшиеся военные уже заметили пропажу товарища и теперь опасливо озирались, включив на полную мощность фонари. Яркие лучи прорезали тьму, но ничего кроме деревьев, поблескивающих в голубоватом свете, видно не было.

– Возвращаемся? – тихо спросил один и обернулся к напарнику, но тропа была пуста. – Товарищ сержант! – военный непонимающе заморгал. – Где вы?!

– Макс, Макс…

Зверев пошевелился. Его настойчиво трясли за плечи.

– Макс… – доносилось сквозь черную бездну беспамятства.

Слова эхом скакали в голове, повторяясь снова и снова. Он уже привык к тряске. Попытался поднять правую руку, но движение пресекла резкая боль. Зверев почувствовал свою беспомощность, ощутил собственную ничтожность. Мгновение за мгновением, минута за минутой.

– Макс! – голос из темноты стал громче. – А он жив?

– Жив, пульс-то есть. Тряси его сильнее.

Тело Зверева вновь затрясли, потом последовал хлесткий удар по щеке, и Макс очнулся. Вынырнул из омута бредового сна и резко поднялся. Мир обрушился на него сотнями красок. Всё перед глазами закрутилось, земля ушла из-под ног.

– Держи его! – рокотал над самым ухом уже успевший надоесть голос.

Зверев развел руки в стороны, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь.

– Макс, – послышался слева второй голос. – Ты как?

– Вертикально, – Зверев с трудом сохранял равновесие. – Где мы?

– У «ветровцев», – один из новичков, которого Гребень прозвал Кастетом, опасливо огляделся. – Макс, ты… вы… вы ничего не помните?

– Помню, – Зверь обвел взглядом помещение.

Тускло освещенная комната, облицованная коричневым кафелем, сколоченные из необструганных досок нары в углу, стол, перевернутая бочка, какие-то книги и журналы на полу, противогазы на полках вдоль стен, пустые стойки для автоматов. Видимо, это место когда-то использовалось в качестве оружейной комнаты.

– Сам как? – поинтересовался сталкер у новичка.

– В норме. Они нас дротиками какими-то усыпили, а потом…

– Ясно, – Зверь отстранил парня и прошелся по комнате, разминая затекшие ноги. – Долго я так провалялся?

– Часа три, – второй новичок, прозванный Шмоном, покосился на приятеля.

– Три часа…

Зверев сел на перевернутую бочку и глубоко вздохнул. Только бы понять, что здесь происходит… Только бы понять…

– Вы… У вас бред был.

– А? – Макс будто и не слышал слов новичка.

– Всё какого-то Дружка звали… А мы про такого сталкера и не слышали…

Максу вспомнилось, как Гребень учил новичков обращаться к себе, Зверю и Чебаку на «вы». Вспомнилось, как опытный сталкер Рентген долгое время посмеивался над таким отношением ходоков к молодняку. Всё говорил: «Блажь это, братцы»…

– Дружок? – Зверев пожал плечами. – Бред, он и есть бред. «Ветровцы» не приходили?

Шмон отрицательно замотал головой.

– Понятно. Значит, забросили нас сюда, и…

Макс запрокинул голову и присвистнул. На потолке, прямо над его головой, размещался огромный металлический люк с винтовым механизмом.

– Ни окон, ни дверей… – Зверь указал на люк. – Какие мысли?

– Ну… Они нас не убили, – робко начал Шмон, – значит, мы им зачем-то нужны.

– Верно.

– И не допрашивают, потому что ждут, пока вы очнетесь… – заметил Кастет.

– Тоже верно, – Макс вздохнул. – Вот только я понять не могу, на хрен мы им нужны? Они таких, как мы, живьем сжирают.

– Сжи… рают?..

– Причем в прямом смысле слова, – Макс поднялся на ноги. – Мне один знакомый сталкер из «Анархии» рассказывал, что Грешник, которого мы убили, приказывал своим сектантам молиться Зоне. И людей живых съедать тоже. Типа, чтобы Зона не сердилась.

– Так мы нужны им как еда?..

– Не знаю. Может быть, хотя вряд ли. С нами и так было много мороки. Наверное, хотят выпытать, зачем мы их главнюка завалили.

– А если… – один из новичков начал было что-то говорить, но вдруг замолчал.

– Что «если»?

– Если мы его не убили?.. Стреляли же в темноте…

Макс поёжился. Если не убили, Грешник, должно быть, очень зол, и план мести будет страшен.

Знать своего врага – это, конечно, очень хорошо, и даже в какой-то степени благородно, но Макс в благородство играть не собирался. Ни к какому сталкеру, знающему преследователей, он идти не собирался, как на это рассчитывал Декан. Много чести будет помойному королю…

Зверев сразу понял, что бандиты решили «разыграть» его в своей междоусобной войне. Ну, придет он в ангар, где обитает сталкер Бруно, и что дальше? По логике Декана тот сразу всё выложит. На самом деле Макса наверняка будут ждать, чтобы либо убить, либо захватить и использовать в своих интересах. Что-что, а соваться на ферму без необходимости не стоит. Мало ли что…

Зверь привстал, вытирая следы крови, опустил тело военного и тяжело вздохнул. Больше не холодно, а значит, можно жить и думать. Значит, человеческое вновь побеждает. Сейчас нужно лишь перемахнуть через железнодорожную насыпь, а дальше дело за малым – добраться до бункера Харитона…

Сумасшествие… Больше ничем объяснить это Макс не мог.

– Меня зовут Грешник… – рокотал в голове голос лидера сектантов. – Ты меня слушаешь?

– Слушаю… – Зверь через силу мотнул головой.

– Слушай, сталкер, слушай… – гипнотический голос вновь зазвучал в мозгу. – Ты ведь хочешь на волю? Хочешь?

– Хочу…

– А еще ты хочешь есть. Взять кусок сочного мяса, вонзить зубы в мягкую плоть. Хочешь этого? Представь, что ты ешь мясо… Сырое, свежее мясо… Кровь стекает по подбородку… Что ты чувствуешь?

– Отвращение… – Макс, зажмурившись, скривился.

Он понимал, что перед разговором с лидером «Ветра» его накачали какими-то психотропными препаратами, и все мысли сейчас были направлены не на выслушивание бредовых речей сектанта, а на попытку вернуть себе контроль над телом и разумом. Темная комната, бьющий в лицо свет настольной лампы, и голос из темноты… Черное и белое, белое и черное… Сумасшествие…

– Отвращение? Почему? – «ветровец» искренне удивился. – Ты ведь ешь мясо. Ты – охотник, и это твоя добыча. Чтобы жить, ты должен есть мясо – вгрызаться в горло каждому, кто встанет у тебя на пути. Это твоя сущность. Ты – охотник. Тебя не уважают – грызи, рви зубами! Доказывай, что ты имеешь право на жизнь! Ты – охотник. Ты ешь мясо. Сырое, свежее мясо. Ты хочешь сырого, свежего мяса?

– Да, хочу… – Макс уже не понимал, что говорит.

Казалось, это не он, а кто-то другой, захватив тело, пытается навязать сталкеру свои вкусы.

– Ну, вот и славно. А теперь подумай о том, как течет кровь по венам твоих друзей – Шмона, Кастета… Представь, как колотятся их сердца – две красные точки на фоне черного мира… И всё исчезает. Есть только ты и мясо! Мясо! Хочешь есть?!

– Дааа… – Зверев закашлялся, упал на пол. – Мяса… Мне нужно много мяса…

– Чудненько, чудненько, – «ветровец» усмехнулся. – Валера, уведи его в камеру – пусть поест. И антидот вколи, иначе он тут загнется…

Не было в южных землях Зоны более известного «лешего», чем Грызун. Говорили, что его заприметил глава клана, Инквизитор, когда тот только пришел в Пятихатки. Сразу понял бывалый охотник, что из паренька выйдет толк. Прошли годы, и у каждого костра уже пересказывались байки о приближенном Инквизитора, сумевшем-таки убить бешеную химеру, появившуюся на территории Могильника, а потом прикончившем ножом трех матерых мимикримов. Героем этих баек являлся именно Грызун.

И группа его подобралась на удивление дружная и боеспособная. За два года, что отряд работал в Пятихатках и на Могильнике, было уничтожено множество опасных мутантов. Одной из самых известных стала история со стаей псов, охотничьи места которой заняли блуждающие аномалии. Собаки, недолго думая, перебрались южнее, и на Могильнике начали пропадать люди. Сначала поговаривали о некоем неизвестном мутанте, убивающем всех попадающихся на пути, а потом сгинул один из «леших» – опытный сталкер по прозвищу Юргенс. Нашли беднягу на границе Могильника и Пятихаток, на чердаке стоящего на отшибе дома. Обнаруживший его Спам уверял, что вокруг домика валялось много стреляных гильз, а вся территория испещрена следами собачьих лап. Струйка крови вела от веранды прямо на чердак, где и был обнаружен труп Юргенса с разорванной зубами псов сонной артерией. Смертельно раненный, он сумел забраться выше, где и умер от кровопотери.

Ужасная смерть прославленного «лешего» всколыхнула сталкерскую сеть. То тут, то там слышались гневные выкрики, типа ««лешие» уже и собак перестрелять не могут!». Тогда Инквизитор отправил группу Грызуна на место происшествия. На следующий же день в районе того самого домика охотники обнаружили свежие следы зверей и вскоре набрели на их логово. В течение получаса всех псов истребили, а группа еще сутки гонялась по Могильнику за вожаком стаи – матерым псевдоволком, обладающим сильным ментальным даром, и потом благополучно вернулась в Пятихатки. После этого администрация сталкерской сети во всеуслышание поблагодарила Грызуна за помощь в устранении опасных мутантов, а сталкера Спама за своевременное информирование о трагическом происшествии с Юргенсом.

Была и ещё одна история, благодаря которой о группе Грызуна заговорили даже на Маяке. Неизвестно откуда мимо Энергопоста проскользнула здоровенная химера. В течение десяти минут все находящиеся в этом районе были истерзаны на куски, а взбесившееся создание ринулось на территорию Могильника, где превратило в нарезку ещё четверых. Располагавшуюся неподалеку группу Грызуна вызвал на связь Харитон, растолковав, что может произойти, прорвись тварь к Рубежу…

Мутанта встретили близ заброшенного КПП. Ранив Вагона и Штыка, химера выскользнула-таки из засады, но вскоре была настигнута и загнана на аномальное поле.

О победе над кровожадным порождением Зоны тогда твердили все кому не лень, а начальник охраны Харитона даже предложил торговцу присмотреться к ребятам Грызуна, поскольку, в случае опасности, они могли оказаться весьма полезными.

– Хорошо бы держать их поближе к нам, – убеждал тогда Штифт.

Харитон намек понял и на следующий же день связался с Инквизитором, попросив того отрядить группу Грызуна для регулярного патрулирования района. С тех пор звено «леших» получило постоянную прописку в деревне неподалеку от бункера торговца. Харитон обязался снабжать бойцов оружием, боеприпасами и продовольствием, а те, в свою очередь, занимались отстрелом мутантов и вконец распоясавшихся мародеров. Пожалуй, только с ними в Пятихатках с тех пор и возникали серьёзные проблемы. В отличие от псов или кабанов, бандиты прямо-таки искали встречи с вооруженным противником и постоянно нарывались на неприятности.

Сначала пропал в районе Машинного двора сталкер Баклан. Потом бесследно исчезла группа, несущая по заказу Харитона несколько ценных артефактов. В довершение всего возле старой мельницы неизвестные обстреляли армейский БТР. Будучи с Харитоном в хороших отношениях, полковник Вениаминов, чьи люди подверглись нападению, попросил торговца разобраться с «возмутителями спокойствия». Харитон перепоручил это дело группе Грызуна.

– Значит, так… – привычно наваливаясь на стол объемистым брюхом, начал торговец. – Ты уже слышал, что какие-то укурки обстреляли армейский бэтээр?

– Да, – Грызун вздохнул, предполагая нелегкое задание.

– Никто не пострадал, – продолжил торговец, хмыкнув. – Пули по броне постучали, и всё. Но вояки на стрелявших из этических соображений осерчали, – старик расплылся в улыбке и захихикал. – И если бы это были какие-нибудь зашуганные сталкеры, пальнувшие от неожиданности и метнувшиеся в кусты… Ну, матюгнулись бы, и ничего. А тут, понимаешь, какое дело… Это ж ведь был бэтээр с девятого блокпоста. А там за главного сам полковник Вениаминов. Получается, какие-то недоноски ему в лицо плюнули такой выходкой, и это сильно бьет по нашей с тобой репутации…

– Мы не полицейское подразделение, чтобы законность наводить. Мы – охотники на мутантов! Поэтому полковник пусть утрётся. Кстати, это в компетенции военных – следить за порядком… А то пальнули в него… Тут везде стреляют, – буркнул тогда Грызун, все еще надеясь, что сможет увильнуть от лишних телодвижений.

– Он мне броники и камуфляж поставляет, и продукты тоже, которыми я и вас кормлю! Понимаешь? Можно сказать, свой человек. А ты, я смотрю, кушать от пуза устал? – Харитон тут же погладил себя по увесистому животу. – Кусать кормящую руку негоже! Сечешь? И он из уважения к нам всем не стал в нашем районе зачистку устраивать, устанавливая законность, как ты говоришь! Потому что при этом могли пострадать и мы с тобой! Сначала он ко мне пришел за советом. Вот я его и остановил от необдуманных действий… Пообещал, что мы сами с этим делом разберемся, ясно?

Торговец выпрямился. Расправил плечи и просиял, довольный своей сообразительностью и умением расставлять точки над нужными буквами.

– Предлагаешь нам этих отморозков найти и перещёлкать?

– А тебе трудно? – вопросом на вопрос ответил Харитон.

– Да не особо… Харитон, ты Баклана помнишь?

– Ну, – Харитон икнул и отпил из кружки уже успевший остыть чай. – Хороший был мужик. А чего ты про него заговорил?

– Он за тебя любому глотку был готов порвать, но когда он пропал, ты отчего-то молчал. А вот за вояк вписаться готов сразу же…

– Ну, вот только ты меня не стыди! – торговец крякнул и поднялся из-за стола. – Грызун, ты из себя монашку не строй. Тоже мне, рыцарь без страха и упрека… Да если бы я за каждым пропавшим группу высылал, вообще бы людей не осталось. Это ж Зона, забыл?

– Скользкий ты, Харитон… и хитрый как чёрт. Мне иногда кажется, что заплати кто-нибудь тебе за мою голову или за голову Штифта, ты бы нас с потрохами сдал.

Торговец подошел вплотную к сидящему сбоку от стола сталкеру и, дыхнув на того перегаром и резким запахом чеснока, хрипло произнёс:

– Пусть сначала попробуют набрать сумму, равноценную твоей голове, в чем я сильно сомневаюсь, а там посмотрим, – он ухмыльнулся. – Грызун, Грызун… Дремучий ты человек. Миром правят деньги, а дружба, преданность и всё прочее – это ты оставь. Будешь бабам в «Пьяном мутанте» на ушко втирать, пока их тискаешь. Верил я в Баклана, он мне как родной был. Но это Зона, и тут люди умирают. Заметь, часто! Если из-за каждого покойника сопли размазывать, то на хрен так жить? Оглянись. У меня за год восемнадцать человек полегло. Несколько месяцев назад вообще одиннадцать бойцов пропало – группа Чебака. Элита, мать их! Ушли, и с концами… Но я-то понимаю, что в Зоне всякое бывает. Раз умерли, то надо перешагнуть через всё, что тебя с ними связывало, и дальше жить. Потому что, связав себя с покойниками, ты уже одной ногой над собственной могилой нависаешь… А мне с вами живыми хочется общаться и вами же радовать глаз!

– Ты страшный человек, Харитон, – Грызун тоже поднялся со стула и теперь стоял напротив торговца. Ростом он был на голову выше Харитона, и создавалось впечатление, что высокий, подтянутый человек в камуфляже смотрит на торговца сверху вниз с презрением, отвращением и одновременно со страхом. – Ты, наверное, беспокоишься лишь о том, есть ли деньги в кармане. Да?

– Деньги… – Харитон блаженно улыбнулся. – Дурак ты, Грызун. Ни черта не понимаешь в этой жизни. Дружба, братство… Это всё пыль. Грязь на подошвах твоих ботинок. А деньги – это всё. Деньги отличают меня от животного вроде тех тупых зомби, которых отстреливают на Маяке каждый вечер. Я человек, потому что у меня есть деньги, а у них нет.

Грызун окинул торговца презрительным взглядом и развернулся к выходу.

– Ты работу-то сделаешь? – догнал его окрик барыги.

– Сделаю, – сквозь зубы процедил «леший» и вышел из подсобки. Прикрывая за собой дверь, он обернулся вполоборота и бросил: – Не ради тебя, уж поверь, и не ради тех же денег, а только потому, что к живым и мертвым отношусь с равным почтением. Они этого заслуживают.

Металлическая створка гулко стукнулась о массивный косяк, щелкнул автоматический запор, пискнула система сигнализации, и на время воцарилась тишина.

– Никуда ты не денешься… – захрипел смотрящий исподлобья на болтающуюся из стороны в сторону задвижку дверного глазка Харитон. – Все вы у меня вот где! – он с хрустом суставов на пальцах сжал кулак. Поросячьи глазки заискрились азартом. – Ненавидите, но слушаетесь. Мрази! Я-то знаю. Насквозь ваши гнилые душонки вижу…

Со времени того разговора прошло десять месяцев. Многое поменялось за это время по ту сторону Рубежа. В Штатах выбрали нового президента, в России затеяли монополизацию алкогольной промышленности, и на всех каналах только и показывали холеные рожи чиновников, бормочущих очередной бред. Даже малоизвестная Боливия установила рекорд по сбору зерновых, превысив прошлогодний показатель аж на два процента. И все охали, ахали, восхищались полученным боливийцами зерном. Хаяли российскую власть, которая решила взять под крылышко двуглавого орла всю алкогольную отрасль. Обсуждали нового американского лидера, который, дескать, во время учебы в колледже курил травку. Всё это лилось с экранов телевизоров, забивая мозги миллиардов человек. И это называлось жизнью.

А в Зоне ничего не изменилось. Разве что на эти десять месяцев журналисты и политиканы слегка притихли, перестав кричать об аномальной территории. Через двое суток после разговора с Харитоном Грызун с отрядом окружил в здании старой фермы пятерых мародеров, которые не пожелали сложить оружие и были уничтожены. Нашли «лешие» и тела пропавших людей Харитона, и искалеченный труп Баклана, которого смерть настигла в полуразрушенном домике к югу от Пятихаток. Всё шло своим чередом. Страшная тягучая субстанция под названием жизнь. Не та чернуха из телевизора, но ещё более пугающая и отвратительная цепь событий. Спустя сорок семь дней после удачного уничтожения банды налетел на мину армейский грузовик неподалеку от Машинного двора, и выдвинувшиеся туда «лешие» едва успели спасти от новых беспредельщиков зажатых в искореженном «УРАЛе» солдат.

Ещё через месяц повесился Укол – один из людей Штифта. Задорный парнишка, всегда первым лезущий в драку и из любого конфликта выходящий невредимым. Все долго недоумевали, зачем удачливому сталкеру сводить счеты с жизнью, а потом Штифт рассказал, что брат Укола – Гарпун – погиб на седьмом блокпосту при попытке выбраться за Рубеж. Видимо, психика паренька не выдержала трагичного известия, и тот решил избрать наиболее лёгкий путь…

– Что ж, не судить же его за это… – сказал тогда начальник охраны. – Если бы моего брата убили… не знаю, что бы сделал я…

После этого случая в пятихатском лагере больше не пели весёлых песен. Всё повидавшие сталкеры притихли. Вместе с осенней хмарью в Деревню новичков вползал страх. Прятался в подвалах старых домов, забирался на чердаки с пронизывающим ветром. Не боязнь смерти, а некое ощущение безысходности, аморфное, непонятное и оттого ещё более жуткое состояние, охватившее буквально всех.

Прежде невозмутимый Грызун начал всё лучше понимать тех, кто приходил из центра Зоны. Ведь если здесь, в Пятихатках, преисподняя уже обжигает людей горячим, зловонным дыханием, то каково же там – севернее?.. На многое за недели этой холодной осени Грызун взглянул иначе. Порой, сидя на чердаке одного из зданий во время дождей, он глядел вдаль и думал о доме, о тех, кого оставил по другую сторону Рубежа, и с каждым разом страх все увереннее закрадывался «лешему» в душу.

– Ты сломался. Не выдержал. Ты трус, Грызун! – твердил внутренний голос.

Перед глазами всё ещё стояла страшная картина – осевший бревенчатый сруб, пропитавшиеся влагой трухлявые брёвна вросли в жирную, вязкую почву. Мох покрыл всё пространство вокруг строения. В этом доме труп человека в серой штормовке. Лица уже нет – вместо него через гнойные струпья белеют кости черепа. Рот открыт, внутрь набились листва, елочные иголки, шелуха коры и паутина. В пустых глазницах копошатся черви… На руках и ногах всё ещё оставалась одеревеневшая кожа с черными разводами, но здесь постарались мародеры – пальцы правой руки переломаны, вывихнуты. Мизинец болтается на нитке сухожилия. Это кто-то ножом отгибал пальцы покойника, пытаясь вытащить пистолет из окоченевших рук… Раздувшееся, зловонное тело, напоминающее огромную тряпичную куклу из детского кукольного театра…

Это Баклан. Хороший мужик, настоящий друг, не раз прикрывавший молодых сталкеров. Вон там, на почти лишенной волос голове, на остатке пузырящейся и гниющей кожи, виден шрам. Баклан тогда едва ли не с одним ножом кинулся на кабана, который пытался растерзать Грызуна. Сколько времени прошло с тех пор? Год? Полтора? И вот этот человек – настоящий, не «гнилой», не мерзкий в душе, лежит в полуразвалившейся избе. В груди его небольшое отверстие. А под правой лопаткой, должно быть, имеется огромное, выходное – от пули какого-то импортного автомата.

«Прости, друг, что не сберёг тебя…»

Так пролетели эти десять месяцев. Триста с лишним кошмарных дней. Грызун боялся признаться себе, но за это время он стал совершенно другим человеком. Из принципиального «лешего» превратился в алкаша, готового на любое задание, выданное Харитоном. А разве мог он перечить жестокому торговцу, если таков приказ главы клана? Инквизитор знает, что делает. А может, и прав Харитон, что все в Зоне – дерьмо, и не надо прикидываться героем…

– Я вот что подумал… – торговец скрестил руки на груди. – Можно ведь устроить засаду.

– Не-а, – Грызун отрицательно мотнул головой и взял со стола очередной бутерброд.

Они с Харитоном вот уже пару часов сидели в бункере, распивая самогон, и за этот продолжительный период успели поговорить обо всем. Даже о погоде, которая к утру испортилась, и стандартные для Зоны двенадцать градусов тепла сменились пятью делениями ниже нуля.

– А чего так?

– А? – сталкер растерянно взглянул на торговца.

– Чего, спрашиваю, так? Засаду, в смысле, почему нельзя устроить?

– А незачем, – Грызун прищурился и одарил хозяина бункера едкой ухмылкой.

– Чего ты как партизан на допросе? «Не-а», «незачем»…

– А чего говорить? – «леший» вновь погрузился в раздумья, водя вилкой по дну тарелки. – Инк и так его прикончит, без нашей помощи.

Харитон недоверчиво хмыкнул и убрал полупустую бутылку самогона под стол.

– А если не прикончит? Засада – она всяко вернее.

Грызун рубанул воздух ребром ладони:

– Не-а… Военные на постах про него знают?

– Ну? – Харитон уже пожалел, что бутыль с самогоном покоится под столом, и с тоской посмотрел на пустую рюмку перед собой.

Сегодня они с Грызуном явно перебрали. Но и повод был соответствующий – группа сталкеров вернулась с Испытательной с ценным хабаром, и командир отряда, не торгуясь, сдал торговцу все находки. Чем не повод? Старик подцепил двумя пальцами ниточку квашеной капусты и отправил хрустящее лакомство в рот.

– Э, боевик! – Харитон толкнул «лешего» в плечо, и Грызун оторвал голову от столешницы.

– Ну, чё?

– Не чёкай мне тут! Внятно говори, пьяная морда!

– Если он появится, военные его прихлопнут ещё до того, как он к нам в деревню пожалует. Ты же своего друга армейского не напрасно попросил…

– Да-а… – потянул торговец. – Я ж из-за этой твари недобитой чуть с военными не поссорился. Ты знаешь, да? Чё, не знаешь? Слушай… Он когда ко мне забрался, я охранника отправил это чучело пристрелить. Жду – пять минут, семь, десять. Мой боец не возвращается. Думаю, случилось что-то. Пошел к военным. Они тогда ещё на хуторе были, ящики с товаром разгружали. Так, мол, и так, говорю, кажись, моего человека похитили. Пошел по нужде и не вернулся. Ну, командир вояк строит всех бойцов и это, значит… туда. А сам мне говорит, мол, Харитон, я с тобой больше дел иметь не хочу. Ты, говорит, даже с отрядом «леших» безопасность на хуторе обеспечить не можешь.

– Так нас в Пятихатках тогда не было! – встрепенулся Грызун.

– Разве ж ему объяснишь? Говорит: «Всё, Харитон, сворачиваю я с тобой все дела». Струсил, стало быть. Просек, что может погореть, раз все подряд мимо моего бункера ходят. Я звоню на девятый блокпост и говорю Вениаминову, мол, пришли людей к Деревне. А этому козлу в погонах говорю, мол, не хочешь со мной дел иметь, катись отсюда. Я других поставщиков найду. Вон, Вениаминов будет со мной работать. Он сразу на попятную, – Харитон натужно засмеялся. – Я ведь чуть в штаны не наложил, когда этот говнюк ко мне в бункер залез. Падаль, мать его! Я тебе рассказывал про него?

– Про кого? – ещё не протрезвевший Грызун оперся о стол и взглянул на торговца.

– Ну, ёп-понский городовой… Про Зверева я тебе рассказывал?

– Рассказывал, – отмахнулся Грызун. – Когда мы с Могильника вернулись, так и расска…

Он умолк, прислушался, потом сломя голову бросился из подсобки в основное помещение, едва не свалив табурет. На письменном столе торговца лежала рация, из которой то и дело доносились чередующиеся с шипением помех реплики.

– Грызун на проводе, – выпалил «леший», хватая прибор, – приём!

– Это Хорек, – раздался в динамике перекрываемый помехами голос.

– Слушаю.

– Ваш полумутант направляется обратно в Пятихатки. Встречайте. Приём.

– Понял тебя, – Грызун кисло усмехнулся. – Вот сейчас и устроим ему засаду! – обратился «леший» больше к Харитону, чем к соклановцу.

В динамике рации некоторое время шипели помехи, после чего Хорек произнес:

– Ты пил, что ли? Даже через рацию чувствуется… Голос такой, будто тебе вантузом горло прочистили.

– Я не пью! – выкрикнул Грызун. – Я лечусь.

– Лечится он… Айболит хренов!

Не дослушав, Грызун отключил рацию, постарался выпрямиться во весь рост и бросил презрительный взгляд на Харитона. На короткий миг пьяное ничтожество стало прежним – гордым и сильным Грызуном. На мгновение, но взгляд его вновь потух, и сталкер тихо произнес, обращаясь торговцу:

– Этот урод упрямый по твою душу прёт. Опять…

Он оказался достойным противником. Щелкнул предохранителем автомата, коснулся пальцем холодного металла спускового крючка и начал ждать. Не стрелял, подпуская цель ближе.

Когда до бредущего по дороге человека оставалось метров триста, стрелок уже лежал, уперев приклад автомата в плечо. Не торопился, не совершал лишних телодвижений. Всё в этом облаченном в камуфляж человеке выдавало «стреляного воробья». Бойца, знающего цену собственной жизни и, уж подавно, цену жизням всех прочих. У него была ориентировка на человека в балахоне, и всегда в готовности находился автомат. Дальше – дело техники.

Бредущего в Пятихатки полумутанта можно было снять одной короткой очередью, но солдат не спешил. Ему нужно было подпустить Зверя совсем близко, чтобы одним выстрелом поставить точку в затянувшейся истории со множеством жертв. Один выстрел – и всё, нет больше чудовища.

Не дойдя до засады двухсот метров, цель внезапно рывком расстегнула плащ и принялась стягивать его с себя. Стрелок с автоматом охнул… Это оказался вовсе не Зверев, на которого распространялась ориентировка, а один из патрулировавших дорогу солдат. Весь перемазанный кровью, он истерически завопил.

– Ну, давай, убей меня! – долетел до находящегося в засаде человека голос патрульного. – Сука! Я знаю, что ты меня не отпустишь!

Макс Зверев стоял в полуметре позади лежащего в траве стрелка. Привычного балахона на нем не было – только купленный у Гривы бронежилет поверх свитера. В правой руке обратным хватом зажат нож. Левая отведена назад. Он втянул носом холодный ночной воздух. Шагнул вперёд и, когда ошарашенный боец перекатился на спину, ударил того мыском ботинка в подбородок. Потом обрушился на жертву всем телом, что было сил саданув коленом в грудную клетку. Затем левой рукой перехватил противника за запястье и нанес удар ножом в правую скулу. С хрустом пробив лицевую кость, сталь вошла в череп, и стрелок затих.

Зверев вытер лезвие о камуфлированные штаны бедолаги и поглядел на дорогу. Фигура, пытающаяся избавиться от плаща с капюшоном, ещё маячила на середине асфальтового полотна. «Ладно, пусть живет, раз я ему это обещал», – мелькнула мысль.

Около часа назад Макс растерзал двух патрульных, но специально не стал убивать третьего, а лишь отобрал оружие и обрядил насмерть перепуганного солдата в свою накидку. После этого велел идти по дороге в сторону Деревни, а сам двинулся параллельно, забирая к северу. Маленькая хитрость обернулась большим успехом. Пробираясь через заросли, Зверь едва не налетел на устроившего засаду человека. Несколько секунд он наблюдал за отточенными движениями несостоявшегося палача, а потом решил его убить. Смерть опять близко подобралась к нему… Необъяснимая тревога, копошащаяся в глубине души, толкнула Макса на подобный маскарад. И маскарад удался. Теперь бы только миновать железнодорожную насыпь, а там и до заветного бункера недалеко.

– Харитон, жирный боров… Я иду по твою душу!

Зверев оглядел автомат покойного стрелка. Прицел ПСО1, глушитель… Да, не прост был потенциальный убивец злобного мутанта по прозвищу Зверь.

– Посмотрим, что у тебя еще имеется…

Макс выудил из нагрудного кармана покойника КПК с раздавленным дисплеем и чертыхнулся. Зря он так сильно приложил очередную жертву коленом в грудь. Сейчас экран был бы цел. Хотя смартфон и так функционировал. Вроде бы… Нажав несколько раз на кнопку питания, Зверев с удовлетворением отметил, что мини-компьютер работает исправно… ну, или почти исправно. Ещё несколько кликов по цифровой клавиатуре, и на уцелевшей верхней части дисплея высветились личные данные стрелка: «Барраз. 31 год, «лешие».

На губах Зверева заиграла недобрая ухмылка. Да, смерть была близка как никогда. Стоило Максу оказаться в сетке дальномера противника, и всё… Один выстрел, решающий все проблемы старика Харитона. И не только его.

Зверь переключил коммуникатор в режим поиска и тут же снова улыбнулся – мини-компьютер фиксировал вблизи места схватки два работающих устройства, одно из которых было помечено английской буквой «D». Это означало, что повреждённый смартфон попросту не зафиксировал смерть своего владельца, и покойный Барраз, лежащий у ног своего убийцы, до сих пор значится в списках живых. Равно как некий «рядовой Ильин», который почему-то ещё стоял на дороге.

«Иди уже! – со злобой подумал Макс. – Болван! Беги отсюда, пока жив!»

Будто услышав мысленный приказ, солдат бросил плащ и побежал прочь. «Ну вот и славно… Беги, рядовой Ильин. Ты мне сейчас жизнь спас, сам того не ведая. А значит, руку приложил и к грядущей смерти Харитона. Беги, воин…»

Зверев поднял из травы автомат убитого «лешего», проверил боезапас. Свое оружие он потерял где-то на границе с Могильником, когда в приступе ярости ринулся на патрульных, отбросив в сторону то, что находилось в руках. Ничего не осталось. Пистолета нет, дорогой импортной винтовки нет. И пришлось вернуться к тому, с чего начинал: при себе только нож и трофейный автомат с сотней патронов. От былого изобилия остался разве что бронежилет. Хотя… разве нужно что-то ещё для последнего рывка?

– Барраз вернулся! – эти слова оказались последними для стоящего возле моста часового.

Автоматная пуля, пробив насквозь светящийся дисплеем КПК, ударила ему в переносицу, опрокидывая на кучу щебня в траве прежде, чем он успел разглядеть лицо приближающегося человека. Кем бы ни был незадачливый дозорный – «лешим» или военным сталкером, он допустил непростительную ошибку, когда, увидев на экране смартфона надпись «Барраз», принял идущего по дороге человека за бойца Инквизитора. Как бестолковая девчонка в красной шапке рядом с переодетым волком, подпустил к себе убийцу. Глупость стоила жизни, но в Зоне и не бывает иначе. Когда человек начинает кичиться опытом или заявляет, что Пятихатки – самое безопасное место на десятки километров вокруг, он уже находится одной ногой в могиле. Нет ничего хуже самоуверенности, из-за которой совершаются глупости. Именно поэтому, выстрелив, Зверев не спешил опускать автомат. Он видел, как ударила в лицо часовому пуля, как упало тело, но доверять одним лишь глазам не торопился. Всё может оказаться иллюзией, игрой нездорового рассудка самого Зверя. В конце концов, покойник может переродиться в зомби и если не убьёт своего противника, то, как минимум, набросится. А подобные «сюрпризы» мало кто любит.

Макс прекрасно помнил, как приведший его в Зону Поляк рассказывал о расстрелянных у Машинного двора мародерах, которых практически тут же воскресил телепат, бросив вооруженную нежить на развернувшихся спинами сталкеров.

Медленно, словно по тонкому льду, подошел убийца к железным ограждениям моста и огляделся. Как он и думал, тело часового сползло по заросшей куче. Несколько секунд помедлив, Зверев прыгнул вниз, скатился по холодной, влажной траве до раскиданных в беспорядке контейнеров и лежащего на боку железнодорожного товарного вагона.

– Паранойя, Макс… – прохрипел он, увидев труп часового.

Какие уж тут зомби и телепаты? Год он ждал своего часа, чтобы расправиться с Харитоном, но все находил какие-то причины и откладывал. «Будь мужиком, Макс, признай, что ты всего лишь струсил, испугался того, что убьешь торговца, и на этом твое животное существование потеряет всякий смысл! Так ведь?»

Не слушая внутренний голос, который в последние несколько месяцев стал напоминать увещевания священника в исповедальне, Зверь перевернул мертвеца на спину, быстро обшарил жилет разгрузки в поиске полезных вещей. Пробитый пулей смартфон валялся неподалеку. Хорошо, что он потянул немного времени перед выстрелом, дав жертве поманипулировать с клавиатурой устройства. Сигнал о смерти часового в сеть не ушел, и теперь об этом в лагере Харитона узнают не раньше, чем на смену убитому придет другой боец. А это значит, Макс дал себе время для последнего рывка к бункеру.

До цели оставалось совсем немного. Днем, в ясную погоду, от моста, под которым сейчас сидел Зверь, можно было невооруженным глазом увидеть окраинные домики Деревни новичков, а через оптику отсюда прекрасно просматривалась добрая треть всего поселения. Стоит лишь пройти по центральной улице, миновав часовых, и ты уже у входа в бункер. Старик Харитон почти никогда не закрывает внешние створки. Круглые сутки горит свет на лестничной клетке, освещая уводящие вниз ступени. Но сначала туда нужно пробраться. Как это сделать?

До сего момента всё казалось простым и понятным. Путь был ему знаком, цель определена. Но что, если в Деревне его встретят не зелёные юнцы из отряда Штифта, а матерые «лешие» вроде Барраза? С былым вооружением Макс бы рискнул пойти в лобовую атаку – расстрелял бы зажигательными приспособленное под склад боеприпасов сооружение, а потом…

Да кого он обманывает? И в прежние времена не было шансов против «леших», а теперь и подавно. Нужно найти способ пробраться в бункер незамеченным. Отыскать лазейку в обороне Деревни. Путь, о котором не знает никто, даже сам Харитон.

Зверев извлек из кармана замотанный в тряпицу артефакт, покрутил его в руках.

– Нужно найти путь, – упрямо повторял он себе. – Путь, о котором не знают «лешие».

В третьем часу ночи около здания ОВД остановилась машина. Блеснули хромированные диски «Мерседеса». Водитель оказался весьма расторопным малым. Выскочил из автомобиля, открыл заднюю дверцу и помог пассажиру выбраться из салона.

Стоявший на крыльце отдела полицейский с интересом глядел на выбравшегося мужчину лет пятидесяти в дорогом сером костюме. Тот кивнул водителю, что-то тихо произнес и двинулся вверх по ступеням. Наверное, ожидал, что сотрудник МВД вытянется во фрунт, а потом откроет перед «господином» дверь, но страж порядка лишь окинул визитера взглядом и отвернулся, выдергивая из кармана сигаретную пачку.

«Купил дорогую машину, костюм нацепил и почувствовал себя хозяином жизни? – думал он, закуривая. – Много вас таких… Чуть что – сразу в полицию бежите, мол, «помогите нам!». А вот пока не приперли к стенке, людей в погонах ни во что не ставите…»

– Кто дежурный? – взявшись за ручку двери, произнес визитёр.

Полицейский сделал вид, что не услышал его слов. Закурил и принялся оглядывать полупустую улицу. Он ждал, что незнакомец в дорогом костюме окликнет его и повторит вопрос, но тот лишь презрительно фыркнул и вошел в здание.

– Гонору-то… гонору… – вздохнул полицейский и перевел взгляд на «Мерседес».

Бросив недокуренную сигарету в урну, он направился к машине. Его так и подмывало спросить, что за «фрукт» пожаловал в их ОВД и главное – зачем. Поравнявшись с передней дверцей, полицейский постучал по тонированному стеклу. Бесшумно и быстро бликующая преграда сместилась вниз.

– В чем дело, шеф? – послышался весёлый голос водителя. – Превысил скорость?

– Да я не из ГАИ, – полицейский улыбнулся. – Узнать только хотел, кто этот мужик. Ну… которого ты привез.

Стекло опустилось до предела. Водитель высунул голову из салона и шепотом поинтересовался:

– А ты что, не знаешь его?

– Да нет. Откуда?

– Это же… – он указал взглядом на звездное небо, – это ж сам Зверев. Депутат Госдумы.

Полицейский присвистнул.

– А чего он тут делает?

Водитель пожал плечами.

Новость о том, что его сын напился и учинил драку, поведал начальник охраны. Игорь Зверев не поверил – Максим был хорошо воспитан, практически не пил спиртного и знал цену своей репутации… и цену репутации отца тоже знал!

– Его задержала полиция, – виновато произнес начальник охраны. – Денег хотят, чтобы дело замять. Я собрался уже съездить, но там потребовали, чтобы вы сами прибыли. Узнали, видно, что Максим сын депутата и…

Игоря взбесили не столько сами обвинения в адрес сына, сколько слово «потребовали», проскользнувшее в речи начальника охраны. Кто может требовать его приезда в окраинном ОВД?! Дежурный? Да этому дежурному, равно как и всем работающим в отделе раздолбаям, место на Рубеже аномальной Зоны!

– Я их в порошок сотру! – ревел Зверев. – Требуют они… Денег они хотят…

Теперь он с неотвратимостью снежной лавины шел по коридору. Ну, где же первая жертва? Где дежурный?

– Где дежурный?

С поступлением в вуз Максим заявил, что не хочет зависеть от отца-депутата. Тот истолковал реплику сына по-своему и снял отпрыску отдельную квартиру недалеко от центра города. Живи, мол, независимо. Такой вариант «относительной свободы» Зверева-младшего вполне устраивал. В школьном детстве остались поездки на место учебы с водителем отца дядей Славой, требования всюду ходить с охранником и прочие причуды «больших политиков», накладывающие отпечаток на всю дальнейшую жизнь наследников. Но Максим не собирался перекладывать на себя бремя отца, впрягаться в ту же соху, с которой его родитель шел по полю жизни долгие годы.

Хватит! Он разочаровался в былых идеалах. Политика, а он это понял, – удел лжецов и подлецов. Сам же Максим верил в добро и благородство. О, нет, он не станет таким же, как отец. Никогда не пойдет по его стопам! Он будет юристом, защищающим людей от произвола чиновников, человеком, смело глядящим в глаза коррумпированной гидре правительства… Он порой удивлялся тому, как не похож характером на своего отца. Зверев-старший всегда был властным, в чем-то даже жестоким. Целью своей избрал приход к власти и удержание наверху, забывая при этом о собственной семье. Максим же был полной его противоположностью. Добрый, честный. Наверное, потому, что чаще отца видел его водителя – дядю Славу, и именно дядя Слава стал для Зверева учителем, человеком, который однажды сказал:

– Запомни! Ты сам творец своей судьбы. Только от тебя зависит, кем ты станешь в будущем. Главное, поступай по совести…

Так Максим и делал. Поступал «как нужно», а не «как проще». Именно поэтому, когда, возвращаясь на съемную квартиру, увидел четырех пьяных бугаёв, пытавшихся затащить в темную подворотню девушку лет двадцати, план действий возник сам собой. Он знал, что должен помочь. Знал, что против четверых, пусть и подвыпивших, беспредельщиков у него нет шансов. Но шансы, в таком случае, будут у их жертвы. И он кинулся на подонков с кулаками.

Дядя Слава учил Максима основным приемам, но в реальной драке Зверев просто не успевал наносить «хитрые» удары. А вот едва стоящие на ногах противники били быстро и больно, уходя от его неумелых выпадов. Прежде чем упасть на асфальт, Максим увидел бледное лицо девушки, которую он пытался вырвать из рук пьяной компании. Та уже добралась до подъезда, нажала на кнопку домофона, и через мгновение дверь за её спиной захлопнулось. Зверев сделал то, что должен был…

А потом приехала полиция. То ли испуганная девчушка вызвала наряд, то ли соседи, увидевшие драку. Когда машина с проблесковыми маячками влетела во двор, четверых нападавших уже и след простыл. Максим мало что понимал в происходящем. Его схватили, привезли в ОВД, обвинили в хулиганстве. Когда попытался заявить о своих правах, больно и весьма умело саданули под ребра. А уж когда узнали, что он является сыном депутата Госдумы, сотрудники полиции превратились в сомалийских пиратов. Решили за «оступившегося» отпрыска затребовать с отца большую сумму. Они просто не знали Игоря Зверева…

Макс с самого начала не хотел впутывать родителя. Не столько из-за того, что боялся опорочить имя Зверева-старшего, сколько из-за не сложившихся взаимоотношений между ними. Полицейские определили задержанного в один из кабинетов, не решившись, видимо, кидать сына «шишки» в «обезьянник». В запертом кабинете он провел несколько часов. Сначала ходил от стены к стене, раздумывая над произошедшим. Затем сел на подоконник и принялся разглядывать ночную Москву через забранное арматурной сетью окно. Слабо улыбнулся, когда к зданию ОВД подъехал «Мерседес» отца. Затем обрадовался, увидев за рулем дядю Славу – постаревшего, но всё такого же сильного и весёлого.

Отец был зол. Это читалось в каждом его движении. Шел Зверев-старший так, словно в ботинки ему насыпали раскаленных углей. Он то и дело с прищуром смотрел на обшарпанное здание ОВД, что-то бормоча себе под нос, и, наконец, скрылся из виду.

Снизу послышались голоса. Кто-то, заикаясь, пытался оправдаться, а навстречу ему топором палача летел отцовский бас:

– …сортиры драить!

– …решим…

– …я тебе решу!

– …и такой вариант…

– …я для тебя и господь бог, и мать Тереза!

Максим улыбнулся. Хоть и не в его правилах было глумиться над неудачами других, но действия предприимчивых полицейских нуждались в не менее дерзкой ответной реакции. Реакция оказалась вполне сообразной…

Спустя несколько минут раскрасневшийся офицер отпер дверь кабинета:

– Зверев, да-а-вай н-а-а выход.

– Что? Неужели за мной приехали? – не удержался от едкого вопроса Максим.

– Д-а-а, – капитан кивнул, – п-а-а-шли. П-а-а-па п-а-агаварить хочет.

– Слушай, друг… ты так и раньше заикался или это отец постарался? – снова ехидно поинтересовался Максим.

Он помнил, что именно этот офицер наносил болезненные удары под дых, и теперь подобным образом мстил своему обидчику.

– Са-а-ам ты заа-а-ика, к-а-азёл, – сопровождающий толкнул Зверева в плечо. – П-а-а-ашли.

Зверев-старший и правда «навел шороху». Для беседы отца с сыном испуганные и оттого поразительно вежливые и расторопные полицейские отвели просторный кабинет в конце коридора. Письменный стол, торшер, создающий приятную полутьму, шкафы с книгами. Наверняка кабинет кого-то из следователей – слишком уж не по-казённому смотрелся он на фоне «чулана» три на пять, из которого задержанного «извлёк» заикающийся капитан.

Отец занял место на диване, слева от торшера, поставив напротив себя стул, предназначавшийся, должно быть, для Максима. Младший Зверев понял это и потому сразу же уселся на него. Конвоир, не дожидаясь начала разговора, пятясь и едва не кланяясь, вышел прочь.

– Пил? – только и спросил отец.

– Нет.

– Зачем подрался? – тяжелый взгляд Зверева-старшего изучал внешний вид отпрыска.

Светлая куртка Максима была измазана в грязи и ржавчине, правый рукав порван. Темные, растрепанные волосы прилипли к вспотевшему лбу.

– Я задал вопрос! – рявкнул родитель. – Отвечай, сопляк! Зачем устроил драку?

– Драку устроил не я.

– Допустим.

– Пьяная компания приставала к девушке. Я за неё заступился и…

– Ты боксёр? – с издевкой поинтересовался отец.

– Нет.

– Вот! – Зверев-старший торжествующе воздел руку к потолку. – А всё равно полез к пьяной толпе! Зачем?! Приключений на свою задницу найти?

– Отец, ты меня вообще слышишь? Они на девушку напали…

– И что? – искренне удивился родитель. – Какая-нибудь уличная прошмандовка не далась им и – в крик, а ты за неё заступаться полез?

Макс зло сверкнул глазами.

– Что ты зыркаешь? – не выдержал депутат. – Ты сын уважаемого человека. Ты этой выходкой мое имя очерняешь! Это слишком важно!

– А то, что молодую девчонку четверо ублюдков могли изнасиловать, – это не важно?! – Макс вскочил со стула.

– Сядь-ка, сынок, – спокойно, но властно произнес Зверев-старший.

Таким тоном он, наверное, приказывал водителю свернуть на ту или иную улицу, и это окончательно взбесило Макса.

Да, он вырос в семье политика. Интеллигентный, воспитанный юноша, с детства знавший, что его ждет головокружительная карьера юриста. Окруженный приторно улыбчивыми друзьями и подругами из разряда VIP. Шелуха, а не жизнь!

– Нет, не сяду! – Макс шмыгнул разбитым носом. – Зачем ты вообще сюда приехал? Чтобы замять дело? Чтобы твое имя не попало в газеты? Только ради этого?!

– Да, поэтому, – уже с нарочитым спокойствием отозвался отец. – Тебя ведь считают зачинщиком драки, сынок.

– Ты забыл, что я сам будущий юрист и в случае, если меня попытаются обвинить, найду способ доказать свою невиновность. Да и чушь полнейшая с этим делом – просто менты захотели заработать денег по-легкому, разве не так? Нет ведь потерпевших – те четверо сбежали до приезда наряда. А если они и подадут заявление, то, может статься, попадут в поле зрения органов в качестве подозреваемых. Это же элементарно!

– Но газеты раструбят, что сын депутата Госдумы учинил пьяную драку!

– Я вообще не пью.

– Я знаю, – тяжко вздохнул Зверев-старший.

– Ты им что, заплатил? – удивился спокойствию отца Максим.

– Нет, конечно… – тот замялся. – Пристроил к одному дельцу. Там такие ушлые ребята нужны.

– Отец, они сотрудники полиции, а ты депутат! Какое ещё «дельце»?

– Фирму свою хочу создать, охранную. Набираю персонал, – хмыкнул отец. – Ладно… Собирайся, сынок, и поедем. Я в машине подожду.

Он решил, что конфликт исчерпан. Был уверен, что слово «сынок» вкупе с добрым отношением сделают свое дело. Снисходительная улыбка царя, дарующего жизнь своему холопу…

– Нет, отец, – твердо сказал Максим. – Я с тобой не поеду.

Игорь Зверев замер в дверях. Привыкший, что все ему подчиняются, он теперь напоминал адского Цербера.

– Что? Что… ты… сказал?

Спрашивал он тихо, вкрадчиво и в то же время угрожающе.

– Ты ни о ком не думаешь, кроме себя. Ни обо мне, ни о тех, чьи интересы в Думе представляешь. Ты заболел своей работой. Ты и о маме никогда не заботился…

Зверев-старший качнулся на каблуках, что-то прошептал. Казалось, сейчас он кинется на Максима и ударит того, но депутат сдержался.

– Ты ничего не знаешь. Мал был ещё, чтобы соображать…

И вышел за дверь.

Максим несколько минут стоял, опершись кулаками о столешницу. На мгновение в окне блеснул свет фар отъезжающего «Мерседеса». Вот и всё, уехал. Ещё одна грань доброго папочки Зверева открылась перед Максимом.

– Я никогда не буду таким, как он, – прошептал Зверев-младший. – Никогда…

А внутренний голос насмешливо добавил: «Ты будешь хуже»…

Он покинул здание ОВД рано утром. Молча вышел из кабинета, в который с момента отъезда отца никто так и не заглянул. Подошел к каморке дежурного и потребовал у заикающегося капитана отобранные при задержании личные вещи. Тот безропотно вернул всё «молодому господину» и попытался было осведомиться, не желает ли Максим Игоревич чаю, но Зверев так посмотрел на дежурного, что тот сразу умолк.

Улица встретила едва моросящим дождем, прибившим к раскаленному до этого асфальту вездесущий тополиный пух. Воздух наполнился приятной влажной прохладой. Макс кисло вздохнул, не решив еще – куда идти.

– Молодой человек… – голос показался знакомым.

Максим обернулся. На тротуаре недалеко от здания ОВД стояла спасенная им девушка. Хрупкая, с длинными темными волосами, одетая в потрепанный и уже успевший намокнуть плащ. Такое впечатление, что она прождала его на улице всю ночь.

– Молодой человек, вы меня не узнаёте? – девушка слабо улыбнулась.

– Узнаю, – Максим невесело улыбнулся в ответ. – Как вы? Добрались вчера до дома?

– Да, добралась. Спасибо вам огромное! Я… Я просто недавно в Москве и не знала, что по вечерам тут небезопасно.

– По-моему, это применимо ко всем крупным городам, – ответил Зверев. – Или вы из села?

– Можно и так сказать, – девушка опустила голову. – Слышали про Надеждинск?

– Слышал, разумеется. Там сейчас военный объект, да?

– Там сейчас Зона… – оттенок печали тронул её бледное лицо. – Я там живу с отцом, а сюда приехала к его знакомым, город посмотреть…

Зверев с интересом оглядел собеседницу. Про загадочный Надеждинск он был наслышан. Город закрытого типа, построенный когда-то для эвакуации жителей из всех близлежащих населенных пунктов, затронутых Аварией на АЭС. Настоящая крепость со своим гарнизоном, больницей, электростанцией, школой и небольшими предприятиями.

– Я недавно только вышла из дома, всю ночь не находила себе места после произошедшего. Так была напугана… А вездесущие бабульки-соседки говорят, – рассказывала тем временем собеседница, – что молодого человека, который с хулиганами дрался, в полицию забрали. Я сюда пошла, думала, если вас не отпустят, то я всё расскажу и…

Зверев пристально посмотрел на неё.

– …вот, – девушка сглотнула. – Спасибо вам огромное. Не знаю, как вас отблагодарить…

– Давайте просто пройдемся по городу, – предложил Макс. – Москва изумительно красива.

Собеседница кивнула.

Когда они дошли до угла дома и свернули в тенистый парк, Максим спросил:

– Как вас зовут?

– Ира. Ирина Полякова.

– А меня Максим. Зверев.

Они вновь улыбнулись друг другу.

– У вас страшная фамилия, – внезапно произнесла девушка. – Не по себе от неё становится.

– Мне тоже, – Максим тяжело вздохнул. – Мне тоже не по себе…

В ноябре Зверев снова поругался с отцом. На этот раз депутат Госдумы заявил, что не потерпит сожительства сына с «деревенской девкой».

– Если невесту решил подыскать, посмотри на дочерей моих коллег!

– У твоих коллег все дочери пустышки! – отозвался Макс. – Для них единственная радость в жизни – деньги их родителей.

Позже перепалка возобновилась, и в итоге Максим, предупредив декана, на две недели вместе с Ирой отправился в Надеждинск, прочь от Москвы, прочь от думающего лишь о себе отца, прочь от кукол, навязываемых ему в невесты.

Это были лучшие дни в его жизни! Ира познакомила Максима со своим отцом – Валерием Поляковым, который сразу нашел с парнем общий язык. Называл Валерий Александрович себя просто – Поляк. Был невысокий, но крепкий, и, по слухам, в прошлом служил в КГБ Белоруссии. Питавший страсть к оружию, целыми днями он обучал Максима стрельбе из всех возможных образцов европейского ВПК. Вдвоем они частенько уходили далеко на северо-восток, к самой границе Зоны Отчуждения, где охотились на мелкую живность. Поляк рассказал, что мать Иры умерла при родах и ему пришлось воспитывать дочь одному в полном зла и грязи мире, ограждая от всех ужасов, которыми наполнена клоака под названием «Надеждинск». Когда Зверев поведал о том, что сам лишился матери в раннем возрасте, Поляк и вовсе стал относиться к нему едва ли не как к сыну.

– Хороший ты парень, Максим, – говорил он. – Как закончишь учёбу, приезжай к нам. Забери Иришку подальше отсюда. Она достойна лучшей жизни.

– А как же вы? Давайте с нами.

– Я бы с радостью, но Зона не отпускает…

Макс тогда еще не понимал смысла этих слов, поэтому не придал им большого значения, искренне веря, что когда-нибудь его мечты сбудутся и он все же уговорит Валерия Александровича поехать с ними. Вечерами, когда Поляков уходил по делам, Максим и Ира оставались наедине. Он говорил, что обязательно вернётся и заберёт её. Клялся в вечной любви. Она обещала ждать… Единственный человек, для которого он был не Зверем, не Максом, а Максимом – добрым парнем, верящим в справедливость.

Учебный материал Зверев нагнал за неделю. Сдал все контрольные работы, которые пропустил, находясь в Надеждинске, прочел все требуемые книги. Декан – улыбчивый мужчина лет сорока пяти, чем-то неуловимо напоминавший Поляка, – поинтересовался, удалось ли помириться с отцом, и Макс ответил, что всё по-прежнему. В то время он думал лишь об одном – Иры нет рядом. Она сейчас в далеком городке на границе загадочной Зоны, и ему самому нужно поскорее попасть туда. Когда весной, сдав все требуемые экзамены, Максим, наконец, стал счастливым обладателем диплома юриста, удалось мельком пообщаться с отцом. Тот уже не был депутатом, а занимался частным охранным бизнесом. Он долго сокрушался, что не уделял сыну достаточного внимания, а потом предложил Максиму стать юристом в его организации. И Максим с горечью осознал, что вовсе не отцовская любовь, а желание заполучить в свою команду грамотного специалиста толкнуло родителя на этот разговор.

И он уехал в Надеждинск, как и обещал Ире…

В городке всё поменялось. Выросли как грибы после дождя контрольно-пропускные пункты на подъездных дорогах, стало меньше праздношатающихся жителей. Довезший Макса «бомбила» заявил, что дальше не поедет ни за какие деньги, и велел пассажиру выметаться из салона. Зверев спорить не стал. Он пешком добрался до панельного дома, где обитала семья Поляковых.

Всё оказалось не так, как прежде. Не росли на клумбах посаженные бережной рукой Иры цветы. Болталась на одной петле изрешеченная пулями дверь подъезда. Чернели на стенах подпалины от близких разрывов. Не помня себя, вбежал Максим на второй этаж, где располагалась нужная квартира, распахнул незапертую дверь и ворвался в захламленные помещения.

– Ира! – выкрикнул он и замер, вцепившись в дверной косяк.

Его любимая… Его Иришка…

На столе, стоящем посреди комнаты, увидел её фотографию с черной траурной лентой. Окружающий мир сразу и бесповоротно померк в глазах. С глухим стуком приземлился на грязный пол чемодан, следом сполз по стене сам Зверев.

Нет, этого не могло быть! Это какая-то ошибка!

– Ира-а-а! – завопил он так сильно, как только мог, – Ири-и-и-ш-а-а-а!

Загремели тяжелые армейские ботинки. Из дальней комнаты выбежал Поляк. Бледный, заросший многодневной щетиной.

– Когда?.. – только и спросил Зверев.

– Две недели назад, – ответил Поляков. – Прорыв был. Мутанты ворвались в город. Я думал, ты знаешь. На твой московский адрес письмо отправлял…

Зверева словно окатили кипятком. Он вспомнил последнюю встречу с отцом и его уверенный тон. Отец знал, что Максим придет работать в фирму. Был уверен, что у него не будет другого пути! Потому что был проинформирован о смерти Иры!

– Водку будешь? – садясь на пол рядом с Максимом, поинтересовался Поляк.

– Я не пью, вы же знаете, – машинально ответил тот.

– Я тоже не пил… – Поляк похлопал его по плечу, и по щекам ставшего вдруг стариком человека покатились слёзы. – Но знаешь… Ночью просыпаюсь, и кажется, что всё это сон. Думаю, как бы не сойти с ума… А выпьешь, и легче становится… немного. Веришь, легче было бы, если бы её убил кто-то. Знал бы хоть – за что и кому мстить. Зубами бы рвал ублюдков! А тут мстить всей Зоне надо…

– Наливайте, – глухо отозвался Зверев.

Поляк неуклюже поднялся на ноги, побрел на кухню, а Макс долго ещё сидел на полу, глядя на фотографию возлюбленной. Молодая, красивая женщина смотрела на него со снимка, перетянутого черной полосой смерти.

Поляк научил Зверева всему, что знал. Только после гибели Иры Максиму стало ясно, что её отец всё это время был проводником – человеком, за определенную сумму помогающим людям перебраться через Рубеж.

Горе объединило их. Один потерял любимую женщину, а другой дочь. И для обоих эта утрата была равносильна собственной смерти. Поляк никогда не рассказывал Звереву, как погибла Ира. Говорил, что незачем тому знать подробности. Только спустя несколько месяцев, когда Зверев в качестве напарника Поляка вел группу через Рубеж, один из провожатых обмолвился, косясь на старого проводника: «Дочку у него псы задрали».

Ещё через неделю Макс собрал рюкзак, взял автомат и ушел в Зону. Навсегда. Поляк не пытался его остановить. С грустью глядел вслед бредущему меж аномалий парню, потом развернулся и, опустив безвольно руки, зашагал домой. Сломленный жизнью старик.

Зверев был хорошим учеником. Всё то, чему его научил бывалый проводник, он усвоил отменно, поэтому к моменту, когда впервые попал к Харитону, уже неплохо ориентировался и знал почти все о мутировавшем зверье и группировках.

– Постарайся как можно лучше ознакомиться с местом, в котором тебе предстоит выживать, – говорил Поляк. – Всё должен увидеть, ничего не пропустить. Каждый куст и даже пучок травы запомнить. От этого зависит твое существование.

И Макс запомнил. Он готов был поклясться, что лучше всех «леших» Зоны вместе взятых знает Пятихатки и окрестности. Каждая мина на контрольно-следовой полосе Рубежа была им в свое время зарисована в блокнот. Расстояние до каждого дерева вычислено с помощью электронного дальномера. Он находился на своей территории. Он, а не толстяк Харитон, спрятавшийся в бункере.

Макс отпрянул, когда артефакт раскалился так, что начал жечь руки.

– Тепло, – благоговейно прошептал Зверь. – Мне тепло.

Он резко, словно подброшенный «трамплином», выпрямился и пошел вдоль цепи невысоких холмов, забирая вправо. Там, в нескольких километрах от дороги, должен располагаться крупный очаг радиации. Со стороны этого гиблого клочка Зоны нападения ждать точно не будут, ибо человек в здравом уме не сунется в аномальный котел. Но разве Зверев был нормальным?

Ему вдруг вспомнилась реплика ученого из старого американского триллера: «Псих никогда не признается, что он псих», и сталкер усмехнулся то ли сам себе, то ли бездарному «доктору» из фильма.

На то, чтобы обойти опасное место, у Макса ушло менее десяти минут. Он торопился. Боялся, что кто-нибудь обнаружит убитого часового. Быстрее… Ещё быстрее…

Слева заискрилась аномалия «огниво», стало ощутимо теплее. Главное, не разрядить ее неосторожным движением, не привлечь внимание людей Харитона высоко взметнувшимся ярким пламенем. Аномалия дремала в смертоносной летаргии. Присутствие человека ознаменовали лишь отдельные сполохи, но и только. Звереву везло. Зона вела своего слугу в стан врага за расплатой. Кто знает, может, именно так оно и было.

Прошло ещё десять минут, прежде чем Зверь выбрался на открытое пространство и залег на холме. На расстоянии в несколько сот метров виднелись распахнутые створки бункера. Ещё несколько минут, и всё будет кончено. Ещё несколько минут… Если внутренняя дверь окажется закрытой, то останется задвижка глазка, чтобы просунуть в нее ствол автомата и сделать роковой выстрел. Не так, конечно, ему хотелось расправиться с подлецом, а со смаком, с толком и расстановкой… Но он устал, боже, как он устал от этой гонки! Пока не завершит кару, не сможет найти себе покоя. А на покой пора давно. Хотя бы ради прошлого, в котором до сих пор, даже в облике зверя-каннибала, он, не растеряв оставшееся в нем человеческое, видел очень много светлых пятен, заставляющих трепетать сердце. Ради доброй памяти тех, кто звездными искрами вспыхивал изредка на его нелегком жизненном пути…

Зверь скатился с возвышенности, прошелся за деревьями до бункера и несколько минут просидел не шевелясь, наблюдая, как в Деревне зажигаются костры и молодые сталкеры вперемешку с «лешими» вынимают из рюкзаков тушенку и хлеб.

Сколько примерно времени идет человек от моста, где Макс убил часового, до бункера? По дороге минут двадцать. Значит, «лешие» уже должны забеспокоиться, почему Барраз, который, по заверениям часового, «прибыл», всё ещё не явился в лагерь для доклада. Что они будут делать дальше? Скорее всего, попытаются связаться с часовым. А потом, когда рация не ответит? Отправят группу на разведку или просто усилят караул, а разбираться будут утром?

В лагере сейчас как минимум восемь человек. Двое из них определенно «лешие». Это значит, что, спускаясь в бункер, он будет виден всем участникам застолья. К тому же при подобном раскладе нет никаких шансов выбраться потом из бункера живым. Не дождется он, скорее всего, отбытия разведгруппы. Не сделает Зона такого подарка.

Как раз в этот момент возле костра вспыхнула потасовка. Засевший в кустах Зверь через оптику прекрасно видел, как молодой чернявый сталкер внезапно вскочил на ноги, что-то выкрикнул и со всего маху полоснул ножом по горлу одного из «леших». Двое крепких бойцов тут же выбили у него нож и повалили в траву. Остальные сгрудились около раненого.

– Спасибо тебе, Зона, – улыбнулся Зверев и скользнул в подвал.

Продвигаться по узким лестничным пролетам с автоматом было не очень удобно, но Макс этого не замечал. Он шел к своей цели. Шаг за шагом. Всё ближе и ближе к заветной двери.

Вот железная створка подалась в сторону, открывая путь в «торговый зал». Далее в подсобку. Открыто – надо же! Ещё одна дверь сдается на милость победителю…

Макс выстрелил, как только увидел людей, сидящих в тесной каморке за столом. Их было двое – Харитон и Грызун, с которым Зверев пару раз пересекался в былые времена. Очередь ударила наискось, кроша посуду. Вторая, в три патрона – точно в грудь Харитону. Того вместе со стулом швырнуло назад, к бетонной стене. Стул опрокинулся, и мертвое тело кулем свалилось под стеллажи с оружием.

Грызун оказался проворнее. С простреленным боком, он всё же кинулся на Зверева, чтобы нанести удар, но тут же получил прикладом в лицо и рухнул, переворачивая стол. Ахнули раскалываемые банки с соленьями. Помещение наполнилось тошнотворным запахом порохового дыма, палёного мяса и прокисшего рассола.

– Зве-е-рь… Су-к-а-а… – простонал Грызун. Из его разбитого носа хлестала кровь…

– Это месть, – тихо, но угрожающе пояснил Зверь. – Месть за мужиков из моей группы, которых погубил Харитон, если до тебя еще не дошло.

И ударил Грызуна тяжелой подошвой ботинка в лицо.

Он потерял счёт времени. Медленно, словно боясь, что всё вокруг – иллюзия, подошел к телу Харитона, перевернул покойника на спину. Засаленный свитер на груди оказался залит кровью. Виднелись пулевые отверстия.

– Помнишь меня? – заговорщически зашипел Зверь покойнику в лицо. – Это я – Макс Зверев!

Он обхватил голову торговца руками и с силой крутанул. Хрустнули ломающиеся позвонки. Изо рта мертвеца на залитый рассолом пол потекла новая струя густой крови.

– Ты не волнуйся, – Макс расплылся в блаженной улыбке. – Это для верности, чтобы ты никогда больше не воскрес…