ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
28
С сегодняшнего дня он перевозчик. Для Маттиса это была отрадная мысль.
Озеро лежало гладкое как зеркало и ждало его.
Видно, Хеге уже давно придумала, чтобы он стал перевозчиком, но только теперь неожиданно сказала ему об этом. В глубине души Маттис знал, почему она это придумала: ей надоело видеть, как он целыми днями шатается без дела. Хотелось хоть на время избавиться от него, вот и все. Но Маттис был так благодарен ей за это предложение, что причины его не трогали.
Она намазала маслом и завернула в бумагу несколько кусков хлеба.
- Это все мне?
- Да. Ведь ты уходишь на целый день? Или думаешь скоро вернуться?
- Нет, нет! — Он как будто что-то обещал ей.
Хеге рассказала ему, что делают настоящие перевозчики:
- Если даже никто сразу не кликнет его с другого берега, перевозчик должен долго и терпеливо ждать.
Маттис посмотрел на нее, и она вдруг покраснела. Все-таки это было ей не по душе.
- Можно я буду перевозить в самом узком месте? — спросил Маттис, уже готовый в путь.
- По-моему, можно.
- А если нет узкого места, что тогда?
- Тогда плавай на лодке, где хочешь,— ответила Хеге, и это ему понравилось. Он сказал напоследок, как и принято говорить в таких случаях:
- Вернусь вечером.
Хеге кивнула.
Все было правильно.
Маттис сел в лодку и приготовил весла, теперь ему оставалось только ждать.
На этом берегу не было никого, кто хотел бы переправиться на ту сторону. Но ему нужно было следить за обоими берегами, поэтому вскоре он поплыл через озеро. Определенного времени для перевоза не существовало, но Маттису хотелось испытать лодку после починки. Ну разве не здорово, что у него вдруг появилась постоянная работа! Конец унижениям в чужих усадьбах, конец непосильному труду вместе с умными и ловкими. Вот работа по мне, думал он, откидываясь назад и делая длинные взмахи веслами. Когда я заработаю на новую лодку, я смогу бросить эту старую галошу. Чем лучше будет у меня лодка, тем больше людей захотят ездить со мной. Тогда, может быть, придут и те, кого мне особенно хотелось бы перевозить.
Он греб точно по прямой. Мысли были на месте. Я, верно, рожден, чтобы плавать на лодках, думал он. Сколько же времени я убил бог знает на что.
Надо переплыть на тот берег и подождать там.
Но когда он вышел на берег у синеватых западных склонов, там не оказалось ни души. Впрочем, это понятно, ведь он работает только первый день. Когда люди узнают, что теперь на озере есть перевоз, тогда все пойдет по-другому.
Маттис тихонько плыл вдоль лесистого берега, он смотрел, не выходит ли где-нибудь дорога к воде. Нет, не видать. Ну что ж, придется ждать не у дороги, а в любом месте, где может пристать лодка. Перевозчику всегда приходится ждать, сказала Хеге.
Маттис не унывал, он лег на дно лодки и подставил лицо солнцу. От лодки шел крепкий приятный запах — пахла пропитанная смолой пакля, которой он вчера законопатил все щели. Камни на берегу раскалились, и от них тоже приятно пахло, но совсем на другой лад.
Маттис с наслаждением потянулся.
Надо же, я лежу тут и лодырничаю, а на самом деле работаю!
Ему стало смешно.
Он лежал долго, но никто так и не пришел, тогда он столкнул лодку в воду и поплыл к своему берегу. Вдруг за это время там кто-нибудь появился и теперь ждет его. Может, люди уже узнали новость про перевоз, небось заметили, что он переплыл озеро Точно по прямой.
Не так-то просто быть перевозчиком: надо одновременно поспевать и туда и сюда. Интересно, справится ли он с этим?
Ему нравилось произносить слово «перевозчик»,— он — перевозчик, это звучало внушительно. Я уверен, что на всем озере нет перевозчика, который вел бы свою лодку прямее, чем я. Прямее прямого не бывает. Жаль, что след от лодки не держится на воде, вот если б он был виден несколько дней!
Маттис вернулся на свой берег, там его тоже никто не ждал. Ему захотелось бросить работу и на пять минут подняться к Хеге, но он удержался. Исполненный чувства долга, он вышел на берег, чтобы поесть. На этот раз Хеге уже не сможет упрекнуть его, больше он не будет ей в тягость, он лежал на берегу и ел свой хлеб.
Чу!
Маттис прислушался.
Вообще-то он все время не переставал напряженно прислушиваться. Кажется, кто-то аукает там, на западных склонах. Он перестал жевать, чтобы лучше слышать. И с набитым ртом долго вслушивался в тишину. Нет, никакое ауканье не может быть слышно на таком расстоянии. И все-таки там кто-то аукал!
Маттис быстро поплыл на голос. Ведь его может окликать и кто-нибудь знакомый. Например, Хеге, если бы, правда, она была на том берегу.
Точно, это Хеге... бормотал он и вдруг резко затормозил веслами.
Аукают?
Первый день — и меня уже зовут! Кто же там так кричит, что слышно через все озеро? Даже страшно. Нет, ведь это Хеге...
Глупости.
Хорошо, что сейчас день. Но ведь перевозчикам приходится работать и ночью. Их могут позвать в темноте точно так же, как я белым днем.
Что бы там ни было, но ауканье прекратилось. Маттис греб изо всех сил, от жары он вспотел. Но это не имело значения. Такая работа ему по силам — вот главное. Мысли не мешали грести.
Однако на берегу было пусто. Никого и ничего. Пологие западные склоны до самого верха заросли лесом. Усадеб здесь не было, только лес. Ни жилья, ни людей, лишь пустынный горный простор.
Но кто же тогда тут аукал?
Никто, это ясно, на таком расстоянии крик не слышен, строго сказал себе Маттис. Но ведь на деле-то было не так! И поскольку Маттис всерьез считал себя перевозчиком, он не сомневался, что сейчас на склоне кто-нибудь покажется. Кого только не приходится возить перевозчикам! Однако склон был пуст. Кто же тогда кричал тут так громко, как обычному человеку и не крякнуть?
Может, перевозчик должен предупреждать о своем прибытии? Маттис встал в лодке и робко позвал:
- Эй! — все как положено.
Ему ответило эхо, и больше никто.
- Я здесь! — крикнул Маттис, обращаясь к слепому склону, хранящему множество тайн.
Никто не вышел на берег. Никому здесь не требовался перевозчик.
Тут что-то не так, подумал Маттис.
Это было неправильно.
Хеге сказала, что нужно ждать долго, пробовал он утешить себя.
Но ведь меня кто-то звал, это точно!
Он слушал, и все кругом тоже как бы затихло, был слышен лишь настороженный шорох.
Теперь его окликнули с другого берега. С того, где был его дом. Тот же голос, который было слышно на любом расстоянии. И опять это был одинокий голос Хеге. Он как будто звал перевозчика!
- Да, да! — дрожа, крикнул Маттис и развернул свою утлую лодчонку.— Но это далеко!
Видно, в первый день всегда так, думал он, сбитый с толку. И снова он плыл через озеро. Хотя уже и не так быстро, потому что устал. Но все равно я перевезу всех, обещал он сам себе.
Маттис по-прежнему плыл по прямой. Руки его работали безошибочно. Он греб молча, на своем берегу он с ужасом обнаружил, что его никто не ждет. Знакомый склон, где стоял его дом, был пуст. От страха у Маттиса перехватило горло. Родной берег внушал ему ужас. Оставалось одно: бежать домой к Хеге. Он больше не верил, что это она звала его.
Маттис привязал лодку и стал подниматься к дому. Оглядываться ему не хотелось.
Хеге вязала, спокойно и невозмутимо. По ней не было видно, что она недовольна его ранним возвращением. Она сказала, словно в пространство:
- Уже вернулся!
- Это не то, что ты думаешь,— сказал он.— Сегодня на озере что-то не так.
- Как это не так?
- Там ты все время зовешь меня! Как это может быть?
- Не говори глупостей, Маттис.
- Когда я на одном берегу, ты зовешь меня с другого! Это твой голос. И его слышно через все озеро. Разве так может быть?
- Никто там не кричит,— быстро сказала Хеге. Конечно, ей это не понравилось.
- Но ведь я слышал!
- Ты все время думаешь о перевозе, вот тебе и чудится, будто тебя зовут. Не надо прислушиваться. Ступай на озеро как ни в чем не бывало. Там все в порядке.
От ее слов он успокоился.
- Я и не собирался бросать работу.
- Я знаю. Ступай.
Успокоенный, Маттис снова вернулся на берег. Но не успел он подойти к лодке, как опять раздались прежние странные звуки. Но главное — он услышал то, что хотел услышать: властный голос, зовущий перевозчика, и опять, как тогда, это был голос Хеге.
У меня первый раз в жизни появилась постоянная работа, думал он. Вот мне и чудятся всякие крики. Так сказала Хеге.
Ведь ему хотелось, чтобы его позвали. А вот почему их не видно, тех, кто его звал, это непонятно, но скоро, наверно, все будет по-другому.
Нелегкое это дело. В первый день им хочется испытать, на что я гожусь, думал он. Иду! Иду!
Маттис развернул лодку и направил ее к далеким склонам — еще одна трудная поездка.
Криков он больше не слышал.
В конце концов он достиг берега, плечи у него болели. Он подготовился к встрече с этим пустынным берегом и всем, что здесь могло его испугать. День начался вяло, теперь же он стал напряженным. Но испытание есть испытание — лодка царапнула о дно, Маттис выпрямился во весь рост и проделал то, о чем даже и помыслить не мог.
Глядя на пустой берег, он начал взывать к неведомому:
- Раз ты аукаешь, значит, ты здесь! — крикнул он, обращаясь к склону. Маттис был измучен, голова у него шла кругом, однако он стоял во весь рост и казался даже выше обычного, он опирался на весла, готовый в любую минуту оттолкнуться от берега, если появится что-то чересчур страшное.
- Иди сюда! — крикнул он.
Никто не вышел. Склон скрывал тысячи тайн. Маттис держался из последних сил, он даже побледнел от страха, что на берегу нет ни души.
- Я здесь! — крикнул он. В ушах у него невыносимо шумело.
- Иду! — раздалось наконец в ответ. Где-то далеко в лесу. Одно-единственное «иду».
Маттис дернулся, словно обжегся. Это была не Хеге и вообще не какой-нибудь воображаемый голос, ему ответил человек, такой же, как и он сам, это был мужской голос.
Кого же я вызвал?
Во всяком случае, это человек.
В лесу было тихо, но к берегу кто-то спускался.
Маттис стоял, как и прежде, готовый бежать при первой же опасности. Никто не говорил, что перевозчикам бежать не полагается. Он столкнул лодку с мели, и она покачивалась у берега с поднятыми веслами.
Наверно, перевозчикам часто приходится так ждать, мысленно сказал он в оправдание себе.
- Ох,— то и дело вздыхал он.— Ох.
Тем временем неизвестный под прикрытием леса спускался по склону. После всех криков это было жутко, хотя Маттис понимал, что так и должно быть. Это испытание, и его надо выдержать.
- Сюда! — крикнул он, чтобы неизвестный знал, куда идти.
- Вижу! — ответил тот, теперь уже значительно ближе. Мужской голос.
А вот и он сам.
Неожиданно из кустов, росших у самой воды, показался человек. Увидев Маттиса, он взмахнул рукой и направился к нему.
Маттис шевельнулся, словно хотел стряхнуть с себя глупый страх, как стряхивают с шапки дождь. Кого он думал увидеть?
Человек, вышедший на берег, выглядел обыкновенно — за плечами у него был мешок. Маттис кормой подогнал лодку к берегу, чтобы в нее было удобно войти. До чего ж приятно перевозить своего первого пассажира!
- Ты искал перевозчика? — поспешил спросить Маттис, прежде чем пришедший заговорил сам.— Тут на озере перевожу я.
Незнакомец был доволен.
- Мне повезло,— сказал он.— Погода хорошая, так что я, видишь, пошел прямиком через горы, а тут думал пойти берегом, пока кого-нибудь не встречу. Перевезет же меня кто-нибудь, думал я,— за деньги, конечно. Я и не знал, что тут так пустынно, первый раз в этих краях.
- С сегодняшнего дня тут есть перевоз,— сказал Маттис.— Я первый день работаю. Тебя первого 'перевожу. Тебе куда, пряио на тот берег? Я там живу. Вместе с Хеге, конечно.
От радости Маттис говорил сбивчиво и непонятно. Но незнакомец даже не обратил на это внимания.
- Мне все равно куда,— ответил он немного чудно.— Лишь бы поскорей добраться до берега. Боюсь только, твоя лодка не выдержит двоих, а? На мой взгляд, она не больно подходит для перевоза.
С этими пренебрежительными словами незнакомец вошел в лодку и снял тяжелый мешок. Из него торчало топорище — очевидно, это был лесоруб, который искал работу. Суровый и сильный лесоруб, вот небось у кого от мускулов рвутся рукава. Вид у него, во всяком случае, был такой.
- Ты лодку-то не ругай,— сказал Маттис.— Я сегодня перевожу первый день, на новую еще не заработал. Пока что я не получил за перевоз ни эре.
- На что же ты живешь? — спросил лесоруб и, не дожидаясь ответа, отвернулся.
Маттис налег на весла. Он мог хорошо рассмотреть незнакомца. Судя по говору, незнакомец был из дальних мест. Лет ему было столько же, сколько Маттису, может, чуть больше. Не красивый и не уродливый — никакой. Одет просто. Все как надо.
И сразу ясно, что он сильный и умный, как все. Маттис греб и радовался.
- Сколько тебе лет? — спросил он.
- Сорок три, а что?
- Да так просто.— Маттису хотелось назвать и свой возраст, но что-то в голосе незнакомца остановило его.
- Ах черт, проморгал,— вдруг сердито сказал незнакомец и потянул мешок, который стоял в воде. Маттис, правда, проконопатил лодку заново, но ведь она годилась только для одного человека, а когда в нее сели двое, она сразу дала течь.
Маттис не посмел оправдываться. Лодка текла, и этот умный не побоялся упрекнуть хозяина. Маттис лихорадочно искал, что бы сказать:
- Ты, видно, заблудился, если вышел в таком месте, где нет дороги?
Незнакомец уже объяснил, как он шел, но все же ответил с усмешкой:
- Как же я заблудился, если вышел прямо на перевозчика?
Вот что значит быть умным. Незнакомец добавил:
- Есть у тебя черпак или что-нибудь вместо него? Вплавь мы отсюда не доберемся.
Маттис потупился. Да, лодка никуда не годилась. Он дал незнакомцу черпак, и тот угрюмо принялся вычерпывать воду. Маттис греб медленно, он устал, но лодку вел прямо.
Берег был уже близко. Незнакомец нарушил долгое молчание:
- Может, ты знаешь какую-нибудь усадьбу, где можно переночевать? Только поближе, я устал и далеко не пойду.
Это был как бы упрек Маттису, который греб слишком медленно.
- Можешь переночевать у нас, раз уж моя лодка так течет,— смущенно ответил Маттис.
- Это где?
- Да тут, рядом.— Маттис показал на дом, стоявший в ложбине.
- Подходит,— уже добрее сказал незнакомец.— Буду рад, если вы меня приютите.
- Будешь рад? — повторил Маттис. Его отношение к незнакомцу сразу изменилось.
- Понимаешь, я пришел сюда работать в лесу,— объяснил незнакомец, теперь он был настроен более дружелюбно.
Этот умный человек сразу понял, что здесь живут небогатые люди. Маттиса он как будто не замечал. На крыльце сидела Хеге со своей работой. Она удивленно и приветливо смотрела на них.
- Я перевез его через озеро,— сказал Маттис.— В первый же день! Только я очень устал.
- Здравствуйте,—сказал незнакомец.—Это правда, что у вас можно переночевать?
- Я ему обещал, что он у нас переночует,— сказал Маттис, который тоже хотел принять участие в разговоре.— Пусть он ляжет в комнате на чердаке. Ладно?
- Хеге оторопела. Это уже что-то новое. Было видно, что она не против, она с любопытством смотрела на незнакомца.
- И еще я обещал, что мы его накормим,— сказал Маттис, хотя об этом у них не было речи.
- Вы знаете друг друга? — спросила Хеге у брата.
- Нет,— ответил незнакомец.
- Нет,— подтвердил Маттис.— Он всю дорогу молчал, даже не сказал, как его зовут. Ему пришлось вычерпывать воду.
Незнакомец шагнул вперед и сказал, что его зовут Ёрген.
- Еда у меня с собой, об этом вы не тревожьтесь.
- Я обещал, что мы его накормим,— упрямо сказал Маттис.
Ночлег, еда, может, он у них так и останется? Несмотря на растерянность, Хеге оживилась. Маттис был горд, что оказался виновником такого события, он пошел в дом следом за Хеге, чтобы еще поговорить о Ёргене.
- Он тоже умный,— сообщил он.— Хеге, ведь ты не сердишься на меня за это?
Маттис спросил так для порядка, он видел, что Хеге и не думает сердиться. Она была возбуждена и взволнованна, у нее даже походка изменилась.
- Может, завтра я перевезу еще кого-нибудь,— сказал Маттнс.— Может, теперь я каждый день буду привозить тебе новых постояльцев. Но должен сказать, их не так-то просто найти.
Хеге поднялась по лесенке, чтобы привести в порядок комнату на чердаке. Маттис сидел внизу вместе с Ёргеном. Оба молчали. Маттиса покачивало от усталости.
29
Ёрген не собирался покидать их дом. Он быстро нашел себе работу в лесу, где-то поблизости, и спросил, нельзя ли ему жить у них. Маттис и Хеге тут же ответили согласием, они были удивлены и обрадованы. Особенно Хеге.
Она стала другой, Маттис сразу заметил это, заметил, что и сам он тоже изменился.
Ёрген был молчалив. Вернувшись из леса, он недолго возился на кухне, готовил себе еду. Потом поднимался на чердак и отдыхал. Он не делал попыток ближе познакомиться с хозяевами. Но брат и сестра не переставали удивляться: пришел чужой человек, и ему захотелось у них остаться.
Кроме того, у Маттиса был перевоз.
Он плавал по озеру каждый день. Такой добычи, как в первый день, у него уже не было — больше никому не требовалось переправляться через озеро. Порой какая-нибудь моторка протарахтит к западным склонам, потом вернется и умчится куда-то еще — все это происходило где-то в другом мире. Вот Маттис был настоящий перевозчик с простой лодкой, и работал он без устали; хотя никого и не перевозил, он больше уже не метался по озеру и ему перестали чудиться крики. Вскоре он привык дремать на каком-нибудь из берегов в ожидании пассажира. Каждый день он по нескольку раз переплывал озеро, если не было сильного ветра. Лодка годилась только для одного человека. Когда Маттис плавал один, она не текла. Он радовался, что имеет работу, которая ему по душе и которую одобряет Хеге. И не его вина, что тут некого перевозить.
Плохо, конечно, что он до сих пор не заработал ни эре на новую лодку, но ведь все еще могло измениться. Каждый день на перевозе могли появиться люди.
К тому же Ёрген поселился у них, и было похоже, что он намерен тут остаться.
- Теперь мы как все,— сказал Маттис однажды.
Хеге это задело:
- Не болтай глупости! Мы и раньше были ничем не хуже других.
- Я знаю,— покорно сказал он.
- Я больше не хочу слышать об этом.
Маттис чувствовал, что Хеге сильно изменилась. Она уже не была с ним такой доброй, как прежде. И он не понимал, о чем она думает, когда порой ловил на себе ее взгляд.
- Ну нельзя же так! — сказала она однажды, когда он сделал очередную глупость.
- Почему ты так переменилась? — спросил он, почувствовав себя несчастным.— Чего ты сердишься? Я такой, как всегда, а ты сердишься.
Она возмутилась:
- Чепуха!
- Я-то думаю, это совсем другое,— сказал Маттис и пристально поглядел на нее.— По-моему, ты вовсе не сердишься, а...
- Не понимаю, о чем ты? Объясни.
- Объяснить? Прямо сейчас? — спросил он нерешительно.
- Тогда давай прекратим этот разговор.
Оба отступили.
Маттис не мог не заметить, как Хеге смотрит на умного и сильного лесоруба. А Ёрген занимался своими делами, от него пахло лесом, и он молчал, лишь изредка ронял несколько слов о погоде. Вечером он возвращался домой и приносил с собой запах леса. Хеге предлагала помочь ему готовить еду. Нет, он привык все делать сам. Хеге оставалось только уйти. О себе он никогда ничего не рассказывал. А если у него спрашивали, делал вид, что не слышит. Или говорил: какое кому дело? Ничего плохого за мной нет.
Хеге украдкой поглядывала на Ёргена. И Маттис замечал, как у нее меняется лицо — оно словно оживает, а стоит Маттису сказать хоть слово, она сразу огрызается. Я-то думаю, это совсем другое, сказал он ей.
30
День за днем Маттис по-прежнему плавал по озеру. Перевозить было некого. Но перевозчик все равно должен быть на месте и ждать.
Это ему даже нравилось. А вот Хеге нравилась ему все меньше и меньше. С каждым днем она становилась придирчивей. Почти все, что он делал и говорил, было неправильно. Стоило им остаться наедине, как она принималась пилить его.
- Так нельзя! — сказала она однажды.— Заруби это себе на носу.
Теперь она старалась всегда быть нарядной. Он частенько видел, как она, не жалея времени, прихорашивается вместо того, чтобы вывязывать сложные цветы с восемью лепестками.
Она стала иначе причесываться, и ему это даже нравилось. Ведь у девушек должны быть красивые прически. Но почему-то его это тревожило.
- Ты куда-нибудь идешь?
Хеге вздрагивала, оторвавшись от своих мыслей.
- Нет,— отвечала она.
- А тогда зачем же ты нарядилась?
- Просто так. Ты следишь за каждым моим шагом,— прибавляла она.
Ему становилось стыдно — она говорила правду.
И все-таки ей хочется быть красивее, чем раньше. Она так наряжается ради этого лесоруба. Зачем? Не надо об этом думать, твердо решил он.
Тут нет ничего опасного.
Не надо об этом думать.
Маттис, как мог, отгонял от себя тревожные мысли.
Однажды вечером в субботу Ёрген сбежал по лесенке с чердака и подошел к Маттису. В тот день Маттис работал как обычно — перевозить было некого. Они только что отужинали. Маттис сидел на диване, Хеге была у себя. Небось вертится сейчас перед зеркалом, с неприязнью думал Маттис. За окном светила луна. Как раз в это время Ёрген и спустился с чердака: он сбежал так быстро, что Маттис даже затаил дыхание.
- По-моему, тебе надо сходить на озеро,— сказал ему Ёрген.
Маттис вскочил:
- Меня звали?
Из спальни вышла Хеге. Нарядная.
Ёрген был в замешательстве, словно он сам не верил тому, что говорил:
- Даже не знаю... вроде звали... Наверно, кому-нибудь надо переправиться через озеро.
Маттис заволновался.
- Неужели меня кто-то звал? — тихо сказал он.
Ёрген строго смотрел на него.
Вот он, этот ночной перевоз, который так пугал Маттиса. Сколько раз Маттис думал о нем! Перевозчик должен быть готов ко всему.
- Ты не ослышался, Ёрген,— сказал он.— Я знал, что когда-нибудь мне придется работать и ночью. Хеге меня предупреждала.
По старой привычке он поглядел на нее. Она отвернулась, быстро подошла к окну и выглянула на улицу.
- Да, перевозчик сам себе не хозяин,— сказал Ёрген.— Когда нужно, тогда и работает.
Маттис кивнул. Он собирался в путь даже немного торжественно, надел теплую куртку, шапку. Наконец он сказал в спину Хеге и стоящему рядом с ней Ёргену:
- Вы увидите, когда я вернусь домой, больше я ничего не могу вам сказать. Только скоро меня не ждите.
- Ясное дело, тебе ведь придется плыть на тот берег, если никого не окажется,— сказал Ёрген.
Маттис вышел из дома.
Ему было страшно. Но обнаружить свой страх перед Ёргеном он не хотел. Он пойдет на озеро, пусть Ёрген знает.
Кровавая осенняя луна висела над зеленым склоном. У Маттиса даже дух захватило от этой красоты. Однако у него не было времени любоваться луной, он быстро спустился к лодке. Никто не ждал его на берегу, и все кругом было тихо, но он пришел сюда, потому что поверил Ёргену. Не мог же умный Ёрген ослышаться.
Легкий ветерок пробегал по воде. Она слабо плескалась в камнях и поблескивала от лунного света.
А вдруг на этот раз лодка не выдержит? Ведь тогда он едва довез Ёргена. Потом-то он плавал только в одиночку.
Что ж, придется ему вычерпывать воду, тому, кого Маттис повезет сегодня,— кто бы он ни был. Вряд ли это обычный человек.
От того, кто зовет перевозчика ночью, можно .ждать чего угодно. Но кто бы он ни был, я повезу его точно по прямой, это он увидит. Все увидят! — упрямо сказал Маттис и столкнул лодку в воду.
С середины озера красная луна уже не казалась такой огромной. Зато здесь было так красиво, что у человека могло возникнуть желание всю жизнь быть ночным перевозчиком.
Маттис перестал грести, поднятые весла блестели и искрились. Он прислушался к берегам. И снова поплыл. Потихоньку, чтобы не пропустить зов.
Но зова не было. Верно, это опять у западных склонов, решил он. И направил лодку в ту сторону. Время шло и шло. Маттис и не заметил, как оказался у самого берега. Он переплыл все озеро, не услыхав ни звука.
Тут на него вдруг навалилась непонятная тяжесть. Так бывало только перед грозой. Но он продолжал грести, пока дно лодки не зашуршало о песок.
Теперь надо крикнуть, что я здесь.
Нет, это слишком страшно. Хватит и того, что я приплыл сюда среди ночи.
Но то, что управляет перевозчиками, сказало: надо, Маттис. Крикни, что ты здесь. Раз уж ты взялся за перевоз...
- Э-эй-й! — Дрожащий крик странно переломился посредине.
На лбу у Маттиса выступили капли холодного пота. Вместо того чтобы встать и крикнуть во весь голос, Маттис, сжавшись, сидел на скамье.
Сейчас никто не согласился бы поменяться со мной местами, подумал он.
Склон безмолвствовал.
Крикни еще раз, Маттис...
- Эй! — жалким голосом снова крикнул он.
Среди деревьев откликнулась ночная птица.
Большего и не требовалось. Маттис схватился за весла — из-под них полетели тучи брызг, в груди его метался безумный страх. Маттис греб, забыв обо всем на свете, лишь отплыв далеко от берега, он остановился, страх понемногу проходил. Некоторое время Маттис отдыхал, с трудом переводя дыхание.
Перевозить здесь некого, это ясно. Нас обоих обманули. И Ёргена и меня, думал он. Кто же это нас обманул?
Он плыл не спеша к своему берегу и не переставал этому удивляться. А ночь была все так же прекрасна.
Было уже совсем поздно. Хеге одна встретила его на крыльце. Она еще не ложилась? Почему? Видно, она даже не раздевалась.
- Хеге, что-нибудь случилось?
Она помотала головой.
- Как хорошо, что ты наконец вернулся,— сказала она.
Это из-за него она сидела так поздно, она беспокоилась о нем. Его обдало жаром.
Следом за Хеге Маттис вошел в дом, в комнате горела лампа. Он остановился пораженный: при лунном свете он не заметил, но теперь ему было видно, что лицо Хеге сияет от счастья.
- Маттис,— сказала она без всякой причины.
- Что?
- Сама не знаю.
Ему стало спокойно, он был рад, что у него хорошая сестра — она сидела и ждала, пока он не вернется живой и невредимый после своей рискованной игры с волнами.
- Ты могла бы лечь,— сказал он.— Это не так опасно, как ты думаешь.
- Что не опасно? — запинаясь, выговорила Хеге.
- Как что? — удивился он. Какая она странная, уже забыла, в чем дело.— Все-таки хорошо, что ты ждала меня,— благодарно сказал он.
Хеге кивнула ему, она была сама на себя не похожа. — Только не бросай меня! — вдруг вырвалось у него. Она не ответила. Но он и не нуждался в ответе.
31
Утром Маттис заметил, что Хеге не спускает с Ёргена глаз, такого раньше не бывало. Она видела только Ёргена. Маттису это не понравилось. Он подошел к лесорубу, когда тот уже собирался уходить.
- Ты вчера ослышался, и я оказался в дураках.
- Может, и ослышался, - ответил Ёрген.
И ушел в лес.
И больше ни слова. К Ёргену не так-то просто подступиться. Хеге сидела в стороне, ее пальцы замерли на спицах, она не сводила с мужчин внимательных глаз. Когда Ёрген ушел, пальцы опять заработали.
Все было как обычно, по что-то все-таки изменилось. Маттис долго раздумывал над этим и искал разгадку.
Мне хочется леденцов, подумал он вдруг.
И собрался к лавочнику: он чувствовал, что после пережитого страха ему необходимо утешение, но Хеге не дала ему денег.
- Сегодня я сама пойду в лавку,— сказала она.— Ведь я уже давно сама хожу туда.
Верно, Маттис совсем забыл об этом. Он каждый день занят на озере.
- Тебе нельзя бросать перевоз,— продолжала Хеге,— это серьезное дело. А в лавке к тебе всегда пристают с расспросами.
- Никто ко мне не пристает!
- Ну так могут пристать, а это их не касается. Понятно?
Она говорила так решительно, что он сразу сдался. Какой счастливой она была, когда он вчера вернулся домой. Да и сегодня лицо у нее было счастливое.
Вскоре она показала ему пакет с едой.
- Ёрген забыл дома свой завтрак,— озабоченно сказала она.— Заодно отнесу ему.
- Давай я отнесу,— предложил Маттис.— Я знаю, где он работает.
- Нет, тебе надо быть на перевозе,— ответила Хеге.— Нельзя же ни с того ни с сего его бросить.
Тогда Маттис сказал то, что думал:
- Кроме своего Ёргена, ты теперь больше уже ничего не видишь. Даже противно.
Хеге оторопела.
- Что с тобой? — спросила она, чтобы выиграть время.
- Мне это не нравится,— продолжал Маттис.— Ты должнадумать не только о нем.
Хеге засмеялась.
- А ты сам, Маттис, о ком думаешь? — спросила она, подмигнув ему.— Разве ты не думаешь о девушках, которых зовут Ингер и Анна?
Но ведь это совсем не то! — хотел сказать он, но высказал свою мысль по-другому.
- Тогда можешь смотреть на Ёргена, сколько хочешь,— сказал он, и на душе у него полегчало. Вот она какая умная и добрая, подумал Маттис, ведь все поняла об Ингер и Анне.
Хеге понесла Ёргену завтрак, а Маттис отправился на перевоз.
На берегу его одолели новые мысли — о глазах, лежащих под камнем.
Пусть будет пленка на пленке и камень на камне, но тех глаз им все равно не скрыть.
Он пристально смотрел на безбрежную водную гладь. Помоги Маттису, мелькнула у него смутная мысль.
Почему?
Он вздрогнул.
- Нет, нет,— бессмысленно пробормотал он и схватился за весла.
Свинец в крыльях, думал он, и там, над глазами, камень на камне.
32
Ёрген не уехал от них, и в общем-то это было хорошо. В лесу он много зарабатывал и неплохо платил Хеге за комнату. Маттиса это радовало и не радовало, где-то на самом дне души притаилось что-то жуткое и грызло его. Во всем плохом и хорошем виноват был он сам — ведь это он привел в дом лесоруба. В воскресенье Маттис с напряжением ждал, спустится ли Ёрген со своего чердака, чтобы провести время с ним и Хеге, но Ёрген долго сидел у себя в комнате, а потом один ушел на берег. Хеге с ним не пошла, Маттис не спускал с нее глаз.
И вот опять настало воскресенье. Ёрген по обыкновению был у себя в комнате.
Маттис сидел как на иголках.
- Хеге,— робко начал он. Ему хотелось побольше разузнать о ней и Ёргене.
Тут-то он и получил по заслугам.
- Ты мне надоел со своим вечным подглядыванием! — начала Хеге. По голосу было слышно, что на этот раз она в бешенстве.— Я шага не могу ступить, чтобы ты не следил за мной!
Ее слова больно укололи Маттиса. Он ей надоел? Хеге так прямо и сказала.
Но она тут же раскаялась в своих словах, так бывало всегда, когда она сердилась. Лицо у нее прояснилось.
- Давай считать, что я этих слов не говорила. Это неправда, ты мне не надоел.
- Как же считать, что ты их не говорила, если ты их сказала? — испуганно спросил Маттис.
Хеге остановилась перед ним:
- Иногда человек хочет, чтобы его слова забыли. Разве с тобой никогда так не было? Я не думала...
- Я знаю, в чем дело,— вдруг сказал Маттис.
- Что ты знаешь? Что ты можешь знать, если ничего нет? — быстро спросила Хеге.— Ты мне не надоел.
Она очень умная, подумал Маттис. Однако сейчас он был умней, чем она, он говорил о Ёргене, и она это сразу поняла, но перехитрить его ей не удалось. Не зря он целыми днями размышлял об этом, когда плавал по озеру. Если он ей надоел, значит, это связано с Ёргеном. Так продолжаться не может, в этом надо разобраться!
- Ёрген, спустись сюда! — неожиданно крикнул он на чердак, голос его прозвучал громко и грозно.
Хеге забеспокоилась:
- Маттис! Ты что надумал?
- Спустись сюда, Ёрген!
Хеге решила, что он окончательно помешался, и схватила его за плечо, чтобы увести из комнаты.
- Молчи! — сердитым шепотом пригрозила она ему.— Ты что, сдурел? Что он о тебе подумает? Идем на улицу и оставь Ёргена в покое!
- Ёрген!
- Не слушай его, это все глупости! — крикнула Хеге на чердак.
- Подожди, вот он спускается.— Маттис упирался и не желал уходить.
Ёрген и правда уже спускался по лестнице. Хеге отпустила Маттиса, бросилась к себе в комнату и хлопнула дверью.
- В чем дело, Маттис? — входя, спросил Ёрген.— Вот он я.
Одет он был по-воскресному — статный мужчина, ловкий лесоруб. Маттис не ответил на его вопрос, он сам был изумлен своим опрометчивым поступком.
- Что еще за глупости? — довольно резко спросил Ёрген и подошел ближе.
В этом надо разобраться раз и навсегда.
- Тебе нельзя больше здесь жить,— сказал Маттис и вспыхнул. Он и опомниться не успел, как эти слова слетели у него с губ, мысленно-то он произносил их очень часто.
- Вот как? А в чем же я провинился? — спросил Ёрген. Он даже и не рассердился, просто не мог понять, в чем дело.
- Я не хочу, чтобы ты уехал с моей сестрой! — вырвалось у Маттиса.
Ёрген держал себя как ни в чем не бывало.
- А я и не собираюсь никуда уезжать с твоей сестрой. Я вообще не собираюсь отсюда уезжать. Зачем? Только-только обосновался.
Маттис оказался в тупике.
- Понимаешь, Хеге стала совсем другой, и это из-за тебя.
- Почему? Что она тебе сказала?
- Хеге...— начал Маттис и замолчал. Он хотел сказать: Хеге перестала быть доброй. Но сказал иначе: — Просто она не такая, как раньше.
Забывшись, лесоруб рассмеялся.
Этот смех подействовал мгновенно, Маттис пришел в ярость, мысли перестали его слушаться, он и опомниться не успел, как выпалил в лицо этому самоуверенному человеку:
- Нечего смеяться! Ты не знаешь того, что знаю я! Что ты знаешь о птице, которая ходила тут по дороге? Ты небось никогда и не видел такой красивой птицы! А я видел! Она была тут. Это ради Хеге. Я ее хорошо знаю. И зачем ты только явился!
Собственная смелость ошеломила Маттиса, он хотел, чтобы его слова раздавили Ёргена, чтобы Ёрген исчез и больше никогда не смел тут показываться.
Но случилось иначе.
- Да уж вот, явился,— спокойно сказал Ёрген.— Кстати, где же сама Хеге?
Маттис показал на дверь ее комнаты.
- Куда ты? — испуганно спросил он, увидев, что Ёрген направился прямо туда.
- Подожди, Маттис, сейчас мы обо всем потолкуем по-хорошему.
С этими словами Ёрген вошел к Хеге, вспышка Маттиса оказалась бесполезной. В комнате послышался торопливый разговор, потом, они вышли вместе — Ёрген и Хеге. Ёрген как будто защищая ее. На этот раз Хеге смотрела на брата с робостью.
Ёрген обнял маленькую плотную Хеге за плечи и подвел ее к Маттису. От изумления Маттис раскрыл рот. Хеге покраснела.
- Мы с Хеге — добрые друзья,—сказал Ёрген.— И тебе надо это знать.
Хеге не возражала, она покорилась обнявшей ее руке Ёргена, радостная и испуганная.
Маттис спросил с трудом:
- Вы теперь настоящие влюбленные?
Наконец Хеге подняла глаза. За всю свою жизнь она столько раз ставила перед Маттисом тарелку с едой, что имела право смотреть ему в глаза.
- Да, Маттис, мы любим друг друга,— сказала она ему. И ее лицо осветилось такой счастливой улыбкой, какой Маттис никогда у нее не видел.
Потом она улыбнулась уже по-другому и сказала:
- Ведь это ты привез ко мне Ёргена. Помнишь?
Маттис не мог смириться с этим, на него вдруг нахлынул ужас: теперь Хеге потеряна навсегда.
- Когда же вы полюбили друг друга?.— бессильно, но в то же время настойчиво спросил он.
- Когда ты был на перевозе.
Маттис видел, что Хеге блаженствует в объятиях Ёргена. Ее лицо было неузнаваемо — ни усталости, ни раздражения, ни угрюмости. Случившееся ошеломило Маттиса, сперва он даже обрадовался, но потом сообразил: Хеге потеряна для него.
Нет, нет!
Ты же сам видишь. Она потеряна.
- Хеге, почему же ты ничего не сказала мне раньше? — спросил он наконец.
- Мне нужно было убедиться в этом,— ответила Хеге.— А тем временем ты сам обо всем догадался, потому что ты умный.
Он растерялся, услыхав похвалу, которой она хотела его задобрить. Его передернуло, он спросил, словно речь шла о жизни в смерти:
- Ты хочешь уехать отсюда?
- С чего ты взял?
- Ну, раз ты боялась сказать мне об этом!
- Нет! — сказала она очень решительно.— Мы никуда не уедем. У нас хватит места и для Ёргена. Все будет по-прежнему.
Маттис не решался поверить ей: они столько скрывали от него.
- И зачем только я стал перевозчиком,— откровенно пожалел он.
- Ну почему же? — возразила Хеге.— Разве плохо целый день плавать по озеру?
- Я никого не перевез, кроме Ёргена. Лучше бы мне и не браться за это!
Наконец в разговор вмешался и молчаливый Ёрген.
- Может, ты еще кого-нибудь перевезешь,— сказал он.
Маттис помотал головой.
Кто знает, на озере все может быть,— продолжал Ёрген.
Маттис считал, что у него есть все основания быть твердым и непреклонным:
- Лучше бы мне и не браться...
Он не успел закончить, Хеге вмешалась, испугавшись, что он что-то испортит. Она подошла к нему и сделала то, чего не делала никогда на его памяти: она крепко обняла его, и он почувствовал на себе ее руки. Лицо у нее было странное.
- Благослови тебя бог, Маттис, за то, что ты стал перевозчиком,— сказала Хеге.
Она тут же стыдливо отпустила его и отошла к Ёргену.
Маттис спросил себя: почему же она тогда так сердилась на меня, если они с Ёргеном полюбили друг друга? Спросить у нее об этом? Нет.
- Все влюбленные разные,— сказал он вместо этого, все-таки коснувшись опасной темы.
Они насторожились. Неужели то, что он сказал на этот раз, слишком умно для них? — подумал Маттис.
- Что ты имеешь в виду? — спросила Хеге.
- То, что я уже видел влюбленных,— ответил он.— Только и всего. Летом я полол турнепс вместе с влюбленными, так они все время щипали друг друга за икры.
Хеге и Ёрген развеселились. Настороженность растаяла.
- Они были молоденькие,—сказала Хеге.—Только молодые влюбленные щиплют друг друга.
Ёрген молчал.
- Но они были добрые, все время,— сказал Маттис.
- Так и должно быть,— ответила Хеге.
- А почему же тогда ты на меня сердилась?
Это вырвалось у него невольно, в ответ на то, что сказала Хеге. Вернуть назад свои слова он уже не мог. Впрочем, хорошо, что он их сказал.
Хеге смущенно заморгала.
- Я? Сердилась? Ничего подобного,—неловко попыталась оправдаться она.
Это было глупо, Маттис видел, что припер ее к стенке. И пока сила была на его стороне, он сказал:
- Пойду к лодке. Мне надо поразмыслить.
- Хорошо,— сказала Хеге.
Он сразу же ушел.
На берегу он остановился, подумал и стал было подниматься обратно к дому, но потом снова спустился вниз. Вальдшнеп, птица моя, сказал он про себя.
Он не столкнул лодку в воду, а уселся на берегу рядом с ней, вдыхая добрый смоляной запах. Но смотрел он на нее с неприязнью: кто больше виноват в истории с Ёргеном, он сам или лодка? По отдельности ни он, ни лодка не могли бы перевезти Ёргена через озеро.
33
Теперь Хеге стала открыто уходить к Ёргену, когда он отдыхал по вечерам после работы, и это была первая перемена, которая произошла в доме после того важного объяснения. Маттис видел, какая она веселая и счастливая. Он понимал, что тоже должен быть веселым и счастливым, но не мог, ему было страшно. Однажды он осмелел и спросил:
- Что же теперь будет? Вы останетесь здесь?
- Мы еще не решили,— ответила Хеге. - Пока все будет как есть.
- А когда решите, что тогда?
- Там увидим. Ты только не волнуйся.
Неужели она не понимает, как ему страшно? Что он будет делать, если она уедет и ее уже не будет рядом? Он привык жить рядом с ней, стоит протянуть руку — и вот она, Хеге.
- Та птица, которая была на дороге...— начал он, но продолжать не смог.
- Которую убили? А в чем дело?
- Да ничего, просто в нее попал свинец.
- Маттис, милый, не думай ты больше об этих птицах, бог с ними,— сказала Хеге так беспечно, как будто из нее вот-вот вырвется наружу веселое «тра-ля-ля». Но ее остановили глаза Маттиса.
- Не пойму я тебя,— очень серьезно сказал он.
«Тра-ля-ля» как не бывало.
- Будь же мужчиной, Маттис,— твердо сказала она.— Подумай немного, как мужчина.
- О чем? — напряженно спросил он.
- Подумай немного и о других. Мужчинам приходится думать о других.
- О каких других? — беспомощно спросил он, испугав ее.
Она не ответила.
Он ходил на перевоз. Теперь уже скоро кто-нибудь позовет меня, думал он. Не одно, так другое непременно должно случиться.
Будь мужчиной, сказала Хеге. Раньше она таких слов не говорила.
Он конопатил лодку. Каждое утро он искал тряпки и лоскутки. Новая лодка пребывала в столь отдаленном будущем, что вскоре и вовсе скрылась из виду.
Быть мужчиной?
Маттис растерянно обдумывал это требование.
Хеге от счастья совсем потеряла голову и уже сама не понимает, что говорит,— должно быть, все дело в этом.
Маттис собирался столкнуть лодку в воду, как вдруг услыхал отдаленное погромыхивание.
Гроза.
Темная туча поднялась из-за гор. И тут же где-то загрохотало.
Ну что ж, остается одно, подумал Маттис. В грозу я перевозить не обязан, да, к счастью, не обязан.
Он привязал лодку еще одной веревкой, на случай, если поднимется сильный ветер, спрятал весла и, ни о чем больше не думая, побежал в свое обычное убежище. Словно гроза освобождала его от всех обязанностей. Когда он поднимался к дому, его настигли слова Хеге: будь мужчиной! Он остановился и повторил их несколько раз.
Издали Маттис увидел, что в дом вошел Ёрген. Может, он покалечился в лесу? Нет, не похоже. Он, видно, совсем не ходил в лес, все время был дома вместе с Хеге.
Их не поймешь, думал Маттис. Ёрген не рубит лес, Хеге не вяжет кофт. Скоро у нас только я один и буду работать.
Загрохотало сильнее, и он ускорил шаги. Может, пойти в дом, к Хеге и Ёргену, переждать грозу вместе с ними, показать, что он настоящий мужчина?
Нет, страшно, честно признался Маттис. И пошел прямо в свое испытанное убежище. Сегодня гроза была, может, и слабее, чем в прошлый раз, но Маттиса уже сковал страх. Он вошел в уборную, запер дверь и заткнул уши.
Все-таки гроза была достаточно сильная. За стеной грохотало, вот послышался отвратительный шипящий звук. Маттис весь сжался. Больше он уже не помышлял о том, чтобы быть мужчиной, дело приняло слишком серьезный оборот.
Но на этот раз он не был здесь в безопасности. Ни раскаты грома, ни пальцы, которыми он заткнул уши, не спасли его от голоса Ёртена, проникшего сквозь стену.
- Маттис! Выходи! — скомандовал Ёрген.
Выйти? Он с ума сошел! — подумал Маттнс и даже не шелохнулся, лишь посмотрел, заперта ли дверь на крючок.
- Выходи, Маттис! — приказали за дверью.
Маттис мельком подумал, что недавно он сам точно так же велел Ёргену спуститься с чердака.
Ёрген кричал за дверью:
- Хочешь, чтобы я вытащил тебя оттуда? Сказано тебе, выйди!
Что это? Ёргена Маттис не боялся. Но тот сказал: вытащу тебя оттуда —и оставаться в уборной после этих слов было уже невозможно. И хотя снаружи грохотало так, что Маттис побелел от страха и ноги у него сделались как ватные, он заставил себя выйти — иначе он был бы просто тряпкой. Заставил потому, что Ёрген стоял за дверью и звал его.
- Иду! — крикнул он через дверь.
Он откинул крючок, отворил дверь, и тут же его ослепила молния, она словно пронзила его насквозь, но он все-таки ступил через порог на траву. На него рухнул гром. Дождь еще не начался.
Маттис не понимал, где он, но прямо перед ним стоял Ёрген. Ослепленные глаза Маттиса почти ничего не видели, Ёрген был как в тумане, а там дальше, на крыльце, он различил Хеге. Кажется, она махнула Ёргену рукой, чтобы он оставил Маттиса в покое.
- Я здесь! — объявил Маттис и пошел вперед. Ног своих он не чувствовал. Он шел прямо на Ёргена, тот даже попятился. Снова сверкнула молния.
- Что ты от меня хочешь, Ёрген?
Ёрген ждал молча, он не двигался.
Маттис шел, несмотря на молнию и на раскаты грома, он не упал словно мешок, не заткнул пальцами уши, с широко открытыми глазами он шел прямо на Ёргена, которому от него что-то было нужно... Пусть видит!
Он был уже близко, и неподвижный Ёрген встретил его.
- Хорошо,— сказал Ёрген, только одно слово.
Но Маттис почувствовал, что это сказано многозначительно. С уважением.
Он дрожал, однако ноги продолжали нести его. Он взглянул на Ёргена, не понимая, что он к нему чувствует: расположение или страх.
- Ну? — взволнованно спросил он.— Скажи, что тебе от меня нужно!
- Идем, посиди с нами, больше ничего,— ответил Ёрген.— По-моему, то помещение недостойно тебя.
Маттиса охватил гнев, но он не смел проявлять его в такую погоду. Он поплелся за Ёргеном. Сердце у него бешено стучало. Гроза шла на убыль, самое страшное было уже позади.
Хеге все еще стояла в открытых дверях — было видно, что она испугалась за Маттиса.
- Дай нам пройти,— сказал ей Ёрген.— Видишь, ты нам мешаешь?
Хеге кивнула, она не знала, что сказать. Вот они и в доме, все трое. Маттис беспомощно смотрел на Ёргена и Хеге — умных и сильных. Но сидеть с ними он все-таки не мог, просто не мог, и все — после такого испытания на него накатило бессилие. Под слабеющие раскаты грома он подошел к своему дивану, лег и в изнеможении закрыл глаза, он был уже далеко.
34
Теперь Маттис все время ждал, что еще сделает Ёрген. Чего еще потребует от него. От таких людей всего можно ожидать. В глубине души Маттис был благодарен Ёргену за тот случай во время грозы. Хоть и ненадолго, но Маттис показал себя настоящим мужчиной. А вообще-то он был такой же беспомощный, как всегда, и его мучили дурные предчувствия. Он видел, как Хеге и Ёрген ладят друг с другом. Как сияет Хеге, когда Ёрген возвращается из леса. Множество едва уловимых примет говорили ему, что она уже очень далека от прежней жизни, от него.
Что со мной будет?
Он наблюдал за ними.
Может, они считают, что я могу жить один?
Наверное, они об этом и не думают.
Однажды Маттис спросил у Хеге напрямик:
- Почему Ёрген заставил меня выйти во время грозы?
- Хотел узнать, способен ли ты это выдержать,— ответила Хеге.— Оказывается, ты можешь выдержать больше, чем мы думали,
Маттису стало зябко от этих слов. Что я могу выдержать? Он был рад, что не сплоховал. Но ведь это только начало.
Полный тревоги и мрачных предчувствий, он плавал по озеру. Перевозить было некого, иногда мимо проплывала моторка, направляясь к западным склонам. В помощи Маттиса не нуждался никто.
Только одну хорошую вещь узнал я от Ёргена — как вести себя с девушками, думал Маттис. Я многого не знал. Даже удивительно, что я не оплошал тогда перед Ингер и Анной.
Их имена были всегда у него на уме. Сгорбившись, он сидел в лодке и медленно шевелил веслами.
Вскоре Маттис опять завел речь о будущем.
- Ну, решили вы что-нибудь? — почти враждебно спросил он у Хеге. Что решили, было ясно и так.
- Нет,— беспечно ответила Хеге,— ничего не решили. Нам и так хорошо. И ты тоже не думай об этом.
Ее было не узнать, казалось, она уже ни о чем не помнит. Корда Маттис был рядом с ней и видел, что ее переполняет радость, он как будто даже разделял эту радость, держался весело и смело, почти с вызовом.
- Можете сказать все прямо,— однажды заявил Маттис.
- Что сказать?
- Я все выдержу,— таинственно обещал он, хотя в глубине души испытывал жгучий страх.
Хеге подозрительно посмотрела на него, но она была слепа. Потом она запахнулась в свое счастье и хотела уйти.
- Помнишь, как было раньше? — начал он, но оборвал себя и ушел. На него нахлынуло слишком много воспоминаний.
35
Однажды утром Ёрген подошел к нему — он явно что-то придумал. Маттис вздрогнул: его ждет новое испытание, на этот раз посерьезней, чем первое. Было прохладное сентябрьское утро, над озером плыли хлопья тумана, сквозь них просвечивало синее небо.
Ёрген, как обычно, собирался идти в лес, но сперва обратился к Маттису:
- Пойдешь со мной, будем вместе валить лес.
- Мне надо на перевоз,— коротко ответил Маттис.
- Осенью перевозить некого,— сказал Ёрген.— Сегодня ты можешь пойти со мной в лес.
Это звучало почти как приказ, теперь Ёрген разговаривал с Маттисом только так.
- Я должен идти с Ёргеном в лес? — спросил Маттис у Хеге.
- Конечно, пойди. Он тебя научит валить деревья. Сейчас я приготовлю тебе с собой завтрак.
Маттис растерялся.
О еде теперь тревожиться не приходилось. Благодаря лесорубу еды в доме было достаточно, не то что раньше. Маттис не противился, но ему было невесело.
- Хорошо,— сказал Ёрген, когда все было готово.
- Почему я должен идти с тобой в лес?
- Чтобы научиться валить деревья.
Это было похоже на угрозу вытащить его из уборной во время грозы. А ведь у него только-только наладилось с перевозом, была постоянная работа, с которой он справлялся.
На лесосеку они шли через весь поселок, люди видели, как Маттис в полном снаряжении идет вместе с лесорубом. Это было ему по душе, хотя теперь значило уже меньше, чем весной. Все-таки это не пустяки — все, что он пережил нынешним летом.
Маттис невольно засмеялся.
- Ты что? — смягчившись, спросил Ёрген.
- Да просто так, вспомнил, как раньше я не мог полоть турнепс.
- Гм.— Ёрген ничего не понял, ведь он был не здешний.
Маттис заметил это.
- Островок,— сказал он.
- Не понимаю, что это значит,— честно признался Ёрген.
- Так и должно быть,— согласился Маттис.
Больше он не стал ничего объяснять.
Они пришли на лесосеку, казалось, что тут работал одержимый: на земле, усыпанной хвоей, повсюду валялись бревна. Маттис почувствовал себя как бы униженным, когда ему было велено окорить бревно. А Ёрген поодаль один крушил деревья.
Маттис старался изо всех сил, но это было совсем не то, что грести: здесь мысли, сталкиваясь друг с другом, мешали работе.
Бревно Маттиса выглядело так, словно его погрызли мыши. А там, где работал Ёрген, падали деревья, летели ветки, дрожала
Маттис вспотел. Наконец он сообщил, что бревно готово. Ёрген подошел к нему. Хмыкнул. Но недовольства не показал. Хотя, на взгляд лесоруба, бревно получилось безобразным.
- Передохни чуток,— сказал он,— я тут немного подправлю.
Маттис сел. В руках Ёргена скобель летал сразу по всему бревну. Одна навязчивая мысль, словно жужжание мухи, преследовала Маттиса: зачем я здесь?
- Зачем я здесь? — спросил он вслух.
- Чтобы учиться,— ответил Ёрген.
- Для чего?
- Быть лесорубом не так уж плохо.
Больше Ёрген не стал ничего объяснять. Маттис думал: это из-за того, что они хотят уехать.
- Ты и в грозу меня вытащил.
- Да. И ты вел себя молодцом. А сейчас давай малость поедим и передохнем.
Он протянул Маттису хлеб.
- Я не об этом...
- Знаю. Ты ешь. Небось всю жизнь недоедал.
Хоть и куцая, но все-таки со стороны Ёргена это была дружба, однако Маттис не был склонен ее принимать.
- Что у тебя на уме? Зачем ты привел меня сюда?
Ёрген медленно жевал хлеб.
- Злого умысла у меня, во всяком случае, нет,— сказал он.— Можешь не сомневаться.
Доев наконец кусок, он снова открыл рот.
- Никак не придумаем, что нам делать,— сказал он и вдруг посмотрел Маттису прямо в глаза.
- Со мной? — с неожиданной прозорливостью спросил Маттис.
- Да.
Сильный лесоруб ел завтрак, который ему приготовила Хеге, лицо у него было доброе. Маттис не боялся Ёргена, просто его страшило то неизвестное, которое этот Ёрген знал, но не хотел ему открыть.
- Мы потом поговорим об этом,— сказал Ёрген.— А сейчас тебе надо учиться владеть топором. Тогда ты сможешь зарабатывать деньги и станешь самостоятельным.
- Я и так самостоятельный! — вырвалось у Маттиса.
- Да, но все-таки лучше, когда человек может обходиться без посторонней помощи,— сказал Ёрген со свойственной ему добродушной черствостью.
Все эти дни Маттис был настороже и потому теперь сразу понял: его хотят бросить.
- Я не буду учиться! — заявил он.
- Надо! — сказал Ёрген тем же тоном, каким говорил с ним, когда велел ему выйти под молнии.
Маттис вынужден был подчиниться. И вдруг ему пришла в голову блестящая мысль, за которую он с радостью ухватился:
- Можно я схожу домой?
Ёрген, который уже отвернулся, только пожал плечами, но Маттису этого было достаточно.
Новый план озарил Маттиса как молния, и осуществить его следовало немедленно.
- Сейчас глупый ты, а не я! — сказал Маттис Ёргену.
И убежал.
36
Хеге увидела брата, бегущего к дому. Она выронила все, что держала в руках, и бросилась к нему навстречу, с крыльца, за калитку, на тропинку, петляющую среди заросших вереском кочек.
- Его зашибло?
- Кого?
- Как кого?
- Нет, он там рубит — так, что только щепки летят.
- Слава богу, что все в порядке.—Хеге просияла.—Ты так мчался, что я даже испугалась, думала, что-нибудь стряслось. Ты помни, Маттис, с лесосеки так прибегать нельзя, а то люди могут
подумать, что там случилось несчастье.
- Я забыл об этом,— тихо сказал Маттис.— Я думал совсем о другом.
- Что с тобой?
- Да нет, пока ничего. Я не могу сказать тебе это наперед.
Маттис чувствовал, что все запутывается.
- Я прибежал домой, потому что мне нужно поговорить с тобой, я хотел увидеть тебя.
Хеге фыркнула.
- Увидеть меня! Придумаешь тоже! Ты меня так напугал: я уж решила, что его зашибло.
Это было неподходящее начало для Маттиса и его блестящего плана, который следовало осуществить немедленно. Как он мог так глупо примчаться домой, надеясь вернуть себе расположение Хеге, пока Ёрген работает в лесу? Там ему показалось, что это выход. А теперь? Нет, Хеге так любит Ёргена, что на седьмом небе от счастья только потому, что его не зашибло.
И все-таки, пока они стояли у изгороди, Хеге сама невольно помогла Маттису попробовать осуществить его план. Он никак не мог отдышаться. Хеге на радостях обняла его и усадила на кочку рядом с собой.
- Сядь и отдышись,— весело сказала она.— Ты весь вспотел, пока бежал.
Они сидели на кочке бок о бок, будто на всем свете не было никого, кроме них, как раньше.
Перед Маттисом блеснул выход — он понял, что ему делать.
Сперва он улыбнулся Хеге.
И она весело улыбнулась ему.
Потом он кивнул.
Она тоже кивнула.
Словно давнишняя игра, которую они забыли и вдруг вспомнили вновь.
Но Маттис был уже не таким простачком, как она думала. Он помнил о своем плане.
- Мы сидим с тобой на кочке,— начал он.
Хеге кивнула. Он продолжал:
- Мы и раньше сидели с тобой на кочке.
- Да,— подхватила Хеге,— это было совсем недавно.
Маттис засмеялся, все шло как надо. Теперь следовало осторожно отбить ее у Ёргена.
- Самое хорошее — это сидеть с тобой на кочке.
Она немного удивилась, и Маттис поспешно добавил:
- По-моему, нам надо почаще сидеть на кочке.
- Да?
- А по-твоему?
Она ответила:
- Ну и сиди, тебе никто не мешает.
Он заметил, что она отделила его от себя. Отступать было поздно, оставалось выяснить все до конца.
- А ты будешь сидеть со мной?
- При чем тут я? — спросила Хеге, глаза у нее так бегали, что ему больно было смотреть.
- Но почему?
- Ты знаешь, с кем я сижу,— ответила она.
Как просто она это сказала, и его план сразу превратился в ничто. От него ничего не осталось. Решительность и изобретательность Маттиса утекли, как вода сквозь сито. Он проиграл, не успев по-настоящему начать.
- Больше мне не о чем говорить,— грустно сказал он и встал.
Хеге промолчала, она даже не повернулась к нему. Маттис прибавил:
- Странно, что кочка не помогла, а я-то думал, что сумею привлечь тебя на свою сторону до прихода Ёргена.
Хеге все еще сидела на мягкой кочке. Наконец она тоже встала.
- Ох, я даже и не знаю,— растерянно проговорила она.
- Что?
- Думаешь, мы не говорим о тебе?
- Говорите, я знаю,— быстро ответил Маттис.
- Мы сделаем все, что сможем,— сказала она.— Надеюсь, ты это понимаешь?
Маттис не слыхал ее. Он только видел, что она вошла в калитку и скрылась в доме. Его занимало другое: блестящая мысль. Что такое блестящая мысль, если уж на то пошло? Ничто. Ты явишься с ней, но стоит умному только раскрыть рот — и она как мусор упадет на землю. Хеге хватило одного или двух слов, чтобы он пропал, а его план рассыпался в прах.
Сделаем все, что сможем, сказала она. Что она в этом понимает!
37
С перевозом было покончено. Нрав у Ёргена был крутой. Каждое утро Ёрген брал Маттиса с собой в лес.
- Ты должен учиться,— сказал Ёрген, он был немногословен, спорить с ним было бесполезно. Маттис ворчал, но ходил на лесосеку.
Однажды, вернувшись измученным после тяжелой работы, он получил своеобразное угощение и от Хеге.
- Тебе нужно пройти эту школу,— сказала она.
Ну как растолковать ей, что его мысли, которые, словно лучи, идут прямо к веслам, когда он плавает на лодке, не признают ни топора, ни скобеля. Хеге ничего не понимала.
В лесу Ёрген был добрый, этого у него не отнимешь. Он выискивал для Маттиса деревья потоньше, чтобы их было легче рубить, а потом и валил их за него, почти все. Успехов Маттис не делал, ему хотелось одного — поговорить с Ёргеном о Хеге.
Наконец это ему удалось, они сидели и пили кофе. Маттис устал, хотя сделал очень мало,— он чувствовал себя заживо погребенным под кучей еловых веток. Ёрген и Маттис растянулись на земле, положив головы на камни, и прикрыли глаза.
Вот сейчас, самое время.
Вперед на грозу! — подумал Маттис, чтобы подбодрить самого себя. Он приподнялся. Ёрген тут же открыл глаза, он был настороже.
- Давай, Маттис, отдохнем еще немного.
- Нет, мне надо поговорить с тобой,— грозно начал Маттис, другой тон тут не подходил.
- Тогда выкладывай.
- Ты небось видишь, что с каждым днем я работаю все хуже и хуже?
Это была правда. Маттис и в самом деле работал еще хуже, чем вначале. Ёрген все видел, и потому ему было неприятно услышать это от самого Маттиса.
- Да, просто не пойму, что ты за человек? — На этот раз голос у Ёргена был злой.
Он-то и придал Маттису мужества, этот злой голос.
- А ты что за человек? Кто отнял у меня Хеге? Это, по-твоему, хорошо?
Ёрген смутился.
- Так уж получилось,— сказал он.
Они помолчали. Хеге стояла между ними, не принимая ничью сторону.
Но вот Ёрген сказал:
- Ты бы лучше подумал о Хеге, а не о себе. Порадовался бы за нее. Думаешь, ей раньше было сладко?
Маттис лишился дара речи, он был поражен, он не мог так быстро посмотреть на все с другой стороны. Ёрген, конечно, прав, только... Он сидел неподвижно и все-таки был похож на птицу, беспомощно бьющую крыльями. Мир полон силы, которая вдруг появляется и подавляет человека. И эта сила не только Хеге, Ёрген и все умные, нет, она так безжалостна и неумолима, что заставила Маттиса самого перевезти через озеро в собственной лодке свою собственную беду и пригласить ее в свой дом. Что же ему теперь делать?
- Давай не будем больше говорить об этом,— предложил Ёрген, потому что Маттис так и не ответил ему.
- Я сейчас плохо о тебе подумал,— злобно сказал Маттис.
- Это тебе не поможет.
- А что поможет?
- Хватит об этом,— твердо сказал Ёрген.— Все останется как есть.
- Ладно,— сказал Маттис. Злые мысли одолевали его, но он сказал «ладно» и покорился. Он снова лег на землю.
Они лежали на вырубке, давая отдых спине. Кругом валялись сучья и ветки, торчали пни, в траве росли грибы. Ёрген держал в руке ветку и в задумчивости хлестал ею по красным мухоморам, которые росли рядом с ним. Сбив мухомор, он заговорил об этих красивых грибах: ему хотелось переменить тему разговора.
- Смотри, Маттис. Если человек съест такой мухомор, ему крышка.
Пурпурный гриб от удара раскололся на две части, внутри он был белый, крепкий и таил в себе смерть.
Маттис вздрогнул, но остался лежать и не отрываясь смотрел на гриб.
- Это правда?
- Да, мухомор — страшный гриб,— сказал Ёрген.— В старые времена из него варили суп и угощали им того, кого хотели погубить.
Маттис не мог отвести от мухомора глаз. Его охватило незнакомое роковое желание, над которым он был не властен. От мухомора к Маттису бежали волны, они находили в нем уязвимые места и подчиняли его себе.
- Это правда? — повторил он.
- Да, смотри не ешь их, а то тебе уже ничто не поможет.
- Не надо так говорить,— сказал Маттис, но это было уже невнятное бормотание. Как зачарованный, смотрел он на гриб, потом украдкой глянул на Ёргена... Его вдруг осенило, он увидел спасение от свалившейся на него беды: надо съесть мухомор! Я съем мухомор! Съем, и все!
И он протянул руку, чтобы схватить эту ядовитую мерзость.
- Брось! — сказал Ёрген.— Такими вещами не шутят. Ты что?..
Поздно. Маттис оказался проворнее, он уже схватил кусок гриба с пурпурной шляпкой и сунул его в рот. И, сделав усилие, проглотил, даже не почувствовав его вкуса. Ему показалось, что по горлу у него разлился огонь, хотя на самом деле ничего такого не было. Легкое жжение появилось чуть позже — все-таки это была не совсем обычная пища, — и Маттис издал резкий короткий вопль, похожий на лай.
- Болван, зачем ты это сделал? !
Ёрген не на шутку разозлился.
- Надо вызвать рвоту,— сказал он. — Сунь два пальца в рот.
- Поздно, — глухим голосом сказал Маттис, от страха тело его стало каким-то чужим.
- Большой кусок-то был? Да отвечай же! Ты что, онемел?
Ёрген был в бешенстве.
Маттис закатил глаза и прислушивался к себе в ожидании безумия. Он испугался, ему казалось, что горло у него горит огнем. Скоро я весь сгорю, мелькнуло у него в голове, надо спешить.
Он не спускал с Ёргена глаз. С мухомором, бродящим в желудке, Маттис следил за движениями Ёргена, готовый на все.
Ёрген разозлился и встревожился: кто его знает, какой кусок мухомора съел Маттис, опасно ли это? Схватив черный походный кофейник, стоявший на погасших углях, он встряхнул его, налил в чашку крепкого лесного кофе. И протянул Маттису.
- Вот. Выпей!
- Зачем? — презрительно спросил Маттис и оттолкнул чашку так, что кофе пролился. Собственный бунт испугал его, и в то же время он преисполнился гордыни. Что ему Ёрген с его волей! Взял и съел мухомор! Сейчас он этому Ёргену покажет! Охваченный безумием, Маттис замахнулся.
Ёрген выронил чашку, лицо у него словно окаменело, он успел схватить Маттиса за запястье — удара не получилось. Рука Маттиса обмякла в тисках лесоруба.
- Ты что, совсем спятил?
Глаза у Маттиса вылезли из орбит.
- Пусти!
Ёрген отпустил, но вовсе не потому, что послушался Маттиса. Он поднял чашку и зачерпнул воды в бегущем рядом ручье.
- Пей! Сейчас же пей! А потом сунь в рот два пальца, чтобы вывернуло наизнанку.
- Не хочу, мне так лучше, — чужим голосом ответил Маттис.
Ему казалось, что внутри у него все пылает. И он не хотел гасить этот огонь — он должен взять верх над Ёргеном! Маттис чувствовал, как в нем быстро нарастают сила и ум.
Ёрген зашел с другой стороны.
- Как хочешь,— сказал он.— Вообще-то ничего страшного не случится, кусочек гриба тебя не убьет. Это слишком мало. Садись и веди себя как человек.
- Что? — хрипло спросил Маттис.
Однако повиновался. Он сел и даже выпил немного воды, но был как во сне. Вот он уже и не тот, что раньше. Ему ведь хотелось стать другим. Поэтому он и съел ядовитый гриб.
Голова и тело стали чужими, они были непривычно легки, Маттис будто летел. Ему казалось, что он находится сразу во многих местах. Как ни в чем не бывало он взмыл над лесом. Прежде всего он подумал, конечно, о тяге.
- И ты тоже садись, Ёрген,— сказал он, глаза его были широко открыты.— Я тебе расскажу о вальдшнепе, которому в крылья попал свинец и который лежит под камнем. Почему так случилось?
- Это еще что за глупости? — проворчал Ёрген.— Что ты еще придумал? Ступай-ка лучше домой.
- Садись, говорят тебе! — Маттис был взвинчен.— Сегодня тут распоряжаюсь я! Должен же настать и такой день. Ясно?
- Ёрген терпеливо сел.
- Ну, слушаю.
- Небось Хеге уже рассказала тебе про вальдшнепа? — строго спросил Маттис.
- Она мне много чего рассказывала, но про вальдшнепа я что-то не помню.
Маттис с недоверием поглядел на него.
- Неужели для нее есть более важные вещи, чем моя тяга?
- Наверно.
- И она не говорила тебе, что вальдшнепа убили?
- Может, и говорила, не помню. А что это за вальдшнеп такой особенный?
В своем мухоморном опьянении Маттис уставился на Ёргена безумным взглядом.
- Были мы с вальдшнепом, понимаешь? А теперь он лежит под камнем — но это неважно, потому что он как будто летает над нашим домом. Как будто, понимаешь? Мы с ним как бы одно. Как будто летаем. И всегда будем летать. И пусть только попробуют...
Он в испуге замолчал.
- Вы с вальдшнепом. Понимаю. Вы с вальдшнепом,— осторожно сказал Ёрген, он был начеку.
- Почему ты со мной так говоришь? — резко спросил Маттис, ведь он считал, что уже изменился. Внутри у него словно пылал огромный костер.
- Понимаешь, вы с Хеге теперь вместе,— упрямо сказал он Ёргену.— Но это не дело, понимаешь? Получается, будто нет никакой разницы, кто лежит под камнем, а кто не лежит.
- Да,— сказал Ёрген.
- Что да?
- Нет,— смущенно ответил Ёрген.
Не спуская с него глаз, Маттис спросил:
- Можно задать тебе один вопрос? Я все боялся спросить тебя об этом.
Ёрген кивнул.
- Мы с вальдшнепом как бы одно! Мы с ним вместе. Неужели ты не понимаешь?
Ёрген покачал головой.
Маттис пробирался ощупью. Он чувствовал: что-то появилось. Только что именно? Появилось, и все. Там, в ночи. Огонь. Гибель. Глаза его пылали, он устремил взгляд на Ёргена, и Ёрген тут же сгорел. Так ему и надо.
Глупости. Я съел мухомор, это все от него. Но пусть мои страшные глаза смотрят на Ёргена. Пусть... я смотрю...
Неожиданно выплыла черная тень, упала на Ёргена. И это глупости — это все мухомор, который я съел. Я не умру. Пусть умрет Ёрген!
И Маттис кинулся на Ёргена. Вцепился в него мертвой хваткой, как хищник.
- Ты что, убить меня надумал? — холодно и спокойно спросил Ёрген, и мертвая хватка превратилась в ничто. Он справился с Маттисом, как с ребенком.— Хватит, не дури!
Ёрген поднял Маттиса и отнес его к ручью. Там он стал плескать водой в его искаженное лицо.
Сперва Маттис сопротивлялся, но холодная осенняя вода погасила его пожар, он затих и как будто очнулся. И тогда упал словно мешок, застонав от стыда и раскаяния.
- Я не хотел убивать тебя!
- А это и не так легко,— сказал Ёрген.
- Где Хеге? Ее больше нет?
Ёрген вздрогнул:
- Замолчи! Что ты городишь? Хватит уже, все это дурь, ясно?
Казалось, будто говорит не Ёрген, а его топор, так остро и сурово прозвучали эти слова.
Маттис постепенно приходил в себя.
- Что я сделал? — смущенно спросил он.
- Напридумывал себе что-то! Сожрал гриб и вел себя как болван.
- Это все неважно, главное, что ты жив! — Маттис вдруг обрадовался.
Ёрген смутился: такие излияния.
- Ладно, будет тебе...
Теперь Маттиса бросило в другую крайность, словно пришло другое опьянение, он начал думать о приятном и захотел рассказать об этом Ёргену в награду за то, что Ёрген жив, а не погиб из-за его мухоморного безумия.
- Ингер и Анна,— с искренней благодарностью произнес он и как великий дар вручил эти слова Ёргену.— Ты хоть немножко знаешь про них?
- Ёрген не ответил, он ждал.
- Я уже рассказывал тебе о них?
- Нет. Кто это?
- Девушки,— гордо сказал Маттис.
- Это мне ясно.
- Я плавал с ними на лодке. Летом* Мы были на островке. Весь поселок видел, как мы подплыли к берегу возле лавки.
- Место подходящее,— заметил Ёрген.
Маттис удивленно заморгал — Ёрген попал в точку. Он сразу понял, что важно для мужчины. И потому Маттис спросил:
- Ёрген, можно задать тебе один вопрос?
- Ты уже задавал. Только я ничего не понял. Но вообще-то, давай спрашивай.
- Мне вот что интересно,— нарочно не торопясь, начал Маттис,— думаешь ли ты о девушках в середине недели?
Это было уж совсем неожиданно, но Ёрген ответил не моргнув глазом:
- Думаю.
- Правда?
- Честное слово.
- Вот как.— Маттис с облегчением вздохнул.— Странно,— сказал он, помолчав, и поднял глаза, ему уже не хотелось убивать Ёргена.
- Что тебе странно?
- Да так... многое.
- Ладно, хватит прохлаждаться,— вдруг сказал Ёрген и с жаром принялся за работу.
Маттиса охватило непонятное чувство — в нем были и радость, и ужас перед самим собой. Он затоптал остатки гриба. И весело засмеялся. Напридумывал себе что-то, повторил он слова своего сурового начальника.
38
Этот случай произвел на Маттиса сильное впечатление. Первая радость улеглась, но остался страх, и он не проходил. Я чуть не убил Ёргена — неужели я такой? Или это все из-за мухомора?
Два дня Маттис ходил за Хеге по пятам и ждал от нее заслуженного нагоняя. Хеге молчала, в конце концов ему пришлось начать разговор самому:
- Ёрген тебе ничего не говорил?
- О чем?
- Про меня, про себя и вообще про лес. Про мухомор.
- Нет, а он должен был?
- Нет.
- Что-нибудь случилось? — спросила Хеге.
- Ничего, ты же сама видишь.
Маттис ушел. Ёрген удивил его.
На другой день Ёрген снова позвал Маттиса на лесосеку.
- Я туда больше не пойду! — сказал Маттис.
Его ответ прозвучал так испуганно, что Ёрген не решился настаивать. Присутствие Маттиса в лесу только мешало ему, так что он даже обрадовался.
Маттис сидел на своем диване, глядя в одну точку. Хеге в тревоге кружила около. Она уже расспросила Ёргена и узнала о случившемся.
- Тебе надо опять взяться за перевоз, Маттис,— осторожно «казала она.
- Не знаю.
- Но ведь тебе это нравилось.
- А может, больше не понравится.
- Глупости.
Хеге занялась делами. Теперь их было у нее гораздо больше, Ведь у нее появился любимый. Ее проворные руки управляли домом, она расцвела. Маттис все видел, все эти перемены. И они ежедневно отзывались в нем мучительным вопросом:
Что же будет со мной?
Он не пошел сразу на озеро. Что-то изменилось. Слоняясь без дела вокруг дома, он вздрогнул, увидев за изгородью что-то красное. Это был большой мухомор, таинственный и страшный. Прижавшись к изгороди, он как будто заглядывал сюда, к Маттису.
Нет, нет, упрямо подумал Маттис, надо его сломать, пока он не погубил меня.
Он подошел и пнул гриб ногой. В воздух взметнулся красно-белый взрыв.
Но вскоре Маттис обнаружил еще один мухомор, уже по эту сторону изгороди. Еще красивее. Этот он не сломал, его бросило в жар, и он ушел прочь. Теперь он знал, что кругом полно мухоморов — и возле изгороди, и между кочками, и в лесу.
Их дом был окружен ядовитым кольцом.
Неужели так было всегда? Раньше он этого не замечал. Откуда взялись эти мухоморы? Может, они растут под взглядом человека?
Может, Ёрген. умрет в этом кольце? — думал Маттис. Ведь он со всех сторон окружен ядом!
Нет, нет! Я этого не хочу!
Но эта мысль снова подползала к нему, точно змея.
Что же делать? — в ужасе спросил он, не в силах двинуться с места.
Я должен что-то сделать. А не то я снова брошусь на него.
Все кончилось как обычно: он обратился к умным. И, как всегда, это была Хеге.
- Тебе не кажется, что в этом году особенно много мухоморов? — спросил он, ничего не объясняя.
- Я не заметила,— сказала Хеге.— По-моему, нет,— прибавила она и занялась своими делами.
39
И словно в знак того, что никто не окружен ядовитым кольцом, на тропинке появилась девушка.
Маттис не поверил собственным глазам. Он даже знал ее: летом они вместе пололи турнепс. Та самая, что так весело щипалась со своим парнем. Это было чудо — в такую тяжелую минуту она спускалась по тропинке от дороги к дому.
Она пришла ко мне, сразу подумал Маттис, вспомнив свое приключение на острове.
Но ведь у нее есть возлюбленный, это известно.
Сюда девушки никогда не приходили. Здесь не было никого, кроме Хеге. Когда Маттис заметил девушку, он сразу подумал: Ингер или Анна? Но вот она подошла поближе, и он увидел: ни та, ни другая. Это было бы слишком хорошо. Но он все равно обрадовался, эту девушку он тоже знал.
Маттис чувствовал себя свободно и уверенно: ведь они один раз работали вместе. Она была такой доброй в тот день. Оказалось, что они оба помнят об этом. Девушка кивнула Маттису как знакомому и улыбнулась. Все его беды разом исчезли, ядовитый лес стал надежной защитой.
Девушка еще не успела подойти и заговорить с ним, как Маттис неожиданно спросил:
- Вы разве больше не любите друг друга?
Девушка засмеялась.
- Кто?
- Ты и тот парень, который щипал тебя на поле?
- Скажешь тоже! Что же нам, вечно за ручки держаться?
Маттис весь сжался. Неужели он сказал глупость? Подумав, он понял, что девушка, конечно, права. Она выручила его, сказав:
- Ты не ошибся. Между нами все давно кончено.
Маттиса кольнуло. Даже дважды: один раз приятно, другой — больно.
- А ты-то что так испугался? — спросила девушка.
- Я не испугался,— пробормотал он.
- Он человек несерьезный,— объяснила она.— Ты, я вижу, это сразу понял,— прибавила она по доброте сердечной.
Он не посмел открыто солгать, сказав: «Еще бы», и только многозначительно хмыкнул. Но был ей благодарен.
- А теперь у тебя кто-нибудь есть? — нервно спросил он.— Кто-нибудь новый?
- Нет, почти никого,— девушка равнодушно помотала головой.
- Гм.
По какой-то неизвестной причине девушка снова засмеялась, но это был добрый смех. Наконец она заговорила о своем деле.
- Меня послали к лесорубу, который живет у вас, кажется, его зовут Ёрген? Только, наверно, днем его не бывает дома?
- Да, он в лесу,— угрюмо ответил Маттис. Он ошибся, она пришла к Ёргену.
- Тогда я все передам через тебя. Ты как, не перепутаешь? — вырвалось у нее.
Маттис покраснел. Но девушка в своем юном эгоизме даже не заметила этого.
Он не решился взять на себя ее поручение: боялся что-нибудь напутать. Тем более что это касалось Ёргена.
- Передай лучше моей сестре, она дома,— с горечью посоветовал он.
Девушка улыбнулась.
- Правильно. Я совсем забыла.
Быстрые ноги понесли ее дальше. Маттис глядел ей вслед, он уже давно простил ее. Он изменился за это лето потому, что плавал с Ингер и Анной, потому, что не побоялся грозы, и потому, что стал перевозчиком. Он мог великодушно простить этой девушке слова, которых говорить не следовало.
А главное, у него в голове уже мелькали всякие планы, ему хотелось побеседовать с ней еще раз. Он поднялся по тропинке так, чтобы его не было видно из дома, и стал ждать. На обратном пути девушка обязательно пройдет мимо.
Так и вышло. Вскоре девушка появилась на тропинке и наткнулась на Маттиса, словно он был ловушкой. Но она не смутилась.
- Ты здесь? Поджидаешь, когда я пойду обратно?
Как быстро умные всё понимают, подумал он. Почти всё. Он не мог ответить ей так же беспечно, уж слишком сложные, даже торжественные мысли занимали его в эту минуту. Он шагнул к ней и серьезно спросил:
- Можно я немного провожу тебя? Только до дороги?
- Проводи, если хочешь,— ответила девушка.
- Я думаю, это ничего, раз у тебя нет теперь своего парня,— заикаясь, проговорил Маттис.
- Этого я не сказала. Я сказала — почти нет. Один-то у меня все-таки есть.
Маттис широко открыл глаза и замедлил шаг. Лицо его выразило недоумение. Этого он не понимал.
- Ну что, идешь или раздумал? — спросила она.— Не ходи, если не хочешь.
- Не хочу?— Он ничего не понимал. Разве ему можно провожать ее, если у нее все-таки есть парень? Зачем ей тогда Маттис?
Она собралась уйти, но Маттис поднял руку, словно хотел схватить что-то, да раздумал. Это остановило ее.
У тропинки лежал белый плоский камень. Маттис ходил мимо него столько, сколько помнил себя,— и вот только сегодня камень как бы выделился из безымянных вещей. Маттис думал уйти, но этот камень... Сам не понимая, чего он хочет, Маттис показал девушке на камень и быстро проговорил:
- На плоских камнях хорошо сидеть.
Что-то в его голосе заставило девушку тут же сесть на камень. Маттис этого не ожидал.
Так не бывает, подумал он и сел рядом.
Камень был большой. И Маттис отодвинулся, чтобы не касаться ее. Чего он хотел? Он и сам не мог бы ответить на такой вопрос. Услышать что-нибудь. Посидеть рядом. Но он понимал, что молчать нельзя: девушка требовательно смотрела на него — ждала, когда он заговорит.
- Правда, это умно сказано? — смешавшись, спросил он.
Девушка провела по своей щеке стебельком. Она болтала ногами. Спокойно она сидеть не могла.
- Что сказано?
- Да о плоском камне. На котором хорошо сидеть.
Девушка фыркнула и вскочила на ноги.
- И ты туда же? — разочарованно спросила она. Может, она на него рассердилась...
Рассердилась...
- Куда туда же? — испуганно спросил он, не вставая с камня.
Девушка сейчас уйдет — Маттис боялся пошевелиться.
- Я и не знал, что так говорить нельзя,— пробормотал он.
- Ладно. Мне все равно уже пора.
- Понимаешь...
Она перебила его:
- Да брось ты, есть о чем думать! К нам с тобой это не относится, договорились?
Она уже шла к дороге. Кивнула ему дружески, даже немного смущенно, и пошла.
Маттис ухватился за свое воспоминание.
- Они были совсем не такие,— сказал он.— Мы с ними долго разговаривали.
Девушка сразу остановилась.
- Кто они? Про кого ты говоришь?
- Они — это Ингер и Анна,— тихо сказал он.— Ты слыхалао них?
- Еще бы...
- Мы целый день плавали по озеру и разговаривали. Они были совсем не такие.
Девушка вернулась к Маттису, посмотрела ему в глаза, она раскаивалась. Его глаза широко раскрылись. Чего он ждал? Он и сам не знал этого. Но ждал.
- Маттис, милый.
Он задрожал.
- Что?
Девушка сама растерялась. Как она посмотрела ему в глаза!
- Нет, я...— начала она.— Я даже не знаю, что говорят таким, как ты.
Сказав это, она быстро погладила его по щеке и сразу ушла уже по-настоящему, быстро, легко — через мгновение она скрылась из виду.
Маттис и не пытался понять свое состояние, он был вознагражден за все, и с лихвой. По счастливому наитию эта девушка сделала то, чего не сделали ни Ингер, ни Анна, и потому заняла особое место.
Он долго-долго сидел на камне.
40
И тогда это пришло. Уже другое: молния вспыхнула и разрешила все его беды. Вдруг все стало ясно. Ясно и трудно.
Он вскочил с плоского камня.
Сверкнула молния. Только теперь в нем самом, сверкнула и все озарила.
Нет! — испуганно подумал он. Я не смогу.
Он уже не помнил о девушке. Его озарило как раз тогда, когда он сидел, наслаждаясь подаренной ею радостью. И это озарение подсказало ему выход — весь план стал ему ясен сразу, от начала до конца.
Мгновенно и жестоко пробился этот план сквозь навалившиеся на Маттиса беды. И Маттис вынужден был безоговорочно принять его и не бояться, хотя внутри у него все дрожало. Теперь он знал, что ему делать, он понял это и покорился.
Пока он сидел на том, освященном девушкой камне, его осенило. Вот выход из этой мучительной безнадежности. Хеге, Ёрген, я, думал он. Вальдшнепа с ними не было, он был в другом месте.
Сам того не сознавая, Маттис все еще сидел на камне.
- Это так тяжело,— сказал он громко. Но никто не слышал его. Тяжело быть умным, думал он.
41
План был секретный. Все нужно было делать в строжайшей тайне. Даже Хеге он не сказал ни слова — она бы тут же вмешалась и воспрепятствовала ему.
Но условия были слишком жесткие, и потому, когда радость озарения уже улеглась, Маттис решил, что имеет право попытаться найти более приемлемый выход.
На другой день он выждал, чтобы Ёрген ушел на работу, и торжественно явился к Хеге. Она сидела со своими кофтами и что-то мурлыкала себе под нос.
- Что случилось, Маттис? — спросила она, перестав петь.
По Маттису сразу было видно, что речь пойдет о чем-то серьезном.
- Это важно,— сказал он.— Важнее, чем ты думаешь.
- Давай рассказывай,— несколько нетерпеливо сказала Хеге.
Голос Маттиса звучал так, словно у него пересохло в горле.
- Скажи, с кем ты хочешь быть, с Ёргеном или со мной... теперь.— Он начал с самого трудного.
Больше Хеге не требовалось никаких объяснений. Было похоже, что и думать ей тоже не требуется.
- Все будет как есть,— твердо сказала она.— Ты сам понимаешь, с кем я буду... теперь.
- Да, но ведь тогда...— неуверенно сказал Маттис.
И спохватился, он чуть не сболтнул лишнее.
Хеге смотрела на все только с одной стороны:
- Разве ты не понимаешь, что это естественно? Сам подумай.
Он подумал и вынужден был признать, что она права. Но... Ведь все может еще измениться. Он ухватился за эту мысль. Я знаю, может. Кончится, и все. Как у тех, что щипали друг друга на поле.
- Хеге, ты уверена, что уже ничего не изменится? — От ее ответа зависело все.
- Да, уверена, так же как в том, что сижу здесь,— ответила она.— И слава богу.
Маттис потупился.
- Ну что ж...
Хеге знает, что говорит. Голос ее был тверд как камень. Теперь у Маттиса не осталось никакой надежды вернуть ее себе.
- Это умно и трудно,— сказал он.— И сделать это будет нелегко.
- Что сделать? — спросила Хеге.— Неужели ты думаешь, что мы с Ёргеном не сможем достаточно заработать?
Он онемел. Она ничего не поняла.
- Ты должен радоваться за меня, Маттис.— Эти слова Хеге решили все.
Щелк. Замок закрылся.
- Да... радоваться,— сказал он.
Заперт, говорить больше не о чем.
- Ты хотел сказать еще что-нибудь? — дружелюбно спросила Хеге, потому что Маттис молчал, но не уходил.
Он покачал головой. Хеге ответила ему так ясно, что яснее и быть не может. Значит, все решено. Он должен осуществить свой великий план. Но сначала он постоит тут еще немножко.
42
В сарае вот уже много лет лежали заготовки для весел. Маттис так и не трогал их, он обходился старыми. Теперь он вытащил заготовки и начал стругать их рубанком.
Новый план целиком и сразу сложился у него в голове, и эти грубые заготовки были частью единого целого. Как все сошлось! — думал он, чувствуя непонятную слабость: его судьба находилась в руках неведомого.
Ёрген вернулся из леса и увидел, что Маттис корежит рубанком дерево. Непривычное зрелище.
- Тебе нужны новые весла?
- Да, я давно собирался их сделать.
- Хочешь опять приняться за перевоз? — спросил Ёрген, невольно приблизившись к опасной теме.
- Может быть.
Маттис не поднимал глаз. Сказать правду нельзя, план будет загублен, ему все запретят, и только. А то еще и свяжут его.
- Это хорошо,— сказал Ёрген.— Человеку вредно слоняться без дела.
И он поспешил в дом, к Хеге и обеду.
Весла были слишком большие и толстые, Маттис обстрогал их чуть-чуть, чтобы они стали белыми и круглыми и выглядели почти законченными. Но они по-прежнему оставались лишь заготовками, такими им и следовало быть. На них он должен доплыть до берега и спастись или утонуть вместе с ними и исчезнуть навсегда. В этом и состояла самая важная часть его плана.
И тогда я узнаю, что мне суждено. Там будет видно.
На самом глубоком месте я пробью в днище дыру, и лодка утонет, она уже совсем гнилая. А плавать я не умею. Я буду держаться за эти толстые весла и, если суждено, доплыву на них до берега, вернусь домой и буду жить с Хеге и Ёргеном, как раньше.
Только решить это должен не я.
Но это трудно, думал он.
Маттис лег, когда доделал весла, теперь они были белые. Все было готово и необычно. Осталось последнее.
Только не завтра, подумал он.
Почему? — как бы спросил его кто-то, настойчиво и нетерпеливо.
Сам не знаю, ответил он. Так уж получается.
Он лежал на своем диване и смотрел в окно на ночное небо.
Когда он вернулся вечером домой, Хеге и Ёргена в комнате не было, но с чердака доносились приглушенные голоса. Обычно это были счастливые разговоры, о каких Маттис мечтал. Но случались и другие, касавшиеся его самого, те были уже не такими счастливыми — Маттис не мог не чувствовать, как тяжелы они для Хеге и Ёргена.
Но весла уже готовы, и скоро все станет ясно.
Маттис отогнал эту мысль, сейчас ему не хотелось заглядывать в будущее. Он тут же сказал себе: это не страшнее, чем гроза.
Сверху все время слышались голоса. Иногда раздавался нежный смех и мячиком прыгал по полу. Вот как, оказывается, умеет смеяться Хеге, когда она счастлива. Слышал ли он, чтобы она так смеялась?
А теперь они заговорили о нем. Потому что больше они не смеялись.
В стену постучал ветер.
Резкий осенний ветер.
- Слышу, слышу! — громко и весело отозвался Маттис и сел в постели.
Когда ветер коснулся ветхого дома, тот сразу забормотал и наполнился тихими звуками. Протяжно вздохнули деревья. И по озеру побежали барашки.
Как хорошо.
На Маттиса снизошел покой.
Завтра тоже наверняка будет ветер. И он помешает мне сделать это. Я поплыву только в тихую погоду. Теперь можно спать.
Он заснул сразу — день был тяжелый и напряженный.
43
Тихая, безветренная погода, спокойное озеро — это было единственное условие Маттиса. Когда он подвергнет себя испытанию, вода должна быть как зеркало. Так что приходилось следить за ветром.
Маттис считал, что такое условие подразумевается само собой.
Ветреная погода длилась несколько дней.
Весла были готовы, и лодка тоже — каждое утро Маттис просыпался с бьющимся сердцем: как там на озере?
Но каждое утро дул ветер, и когти, впившиеся Маттису в грудь, словно разжимались.
Еще один день, думал он. И никто об этом не знает! Как удивительно!
Потом он сообразил, что так и должно быть.
Он ничем не занимался. Ёрген больше не спрашивал его о перевозе и не требовал, чтобы он ходил на лесосеку.
Мухоморы вызывающе краснели на своих местах, но они больше не волновали Маттиса. Они уже ничего не могли изменить.
И никто ничего не знает. Хеге и Ёрген видят новые чересчур толстые весла и ничего не понимают: думают, я просто не умею сделать их тоньше.
Может, я и в самом деле стал умным?
Сейчас это мне очень кстати, думал он.
Опять утро. Маттис затаился и напряг все силы — надо выдержать, сейчас Хеге скажет Ёргену на кухне: вода сегодня как зеркало.
Он знал, что все равно содрогнется, когда этот день наступит.
Он представлял себе, как иначе Хеге может сказать об этом: сегодня совсем нет ветра. Или: что-то неспроста сегодня так тихо.
Но Хеге не сказала ни того, ни другого. Она разговаривала с Ёргеном о более важных вещах. Ветер и дождь не имели для них никакого значения: Ёрген работал в лесу в любую погоду.
Так что вода могла быть гладкой как зеркало, даже если Хеге ничего не сказала про это, думал Маттис, лежа на своем диване. Встал он с тяжестью во всем теле. Скорей к окну.
Ага...
Ветер не прекратился, под безоблачным небом по озеру ходили темно-синие волны. Как странно смотреть на них, когда это так много значит. Еще день отсрочки.
Во время завтрака Маттис поймал на себе внимательный взгляд Хеге. Ему сразу расхотелось есть, и он вышел из кухни. Неужели по мне что-нибудь заметно? Он нашел свои инструменты, вернулся в кухню и сказал, что пойдет на озеро чинить лодку.
- Ладно, чини свою лодку.— Хеге была довольна.— Я буду знать, где ты,
- Можешь сидеть у окна и следить за мной.
- Зачем мне следить?
- А разве ты не следишь?
И он ушел чинить лодку. В днище под мостками он обнаружил особенно гнилое место. Если надавить на него всей тяжестью, появится дырка. А тяжести в Маттисе хватит, он ощущал ее в себе с самого утра, и даже больше чем достаточно.
На плоских камнях хорошо сидеть, бормотал он, занимаясь своей работой. Хорошо сказано, но девушка не поняла этого. Впрочем, мне все равно.
Он сидел рядом с лодкой, повернув лицо к ветру, гулявшему по озеру.
Дуй, ветер! — тайно молил он.
На него нахлынуло множество мыслей.
- Камни на всех глазах,— сказал он вдруг.
Ингер и Анна, и весь тот день.
Каждое дерево, на котором сидят птицы.
Каждая тропинка, по которой ходит моя сестра Хеге.
Но все это было чересчур сложно, больше он ничего не осмелился прибавить.
Лодка привычно пахла смолой, а сгнившие доски — солнцем. Маттис глядел, как ветер бороздит поверхность воды. Волны плескались у его ног.
Но скоро ветер все равно утихнет. Он не может дуть вечно. И безветрие тоже не длится вечно. Мы с вальдшнепом как бы одно,— мысли у него путались.
44
Когда работа с лодкой была закончена, Маттис поднялся к Хеге.
- Ну что, готова твоя лодка к перевозу? — спросила она, словно подталкивала его, так же как Ёрген.
- Да, теперь все в порядке. Завтра утром могу начать,— ответил Маттис. Он не глядел на сестру.
- Хорошо, значит, уже завтра,— сказала Хеге и твердо добавила: — Это очень хорошо, Маттис.
На берегу он обдумал все, что скажет. И радовался, что все идет как нужно.
- Если только не будет сильного ветра,— продолжал он.— Лодка прогнила, в ветреную погоду на ней теперь плавать опасно. Того и гляди, продавишь дно.
Ему не удалось произнести это как ни в чем не бывало, но в общем-то получилось неплохо. Хеге разом забыла, с каким нетерпением она говорила о перевозе, теперь ее волновала только опасность, грозившая брату:
- Значит, она и в тихую погоду не очень надежна? По-моему, тебе вообще больше не следует плавать на ней.
Маттис фыркнул:
- Как будто я не знаю свою лодку!
- Ты в ней уверен? Я вовсе не хочу, чтобы ты оказался на дне.
- Глупости.
Маттис разволновался, словно он выболтал свой план. Но все было уместно, он сказал то, что нужно, и, по его мнению, это было сказано умно, он сам понимал, что это умно. Как странно, что человек становится умным слишком поздно, подумал он.
- В тихую погоду я могу плавать на ней хоть целый день,— сказал Маттис.— Ты, Хеге, не беспокойся, я знаю, что можно, а что нельзя. Куда можно наступать, а куда — нет.
- Пожалуйста, осторожней,— сказала Хеге и ушла. Но она тут же вернулась: — И все-таки я хочу попросить Ёргена посмотреть твою лодку, вдруг она ненадежна. Ёрген понимает в лодках. Если он скажет, что ею пользоваться нельзя, ты не должен плавать на ней.
- Опять Ёрген! — возмутился Маттис.
Именно сейчас, в связи с этим делом, ей не следовало упоминать имя Ёргена. Маттис разбушевался:
- Обойдусь и без Ёргена! Он мне ни к чему! Если ты его притащишь, не знаю, что я сделаю!
Хеге отпрянула.
- Маттис, милый...
- Перестань всюду совать своего Ёргена! Если он явится ко мне, я ему скажу, кто он такой!
- Тише, тише, успокойся,— сказала Хеге.— Не смей ничего говорить Ёргену. Он хороший человек и желает тебе добра.
Маттис уже не мог остановиться.
- Теперь это решит погода,— в отчаянии сказал он.
- Погода?
- Да, слышишь? Погода и ветер. Может, ты считаешь, что я не умею думать?
Это слово, которое раньше в доме старались не произносить из-за Маттиса, он употребил сам и произнес его твердо, словно вогнал гвоздь в стену.
Хеге пришлось уступить.
- Конечно, ты умеешь думать,— сказала она.— Нам всем пришлось много думать из-за того, что произошло в последнее время.
Для нее существовало только одно событие, и она говорила только о нем. Маттис стоял перед ней в глубокой скорби. Хеге была уже другая, она стала частицей Ёргена. Его половиной.
- Как ты могла стать такой? — спросил он.
- Какой?
- Такой, какая ты есть! Я не узнаю тебя. Что с тобой случилось?
- Что со мной случилось? Ты и сам это знаешь. Я тебе уже говорила. Я очень счастлива.— Она была непоколебимо уверена в своем счастье.— Помнишь, я даже обняла тебя за это.
Рядом с ней незримо присутствовал Ёрген, и это остановило вспышку Маттиса. Он ограничился тем, что мирно сказал ей:
- Тогда иди к Ёргену.
Хеге как будто не удивилась.
- Я как раз собиралась это сделать,— ответила она и ушла.
Маттис остался один. За окном шумел добрый ветер. Наступили сумерки. Он по привычке начал озираться по сторонам. Не хотел, но удержаться не мог. С чердака до него донеслись неразборчивые голоса — Хеге и Ёрген — они говорили и говорили.
Теперь все готово, думал он. А про лодку я сумел сказать ей так, как хотел. Теперь мне все равно, прекратится ветер или нет, от меня уже ничего не зависит.
Он выдержал такую тяжелую борьбу с Хеге и вообще столько всего передумал за этот день, что смертельно устал и забрался в постель раньше обычного.
Сверху с чердака больше не слышалось никаких голосов. Маттис не знал, радоваться ему или нет. За окном на тысячу ладов завывал ветер, он обещал и завтра дуть точно так же.
45
Но ветер прекратился.
Маттис проснулся ночью и, еще не успев окончательно стряхнуть с себя сон, понял, что ветра нет. Ветер утих, он не сдержал своего обещания. Деревья молчали, шелеста листьев не было слышно.
Только не ночью — было первое, о чем подумал Маттис. Я никогда не говорил, что сделаю это ночью.
Рано утром ветер может начаться опять. Сейчас он утих, так бывает по ночам.
Сверкающий лунный свет заливал окно. Было полнолуние, как и в ту ночь, когда Маттис плавал через озеро. Маттис еще раз повторил себе, что ветер на ночь иногда затихает, но это не помогло. Ветер утих вовсе не на ночь. Глупости, откуда я могу это знать, ведь я спал.
В доме не было слышно ни звука.
Интересно, где сейчас Хеге, в своей комнате или у Ёргена? Это меня не касается, строго сказал он себе. Хватит с меня того, что ветер утих.
Лежать и ждать Маттис не мог: он должен был выйти посмотреть. Он тихонько оделся — в доме словно все вымерло. И вышел.
Лунный свет проложил по озеру свою дорожку. Ветра не было, даже самое легкое дуновение не касалось водной глади. Таким бескрайним озеро не было еще никогда. Маттис как зачарованный смотрел на него.
Он смотрел и на лес, и на зеленый склон, и на ручей с заросшими берегами. Только бы пить из ручья, подумал он вдруг.
По росистой ложбине он дошел до ручья. Ручей был маленький, он ничего не сказал Маттису, но все-таки тихонько всхлипнул.
Маттис не хотел наклоняться к воде, не хотел видеть в ней свое лицо, которое казалось ему чужим и застывшим, и вместе с тем ему хотелось посмотреть на себя в этом ярком лунном свете.
Глядя на неподвижное озеро, Маттис отчетливо услыхал вопрос: какой из двух выходов ты предпочитаешь? Кто знает, что произойдет в лодке? Никто.
Ему не хотелось об этом думать. Да он и не мог. И, подняв голову, он сказал громко и строго, словно обращался к самой сияющей луне:
- Это от меня не зависит, за меня решает что-то другое. Оно и сделает выбор.
Так он сказал луне. И побрел по склону к изгороди, к кочкам, ко всему, что было таким удивительным и неизъяснимым, и прежде и теперь. Вся моя жизнь, подумал он, но отогнал прочь и эту мысль. Лучше не начинать!
Тем не менее он ненадолго присел на кочку. Их было так много, таких добрых и приветливых,— может, он немного побудет здесь? В этом лунном сиянии он рядом со своей тенью казался призраком, замешавшимся в таинственную игру света и тени.
Вскоре ему стало холодно, и он пошел по лужайке к дому. Снова забрался в постель. Но заснуть уже не мог.
Дно, думал Маттис. В сумятице мыслей он постепенно все-таки добрался до него. Ведь оно может быть какое угодно. Травянистое. Песчаное. Илистое. Каменистое. И такое, какого никто не видел.
Ну а если другое? — с отчаянием думал он, ему было страшно. Значит, я попаду туда? — спросил он, цепляясь за эту мысль.
Да, снова сказал он.
Он так и не уснул.
Ветра не было.
46
Должно быть, под утро Маттис все-таки задремал, он не слышал, как Хеге прошла мимо него на кухню. Не слышал, как прошел Ёрген. Когда Маттис проснулся, оба они были уже в кухне. До него донесся звон посуды и слова, которые окончательно прогнали сон:
- Сегодня так тихо, озеро как...
Это сказала Хеге, она не вложила в свои слова никакого особого смысла, просто произнесла их мимоходом, собирая Ёргену с собой завтрак или наливая ему кофе.
- Угу,— равнодушно ответил Ёрген.
- Значит, сегодня он сможет пойти на озеро,— сказала Хеге.
Маттис не слышал, ответил ли ей Ёрген, его тело словно прошила дрожащая нить. Мысли разбежались в разные стороны и запутали его. Но он все-таки немного усмирил их, ему удалось взять себя в руки.
Оставайтесь там, где вы есть, сказал он своим мыслям и стал одеваться. Теперь ему надо было осуществить свой план.
Из окна он видел озеро, оно было такое же неподвижное, как ночью, когда он выходил из дому. Слегка шевелилась лишь легкая туманная дымка — было прекрасное осеннее утро. Солнце еще не показывалось, но скоро оно взойдет, пригреет землю и растопит остатки тумана.
Маттис так и не смог овладеть своими мыслями. Когда он вошел в кухню, это было видно по его лицу. Хеге сидела одна. Ёрген уже давно ушел в лес, и Маттис был рад этому.
- Что случилось? — сразу спросила Хеге, увидев, что утро не совсем обычное.
Маттис покачал головой — вот и весь ответ.
- Говори, в чем дело! — скомандовала она по старой привычке, и он повиновался, но не до конца.
- Я чуть не умер от всяких мыслей,— ответил он, и это была правда.
- Только и всего?
Он вздрогнул.
- Садись и ешь.
Он попытался немного поесть. Хеге удовлетворил его ответ, больше она ни о чем не спросила. Маттис не спускал с нее глаз, наконец он сообщил:
- Сегодня я начинаю работать на перевозе.
Хеге весело поддержала его:
- Молодец. Это замечательно.
Неужели она так этого ждала? Но вот она вспомнила, что лодка ненадежна.
- Маттис, ты как-то говорил, что лодка прохудилась. Она сильно течет?
- Не очень.
- Проверь как следует, и, если она ненадежна...
- В тихую погоду это не страшно, я тебе говорил. Другое дело, когда ветер.
- Пожалуйста, будь осторожен,— попросила она, уже заторопившись.— Я не даю тебе с собой завтрак: как проголодаешься, приходи домой.
- Ладно,— сказал Маттис.
Он был уже готов — надо идти — и остановился посреди комнаты.
- Что-нибудь случилось? — спросила Хеге.
- Нет.
С этим он и ушел. Сейчас он много чего мог бы сказать ей, но говорить не следовало. Тяжело уходить, когда ничего нельзя сказать.
Пока он спускался к озеру, из-за вершин поднялось солнце. Его лучи были по-осеннему нежарки, от солнца все вдруг сделалось прозрачным, среди сверкающей листвы идти было как будто полегче. Хотя легко Маттису не было.
Он смотрел, как день набирает силу.
- Хороший день для перевоза,— громко и упрямо сказал Маттис, потому что спуск сегодня казался ему долгим и тяжким.
Пройдя несколько шагов, он прибавил:
- Нынче ко мне придет много народу.
И еще через два шага:
- И это хорошо.
С трудом он одолел знакомую тропинку, ведущую к берегу и к лодке. Его встретил запах смолы, разбуженный утренним солнцем. Огромные новые весла лежали в зарослях ольхи, сверкая белой древесиной. Маттис положил их в лодку.
Так, все готово.
Что еще?
Нет...
Теперь следовало действовать быстро. Скорей в лодку. Он оттолкнулся. Но вдруг огляделся по сторонам, рывком повернул лодку, выскочил обратно на прибрежные камни, бросился к зарослям березы и ольхи, короной венчавшим берег. Он подбежал к ольхе и впился зубами в ее светло-серую кору, горький ольховый сок обжег губы. Этого никто не должен был видеть, и длилось это только одно мгновение. На одно безумное мгновение Маттис замер возле дерева, а потом, словно освободившись от чего-то, побежал к лодке — след от его зубов на ольховой коре уже начал краснеть.
Что теперь?
Больше ничего.
Лодка заскользила прочь от берега. Маттис греб и все время смотрел на то, что покидал.
47
На озере никого не было видно, если не считать моторки, которая тихо тарахтела вдали, становясь все меньше и меньше. Маттис хотел осуществить задуманное без посторонних. Разрыв со всем, что он любил и к чему привык, стоил ему большого напряжения, и все-таки ему удавалось, как всегда, посылать ниточки-мысли к левой и правой руке — лодка шла ровно. Он греб так же, как в самый обычный день. Он не старался плыть прямо, правя к какому-нибудь определенному месту, это получалось у него по привычке.
Нос лодки одиноко смотрел на пустынные западные склоны, гребец же сидел к ним спиной. Чем дальше Маттис уплывал, тем шире становился родной берег, который открывался ему с его места. Все, что он видел, было ему дорого.
Иногда он думал: не надо туда смотреть — и на мгновение опускал глаза.
Но куда денешься от мыслей? Один создан так, другой — иначе, думал Маттис, продолжать эту мысль он не смел. Он должен сдерживать себя, чтобы у него хватило сил осуществить свой план.
Теперь уже решаю не я, выбор будет сделан без меня.
Когда весла поднимались над водой, они указывали на покинутый берег, новые грубые весла, на них будет удобно плыть, если лодка под ним пойдет ко дну. Хорошо, что он совсем не умеет плавать, нисколечко: если бы умел, такое испытание не имело бы смысла.
Искушения одолевали Маттиса, дразня прозрачным воздухом и золотыми деревьями. Он гнал их от себя, в каком бы виде они ему ни явились.
Дальше, дальше. Куда он плывет? Если его увидят с берега, то, наверно, захотят вмешаться. Следовало уплыть подальше от усадеб и вообще от берегов.
Мне надо выплыть на черную глубину, только там это можно сделать, мне надо дальше дальнего...
Нужное место неотвратимо приближалось.
Я тут еще не бывал, пытался внушить он себе.
Он плыл словно чужой, нездешний, хотя его тут хорошо знали.
Неожиданно Маттис поднял весла — на лбу у него выступили крупные капли пота. Что случилось? Здесь. Вот это место. Здесь, вдали от всех берегов и от всех глаз. Теперь ему уже ничто не мешало. Именно здесь! Не думать.
Он поднял в лодку мокрые весла, они блестели на солнце, лодка еще недолго скользила вперед и наконец замерла.
- Ну вот, Хеге,— сказал он воде.
Ему хотелось сказать это громко и твердо, но у него не получилось. Зато план свой он осуществлял без помех. Вялыми, словно чужими, руками он отодвинул мостки и нашел самое гнилое место. Нога тоже была словно чужая, тем не менее он всей тяжестью надавил на гнилую доску, и она легко поддалась под каблуком. Маттис отдернул ногу, словно обжегся. Вода хлынула в лодку. Весь дрожа, он сел на дно и зажал весла под мышками.
Где же мое тело? — подумал он. Кто это сделал? Только не я. Но теперь наконец-то станет ясно, что правильно, а что нет.
Лодка быстро наполнялась водой. Гнилая, вся в щелях, она незаметно выскользнула из-под Маттиса. Не успев опомниться, он повис на веслах. Как и хотел.
Вода была не холодная. Она еще хранила летнее тепло. Но черная глубина вцепилась ему в ноги, и Маттис вздрогнул. Над поверхностью воды торчала только его голова. Он начал бить ногами и руками, пытаясь плыть к берегу. Это дозволялось его планом. Он барахтался изо всех сил, не отпуская весел из-под мышек, и потихоньку плыл. Вода была как зеркало, и в ней отражались опрокинутые земля и небо.
Маттис барахтался и плыл. Глаза его были прикованы к одной точке на западных склонах. Самой ближней. Это входило в его план — барахтаться изо всех сил, до последнего.
Вскоре по воде пробежала рябь, словно кто-то подул на нее.
То в одном месте, то в другом по воде скользнула тень. Маттис не видел этого, он работал руками и ногами как одержимый и тяжело дышал. Потихоньку он продвигался в нужном направлении. А тем временем у него за спиной из-за горизонта поднялась стена облаков — ее он тоже не видел.
Он уже ничего не видел, поглощенный тем, чтобы, барахтаясь, двигаться вперед и не выпустить весел. Тело его по-прежнему было чужим и странным и тяжелым как свинец. Расстояние, которое он одолел, было ничтожным по сравнению с тем, что осталось, до берега было почти так же далеко, как и вначале.
- Хеге! — вдруг крикнул он, заметив наконец, что начался ветер. Значит, в этот день ветер должен был все-таки начатьсяснова! От ветра побежала рябь. Побледнев, Маттис глядел на темно-синюю полосу, появившуюся вдали на поверхности озера. Она быстро приближалась. Из стены облаков, выросшей у Маттиса за спиной, явился ветер, синий и неодолимый... И тут же вся вода пришла в волнение.
Ветер вспенил волны белыми барашками, они хотели заполнить рот Маттиса водой, чтобы он захлебнулся. Чтобы выпустил весла.
- Маттис! — обернувшись, крикнул он в беспросветном отчаянии. На пустынном озере его крик прозвучал, словно крик неведомой птицы. Большой или маленькой, это по крику было непонятно.