Делать точные предположения о воображаемых объектах довольно просто. (Как вы, наверное, уже догадались, ни триклеров, ни зайгунов на свете не существует.) На основании предоставленных скудных данных мы, спонтанно обращаясь к онтологическим категориям и подкрепляемым ими умозаключениям, приходим к конкретным предположениям. Тем самым мы подтверждаем открытие из области общей психологии: человеческое воображение – это вовсе не анархия сбросившего оковы сознания, не интеллектуальная куча-мала, где любые концептуальные сочетания одинаково возможны и одинакового хороши. Воображение строго ограничено такими ментальными структурами, как виденные нами шаблоны животного и орудия. Психолог Том Уорд подтвердил это наблюдение простым экспериментом: просил разных людей нарисовать и описать воображаемое животное. Можно было придумывать любые, самые невероятные свойства и черты. Результаты выходили действительно необычные, но при этом примечательно, насколько большинство творений подчинялись негласным принципам устройства живого тела. В частности, у всех сохранялась двусторонняя симметрия: у придуманного десятиногого животного ноги располагаются в два ряда, пятью парами. Направление движения животного задается его органами чувств: если у него десять глаз, то по крайней мере два будут расположены спереди. Так что даже ничем не ограниченная фантазия не так-то легко расстается с оковами интуитивных предположений. Это не новость. Еще Иммануил Кант доказывал, что ничем не ограниченное воображение летит на крыльях обыденных понятий. Новость в том, что теперь мы точнее представляем себе, как обыденные понятия ложатся в основу фантастических.

Это относится и к религиозным концепциям. Религиозные представления – это частные комбинации ментальных образов, удовлетворяющие двум условиям. Во-первых, религиозные понятия нарушают определенные предположения из онтологических категорий. Во-вторых, остальные предположения они сохраняют. Все это хорошо видно на примере хотя и не знакомых, но вероятных религиозных представлений из нашего третьего списка:

25) Некоторые эбеновые деревья хранят в памяти разговоры, которые под ними велись.

22) Рядом с нами находятся невидимые сущности, которые пьют только одеколон. Если кто-то начинает биться в истерике и требовать одеколон, это значит, что в него вселилась такая невидимая сущность.

Обратите внимание: эти утверждения описывают конкретных представителей более общих категорий. То есть в пункте 25 речь идет не просто об эбеновых деревьях, это описание РАСТЕНИЯ с особыми характеристиками. Растения, описанные в пункте 25, отличаются от других видов растений, а люди в пункте 22 – от других видов людей. Это общее правило для религиозных представлений. Они (более или менее четко) описывают новый предмет, обозначая: 1) его онтологическую категорию и 2) его особые черты, отличающие его от других объектов той же онтологической категории. Вот как выражается минимальное представление об особых эбеновых деревьях через уже знакомую нам схему:

Этот процесс можно применить ко всем остальным примерам, но иллюстрировать каждый из них отдельной схемой было бы утомительно. Поэтому давайте обобщим его формулой:

Расшифровывается это так: чтобы составить представление о новом предмете (особое эбеновое дерево), обращаемся к шаблону РАСТЕНИЕ, копируем все данные, относящиеся к растениям (наши базовые предположения о растениях), и добавляем особый маркер, сообщающий, чем отличается данное конкретное растение. Точно так же действует эта формула применительно к другим примерам религиозных идей. Вот всем нам знакомые:

14) Всеведущий бог = [ЧЕЛОВЕК] + особые познавательные способности.

15) Являющиеся людям призраки = [ЧЕЛОВЕК] + отсутствие материального тела.

16) Реинкарнация = [ЧЕЛОВЕК] + отсутствие смерти + доступ к дополнительному телу.

17) Зомби = [ЧЕЛОВЕК] + лишение когнитивных функций.

18) Вселение = [ЧЕЛОВЕК] + отсутствие контроля над собственной речью.

19) Непорочное зачатие = [ЧЕЛОВЕК] + особое биологическое свойство.

20) Слушающая статуя = [ОРУДИЕ] + когнитивные функции.

Тот же принцип распространяется и на другие, менее знакомые понятия. Даже не зная ничего о культурном контексте этих описаний, мы видим, что каждое из них представляет собой сочетание определенной онтологической категории с особым свойством:

21) Испытывающие жажду исчезают = [ЧЕЛОВЕК] + особые биологические и физические свойства.

22) Одеколонные призраки = [ЧЕЛОВЕК] + невидимость + утоление жажды парфюмерией.

23) Люди с летающим органом желудка = [ЧЕЛОВЕК] + дополнительный орган.

24) Часы-контрразведчик = [ИНСТРУМЕНТ] + распознавание врагов.

26) Гора-гурман = [ПРИРОДНЫЙ ОБЪЕКТ] + пищеварение.

27) Река-хранитель = [ПРИРОДНЫЙ ОБЪЕКТ] + неприятие инцеста.

28) Лес-хранитель = [ПРИРОДНЫЙ ОБЪЕКТ] + любовь к музыке.

Это, разумеется, крайне упрощенная картина существующих в сознании человека представлений. Но в этом ее преимущество. Излагая понятия в таком виде, мы выявляем очень важное свойство религиозных концепций. Каждая из этих «статей» мысленной энциклопедии включает онтологический вход в квадратных скобках и «маркер» особых характеристик нового понятия. На первый взгляд, маркеры, добавляемые к базовой категории, совершенно разные, однако у всех у них имеется одна общая черта: заявленная в маркере информация противоречит данным онтологической категории.

Поскольку свойство действительно важное, остановлюсь на нем подробнее. Обращаясь к онтологической категории, например ЖИВОТНОЕ, мы получаем всевозможные предположения об объекте, идентифицированном как принадлежащий к категории ЖИВОТНЫХ. Вышеперечисленные понятия: 1) активируют категорию и 2) утверждают нечто противоречащее присущему данной категории. Категория ЧЕЛОВЕК (своего рода мини-теория о человеке) подразумевает принадлежность к живым объектам, а живые объекты рождаются от других живых объектов того же вида и растут, если их кормить. «Статья» о РАСТЕНИЯХ утверждает, что они неодушевленные (ускорение им можно придать лишь толчком), что они растут, им необходимы питательные вещества и т. д. «Статья» о ПРИРОДНЫХ ОБЪЕКТАХ подсказывает, что они не только неодушевленные, как растения, но и не живые и т. д. Однако религиозные представления частично идут вразрез с этими данными. Они рисуют ЧЕЛОВЕКА (по умолчанию обладающего телом) без тела, приписывают ПРИРОДНЫМ ОБЪЕКТАМ (по умолчанию лишенным физиологии) физиологические процессы, РАСТЕНИЯМ (по умолчанию неодушевленным) одушевленность, а ОРУДИЯМ (лишенным биологических и когнитивных свойств) биологические свойства и когнитивные способности. Таким образом, религиозные представления неизменно включают неожиданные, противоестественные для соответствующей категории признаки.

«Противоестественный» тут – сугубо технический термин. Он не означает необычности, необъяснимости, странности, исключительности. В данном случае противоестественность даже не всегда вызывает удивление. То есть, если у вас имеется в сознании представление о пьющих одеколон невидимках и все вокруг то и дело о них упоминают, вряд ли вы будете испытывать удивление или замешательство при каждом упоминании. Невидимки, пьющие одеколон, становятся частью привычной вам картины мира. Точно так же ни у христианина, ни у мусульманина не вызывает замешательства упоминание о том, что некто всемогущий наблюдает за каждым их шагом. Это совершенно привычно. И тем не менее эти представления противоестественны в буквальном смысле, поскольку содержат информацию, противоречащую данным соответствующей онтологической категории. В одной из последующих глав я покажу, как мы распознаем предоставляемые этими категориями данные. Пока же придется просто запомнить, что «противоестественный» нужно понимать в несколько непривычном смысле. (Возможно, пора вводить новый термин – «противоонтологический».)

Чтобы проиллюстрировать, как эти сухие формулы соотносятся с настоящими представлениями, начну с противоестественных биологических свойств. В нашей мысленной энциклопедии биологические свойства числятся за определенными онтологическими категориями (ЖИВОТНОЕ, ЧЕЛОВЕК, РАСТЕНИЕ). Поэтому, когда мы приписываем физиологические или другие биологические процессы категории, таких свойств по умолчанию не имеющей, наши представления о ней нарушаются. Живущий в Андах народ аймара видит определенную гору как живой организм – с корпусом, головой, руками и ногами. Кроме того, ей приписываются физиологические свойства: она «кровоточит» и «питается» мясом жертвенных животных, раскладываемых в определенных местах. На специальных алтарях в жертву горе приносится сердце или утробный плод ламы, чтобы гора, насытившись, наделила плодородием поля. Жрецы «закачивают [жертвенную] кровь и жир, основу жизни и энергии, в остальную часть тела горы». Подобный перенос биологических свойств, ассоциируемых с животными, растениями и людьми, на объект, в других случаях классифицируемый как неживой природный, присущ целому спектру ритуальных обрядов и толкований.

У этих людей нет никакой фантастической онтологии, рисующей любую гору живым организмом с процессами пищеварения, как у лам, людей или коз. Данное сверхъестественное представление приписывает обладание некоторыми физиологическими признаками лишь этой горе. Другие горы – такие же неодушевленные природные объекты, как скалы и реки, это подразумевается в Андах, как и во всем остальном мире, в буквальном смысле по умолчанию. И потому представление об одной горе как обладательнице физиологии привлекает внимание лишь в силу противоречия интуитивному знанию.

Животное любого вида в наших интуитивных категориях принадлежит лишь к своему виду. Внешними различиями наша интуиция пренебрегает. В частности, любой человек (даже маленький ребенок) интуитивно догадывается, что все представители вида внутри устроены одинаково: и у всех коров внутренности одинаковы, и у всех жирафов тоже. Нарушение этого принципа в представлениях о сверхъестественном встречается часто – не только в религиозных, но и в мифологических и сказочных. В шумерском «Эпосе о Гильгамеше» друг и соратник главного героя Энкиду – наполовину человек, наполовину животное. У некоторых героев эпоса народа фанг железный желудок и печень, что делает их неуязвимыми. К этой же категории относится еще один, возможно, более знакомый пример из области религии – концепция женщины, родившей ребенка без полового акта с мужчиной: один и тот же вид (женщина такой же человек, как и другие), но противоестественная физиологическая особенность (воспроизводство отличным от остальных представителей вида способом).

У фанг считается, что у некоторых людей есть внутренний орган под названием эвур, наделяющий их талантом в начинаниях, выходящих за рамки повседневной бытовой деятельности. Выдающееся красноречие, деловая хватка, умение выращивать особенно обильный урожай – все это благодаря эвуру. В представлении фанг это небольшой дополнительный орган, расположенный где-то в желудке. При рождении он либо есть у человека, либо нет, но установить это доподлинно затруднительно. Как эвур себя проявит, зависит от внешних обстоятельств, поэтому наличием дополнительного органа объясняются как положительные события и качества обладателя (талант или обаяние), так и отрицательные. Болезни и невзгоды в большинстве случаев связываются с эвуром. Некоторые обладатели эвура якобы покушаются незримо на других людей, пьют их кровь и насылают на жертву несчастья, болезни и даже смерть. Мало найдется преуспевших людей, которых не подозревают в подобных колдовских покушениях с целью завладеть чужим талантом или богатством.

Представление об эвуре согласуется с одними интуитивными ожиданиями, связанными с биологией, и противоречит другим. Оно интуитивно в том, что мы регулярно строим допущения по поводу скрытых внутренних свойств животных. Тигры агрессивны, а куры – нет, тигрицы рождают детенышей, куры несут яйца. И происходит это вне зависимости от условий обитания или питания. Мы предполагаем, что очевидные различия в наблюдаемом поведении вызваны внутренними различиями, устройством этих животных. С другой стороны, мы не предполагаем таких кардинальных различий между представителями одного вида. Все тигры и все куры предположительно имеют одно и то же внутреннее строение (за исключение половых органов). И вот тут – в допущении, что у некоторых людей набор внутренних органов может отличаться, – понятие эвура идет вразрез с интуицией.

Значимость и постоянство принадлежности к виду (трубкозубом родился – трубкозубом помрешь) – это естественное интуитивное предположение. Поэтому неудивительно, что к числу распространенных сверхъестественных механизмов относятся метаморфозы. Люди превращаются в животных, животные – в горы или скалы и т. п. И снова эти представления иллюстрируют, насколько сильнее, чем нам кажется, структурировано представление о сверхъестественном. Во-первых, обратите внимание, что преображение, как правило, совершается не полностью. То есть принц, «превратившийся в лягушку», не становится лягушкой в буквальном смысле – иначе тут и сказке конец. Такая лягушка вела бы свою привычную лягушачью жизнь, что замечательно, но сюжетного интереса не представляет. Читателю или слушателю в таких сказках интересно другое – сознание принца, заключенное в лягушачьем теле, что резко меняет дело.

Во-вторых, сам по себе выбор вида или рода ограничен интуитивной онтологией. Психологи Франк Кил и Майкл Келли, перелопатив большой массив мифологического и фольклорного материала, запротоколировали, что превращается во что и как часто. Из результатов видно, что большинство мифических метаморфоз происходят между близкими онтологическими категориями. Люди превращаются в животных гораздо чаще, чем в растения, причем в большинстве случаев в млекопитающих и птиц, а не в насекомых и бактерии. Животные превращаются в других животных и растения гораздо чаще, чем в неподвижные природные объекты. В предметы и люди, и животные превращаются редко. Хорошо, а какие онтологические категории считаются «близкими»? Те, у которых пересекаются умозаключения. Превращать принца в лягушку логично, потому что лягушки – одушевленные, могут скакать, куда захотят, у них есть цели и намерения и т. д. Поэтому насчет превращенного в животное персонажа можно продолжать делать всевозможные умозаключения. Можно утверждать, что он знает о возможности спасения его принцессой, надеется встретить ее, пытается ее поцеловать и т. д. Если бы принца превратили в комнатную герань, вообразить все это было бы гораздо труднее, а если в карбюратор, то и вовсе проблематично.

Эти две характеристики – превращение бывает неполным и в нем задействуются близкие категории – взаимосвязаны. Обе сохраняют источник умозаключений. Разумеется, никто не просчитывает эффект от онтологического выбора заранее. Просто интуитивные предположения либо дают богатый урожай умозаключений, либо нет – и сказка либо получается интересной, либо нет.

Должен сказать, что понятие метаморфозы, как я успел убедиться, применительно к этой теории сверхъестественного иногда вызывает недоумение. «Ну как же! – говорят мне. – Почему это метаморфозы вдруг классифицируются как противоестественное? Они ведь происходят на самом деле! Гусеница превращается в бабочку. Это естественный процесс». Именно поэтому важно четко понимать, о чем мы сейчас ведем речь. Интуитивные онтологические категории и принципы не всегда представляют собой точное и истинное отражение происходящего в окружающей среде. Это всего лишь наши интуитивные предположения, не более того. Превращение гусеницы в бабочку, если считать их разными видами, нарушает принцип неизменности вида. Разумеется, можно уладить дело, рассматривая гусеницу и бабочку как представителей одного вида на разных стадиях довольно уникального процесса развития и роста. Однако это идет вразрез с интуитивным представлением о процессе. Итогом роста мы ожидаем увидеть укрупнение и усложнение изначального телосложения, а не два разных вида живых организмов, совершенно функциональных, но каждый по-своему, как в случае гусеницы и бабочки. Словом, естественная метаморфоза такого рода, как бы вы ее ни обставляли, является противоестественной именно в том смысле, который я обозначил выше, то есть она нарушает интуитивные, закладывающиеся на раннем этапе ожидания от онтологической категории ЖИВОТНОЕ. В живой природе еще много аспектов, идущих вразрез с нашими интуитивными биологическими предположениями.

Обратимся к другой области. Довольно часто противоестественные представления возникают на почве приписывания разным объектам или растениям мыслительных способностей – умения воспринимать происходящее вокруг, понимать человеческую речь, запоминать события и иметь намерения. В первой главе я упомянул статуэтки, служащие посыльными шаманов народа куна. В качестве более близких примеров можно привести моления статуям богов, святых или героев. В этом смысле одушевляться могут не только предметы, но и неодушевленные объекты живой природы. Пигмеи, живущие в лесах Итури, в частности, говорят, что лес живой, у него есть душа, он «заботится» о них и особенно щедр к компанейским, дружелюбным и честным – они всегда возвращаются с богатой добычей, потому что лес ими доволен.

В качестве более подробной иллюстрации возьмем описанное антропологом Венди Джеймс «поклонение эбену» – недавний, но процветающий культ у говорящих на языке удук народов Судана. У этих людей считается, что эбеновые деревья обладают свойствами, отличающими их от других растений и природных объектов. Деревья могут подслушивать разговоры, не предназначенные для чужих ушей, а также в силу своего положения располагать определенного рода сведениями: «[Эбеновые деревья] знают о действиях арум [душ, духов, в том числе людей, не погребенных как положено] и дхату (колдунов), равно как и других источников психической активности».

Если бы эбеновые деревья хранили услышанные разговоры, планы и заговоры за семью печатями, это вряд ли вызвало бы чей-то интерес (вспомните примеры с мгновенно забывающими призраками или богом, который не ведает, что творится вокруг). Но деревья могут являть услышанное на свет. Чтобы обнародовать особо скабрезные сплетни или колдовские козни, прорицатель берет прут эбенового дерева, сжигает его и сыплет пепел в плошку с водой. В рисунке пламени и узорах, которые пепел образует на поверхности, читается пророчество. Пятна пепла не только выявляют суть проблемы, но и подсказывают решение: например, направляя прорицателя к тому месту, где томится в плену отделенная от тела душа. Таким образом, эбеновые деревья выступают свидетелями совершенных злодеяний и подсказывают, как разрешить проблемы.

Поверье об эбеновых деревьях нельзя считать плодом безудержной фантазии – оно опирается на конкретные умозаключения, причем жестко ограниченные. Например, деревья не могут запомнить того, что не происходило. Они не могут запомнить еще не случившееся событие. На первый взгляд, это само собой вытекает из слова «запомнить», но в действительности я ставлю здесь телегу перед лошадью. Мы (и удук) называем это «запоминанием» как раз в силу ограничений, накладываемых на то, как деревья усваивают информацию. Откуда берутся эти ограничения? Поскольку удук не теологи, вряд ли кто-то из них брался проанализировать этот вопрос. Тем не менее очевидно, что ограничения могут существовать и без объясняющей их теоретической базы. Деревья запоминают то, что случилось, а не то, чего не случалось, потому что они, так сказать, «проникаются» происходящим, как наши глаза и уши видят и слышат. Наше интуитивное представление о сознании подсказывает, что происходящее откладывается в нем в ходе свершения и в силу свершения, и то же самое интуитивное представление распространяется на эбеновые деревья.

Мысленная установка – это настолько богатый источник умозаключений, что мы спонтанно обращаемся к ней даже в тех случаях, когда привычные предположения оказываются под вопросом. Возьмем, например, типичный случай вселения, описанный Майклом Ламбеком у жителей острова Майотта. Впавший в транс человек «отсутствует, пропадает неизвестно куда», обычная коммуникация с ним невозможна. Тем самым нарушается ключевое интуитивное умозаключение, что сознание – это «координационный центр», где планируется и контролируется поведение человека. Поэтому, когда человек вроде бы здесь, вроде бы жив-здоров, но «отсутствует» с точки зрения функций сознания, это противоестественно. Заметьте, на этом умозаключении не останавливаются. Окружающие предполагают не только «отсутствие» сознания у впавшего в транс, но и «замещение» его чужим сознанием. В человека вселился дух и теперь там хозяйничает – однако этот дух подчиняется стандартным предположениям по поводу сознания. С вселяющимся духом ведут переговоры, как правило увещевая его вернуться туда, откуда он пришел, а изгнанное сознание впустить обратно в тело. Переговоры основаны на негласной проекции психологических предположений, описанных выше применительно к обычным призракам. Предполагается, что духи располагают какими-то сведениями, что у них есть убеждения, а кроме того, они желают свершения определенных событий. На этой многосоставной гипотезе строятся все переговоры, ведущиеся в этих противоестественных обстоятельствах. Призраки на Майотте бывают разными и действуют по-разному. Некоторые наглецы охочи до парфюмерной продукции и без глотка-другого одеколона уходить отказываются.

Как видите, в ходе этого кратчайшего экскурса в экзотические для Запада представления мы прошлись почти по всем незнакомым религиозным концепциям из моего списка. Почти, но не по всем. Пора признаться, что представлений об исчезающих от сильной жажды людях или о часах, следящих за врагами, не существует, по крайней мере насколько мне известно. (Тем не менее моему другу Майклу Хаусману в ходе проведения антропологических исследований в Камеруне довелось слышать о волшебных часах, предсказывающих точное время визита знакомых владельца, – не столь параноидальная, вполне мирная фантазия, которую никто не принимал всерьез.) Представление о том, что всевозможные природные катаклизмы провоцируются инцестом, распространено в разных уголках мира, однако поверье о текущей вспять реке я выдумал. При этом вымышленные мною представления ничуть не более фантастичны и не менее последовательны, чем остальные, перечисленные в списке.

Зачем, в принципе, приводить вымышленные примеры? Мы ведь хотим разобраться в реально существующих религиозных представлениях, закрепившихся в той или иной культуре и наблюдающихся в слегка различающихся вариациях в разных культурах? Все дело в том, что успешные, распространяющиеся в культуре концепции обладают определенными качествами. Из этого следует, что человеческое сознание восприимчиво не только к реально существующим представлениям, но и ко многим другим, потенциальным, если они соответствуют этой модели. Мы хотим описать спектр возможных религиозных концепций. И как я покажу ниже, теперь у нас есть экспериментальные средства, позволяющие проверить, есть ли у нового, искусственно созданного представления о сверхъестественном потенциал для распространения.