Алекс де Клемешье. Затерянный Дозор

Непогода всегда обходила стороной Лос-Сапатос. Грозы бушевали над океаном, шторма застревали в частой расческе торчащих из воды скал Акульей Челюсти, водяные смерчи вились на изломанных ногах где-то вдалеке, а над островом тем временем триста дней в году сияло солнце. Наш сосед справа, старик Донни Карлсдейл, говорил что-то о горных породах, так щедро отдающих накопленное тепло, что воздух над ними постоянно движется в одном направлении, снизу вверх, выталкивая с занятого места все мало-мальски приличные грозовые тучи. Наша соседка слева, миссис Рэтклифф, выражалась проще: «Господь любит нас, деточка, вот и не допускает ненастья». Мистер Аарон Пристли, которому доводилось слышать и ту, и другую версию, лишь усмехался в густую длинную бороду, но никак не комментировал эти высказывания. Хотя его комментарии мне бы хотелось услышать даже больше, чем ответы соседей. На мой же взгляд, уверенность миссис Рэтклифф никак не противоречила уверенности мистера Карлсдейла: если господь нас любит, он запросто мог устроить так, чтобы Лос-Сапатос как раз и находился на каменной платформе, состоящей из подходящих горных пород, верно?

В качестве косвенного доказательства теории тетушки Рэтклифф я мог бы привести тот довод, что дожди у нас все же случаются. Иначе нам пришлось бы круглосуточно таскать воду из родника на Пике, чтобы поливать большой огород мистера Делакруа по прозвищу Канадец. Впрочем, и к гипотезе тетушки у меня имелись претензии. Лично я на месте господа, обладая всемогуществом, не стал бы создавать для любимых чад мир, в котором столько неудобств. Очевидно, отец наш небесный не столько любит, сколько, скажем откровенно, приглядывает. Как мистер Аарон, заботящийся о каждом и обо всех сразу. Только Аарон Пристли заботится исключительно о населении городка на Лос-Сапатос, а у господа территория побольше.

Как бы то ни было, во вторник ближе к полудню произошло событие из ряда вон выходящее: на остров обрушился торнадо.

Мы с Майрой ходили за питьевой водой к роднику; вернее, уже возвращались с полными ведрами. Пик, на вершине которого бьет ключ, довольно высок, а ручеек, как назло, стекает не в сторону городка, а на северную оконечность острова, которую мы зовем Эль-Сепильо-де-Сапатос и на которой, кроме старой водяной мельницы и длинной узкой полосы песка, заваленного неподъемными булыжниками, ничего и никого нет. Лестница, местами вырубленная в скале, местами сплетенная из веревок с деревянными перекладинами, довольно крута. Мне-то это не помеха – я давно уже таскаю по два ведра и практически ничего не расплескиваю. А Майра, хоть и старше меня почти на пять лет, по два таскать боится: в одной руке несет воду, другой балансирует или держится за поручни в тех местах, где они имеются. Я уже спустился вниз, а она, отстав на два десятка ступеней, все еще возилась на склоне.

Мне думалось о том, что если и есть на свете несправедливость (а она, конечно же, есть!), то здесь и сейчас она выражается в том, что Майра меня абсолютно не стесняется. Вот нисколечко! Если бы у подножия стоял любой другой мужчина, будь то Пристли, Канадец или даже ее собственный отец, девушка непременно придерживала бы подол платьица так, чтобы снизу под него невозможно было заглянуть. Но сейчас она совершенно спокойно демонстрировала заголившиеся бедра, не обращая на меня ни малейшего внимания. Она и купаться могла со мной пойти в обычном лифчике и трусиках, не удосужившись переодеться в купальный костюм, как делала всегда, если на берег с нею шел кто-то другой. Короче, вела себя со мною так, словно я по-прежнему маленький мальчик, смущаться которого не стоит, потому что он все равно ничего не соображает. Не то чтобы я был против полюбоваться ее стройными ножками и обтянутой трусиками попой – нет! Каждый такой эпизод добавлял самых разных фантазий перед сном на неделю вперед. Но как же было обидно всякий раз натыкаться на то, что тебя не воспринимают всерьез!

В общем, в этот самый момент с океана пришел гул, небо стремительно нахмурилось, подул ветер, еще выше вздымая подол легкого платьица Майры. Я привстал на цыпочки, чтобы взглянуть поверх кустов на источник гула, и натуральным образом вытаращил глаза. Гигантский смерч, покачиваясь, двигался аккурат на наш остров. Не левее, не правее, а точнехонько между левым и правым Башмаками.

Майра вскрикнула и выронила ведро; железная ручка лязгнула, выплеснувшаяся вода хлестнула меня по щиколоткам, но я был всецело поглощен зрелищем, чтобы отвлекаться на такие пустяки. Черная воронка завораживала. Казалось, она в диаметре – как весь наш остров, а высотой – трудно даже предположить. Я видел, как из дома выскочила тетушка Рэтклифф, всплеснула руками и убежала обратно. Я видел, как из картофельной ботвы торчит голый по пояс Канадец с мотыгой в руках – застывший, словно статуэтка Девы Марии в нашей церковке. Я видел, как мама торопливо закрывает окна ставнями. А еще я видел, как на берег, навстречу надвигающемуся чудовищу, бежит Аарон Пристли. Шквалистый ветер трепал его длинную бороду и простую белую рубаху с широкими закатанными рукавами.

Аккуратно поставив на землю оба ведра и наказав Майре, чтобы та спряталась в ложбинке и не высовывалась, я стремглав кинулся за мистером Аароном.

Los zapatos в переводе с испанского – башмаки. Наш остров, если на него посмотреть со стороны Акульей Челюсти, действительно похож на высокие ботинки, которые кто-то поставил пятками вместе, носами врозь. Длинные сросшиеся «задники» образуют Пик, куда мы лазаем за питьевой водой. Между широко расставленных «мысков» – отмель и тот самый пляж, куда все мы ходим купаться. На самих «ботинках» – огороды, общие погреба, гараж и мастерские, церковь, полицейский участок и два десятка домов, самый большой и видный из которых «Грейсленд» – особняк мистера Аарона. Я как представил, что все это сметет в океан через какую-то четверть часа – у меня в животе мгновенно что-то поджалось, да так неудачно, что дышать полной грудью стало больно.

Минут через пять я практически нагнал Пристли. Точнее, он сам остановился на краю нашего пляжа, а я остановился чуть поодаль, не решаясь приблизиться и попасться ему на глаза в такой напряженный момент, но и не в силах куда-либо спрятаться. Волны, перемолотые Акульей Челюстью, со злобным шипением докатывались до сандалий мистера Аарона и сбегали обратно, и все-таки чувствовалось, что сегодня они настроены как-то особенно враждебно. А черная воронка торнадо уже вплотную подобралась к гряде острых скал. Я видел (или мне казалось, что вижу) в закрученном спиралью могучем вихре обломки деревьев и каких-то крупных предметов. На моих глазах камни у основания клыков Акульей Челюсти, расшатанные штормами, но устоявшие до сей поры, вдруг задрожали крупной дрожью, а потом один за другим поднялись в воздух и зависли, будто по волшебству. А затем торнадо буквально слизнул их, вобрал в свое прожорливое чрево.

Аарон Пристли вдруг сделал движение обеими руками, словно отгонял муху, и заорал что есть мочи:

– Прочь! Про-о-очь!

При других обстоятельствах мне стало бы смешно: кричать на торнадо, да еще и отмахиваться от него, как от живого, – вот ведь идиот! Однако сейчас было совсем не до смеха. Вот только я никак не мог сообразить, было ли это жестом отчаяния или чего-то еще. На Лос-Сапатос не принято было вслух обсуждать эту тему, но все прекрасно знали, что Пристли – не простой человек, не обычный. Мне бы очень хотелось, чтобы сейчас, внемля взмаху и окрику, черная воронка отвернула в сторону или, не меняя скорости, ринулась восвояси, как и повелел ей мистер Аарон.

Однако торнадо продолжал переть на остров.

Когда воронка коснулась длиннозубой расчески Акульей Челюсти, раздался такой грохот, что мне пришлось зажать уши ладонями – это обломки, вращающиеся внутри смерча, стали врезаться в скалы, разбиваться вдребезги, рассыпаться в пыль. «Нога» торнадо подкосилась, споткнувшись о самые крепкие клыки… А следующие несколько мгновений я пропустил, потому что меня схватила за руку до смерти перепуганная матушка, невесть как оказавшаяся на пляже, и потащила прочь от берега. Я отчаянно сопротивлялся, извивался, и в какой-то момент мне удалось вывернуть шею таким образом, чтобы застать невероятное.

Торнадо приблизился к пляжу шагов на пятьдесят, его подавляющая воображение громада внезапно выплюнула из себя нечто громоздкое, вертящееся, окутанное тучей пыли и обломков. Аарон Пристли сделал еще одно движение – теперь уже резкое, четкое, властное. Черная воронка застыла на месте, будто сфотографированная. Я поджал под себя ноги и упал коленями на песок – теперь матери пришлось бы тащить меня волоком, но она и так слишком вымоталась, пока тянула меня за руку. Она выпустила мое предплечье и разрыдалась, крестясь и причитая. Но прощение я у нее вымолю потом, позднее, а сейчас…

Сперва раздался лязг – это приземлилось на песок то самое, громоздкое, оказавшееся большим грузовиком. Упал он с приличной высоты, на все четыре колеса сразу. Скрежетнули рессоры, кабину мотнуло вперед с такой силой, что не оставалось сомнений – оторвет. Однако она словно была прикреплена к каркасу на пружинах – качнулась раз-другой и замерла. В этот момент я заметил внутри человека – живого человека, сидящего на месте водителя, взъерошенного, вытаращившего от ужаса глаза, напряженно вцепившегося в руль. Едва автомобиль утвердился на берегу, мужчина повернул ключ зажигания, дернул рычаг, крутанул руль и сдал задом, да так лихо, что я аж присвистнул: у нас некоторые на своих драндулетах на третьей передаче ездят медленнее, чем он на задней скорости!

Надо признать, реакция мужчины оказала ему добрую услугу – стоило ему сдвинуться с места на пару десятков шагов, как тут же туда, где только что стоял грузовик, просыпалось все, что сумел скопить в себе смерч. Целая гора булыжников, стволов, веток, дохлых птиц и прочего мусора рухнула с небес! А от воронки не осталось и следа.

Чудом спасшийся водитель открыл дверцу (для этого ему пришлось несколько раз толкнуть ее плечом) и буквально вывалился наружу. Лицо и рубашка его были в крови.

– Боже всемилостивый! – ахнула матушка.

– Срань господня! – в унисон ей воскликнул я, за что немедленно получил подзатыльник.

– Какого дьявола ты тут делаешь?! Что ты здесь забыл?! Убирайся! – одновременно с нами в ярости вскричал Пристли, двинувшись на незнакомца, и мне почудилось, что в ладони его засиял огненный шар.

– Не дури! – откликнулся водитель. – Ты же видишь – я тут не по своей воле. Убрался бы с радостью, да только… – Он, похоже, тоже заметил огненный шар и поднял руки ладонями вперед. – Погоди, не сходи с ума! У меня и сил-то нет тебе сопротивляться…

Мистер Аарон постоял секунду в таком напряжении, словно собирался броситься на мужчину с кулаками. Потом опустил руки и чертыхнулся. Мы с мамой переглянулись: редко когда услышишь ругательства из уст Пристли, да еще в таком количестве. Но еще более странным было то, что он сказал водителю – какого черта тот здесь делает. Как будто не на его глазах машину принес торнадо.

Потом мы повели мужчину в город. Вернее, шел он сам, пусть и шатало его из стороны в сторону. Пропустив незнакомца на пять шагов вперед, за ним следовал Пристли, смотря ему в затылок таким взглядом, будто собирался прожечь там новые глазницы. За мистером Аароном шли мы с мамой.

– Диего, ты не мог бы сбегать к Карлсдейлу и Хоуку-младшему, чтобы они… разобрались?

Артур Хоук, сын рыбака Хоука по прозвищу Рыба-пила, был прекрасным механиком. Только благодаря его золотым рукам (так говорили взрослые) драндулеты все еще бегали по нашим улочкам. Понятное дело, уж если кому и поручать «разобраться» с грузовиком, так только ему. Но мне не хотелось никуда бежать, мне хотелось идти через весь город и наблюдать за незнакомцем, и чтобы все жители видели, что я иду рядом с мистером Аароном. Дело даже не в том, что мне нравилось конвоировать чужака, – дело в тех обстоятельствах, в которых мы оказались вместе с Пристли. Ведь только мы вдвоем с ним выбежали навстречу торнадо! Только мы не побоялись! Правда, картину портила мама, которая невесть зачем примчалась на пляж, а теперь еще и шла в ногу со мной. Будто у нее других забот мало!

А незнакомец… ну да, мне было интересно на него пялиться, и я совершенно этого не стеснялся. Разумеется, я знал, что где-то за океаном есть и другие острова. А старик Карлсдейл утверждал, что помимо островов существует Большая земля, настолько огромная, что даже если подняться на самую высокую гору – океана не будет ни слышно, ни видно. Последний факт казался мне сомнительным, однако я вынужден был принять его на веру.

А раз есть другие острова – должны быть и другие люди. Мистер Пристли приносил мне учебники и книги. Ведь кто-то их сочинял? Кто-то придумывал разные интересные истории и скучные задачки по арифметике? Когда я был совсем маленьким, я время от времени спрашивал про героев какого-нибудь из понравившихся рассказов: «А они тоже жили на Лос-Сапатос? А они сюда еще вернутся?» Ну, тогда у меня в голове не укладывалось, что на свете может существовать кто-то, кто никак не связан с Городком-на-Башмаках. Потом уложилось. Я свыкся с тем, что никого из этих героев мне никогда в жизни не повстречать. Ни тех, кто написал книжки, ни тех, про кого там написано. А тут вдруг – чужак! С другого острова! А возможно, и с самой Большой земли! Ну и как же мне было не пялиться? И вдруг такое несвоевременное поручение.

– Сэр, – ответил я рассудительно, – я думаю, мистер Карлсдейл со вчерашнего вечера не ослеп, а значит, прекрасно видел, что произошло. Поэтому он и сам мог бы догадаться поднять свою худую задницу… Ай!

Матушка вновь отвесила мне подзатыльник, а мистер Аарон рассеянно заметил:

– Мария, твой сын начал сквернословить. Похоже, общение с Хоуком-старшим не идет ему на пользу. Диего, я потом придумаю, как тебя наказать.

Ничего себе! Что-то я ни разу не видывал, чтобы он кого-нибудь наказал за слово «задница»! Хоук-Рыба-пила и похлеще выражался – и ничего! А совсем недавно и сам мистер Пристли поминал дьявола. Обиженный, я решил, что теперь и вовсе не пойду никого звать.

– Врача бы… – робко начала матушка.

– Не нужен ему врач! – грубо оборвал ее Пристли, но тут же покаялся: – Извини меня, Мария. Просто ты не знаешь этого человека, не представляешь, на что он способен…

– А вы, мистер Аарон? Вы его знаете? – не утерпел я. – А как его зовут? А он с другого острова, да, сэр?

Пристли недовольно буркнул что-то в бороду, затем, все так же не сводя недобрых глаз с чужака, повысил голос:

– Эй! Как тебя звать?

Незнакомец мельком обернулся. Кровь на его лице уже подсохла. Он криво усмехнулся и бросил через плечо:

– Можете называть меня Гюнтером Штайгером. Или Каем Хансеном. Или…

– Достаточно! Видишь, Диего? Наш незваный гость даже знакомиться с нами не желает, скрывает свое имя, потешается. Так что не вздумай начать жалеть его, как твоя мать. Понял?

Я энергично закивал.

Возможно, мне показалось, но всегда уверенный в себе и своих словах мистер Пристли сию минуту выглядел растерянным. Появление Гюнтера-Кая явно выбило его из колеи, да и не его одного: я видел, как таращатся на нашу процессию жители городка. Кто-то пугливо выглядывал из окна, кто-то, презрев осторожность, подходил ближе. Но все они – все! – были не в своей тарелке. На мистера Аарона посматривали вопросительно – дескать, что происходит и как ты намерен поступить?

Заплакал ребенок. Для него незнакомец – все равно что жуткий злодей из сказки. Чужой в привычном мире – даже мне не по себе, а уж малькам и вовсе должно быть страшно до кишечных колик.

Возле полицейского участка нас дожидался Донни Карлсдейл. Знал ведь старикан, куда мы в итоге придем! Он сделал навстречу пару торопливых шагов.

– Это чудо! Настоящее чудо! Побывать в самом сердце торнадо и выбраться живым! Мистер, как вы себя чувствуете?

Он потянулся к Гюнтеру-Каю, будто хотел пожать ему руку, но под суровым взглядом мистера Аарона вздрогнул и отступил в сторонку. Тем не менее зашел в участок следом за нами, а вместе с ним – и еще несколько человек. Я думал над словами старика Донни. Значит, чудо? Человек пересек океан внутри торнадо и остался жив – это чудо? А то, что мистер Аарон остановил торнадо за минуту до того, как смерч накинулся бы на все наши постройки, за минуту до того, как мы могли бы присоединиться к грузовику незнакомца в чудовищном вихре, – вот это не чудо?

Пристли отворил решетку камеры и небрежным жестом показал чужаку, чтобы он проследовал туда. Гюнтер-Кай нехорошо оскалился, но послушно зашел внутрь. Пристли повернул ключ и подал нам знак отойти с ним в дальний угол.

– Друзья мои, – проговорил мистер Аарон, – я вижу на лицах многих из вас недоумение. Да, я знаю, в подобных случаях следовало бы отвести человека к врачу, дать ему прийти в себя, а если необходимости в этом нет – принять его со всем радушием жителей Лос-Сапатос. Я и сам мечтал о том, чтобы однажды порог моего «Грейсленда» переступил дорогой гость. Но этот чужак – не гость и не друг.

– Но какие могут быть у нас враги, сэр? – удивился я.

Пристли подумал, прежде чем ответить:

– Он, может, и не враг, но человек опасный! Поэтому я запрещаю вам приближаться к камере и разговаривать с ним. Это всем понятно? А я пока решу, что нам с ним делать дальше.

– Но его же нужно покормить! И дать возможность смыть грязь и кровь!

О, а я и не заметил, что к нам присоединилась Майра! Она поминутно косилась в сторону камеры с Гюнтером-Каем.

– Да, покормить нужно, – с неохотой признал мистер Аарон.

– Я принесу! – тут же вызвалась Майра.

– Стоп! – неожиданно рявкнул Пристли. – Нового мужика увидала – и уже подхватилась! Что, совсем невтерпеж?

Майра стала бордовой, как один из сортов томатов на огороде Делакруа. Я, честно говоря, не понял, почему Пристли нагрубил ей, за что оскорбил на глазах у всех присутствующих. Зато понял, что после таких слов Майра к незнакомцу даже близко не подойдет, даже глаз на него не подымет. Хоть и разозлился я на тон мистера Аарона, а все-таки немного успокоился.

Временами мне становилось жаль Майру: из всех мужчин на острове ей по возрасту подходили только двое. Но один из них, механик Артур Хоук, три года назад женился на вдове Макбрайт. Я слышал, как еще до этой свадьбы мама с Карлсдейлом обсуждали вдову, и мама тогда сказала, что жаль, мол, бедняжку, потому что «ее духовка еще способна испечь пирожок». Три года назад я еще не понимал, как духовка связана с потерей мужа. Потом я еще раз услышал про пекущийся пирожок, когда Макбрайт по совету Аарона Пристли вышла замуж за Хоука. Собственно, вон он, «пирожок», на улице, сидит в пыли и глазеет по сторонам, наверняка тот самый, что расплакался при виде незнакомца.

Вторым возможным женихом для Майры был Канадец. После того как Хоука связали узами брака, все были уверены, что юная Майра создаст семью именно с Делакруа. А больше и не с кем было! Но Канадец не дотерпел до ее совершеннолетия и полез ей под юбку, когда девушке не исполнилось и пятнадцати. За это мистер Аарон Пристли, разгневавшись, на десять лет лишил его мужской силы. Потом, правда, раскаивался – дескать, надо было меньший срок выбрать, пяти годков вполне бы хватило, чтобы и Делакруа свое преступление осознал в полной мере, и девка не страдала от отсутствия должного внимания. Тогда мне казалось, что в этом – прямая выгода лично для меня. Рано или поздно мне и самому исполнится семнадцать, и тогда я с огромным удовольствием возьму Майру в жены. Но пока девушка не воспринимала меня всерьез, а вернее – воспринимала исключительно как несмышленого мальчишку, с которым весело купаться и не скучно забираться на Пик за водой.

И все равно временами мне становилось ее жаль: ни подружек ее возраста, ни воздыхателей. В некоторых книжках, прочитанных мною, у девушек обязательно были воздыхатели. А если не было – они или хандрили, или начинали активно искать любовь. И если хандра Майры меня всего лишь беспокоила, то открытое проявление интереса к Гюнтеру-Каю не устраивало совершенно! Так что пусть уж так – стыд от сказанного Пристли не подпустит ее к чужаку.

На душе стало легко, я улыбнулся Майре, Майра светло улыбнулась мне, да и остальные присутствующие в участке вдруг засияли блаженными лицами.

– Сосешь, сосунок?! – рывком обернулся мистер Аарон к камере. – Да как ты смеешь?!

– Твои люди слишком взвинчены, – пожал плечами чужак, сидящий на корточках возле дальней стены, – а ты своим поведением еще больше пугаешь их. Я всего лишь забрал излишек негативных эмоций. И им легче, и я понемножку восстановлюсь.

– Забудь! – заявил Пристли властно. – Ты наверняка уже обследовал камеру и убедился, что тебе из нее не выбраться… во всяком случае, пока не накопишь достаточно силенок. А я прослежу, чтобы ты их не накопил.

– Я в твоей власти! – развел руками Гюнтер-Кай, но в голосе его мне почудилась насмешка.

– Ступайте по своим делам, – сказал мистер Аарон всем нам. – Диего, а ты задержись. Пойдем пошепчемся.

– Да, сэр.

Мы вышли на улицу, дождались, пока жители Лос-Сапатос разбредутся по дворам, а затем он сказал мне:

– Ты сообразительный парень, Диего. Ты смелый и любопытный, но и осторожный при этом. Я хочу поручить уход за чужим именно тебе. Нужно принести ему еды и воды, а также какие-нибудь тряпки – пусть ототрет кровь с лица и рук. Возьми у Канадца рубашку, у них примерно одинаковый размер. Смотри в оба, слушай и запоминай, но сам постарайся не болтать лишнего. Понятно?

– Да, сэр! – выдохнул я, очумев от перспектив. Выходило, что мистер Аарон доверяет мне больше, чем кому-либо на острове!

– Надень вот это! – Он снял с шеи шнурок с ракушкой и протянул мне. – Не снимай ни в коем случае, когда будешь общаться с чужаком. Это убережет тебя… от порчи и сглаза.

Как зачарованный я нацепил шнурок.

– Чужак такой же, как вы, сэр? – выдохнул я.

– Какой?

– Необычный, сэр!

– С чего ты взял? – недовольно буркнул Пристли.

О, у меня было множество причин думать так! Я же не младенец, чтобы не замечать, как Пристли приносит новенький топор кровельщику аккурат в тот момент, когда старый только-только сломался; я уже не удивлялся, что горючее в цистерне рядом с гаражами никогда не заканчивается; в конце концов, однажды я видел исчезновение мистера Аарона. Он тогда вышел из «Грейсленда», опаздывая в церковь на венчание Хоука-младшего и вдовы Макбрайт. Оглянулся по сторонам и, не заметив меня, буквально растворился в воздухе. И в итоге успел вовремя! Я потом специально спрашивал у тетушки Рэтклифф. А сегодня он так орал на торнадо, что тот застыл в воздухе. И после этого Пристли будет спрашивать, с чего я взял, что он необычный?

Не дождавшись ответа, он признал:

– В чем-то ты прав, Диего. Он, конечно, абсолютно не такой, как я, а я – ни в коем случае не такой, как он! Но чужак, безусловно, тоже не совсем обычный человек. Однако ты сам прекрасно знаешь, я никогда не причиню вреда кому бы то ни было на Лос-Сапатос, а о его коварстве можно только догадываться. Я поддерживаю порядок на острове, а в его сути – нарушение любого порядка. Для него ваша боль и ссоры так же приятны, как мне – ваше благополучие. Поэтому не слушай его речей! Он может начать искушать тебя, словно дьявол, сулить несметные богатства и все радости земные – не верь! А я постараюсь поскорее решить, как нам от него избавиться.

Я счел, что благоразумнее будет не продолжать расспросы, поэтому снова закивал головой. Пристли вдруг с подозрением прищурился.

– Тебе ведь хорошо на нашем острове, Диего?

Странный вопрос. Конечно же, мне было хорошо. А как иначе?

Минут через пятнадцать я уже возвращался обратно в полицейский участок. В одной руке я нес ведро питьевой воды, в другой – сумку с едой и рубашкой Канадца. Мясо мне дала мама, пироги – тетушка Рэтклифф, а тушеные бобы – Донни Карлсдейл. Чего скрывать – я весьма гордился возложенной на меня миссией. После слов Аарона Пристли о коварстве незнакомца поручение казалось еще более опасным и ответственным.

Тем не менее я пару раз с завистью обернулся в сторону пляжа, где Артур Хоук как раз исследовал необычный грузовик, на котором прибыл чужак. Мне показалось забавным, как я сформулировал последнюю фразу – прибыл! Да уж, прибыл на грузовике, перелетев через океан! Я засмеялся и оттого вошел в участок с улыбкой до ушей.

И едва не выронил ведро.

Пленник стоял вплотную к решетке камеры, взявшись за толстые прутья обеими руками, а сама решетка при этом сияла, словно кончик паяльника в мастерской! При моем появлении Гюнтер-Кай сделал шаг назад. Прутья тут же перестали выглядеть раскаленными добела. Чужак выглядел смущенным ровно секунду, потом с усмешкой обратился ко мне:

– А силен ваш старикашка! Уж никак не ниже четвертого уровня, а?

Про уровни я ничего не понял, к тому же помнил наказ Пристли не болтать без повода. Поэтому я, опасливо косясь на пленника, поставил рядом с решеткой ведро и сумку и быстренько отошел к столу.

– Он не старикашка! – проговорил я оттуда. – Его зовут мистер Аарон Пристли.

– Ага, хорошо, пусть так, – откликнулся Гюнтер-Кай. – А как вообще называется это место?

– Это место, – с улыбкой превосходства заявил я, – называется полицейским участком!

– Участок тут, положим, не настоящий, – хмыкнув, сказал чужак. – В настоящем за столами должны сидеть полисмены, должны работать компьютеры и звонить телефоны. А у вас здесь… фикция, а не участок. Роль шерифа, надо полагать, взвалил на себя дядюшка Элвис?

Я не понимал, о чем он ведет речь. Компьютеры, телефоны, шериф? Чушь какая-то. На Башмаках нет преступников – значит нет и полисменов. В участок приводили провинившихся, чтобы Пристли назначил им наказание, но это было скорее традицией.

– Так как же называется остров?

Я задумался. Название – это лишнее или нет? Можно говорить об этом с незнакомцем или нельзя? Конечно, лучше бы мне и вовсе убраться отсюда побыстрее, чтобы Гюнтер-Кай не успел меня искусить. Но интересно же!

– А как называется ваш остров? – ответил я вопросом на вопрос, сделав ударение на слове «ваш».

– Я не с острова, я с континента, из Европы. Точнее – из Германии. Слышал, наверное?

Я помотал головой и уточнил:

– А континент – это Большая земля? А Германия – город, да?

– Вас тут что, совершенно ничему не учат, Диего?

Меня учили! Более того – меня считали очень смышленым. Хотя иногда, решая неподдающиеся уравнения с дробями, я думал, что сообразительным меня, скорее, назначил мистер Аарон, как назначил Артура Хоука механиком, вдову Макбрайт – его женой, а Канадца – фермером.

– Еще как учат! – возмущенно отозвался я. – Я, между прочим, на пяти языках читать умею, включая мертвый язык латынь! И в лекарственных травах разбираюсь не хуже миссис Рэтклифф!

– Латынь, травы… В ведьмаки он тебя, что ли, готовит? – Чужак прищурился. – Да нет, не Иной ты, даже никаких предпосылок…

Я сделал попытку уйти.

– Постой! Ваш мистер Пристли – жестокий хозяин?

Хозяин? Мистер Пристли? Снова чушь!

– Он заботится о нас, – вслух произнес я. – Он строгий, но очень справедливый.

– Это вселяет оптимизм. А то сижу тут и не знаю – то ли казните вы меня, то ли так и продержите в клетке до конца моих дней.

Казним? Мы?!

– Буду надеяться, что он все-таки отпустит меня домой.

– Домой? – переспросил я. – Будете дожидаться подходящего торнадо?

Он пару секунд смотрел на меня, вытаращившись, а потом расхохотался:

– Парень, а ты с юмором! Значит, не все тут так плохо, как мне показалось вначале.

Внешне я, разумеется, ничего не показал, но вообще-то мне было приятно, что незнакомец меня похвалил.

– Почему вы не захотели назвать свое настоящее имя? – поинтересовался я.

– Потому что знание имени в умелых руках становится очень серьезным оружием. Я же не представляю, на что способен ваш старикан. Вдруг он решил бы воспользоваться?

Я вспыхнул. Почему же мистер Аарон не предупредил меня, что я не должен называть его имени пленнику?!

– О, я вижу, о чем ты подумал! – улыбнулся Гюнтер-Кай. – Не беспокойся, мне это ничего не даст, потому что Аарон Пристли – такая же выдумка, как и Кай Хансен. Ну, что ты выпучил глаза? Да, это не настоящее его имя. Впрочем, и настоящее мне известно.

– Так вы все-таки знакомы?

– Лично – нет. Но когда-то ваш благодетель был очень, очень знаменитым. – Пленник задумался. – И некоторые все еще считают его живым…

– Но ведь он и есть живой! – рассмеялся я. Ну что за идиот этот чужак?!

– Он ведь здесь с семьдесят седьмого? Впрочем, откуда тебе знать… Небось до сих пор выступает? Концерты для местных жителей дает, а?

Я хлопал глазами. Какие концерты?! Видать, крепко долбанулся мужик при падении.

– Что? – недоверчиво посмотрел на меня Гюнтер-Кай. – Неужели не поет? А я думал, вытаскивает по выходным свой белый костюм с павлином, собирает всех на площади… Неужели я ошибся? Неужели это не он?

Фразу про белый костюм следовало обдумать. Я однажды видел в шкафу у мистера Аарона белый пиджак с вышивкой и бусинками, только там был не павлин, а тигр. Может, не такой уж кретин этот чужак?

– Я пойду. Мне велели не задерживаться.

– Ступай. Спасибо за воду! В следующий раз, когда принесешь мне ужин, не мог бы ты захватить сигарет? О, я вижу по твоим глазам, что тебе это слово неизвестно. Неужели никто на острове не курит? И ни у кого не завалялось пачки «Кэмела»? Что, совсем никакого сообщения с внешним миром? Печально.

Я шел на пляж, а сам все размышлял над тем, что, возможно, это действительно печально. На Большой земле под названием Европа, в городке Германия, имеются полицейские участки, в которых есть компьютеры, телефоны и сигареты. А по улицам там ездят не драндулеты, а вот такие большие грузовики.

– Привет, Артур! Ты уже разобрался с машиной?

– Привет, Диего! – Хоук-младший вынырнул из-под днища. – Никогда ничего подобного не видел, но потихоньку начинаю соображать.

– Интересно, как делают такие машины?

Раньше я не задавался подобными вопросами. Есть Лос-Сапатос, на нем стоят дома, церковь, а в гараже – три драндулета. Еще есть океан, Пик и Эль-Сепильо-де-Сапатос. Глупо ведь спрашивать, как делают такие Пики и такие океаны? Для меня они были всегда. Как и дома, и церковь, и драндулеты.

Наверное, Артур тоже не особо представлял себе, как можно построить такой громадный грузовик, который и в мастерской-то не поместится.

– Старик Донни говорит, что это европейская машина.

Я навострил уши. Европейская! Значит, чужак не соврал, он действительно с Европы!

– Артур, а ты знаешь, что такое сигареты и Элвис?

Хоук-младший беззаботно улыбнулся:

– Нет, Диего. Это ты у нас умный, знаешь все на свете. Или когда-нибудь будешь знать. А я – всего лишь механик.

И Артур, сын рыбака Хоука по прозвищу Рыба-пила, снова полез под машину.

– Мальчишка под защитой, так что не вздумай на него воздействовать!

– Да бог с тобой, я даже не пытался!

– И не пытайся, себе же хуже сделаешь. Я тот амулет двадцать лет заряжал. И стены с решеткой три десятка лет обрабатывал, на такой вот случай как раз!

Возникла пауза, и я ясно представил себе, как Пристли прохаживается перед решеткой туда-сюда, нервно теребя бороду.

– Задал ты мне задачку, неуважаемый недруг. Угораздило же тебя!

– Угораздило, – согласился Гюнтер-Кай. – Я и сам не понимаю, почему он меня именно сюда зашвырнул.

– Вряд ли специально целился. Лос-Сапатос давно уже числится необитаемым. Уж я постарался.

– Тогда наоборот – как раз сюда и целился. Хотел, чтобы я сдох тут, на необитаемом острове.

– Может, и к лучшему бы, а? – Пристли хмыкнул. – Чего ж вы не поделили, раз до схватки дело дошло? Чем ты мог не угодить Высшему?

– Тебе какое дело, Светлый? Я же не спрашиваю тебя, какого черта ты здесь укрываешься? Создал, понимаешь, маленькое государство, сам роль кукольного царька играешь. Не противно? После того, как полмира лежало у твоих ног – затеряться посреди океана?

– Заткнись! Разве в твоих интересах выводить меня из себя? Я и так уже за сегодня пять раз склонялся к тому, чтобы отдать тебя на корм акулам.

– Не сможешь ведь, Светлый! Вот и твой коллега не смог. Ведь он тоже имел возможность меня… ну, не акулам, так под пресс вместе с Volvo отправить. Но вы же не такие! Вы – высокоморальные! – Кажется, это он сказал с нарочитым сарказмом. – Убить Иного и отправить Иного на необитаемый остров – для вас это совершенно разные вещи, не так ли? Только он в рамках Договора действовал, а ты тут вообще беспредел устроил. Если найдут это богом забытое место – крышка тебе, Светлый! Что от Дневного, что от Ночного Дозора!

– Ты ведь сейчас сам себе приговор подписываешь! Как же я тебя теперь выпущу? Мне мой покой дороже.

– Вот спокойно и выпустишь. Знак Карающего Огня мне поставишь, чтобы я никому ничего не мог рассказать. Или на Знак тебе силенок не хватит? Ну, тогда… Хочешь, Тьмой поклянусь?

– Как же тебе приспичило выбраться-то отсюда, а? Спешишь взять реванш у обидчика?

– Спешу поскорее забыть то, во что ты превратился. И чем быстрее выберусь – тем быстрее смогу убедить себя, что это был всего лишь страшный сон.

– Угомонись!

– Отпусти!

– Да как?! – Пристли повысил голос. – Даже если мы договоримся, даже если ты поклянешься Тьмой… Вертолеты сюда не летают, катера не ходят. На острове – только весельные лодки, об этом я тоже позаботился. Но на них до Большой земли не добраться. Или ты хочешь рискнуть?

– Дай мне связаться с континентом. Я вызову спасателей. Отплыву подальше, да хотя бы на те скалы, и вызову вертолет туда. Твою микроимперию никто не заметит! И я даже в благодарность помогу тебе держать над ней «сферу невнимания», а потом еще и подчищу память спасателям, чтобы не задавались вопросом, как я вообще здесь оказался. Просто исчезну отсюда – и все! Тебе же самому это выгодно: выкинуть меня из головы, не опасаться подвоха. Продолжишь свою одиночную вахту… И Volvo тебе останется – в качестве компенсации за временные неудобства. Мне всего-то и нужно подать сигнал SOS и отправить координаты! Не верю, что здесь, на Лос-Сапатос, не осталось рации.

Я снова услышал гулкие шаги мистера Аарона.

Вот уж не знаю, чего там было раздумывать. Ведь он сам учил нас, что нужно помогать ближнему! Я просто представил, что сам попал на другой остров, где все чужое, где нет знакомых. Ни мамы, ни Майры, ни мистера Аарона… Жуть! Я бы тоже стремился как можно быстрее вернуться.

– Ты прав, что не веришь, – наконец глухо проговорил Пристли. – Однако мы давно уже не пользуемся никакой аппаратурой. Вся она, включая рацию, спрятана в укрытии на Эль-Сепильо-де-Сапатос – это северная оконечность острова.

– «Обувная щетка»? – хихикнул пленник.

– Да. Это узкая и длинная каменистая полоса, напоминающая щетку для башмаков. Вот туда я и приказал в свое время перенести всю электронику – телевизоры, приемники, рацию…

– Это культ такой, что ли? – поинтересовался Гюнтер-Кай с отчетливой издевкой. – Религиозная секта? Назад к природе, ничего современного? Да нет, автомобилями вы тут пользуетесь… Неужели ты действительно так жаждал, чтобы никто тебя не нашел? Чтобы никто отсюда не связался с внешним миром, не сообщил о том, что ты находишься здесь? Чтобы ни один из них не смог покинуть остров? А через пару поколений жители вообще забыли бы и о существовании телевизоров, и о том, что сам ты здесь не коренной обитатель? Мальчишка, который приносил мне еду, не знает ни про Европу, ни про Германию. А его дети, видимо, вообще не будут знать о существовании мира за пределами острова?

– Это не твое дело, Темный. Я укрыл их от зла. Им это только на пользу. Они беззаботны и счастливы, обеспечены кровом и хлебом, все серьезные проблемы я решаю с помощью магии, не опасаясь санкций со стороны Дозоров. Я сам себе Дозор!

– Затерянный в океане, исчезнувший для всего мира…

– Скверна, что ползла из телевизоров и приемников… – не слыша чужака, возбужденно говорил Аарон.

– Ой, только не начинай, Светлый! Диего, ты принес мне ужин?

Я вздрогнул. Обнаружить меня не было никакой возможности! Как же Гюнтер-Кай почуял, что я здесь?

– Да, сэр! – крикнул я и сделал вид, что только что вошел в участок.

Пристли посмотрел на меня недовольным взглядом, но смолчал.

– Вот спасибо, парень! – расплылся в улыбке чужак и подмигнул; похоже, он таким образом намекнул мне, что знал о моем присутствии уже давно, возможно даже, что с самого начала. – Мистер Аарон любезно предложил мне прогуляться на северную оконечность Лос-Сапатос, чтобы забрать оттуда одну штуку. Что скажешь, парень? Нет ли в этом какого-то подвоха?

Я посмотрел на Пристли, тот нервно дернул кистью, приказывая мне молчать, и проговорил сам:

– Разумеется, место, куда жители перенесли свою аппаратуру, надежно скрыто. Более того – на подступах к нему множество охранных заклятий. В том числе – против таких, как ты. Обойдешь ловушки, доберешься до цели – вызовешь спасателей. А не доберешься – мы тоже забудем тебя, как страшный сон. Как тебе такой расклад?

– Вот с этого и нужно было начинать, светлячок! – ухмыльнулся Гюнтер-Кай. – Узнаю вашего брата!

Мне сделалось неуютно. Неужели до моего появления мистер Аарон не собирался предупредить пленника о гиблых местах? Все жители Лос-Сапатос прекрасно знают, что за Пиком есть только одна площадка, на которой можно беспрепятственно находиться, – это старая водяная мельница. И когда Пристли говорил чужаку о северной оконечности острова, я думал, он ведет речь о каком-то тайнике рядом с мельницей или внутри нее. Но теперь выходило…

– Что ж, я люблю испытания! – улыбнулся Гюнтер-Кай.

«Передумай! – уговаривал я мысленно. – Откажись!»

– Вот и славно, – облегченно выдохнул мистер Аарон. – Тогда утречком, после завтрака…

– Что, даже не дашь мне восстановить Силу? Ах, как удобно! Вроде и избавился, и рук не замарал!

– Заткнись! – рявкнул Пристли. – Идешь завтра – прекрасно. Не идешь – так и останешься в этой камере.

– Ого! Серьезная угроза! Чем же послезавтрашний день отличается от завтрашнего?

– Ничем. Просто я могу решить, что внешний мир и так уже натерпелся от тебя и таких говнюков, как ты.

– Откуда тебе это знать? – скривился пленник. – Ты четыре десятка лет прячешься от внешнего мира – так с чего ты взял, будто знаешь, как там сейчас живут? Если уж на то пошло – сейчас там популярны совсем другие песни, мужик, совсем другие!

– Пошли, Диего.

Я сидел на Пике, неподалеку от того места, где из камней бьет ключ. Ведра уже были наполнены питьевой водой, однако я не спешил уходить. Смотрел на ласковые ультрамариновые волны внизу, на жгучее утреннее солнце, на мельницу и усыпанную булыжниками узкую полоску, тянущуюся от мельницы в океан.

Это было самое прекрасное место на свете! Я родился на Лос-Сапатос, я здесь вырос, узнал множество замечательных людей… Может ли где-то по ту сторону океана быть еще одно такое же место? Такое, где мне будет хорошо, где волны будут так же лениво накатывать на берег, где кто-то, похожий на Канадца, будет ухаживать за похожим огородом, где я буду ходить купаться не с Майрой, а с какой-нибудь другой девушкой… Я поморщился. Зачем мне другое?! Мне достаточно моего!

Тем не менее я изредка поглядывал на лестницу, по которой жители поднимаются на Пик. С минуты на минуту там должен был показаться Гюнтер-Кай, обломок совершенно другого мира, который случайно забросило сюда бурей. Зачем я искал с ним встречи? Хотел ли я просто увидеть его еще раз? Хотел ли сказать ему что-то на прощанье или ждал, что он мне скажет что-то напоследок?

Я не боялся, что меня кто-нибудь заметит: со стороны городка это место не просматривается, а провожать незнакомца никто не пойдет. Пристли доведет его до начала лестницы, а оттуда – всего один путь. Не заблудится.

– Замечательный денек, мучачо!

Я вздрогнул. Снова Гюнтер-Кай умудрился почувствовать мое присутствие задолго до того, как я попал в зону прямой видимости! Может, у них, у необычных, нюх как-то по-особому развит?

Чужак взобрался на вершину и блаженно потянулся.

– Замеча-а-ательный! – повторил он протяжно. – Впрочем, на солнышке греться недосуг. Нынче «Бавария» играет с дортмундской «Боруссией», а такой матч никак нельзя пропустить! Верно я говорю, Диего?

Кажется, он подначивал меня, но подначивал беззлобно.

– Я принес вам вашу рубашку, сэр. Матушка отстирала ее и выгладила. Вот, возьмите.

Он посмотрел на меня как-то слишком серьезно, я даже поежился и схватился свободной рукой за ракушку, висящую на груди.

– Передай своей матушке поклон. Она прекрасная хозяйка. И сына воспитала что надо. А рубашку оставь себе. В благодарность за то, что пришлось попотеть из-за поручения мистера Аарона. Это настоящий Lagerfeld, вряд ли тебе доведется когда-либо поносить такую.

– Она мне велика, сэр! – смутился я.

– Ничего, парень, подрастешь. Через пару лет будет впору. Майра оценит, поверь мне!

Мне захотелось провалиться сквозь землю. Ну, вот откуда он про меня все знал?! И про Майру, и про то, что мне очень понравилась его рубашка?

– Ладно, мучачо, мне пора. Не хочешь сказать мне несколько слов напутствия?

– Мельницу вам лучше обходить справа, – буркнул я, глядя на свои сандалии. – Оттуда идите на зеленый камень – он будет торчать прямо перед вами, не ошибетесь. На середине пути небольшая ложбинка – не перепрыгивайте ее, а переступите так, чтобы хотя бы одна нога постоянно касалась земли. От зеленого камня возьмите левее…

– Погоди, не так быстро! – улыбнулся Гюнтер-Кай. – Значит, обхожу мельницу, перешагиваю зеленый камень и поворачиваю налево?

– Нет, вы что?! Перешагивать зеленый камень как раз нельзя, там «комариная плешь»! И не налево надо повернуть, а всего лишь взять чуть-чуть левее! А, – я с досадой и отчаянием махнул рукой; решение пришло мгновенно. – Пойдемте, сэр, я покажу.

– Но ведь это опасно! – возразил чужак, не трогаясь с места. – К тому же тебе достанется от мистера Пристли, если он узнает, что ты мне помогал.

– Я только спущусь с вами к мельнице и покажу, куда вам нужно двигаться, чтобы сразу же не угодить в ловушки. В самые первые ловушки, – предупредил я, – потому что всех гиблых мест я не знаю.

И я заспешил, опасаясь, что в любую минуту могу передумать.

Лестница с этой стороны Пика была не такой крутой, но и уход за ней был куда хуже – все-таки мельницей мы пользовались редко, а если и пользовались, то предпочитали потратить лишний час, чтобы на лодках обогнуть остров и причалить поближе к месту, аккурат на стыке Лос-Сапатос и Эль-Сепильо-де-Сапатос. Все-таки мешки с зерном и мукой таскать туда-сюда через Пик тяжеловато. Но если налегке – проще так, а не на лодке.

Каменные ступени тут были скользкими от брызг: вода из бьющего наверху родника журчала совсем рядом – то в виде вялого ручейка, то в виде небольших водопадиков. Ветви кустарника по обеим сторонам лестницы переплелись так, что приходилось продираться. Поручни из пеньковых канатов местами почти истлели.

– Вот! – показал я пальцем направление на камень, когда мельница осталась позади. – Ложбинка – шагов через двадцать, ее отсюда не видать, но вы не ошибетесь, сэр. Просто аккуратно перешагните, одна нога здесь – вторую поставьте туда.

– А что такое «комариная плешь»? – с любопытством спросил он, глядя, впрочем, не на меня, а на неровное пространство Эль-Сепильо-де-Сапатос.

– Я точно не знаю, сэр. Но мистер Карлсдейл говорил, что там все предметы притягиваются к земле со страшной силой. Он как-то ради интереса кинул туда ведро – так его впечатало в камень и расплющило, как будто сверху кто-то ударил кувалдой. А почему такое название – я не спрашивал.

– Хорошо, Диего, спасибо. А что же дальше? Я беру левее от камня – и?.. Чего опасаться? Что перешагивать, что перепрыгивать?

Я кусал губы. Не потому, что не хотел отвечать ему, а потому что боялся ошибиться. Как назвать следующий ориентир, если здесь сплошь булыжники? Сам-то я наизусть помню, куда наступать нельзя, но объяснить другому человеку…

– Знаешь что, Диего? Не бери в голову. Ты и так уже помог мне сверх всякой меры.

Я хотел сказать ему, что он не так понял, не так расценил мое молчание! Но Гюнтер-Кай не смотрел на меня, он присел на корточки и принялся набирать в горсть мелкие камешки.

– Что вы делаете, сэр? – удивился я.

– Думаю, тут может быть не одна «комариная плешь». Верно? А поскольку ведер я с собой не прихватил – буду кидать камешки.

Это он здорово придумал! Я даже обрадовался: если он такой сообразительный – может, и впрямь доберется до рации. Он отобрал из горсти камень покрупнее, остальные ссыпал себе в брючный карман, а этот с размаху запустил над Эль-Сепильо-де-Сапатос. Через пару мгновений камень вспыхнул синим пламенем, а пролетев еще дальше – вдруг обратился в пыль. Облачко по инерции сдвинулось на метр-другой – и тут нечто невидимое ударило по нему снизу, подбросив на такую высоту, что уже и не разглядеть.

– Что скажешь? – отряхивая ладони, повернулся ко мне чужак.

Для начала я закрыл рот. Вот это да! И почему я никогда не проделывал то же самое? Ведь это так просто и эффектно – кинуть что-нибудь над булыжниками!

Так, надо сосредоточиться, это не игрушки.

– То место, над которым он вспыхнул, называется «жаровня». Там и внизу, у поверхности, такое же пекло. А вот что дальше…

– Напоследок останки камня долбануло «трамплином», это я понял. Стандартное заклятье, не очень сложное. А рассыпаться в песок он мог из-за… тут много вариантов.

– Сэр, почему бы вам просто не вернуться? – уже по-настоящему испугался я. – Мы уговорим мистера Аарона, чтобы он оставил вас на острове, дал жилье и работу! У нас тут хорошо, вам понравится!

Он потянулся ко мне, и я отдернулся в сторону, опасаясь, что Гюнтер-Кай может сорвать с меня шнурок с ракушкой.

– Прости… – Похоже, я ошибся, и он всего лишь собирался потрепать меня по волосам. – Я не могу остаться, мучачо. Мы с вашим стариканом ни за что не уживемся. Наше вынужденное перемирие будет действовать на нервы всем вам. И однажды кто-нибудь из нас сорвется.

– Но разве вы обязаны выполнять его требования?

– У меня нет выбора. Он сильнее.

– Он? – В голове не укладывалось, что пожилой бородатый Пристли может быть сильнее молодого и мускулистого чужака; но чужак скорее всего имел в виду не физическую силу.

– Он сильнее, чем я предполагал. Может, и не выше третьего уровня, но даже третий – мой предел, когда я в хорошей форме. А после той схватки и «путешествия» внутри торнадо я изрядно потрепан. Вот так-то, мучачо.

– Вы умрете!

– Не исключено, – согласился он и оглянулся. – А может, мне попробовать со стороны океана?

– Дохлый номер, – вздохнул я. – Говорят, в прежние годы там постоянно гибли рыбаки, которые не слушали мистера Аарона. Некоторые даже до берега не доплывали, сэр, а некоторые погибали прямо на берегу. Три года назад Макбрайта разорвало в клочья во-он там.

Гюнтер-Кай хмыкнул.

– Строгий, но справедливый, говоришь? Ну-ну. Да он просто сбрендивший старик, который неизвестно зачем подтягивает свой уровень вдали от цивилизации! Тоже мне – затерянный Дозор! Если так пойдет и дальше – лет через сто миру грозит явление свихнувшегося Высшего мага!

– А почему вы думаете, что это мистер Аарон установил ловушки? – обиделся я. – Может, тут всегда так было?

– Да он сам же и рассказывал, – парировал чужак. – Сначала повелел отнести сюда всю электронику, а потом установил ловушки, чтобы никто не смог перетащить ее обратно. Вот только мнится мне, что слишком уж жестокие виды охранных заклятий он тут использовал, нет? Неоправданно жестокие! Уж для своих-то мог бы использовать «сферу невнимания» или обычный «щит». Люди иногда бывают настолько глупы, что сами лезут туда, куда им ход заказан, – так что же, каждого из них следует убивать за глупость?

Я никогда над этим не задумывался. Гиблые места на Эль-Сепильо-де-Сапатос для меня были такими же естественными, как острые скалы Акульей Челюсти. Пока я был маленьким, мне запрещали купаться вдали от берега – как раз из опасений, что я могу разбиться о клык или утонуть на глубоководье. Еще мне до семи лет не разрешали лазать на Пик – и это тоже было объяснимо. Сейчас я и сам не пущу туда никого из мальков. Аналогично и с северной оконечностью острова – это такое же опасное место, как Пик и Акулья Челюсть, все знают. Кто же в здравом уме нарушит приказ мистера Аарона и полезет сюда? Смерть Макбрайта, рыбаков и других жителей Лос-Сапатос – это всего лишь несчастные случаи! Если бы «пирожок» Хоука-младшего вознамерился забраться на вершину к роднику и сорвался – в этом тоже был бы виноват Пристли?!

Но вот сейчас туда, в самое пекло, лезет человек, которому необходимо добраться до средств связи и вызвать спасателей. Я предостерегаю, уговариваю повернуть обратно, но у него нет другого выхода. А что, если другого выхода не было и у остальных? Вдруг среди погибших были те, кто хотел вызвать спасателей и покинуть Лос-Сапатос? Не для того, чтобы вернуться в родные места, а потому, что им было плохо здесь, с нами?

Я потряс головой, отгоняя дурацкие мысли. Про мистера Аарона и жителей я подумаю потом, когда все закончится.

– Пойдемте, – решительно проговорил я и двинулся к зеленому камню.

– Эй, стой! Диего, немедленно остановись! Я не пойду за тобою следом!

– Пойдете, – бросил я через плечо. – У вас нет выбора, вы сами сказали, сэр. Со мной у вас будет хоть небольшой шанс.

Я шел быстро и молча, прикусив губу и вспоминая все рассказы, которые я урывками слышал. Вот там, правее, будет песчаный бугорок – это сын тетушки Рэтклифф. А чуть дальше – круглый пятачок, заполненный студенистой жижей. Туда однажды наступил еще молодой Донни Карлсдейл, и оттого он теперь прихрамывает, потому что правая нога у него может сгибаться в колене и вперед, и назад. Дурак, почему же я ни разу не поинтересовался у старика Карлсдейла, что за цель у него была? Был ли он пьян? Или решил продемонстрировать друзьям свою храбрость? Или он шел туда от безысходности, потому что не мог больше оставаться на Лос-Сапатос? Готов был рискнуть жизнью и здоровьем, лишь бы убраться отсюда подальше?

– Стойте, сэр! Дальше повторяйте за мной каждое движение. Нужно стать спиной вот к этому камню и аккуратно, боком, по шажочку перемещаться вот до той отсечки. Видите? Ближе к концу не пугайтесь: вам покажется, что вы ослепли. Но на самом деле все вокруг просто поменяет цвета. Солнечный свет станет черным, оттого и будет казаться, что вам выкололи глаза. Через пару секунд отпустит. Только песок еще на несколько шагов останется синим.

Он в точности повторял за мной движения.

– Что это? Золото? Эй, мучачо, там действительно лежат слитки?

– Все видят золото, – мрачно ответил я, вспомнив веселого парня Эдгара. – Но никто еще не смог его оттуда забрать. Внимательнее, сэр: сейчас нас начнет шатать из стороны в сторону. Не вздумайте хвататься руками за корни, которые торчат из камней!

– Хорошо, Диего. Далеко еще до укрытия?

– Не знаю, сэр, – честно ответил я. – Еще несколько метров впереди мне знакомы, а что там дальше…

Меня качнуло особенно сильно, я замахал руками – и наверняка рефлекторно ухватился бы за корень, торчащий на удобной высоте, если бы меня не поймал за шкирку Гюнтер-Кай.

– Ну, что же ты, парень? – сказал он с улыбкой. – Сам же говорил – нельзя трогать эти гадкие растения!

– Спасибо, – буркнул я, краснея от своей неловкости.

– Мы можем здесь перевести дух? Отлично! – Он помолчал, осматривая путь впереди, затем кинул прямо по ходу пару камешков из кармана. – Нет, Диего, не стал бы ваш Пристли устраивать такой цирк ради телевизоров. Там припрятано что-то посерьезнее рации.

Я пожал плечами и оценил пройденное нами расстояние. Пик уже не вздымался над головой, а находился на значительном удалении. То ли мне показалось, то ли и впрямь на вершине мелькнул силуэт. Майра пришла за водой? Или маму обеспокоило мое длительное отсутствие? А может, это мистер Аарон подглядывает за нами?

– Не связано ли с этим местом какой-нибудь здешней легенды? – продолжал допытываться чужак. – Может, старики рассказывали своим внукам страшные сказки? Может, тебе что-то в книгах попадалось?

Вопросы он задавал не ко времени: я и так был слишком напряжен. К тому же откровенно боялся смотреть вправо. Говорили, что там, пока еще скрытый от нас булыжниками, стоит человек. Ну, то есть не живой человек, а его тело – угодившее в ловушку, замершее навеки, иссохшее, уродливое, но по-прежнему находящееся в вертикальном положении. Говорили, что вокруг него видны сверкающие тонкие нити, похожие на паутину. Говорили… много всего. Но мне было достаточно только двух фактов: это был мой отец, и он был окончательно, непоправимо мертв.

– Сэр, я не знаю никаких легенд и сказок про Эль-Сепильо-де-Сапатос, честно.

– И мистер Пристли ни разу не упоминал ничего такого?

Я глянул на чужака исподлобья. Имеет смысл говорить или нет? Меня же никто за язык не тянет, правда? И ракушка должна работать – на тот случай, если чужак пытается оказать на меня какое-то воздействие.

– Сэр, сейчас очень ответственный участок, мне не хотелось бы отвлекаться…

– Тогда давай я пойду вперед! Ты меня только направляй, сам можешь оставаться на месте.

В этом была определенная логика. Но я все еще чувствовал смущение за свою оплошность, а также благодарность за то, что он меня буквально спас, вовремя схватив за шиворот.

– Нет, сэр. Лучше я пойду первым. Еще несколько метров – точно, а дальше вам придется самому, поскольку я так далеко не забирался.

– Так о чем же ты вспомнил, когда я спросил про Пристли? – не унимался Гюнтер-Кай.

Я осторожно сделал два шага.

– Однажды я видел у него в «Грейсленде» карту. Старинную. Вообще-то я не люблю заглядывать в чужие вещи, но карта лежала на виду, а я как раз учил латынь.

Правильнее сказать – это был тот момент, когда ты уже выучил буквы, и тебе интересно прочитать все, что попадется на глаза…

– Древняя карта с названиями на латыни? Вот это да!

Высохшая фигура проплыла справа. Я старательно смотрел под ноги.

– Что же было в карте, Диего?

Ох, до чего же любопытный!

– Там было несколько крошечных островов, среди них – наш, только под другим названием. Я и узнал-то его лишь по «обувной щетке» на севере.

– И?..

Я вздохнул.

– Остров был помечен крестом, а внизу – надпись от руки. «Absorber tempus». Это переводится как…

– Поглотитель времени… – с придыханием проговорил чужак. – Не может быть!

Я осторожно обернулся, посмотрел вопросительно.

– О! Я не сомневаюсь, что ты верно прочел и перевел, Диего! Я говорю «не может быть» потому, что этот артефакт считается то ли мифическим, то ли утерянным… С ума сойти!

Давно уже пора было пропускать Гюнтера-Кая вперед, а самому ретироваться. Впрочем, еще пару шагов… Дьявол! Меня коснулось что-то невидимое, но вполне ощутимое кожей. Я попытался отшатнуться, но не тут-то было! И дело даже не в том, что дергаться в сторону тут себе дороже. Дело в том, что я попросту не мог шевельнуться. В полном оцепенении я пискнул, привлекая внимание чужака.

– Ох, парень… – озадаченно проговорил он. – И что же это за хренотень?

Скосив глаза влево-вправо, я заметил тонкие серебристые нити, плавно парящие вокруг меня. Такие же, какие сияли на солнце вокруг тела моего отца.

– Вот незадача! – с досадой бросил Гюнтер-Кай и обошел меня. К моему ужасу, смотрел он не на меня и не на нити, а куда-то вперед. – Ну да ничего, тут немного осталось, как-нибудь управлюсь. Так вот, если тебе все еще интересно… Среди Иных ходит сказка: существует, мол, артефакт, который умеет перемещать в прошлое. Правда, он одностороннего действия. В прошлое можно, а обратно – никак. Дурацкая штуковина! Какой с нее прок? Ну, разве что тебе непременно хочется изменить что-то… Например, ты обанкротился в настоящем – тогда, конечно, имеет смысл вернуться в те времена, когда ты был богат. Но вот проблема – в таком прошлом ты уже и так существуешь. И вряд ли захочешь поделиться богатством с гостем из будущего. – Он задумчиво бросил несколько камешков перед собой. – Или нужно быть фанатиком какой-то исторической эпохи. Скажем, ты мечтаешь попасть в те времена, когда Иные разгуливали, не таясь, не боялись Дозоров и могли обращаться в огнедышащих драконов. Страшно?

Страшно мне было невыносимо! Но вовсе не от его рассказа, а от его бездействия. Он ведь не решил бросить меня в паутине?! Он меня за шиворот вытащил в прошлый раз! Значит, и теперь вытащит! Да? Тогда почему он медлит?

– Ваш старикашка в молодости собирал огромные концертные залы и стадионы. О, как его обожали! Сколько эмоций! Хлещут непрерывным потоком! Наверное, если бы он уже в тот момент был Иным, он за год дорос бы до первого ранга, за два – стал бы Высшим… Но вся ирония судьбы в том, что инициировали его только в семьдесят седьмом, когда он уже напоминал вялый баклажан, а не артиста. Обидно? Еще как. Думаю, он потому и укрылся ото всех. Но теперь… О, если он вернется в семьдесят седьмой, да сбреет бороду, да вновь наденет свой знаменитый белый костюм с павлином!..

Из глаз у меня текли слезы. Я мог напрягать мышцы, мог расслаблять – никакого толку! Я просто торчал столбом, не в силах ни шевельнуться, ни вымолвить хоть слово.

– А знаешь, почему ваш хозяин до сих пор не воспользовался «Absorber tempus»? Я предполагаю, что уровень его не дотягивает. Поначалу-то он и вовсе был слабеньким Иным. Набирал Силу здесь, но слишком уж потихоньку. Со временем понаставил ловушек, чтобы никто посторонний не смог добраться до артефакта. Вам лапшу на уши повесил, потому что на вас ему откровенно плевать! С вами просто удобнее. А сам ждал своего часа. Не повезло тебе, парень! Ты-то небось думал, что тебе высокое доверие оказано – приглядывать за мной. Небось искренне верил, что по собственной инициативе пошел провожать меня сюда. Тяжело мириться с двойным обманом, понимаю. А ты? Ты понимаешь, что твой мистер Аарон намеренно подсунул мне тебя, самого доверчивого и безвредного жителя Лос-Сапатос?

Я не хотел ничего слушать! Я хотел домой! Рыдания рвались у меня из груди, но застревали в горле. Чужак сделал несколько шагов вперед, прочь от меня.

– Ему надоело ждать, пока уровень по капле будет подниматься до подходящего. А тут такой подарок! Ты знаешь, сколько магической энергии выплескивается наружу, когда гибнет Иной моего ранга? О, целая прорва! Старик может мгновенно обрести нужный уровень – и сразу же воспользоваться вожделенным поглотителем времени! Всего-то и нужно – заманить меня в глубь территории с гиблыми местами. А чтобы я не передумал раньше срока и не отвернул, он подсунул мне помощника-проводника. Как тебе план? Идеальный, мне кажется. Вот только и я не лыком шит. Раз тебя все равно фактически отправили в расход, да еще и свои, то с какой радости мне комплексовать? А, мучачо? Я не собираюсь пропадать в угоду старому придурку. Я отыщу рацию и выберусь отсюда… Диего! – вдруг вскричал он. – Ты не представляешь! Я вижу укрытие!

Ноги и руки мои начали деревенеть, грудь стянуло, словно ремнем. Но глаза все еще продолжали двигаться и видеть происходящее, когда Гюнтер-Кай, неловко споткнувшись, взметнулся в воздух, а потом его перекрутило жгутом и растянуло от одного края «обувной щетки» до другого. Над влажной нитью, в которую он превратился, засияли сотни маленьких радуг. Возможно, это и была та самая Сила, которую жаждал впитать мистер Аарон?

Не знаю, вытащат ли меня отсюда, сумеют ли спасти, но определенно предвижу, что совсем скоро закончится чей-то затерянный Дозор, и в мир явится свихнувшийся Высший.