Сергей Лукьяненко. Снежный король
– «Ну, начнем! – бодро сказал я. – Дойдя до конца нашей истории, мы будем знать больше, чем теперь. Так вот, жил-был тролль, злющий-презлющий; то был сам дьявол. Раз он был в особенно хорошем расположении духа…»
– Папа, – прервала меня Надя. – Раз он был злющий-презлющий, то как он мог быть в хорошем расположении духа?
Раз уж дочка начала задавать вопросы – уложить ее быстро не получится. Я поерзал на стуле, устраиваясь поудобнее. Сказал:
– А почему бы и нет? Злые тоже могут быть в хорошем расположении духа. Сделали гадость, сидят и радуются. И обдумывают следующую гадость.
– Тогда надо говорить не в «хорошем расположении духа», – наставительно произнесла Надя, – а «в веселом». Или «радостном». Потому что веселье и радость – это чувства. А хорошее – это хорошее. Это категория качества.
– Не слишком ли умные слова для второклассницы? – спросил я. – Кыш из моей головы! Или сама будешь читать.
Надя надула губки, но замолчала.
– Будем считать, что это сложности перевода, – смилостивился я. – Итак… «он смастерил такое зеркало, в котором все доброе и прекрасное уменьшалось донельзя, все же негодное и безобразное, напротив, выступало еще ярче, казалось еще хуже. Прелестнейшие ландшафты выглядели в нем вареным шпинатом, а лучшие из людей – уродами».
– Я люблю шпинат, – сказала Надя. Исключительно из упрямства. Она и шпинат ела из упрямства, поскольку узнала, что обычно он детям не нравится.
В таких ситуациях – лучше всего игнорировать реплики. Я продолжил читать сказку, пока не дошел до фразы: «Все ученики тролля – у него была своя школа – рассказывали о зеркале, как о каком-то чуде».
– Это как у нас школа? – заинтересовалась Надя. – Как у дяди Гесера?
– Нет, – ответил я твердо. – Это был не дядя Гесер.
– А тролль был какого уровня? Первого?
Человеческим детям проще, они слушают сказку в полной уверенности, что сказка – ложь. Дети Иных прекрасно знают, что за каждой сказкой стоит реальная история. Не всегда детская. Даже за Русалочкой, Рапунцель и прочими диснеевскими принцессами есть такая правда, от которой Дисней бы поседел и начал заикаться.
Я прикрыл томик Андерсена и сказал:
– Высшего. Но давай ты все-таки послушаешь сказку? История магии у вас начнется с третьего класса.
– Давай, – вздохнула Надя.
* * *
Человек, сидящий у окна, был молод, немногим за двадцать. Скуластое лицо было грубоватым, крестьянским, но глаза живыми и умными, а потрепанная мантия, перекинутая через спинку стула, выдавала в юноше небогатого студента. Огромный лист сероватой бумаги, лежащий перед ним на столе, был покрыт линиями, стрелочками, латинскими буквами, римскими и арабскими цифрами. Юноша аккуратно вписал в один из кружков букву «K», рядом нарисовал кружок с торчащей из него стрелочкой, отложил перо и нахмурился, как будто результат его чем-то расстроил.
– Ты загрустил, мой милый Иоганн? – спросили юношу из-за спины.
Юноша вздрогнул, привстал и снова уселся.
– Ты так напугался, будто к тебе подкрался тролль, – негромко сказал его собеседник.
– Кто такой тролль, учитель? – спросил юноша, не оглядываясь.
– О, мой милый Иоганн… Троллем в той стране, откуда я вернулся, называют злого горного духа. В твоей чудесной теплой Моравии троллей не водится. Да по правде говоря – их вообще нет.
Юноша сглотнул и нахмурился, глядя в бумагу, будто услышанное его не убедило.
– Ты все сделал?
– Да, учитель, – сказал Иоганн. – Я все сделал, учитель. Вы помните, о чем мы с вами договаривались?
Тот, кого он называл учителем, вздохнул за его спиной.
– Ах, Иоганн, Иоганн… Как жалко, что ты не хочешь быть Иным. А ведь ты мог бы…
– Нет, учитель.
– Может, ты останешься человеком, но будешь и впредь моим учеником?
– У вас много учеников, – сказал Иоганн, глядя в окно на невысокую часовню августинского монастыря. – Любой школяр будет счастлив, если вы возьмете его к себе, как был счастлив и я…
– Ты лучший, Иоганн! Ты разобрался в том, в чем я и сам не в силах разобраться. Неужели знания стали внушать тебе скуку?
– Не скуку, а отвращение, учитель. Вы помните наш уговор?
Учитель вздохнул.
– Да, мой милый Иоганн. Ты завершаешь расчет и объясняешь мне результаты. А я оставляю тебя в покое.
– И делаете так, что я забываю обо всем, чему научился, забываю о вас, забываю об Иных, забываю о колдовстве! – напомнил юноша.
– Уйдешь в монастырь? – полюбопытствовал учитель.
– Да! Я возьму себе другое имя, забуду о прошлом и буду молить Бога простить мне работу на дьявола!
Учитель засмеялся.
– Я не дьявол. Я даже не демон. Я Иной. И я сомневаюсь в том, что вообще… впрочем, ладно, мой милый Иоганн, не буду мучить тебя крамольными речами. Ты завершил расчет?
– Да!
– Хорошо, – сказал учитель. – Обещаю своим именем и силой, что, как только ты расскажешь мне правду, я помогу тебе забыть обо мне, позволю удалиться и жить той судьбой, что ты избрал. Доволен?
Но юноша чего-то ждал.
Учитель вздохнул и вытянул руку так, что ладонь его, сухая и крепкая, оказалась над листом бумаги, перед лицом юноши.
– Пусть Тьма будет свидетелем моих слов, – сказал учитель.
Над его ладонью возникла темная точка. Расширилась – и превратилась в крошечный шарик из тьмы и мрака. Казалось, что он вращался над ладонью, но, может быть, это было лишь иллюзией.
Юноша вздохнул. Потом отстранил руку учителя – и ткнул пальцем в бумагу.
– Вот. Это тот скандинавский мальчик. Я нарисовал щит и копье, символы Марса…
– Кай, – сказал учитель зачарованно. – Да.
– А вот это девочка. – Юноша ткнул пальцем в кружок, над которым было нарисовано зеркало Венеры, кружочек на ручке.
– Герда, – кивнул учитель.
– Если все их предки… – юноша снова сглотнул, провел рукой над листом бумаги, где множество кружочков соединялись линиями, – действительно их предки… и уровень их Силы верен…
– Верен, – нетерпеливо сказал учитель. – Не сомневайся.
– И этот… господин Z… за три столетия четыре раза появлялся в их родословной… – голос юноши стал тоньше, будто он сдерживался, из последних сил не переходя на крик, – …и он имеет то, что вы называете Высшей Силой…
– Да, – сказал учитель. – Он три раза появлялся в родословной девочки и один раз в родословной мальчика. Я даже отвечу на твой невысказанный вопрос. Это действительно я. Все четыре раза, все три века.
– Вы дьявол, – твердо сказал юноша.
– Говорю же тебе – дьявола не существует! – рявкнул учитель. – Не его бойся!
– А я и не его боюсь, – сказал юноша неожиданно твердо. – Но и не вас, учитель.
На миг наступила тишина. Потом юноша вздохнул и продолжил:
– Вы все правильно рассчитали, хотя я не пойму как, ведь ваши представления о наследовании в корне ошибочны…
– Но я прав? – спросил учитель.
– Да, вы правы. Но и ошибаетесь тоже.
Юноша наконец-то повернулся и посмотрел в лицо своему собеседнику. Самому обычному на вид человеку, в небогатом камзоле и с неприметным лицом.
– Вы ошиблись, учитель, – сказал он. – Вы триста лет пытались вырастить дитя, которое станет исполнителем вашей воли. Но Господь обратит вашу спесь и ваше нетерпение против вас.
– Да какое уж тут нетерпение, – сказал учитель задумчиво. – Триста лет, сам же сказал… И в чем же я ошибаюсь?
– Вы забыли о любви, Иоганн! О той силе, что приближает нас к Господу. Любовь защитит этих детей!
– Забывать не в моих привычках, – ответил учитель. – И ты ошибаешься, я много думал о любви. Что ж, ты выполнил обещанное.
– Выполните и вы, учитель! Вы клялись Тьмой!
– Ты бы знал, Иоганн, насколько важно точно формулировать клятву, – усмехнулся учитель. – У меня есть четыре способа не исполнять ее и еще три – убить тебя сразу после исполнения.
Юноша вскинул руку, сжимая в ладони висящий на шее крестик. Учитель с любопытством смотрел на него. Потом сказал:
– Но я не стану пользоваться твоей наивностью. Ты сделал то, что я хотел. Сейчас ты забудешь все те годы, что я учил тебя тайнам наследственности, забудешь меня, забудешь про Иных. Отправишься в свой монастырь, возьмешь себе новое имя…
– Грегор, – сказал юноша. – Я буду зваться Грегор.
– Страж, – учитель усмехнулся. – Что ж, как угодно. Но вначале я скажу тебе две обидные вещи. Во-первых – тебе никогда не уйти от твоего дара. Ты великий ученый, и ты все равно вернешься к тому, чему я тебя учил. Тебе никогда не достичь тех вершин, которые ты уже покорил, но ты снова станешь изучать тайны природы.
Юноша пожал плечами. Непонятно было, расстроили его слова учителя или обрадовали.
– И во-вторых, – продолжил учитель. – Ты хочешь расстаться со мной в уверенности, что я проиграл. Но такой радости я тебе не подарю.
Он опустил руку в карман сюртука и осторожно достал из кармана зеркальце – маленькое круглое стеклянное зеркальце в серебряной оправе, скорее подобающее светской даме, чем немолодому мужчине. Впрочем, поверхность зеркала была слегка волнистой, и все, что отражалось в нем, было причудливо искажено – вряд ли это понравилось бы юной красавице или стареющей кокетке.
– Это не зеркало Венеры, – усмехнулся учитель, глядя на бумажный лист. – Этот амулет я начал создавать много лет назад, еще до твоего рождения… я назвал его кривым зеркалом. Как ты думаешь, что оно делает?
– Отражает, – сказал Иоганн настороженно. – Только криво.
– В этом-то все и дело, – сказал учитель. – Это кривое зеркало. Оно может многое, но есть одна вещь, ради которой я его создал. Оно меняет цвет. Добро превращает в зло и наоборот…
В следующий миг Иоганн вскинулся со стула и кинулся на учителя. Его движение было настолько быстрым и неожиданным, что он вырвал зеркало из рук учитель – и торжествующе протянул вперед, так чтобы тот увидел свое отражение.
Учитель вскрикнул и застыл, глядя в зеркало.
– Да обратится же Тьма Светом! – ликующе закричал Иоганн. – Господь избрал меня своим орудием!
– Что со мной сделал… – прошептал учитель, глядя в зеркало. – Ах… слезы текут из самых глубин моего черного сердца… сколько же зла я совершил… ах… ангелы, добрые ангелы укоризненно смотрят на меня из зеркальных глубин…
Он протянул руку и забрал зеркало у Иоганна. Сказал:
– Впрочем, нет. Это не ангелы, это амальгама покоробилась. Милый Иоганн, я восхищен твоей смелостью и находчивостью, но чтобы просто использовать зеркало – надо быть Иным. А чтобы понимать, как его использовать, – надо быть мной. Спи же, смелый и глупый Иоганн. Спи, мой разуверившийся ученик, несвоевременный гений. Спи.
Юноша медленно осел на пол, глаза его закрылись.
– Когда ты проснешься, ты забудешь меня и ту работу, что выполнил, – продолжил учитель. – Ты исполнишь свою мечту и уйдешь в монастырь.
Он повернулся, спрятал зеркало в карман и направился к двери, закончив на ходу:
– А меня ждет долгая дорога в холодный скучный Копенгаген…
Надя вздохнула.
– О чем задумалась? – спросил я.
– Мне кажется, родители Кая и Герды были очень неосторожны, что разрешали им перебираться из окна в окно на большой высоте.
– Кыш из моей головы? – неуверенно спросил я.
– Папа, я не подглядываю! Я правда так думаю!
– Хорошо, – согласился я. – Да, ты права. Неосторожны. Ну, в ту пору гораздо спокойнее относились к опасностям для детей. Дети… как бы сказать… они не совсем считались людьми.
– Как Иные, – сказала Надя.
Я откашлялся.
– Да. Пожалуй, все дети – Иные… Ну что ж, продолжим! Снип-снап-пурре… впрочем, это из другой версии… «– А Снежная королева не может войти сюда? – спросила раз девочка.
– Пусть-ка попробует! – сказал мальчик. – Я посажу ее на горячую печку, вот она и растает!
Но бабушка погладила его по головке и завела разговор о другом».
* * *
Кай топнул ногой и воскликнул:
– Да пусть только попробует! Я посажу ее на горячую печку, вот она и растает! А лучше нет, лучше втолкну ее в печурку, закрою заслонку и буду слушать, как она там бьется!
Бабушка вздрогнула, погладила его по голове:
– Не говори так, внучек! Затолкать женщину в горячую печь – так поступают только плохие дети!
– А как же Гензель и Гретель? – спросила Герда.
Бабушка покачала головой, ее румяное, сморщенное будто печеное яблочко лицо стало обиженным и грустным. Она твердо сказала:
– Плохие дети! Чем виновата старушка-ведунья, жившая в глуши в голодные времена? Лучше бы сожгли свою злую мачеху, чем мучить и грабить ведунью…
Она со вздохом отошла от печки, потряхивая головой и бормоча себе под нос: «Плохая… Грета плохая… плохая и хитрая…»
– Ну, ты правда нехорошо сказал, – упрекнула Кая Герда. – Нельзя быть злым, даже со злыми людьми!
Кай надул губы. Он был высокий, красивый мальчик, голубоглазый и светловолосый – впрочем, как и Герда. Люди часто принимали их за брата и сестру, да и они относились друг к другу как брат с сестрой.
– Хорошо, не буду, – пробормотал Кай. Подошел к окну, заглянул в маленькую протаянную дырочку в изморози. Стоял чудный морозный денек, на площади перед Ратушей (если посмотреть искоса, то был виден самый-самый ее краешек) дети бегали с санками, катались, прицепившись к крестьянским саням. Кай нетерпеливо топтался у окна – Герда не хотела идти кататься, пока не выучит наизусть псалом про розы. Потом мальчик засмеялся: – Герда, какой смешной господин стоит на площади! Он в черном сюртуке, в напудренном парике, а в руках у него маленькое зеркальце. Рядом с ним сани, огромные красивые сани, в них сидит женщина в белом, сверкающая будто снег! А господин в черном пускает солнечные зайчики в нашу сторону… ой… прямо в окно…
Герда вздохнула, повторяя про себя: «Розы цветут… красота, красота…»
– Ах! – вскрикнул вдруг Кай. – Мне кольнуло прямо в сердце, и что-то попало в глаз!
– Молод ты еще, чтобы тебя кололо в сердце, – отозвалась сварливо бабушка, раскатывающая имбирное тесто для пряничного домика. – И попомни, когда колет – это не страшно, страшно, когда…
Старушка замолчала, медленно повернулась к внуку. Герда уже стояла рядом с Каем, обвив того руками за шею и заглядывая в глаз.
– Ох, беда, беда, беда… – зашептала старушка, глядя на внука. Руки ее забегали по фартуку, доставая и убирая какие-то связки сушеных трав, простенькие колечки, старенькие очки. Она с прищуром посмотрела на Кая, вздрогнула и повторила: – Ох, беда, беда, беда…
– Должно быть, выскочило! – воскликнул Кай, отталкивая Герду. – О чем же ты плачешь? Фу, какая ты некрасивая, когда плачешь! Посмотри на наши розы! Даром что цветут круглый год, их точит червь, и они будто неживые! А ты, бабушка, похожа на злую ведьму из страшной сказки!
– Кай, Кай, что с тобой? – воскликнула Герда, заливаясь слезами. Но Кай, вырвав один из розовых кустов (тотчас же увядший и рассыпавшийся в прах), уже выбежал из дома. Гулко застучали по лестнице его деревянные башмаки, и вот уже он мчится к ратушной площади, волоча за собой санки…
– Бабушка, что с ним? – спросила рыдающая Герда. Бабушка сидела на табурете, перебирая руками четки из черного камня. Из глаз ее текли слезы. – Бабушка, ответь, бабушка, ведь ты знаешь все на свете, все ведаешь, тебя слушаются и родители, и соседи… бабушка!
– Это заклятие, девочка моя, – прошептала бабушка. – Страшное заклятие, я знаю лишь одного волшебника, способного на такое. Ему я не ровня! Я вовсе не все ведаю, девочка, я старая, слабая ведунья из баварской глуши…
– Куда убежал Кай? – твердо спросила Герда. – Скажи!
Бабушка подняла на нее взгляд.
– Все, что было ему прежде мило, стало ему отвратительно. Все, что раньше пугало и отталкивало, полюбилось. Он никогда не вернется домой, девочка. Помнишь, он сказал про господина в черном и белую женщину в санях?
– Это Снежная королева? – воскликнула Герда, обмирая от страха.
– Можно сказать и так, – кивнула бабушка. – Снежный король и его Снежная королева.
– Я найду Кая, я обойду всю землю и найду его! – твердо сказала Герда. – Бабушка, помоги мне!
Бабушка встала, взгляд ее стал строже.
– Что ж… может быть, ты и сумеешь… если кто и сумеет, так это только ты, – кивнула она. – Нет силы выше любви. Сама я не знаю, как найти господина в черном и женщину в белом. Но… может быть, моя сестрица поможет…
– Сестрица? – удивилась Герда.
Но бабушка уже доставала из сундука удивительные вещи – ожерелье из маленьких косточек, кусочек старой желтой кожи с нарисованными на нем непонятными письменами, маленькие красные башмачки.
– Ожерелье надень на шейку, – сказала бабушка. – Старую кожу спрячь подальше, достань в конце пути, когда ничто другое не поможет. А башмачки надень сейчас.
– Красные башмачки? В воскресенье? – ахнула Герда.
– Надень! – велела бабушка. – Если не боишься! Это волшебные башмачки, Герда. Если ты хочешь танцевать и веселиться, то будешь танцевать и веселиться, а если хочешь найти Кая… они отведут тебя к моей сестрице.
Не колеблясь ни мига, Герда присела у дверей, сбросила с ног трэско и прямо на вязаные чулки надела красные башмачки.
– Не много в них осталось силы, – прошептала бабушка. – Когда-то они могли перенести тебя куда требуется, могли призвать на помощь летучее воинство…
– Ангелов? – поразилась Герда. Она знала, что ее мудрая бабушка не так проста, как кажется, но все же не ожидала таких чудес.
Бабушка горько рассмеялась и поцеловала ее в лоб.
– Не важно, Герда, не важно. Помощь – всегда помощь. Иди, девочка. Когда дойдешь до моей сестры, отпусти башмачки, не надо ей такого подарка…
* * *
Теребя край одеяла, Надя сказала:
– А Герде было страшно уходить из дома искать Кая?
– Конечно, – сказал я.
– А ее мама и папа расстроились?
– Ну да, – осторожно ответил я.
– Просто про них в сказке ничего не говорится, только про бабушку, и то непонятно, чья она бабушка – Кая или Герды…
– Я и сам толком не пойму, – признался. – Но думаю, что у Кая и Герды были папы и мамы. А бабушка так любила обоих, что все равно, чья она.
Надя покивала, потом спросила:
– А это хороший поступок – бросить родителей и бабушку, даже чтобы спасти друга?
– Не знаю, – сказал я. – Не уверен.
– Но ведь иначе Кай бы пропал…
– А могла бы пропасть и Герда! – сказал я нравоучительно.
Беда с этими сказками и сказочниками.
Вроде бы они учат хорошим, правильным вещам. А если разобраться, то Малыш постоянно лазает на крышу к Карлсону, асоциальному мужчине непонятного возраста и биографии, девочка Герда уходит из дома куда глаза глядят, чтобы найти сбежавшего соседского мальчишку, Кот в сапогах обманывает короля и помогает простолюдину жениться на принцессе.
– Давай дальше читать, – сказал я. «“Может быть, река несет меня к Каю?” – подумала Герда, повеселела, встала на нос лодки и долго любовалась красивыми зелеными берегами. Но вот она приплыла к большому вишневому саду, в котором приютился домик с цветными стеклами в окошках и соломенной крышей. У дверей стояли два деревянных солдата и отдавали ружьями честь всем, кто проплывал мимо».
* * *
Герда стояла на носу лодки и смотрела на вишневый сад возле маленькой, крытой соломой хижины с цветными стеклами в окнах. Деревянные солдаты у ворот потешно махали ружьями, приветствуя ее.
Красные башмачки, что всю дорогу плыли рядом с лодкой (Герда сняла их, когда они привели ее к реке, и пустила в воду) прощально ткнулись в борт.
– Плывите, плывите, чудесные башмачки, – сказала Герда. – Может быть, к вам вернется ваша волшебная сила, и в других землях, в другие времена вы поможете другой девочке?
Башмачки качнулись на волнах, будто кивнули, и поплыли по реке к океану. А Герда выпрыгнула из лодки на сушу – и попала прямо в крепкие объятия старой-престарой старушки в большой соломенной шляпе, расписанной яркими цветами.
– Бедная крошка! – воскликнула старушка, цепко держа ее за руку. – Как же тебя принесло в мой садик? Пойдем-ка, давно мне хотелось иметь такую миленькую девочку… Что это?
Она отдернула от Герды руку, глядя на ожерелье из косточек на ее шейке.
– Бабушка послала меня к вам, – сказала Герда, бесстрашно глядя на старушку. – Она сказала, что только вы, сестрица, поможете мне.
– Сестрица, – вздохнула старушка. – Ах, как молоды мы были с твоей бабушкой. Она была такая же хорошенькая, как ты, а может быть, даже лучше…
Старушка ущипнула Герду за пухлую розовую щечку.
– Ну, пойдем, пойдем…
Вслед за старушкой Герда вошла в дом, который внутри показался больше, чем снаружи. Там старушка усадила ее за стол и поставила перед ней блюдо с огромной спелой вишней. И пока Герда ела вишню и рассказывала свою историю, старушка расчесывала ей волосы маленьким золотым гребешком и качала головой.
– Права твоя бабушка, не ей тягаться с человеком в черном. Что такое седьмой ранг? Но и не мне, не мне, прости меня, крошка. И я против Высшего – ничто. Ты погибнешь сама и погубишь нас.
– Но любовь… – прошептала Герда.
– Любовь – великая сила, – согласилась старушка и вздохнула. – В память о ней я оберегу тебя… Засыпай же, чудесное дитя. Я не обижу тебя и другим не дам тебя обидеть. Ты будешь жить со мной в моем садку вишневом, над которым не властно время. Ты забудешь своего глупого Кая…
Герда хотела сказать, что никогда не забудет, но в тот же миг заснула.
А когда она проснулась в кроватке, благоухающей так, словно матрас и подушка были набиты лепестками цветов, проснулась чистая, умытая, переодетая, расчесанная, – она и впрямь не помнила ни Кая, ни бабушку, ни Копенгаген. Она радостно обняла свою любимую бабушку, которая всюду ходила в соломенной шляпе, расписанной цветами. Потом она поела вареников с вишней и сметаной и побежала играть в сад. Светило ясное солнышко, было тепло, повсюду цвели цветы и щебетали птички. Бабушка сидела у крыльца в кресле-качалке, глядя на нее из-под шляпы, деревянные солдаты маршировали у ворот и махали ружьями. Вечером бабушка расчесывала ей волосы и укладывала в кроватку…
Так дни тянулись за днями, радостные и счастливые, но что-то все больше и больше тревожило Герду.
И вот однажды она подбежала к старушке, которая прикорнула на солнышке, и вдруг увидела на ее шляпе нарисованный розовый куст.
Розы!
В саду у старушки не было роз!
Герда вздрогнула, поднесла руку к груди. Пальцы ее наткнулись на ожерелье из косточек, сухих и маленьких, будто костяшки детских пальчиков. И память сразу же вернулась к Герде.
– Кай… – прошептала она, глядя на старую ведьму в цветастой шляпе. – Кай!
Два деревянных голема все так же маршировали у входа в садик, но им велено было охранять ведьму от того, что пришло снаружи, а не от того, что уже было внутри.
И когда старушка, вздрогнув от прикосновения холодного железа, открыла глаза, Герда держала острый кухонный нож у ее горла, чуть-чуть вонзив острие в кожу. А руки старушки были крепко связаны длинными кухонными полотенцами с вышитым на них красным узором.
Герда стояла перед ней, сжимая нож обеими руками. В вишневый садик она пришла маленькой пухлой девочкой в длинном нарядном платьишке, но теперь была худеньким подростком, а потрепанное платье казалось на ней коротким сарафаном.
– Где я ошиблась? – спросила старушка кротко.
– Цветы на шляпе, – ответила Герда.
Старушка кивнула. Попробовала шевельнуть пальцами, украшенными затейливыми кольцами, но оказалось, что все кольца и браслеты Герда с ее рук сняла и сложила на сырой земле.
– Как мне найти Кая? – спросила Герда.
– Я тебя не обижала, – на всякий случай ответила старушка. – Я о тебе заботилась. Я расчесывала твои волосы…
– Замолчи, – сказала Герда резко. – Как мне найти Кая?
– Я не знаю, – ответила старушка. – Я лишь пятого ранга, это не в моих силах… ой, крошка, это очень острый нож!
– Кай!
– Может быть, принцесса сможет… – прошептала старушка. – Это маленькое королевство, даже не королевство, тьфу, герцогство, но принцесса…
Герда кивнула, глядя на старушку.
– Ты же меня отпустишь? – спросила старушка заискивающе. – Я тебя не обижала…
– Я заглянула в подпол, – тихо сказала Герда.
Старушка замолчала. Посмотрела в ясное небо, где всегда светило солнце. Спросила:
– Все плохо, да?
– Да, – сказала Герда безжалостно.
Деревянные големы у ворот скрипнули, вздрогнули и прекратили свое безостановочное движение. Один замер, стало слышно лишь, как скрипят, пожирая его изнутри, жуки-древоточцы. Другой развалился на части и рухнул оземь. Герда надвинула соломенную шляпу на лицо старушки и пошла по саду к воротам. Холодало. Небо заволакивали серые тучи. Цветы увядали прямо на глазах.
– Прощай, садок вишневый, – сказала Герда. Отломила колючку с шиповника, оплетающего ограду, заколола ею разошедшееся на груди платье.
Хата с соломенной крышей рухнула за ее спиной, но девочка не обернулась. Вышла за ограду.
Снаружи была осень. Реку сковывал тонкий ледок, дул пронизывающий порывистый ветер, несущий снежную крупку. Деревянный голем рухнул и рассыпался в труху у ее ног, в трухе забелели тонкие косточки.
Герда подумала, что надо было снять с ног старой ведьмы туфли, они пришлись бы ей впору. Но возвращаться не хватило духу.
И она пошла по закаменевшей предзимней земле босиком.
* * *
– Папа, – спросила Надя. – А вот колдунья в волшебном садике, она Светлая?
– Нет, – сказал я.
– Но она ведь не злая.
– Ну… по-всякому бывает, – я уклонился от прямого ответа. – Сейчас не злая, раньше злая. С Гердой добрая, с другими девочками… не очень. Она не Светлая.
– А как понять, Светлая или нет? Если без ауры!
– Если решает за тебя, то не Светлая, – сказал я. – Даже если желает тебе блага.
– Но вы с мамой тоже решаете за меня и говорите «мы тебе добра желаем».
– Мы родители.
Надя наморщила лоб.
– Родители не бывают Светлыми или Темными, – сказал я. – Они просто родители. Будешь слушать дальше? Или я по укороченной программе: пришла, нашла, привела, розы цветут…
– Буду!
– «Пришлось Герде опять присесть отдохнуть. На снегу прямо перед ней прыгал большой ворон; он долго-долго смотрел на девочку, кивая ей головою, и наконец заговорил: “Кар-кар! Здрасьте!”»
* * *
Герда сидела на камне и печально смотрела на свои бедные, избитые о камни ноги. Конечно, ее семья не была богатой, и носили они большей частью деревянные трэско, только в праздник надевая туфельки или сапожки. Но босиком ей доводилось бегать нечасто, только летом…
– Кар-кар! Здрасьте! – раздалось под ухом.
Герда от усталости даже не вздрогнула. Повернувшись, она увидела бородатого толстого мужчину в покрытой белесой пылью одежде.
– Ты мельник? – спросила она, соображая, не пуститься ли в бегство.
– Я не мельник! – возмутился бородач. – Я здешний ворон!
В глазах бородача было безумие, но он казался не опасным.
– А я девочка, – сказала Герда. – Я бедная одинокая девочка, очень усталая. Я ищу своего друга Кая.
– Это плохо, плохо, – пробормотал бородач. – Плохо быть девочкой, плохо быть мальчиком в наших краях… Лучше быть вороном! А ты знаешь, что общего между вороном и конторкой?
– И на вороне, и на конторке есть перья? – предположила Герда.
– Кар! – воскликнул мужчина. – А я не знал, я не знал ответа! Пойдем, я отведу тебя на мельницу. Я там живу со своей воронихой. Нам надо подумать, кем ты будешь.
– Я Герда.
– Нет-нет! Надо подумать, кем ты будешь здесь, потому что здесь плохо быть Гердой, здесь надо быть вороном, или котом, или бабочкой, но ни девочкой, ни мальчиком, ни человеком!
– Пойдем, – согласилась Герда. – По дороге я расскажу тебе свою историю. Может быть, ты поможешь мне найти Кая…
Свой рассказ Герда закончила уже на мельнице, когда пила чай с вареньем. Мельник и мельничиха, или ворон и ворониха, как угодно, предлагали ей самого вкусного, вишневого, но Герда выбрала земляничное. Когда она закончила свою историю, ворон и ворониха переглянулись.
– Кар? – спросил ворон.
– Кагги-карр! – ответила ворониха.
– Мы, кажется, знаем, где твой Кай, – осторожно сказал ворон.
– Наша принцесса, – ворониха сглотнула, – она такая умная, она прочитала все газеты на свете, она ездила по всему миру, даже в Трансильванию. И она стала скромной, велела разбить все зеркала, выбросить серебряную посуду, выходила из замка только вечерами… А потом она решила выйти замуж.
– К ней приезжали женихи отовсюду, – кивнул ворон. – Они приходили в замок, но никто не стал ее мужем.
– И никто не выходил обратно… – тихо сказала ворониха.
– А потом однажды вечером пришел мальчик, он был такой бледный, тихий, но очень вежливый, он ждал у ворот замка, пока его не пригласили войти. – Ворон затряс головой, и безумие темным огнем загорелось в его глазах. – Когда его впустили, он посмотрел на разбитые зеркала, на деревянную посуду на столах, рассмеялся и пошел к принцессе… и та сказала: «Ну, наконец-то, я уже думала, что осталась в мире одна…»
– И они вместе теперь, – кивнула ворониха.
– Лучше быть вороном теперь, – сказал ворон. – Потому что… потому что так лучше…
– Отведите меня в замок, – сказала Герда. – Если это Кай… Я только посмотрю на него. Узнаю, что с ним все в порядке. И уйду домой.
Ворон и ворониха переглянулась.
– Ведите, – сказала Герда, вставая. – И… дайте мне какие-нибудь ботинки. Воронам ведь они ни к чему?
– Дай ее ботиночки нашей дочки, – сказал тихо ворон. – Дай ей красивые ботиночки нашей дочки…
И они явились во дворец, стоящий в тихом, будто замершем городе. У ворот стояли стражники, нервно поглядывающие назад, на дворцовые ворота. В роскошных залах с обитыми атласом стенами и шпалерами, прикрывающими выбитые зеркала, Герде почудился какой-то звук. Будто тени пробегали вокруг – юноши и девушки, мальчики и девочки, испуганные и растерянные, мечущиеся по коридорам, зовущие и умоляющие…
– Что это? – спросила Герда.
– Сны, просто сны, – быстро ответил ворон.
– Сны о чем-то большем, – подтвердила ворониха. – Все они спят, а их сны остались в этом замке… навсегда…
Они прошли анфиладой залов и наконец оказались в спальне. Несмотря на день, шторы здесь были плотно задернуты, а посреди спальни стояла кровать – странная, в виде большой коробочки макового цветка. В кровати спали принц и принцесса. Герда посмотрела на бледное красивое лицо, на светлые волосы и воскликнула:
– Кай!
Юноша зашевелился, сел в кровати, резко, будто и не спал. Был он молод и красив, глаза были темные, бездонные, кожа бледная, белая, зато губы яркие, алые. Ах, какой это был прекрасный юноша!
Жалко только, что это был не Кай.
– Я не Кай, – сказал мальчик. – А кто ты, смешная девчонка?
Принцесса тоже села в кровати и строго спросила:
– И кто вы такие?
– Мы вороны, вороны ваши сиятельства! – воскликнули хором ворон и ворониха.
Принц и принцесса рассмеялись в унисон.
– Ну, не бойтесь, – сказал принц. – Мы не обижаем старых ворон, мы любим молодость и красоту. Хотите – будьте нашими придворными воронами… А ты, девочка?
– Меня зовут Герда, – ответила она. И начала рассказывать принцу и принцессе свою историю.
Герда и сама не заметила, как случилось, что, пока она рассказывала, принц и принцесса оказались рядом с ней, бледные и прекрасные. Они совершенно не стеснялись своих нагих юных тел, а принц даже склонился к Герде, собираясь поцеловать ее в шею, но вдруг ожерелье на шее девочки шевельнулось, принц вскрикнул и отстранился.
Они с принцессой молча переглянулись.
– Любопытно, – сказала принцесса. – Амулет? Или любовь? Я даже не пойму, что именно… Можно попробовать перебороть…
Принц нервно засмеялся.
– Брось, любимая. Зачем? Милая девочка с трогательной историей. Какая трепетная любовь! Ей надо помочь. Это как минимум забавно!
Принцесса кивнула, закуталась в халат, второй бросила принцу.
– Хорошо, – сказала она. – Дадим ей карету, ту, позолоченную, не люблю ее. Моих старых платьев, мы почти одного роста, и новые туфли взамен этого безобразия на ее ножках… Кренделей, булок… Эй, ворон, ты должен хорошо знать пекарей, пусть постараются! И охрану. Мне давно уже не нравится серебряный полк лейб-гвардии… как они смотрят мне вслед… Пусть охраняют нашу милую гостью в ее поиске!
– Спасибо, – сказала Герда. – Как добры ко мне все люди и животные.
Принц в халате вышел с ней в приемную, где тихо сидели вельможи и чиновники. Отдал распоряжения и ушел, на прощание еще раз бросив взгляд на ожерелье на шейке Герды.
Герда тихо вышла из замка, отряд гвардейцев уже строился у кареты, запряженной четвериком лошадей. Кучера и слуги, отправленные принцем вместе с Гердой, веселились и радовались, оглядываясь на замок. Служанки вынесли Герде гору нарядов, и она переоделась. Посмотрела на свое старое платье, заколотое шипом. И сказала:
– Я сейчас.
Земля у ворот замка была твердая, как камень. Но Герда уколола себе палец шипом шиповника, и тот вошел в землю легко, будто нож в горло старой ведьмы.
– Розы цветут, красота, красота… – прошептала Герда, потому что шиповник – это тоже роза.
Темно-зеленый побег вырвался из холодной земли и побежал, ветвясь, по стене замка, мгновенно обрастая кроваво-красными и мертвенно-белыми цветами. Острые, как иглы, шипы вонзались в камень.
Герда повернулась и пошла к подаренной карете.
* * *
Надя вздохнула и сказала:
– Хорошо быть принцессой.
– Почему?
– Хочешь подарить кому-то карету из золота – даришь. Хочешь послать гвардейцев помочь Герде – посылаешь.
– Не всегда добрые поступки вызваны добротой, – сказал я. – И не всегда злые поступки – от злобы.
– Ну и что? Я была бы доброй принцессой. И умной. И любознательной.
– Любознательность и ум порой вредят даже добрым принцессам, – ответил я. – Но в общем-то ты права. Хорошо иметь возможность делать добрые поступки.
– Даже если ты злой, – добавила Надя.
Мы вступали на хрупкую почву соотношения добра и зла у Темных и Светлых Иных. Обычно это изучают, выйдя из школьного возраста, а не в восемь лет. Но я не стал спорить.
– Да, даже если ты злой… Читаем дальше?
Надя кивнула.
«– Ишь какая славненькая, жирненькая. Орешками откормлена! – сказала старуха-разбойница с длинной жесткой бородой и мохнатыми, нависшими бровями. – Жирненькая что твой барашек! Ну-ка, какова на вкус будет?
И она вытащила острый, сверкающий нож. Вот ужас!» – прочитал я.
* * *
Огромный волк перепрыгнул через пики стражников и ударом лапы опрокинул офицера в сверкающих серебряных доспехах. Сомкнул челюсти на его горле, рванул, потом повернулся к Герде.
Стая добивала последних гвардейцев. Нет, те не струсили, когда посреди темного леса на них бросились огромные волки. Они дрались до конца, дрались с отчаяньем и отвагой обреченных, давно уже смирившихся со своей смертью, но цепляющихся за что-то поважнее, чем жизнь.
С десяток волков были иссечены мечами и пронзены пиками, некоторые пытались подняться, несколько умерли и преобразились, превратившись в голых волосатых мужчин и женщин, после смерти совсем не страшных, а только противных.
Убивший офицера волк встряхнулся и превратился в огромную старую женщину, всю заросшую волосами, у нее на подбородке завивалась длиннющая борода, а брови оказались такие густые, что закрывали глаза, и временами старая женщина дула вверх, отводя их.
– Ишь какая славненькая, жирненькая. Орешками откормлена! Жирненькая что твой барашек! Ну-ка, какова на вкус будет? – зловеще сказала старуха.
И тут же завопила – ей на спину запрыгнула молодая волчица, в прыжке превратившаяся в черноволосую девушку, смуглую, широкоплечую, с грустными глазами. Девушка укусила старуху за ухо, совсем по-звериному, и воскликнула:
– Она будет играть со мной! Она отдаст мне свою муфту, свое хорошенькое платьице и будет спать со мной в моей постельке.
– Мне надоели твои игрушки! – рявкнула старуха, недовольно повела плечами, стряхивая девушку, и пошла к волкам, сгрудившимся вокруг тел гвардейцев. Герда торопливо отвернулась.
– Лучше сядь в карету, – сказала девушка, хватая Герду за руку и втаскивая за собой. – Пока они не наелись, лучше не попадаться им на глаза. Ты кто такая? Принцесса? – Девушка обняла ее, пообещала: – Они тебя не убьют, пока я не рассержусь на тебя. Ты такая хорошенькая. Дашь мне свою шубку?
Герда сбросила шубку, и девушка радостно в нее завернулась. Велела:
– Рассказывай!
И Герда рассказала ей про своего любимого названого братца Кая, про то, как он исчез, как она ушла из дома его искать…
Маленькая разбойница слушала ее, временами гладя по руке, а потом серьезно сказала:
– Они тебя не убьют, даже если я рассержусь на тебя. Я лучше сама тебя убью. Я еще не встречала никого, кто умеет так любить, как ты.
– Спасибо, – сказала Герда.
Маленькая разбойница протянула руку и вытерла слезы с ее щек.
Когда оборотни-разбойники наелись, они притащили карету в свое логово. Это был старый замок, стоящий на высокой горе. Когда-то в него ударила молния, и глубокая трещина расколола гору и замок на две части.
Впрочем, оборотням вполне хватало и половины замка. Разбойники въехали во двор замка, из трещины вылетели стаи ворон, по двору забегали свирепые собаки – они смотрели устрашающе, но не лаяли, потому что им подрезали голосовые связки. Маленькая разбойница привела Герду в огромный зал, где горел исполинский очаг. Разбойники, уже в человеческом облике, принялись жарить в нем мясо, в огромном котле варился суп. Герде тоже принесли еды, она вначале хотела отказаться, но потом увидела, что это жареные голуби. Когда она поела, маленькая разбойница потащила ее за собой в угол зала.
– Это моя лежка, – сказала она, указав на груду соломы, покрытой сверху роскошными, хоть и грязными коврами. – Сюда никто не придет, мать любого разорвет на кусочки. Но не сходи с ковра, а то ты станешь добычей!
– Я не сойду, – пообещала Герда, глядя на северного оленя, привязанного к стене за медный ошейник.
– Будешь спать тут со мной. – Маленькая разбойница улыбнулась, хоть глаза ее и остались грустными. – Не бойся.
– Я ничего не боюсь, – сказала Герда. – Я должна найти Кая, а пока я его не найду, мне нельзя ничего бояться.
– И не смей убегать, – предупредила маленькая разбойница. – Его тоже надо держать на привязи, а то убежит. – Она достала из расщелины в стене длинный острый нож и пощекотала оленя по горлу. – Милый старичина бяшка, правда он смешной?
Олень испуганно отводил голову от ножа, глядя на Герду большими испуганными глазами.
– Ты спишь с ножом? – спросила Герда.
– Ну, мало ли что может случиться? Вокруг шайка разбойников-оборотней, если ты не заметила. Привыкай!
– Я не могу привыкать, я должна искать Кая.
– Кай, Кай, Кай! – раздраженно воскликнула маленькая разбойница. – Его и в живых уже нет, твоего Кая!
Олень вдруг замотал головой, будто хотел что-то сказать. Маленькая разбойница нахмурилась, покосилась на свою мать – но та вместе с разбойниками пировала у огня. Разбойники ели, а их предводительница кувыркалась.
– Ладно, – неохотно сказала маленькая разбойница и сняла с оленя ошейник.
Олень встряхнулся и превратился в пожилого человека, узкоглазого, темноволосого и широкоплечего, похожего на маленькую разбойницу.
«Так вот ты каков, северный олень!» – подумала Герда, но ничего не сказала, чтобы не обидеть оборотня.
– Что ты хочешь сказать, отец? – спросила маленькая разбойница.
Скорчившись на соломе, оборотень-олень прошептал, опасливо оглядываясь на разбойников у огня:
– Я видел его, видел Кая. Год назад, когда я убежал в тундру, я встретил его в метели. Человек в черном и женщина в белом вели его на север, туда, где чертоги Снежной королевы. Он был бледным и усталым, но живым.
– Ну зачем ты вернулся, отец? – досадливо спросила маленькая разбойница. – Жил бы в своей тундре, щипал ягель… Что ты забыл здесь? Мать едва тебя не прирезала, ты же позор нашего рода…
Мужчина молчал, глядя на маленькую разбойницу.
– Отпусти меня, – прошептала Герда. – Я люблю Кая, я должна его найти…
– У всех есть любовь, – сказала юная девушка вполголоса. – Оборачивайся, отец, живо! Сейчас они сыты и пьяны, они ничего не увидят. Я выведу вас из замка.
– Спасибо! – прошептала Герда и на радостях поцеловала маленькую разбойницу.
– Телячьи нежности, – грустно сказала та, глядя на Герду. – Хорошо, что я не ужинала, чую, что придется драться, а это лучше делать на голодный желудок.
Она усадила Герду на спину своему отцу, вновь обернувшемуся оленем, и тихонько вывела за ворота.
– Вот тебе меховые сапожки, вот тебя мамашины рукавицы, вот тебе мягкая подушечка, чтобы удобнее было сидеть… – сказала маленькая разбойница и заглянула Герде в глаза. – Найди свою любовь.
В этот миг из замка с рычанием выбежала огромная волчица. Ах, какой ужас! Это атаманша оборотней все-таки заметила, что пленники исчезли!
– Скачи, Герда, скачи! – закричала маленькая разбойница и мигом обернулась в волчицу.
Она бросилась на атаманшу, и обе волчицы с рычанием принялись драться. А олень поскакал на север, не останавливаясь ни днем, ни ночью.
* * *
– Разбойницей тоже быть неплохо, – сказала дочь. – Только надо быть доброй разбойницей. Как Робин Гуд.
– Лучше быть просто человеком, – ответил я. – Ну или Иным.
– Просто человеком быть скучно, – ответила Надя. – Все интересное пройдет мимо. Вот Герда кого на пути встретила? Добрую старушку-колдунью, говорящих воронов, принца с принцессой, разбойников…
– Простые люди ей тоже помогали, – уверил я. – Все-все-все. Андерсен не мог про всех написать. Герда ведь шла очень долго, понимаешь? Она отправилась в путь маленькой девочкой, но за годы пути выросла. Люди давали Герде хлеб, кров над головой, махали вслед руками. Ну ладно, давай дочитывать. «Олень остановился у жалкой избушки; крыша спускалась до самой земли, а дверь была такая низенькая, что людям приходилось проползать в нее на четвереньках. Дома была одна старуха-лапландка, жарившая при свете жировой лампы рыбу».
* * *
В избушке было так дымно, воздух так вонял рыбой и гнилью, что Герда едва не задохнулась.
Но все же здесь было тепло, и ворчливая лапландка сунула ей в руки чашку с горячим соленым варевом.
– Что делает в этих краях девушка, отмеченная Силой? – спросила лапландка. – Да еще с порченым трусливым оборотнем-оленем?
– Ты тоже владеешь искусством, сестрица? – спросила Герда.
– Я? О нет, юная красавица. Я могла бы им овладеть, но я отказалась от этой судьбы. Не хочу я искать Силу в нижнем мире, пить горячую кровь и превращаться в волка. Мои зелья – обычные зелья, они берут силу от трав и камней, их может сварить любая женщина, решившая приманить любимого мужчину или извести постылого мужа.
Герда внимательно посмотрела в свою чашку.
– Нет-нет, – сказала лапландка. – Это обычная еда, хоть и воняет, как отрава. Кто я такая, чтобы посметь отравить великую, с таким страшным амулетом на шее? Я помогу тебе и провожу прочь. Я не лезу в дела Иных. Об одном тебя прошу, Герда, не убивай меня, когда покинешь этот жалкий приют!
– Только плохие дети убивают! – обиделась Герда.
– Да, но ты давно не ребенок, – вздохнула лапландка. – Вот тебе сушеная треска, отвезешь моей подруге в Финнмарк.
– Ты написала ей послание на сушеной рыбе? – удивилась Герда.
– Что ты, милая, откуда мне уметь писать? – удивилась лапландка. – Это просто рыба. Я давно обещала передать ей с оказией настоящее бакальяу, которое научилась делать, плавая с пиратами в южных морях.
Герда снова села на оленя, и тот помчался сквозь метель. Северное сияние полыхало над их головами. Они мчались через леса и болота, по тундре и снежным полям, пока не увидели жилище финки – землянку, где дверь служила дымоходом, а дымоход – дверью.
Финка ходила по своему жилищу полуголая, Герде тоже пришлось раздеться – так здесь было жарко, олень обернулся человеком и влез в землянку вслед за ней. Втроем они едва помещались в убогом жилище. Герда рассказала финке свою историю, а та мигала, слушая ее, и не говорила ни слова – лишь смотрела на амулет.
– Ты мудрая женщина, – сказал олень. – Ты можешь, к примеру, увеличить ее физическую мощь, дать ей силу двенадцати богатырей?
– Зачем ей сила двенадцати богатырей? – сварливо спросила финка. – Она уже двенадцать лет в пути. Ей служат и люди, и Иные, ей служат вампиры и оборотни. Три магических артефакта дала ей с собой бабушка-колдунья, да только силы в них было кот наплакал. Старые волшебные башмачки, ожерелье из мизинчиков и кусок оборотной шагрени. Герда сама придала им силу, они ее лишь оформили – башмачки направили на верный путь, ожерелье оберегло от зла.
– А шагреневая кожа? – спросил любопытный олень.
– Достань, – велела финка.
Герда достала кусочек мягкой кожи и протянула финке.
– Обычная шагреневая кожа исполняет желания, отбирая за это годы жизни, – сказала финка. – В линиях возможного будущего шагрень ищет будущее желаемое, но цена велика… Эта шагрень – оборотная. Ты двенадцать лет была в пути, девочка, ты отказалась от детства и юности, от желаний и стремлений, все ради любви. Оборотная шагрень впитала в себя двенадцать лет твоей юности, а молодость – огромная сила. Лишь одно желание исполнит оборотная шагрень, но зато – за желание уже заплачено!
Герда покрепче сжала драгоценную кожу в ладони. Сказала:
– Ты великая волшебница!
– Ты ошиблась дважды, – ответила финка скромно. – Всего лишь первый ранг, всего лишь ведьма.
– Что случилось с Каем? – спросила Герда.
– Заклятие, – пожала ведьма плечами. – Очень сложное, очень хитрое, очень своеобразное заклятие. Я слышала лишь об одном искуснике, кто может такое сделать. Видимо, он во всем и виноват, ведь его замок совсем недалеко, и он десять лет как поселился там с молодой женой и приемным сыном… Но вот зачем?
– Что зачем? – удивилась Герда.
– Зачем потребовалось разлучать двух детей? – спросила финка сварливо. – О, у тебя неплохой потенциал, второй-первый ранг, может быть, и высший. У Кая, если я правильно прочла твои воспоминания, четвертый ранг. Двое Иных-детей, ну и что с того?
– Но Снежная королева… – прошептала Герда.
– Далась тебе эта Снежная королева, – всплеснула финка руками. – Человек в черном, вот кто все затеял! Он столь хитроумно увел из дома мальчика Кая! Но зачем, зачем ему было вас разлучать? Убить вас для него – раз плюнуть! Обернуть к Свету или Тьме – плюнуть еще раз! Сделать своими учениками, да еще и восторженными…
– Плюнуть третий раз, – кивнула Герда. – Но если Снежная королева полюбила Кая…
Финка захохотала.
– Или человек в черном… – покраснев, прошептала Герда.
Финка от хохота стала бить себя по голым бедрам ладонями. Отсмеявшись, сказала:
– Любовь – забава для молодых. Нет, девочка, не ищи там любви. Ты сможешь разрушить оборотное заклятье, что застряло в сердце и глазах Кая. И, наверное, сможешь вместе с ним уйти, ожерелье из мизинчиков – страшная сила, да и есть у нас законы, которые мы не нарушаем. Но если ты не поймешь, чего хотел от вас человек в черном, – твоя победа обернется поражением!
– Спасибо, мудрая ведьма первого ранга, – сказала Герда. – Спасибо за приют и науку. Я пойду. Олень, ты отнесешь меня к замку.
– Поесть не желаешь перед дорогой? – спросила финка.
– Нет, – подумав, ответила Герда. – Чую, что придется драться, а как говорила мне подруга, это лучше делать на голодный желудок.
* * *
– Знаешь, папа, – сказала Надя. – Когда сказка кончается, это немного грустно.
– Верно, – согласился я. – Но сказки всегда кончаются, когда начинается жизнь. Давай узнаем, как кончится эта сказка?
Дочь кивнула.
– «Кай остался один в необозримой пустынной зале, смотрел на льдины и все думал, думал, так что в голове у него трещало. Он сидел на одном месте – такой бледный, неподвижный, словно неживой. Можно было подумать, что он замерз.
В это-то время в огромные ворота, проделанные буйными ветрами, входила Герда».
* * *
Красивая рослая женщина в белом платье в пол стояла на балконе бального зала. Человек в черном стоял рядом с ней. Насмешливо улыбаясь, он следил за девушкой, что шла к юноше, сидящему посреди зала.
– Не боишься, что она развеет иллюзию? – спросила женщина небрежно.
– О, нисколечко, – ответил человек в черном. – Она видит то, что ожидала увидеть, а такую иллюзию никто не развеет. Стены из вьюги, потолок из северного сияния… Я хотел еще добавить белых медведей в доспехах из метеорного железа, но решил, что это чересчур. Еще начнет с ними сражаться!
Женщина в белом вздохнула.
– Как я понимаю, ты не собираешься атаковать?
– Отважную крошку Герду? – возмутился человек в черном. – Разве я похож на злодея?
Герда подошла к бледному юноше, который застыл у ледяной глыбы с резцом в руках. Дотронулась до его плеча. Что-то прошептала. Юноша досадливо стряхнул ее руку, что-то ответил.
– Сдаюсь, – сказала женщина в белом. – Нет, правда сдаюсь! Ты истратил на никчемного мальчугана, рядового Иного со Светлым потенциалом, могущественный амулет. Нанял меня, как какую-то актриску, играть Снежную королеву! Привез сюда, в этот дурацкий старый замок. А тут холоднее, чем в России, знаешь ли! Десять лет мы торчали среди снегов, и ради чего? Чтобы девчонка с медлительностью черепахи притопала сюда и увела мальчишку?
– Разве я мало тебя заплатил? – с укором спросил мужчина.
– Вполне достаточно. Твоя библиотека бесценна, я прочитала все, чем ты соизволил поделиться.
– И даже кое-что, чем делиться не собирался, – насмешливо ответил мужчина. – Ладно, не будем мелочиться. Мне нравятся твои амбиции, а своя ведьма в Конклаве всегда пригодится.
Герда принялась целовать Кая. Тот неуклюже отпихивал ее.
– У него, кстати, хороший потенциал скульптора, – сказала женщина, проигнорировав иронию мужчины. – Может, с мрамором станет работать. И все же к чему все это было?
– С чего ты решила, что я отвечу? – фыркнул мужчина.
– Да тебе самому хочется похвастаться, – ответила женщина. – Не встречала еще ни одного мужика, который не похвалился бы удачной интригой. Я тебе не соперник, язык за зубами держать умею. Давай, мой Снежный король. Хвастайся.
Мужчина вздохнул.
– Что ж, ты права. Дело в том, что я научился выводить Иных. Это была долгая работа, поверь. Кай и Герда – плоды трехсотлетней селекции.
– Ого, – с уважением сказала женщина.
– И отчасти мои потомки, – добавил мужчина. – Всегда ведь стоит использовать самое лучшее.
– Хорошо, но я по-прежнему не понимаю!
– Важны не они сами, – сказал мужчина. – Важен ребенок, которого они породят. Это и будет конечный результат. Но тут есть один фактор, на который я не могу повлиять.
– Любовь, – догадалась женщина. – Только настоящую любовь невозможно вызвать магией.
– Верно. Дело ведь не в физическом соитии, организовать это проще простого. Кай и Герда относились друг к другу как брат с сестрой, но это не проблема. Разжечь в молодых людях страсть можно без всякой магии. Но для успеха мне требовалась безумная любовь! Именно она приведет к появлению Абсолютного волшебника!
– Да ты с ума сошел, – сказала женщина.
– Увидишь. Весь этот путь, который прошла Герда, все лишения и тяготы, ужасы и предательства, страхи и страдания, все это нужно было для того, чтобы разжечь в ней любовь. Настоящую, безумную любовь! Наш бедный Кай, если уж начистоту, вторичен. Я надеюсь, что он и впрямь влюбится в хорошенькую смелую Герду без памяти, но это уже не столь важно.
Внизу, в зале, Герда достала из-под шубки кусок мягкой шагреневой кожи. И стала протирать им лицо Кая, потом приложила к его груди.
– Ого, как зарядила-то! – восхитилась женщина в белом. – Да, сотрет она твое заклинание… Но знаешь, Завулон, у тебя не получится. Я не скажу, как и почему, но твой план даст осечку.
– Предвиденье, Арина? – со скепсисом спросил мужчина.
– Нет, опыт, – ответила женщина. – С любовью не шутят. Ты слишком стар, ты это уже забыл, а я – помню. Что-то пойдет не так. Что-то случится.
Она помолчала, а потом уверенно добавила:
– А может быть – уже случилось, просто мы еще не видим…
Внизу, в бальной зале, которая казалась юноше и девушке километровым чертогом из ветров и метелей, мальчик Кай посмотрел на девочку Герду и воскликнул:
– Герда! Милая моя Герда!.. Где же это ты была так долго? Где был я сам? – И он оглянулся вокруг. – Как здесь холодно, пустынно!
Отбросив утратившую силу шагреневую кожу, Герда повела Кая прочь, целуя в глаза, лоб, руки.
Женщина в белом и мужчина в черном молча смотрели на них сверху.
– Но где я же мог просчитаться? – тихо спросил мужчина.
* * *
Все-таки «Снежная королева» – очень долгая сказка. Я перевернул последнюю страницу, когда понял, что дочь уже спит. Но на всякий случай продолжил читать, понижая голос и пропуская целые предложения.
– «…там уже ждал их северный олень. Он привел с собою молодую оленью матку, вымя ее было полно молока; она напоила им Кая и Герду и поцеловала их прямо в губы.
Вот перед ними и лес. Запели первые птички, деревья покрылись зелеными почками. Из леса навстречу путникам выехала верхом на великолепной лошади молодая девушка в ярко-красной шапочке и с пистолетом за поясом. Герда сразу узнала и лошадь – она была когда-то впряжена в золотую карету, – и девушку. Это была маленькая разбойница…»
Закрыв книгу, я негромко добавил, вставая:
– В общем, все кончилось хорошо. Хорошие победили, как всегда. Плохие проиграли, поделом им. В сказках всегда так.
В жизни, конечно, сложнее.
* * *
Из леса навстречу путникам выехала верхом на великолепной лошади молодая девушка в ярко-красной шапочке и с пистолетом за поясом. Герда сразу узнала и лошадь – она была когда-то впряжена в золотую карету, – и девушку. Это была маленькая разбойница.
И черноволосая девушка тоже ее сразу узнала.
– Ишь ты, бродяга! – сказала она Каю. – Хотела бы я знать, стоишь ли ты того, чтобы за тобой бегали на край света!
Кай глуповато улыбнулся и гордо обнял Герду за плечи. А Герда осторожно протянула руку и потрепала маленькую разбойницу по щеке. Сказала:
– Ты… победила?
– Делов-то, – небрежно ответила маленькая разбойница. Но глаза ее были серьезны и грустны. – Да. Шайку разогнала. Кто ушел жить к людям, а кто перекинулся насовсем и подался в леса.
Герда не стала спрашивать, что стало с атаманшей разбойников. У оборотней свои законы.
– Ты что-нибудь слышала о принце и принцессе?
– С их замком случилось неладное, – отвечала молодая разбойница. – За одну ночь он весь оброс шиповником, таким колючим, что никто не мог выйти изнутри и войти снаружи. Впрочем, снаружи не особенно-то и пытались. Да что мы о всяких мелочах! Ты-то нашла свою любовь?
– Да, – сказала Герда, глядя ей в глаза.
– Ты поняла, за что стоит страдать, жертвовать, драться, идти на край света, расставаться с родными?
– Да, – ответила Герда.
– Ну, здорово, – сказала маленькая разбойница, отводя взгляд. – Как-нибудь заеду в ваш город, навещу вас.
Герда кивнула:
– Обязательно навести.
Маленькая разбойница пришпорила коня и понеслась вскачь.
– Дикая какая-то, – изрек Кай. – Тебе не кажется, что она – оборотень?
– У каждого свои недостатки, – задумчиво ответила Герда, думая о чем-то своем.