Книга: Горечь моей надежды
Назад: Глава 23
Дальше: Глава 25

Глава 24

Мэгги Фенн застыла у кухонного стола. Взгляд ее был прикован к экрану телевизора, на котором мелькали кадры прямой трансляции от дома Алекс Лейк в деревушке Малгров.
– …социальный работник, которая вела дело исчезнувшего ребенка, девочки по имени Отилия Уэйд, – говорил репортер. – Она должна появиться здесь с минуты на минуту. Сегодня она уже побывала в полицейском участке, помогая расследованию. Однако до сих пор никаких следов исчезнувшего ребенка не обнаружено. Как и следовало ожидать, спустя три дня бесплодных поисков власти серьезно обеспокоены по поводу жизни и безопасности девочки. Как мы уже передавали раньше, в доме Уэйдов в Кестерли работает группа судмедэкспертов. Более того, я только что узнал, что мы можем вернуться туда…
В кадре возник дом Уэйдов на Норт-Хилл. Первый этаж дома был весь в белых палатках, напоминавших старинные нижние юбки, между которыми двигались полицейские и судмедэксперты в синих комбинезонах.
– Ларри, что там происходит в данный момент? – спросил репортер у своего коллеги.
За кадром возник голос, а затем в уголке кадра – и сам репортер.
– Здесь сейчас кипит напряженная работа, Энди, – произнес он, стараясь говорить как можно спокойнее. – Как мы знаем, она сосредоточена позади дома, и по известным причинам мы не имеем туда доступа. Думаю, однако, что нам удастся сделать кадры с вертолета. Да, мы сможем…
В следующий момент на экране возник вид сада позади дома Уэйдов, сделанный с высоты птичьего полета. Впрочем, разглядеть что-либо все равно было нельзя, так как и там была возведена белая палатка, покрывая собой внушительную территорию.
– Небольшое строение в левой части экрана, – продолжал между тем репортер, – это сарай, в котором располагалась студия Брайана Уэйда. Здесь же он творил и свои самые черные дела.
Мэгги в ужасе зажала ладонью рот. За столом напротив нее сидела София. Взгляд девочки тоже был прикован к экрану телевизора. Обеим было страшно представить, что может обнаружиться в неглубокой могиле, которую в данный момент откапывали полицейские.
– Известно, где сейчас Алекс? – спросил Энтони, брат Мэгги, входя к ним в кухню.
– Примерно час назад показали, как ее ведут в полицейский участок, – ответила Мэгги. – Однако потом было сказано, что ее отпустили домой.
– От нее пока никаких вестей?
Мэгги покачала головой.
– Я оставила ей несколько сообщений, – она не договорила, потому что репортер затараторил снова.
– Нам только что стало известно о сделанной в саду находке…
– О боже, – прошептала Мэгги, не уверенная в том, хочется ли ей слушать дальше.
– Ларри, вы можете сказать нам, что именно там было найдено? – поинтересовалась ведущая в телестудии.
– Пока нет, Эрин, но, насколько мы можем судить, там сейчас что-то происходит… Нас попросили отойти дальше, потому что туда сейчас дополнительно направились с полдесятка детективов.
– О боже, только не это, – пробормотала Мэгги, зная, что ее ужас разделяет сейчас как минимум полстраны. – Только не она, прошу тебя, господи, только не она!
Энтони обнял ее за плечи.
– Коронер уже там, – продолжил между тем репортер, – что теоретически подтверждает наши самые худшие опасения. Если в могиле, которую, предположительно, выкопал сам отец, обнаружится тело девочки, этот день станет днем траура для всех нас.
– Скажите, известно, где сейчас находится Брайан Уэйд? – поинтересовалась ведущая в студии, когда на экране вновь возникла картинка дома, рядом с которым небольшая кучка полицейских пыталась сдержать натиск репортеров.
– Думаю, он по-прежнему находится в управлении полиции в Кестерли, – было сказано в ответ. – Как известно, в понедельник ему были предъявлены обвинения в убийстве супруги Эрики Уэйд. Он остается под стражей, начиная со вчерашнего дня, когда он предстал перед местным судом. Обычно в таких случаях подозреваемых помещают в тюремную камеру, но поскольку поиски Отилии продолжаются… Минуточку, Эрик, кажется, здесь происходит что-то интересное…
Камера взяла крупным планом дом: на крыльцо вышел старший следователь Теренс Гулд и что-то сказал представителю по связям с общественностью.
– Похоже, сейчас будет сделано заявление для прессы, – произнес репортер. – Да-да, это только что подтвердилось. Старший следователь Гулд, которые возглавляет расследование, в ближайшие минуты сделает официальное заявление.
– Ларри, скажите, Брайана Уэйда привозили домой после ареста? – спросила ведущая в студии.
– Думаю, что нет.
– И ему пока не предъявлено никаких обвинений по поводу исчезновения его дочери?
– По-видимому, еще нет. Зато доподлинно известно, что ему предъявлены обвинения в сексуальном насилии по отношению к ребенку благодаря информации, которая обнаружилась в тот день, когда в доме было найдено тело убитой им жены. Нам также сообщили, что в самое ближайшее время будут произведены аресты в разных частях страны, что также связано с полученной информацией.
– Скажите, вы знаете, что это за информация?
– Лишь то, что она поступила по электронной почте и из нее можно сделать вывод о существовании широкой интернет-сети педофилов, в которой предположительно состоял и Брайан Уэйд. Ходят слухи, – подчеркиваю, это всего лишь слухи, – что отдельные материалы содержали кадры играющих детей, сделанные в начальной школе Кестерли. Той самой, где Брайан Уэйд работал заместителем директора. Сейчас с учениками и их родителями беседуют представители полиции и психологи. Тем не менее известно, что эти материалы не содержат никаких кадров сексуального насилия.
– А Отилия? Там есть кадры с ее участием?
– К сожалению, есть, и они в высшей степени откровенные. Другие подробности полиция разглашать не намерена.
– Думаю, это те подробности, которые нам всем лучше не слышать, – мрачно прокомментировала ведущая в студии.
– Полностью согласен. Кстати, похоже, что старший следователь Гулд готов сделать заявление.
В кадре тотчас возник крупный седовласый мужчина лет пятидесяти: пронзительные, близко посаженные глаза, резко очерченные скулы, исполненный уверенности голос.
– Со смесью сожаления и облегчения могу сказать вам, – заявил он, – что сегодня мы обнаружили некоторое количество улик и вещественных доказательств совершенных преступлений. Главным образом это намеренно поврежденный компьютер и фотографическое оборудование и все, что с ними связано. Это означает, что поиски Отилии Уэйд продолжаются как здесь, в доме и на прилегающем к нему участке, так и повсюду в нашем регионе.
– Что вы можете сказать про водителя серебристого «Рено», который выехал от дома в воскресенье вечером?
– Мы все еще надеемся его обнаружить, – ответил Гулд.
– Скажите, а правда, что социальный работник, которая вела эту семью, временно отстранена от работы? – выкрикнул другой голос.
– Думаю, что так и есть, однако вам лучше задать этот вопрос социальным службам, а не полиции.
– Но она тоже дает показания?
– Разумеется, и она очень нам помогла. Теперь прошу меня извинить, – проигнорировав залп обрушившихся на него вопросов, он шагнул вслед за офицером по связям с общественностью в дом и закрыл за собой дверь.
Мэгги судорожно вздохнула.
– По крайней мере, тело не найдено, – сказала она. – Хотя кто знает, к лучшему это или нет.
– А я считаю, что он ее замочил, – с жаром заявила София. – Вы видели его снимки? Он такой противный. От такого можно ждать чего угодно.
– Да, но где он в таком случае спрятал тело? – тихо спросила Мэгги.
– Похоже, сейчас покажут Алекс, – сообщил им Энтони.
– Кажется, она возвращается домой, – вещал с экрана репортер. – Да-да…
Камера задергалась, изображение запрыгало. Репортерская орда как по команде устремилась к темно-серому «БМВ», который показался на дороге, что вела к склону холма от деревни. Как только машина остановилась рядом с домом, несколько полицейских тотчас же оттеснили репортеров назад. Задняя дверь автомобиля открылась, и из нее вышла женщина-полицейский – высокая, в темно-синем костюме, с коротко стриженными волосами и неулыбчивым лицом. Вслед за ней, пошатываясь, показалась Алекс – усталая и испуганная. На нее тотчас, грозя сбить с ног, обрушился шквал вопросов.
– Вы считаете себя ответственной за случившееся?
– Вы могли бы это предотвратить?
– Вам было известно о сексуальном насилии над ребенком?
– Это правда, что вас отстранили от работы?
– Почему социальные службы отказываются давать комментарии?
– Бедняжка, – прошептала Мэгги со слезами в голосе. София сочувственно взяла ее за руку.
Сопровождаемая детективом и полицейским в штатском, Алекс прошла сквозь толпу к входной двери. На крыльце, втянув голову в плечи, чтобы не попасть в объективы камер, она стала рыться в сумочке в поисках ключей.
Между тем голос за кадром продолжал:
– За эти дни Алекс Лейк вызывали для дачи показаний уже в третий раз. Однако, каков бы ни был результат расследования, уже сейчас можно сказать, что мы имеем дело с вопиющим случаем халатности со стороны социальных служб и, в частности, молодой женщины, которую вы сейчас видите на своем экране.
– Как только у них язык поворачивается говорить такое! – возмутилась Мэгги.
– Да он просто гнусный ублюдок, – ответила София. – А она молодчина! Лучший социальный работник в этом городе! Второй такой, как Алекс, больше нет. Я уж насмотрелась всяких.
– Тсс! – призвал ее к тишине Энтони.
Алекс скрылась в глубине дома. Женщина-детектив вернулась к машине. Ведущая в телестудии обратилась к репортеру:
– Скажите, возможно ли, что Алекс Лейк тоже будет предъявлено обвинение?
– О боже, только не это! – в ужасе воскликнула Мэгги.
– Я попрошу всех детей, которыми она занималась, чтобы они сказали этим козлам, какая она классная! – выкрикнула София.
Мэгги положила ей на плечо руку, и они вместе продолжили следить за репортажем. София страшно скучала по Бритни – та теперь жила со своей теткой. И вот теперь Алекс… София привыкла все принимать близко к сердцу.
– …на этой стадии расследования я пока не слышал ничего о том, что против нее могут быть выдвинуты обвинения, – вещал между тем репортер, – однако в ближайшие дни, если не часы, может произойти все, что угодно.
– Это верно, что угодно, – хмуро согласилась ведущая. – Сейчас мы предоставляем эфир нашему другому репортеру, Эмили Грин. В данный момент она ведет репортаж из полицейского управления Кестерли. Эмили, у тебя есть для нас новые сведения?
– Спасибо, Эрин, свежих новостей нет. Однако рядом со мной стоит сотрудница местной газеты, которая знакома с Алекс Лейк вот уже несколько нет. Спасибо, что вы пришли к нам, Хизер. Насколько мне известно, чуть позже сегодня на веб-сайте вашей газеты будет опубликовано ваше интервью с некоторыми из коллег Алекс Лейк. Возможно, вы расскажете нашим зрителям, что они в нем прочитают?
Хизер Хэнкок ощерилась в камеру акульей улыбкой и заложила за ухо прядь непокорных рыжих волос.
– Социальные работники, с которыми мне удалось поговорить, работают вместе с Алекс Лейк в офисе, который курирует северную часть города. По их словам, у нее всегда имелась привычка смотреть на всех свысока, как будто она слишком хороша для этой работы.
– Но ведь это полная лажа! – возмущенно воскликнула София. – Она совсем не такая!
Между тем Хизер Хэнкок продолжала поливать Алекс грязью.
– У себя дома, в деревне, она увлекалась самодеятельным театром. Я не удивлюсь, если выяснится, что на своей основной работе она не слишком перетруждала себя. Иными словами, очень даже возможно, что некоторые дети, если не все, из числа тех, что находились под ее опекой, не получали с ее стороны должного внимания.
– Чушь собачья! – воскликнула София.
– Никогда в это не поверю, – прошептала Мэгги. – Никогда!
– Скажите, это случайно не та самая репортерша, которая не оставила камня на камне от их постановки? – поинтересовался Энтони.
– Да, она самая, – подтвердила Мэгги. – И если хочешь знать мое мнение, сейчас она просто в очередной раз сводит счеты с Алекс.
Энтони с ней полностью согласился.
– Скажите, а вы уже разговаривали с непосредственным начальством Алекс Лейк? Хотелось бы знать и их мнение, это возможно? – спросила у Хизер Хэнкок репортер.
Взгляд Хизер тотчас сделался колючим, как будто ее только что обвинили в уклонении от священного репортерского долга.
– Боюсь, что пока еще нет. Как вы наверняка знаете, с тех пор как стало известно об исчезновении девочки, северный офис отказывается делать какие-либо заявления. Люди, с которыми мне удалось поговорить, сделали эти заявления по своей собственной инициативе и не для печати.
– Одна из моих коллег, – произнесла между тем репортер как можно более нейтральным тоном, – опросила друзей и знакомых Алекс Лейк, и все они как один высоко оценили ее как человека и профессионала. Однако, по вашим словам, ее коллеги придерживаются о ней диаметрально противоположного мнения.
– Извините, я правильно поняла, что это вопрос? – ледяным тоном уточнила Хизер.
– Отнюдь. Я лишь хотела узнать у вас, откуда столь резкое расхождение во мнениях, – спокойно пояснила репортер.
– Боюсь, что у меня нет этому объяснений. Однако это подтверждает мои слова о том, что она уделяла гораздо больше внимания тому, что происходило в ее деревне, чем своей работе, которая, не будем забывать, предполагает ежедневную заботу о самых ранимых, самых беззащитных членах нашего общества – детях из неблагополучных семей.
– Боже, в чем ее проблема? – простонала Мэгги.
– Да, работа эта именно такая, – согласилась репортер и, повернувшись к камере, произнесла: – Повторяю, это интервью можно будет прочесть после четырех часов дня на веб-сайте местной газеты.
– Спасибо, Эмили, – поблагодарила ее ведущая в студии. – Если в управлении полиции станет что-то известно, мы опять выйдем с тобой на связь. А пока мы снова возвращаемся в деревню Малгров, где у дома Алекс Лейк дежурит наш репортер Энди Безант. Напоминаю, Алекс Лейк – социальный работник, чье имя самым тесным образом связано с расследованием. Энди, скажи нам, можно надеяться, что в ближайшее время она сделает заявление?
– Боюсь, что нет, Эрин, – ответил тот. – Как вы видите, шторы на окнах задернуты, чтобы никто не мог увидеть, что происходит в стенах дома. Пока что она открывала дверь только полиции. Смею предположить, что для общения с полицией у нее имеется мобильный телефон с закрытым номером, потому что она всегда знает, когда их ждать. Никому другому дверь она не открывает. И мне неизвестно, чтобы на данный момент она делала какие-то публичные заявления.
Как вы знаете, глава социальной службы нашего округа только что сделал короткое заявление. В частности, он сказал, что с его стороны, равно как со стороны его коллег, было бы неуместно давать какие-то комментарии на данной стадии расследования.
Мэгги приготовилась выключить телевизор.
– Мы должны помочь ей, – заявила она, в упор глядя на брата. В глазах ее читалась решимость. – Она там совсем одна. Нет, я знаю, что ты сейчас скажешь. Мол, ни в чем нельзя быть до конца уверенными. Однако телевизионщики дежурят у ее дома едва ли с первых минут. Ты видел, чтобы кто-то, кроме полицейских, заходил к ней и выходил из ее дома. Нет? Вот и я тоже не видела.
– И я, – решительно поддакнула София.
Энтони тоже не видел, однако ограничился тем, что сказал:
– Мы оставили ей голосовые сообщения…
– Значит, она их не слушала, – с жаром возразила Мэгги. – Ты представляешь, какие звонки она сейчас получает? И все из-за репортеров. Те будто сговорились, чтобы взвалить на нее всю вину. Бедняжка! Да ей страшно взять в руки телефон, не говоря уже о том, чтобы ответить на звонок!
– То есть ты предлагаешь поехать к ней и постучать в дверь?
– Вот именно! – решительно воскликнула София. – И я с вами. И если кто-то из репортеров спросит меня, какая она, я скажу им, что такой человек, как Алекс, отродясь никого не обижал, хоть за целый миллион лет!
Мэгги с улыбкой посмотрела на свою подопечную.
– Ты права, – согласилась она, – но ее никто и не обвиняет в том, что она обижала девочку. Наоборот, ее пытаются обвинять в том, что она якобы халатно относилась к своим обязанностям, или как там это называется на казенном языке. Я же никогда в это не поверю. Я лично знакома с ней, мне известно, что значат для нее дети, за которых она отвечает. Здесь мы имеем дело с откровенной травлей со стороны прессы ни в чем не повинного человека. Эти журналисты просто пытаются заработать деньги, сделав из всего сенсацию. Для них главное – продать как можно больше газет, поднять рейтинги теле – или радиопередач. Иными словами, давайте взвалим всю вину на социального работника, потому что они всегда и во всем виноваты и, как правило, не умеют постоять за себя. Энтони, ты, как адвокат, должен что-то с этим сделать.
Хотя глаза Энтони светились лукавой улыбкой по поводу непоколебимой веры сестры в его безграничные возможности, тон его голоса был абсолютно серьезен.
– Оставь ей еще одно сообщение, а я пока постараюсь выяснить, что можно сделать с этой Хизер Хэнкок и коллегами Алекс, у которых журналистка якобы брала интервью. Если я сумею пробить в этой клевете хотя бы несколько дыр, это по крайней мере поможет снять с Алекс груз ответственности, которую СМИ пытаются взвалить на нее.
– Отлично, – с довольным видом согласилась Мэгги. – Замечательно. А я позвоню в полицию, вдруг там согласятся передать Алекс мое сообщение. Потому что мне невыносимо думать о том, что она сейчас совершенно одна.
* * *
Алекс отключила телефон и оба своих мобильника два дня назад. Единственным телефоном, которым она пользовалась, был тот, который ей вручила Вэлери Бингэм. Вэл была детективом из отдела расследований случаев насилия над детьми. За последние годы они не раз работали в одной команде. Вэл ей всегда нравилась, и пока ничто не поколебало ее симпатий.
Номер этого телефона был мало кому известен: лишь Анне, Габи и Томми. Они все регулярно звонили ей. Правда, единственным человеком, с кем у нее имелось желание говорить, была ее мать. Анна всегда искренне переживала за дочь, но даже в страшном сне представить не могла, чем могла закончиться для нее эпопея с Уэйдами. Поскольку она прониклась самыми теплыми чувствами и к Отилии, ей – в большей степени, нежели кому-то другому, – было понятно, как тяжело сейчас дочери.
Сколько всего вдруг свалилось на ее плечи!
Мать обещала как можно скорее приехать к ней. Если бы Алекс не настояла на том, что Анна просто обязана присутствовать на юбилее Боба – чего от жены не требовал даже он сам, – та уже спешила бы к ней. Но ресторан был заказан, гости приглашены, и Алекс не хотела, чтобы праздник был испорчен по ее вине. И все же она считала дни до возвращения матери. Всякий раз, общаясь с Анной по скайпу, она едва сдерживала слезы. Даже нечеткие, в квадратиках пикселей лица, казалось, делали их ближе друг к другу. Впрочем, общение было коротким. Алекс боялась, что пресса каким-то образом перехватит их разговоры.
Репортеры не оставляли ее в покое ни на минуту. Они круглосуточно дежурили возле ее дома, стучали в окна и двери, шныряли по саду, наводили на дом мощные объективы фотоаппаратов.
Габи выразила желание приехать к ней и постоянно об этом твердила, но Алекс пыталась отговорить ее от этой затеи.
– Это какое-то чудовищное безумие, – возразила она сестре. – Я не хочу тебя в него втягивать.
– Никуда ты меня не втягиваешь! – запротестовала Габи. – Это не твоя вина. Они не имеют права тебя ни в чем обвинять. А вот этого монстра нужно пытать, повесить…
– Габи, прекрати. Я пытаюсь о нем не думать.
– Извини, но я так за тебя переживаю. Может, ты приедешь к нам? По крайней мере, тогда нам не придется беспокоиться, где ты, что с тобой и все ли в порядке.
– Стоит мне переехать к тебе, как эти ищейки тотчас об этом пронюхают и станут охотиться и за тобой тоже. К тому же я в любую минуту могу потребоваться полиции или моему начальству, когда оно наконец решит поговорить со мной.
– Ты хочешь сказать, что с тобой еще никто не поговорил?
– Только Томми. Он взял на себя роль посредника между мной и моим представителем в профсоюзе, чтобы, когда меня вызовут для беседы, все уже располагали необходимой информацией.
– Да, но защитит ли тебя этот твой профсоюз? Надеюсь, они в курсе, какой ты ценный работник?
– Они знают лишь то, что маленькая девочка, которая была моей подопечной, подвергалась сексуальному насилию со стороны отца, а потом пропала.
– Но ведь ты пыталась помочь ей…
– Мне наверняка поставят в вину, что я не изъяла ребенка из семьи, как только у меня возникли подозрения. Хотя они сами прекрасно знают, как трудно доказать подобные вещи. Но им же не нужно, чтобы на них или на весь офис легло черное пятно. Их вполне устроит, если вся ответственность ляжет на мои плечи. Впрочем, дело даже не во мне, а в Отилии.
– Я это хорошо понимаю и переживаю за нее так же, как и все. Но ведь ты моя сестра и всегда для меня на первом месте.
– Честное слово, со мной все будет хорошо, – улыбнулась Алекс.
Увы, если бы! Наоборот, ей было так нехорошо, что порой казалось, будто она сходит с ума. Каждая минута каждого дня была исполнена страха, чувства вины и ужаса. Вскоре она была уже не в состоянии ни спать, ни думать.
– Отилия, Отилия! – тихо причитала она, сжав ладонями виски, в то время как сердце было готово разорваться на части. – Прости, прости меня.
Она перевела дыхание и попыталась взять себя руки. Бесполезно. Как ей это сделать, если она оказалась в самом эпицентре жутчайшего кошмара?
Зазвонил мобильник. Увидев, что это Вэл Бингэм, Алекс тотчас начала зеленую кнопку.
– Привет, просто решила проведать тебя. Как ты там? – сочувственно произнесла Вэл.
– Ничего, – ответила Алекс, тыльной стороной ладони смахивая слезы.
– Что-то по голосу не очень похоже. Надеюсь, ты за последний час не включала телевизор?
Живот тотчас скрутило тугим узлом, в голове промелькнули кошмарные образы.
– Нет, а в чем дело?
– По «Скай-Ньюс» только что передавали интервью с доставщицей заказов из супермаркета «Сейнсбери». Той самой, что первой забила тревогу по поводу Отилии.
Поскольку Алекс сама сказала полиции, что, по ее мнению, телефонные звонки были сделаны водительницей фургона, ее удивило лишь то, что пресса разнюхала это слишком поздно.
– По ее словам, она трижды звонила к вам в офис, прежде чем на ее звонки отреагировали, – продолжала Вэл, – и я боюсь, что она – или же телевизионщики – представили это так, будто каждый раз она имела дело с тобой.
– Но ведь это неправда, – возразила Алекс.
– Знаю, я видела отчетность. И потому хочу еще раз посочувствовать тебе, что пресса валит всю вину на тебя.
– Может, по-своему они даже правы. Я должна была вызволить ее…
– Алекс, сейчас ты разговариваешь со мной. Я отлично понимаю, что произошло. Можешь не рассказывать. Мне прекрасно известно, что ты делала все для того, чтобы оградить ребенка от возможной трагедии, и до понедельника не могла безоговорочно утверждать, что девочка подвергалась сексуальному насилию со стороны отца.
Алекс поморщилась и попыталась выбросить из головы омерзительные кадры. Увы, это было невозможно. Она видела их своими глазами и теперь была не в силах забыть этот ужас: Отилия, превращенная родным отцом в тряпичную куклу. Как она рыдала, кричала, умоляла, чтобы он прекратил… Кадры эти поступили ей на ее телефон с электронного почтового ящика Эрики Уэйд в прошлое воскресенье. Садясь на приморском бульваре в машину, Алекс слышала, как ей на почтовый ящик приходят новые сообщения. Открыла их она лишь на следующий день и тотчас же передала полиции. После этого Брайану Уэйду были предъявлены обвинения практически по всем статьям о сексуальном насилии. Каким же монстром, каким гнусным извращенцем нужно быть, чтобы снимать себя насилующим собственную дочь! Не говоря уже о том, чтобы затем продавать эти кадры другим себе подобным мерзавцам.
– Для меня самое главное – Отилия, – тихо сказала Алекс.
– Конечно, мы все за нее переживаем и непременно ее найдем. Обещаю тебе. Все силы брошены на ее поиски. Если бы ты смотрела новости, ты бы знала, что сегодня днем сотни людей помогали нам прочесывать парк Диллерсби и прилегающую вересковую пустошь.
– В этом парке я впервые увидела ее, – прошептала Алекс, главным образом самой себе.
– Верно.
– Что говорит он сам? Какую информацию вы от него получили?
– Практически ничего нового. Он по-прежнему утверждает, что жена заколола себя сама, что он понятия не имеет, где Отилия и кому мог принадлежать серебристый «Рено». Однако нам теперь известно, что в воскресенье он сделал несколько телефонных звонков, по всей видимости, чтобы предупредить других мерзавцев, вернее, членов своего клуба. Полиция в разных частях страны сейчас отслеживает эти звонки. Уже были произведены первые аресты. Правда, одного участника пока не удалось обнаружить. Возможно, она с ним, но мы будем это знать лишь после того, как выйдем на него.
К горлу Алекс подкатился горький комок желчи.
– Кстати, жесткий диск компьютера, который мы вчера выкопали в саду, практически не пострадал, – продолжала между тем Вэл. – Так что теперь мы располагаем новыми подробностями об участниках этого, с позволения сказать, клуба. Если она у одного из них, мы быстро выйдем на его след.
– Да-да, конечно, – сказала Алекс, сглатывая комок в горле. К глазам тем временем снова подступили слезы, а сердце сжали холодные пальцы паники. Если Отилия с одним из них, что помешает ему передать ее по цепочке дальше, а потом еще и еще. Вскоре не успеешь оглянуться, как девочку вывезут из страны.
«Прекрати, немедленно прекрати – одернула она себя. Не мучай себя. Ведь это неправда. Все неправда, за исключением ужаса происходящего».
– Кстати, – продолжала Вэл. – Я тут разговаривала с твоим непосредственным начальником, Томми Берджесом. Он хочет, чтобы СМИ рассказали о том, как высоко он ценит твой профессионализм. После того как местная газета вчера опубликовала интервью с парой твоих коллег, он считает, что теперь его очередь высказать свое мнение.
– Но ведь начальство запретило кому бы то ни было разговаривать с прессой, – возразила Алекс. – Я бы не хотела, чтобы из-за меня у него возникли неприятности.
– Ему виднее, но, если честно, по-моему, давно пора, чтобы на твою защиту встал кто-то повыше, нежели твой непосредственный начальник и представитель профсоюза. Потому что пресса готова разорвать тебя на клочки, разумеется, совершенно незаслуженно. Но мы ведь знаем: стоит чему-то пойти наперекосяк, как журналюги словно стервятники налетают на таких, как ты. Потому что из вас проще всего сделать козлов отпущения.
Поскольку Алекс во всем винила в первую очередь себя, слов оправдания у нее не нашлось. Чуть попозже она позвонит Томми – нужно убедить его не ставить себя под удар. Ведь их офис, их подопечные нуждаются в нем куда больше, чем она сама. Тем более что для нее все кончено. Обратно на работу ее не возьмут и вообще даже близко не подпустят к детям.
– Независимо от дальнейшего развития событий, – сказала Вэл, – я завтра к тебе заеду. А пока, если что-то вспомнится, ты знаешь, где и как меня найти в любое время суток. Кстати, чуть не забыла. Мне звонила некая Мэгги Фенн. Сказала, что она берет детей во временную опеку…
– Да, я ее знаю.
– Она хотела срочно связаться с тобой. Сказала, что у тебя есть ее номер, и просила непременно ей позвонить.
– Спасибо, – поблагодарила Алекс, уже зная, что никому звонить она не будет.
– И еще она просила напомнить тебе, – добавила Вэл, – что ее брат – адвокат.
У Алекс кольнуло сердце.
– Кстати, неплохая идея, – мягко заметила Вэл. – По крайней мере, кто-то сможет дать тебе дельный совет, как вести себя с прессой – да и с работодателями тоже.
– Да-да, конечно, – пролепетала Алекс голосом таким же убитым, как и все ее надежды.
Нажав на кнопку отбоя, она вновь едва не разрыдалась. Пришлось сделать по крайней мере десяток надрывных вдохов, чтобы хоть как-то успокоиться. Боже, что же ей делать? И, правда, ведь не сидеть же ей и дальше в четырех стенах и ждать у моря погоды?
Она поднялась, чтобы включить музыку – иначе как еще заглушить гул репортерских голосов за окном и свои собственные рыдания, что остервенело рвались наружу из глубин ее сердца. Она почти не слушала, что там звучит, не в силах сосредоточиться на чем бы то ни было, кроме Отилии и того, что мир вокруг рушится.
Под щемящие звуки одного из любимых Дугласом грегорианских хоралов она поднялась наверх. Здесь она в большей степени ощущала себя в безопасности, здесь ее практически было невозможно заметить. Разве что вскарабкавшись по стене и исхитрившись заглянуть в тонкую щель между шторами, чтобы потом сочинить про нее очередную сенсационную небылицу.
«Интересно, что бы они решили, если бы увидели Ботика», – подумала Алекс, беря в руки плюшевого мишку. Даже полиция не в курсе, что он у нее. Но откуда им это знать, если они даже не ведают о его существовании? Не говоря уже о том, что Отилия не сделает без него ни шагу? Алекс знала, что должна передать игрушку полиции, но не могла заставить себя это сделать.
– Отилия, – дрожащим голосом прошептала она и зарылась лицом в плюшевого мишку, как будто это могло спасти ее от бесконечного кошмара, в котором она прожила последние дни.
* * *
Была суббота. С момента исчезновения Отилии прошла почти неделя. Как и многие другие, Мэгги Фенн регулярно смотрела новости, следя за ходом расследования. Одной из самых трагических и отвратительных сторон этого дела было то, что обычных фото бедного ребенка практически не было. Детектив Гулд так и сказал в своем официальном заявлении:
– Практически никаких пригодных для публичного использования фото.
Людям оставалось лишь гадать, что изображено на снимках, которыми располагала полиция. Мэгги боялась это даже представить. Разве можно без содрогания представить себе крошечное, беззащитное существо, ставшее жертвой чудовищного насилия со стороны взрослого человека, более того, собственного отца. И Мэгги попыталась сосредоточиться на двух зернистых снимках, с которых на нее серьезно смотрело милое создание с ангельским личиком в обрамлении темных кудряшек.
Чуть раньше хозяйка «Тыковки» рассказала с экрана о том, как все они в садике переживают за Отилию. Сказала она и про Алекс.
– Я знаю ее давно, – заявила она репортеру, – и могу с уверенностью сказать, что у нее есть подход к детям. Что касается Отилии, то она лично привозила ее к нам, три раза в неделю, хотя это и не входило в ее обязанности. Я точно знаю, что она делала все для того, чтобы приобщить Отилию к внешнему миру, чтобы девочка наконец заговорила. Кстати, ее усилия уже начинали приносить плоды. Отилия разговаривала с ней, и любой, у кого есть глаза, тотчас бы увидел, как сильно девочка привязана к ней. Зная то, что стало известно о родителях девочки, скажу, что благодаря Алекс Отилия впервые ощутила, что такое подлинная любовь и забота со стороны взрослых.
– Вы когда-либо встречались с матерью девочки? – спросил репортер.
– Нет, она ни разу не приехала в садик. По всей видимости, страдала агорафобией.
Из всего того, что стало известно в течение этой недели, Мэгги сделала вывод, что агорафобия – это самая безобидная из проблем покойной Эрики Уэйд. Мать-шизофреничка, насильник-отец, причем куда более жестокий, нежели тот, за кого она впоследствии вышла замуж, зависимость от нарколептических препаратов, которые, судя по всему, она тоннами заказывала в Интернете. И вот теперь в Нортумбрии заново открыто расследование обстоятельства смерти ее трехлетнего сына Джонатана.
В других сообщениях утверждалось, что Эрика Уэйд созналась в убийстве сына – якобы в ее электронном почтовом ящике полицией был обнаружен черновик письма с такого рода признанием. И еще некий полицейский из Нортумбрии коротко рассказал, что недавно общался по этому поводу с Алекс, правда, никаких подробностей разглашать не стал.
Разумеется, в телестудии по всей стране тотчас слетелись целые армии экспертов и принялись рассуждать, почему в свое время смерть ребенка не вызвала у полиции подозрений. Большинство сошлись на том, что кровоподтеки на шее и лице мальчика вполне могли быть результатом неумело проведенного искусственного дыхания. Что касается причин, подтолкнувших Эрику Уэйд к убийству собственного сына, согласно все тому же черновику электронного письма, самой главной было желание спасти мальчика от домогательств со стороны педофила-отца.
Естественно, тотчас же встал вопрос: а не могла ли она точно так же поступить и с Отилией? И не по этой ли причине, в свою очередь, убил ее собственный муж? За то, что она во второй раз лишила его любимой игрушки? Каковы бы ни были ответы на эти вопросы, они не приблизили к разгадке местонахождения девочки и не остудили злобные нападки прессы на Алекс.
– Нет, вы только послушайте этого идиота! – возмущенно воскликнула Мэгги, когда в кухню вошли ее муж и брат. – Боже мой, да кто он такой? Головорез, которого приволокли в студию из Темпл-Филдс и который не в состоянии связать даже двух слов!
Энтони и Рон молча слушали, как Шейн Пирс разглагольствовал про Алекс, мол, эта телка вечно шныряла по их району и пыталась отнять детей у законных родителей.
– Вот и с моей сестрой та же фигня, – заявил он, презрительно сплюнув на тротуар, – но с нами у нее вышел облом. Мы живо ее отшили. Правда, потом она пыталась привести с собой чуваков с Кандер-стрит. Помяните мое слово, с такой станется устроить уличную разборку, а потом все свалить на нас, хотя мы тут совсем не при делах.
– Нет, это какой-то бред! – возмутилась Мэгги. – Этот тип во всеуслышание заявляет, что Алекс всегда пыталась изъять детей из неблагополучных семей, а все по-прежнему тянут старую песню о том, почему она не изъяла Отилию у Уэйдов. Как можно утверждать и то и другое одновременно? Впрочем, наверно, можно, если они задались целью вымазать ее имя черной краской и сделать такой же преступницей, что и сам Уэйд.
– Я слышал, полиция в связи с этим расследованием якобы арестовала еще пятерых, – сказал ее муж, наливая себе и шурину кофе.
Мэгги хмуро кивнула.
– Один из них некий доктор Эйден, – ее даже передернуло от омерзения. – Похоже, это их семейный врач. Говорят, Уэйд именно затем и перевез сюда семью – чтобы пользоваться услугами только частного врача.
Энтони и Рон дружно поморщились от омерзения.
– Как я понимаю, о девочке по-прежнему ничего не слышно, – сказал Рон.
Мэгги покачала головой и всплеснула руками.
– Но ведь должна же она где-то быть, и дай бог, чтобы не на дне Верескового озера. Кстати, там еще не прекратили поиски.
– Спасибо, – сказал Энтони, беря из рук Рона кружку кофе. – Неплохие новости из местной «Кестерли газетт», – добавил он, обращаясь к сестре, но, прежде чем успел что-то сказать, зазвонил телефон, Мэгги бросилась, чтобы снять трубку.
– Алло, Мэгги Фенн у телефона.
На том конце провода кто-то начал что-то рассказывать. Мэгги слушала, отрыв рот, после чего с волнением повернулась к мужу и брату.
– Алекс, слава богу, – выдохнула она, – моя дорогая, мы тут все так переживали за тебя. С тобой все в порядке? Нет, я понимаю, что нет, но мы хотели бы тебе помочь. Скажи только, что мы можем для тебя сделать?
– Мэгги, спасибо, я тронута вашей заботой, – сказала Алекс убитым голосом. – Полиция передала мне ваше сообщение. Честное слово, я не хотела вас беспокоить, но потом подумала, что ваш брат…
– Он здесь, – ответила Мэгги. – И он знает, что делать. Сейчас дам ему трубку.
Энтони с ироничной улыбкой посмотрел на сестру, однако трубку взял.
– Привет, Алекс. Искренне сочувствую вашему горю.
– Спасибо, – прошептала та. – Это был… это был…
– Сущий ад, – закончил он за нее, – если не хуже. Но как только что сказала Мэгги, мы хотели бы вам помочь.
– Спасибо, – в очередной раз поблагодарила Алекс. – Я ценю вашу поддержку. В полиции тоже говорят, что мне нужен кто-то…
– Конечно, нужен, – согласился Энтони, – хотя бы для того, чтобы урезонить назойливых журналистов.
Он не стал говорить «потому что они готовы съесть вас живьем», однако подумал именно так.
– Я пробуду здесь еще неделю, – сообщил он Алекс. – Начиная со среды у меня дела в здешнем суде, однако я могу выкроить свободную минутку и встретиться с вами в любое удобное для вас время.
– Спасибо огромное, – дрогнувшим голосом поблагодарила Алекс. – Моя мать завтра прилетает из Новой Зеландии, так что мы могли бы встретиться в понедельник или во вторник.
– Как вам будет удобно. Главное, сообщите… – ответил Энтони, вопросительно посмотрев на сестру.
– В чем дело? – одними губами спросила та.
Энтони поднял руку – тсс!
– Как вы сморите на то, если я приеду к вам в понедельник во второй половине дня? Не хотелось бы, чтобы вас видели в моем доме.
– Разумеется, приезжайте! Вот только сумеете ли вы пробиться сквозь их стену? А потом они наверняка увяжутся за вами следом.
– Кстати, да. Я как-то не подумала об этом. Вряд ли Мэгги будет рада видеть их под окнами своего дома.
– Можете не переживать по этому поводу. Уж она с ними точно справится. Вы сейчас наша главная забота. Кстати, надеюсь, вам станет чуточку легче, если я скажу вам, что мы с Роном только что вернулись из редакции «Кестерли газетт». Редактор согласился опубликовать на ее страницах и на веб-сайте письмо Рона и Мэгги, в котором перечисляются случаи, когда вы замечали в репортажах Хизер Хэнкок неточности и ошибки. По их мнению, Хизер затаила на вас обиду и пыталась отомстить, опубликовав разгромную рецензию на ваш спектакль и это интервью с двумя вашими коллегами, которые почему-то предпочли остаться анонимными. Из чего напрашивается вывод, что их просто не существует.
– Вообще-то они существуют, – призналась Алекс, – я даже могла бы назвать их имена. С другой стороны, у нас у всех есть враги, даже если мы их и не заслужили. Меня поражает другое: Хизер всячески пытается приковать внимание читателей к моей персоне, и это тогда, когда в ее же городе пропал ребенок.
– Именно к этому обстоятельству и пытаются привлечь внимание Мэгги и Рон в своем письме. Итак, что вы скажете, если мы назначим нашу встречу на понедельник, на два часа дня?
– Отлично. Спасибо вам, и заодно поблагодарите от моего имени Мэгги. У нас с ней давнее знакомство, и тем не менее… Извините, боюсь, я сейчас снова расплачусь, так что давайте закругляться. Обнимите за меня Софию, хорошо? Передайте ей, что в ближайшие дни я не смогу ее навестить.
С этими словами Алекс повесила трубку. Энтони вернул телефон Мэгги и, поскольку Софии в комнате не было, сказал:
– Ты мне никогда не говорила, что у Алекс есть мать.
Мэгги растерянно посмотрела на брата.
– Мне казалось, матери есть у всех, – ответила она.
Энтони в свою очередь смерил ее неодобрительным взглядом.
– Я когда-нибудь говорила тебе, что в такие моменты ты напоминаешь мне нашего деда? Разумеется, он тоже был адвокатом. В любом случае, я поняла твой намек. Да, я не знала, что у Алекс есть мать. Смею предположить, что она сейчас с Алекс.
– Нет, она еще только летит к ней из Новой Зеландии.
Мэгги изумленно выгнула бровь.
– В таком случае смею заметить, что она не слишком торопится.
– Поосторожнее с выводами, – предупредил ее брат. – Ты сейчас совершаешь ту же ошибку, что и все: а именно: делаешь умозаключения, не зная всех фактов.
Назад: Глава 23
Дальше: Глава 25