Глава 11

Не считая Томми, Алекс пока никому не сказала о том, что Джейсон вернулся к жене. Решила, что так ей будет легче. Этот факт стал очередным напоминанием о ее одиночестве. У нее не было даже лучшей подруги! Господи, что же с ней не так? Почему она не в состоянии ни завязать, ни поддерживать с кем-либо дружбу?

Наверное, она могла бы поговорить с Габи, если бы та не была так занята собственной семьей. Но, по крайней мере, сестра обещала приехать к ней завтра. Они могли бы с ней поболтать – если только Габи не притащит с собой близнецов, что очень даже вероятно. Даже если она обещала приехать одна, она всегда в последний момент брала с собой детей.

Нет, конечно, есть еще тетя Шейла. Одна беда – старушка избегает сильных эмоций; исключения делались только для лошадей. Ну а милая Матти вообще не склонна к разговорам на личные темы. Делиться же своими проблемами с кем-то из труппы, нет, только не это! Ее наверняка начнут жалеть, а еще им придется разрываться в своих симпатиях между ней и Джейсоном, особенно если он тоже будет на репетиции. Нет, ей все это однозначно ни к чему. Важно, чтобы ее актеры были сосредоточены каждый на своей роли и, как и раньше, оставались приветливы с Джейсоном. В конце концов, им он не сделал ничего плохого. Скорее наоборот. И вообще, по большому счету он прав, сказав, что его место в семье, а не с ней.

Вот если бы только ей самой не было так паршиво! И как заставить себя не мечтать о том, чтобы он вернулся! Но как, черт побери, больно видеть, как он смеется и шутит с участниками труппы, как залезает на подставку к своим софитам.

Днем он прислал ей текстовое сообщение, в котором пообещал, что не подведет ее и вечером будет на репетиции. Правда, он немного опоздает, но пока его не будет, технические вопросы возьмет на себя Клайв Вудли. Алекс понятия не имела, какова причина этой задержки. Знала она только одно: теперь для нее его жизнь – книга за семью печатями, и она не имеет права даже пытаться ее приоткрыть.

Она с головой ушла в подготовку зала. Помогала расставить стулья, таскала костюмы и декорации, уверенная в том, что никто не догадается, каково ей в эти минуты. Внешне она была полна энергии. Как обычно, раздавала указания, и даже умудрялась смеяться, когда это требовалось. Более того, сама отпустила пару шуток. Так что вряд ли кто заметил, что ей одновременно и приятно и больно видеть рядом с собой Джейсона, особенно когда ей приходилось с ним общаться. Ей было страшно встретиться с ним взглядом. Это оказалось даже труднее, чем она опасалась. В его глазах было столько тревоги и вины, что у нее начинало колоть сердце.

Слава богу, он был незлой человек. Хотя, кто знает, может, будь он злым, ей было бы даже легче. В этом случае она могла бы его ненавидеть, убеждать себя в том, что без него ей гораздо лучше.

Заметив, что он идет в ее сторону, она резко развернулась и поспешила назад, к активисткам из «женского института», которые в баре раскладывали угощения. Она избегала разговоров с ним, если только дело не касалось спектакля, но даже в такие мгновения это давалось ей легче, если рядом были другие люди, – на тот случай, если Джейсон решит перевести беседу в личную плоскость.

– Алекс! – окликнул он ее, подходя сзади. – Мы не могли бы переговорить наедине?

Увы, путь к бегству был для нее закрыт. У нее не получится избежать разговора с ним, не привлекая к себе удивленных взглядов.

– Хорошо, сейчас выйду к тебе, – сказала она едва ли не игривым тоном.

Спустя несколько секунд она, поплотнее закутавшись в кардиган, вышла вслед за ним из зала. В дверях она нарочито шумно поздоровалась с Сарой Грант – та на прошлой неделе предупредила ее, что сегодня наверняка опоздает.

– Ладно, не хочу мешать вам, моим голубкам, – поддразнила их Сара, протискиваясь внутрь. – Буду рада увидеть вас обоих сегодня в пабе. Надеюсь, вы не забыли, что сегодня у Джона день рождения?

– Как можно! – заверила ее Алекс. – В любом случае, он не дал бы это сделать.

Сара со смехом исчезла внутри. Джейсон поднял глаза. Стоило Алекс встретиться с ним взглядом, как улыбка сползла с ее лица, а на сердце вновь лег тяжелый камень. Ей не хотелось оставаться с ним наедине. Вернее, хотелось по-другому. Вот если бы он заключил ее объятья и прошептал, что совершил ошибку!

– У тебя все в порядке? – одновременно спросили оба, правда, совершенно разным тоном. Алекс – легко и игриво, он – голосом, полным тревоги.

– О, у меня все великолепно, – ответила она едва ли не с вызовом. Действительно, почему должно быть иначе? – Все идет по плану. С минуты на минуту начнут подтягиваться зрители.

Было трудно понять, что он думает, пристально глядя ей в глаза. Но что бы это ни было, похоже, он решил последовать ее примеру, потому что спросил:

– Надеюсь, сегодня тоже будет аншлаг?

Нет, ей не хотелось скользить по поверхности, но и нырнуть глубже тоже было страшно.

– Насколько мне известно. Матти тоже так говорит. Кстати, спасибо, что пришел. Подозреваю, что тебя отпустили ко мне с боем.

Джейсон по-прежнему сверлил ее взглядом.

– Я бы не сказал, – ответил он, как будто мысли его были заняты чем-то другим, и, помолчав, добавил: – Боюсь, однако, что пойти с вами в паб я не смогу.

Это заявление не стало для нее сюрпризом. И все же ей стало до боли обидно. На глаза навернулись слезы. Господи, только бы не разреветься!

– Ничего страшного, – бодро ответила она. – Более того, если хочешь, можешь уйти прямо сейчас. Не думай, тут тебя силой никто не держит.

– Я не…

– Я лишь хотела сказать, что отлично тебя понимаю.

– Алекс, прекрати, прошу тебя.

– Я? Это ведь ты первый затеял разговор, – едва ли не крикнула она.

Он отвернулся, как будто она влепила ему пощечину.

А зря, наверно, так и надо было. При этом ей хотелось бежать, бежать, бежать и не останавливаться, пока она не поймет, что он бежит следом за ней, или, по крайней мере, пока не сбежит от терзавшей ее боли.

– Думаю, если ты не придешь в паб, всем будет интересно узнать, где ты, – сказала она как можно спокойнее. – И наш секрет перестанет быть таковым. С другой стороны, думаю, именно этого тебе и хочется.

– Для меня важнее то, чего хочешь ты, – ответил он, вновь повернувшись к ней.

Алекс сверкнула глазами.

– Только не надо лгать, – заявила она. – И если ты сейчас стоишь здесь и жалеешь меня, то лучше не надо. Со мной все в порядке, даже более того. Ты был прав, говоря, что мы сошлись лишь потому, что нам так было лучше на тот момент. Обоим требовался кто-то, кто помог бы забыть неурядицы, которые на нас тогда свалились. Теперь же это все в прошлом, и будет лучше, если каждый из нас начнет новую жизнь.

Хотя он явно не ожидал от нее таких слов и был ими задет, было видно, что он тоже ей не верит. Впрочем, какая разница? Лично с нее хватит. Если она простоит здесь хотя бы минутой больше, дело кончится тем, что она ляпнет или сделает нечто такое, о чем потом будет горько жалеть.

– И еще одна вещь, прежде чем мы вернемся в зал, – неожиданно сказала Алекс. Она сама не знала, зачем ей понадобилось поднимать эту тему – вряд ли ей будет приятно услышать ответ на свой вопрос. – В прошлое воскресенье, когда ты отвез детей к своей матери, ты ведь на самом деле был дома, с Джиной?

Джейсон не ответил, хотя по глазам было видно – она попала в самую точку. Злясь на себя, что задала этот вопрос, Алекс решительно шагнула назад в зал.

– Погоди! – Он поймал ее за руку. – Думаешь, мне легко? Ты ведь знаешь, что ты мне небезразлична…

– Какая разница! – взорвалась она. – Отпусти меня. У меня впереди спектакль, а после него – вся моя остальная жизнь.

И она шагнула внутрь. Внезапно ее покоробила ее последняя фраза. С каким удовольствием она вернула бы ее назад или хотя бы сделала менее смехотворной. С другой стороны – наплевать! Сейчас для нее главное – совершенно другие вещи. И подумаешь, если ему тоже плохо. Ничего, как-нибудь переживет, причем гораздо быстрее, чем она сама. И что? Она тоже выживет. Ей достаточно взглянуть на свое детство, чтобы понять, что она пережила гораздо более страшные вещи.

«Пережила тогда, переживу и сейчас», – подумала она, когда Джейсон шагнул за ней следом. Подумала, но не сказала вслух, за что похвалила себя.

– Ой, Алекс, даже не знаю, как у тебя хватает сил, – запричитала Габи на следующий день, входя к ней в дом. – Я до сих пор по ним скучаю! Стоит оглядеться по сторонам, как мне начинает казаться, что они в любую минуту могут войти в дверь.

Алекс сунула ей коробку с бумажными носовыми платками и пошла готовить чай. Сестра громко высморкалась и постаралась взять себя в руки. Глядя на нее, Алекс невольно улыбнулась.

– Извини, – шмыгая носом, сказала Габи. – Ты здесь живешь постоянно и уже привыкла, но для меня… Не знаю, смогу ли когда-нибудь входить сюда спокойно. Ведь здесь хранятся все наши воспоминания…

Куда ни посмотришь, как что-нибудь напоминает о маме или об отце, или сразу о них обоих, да и про нас с тобой. Стоило мне пройти мимо церкви… Стоило подумать, что они оба уже в могиле, а не внутри, на службе… – Она снова шмыгнула носом. – Как это обидно, не правда ли? Ведь ни он, ни она не были такими уж старыми. Наверно, я должна быть благодарна судьбе, что они хотя бы дождались внуков.

– Да, твои близнецы значили для них все на свете, – сочувственно произнесла Алекс. Кстати, так оно и было. Их родители обожали Фиби и Джексона. Алекс не сомневалась: будь у нее самой дети, они любили бы и их тоже, ну, может, не так сильно. Правда, отец никогда бы даже не показал вида. Он всегда был слишком добр. А вот для матери любой ребенок Алекс был бы, как и она сама, не до конца членом их семьи и запятнал бы себя в ее глазах тем, что нес в себе гены убийцы.

Неужели ее приемная мать именно так о ней думала? Вслух она, конечно, этого никогда не говорила. Но впечатление у Алекс было именно таким, особенно в бурные годы отрочества.

– Думаю, тебе немного легче, – сказала Габи. – Все-таки ты приемная. Хотя я знаю, что ты их любила. Особенно отца. Какой прекрасный был человек, не правда ли?

– Еще какой! – согласилась Алекс.

И это действительно было так, особенно когда речь шла о его пастве. Алекс подозревала, что для Дугласа его приход значил все на свете. Тем не менее она была искренне благодарна судьбе, что он заменил ей отца. Она порой содрогалась при мысли, что в ее жилах течет кровь настоящего монстра. Ведь останься она с ним, возможно, ее давно бы уже не было на этом свете.

– Как я понимаю, все их вещи наверху, – сказала Габи, и на глаза ей вновь навернулись слезы. – Знаю, рано или поздно я должна заставить себя их разобрать. Хотя скажу честно – мне страшно за это браться.

– Тебя никто не торопит, – успокоила ее Алекс. – Эти коробки никуда не денутся.

Габи пару мгновений сидела, уставившись на свои руки. Внезапно зазвонил мобильный, и она едва не вздрогнула.

– Это Мартин. Я должна ответить, – сказала она с заметной радостью в голосе и, встав из-за стола, вышла с телефоном в гостиную и закрыла дверь.

Слегка удивленная этим желанием уединиться, чего за Габи отродясь не водилось – обычно сестра кричала в трубку так, как будто ее должен был слышать весь мир, – Алекс взялась мыть тарелки, оставшиеся с предыдущего вечера. Не иначе как Габи хотелось выплеснуть свое горе на мужа в надежде на то, что тот утешит ее, а также напомнит, как он и их дети ее любят. Разумеется, ей будет приятно это слышать. Алекс это точно знала. Габи недоставало уверенности в себе, сколько бы она ни пыталась уверить окружающих в обратном.

– Ты всегда легче переносишь такие вещи, чем я, – нередко говорила она Алекс, скорее с восхищением, нежели в упрек. – Нет, в детстве ты тоже была как бочка с порохом, зато сейчас умеешь владеть собой, по крайней мере почти всегда. Что даже удивительно, если учесть, откуда ты взялась и через что тебе пришлось пройти. Не знаю даже, что было бы со мной, узнай я, что родители мне не родные. Честное слово, я бы этого не пережила.

Габи никогда не понимала, каково ей было тогда. Не понимает она этого и сейчас. Впрочем, какая разница? Достаточно того, что она отдает себе отчет, а копать глубже нет никакого смысла. К тому же Алекс никогда не сомневалась в том, что Габи ее любит и воспринимает как сестру, даже несмотря на все ее детские закидоны и ссоры с Майрой. Случалось, Габи даже занимала ее сторону в спорах и даже находила в себе мужество дерзить матери, что было вообще не в ее характере.

Они были близки, в этом не было никаких сомнений, и вместе с тем такие разные! Порой Алекс раздражало, что для Габи все вертится вокруг нее. Это не значит, что проблемы сестры были ей безразличны – боже упаси. Она всегда проявляла живой интерес ко всему, что касалось Габи. Но иногда – как, например, сегодня – она бы предпочла, чтобы Габи проявила чуть больший интерес к ней. Она так и не спросила, как накануне прошел спектакль (кстати, это был очередной триумф. Все так и заявили, как только всей труппой завалили в паб), и даже не поинтересовалась, а где же Джейсон. Судя по всему, она пребывала в уверенности, что в мире Алекс все безоблачно и что Алекс сделала все для того, чтобы они с ней пообедали наедине.

С другой стороны, она только что вошла, и у нее впереди еще куча времени, чтобы удивить Алекс внезапным интересом к ее персоне. Внутренний голос подсказывал Алекс, что Габи настроена на то, чтобы совершить длительную прогулку по миру воспоминаний, прежде чем сообщить истинную причину, вынудившую ее пожаловать к ней. И как только это произойдет, она наверняка бросится назад к мужу и детям, так и не спросив Алекс, как та поживает и что у нее нового.

– Все прекрасно, – заявила Габи, входя назад в кухню и промокая бумажным носовым платком глаза. Посмотрев на Алекс, она тяжело вздохнула и выдавила из себя слезливую улыбку.

– Я знаю, мне не следует так расстраиваться из-за папы с мамой, – сказала она и, шагнув к Алекс, обняла ее. – Просто слезы сами текут из глаз, и с кем мне еще об этом поговорить, как не с тобой.

– Для того и существуют сестры, – сказала Алекс, обнимая ее в ответ. – Итак, – добавила она, когда Габи взяла свою чашку. – Я думала, не сходить ли нам пообедать в паб, если ты, конечно, не против. Я всю эту неделю была жутко занята, и, боюсь, у меня пустой холодильник.

– Ничего страшного, – успокоила ее Габи. – Мне будет даже приятно взглянуть на моих бывших соседей. Будем надеяться, они не расстроят меня своим вздохами, мол, как им недостает наших родителей. Ты ведь знаешь, как это бывает. Может, с тобой они этого не делают, потому что видят тебя каждый день. Кстати, ты не подольешь мне кипятку, а то мой чай совсем остыл?

Взяв у нее кружку, Алекс включила электрический чайник. Невесть откуда на нее накатилась волна тоски по Джейсону, и она даже опустила голову, ожидая, когда та пройдет. Никогда не знаешь, когда она накатится и сколько боли принесет с собой. Остается лишь ждать и тешить себя надеждой, что она вскоре отхлынет и не утащит ее с собой, тем более у кого-то на виду. Пожалуй, сейчас самый момент сказать Габи.

– Ты только что сказала, – заявила Габи, снова садясь за стол, – что нам нет смысла торопиться разбирать вещи родителей.

Алекс повернулась к ней и выдавила из себя улыбку.

– Не вижу причин. Все упаковано в коробки, которые стоят в наших старых спальнях и никому не мешают.

Габи почему-то посмотрела на свои руки и кивнула.

– Просто мы с Мартином… В общем, мы поговорили, а поскольку дети пойдут в школу, и учитывая все это… О господи, мне нелегко это говорить, но я уверена, что ты поймешь… мы подумали, что дом придется продать, чтобы мы могли позволить себе отдать их в частную школу. – Все еще не решаясь посмотреть Алекс в глаза, Габи продолжила: – Мы искали способы найти средства, не прибегая к продаже дома, но плата за обучение такая высокая, и вообще, мне кажется, это именно то, чего хотелось бы нашим родителям. Ведь, согласись, эти деньги пойдут на то, чтобы обеспечить Фиби и Джексону достойное будущее.

Алекс как будто дали под дых. Колени тотчас сделались ватными. Перед глазами все поплыло. Она попыталась было открыть рот, возразить, что ей не хочется терять дом, тем более сейчас, что она этого не переживет. Увы, это был не ее дом. Это был дом Габи, и та имела полное право распорядиться им по своему усмотрению.

– Извини, – с виноватым видом сказала та. – Понимаю, ты расстроена…

– Да нет, со мной все в порядке, – заверила ее Алекс, судорожно придумывая отговорку. – Просто это несколько неожиданно, только и всего. Ты права, это именно то, чего хотели бы папа с мамой. – Майра – точно, а вот Дуглас вряд ли. – Это… эта такая замечательная идея, – солгала она.

Заплаканное лицо Габи просияло улыбкой.

– Я надеялась, что ты так и скажешь! – воскликнула она. – Я сказала Мартину: «У нас с Алекс договоренность. Она знает, что живет там временно». К тому же мы никогда не брали с тебя никакой арендной платы. Ты наверняка сумела накопить приличную сумму, чтобы сделать первоначальный взнос за ипотеку. – Габи вопросительно посмотрела на Алекс, как будто ждала от нее подтверждения собственным словам.

Алекс не торопилась разбить ее надежду суровой правдой – тех полутора тысяч фунтов, которые ей удалось отложить с тех пор, как их мать умерла, не хватит ни на какой первоначальный взнос.

Разве что за однокомнатную квартирку в одном из самых сомнительных районов Кестерли. Что касается центра города или же здесь, в Малгрове, то об этом даже не приходится мечтать.

– Думаю, если Джейсон немного тебе поможет, ты могла бы позволить себе что-нибудь вполне приличное, – продолжала трещать Габи. – Я понимаю, что он должен платить алименты на детей и все такое прочее, но ведь и он зарабатывает неплохо, не так ли? Я в этом просто уверена, ведь он мастер своего дела. Да и у тебя наконец будет собственный дом. Тебе, конечно, и здесь хорошо, но согласись, что дом порядком обветшал и смотрится не лучшим образом. Ему столько всего требуется… Кстати, мы даже думали попросить Джейсона немного обновить его перед продажей. С другой стороны, ситуация сейчас такая, что вкладывать деньги в ремонт рискованно. Вдруг мы продадим дом себе в убыток – и плакали наши денежки. Поэтому какой смысл?

Не зная, что на это ответить, Алекс пожала плечами.

– Он был бы не прочь взяться за ремонт, – сказала она. – Более того, недавно он сам завел о нем речь. Я как раз собиралась тебе это сказать, но теперь и впрямь нет смысла.

Габи ответила ей виноватым взглядом.

– Это, конечно, не значит, что все произойдет прямо сейчас, – заявила она. – Мы даже еще не говорили с агентом по продаже недвижимости. Мартин считает, что мы должны дать два объявления – одно в крупном агентстве, работающем на всю страну, и второе – здесь, в деревне, у Элен. Так мы привлечем больше потенциальных покупателей.

Габи сделала озабоченное лицо.

– Я понимаю, каково тебе будет, когда сюда начнут приходить посторонние люди. Они ведь наверняка станут водить тут носом, заглядывать в шкафы, вытаскивать ящики из комодов. И я подумала, может, стоить дать Элен ключ, чтобы они приходили сюда, пока ты на работе? Так ты даже не узнаешь, что они побывали здесь.

Да, как жаль, что Джейсон тут больше не живет. С ним ей было бы гораздо легче.

– Кстати, неплохая идея, – сказала Алекс. – Но думаю, я все-таки должна знать, когда сюда кто-то придет, чтобы успеть навести чистоту и порядок.

Габи махнула рукой.

– Не бери в голову. Я уверена, любой, кто купит дом, первым делом основательно его выпотрошит, – не иначе как осознав резкость собственных слов, она вновь захлюпала носом. – О боже, это так ужасно! Мне страшно даже представить, как они начнут выбрасывать все, что связано с нашими родителями. Это все равно что потерять их во второй раз!

Не зная, как ей на это реагировать, Алекс повернулась и вновь занялась чаем. У нее немного кружилась голова. Ощущение было такое, что все это происходит не с ней. А она просто слышит чужие разговоры. Эх, если бы!..

Это был ее дом, и вскоре она его лишится.

– Так когда ты начнешь подыскивать себе новое жилье? – внезапно спросила Габи. – Буду только рада составить тебе компанию, если смогу. Обожаю ходить и смотреть дома, а ты? Помню, когда мы покупали наш дом. Господи, я сбилась со счета, сколько я тогда их посмотрела. А потом потребовалась еще целая вечность, чтобы окончательно остановить свой выбор на том, в котором мы теперь живем. Кстати, мы его едва не прошляпили. Это был какой-то кошмар! Думаю, на этот раз мы уж точно не будем торопиться, – с опозданием поняв, что сказала глупость, Габи поспешила добавить: – Но для тебя все будет по-другому. Ты умеешь быстрее меня принимать решения и вообще не такая суетливая.

Будь у Алекс в тайнике спрятана улыбка, она бы точно ее вытащила. Увы, она обнаружила только ее призрак.

– Вот тебе твой чай, – сказала она, ставя перед Габи новую кружку. – Горячий, как ты и хотела.

– Прелесть! – восторженно пискнула Габи. – Ты у нас мастерица заваривать чай. Мартин так всегда говорит.

Алекс решила ей подыграть.

– Значит, моя заветная мечта сбылась, – сказала она.

Габи рассмеялась и слегка вздрогнула – горячая жидкость обожгла ей губу.

– Значит, ты заказала для нас столик в пабе? – уточнила она.

Алекс кивнула.

– На час дня.

– Идеальный вариант. Я подумала, может, мы по пути заглянем на кладбище? Я захватила с собой цветы. Они в машине.

– Хорошая мысль, – согласилась Алекс, слегка устыдившись того, что с тех пор, как умерла Майра, была на кладбище всего несколько раз.

– Я так рада, что мы с тобой обо всем договорились и ты не сердишься на меня за то, что я решила продать дом, – щебетала Габи, беря Алекс под руку, и они зашагали к деревенской церкви. – Я надеялась, что так оно и будет. Нет-нет, я знаю, каково тебе будет расстаться с домом. Ведь мы здесь выросли. Мне и самой будет нелегко, ты уж поверь, но я, по крайней мере, в отличие от тебя, больше не живу здесь.

– Все будет в порядке, – заверила ее Алекс. – Можешь за меня не переживать.

Да, так оно и будет. Разве она в силах что-то изменить? Ей остается лишь одно – принимать удары судьбы, которые в последнее время сыплются на нее как из рога изобилия. Для полноты счастья, ей осталось лишь потерять работу. Впрочем, не дай боже.

Была вторая половина дня. Помахав на прощанье Габи, Алекс села в машину и поехала деревенскими дорогами, а затем через весь город направилась в Темпл-Филдс.

Нет, не в городской район, пользующийся дурной славой, а в соседний, что вереницами пестрых домиков и зеленых тупичков карабкался по склонам холма Кестерли-Маунт. Там, из окон домов на самом верху и на западном склоне, открывался захватывающий дух вид на море. Когда-то там стоял один милый дом, приютившийся среди рыбацких домишек и кирпичных уродин пятидесятых годов, но и этот дом, и окружавшие его рыбацкие домки давно снесли. Дом купили ее бабушка с дедом как идеальное место обитания двух пенсионеров. Именно здесь много лет назад и произошли события той кошмарной летней ночи.

С тех пор на этом месте вырос небольшой комплекс дорогих особняков, к которым от главного приморского шоссе вверх по холму вела собственная подъездная дорога. Каждый дом был огорожен высоким кирпичным забором с электрическими воротами. Алекс понятия не имела, кто там жил. Впрочем, ее это не слишком интересовало. Она приехала сюда лишь затем, чтобы зайти в часовню Святого Марка – простую и строгую норманнскую церковь, к которой примыкало довольно обширное кладбище, занимавшее значительную часть склона. Те, чьи останки покоились здесь, могли целую вечность любоваться морскими видами.

Алекс не сомневалась: не проведи она с Габи парой часов ранее какое-то время на могиле Майры и Дугласа, ей вряд ли пришло бы в голову ехать сюда. Сыграло свою роль и ощущение того, что она медленно, но верно отдалялась от всех и всего, кого любила. Вряд ли, конечно, приехав сюда, на могилы своих кровных родственников, она тем самым вернет себе ощущение постоянства и стабильности в жизни. Так пусть это хотя бы напомнит ей о том, что когда-то она была частью семьи, где она была окружена любовью и заботой, даже если впоследствии мать предпочла забыть о ней.

Пробираясь сквозь ряды растрескавшихся надгробий, она отметила про себя, сколько молодых мужчин потеряли жизни в море и какое огромное число детей умерли, даже не дожив до отрочества. Ветер приносил с собой солоноватые запахи моря, а солнце изредка выглядывало из-за туч. Хотя Алекс не заглядывала сюда более пяти лет, она тотчас узнала мемориальную скамью с разбитым подлокотником, что примостилась в окружении живой изгороди. Отсюда было всего несколько футов до четырех мраморных ступенек и одинокого надгробного камня, которым была помечена общая могила ее бабушки с дедушкой, а также их дочери и внука – ее собственной тети и брата.

Алекс знала, что должна быть благодарна своей тете Хелен: та взяла на себя все хлопоты, начиная с выбора оттенка розоватого камня, простых, непритязательных надписей с именами и датами рождения и смерти и кончая ежегодными пожертвованиями церкви на уход за могилой.

Алекс понятия не имела, бывала ли сама тетушка на этой могиле, но, судя по всему, кое-кто здесь недавно побывал – об этом свидетельствовал букетик душистого горошка на верхней мраморной ступеньке.

Хотя цветы и могли ее заинтриговать и даже заставить поломать голову над тем, как они попали сюда, как дочь викария она догадывалась, что, скорее всего, это постарался кто-то из прихожан, кому нравилось украшать заброшенные могилы. Обуздав воображение, прежде чем оно начнет рисовать ей самые невообразимые картины, Алекс застыла среди могильных камней, как и они, любуясь изумительным морским пейзажем. Далеко-далеко слабые лучи солнца пытались раздвинуть тучи над стального цвета морем, а еще дальше, у самого горизонта, беззвучно скользило по морской глади массивное грузовое судно. С десяток парусников сновали туда-сюда по заливу. Крикливые чайки взмывали ввысь к облакам и камнем падали вниз. По волнам близ берега скользили сёрферы. Вокруг нее же все как будто застыло на месте.

Не считая пожилой четы, что направлялась к новым могилам ниже по холму, и невидимых птах, что весело чирикали в ветвях деревьев, рядом не было ни души.

Алекс никогда бы не отважилась сказать, чувствовала ли она какую-то связь со своей семьей, бывая здесь. Она точно знала лишь то, что, придя сюда впервые, ощутила странное умиротворение. У нее ни разу не возникло чувства, что она здесь чужая. Порой ей в голову приходила безумная мысль, а вдруг ее бабушка с дедушкой, ее тетя и брат следят за ней? Труднее всего ей было думать про брата – пятилетнего храбреца, который, преодолев страх, запер ее в чулане, а сам попытался защитить мать. Как жаль, что они больше так и не увиделись! Брат. У нее был бы брат. Будь он жив, через пару недель ему исполнился бы тридцать один. Он был бы женат, и него были бы свои дети и хорошая работа. В отличие от нее, внешне он был похож на их отца, та же смуглая кожа и худое лицо. Интересно, какие были между ними отношения, прежде чем он встретил свой ужасный конец?

«Хьюго, 5 лет» – вот и все, что было написано на могильном камне. Фамилии их отца – Альбеску – не было, чему Алекс всегда была благодарна, потому что от этой фамилии у нее всегда пробегал по коже мороз. Как, например, сейчас, стоило ей вспомнить фотоснимки из старой газеты, найденные в Интернете. Смуглый, темноволосый, по-своему красивый, с пронзительными, близко посаженными глазами и неулыбчивым ртом, которому полагалось казаться жестоким, но он не казался. Алекс не решалась копаться в семейной истории с отцовской стороны. Сказать по правде, ей было страшно – вдруг ее интерес сработает как магнит, который вновь привлечет его к ней.

«Я наполовину румынка», – сказала она себе и, как бывало и раньше, подождала, найдут ли эти слова отклик в ее душе, дадут ли знать о себе ее румынские корни? Но нет, этого ни разу не случилось. Из своих интернет-поисков она знала, что ее отец родился в крошечной горной деревушке, чье название она так и не научилась произносить. Гаврил Альбеску был младшим из четверых детей – трех мальчиков и одной девочки.

Ей было известно, что какое-то время он работал дворником в Бухарестском университете, затем гидом в Гамбурге и наконец шофером-дальнобойщиком в Праге. (Отличное прикрытие, подумала она, для его основного рода деятельности.) Зато ей так и не удалось найти никаких упоминаний о его жизни в Англии. А ведь он наверняка жил здесь какое-то время, пусть даже нелегально, поскольку, как ей было известно, ее мать никогда не жила за границей. Интересно, как же они встретились? Она знала, что мать получила место на филфаке в университетском колледже в Лондоне. (Похоже, она была девушка умная, хотя и не настолько, раз связалась с таким скользким типом. Впрочем, Алекс догадывалась, что это очень даже распространенный женский недостаток.) Наверно, это произошло в год между окончанием школы и поступлением в колледж, когда ее мать колесила по Европе с подружкой, чье имя Алекс так и не сумела выяснить.

Ей всегда хотелось, чтобы мать ее была не такой, как Майра, личностью одаренной и яркой. (Каковой Майра уж точно не была.) Помнится, когда Алекс было лет пятнадцать-шестнадцать, ее любимой фантазией на тему родителей было то, что они оба звезды какого-нибудь экзотического европейского цирка: вот она, ее мать, бесстрашно срывается с трапеции в мускулистые руки своего партнера. Или же, сверкая блестками и яркими перьями, она стоит на вращающейся платформе и с хохотом отправляет пулю за пулей прямо в яблочко. Или же, завернутая в полупрозрачные одеяния, лежит на столе, отец же срывает с себя плащ Зорро и, набросив его на мать, распиливает ее пополам.

Или же оба были клоунами. Ха-ха-ха.

Алекс повернулась к камню – на нем над именами тети и брата были выгравированы имена дедушки и бабушки, Энди и Пегги Николс, и провела пальцами по буквам, как будто, повторив очертания их имен, она могла тем самым воскресить их самих или хотя бы навсегда поселить их у себя в сердце.

Ее дед большую часть жизни проработал крановщиком в доках Мерси. По словам друзей, это была личность яркая и колоритная. Например, дед имел приличный приварок к зарплате за счет того, что распевал песни в пабах и рабочих клубах. Наверно, благодаря пению он и скопил деньжат на домик в Кестерли, городке на юго-восточном побережье, куда они каждый год ездили отдыхать всей семьей. Бабушка Пегги была акушеркой, чьими стараниями в этот мир пришел не один житель их городка. Живая, энергичная, неунывающая, как писала о ней одна газета, у нее для каждого находилось доброе слово. Похоже, она также была мастерица по части шитья на швейной машинке – одна из подруг как-то раз сказала о ней, что в доме у Пегги «самые красивые шторы и подушки».

Что касается тети Ивонны, младшей сестры ее матери, то с фотографии на Алекс смотрела слегка взлохмаченная блондинка с огромными голубыми глазами и таким счастливым лицом, что с трудом верилось, какая страшная учась ждала ее впереди.

Милая непоседа, сказал о ней кто-то, но в самом лучшем смысле. «Она не могла усидеть на месте даже минуту, даже затем, чтобы доесть то, что лежит перед ней на тарелке».

Несколько месяцев, предшествовавших ее безвременной гибели, она жила с родителями в их новом доме в Кестерли и работала кассиршей в супермаркете. Кажется, именно там она и познакомилась со своим бойфрендом, Найджелом Каррингтоном. Ивонна и Найджел якобы собирались пожениться, но так это или нет, уже никогда не узнать, вздохнула Алекс.

Найджела, конечно, не было в этой могиле, но Алекс во время своих поисков прочла и о нем. Ей было известно, что он был «плотник – золотые руки». Его мастерская располагалась в специально приспособленном сарае в Эксмуре, а в списке заказчиков значились имена знаменитостей того времени. Некоторые из них оставили самые теплые отзывы о нем. По их словам, это был душа-человек, весельчак и шутник, и его смерть стала тяжелым ударом для родных и друзей. Впрочем, Алекс не давал покоя вопрос, говорили ли они между собой, что он наверняка был бы до сих пор жив, не води он дружбу непонятно с кем. Что ни говори, а он происходил из куда более зажиточной семьи, чем Ивонна. Наверно, именно по этой причине сама она никогда не пыталась разыскать родственников Найджела. Вряд ли им будет приятно вспоминать, что его убили, и уж тем более отвечать на вопросы дочери убийцы, даже если в ту пору она сама была невинным ребенком.

Сидя на нижней ступеньке надгробия, Алекс взяла в руки букетик душистого горошка и вдохнула его аромат. Между тем становилось зябко, небо темнело прямо на глазах. Но она не спешила уходить отсюда. Ведь стоит ей подняться, как на нее тотчас нахлынет тоска по Джейсону, не говоря уже про страх, что вскоре ей придется искать для себя новую крышу над головой. Пока об этом лучше не думать, равно как и про свое шаткое положение на работе. И вообще, будем надеяться на то, что если кого-то и сократят, то не ее. Но если все же выбор начальства падет на нее, что ж, здесь, в Кестерли или в Малгрове, ее больше ничто не удерживает, кроме воспоминаний и друзей, что появились у нее здесь за эти годы. И еще были дети, бесценные маленькие души, чье счастье и процветание так много для нее значили. Разве сможет она их бросить?

«До этого не дойдет», – твердо сказала себе Алекс, поднимаясь на ноги. Но даже если и дойдет, о них будет кому позаботиться. Ведь когда она сама лишилась матери, заботу о ней взяла на себя Майра. Увы, это слабое утешение, если утешение вообще, ведь ей прекрасно известно: для любого из ее подопечных шансы попасть в заботливую, любящую семью – микроскопические.

Нет-нет, ей лучше не зацикливаться на них. По крайней мере, не сейчас, когда ей самой впору просить о поддержке и помощи. Ее же работа состоит в том, чтобы вытаскивать их из трясины жизни, а не наоборот.