Глава 50
Этой ночью Леблин Шторелли собирался спать особенно крепко. Он выпил на ночь бокал охлажденного вина, заел его пресным печеньицем и опустил усталую главу на подушку.
Вторая половина ложа оставалась нетронутой. Супруга еще с утра отбыла порталом в родную Мистерию, гостевать к маменьке. Мужа с собой не позвала, да тот и не напрашивался. С тещей у них отношения всегда были прохладными… смешно звучит, если знать, что мэтресс Накса Оллодере — магистр Элементурия, стихийный факультет, элемент — Лед.
Закрыв глаза, Шторелли мысленно стал подсчитывать минимы, что сторговал за день. Восемнадцать запаковок материала заказчика, да еще одиннадцать — продажи готовых штук. В том числе — прекрасный мебельный гарнитур на семь предметов. Столик обеденный, к нему два стула, диван, мягкое кресло, шкап для одежды, да секретер для бумаг — и все в одной миниме!
Очень хороший доходец капнул с этой сделки.
Жаль, все не удается никому всучить складной дом. Шторелли в свое время взял его очень удачно, за бесценок, но что толку, если теперь он лежит мертвым грузом? За целый год никто так и не заинтересовался…
С этой мыслью Шторелли и заснул. Он не видел, как в камине мелькнул лучик света, а из трубы спустилась длинная шелковая нить. По ней соскользнул крохотный человечек с копьем в одной руке и динамо-фонариком в другой.
Пару секунд он стоял, с досадой оглядывая пепел, в который погрузился почти по колено, а потом спрыгнул на пол. По комнате прокатывался тягучий гулкий рокот, в котором не всякий смог бы узнать обычное похрапывание.
На кровать Эйхгорн вскарабкался с помощью кошки. Пигмеи использовали такие сплошь и рядом, делая их из обычных ниток и крохотных рыболовных крючков.
То и другое они, разумеется, «добывали» у людей.
Опытный альпинист, Эйхгорн покорял и довольно высокие пики. Эвереста в его достижениях, правда, не было, но Казбек и Пик Коммунизма присутствовали. Случалось ему и ходить под парусом — в том числе по штормовому морю. Но взбираться по спящему великану… это оказалось совершенно новым ощущением.
Одеяло, под которым возлежал Леблин Шторелли, было мягким-премягким, и Эйхгорн с трудом сохранял равновесие. Он словно шел по болоту, зыбучим пескам… или громадному матрасу.
Помогая себе копьем, лилипут добрался до головы. Почти полминуты Эйхгорн просто стоял молча и пристально изучал лицо спящего гиганта. Очень уж завораживающим оказалось зрелище.
Но мэтр Шторелли не был картиной Брюллова, так что длительного интереса вызвать не мог. Спрыгнув с одеяла, Эйхгорн двинулся вдоль щеки — и остановился возле виска.
Здесь кожа тоньше всего.
Кожа. Читая «Гулливера», Эйхгорн полагал, что тот преувеличивает, описывая жителей Бробдингнега. Но нет — пожалуй, даже преуменьшал. При таком масштабе человеческая кожа выглядела по-настоящему неприятно — грубая, шершавая, покрытая рытвинами и толстенными волосинами. Издалека — еще ничего страшного, а вот вблизи…
Примериваясь, Эйхгорн чуть коснулся копьем виска. Пожалуй, умелый копейщик-пигмей смог бы убить спящего человека даже без яда — но Эйхгорн таким навыком не обладал. Да и вообще убивать он никого не собирался — это ничем не поможет вернуться в нормальное состояние.
Или заклятие развеется, если убить того, кто его наложил? В сказках вроде было что-то такое, но сказки — источник сомнительный и противоречивый. Как с этим обстоит в реальности, Эйхгорн не знал и проверять пока не планировал.
Есть же такое надежное средство, как рэкет.
Эйхгорн перевернул копье и потыкал Шторелли тупым концом. Как тыкали когда-то его самого парибульские егеря. Было не больно, но неприятно.
От первого тычка волшебник не проснулся. Не проснулся и от второго. Но когда Эйхгорн саданул со всей дури, Шторелли все же что-то почувствовал. Он издал сдавленный рокот, повернул голову, приоткрыл глаза… и заморгал, ослепленный крошечным фонариком.
— ЧТООООО… — тягуче начал Шторелли.
Начал — и заткнулся. Ему в губу уперлось копье.
Теперь острый его конец.
— ТЫ… ТЫ ЖИВ?.. — изумленно пробасил волшебник. — А… А ЭТО ЧТО?..
— Копье, — любезно ответил Эйхгорн. — Не шевелись, а то уколю.
— УКО… У…
Шторелли рефлекторно дернулся, взмахнул рукой, но Эйхгорн оказался быстрее. Вообще, ускоренный метаболизм давал неплохое преимущество даже при крошечных размерах. Живя среди пигмеев, Эйхгорн приобрел новые навыки — и теперь легко увернулся от громадной, но такой медленной ручищи.
— Я же велел не шевелиться, — укоризненно повторил он, снова тыкая копьем в губу. — В следующий раз точно уколю. А тут яд огненной агамы, между прочим.
— Я… ЯД?!
— Яд. Один укол и… хотя, может, на волшебника он не подействует?
— Н-НЕ ПОДЕЙСТВУЕТ! — торопливо заверил Шторелли.
— Значит, не будет и ничего страшного, если я кольну разок?
— Н-НЕ НАДО!
— Тогда быстро возвращай мне мой рост, — потребовал Эйхгорн.
Он старался говорить жестко и решительно, но волшебник, разумеется, слышал трескучий комариный писк. Что-то типа тех голосочков, которыми болтают всякие мультяшные бурундуки. Хотя Эйхгорн еще и нарочно растягивал слова.
Фразы же Шторелли звучали кошмарно медленно. Медленной стала и мимика. Удивление, страх, растерянность — все эти эмоции теперь открыто читались. Особенно пристально Эйхгорн следил за движением зрачков — куда этот гигант смотрит, что затевает?..
— Эй, вы там, присматривайте за ним! — крикнул он куда-то в сторону. — Если что — колите в ноги!
Взгляд Шторелли потускнел. Похоже, волшебник обдумывал возможность снова что-то колдануть. Уменьшить Эйхгорна до размеров муравья или вообще свернуть в миниму — кто уж его знает, на что этот тип способен?
Но, по счастью, благоразумие взяло верх. Убоявшись невидимых союзников Эйхгорна (о существовании пигмеев Шторелли явно знал), он шевельнул губами — и от него снова изошла та странная, ни с чем не сравнимая волна энергии.
Эйхгорн сразу почувствовал ее воздействие. Ощутил себя так, словно потягивается… всем своим существом. Гигантский Шторелли стремительно уменьшился, на кровати стало гораздо теснее, а копье просто выскользнуло из рук. Оно, как и все прочие пигмейские предметы, сохранило прежние размеры.
Оставшись без оружия, Эйхгорн не стал терять времени даром. Пока Шторелли не опомнился со страху, он любезно сказал:
— Мне тут говорили, что если плюнуть волшебнику в лицо, он не сможет колдовать, пока не утрется. Это правда?
— Н-не совсем, — уже нормальным голосом ответил Шторелли. — Сам плевок значения не имеет — просто для применения заклинания нужно сосредоточиться. Если концентрацию нарушить, заклинание с высокой долей вероятности прервется. Для этого годится что угодно — удар, плевок, даже громкий крик… Конечно, работает это только со слабонервными волшебниками…
Эйхгорн смачно харкнул ему в лицо. Шторелли заверещал, принялся утираться… а Эйхгорн деловито саданул его в висок вазой. Без звука, без стона волшебник обмяк и упал на кровать.
Так-то оно надежнее. Эйхгорн не собирался становиться убийцей, но и поворачиваться спиной к этому подлецу не собирался тоже. Пусть побудет пока в бессознательном состоянии — а когда очнется, Эйхгорна уже и след простынет.
Покидая лавку, Эйхгорн не забыл сунуть нос в кладовую, прихватить горсть миним. Вором он становиться тоже не собирался, поэтому взял только свое — те минимы, за которые внес аванс. Ну и еще парочку сверху — просто как возмещение морального ущерба.
Подумать ведь только — целых семнадцать дней пробегал лилипутом! И это при том, что в том состоянии они длились как полгода! Эйхгорну теперь было уже и неудобно ходить в нормальном виде — тело стало жутко тяжелым, руки и ноги словно налились свинцом. Каждый шаг с отвычки давался трудно, сам себе казался громоздкой тушей.
Уже выйдя из лавки и пройдя добрых полпути до аэростата, Эхйгорн чертыхнулся, едва не хлопнув себя по лбу. За всеми этими перипетиями он забыл спросить о проклятом амулете. Так и не узнал, для чего нужна побрякушка, из-за которой волшебник был готов убить человека. Собирался ведь, да совсем из головы вылетело.
Ну и черт с ним. Не возвращаться же теперь.
Эйхгорну казалось, что отсутствовал он невероятно долго. Но для нормальных людей, конечно, не прошло и трех недель. Немой охранник при виде нанимателя только выпустил дымное кольцо из трубки, указал на небо и поднял один палец.
— Да, последний день, — согласился Эйхгорн.
— А-а-а?.. — сложил пальцы кружочком охранник.
— Нет, продлевать не буду. Ты свободен, спасибо.
Как только охранник собрал пожитки и удалился, Эйхгорн развел костер побольше и принялся возиться с шаром.
Ночь была лунная, светлая. Вокруг ни души, ни огонька. Только вдали тявкало… квакало… издавало странные звуки некое местное животное. Эйхгорн неторопливо выпаривал лахмедановую смолу, заполняя аэростат флогистоном с примесью сложных эфиров. В воздухе стоял необычный, но довольно приятный запах, похожий на аромат китайской груши.
Сейчас прямо на глазах Эйхгорна происходило немыслимое — вес шара становился отрицательным. Заполнявший оболочку флогистон занимал все больший объем. Вот уже гондола оторвалась от земли, удерживаемая только привязанными к столбикам канатами. Эйхгорн закинул в нее несколько мешков с песком, и та снова опустилась.
На востоке зарозовел рассвет. В его лучах стала видна бескрайняя темная масса, надвигающаяся с запада. Алатус. За ночь он продвинулся на полсотни километров и теперь занимал уже полгоризонта.
Эйхгорн не был уверен, насколько твердое днище у этой гигантской Лапуты, поэтому не хотел биться в него аэростатом. Вместо этого он собирался подняться немного выше, а потом уже приземлиться на… поверхность. Так что ему следовало поторапливаться — Алатус плыл медленно, но безостановочно.
К тому же теперь, когда аэростат наполнен газом, его видно издалека. Не ровен час, в городе кто-нибудь заинтересуется — а что это за здоровенная штука там болтается? Эйхгорн не красил оболочку, так что шар получился желтовато-бурым — цвета натурального каучука. Но и подобный пузырь может вызвать подозрение.
Вон, кстати, на дороге уже и виднеется какой-то зевака. Остановился, таращится… даже повернул было к шару, но потом двинулся прежним путем. Но все равно постоянно оглядывается.
Неудивительно — аэростаты даже и на современной Земле неизменно собирают любопытствующих, а уж здесь, где народ в глаза такого не видывал…
Конечно, Эйхгорну особенно незачем таиться. Он не делал ничего плохого, не нарушал никаких законов. Он специально проверял — местное законодательство ничего не имеет против полетов, и для них не требуется даже регистрация. Хоть на ковре-самолете в воздух поднимайся, хоть на крыльях. На востоке Кардегарта, кстати, есть небольшая слобода гарпий — они облюбовали ряд каменистых островков и выстроили нечто вроде поселка.
Но о воздушных шарах в гражданско-уголовном уложении, разумеется, ничего не сказано. А если что-то не запрещено — это еще не значит, что оно разрешено. Герцог Уульнарь не того типа правитель.
Эйхгорн проверил пенал с минимами, переложил в него те несколько, что добыл этой ночью. Заново пересчитал припасы. Даже с флогистоном грузоподъемность аэростата получилась невеликой, так что большую часть он вез в виде миним — удобная все-таки штука! — а обычным путем лишь кое-что на первые дни.
Сверток сушеного мяса, немного сухарей, бочонок воды. Десяток плиток шоколада — Эйхгорн неожиданно нашел их в лавках Кардегарта. Теплую одежду. Одеяло. Запасные очки. Инструменты. Подзорную трубу.
В общем, все те вещи, что обычно берут в дорогу воздухоплаватели.
На дороге появились еще люди — и теперь они двигались прямо к аэростату. До них оставалось еще метров пятьсот, так что Эйхгорн не мог отчетливо различить лиц или расслышать голоса, но судя по активной жестикуляции, они были чем-то возбуждены.
Нетрудно догадаться, чем именно.
Эйхгорн не стал дожидаться их приближения. Он отвязал канаты, сбросил один мешок с песком и подставил лицо воздушным потокам.
Его ожидали небеса.
