Книга: Месть пляшущих человечков
Назад: Глава 7
Дальше: Глава 9

Глава 8

В личном кабинете Вдовина полицейских собралось, как в хорошем отделении. Они непрерывно сновали по просторному помещению, заполняя собой все пространство. Вдовин стоял в стороне, устало привалившись к стене. Лицо Петра Аркадьевича было серым от переутомления и не выражало ничего, кроме безграничной усталости.
Я предъявила документы полицейскому, стоявшему при входе. Тот придирчиво рассматривал их минут пять, после чего вынужден был пропустить меня внутрь. Подойдя к Вдовину, я вопросительно взглянула на него, ожидая объяснений. Он кивком указал на старшего группы и еле слышно произнес:
– Все вопросы к нему.
Разговаривать ему явно не хотелось. Я не стала упорствовать, тем более капитан, возглавляющий обыск, сам уже спешил ко мне навстречу.
– Вы адвокат? – громовым голосом поинтересовался он.
– Нет. Я частный детектив. Петр Аркадьевич является моим клиентом, – ответила я, протягивая ему документы, которые так и держала в руках.
Капитан на них даже не взглянул. Недовольно поморщившись, он заявил:
– Думаю, вам тут делать нечего.
– Это вы так думаете, – не совсем вежливо возразила я. – Что здесь происходит?
– Не ваше дело, – отрезал капитан.
– Я так не считаю, – ничуть не смутившись, ответила я. – Моего клиента в чем-то обвиняют? Я хотела бы знать, в чем именно.
– Послушайте, милочка, если вы действительно желаете помочь своему клиенту, лучше поторопите его адвоката. Он должен был явиться сюда первым. Вам так не кажется? Ведь это в его обязанности входит защищать клиентов? Терпение у меня не безграничное. Я жду уже битых полчаса, но защитник что-то не торопится, – сменив громовые раскаты на зловещий шепот, произнес капитан.
– Я же вам сказал: он едет из пригорода. Оттуда до Тарасова не меньше сорока минут езды. Или вы думаете, что все адвокаты должны летать на вертолетах? – подал голос Вдовин.
– Нет, не все, – ехидно скривился капитан. – Только те, кто решается защищать толстосумов.
– Давайте обойдемся без оскорблений, – жестко проговорила я и, вернувшись к Вдовину, снова спросила: – Так в чем суть обыска? Сами видите, с капитаном мне вряд ли удастся обсудить этот вопрос.
Мой клиент некоторое время молчал, собираясь с силами, потом негромко произнес:
– Они ищут документы.
– Документы? Какие документы? – в недоумении спросила я.
– Был звонок, если я правильно понял. «Доброжелатель» сообщил, что машина была угнана мной лично. Я якобы собирался перегнать ее в определенное место, откуда ее должен был забрать перекупщик. Деньги за автомобиль, естественно, предназначались мне. В дороге случилось непредвиденное. Была сбита девушка. Я отволок ее в посадки и бросил машину на дороге. А документы забрал. И теперь они считают, что, найдя документы у меня, докажут мою причастность к убийству девушки.
Вдовин замолчал, опустошенно глядя перед собой. Последние дни, наполненные неприятными событиями, лишили его способности решать проблемы конструктивно. Похоже, он решил сложить руки и принять очередной удар судьбы, даже не попытавшись защититься. Этого я допустить не могла. Нужно было во что бы то ни стало растормошить его. Вывести из этого неприятного состояния. Не обращая внимания на его нежелание общаться, я начала заваливать Вдовина вопросами:
– Речь идет о документах, удостоверяющих личность девушки? – задала я первый вопрос.
– Да, – коротко бросил он.
– С какой стати вы стали бы держать их в личном кабинете? Это же все равно что подписать себе смертный приговор. Об этом господа полицейские не подумали? – произнесла я.
– А им на это наплевать. Главное – дело сделать. А логика вещей их не интересует, – в голосе Вдовина послышались скорбные нотки.
«Ну, вот. Уже лучше. Хоть какие-то эмоции», – удовлетворенно подумала я и задала новый вопрос:
– Как аноним мог узнать о ваших планах, их тоже не интересует?
– По всей видимости, да. Их вообще мало что волнует, кроме возможности отчитаться об успешно завершенном деле, – распаляясь, заговорил Вдовин. – Хоть бы на секунду задумались о том, что произошло. Или они считают меня непроходимым идиотом? Я сам у себя угнал машину, сам стал перегонять ее перекупщику. По дороге сбил девушку, но вместо того чтобы линять оттуда по-тихому, почему-то решил захватить сувенир в виде паспорта убитой. Но и этого мне оказалось мало! Я еще и притащил его в свой офис, а потом засветился перед кем-то, чтобы тот мог сообщить «приятную» новость полиции. Бред сивой кобылы! Только до этого никому нет дела. У меня якобы нет алиби на время аварии. Абсурд. Да у половины жителей Тарасова нет алиби на это время! Так что же они их не обвиняют?
Я вспомнила ночь, когда Вдовин вызвал меня на место аварии, и его сбивчивую речь по поводу обвинения в наезде, и у меня снова возникли сомнения в логичности выводов клиента. Да, тут без переговоров с капитаном не обойтись. Я оставила Вдовина в одиночестве и направилась к капитану, надеясь выведать у него подробности, не отягченные домыслами Петра Аркадьевича. Капитан стоял возле окна, нетерпеливо постукивая носком ботинка по полу. Я пристроилась рядом и вежливо поинтересовалась:
– Думаете, найдете?
Капитан развернулся ко мне лицом и самоуверенно произнес:
– Несомненно. Если в этой комнате что-то есть, мои ребята отыщут.
– А если нет? Если ваш аноним и сам не знает, есть ли в кабинете что-то, что бы связывало Вдовина с погибшей девушкой? Ведь прошло уже столько времени. Зачем Вдовину хранить такую улику в личных вещах? Он же не самоубийца, – негромко проговорила я.
– Ну, в любом случае мы обязаны отреагировать на сигнал, – не так уверенно, как раньше, сказал он.
– Боюсь, вы поспешили, капитан, – сочувственно произнесла я. – Я понимаю, что дело о наезде висит на отделе «глухарем». И личность погибшей установить необходимо. Но тут вы вряд ли что найдете. Даже если документы когда-то и были здесь, сомневаюсь, что Петр Аркадьевич стал бы их хранить вечно. Ваш аноним прямо так и сказал, что в кабинете Вдовина лежат документы погибшей девушки?
Это был пробный вопрос. Если капитан на него ответит, значит, готов сотрудничать. Что-то в его позе неуловимо изменилось, из чего я сделала вывод, что мои слова достигли цели.
– А куда он мог их еще деть? Не думаю, что он повез бы их на место происшествия, – пытаясь вернуть себе былую уверенность, то ли отвечая, то ли размышляя вслух, проговорил капитан.
– Послушайте, в жизни Вдовина за последнее время столько всего произошло. У него угнали машину, подожгли загородный дом, отравили дочь, взорвали городскую квартиру. Теперь вот это. Вы же разумный человек и наверняка понимаете, что это банальная подстава. Но из этой ситуации, безусловно, можно получить нужный вам результат. Когда преступник начинает выворачиваться и подставлять других, он всегда делает ошибки. Чем больше нагромождает уловок, тем легче его вычислить. В настоящий момент этих уловок столько, что с лихвой хватит на десять преступлений. Не лучше ли нам объединиться и загнать преступника в угол его же уловками? Мне кажется, все от этого только выиграют. И вы в первую очередь.
– В чем же я выиграю? – с иронией в голосе произнес капитан.
– Хотя бы в том, что не станете выставлять себя в глупом свете, пытаясь обвинить Вдовина в преступлении, которое он не совершал. Вы же понимаете, что любой адвокат камня на камне от вашей версии не оставит. Вместо благодарности вы получите нешуточный нагоняй от начальства. Оно вам надо? – уверенно проговорила я.
– Что вы предлагаете? – подумав, спросил капитан.
– Расскажите мне все с самого начала. Я же, в свою очередь, обещаю вам, что, когда вычислю того, кто подставляет моего клиента, отдам его вам. Со всеми доказательствами, – ответила я. – И не стану претендовать на то, чтобы о моем участии где-то упоминали. Вы понимаете, о чем я?
Капитан понимал. Он работал в этой системе не первый год, и перспектива получить готовый ответ, не прилагая никаких усилий, его явно заинтересовала.
– Сколько времени вам понадобится? – деловито осведомился он.
– Не больше недели, – намеренно увеличивая срок, произнесла я.
– Три дня, – решительно заявил капитан.
– Согласна, – поспешила согласиться я.
– Только учтите: играть со мной не советую. У меня достаточно полномочий и связей, чтобы сделать вашу жизнь не просто неприятной, а невыносимой. Уяснили? – на всякий случай пригрозил он.
– Об этом можете не беспокоиться. Я свое слово держу, – как можно более убедительно проговорила я.
Капитан еще минуту вглядывался в мое лицо. Затем, удовлетворенный увиденным, принялся рассказывать:
– В наш отдел поступил сигнал. Неизвестный, не пожелавший представиться, сообщил, что в ночь, когда на трассе по Сокурскому направлению был совершен наезд на девушку, он подвозил человека как раз оттуда. Вы же знаете, как расстарались журналисты. Об этом случае писали все местные газеты. И репортаж в теленовостях не раз повторялся. Когда девушку нашли, начальство посчитало нужным дать сообщение бегущей строкой. Надеялись отыскать родственников погибшей.
– Аноним сказал, что звонит по этому сообщению? – уточнила я.
– Да. Он и звонил по горячей линии, поэтому-то его и выслушали. Вы же знаете, там представляться не обязательно. Лишь бы сведения получить, – ответил капитан. – Так вот. Он заявил, что возвращался в город, когда на трассе проголосовал этот человек. В машине было двое мужчин, поэтому они безбоязненно подобрали попутчика. И довезли до города. Когда мужчина расплачивался, у него из кармана выпал паспорт. И раскрылся как раз на той странице, где была фотография. Не его фотография. Девушки. Мужчина засуетился, поспешно спрятал паспорт обратно в карман, а водителю заявил, что, мол, дочка документы забыла, так он ездил за ними. Говорил суетливо, невнятно. И заметно нервничал. Когда дверь открылась, салон ненадолго осветился, и мужчина разглядел на руках попутчика кровь. Он решил поскорее уехать. От греха подальше, как он выразился. И только после того, как он увидел фотографию сбитой девушки, у водителя в мозгу что-то щелкнуло. И он решил сообщить в полицию. Только лично приходить, мол, боится. Вдруг этот убийца за ним следит. Маразм, конечно, но переубеждать его не стали.
– Я догадываюсь, о чем дальше пойдет речь, – произнесла я. – Приметы мужчины в точности совпадают с приметами Вдовина. Высадили пассажира возле офиса. Время тоже совпадает. Так?
– Так. Но это еще не все. Прежде чем заявиться к Вдовину, мои ребята прошерстили соседние дома. Нашелся человек, который видел, как в ту ночь Вдовина привезла к конторе машина. Видел, как он расплачивался с водителем и как потом вошел в здание, – многозначительно проговорил капитан.
– А вот это уже интересно, – вскинув брови, сказала я. – Что на этот счет заявил сам Вдовин?
– Молчит. Адвоката ждет. А мы ищем, – ответил капитан.
– Значит, наличие в кабинете документов – это всего лишь предположение, – задумчиво произнесла я.
– И это не совсем так. Я уже упоминал о том, что аноним заявил про кровь на руках попутчика. Если эта кровь обнаружится в кабинете, хоть на одном предмете, считайте, что и доказывать больше ничего не придется. А про документы – это чтобы Вдовин не суетился раньше времени. По его реакции я уже давно понял, что никакого паспорта здесь нет.
– Теперь, по крайней мере, понятно, почему вы тут, – проговорила я, и в этот момент произошло сразу два события.
В дверь ворвался энергичного вида мужчина, заявив, что он адвокат господина Вдовина. И один из полицейских громко возвестил о находке. Все взгляды обратились сначала на вошедшего мужчину, но, не успев его как следует рассмотреть, тут же были направлены на полицейского. Тот с победным видом держал над головой бордовую книжечку. Сомнений ни у кого не возникло. Это был паспорт погибшей девушки. Я перевела взгляд с полицейского на Вдовина. Тот ошеломленно разглядывал предмет в руках полицейского и даже не пытался что-то сказать. Зато капитан отреагировал молниеносно. В два прыжка он оказался возле Петра Аркадьевича, на ходу делая знак полицейским присоединиться к нему, и заломил руку Вдовина за спину.
– Всем оставаться на местах, – угрожающе предупредил капитан. – Вдовин, вы арестованы по подозрению в наезде на человека, приведшем к смерти последнего.
После того как двое полицейских скрутили моего клиента и защелкнули у него на запястьях наручники, капитан победно взглянул на меня и громко, во всеуслышание, произнес:
– Неплохая попытка, милочка. Только вам это не помогло. Боюсь, наши договоренности теряют силу.
– Я своему слову верна, – спокойно сказала я. – Как только преступник будет мной разоблачен, вы его получите.
И, не глядя ни на кого, я вышла из комнаты. За спиной я услышала невнятный лепет Вдовина и более решительный голос адвоката, рекомендующего своему клиенту не делать никаких заявлений без его разрешения. Меня это уже не интересовало. Я знала, как нужно действовать. Отдавать своего клиента на откуп пронырливому капитанишке я не собиралась. Усевшись в машину, я рванула с места, направляясь к себе домой. До утра я все равно ничего не могла сделать. Нужно было попытаться хотя бы выспаться. День предстоял не из легких, и мне требовалась свежая голова.
* * *
Мне пришлось задействовать все имеющиеся связи, чтобы добыть информацию по делу Вдовина и его предполагаемого наезда на пешехода. На это ушла большая часть дня, но в итоге я получила то, что хотела. А интересовали меня два вопроса. Имя и адрес человека, видевшего, как Вдовин выходил из машины в ночь наезда. И марка машины, подвозившей Петра Аркадьевича к Химкомбинату. Пока ждала результатов, я решила навестить Дарью, поинтересоваться ее состоянием, а заодно напомнить о том, что нужно быть осторожной. Мало ли что взбредет в голову шутнику в следующий раз. Дело принимало серьезный оборот, и я уже была не настолько уверена в том, что он снова не отойдет от намеченного плана и не вздумает повторить попытку навредить девушке.
В приемном покое мне сообщили, что Дарья выписана и отправилась домой. Я забеспокоилась еще больше. Узнав, что девушку забрала мать, я, не раздумывая, поехала в поселок к Козыревым. Тем более что с матерью девушки мне так и не удалось ни разу поговорить. Вот и пообщаемся.
Добралась быстро и только у порога сообразила, что день рабочий, возможно, снова не застану Светлану. Однако, вопреки моим прогнозам, дверь мне открыла не Галина Степановна. И не Дарья. Женщина, стоявшая сейчас передо мной, могла быть только Светланой, матерью Дарьи. Она вопросительно глядела на меня, не делая попыток заговорить и не выражая желания впускать меня внутрь. Я поздоровалась и представилась. На лице Светланы не отразилось никаких эмоций. Она все так же молча стояла в дверях. И все так же не собиралась впускать меня в дом. Я была обескуражена ее поведением. Перед ней стоит человек, спасший жизнь ее дочери, а она застыла, как изваяние. Ни тебе благодарности, ни радости от встречи. Вежливого «здравствуйте» и то не прозвучало.
– Наверное, зря я без звонка, – нерешительно произнесла я. – Вы уж простите, торопилась очень. В больнице сказали, что Дашу выписали. Вот я и решила навестить ее лично. Не будете возражать, если я войду?
Светлана колебалась лишь секунду. Видимо, до нее дошло, как выглядит ее реакция, и она, пересилив себя, улыбнулась и проговорила:
– Входите, конечно.
Светлана пропустила меня в дом, и я оказалась в знакомой комнате. Дарьи там не было. Я присела на край стула и спросила про девушку.
– Даша отдыхает. Мне не хочется беспокоить ее. Она еще слишком слаба, – ответила ее мать. – Вы можете все сказать мне, а когда Даша проснется, я передам ей все слово в слово.
– Да я, собственно, ничего особенного и не собиралась ей говорить, – заметила я. – Просто хотела предупредить, чтобы была начеку. Тот человек, который пытался отравить Дашу, все еще опасен.
– Опасен? Неужели вы думаете, что он повторит попытку? – спросила Светлана.
Я недоумевала. Голос ее звучал настолько обыденно, будто речь шла о подгоревшем пироге, а не о жизни ее дочери. Так, Танюша, будь-ка начеку. Что-то здесь не так. Я буквально всей кожей чувствовала напряжение, повисшее в воздухе. С чего бы это? От меня опасности для обитателей этого дома исходить не могло. Или могло? Быть может, Светлана думает, что меня послал Вдовин? Боится, что я начну уговаривать Дарью встретиться с ним? Тогда ее напряжение имеет основание. Ладно, поживем – увидим, откуда ветер дует.
– Думаю, такая возможность не исключена, – оторвавшись от своих мыслей, заставила себя ответить я. – Дело в том, что шутник все еще действует. И выходит за рамки посланий. Кто знает, что придет ему в голову в следующий момент. Пока мы не нейтрализуем его, вам нужно быть особо осторожными. Это хорошо, что Дарья приехала к вам, а не вернулась в общежитие.
– О каком шутнике вы говорите? – не меняя выражения лица, спросила Светлана.
– О том, который писал все эти записки. Между собой мы называем его шутником. Просто для удобства, – сказала я.
– И вы утверждаете, что он продолжает действовать? – задала вопрос Светлана.
На этот раз в ее голосе прозвучало беспокойство. И еще что-то. Непонимание? Недоумение? Реакция Светланы казалась мне все более странной.
– Да. Он продолжает действовать. Осталась еще одна записка. Боюсь, позволить себе дожидаться, пока шутник претворит в жизнь последнюю угрозу, я не могу. Не исключено, что он попытается физически ликвидировать Петра Аркадьевича. Хотя при сложившихся обстоятельствах сделать это ему будет довольно проблематично, – ответила я. – Не настолько легко, как реализовать четыре других послания.
– Четыре? Но ведь… – взволнованный голос Светланы оборвался.
Она быстро опустила глаза вниз. Недостаточно быстро, чтобы я не успела прочесть в них искреннее удивление. Интересно, что ее так удивило? Я мысленно повторила свою последнюю фразу и сделала вывод, что Светлана поразилась количеством посланий. А вот это еще интересней. Насколько я помню, о количестве найденных записок ни Галине Степановне, ни Дарье я не говорила. И этот вопрос никак не мог обеспокоить Светлану. В конце концов, лично ее должна волновать только одна из них.
– Вы что-то хотели спросить? – осторожно начала я.
– Разве? Вам показалось, – напряженным голосом проговорила она, все еще не поднимая глаз.
– Вряд ли, – коротко произнесла я.
– Что «вряд ли»? Не понимаю, – упорствовала Светлана.
– Показалось вряд ли. Вас удивило количество посланий. Почему? Вы что-то знаете об этом? – вкрадчиво спросила я.
– Откуда? Скажете тоже! Я и про то, в котором о Даше говорится, толком ничего не знаю. Только то, что дочь рассказала, – вложив в голос максимум убедительности, ответила Светлана.
Я решила сменить тему, надеясь, что, расслабившись, женщина потеряет бдительность и проговорится. А я тем временем успею проанализировать ее поведение. В моей голове вспыхнул яркий маячок, напомнивший мне о версии, в которой я склонялась к тому, что Дарья сама приняла зелье. Только вот причина этого поступка могла относиться к запискам. И к Вдовину. Как жаль, что я не сумела пообщаться со Светланой раньше. Быть может, поэтому она старательно избегала встречи со мной? Боялась, что я узнаю ее тайну? А что, если всю эту аферу мать и дочь провернули сообща? Я уставилась на Светлану во все глаза. Неужели я права? Так, спокойно. Не стоит спешить, иначе ты ее спугнешь.
– Не хочу показаться навязчивой, – извиняющимся тоном произнесла я, – но не могли бы вы предложить мне чашечку чая? Ночь выдалась беспокойной, да и утро не намного легче. Вчера не поужинала, и позавтракать не довелось. Теперь в желудке «Марш Турецкого» играет.
Светлана подняла-таки на меня глаза. Во взгляде читалось недоумение. Еще бы. Только что я всеми силами пыталась выудить из нее все секреты, а теперь покормить прошу. Со стороны это должно выглядеть нелепо. Пусть. Это даже к лучшему. Пока она будет готовить чай, я успею хоть как-то упорядочить мысли. Не говоря ни слова, Светлана вышла из комнаты. Я же стала лихорадочно соображать.
То, что записок минимум четыре, Светлану не просто поразило. Это поставило ее в тупик. Отчего? Знает, что записок должно быть меньше? Скорее всего. Другой вывод сделать просто нельзя. Что это дает мне? То, что Светлана знает про записки гораздо больше, чем хочет показать, позволяет предположить, что она является автором хотя бы нескольких из них. И факт, что посланий больше, ее обескуражил. Что это значит? Да то, что кто-то ловко воспользовался возникшей ситуацией, чтобы провернуть свои делишки под знаменами шутника! Как же я раньше до этого не додумалась? Ведь все на поверхности. Похоже, я даже знаю, какие из этих посланий созданы Светланой, а какие подтасовал предприимчивый плагиатор. Ну, точно. Три картинки довольно четко дают представление о том, что произойдет. Пожар, отравление и выстрел в виновника чьих-то бед. А вот с машиной и с офисом настолько запутанно, что сразу и не разберешь. Предположить по этим иллюстрациям можно что угодно. Будто тот, кто их рисовал, боялся того, что их расшифруют до того, как дело будет сделано. Если мое предположение о причастности Светланы к запискам верно, нужно во что бы то ни стало заставить ее признаться. А о плагиаторе успею подумать позже.
Вернулась Светлана, неся в руках поднос с едой. Я благодарно улыбнулась и накинулась на бутерброды с сыром, будто и вправду была настолько голодна, что даже приличия соблюдать сил не было. Светлана продолжала настороженно молчать. Умяв пару бутербродов, я принялась рассказывать о злоключениях Вдовина, сделав вид, что уверена в том, что она только этого и ждет.
– Видите, как дело повернулось. Сначала у Петра Аркадьевича машину угнали. Тогда он еще не был готов признать, что к запискам нужно отнестись серьезно. Через некоторое время сгорел его загородный дом. Дотла. Только чудом его сторож не пострадал. Да и соседние дома могли запросто вспыхнуть. Одно дуновение ветерка, одна отнесенная искра, и дело приобрело бы намного более серьезный оборот. Уж не знаю, о чем думал этот шутник, затевая подобное. Он явно недооценил риск. Ведь могли быть жертвы. А это, как ни крути, человеческие жизни, – вещала я, наблюдая за реакцией Светланы.
Мои слова о возможных жертвах произвели на нее должный эффект. Она поежилась и произнесла:
– Быть может, он и не собирался устраивать настоящий пожар. Так, попугать только. Вот и не опасался за чужие жизни.
– Возможно. Надо признать, ему крупно повезло, что без жертв обошлось, – охотно согласилась я. – А вот с вашей дочерью – это уже намеренное убийство. И ведь даже не подумал о том, что девушка совершенно ни в чем не виновата. Что она и в глаза никогда отца не видела. За что же ее-то?
– Тут вы правы, – заметила Светлана. – Девочка могла погибнуть. Если бы не вы… А я даже не поблагодарила вас за ее спасение.
– Ерунда, – отмахнулась я, отметив про себя, что обеспокоенности в ее голосе по поводу возможной смерти дочери слышно не было.
Случайно ли? Или она знала наверняка, что с дочерью все будет в порядке? Проверим.
– И ведь самое интересное в том, как он узнал о непереносимости организмом вашей дочери аспирина? Прямо мистика какая-то, – качая головой, произнесла я.
– Понятия не имею. Возможно, заранее с однокурсниками пообщался. В Дашиной группе многие знают о том, как реагирует ее организм на аспирин, – поспешно ответила Светлана. – Да и не это важно. Важно, по чьей вине все это с Дашей приключилось. Вы правильно заметили: Даша отца в глаза не видела. Он даже после всего, что случилось, так и не появился в больнице. И меня не искал, и извиниться не пытался.
Ну, вот вам и мотив. Прекрасно. Теперь я на девяносто процентов уверена, что возню с записками затеяла Светлана. Решила таким образом привлечь внимание к дочери. Вот, мол, папаша, от какой красавицы ты в свое время отказался. И мы, мол, зная о твоих миллионах и о твоей бездетности, не пытались требовать с тебя то, что ты нам за долгие годы задолжал. Если бы не трагическое стечение обстоятельств, не видать тебе дочери, как своих ушей. План понятен. И дом сжигать дотла никто не собирался, это бесспорно. Неверный расчет, только и всего. И дочь травить не думали. Наверняка у них был запасной вариант. Либо противоаллергенные препараты наготове держали, либо в случае моей неявки самостоятельно врача вызвали бы. Столько трудов, и все напрасно. Вдовин так и не пришел к дочери. Какая досада!
– Значит, вот что он вам задолжал? – не повышая голоса, спросила я.
– В каком смысле? Что вы имеете в виду? На что намекаете? – покраснев до корней волос, воскликнула Светлана. – Мне никто ничего не должен. И Вдовин в том числе. Я просто считаю, что после того, что девочка из-за него пережила, он обязан был хотя бы попытаться объясниться. В конце концов, это его дочь! Нельзя же просто взять и наплевать на этот факт?
Своим поведением она выдала себя с головой и сама это понимала. Устало опустив руки на стол, Светлана затравленным взглядом посмотрела мне прямо в глаза и заплакала. Беззвучно. Без гримас и всхлипываний. Слезы градом катились по щекам, оставляя на них все новые и новые борозды. Женщина не пыталась остановить их, не пыталась утереть. Просто сидела и ждала, пока поток иссякнет. От этого зрелища щемило сердце. Вся горечь разочарования была отражена на лице Светланы. Не в силах больше вынести вида плачущей женщины, я встала и прошла на кухню. Там я отыскала пузырек с валерьянкой, накапала несколько капель в чистый стакан, долила воды и вернулась.
– Выпейте. Это поможет вам успокоиться, – протягивая ей стакан, произнесла я.
После того как Светлане удалось взять себя в руки, она заговорила сама:
– Я не думала, что так все выйдет. Я просто хотела немного большего для своей дочери. Немного большего, чем могла дать сама. Понимаете? Мне не нужны миллионы. Мне не нужны виллы на Сейшелах. Не нужны бриллиантовые кольца. Я просто хотела, чтобы Даша получила хорошее образование. И не ютилась больше в грязном общежитии, в одной комнате с людьми, которые ее не уважают. Которые ее не понимают и никогда не поймут.
Светлана отпила еще глоток из стакана и продолжила:
– Это я предложила Даше подстроить так, чтобы Петя вынужден был познакомиться с ней. Я была уверена, что после того, как он с ней встретится, он уже не сможет игнорировать факт ее существования. Наверняка не сможет. Так я думала. Но я ошиблась. – Она разочарованно вздохнула. – Видимо, он сильно изменился с тех пор, когда я его знала. Тот Петя, мой Петя, не смог бы отмахнуться от уже родившегося ребенка.
– Но ведь он сделал это, – вспомнив рассказ Галины Степановны, возразила я.
– Нет, нет. Все было не так. Ведь он просто не поверил мне. Посчитал мои слова женской уловкой, вот и все. Если бы я тогда явилась к нему с животом или с уже родившейся Дашей, он не смог бы отказаться от нее. – Светлана с жаром бросилась защищать бывшего возлюбленного.
– Почему же вы этого не сделали? – спросила я.
– Потому что его жена меня обманула, – призналась она. – О том, что она соврала мне, я узнала гораздо позже. Даше тогда уже лет пять было.
– Расскажите, – попросила я, понимая, что это важно для сидевшей передо мной женщины.
– Она пришла в университет. Вызвала меня в коридор прямо с лекций и показала справку. Обыкновенный медицинский бланк. Точно такой же выдали мне, когда определили мою беременность. Что я могла противопоставить этому? Что мой ребенок зачат раньше? Я предпочла отойти в сторону. Чаша весов была не на моей стороне, и мне пришлось смириться с этим. Я забрала документы из института и уехала к тетке. С тех пор я здесь и живу.
– Ну, а потом, когда узнали, что у Вдовина нет детей? Почему промолчали? – задала я вопрос.
– В тот момент я не желала делить своего ребенка с кем бы то ни было. Даша была моей дочерью, и ничьей больше. Вдовин не заслуживал возможности быть отцом, – с вызовом произнесла Светлана.
– Что же изменилось? – не удержалась я.
– Жизнь, – коротко ответила Светлана и, подумав, добавила: – Жизнь порой заставляет нас пересматривать свои убеждения.
– И тогда вы решили заставить Вдовина познакомиться с Дарьей, – резюмировала я. – Почему вы просто не пришли к нему и не рассказали о дочери?
– Потому что боялась, что он не станет меня слушать. И не захочет общаться с дочерью, а уж тем более помогать ей материально, – проговорила женщина. – А тут – случайность встречи, угрызения совести от осознания того, по чьей вине пострадала девочка, и вообще внезапность возникновения уже взрослого ребенка в его жизни должны были, по моим расчетам, сработать так, как нужно мне. Где-то я допустила ошибку.
– Не думаю. Просто Петр Аркадьевич сейчас не имеет и секунды свободной. Вашими стараниями он последнее время из полиции не вылезает. А теперь и вовсе арестован, – заявила я.
– Арестован? Как? За что? – В глазах Светланы читался неподдельный испуг.
– А разве это не ваших рук дело? Не вы наслали на его офис свору ищеек? – подначивала я, опасаясь, что она снова начнет юлить и не захочет говорить мне всю правду про записки.
– Я ничего подобного не делала, – начала оправдываться женщина.
– А что вы делали? Выкладывайте, – потребовала я.
И Светлана принялась рассказывать. Рассказ длился долго, но я не перебивала ее. Произнеся последнее слово, она спросила:
– Что теперь будет? Я имею в виду, что будет со мной? Меня посадят?
– Как с вами поступить, будет решать Петр Аркадьевич, – заявила я, вставая. – Единственное, что требуется от вас, это сидеть и не предпринимать никаких действий. Ждите, скоро я с вами свяжусь.
* * *
Я стояла возле входной двери в квартиру главного свидетеля по делу Вдовина. Тот, кто находился за дверью, мог повернуть судьбу Петра Аркадьевича так, как ему заблагорассудится. Я осознавала важность свидетельских показаний Гришакова Анатолия Юрьевича, заявившего о том, что в ночь, когда погибла девушка на Сокурском направлении, он видел, как Петра Аркадьевича Вдовина подвозила к конторе некая машина. И время якобы запомнил, и приметы Вдовина хорошо разглядел. Очной ставки еще не проводили, это я знала наверняка. Но это не за горами. Не позднее завтрашнего дня Гришакова вызовет следователь, ведущий дело моего клиента, и тогда-то все решится.
Дольше оставаться в бездействии я не могла. Нажав кнопку звонка, я вслушивалась в звуки, доносящиеся из-за двери. Издалека послышались шаркающие шаги. Звук этот разлился по душе живительным бальзамом. Дома кто-то есть. Из компетентных источников мне было известно, что Гришаков проживает один. Значит, можно надеяться на то, что это его шаги я слышу в настоящий момент.
Я не ошиблась. Дверь несмело открылась, и в узкой щели появился глаз. Изучающе глядя на меня, хозяин апартаментов спросил:
– С чем пожаловали? – и тут же приложил к щели ухо, из чего я сделала вывод, что слышит мужичок не очень.
– Здравствуйте. Я к вам по делу. Пустите? – намеренно повышая голос, чтобы он разобрал каждое слово, прокричала я.
– Дела, говорите? Да какие ж со мной теперь дела? Я ж последний понедельник доживаю. Пошла бы, доча, моложавого себе отыскала. Для своих-то дел, – просипел мужичок, и было непонятно, шутит он или говорит на полном серьезе.
– Неудобно так разговор вести. Вы бы открыли дверь, а то тут сквозняки. Еще продует вас, – предупредила я.
– Ох ты. И верно. Дует-то как по ногам! Спасибо, доча, подсказала. А то ведь щас настоюсь на сквозняке, а к завтрему и слягу. А кто ухаживать станет за стариком-то? Некому, доча, один я остался. Плохо одному-то, доча, страсть как плохо, – запричитал мужичок, силясь сбросить цепочку, не дающую двери открыться полностью. – Вот ведь напасть. Опять застряла. Так вот в один прекрасный день закроюсь, а открыться уже не смогу. И сгнию тут от голода. И будут меня потом с пола отскребать. Лопатами.
– Да что вы такое говорите! Ни к чему вам умирать. А цепочку открыть не сможете, так телефоном воспользуетесь, – остановила я поток причитаний. – И ничего в вашем запирающем устройстве сложного нет. Просто не спешите. Скорее всего погнулся полоз, по которому голова цепочки ходит, вот и все. Вы ее не тяните, а везите до самого упора, она и выскочит.
Мужичок проделал все так, как я учила, и через мгновение цепочка с лязгом повисла вдоль двери. Замок щелкнул, и я получила возможность пройти в квартиру. Мужичок оказался намного старше тех лет, что я нарисовала себе в воображении. Я даже не удержалась и задала не совсем корректный вопрос:
– Сколько же вам лет, дедушка?
– Девяносто семь, доча. А что, по мне не видно? – засмеялся он, видимо, привычный к такой реакции.
Внешность у мужичка была на редкость экзотичной, ничего не скажешь. Кожа на лице настолько сморщилась от старости, что напоминала… Даже и не знаю, что она напоминала. Лучшее сравнение, которое я смогла подобрать, – жатая хлопковая ткань, вошедшая в моду в восьмидесятых и до сих пор не утратившая актуальности. Пожалуй, именно так. Роста мужичок был невеликого, от этого выглядел еще более беззащитным. Волосы, свисающие длинными патлами с висков, абсолютно отсутствовали на макушке. Огромные уши, крючковатый нос и неимоверно короткие ручки. Единственным приятным исключением были глаза. Большие, ясные, умные. Приятные глаза. Запоминающиеся.
– Ну что, доча, закончила осмотр, или мне поворотиться, чтоб тебе видней стало? – беззлобно поинтересовался мужичок, так как мое пристальное внимание слишком затянулось.
– Простите, – спохватилась я. – Задумалась.
– Ясное дело. Меня когда впервые кто видит, всегда так задумывается, – захихикал он.
Похоже, ему совсем не казалось обидным такое внимание. Я облегченно вздохнула и прошла вслед за ним в просторную комнату.
– Ну, выкладывай, доча, с чем пожаловала, – усаживаясь в кресло и тыкая пальцем на соседнее, снова заговорил мужичок.
– Анатолий Юрьевич, я подробности узнать пришла, – начала я и осеклась, так как он внезапно резко перебил меня.
– Из полицаев, что ли, будешь? – гневно сведя брови, спросил мужичок.
– Из каких полицаев? – не сразу поняла я.
– Из энтих самых. Вот ведь нелюди. Ты им доброе дело, инхформацию секретную, а они тебя поедом! Знал бы, ни за что к вам не пошел бы. Так бы дома и сидел, без интересу, – принялся горланить он.
– Подождите, Анатолий Юрьевич, не так быстро. Я что-то совсем запуталась. И не из полиции я вовсе, – еле вклинилась я.
– Не из полицаев? – недоверчиво спросил он. – А чего ж тогда по-ихнему к человеку обращаешься? Даже не спросишь, как ему самому приятнее, чтоб его называли.
– А как вам приятнее, чтобы вас называли? – слегка улыбнувшись, осведомилась я.
– Дедом, – ответил мужичок и прищурился: – Ты меня дедом, я тебя дочей. Идет?
– Без вопросов, деда, – засмеялась я.
– Вот и ладненько, – довольно потирая руки, произнес он. – Чего хотела-то, доча?
– Да друг мой в беду попал, – не решаясь сообщить всю правду, принялась я импровизировать. – Вот, помочь ему пытаюсь. Ведь друзья должны помогать в беде, верно?
– Это ты, доча, верно подметила. Ежели какой друг в беде помочь отказывается, то и не друг он тебе вовсе, а так, балласт ненужный, от которого избавляться своевременно нужно, – философски изрек дед.
– Вот и я так считаю. И больно уж мне не хочется, чтобы меня, как балласт…
Я многозначительно помолчала. Дед тоже молчал, ожидая продолжения. Пришлось снова сочинять.
– А у вас, деда, друзья есть? – спросила я.
– Померли все. Говорю ж, один остался. А знаешь, сколько у меня братьев было? Двенадцать душ! А детей у них сколько? Двадцать девять кряду! А внуков? Тех вообще не счесть. И вот во всем этом потоке родни я остался один. Представляешь, доча, крест какой! Всех схоронил. Быть может, где двоюродные или троюродные внуки и остались. Но это разве ж родня? Когда и в лицо друг дружку не знаем, и по имени не покличем. Да!!! Судьба-судьбинушка.
Дед горестно покачал головой. Я сочувственно поддакивала.
– Вот и у тебя, доча, друг в беду попал. И ты ему помочь пытаешься. А поди ж и у него родня есть. Где ж они обретаются, когда родственник их в беде?
Он смотрел на меня вопросительно, будто и вправду ответа ждал. Я предусмотрительно помалкивала, ожидая, пока дед наговорится. Добрых пять минут он разглагольствовал на тему крепости родственных уз и обетов дружбы. Потом тема ему наскучила, и он снова подступился ко мне:
– Что за беда с другом твоим приключилась, доча? Болезнь какая или пьянка одолела? – вопросил он.
– Ни то, ни другое, – отозвалась я. – Проблемы одна за одной. Даже не знаю, как выдерживает-то до сих пор.
– Проблемы? У нонешней молодежи только одна проблема, где бабла достать, – используя молодежный сленг, пошутил дед.
– Да он не молод уже, – ответила я. – У него семья. Дочь взрослая.
– И зачем тебе такой старый сдался? – пошутил дед, понимая, что говорю я вовсе не о любовнике.
– Так получилось, – сказала я.
– Похоже, я знаю, кто у тебя, доча, в друзьях ходит, – прищурившись, произнес дед.
Я сразу поняла, что он сообразил, ради чего я сюда пришла, так как взгляд его стал жестким, спина выпрямилась, весь его вид стал напряженным, будто он ожидал агрессии. А в глубине глаз я разглядела нечто, заставившее меня проговорить:
– Я с добром пришла. Вреда вам уж точно не причиню. – Поняв, что мои заверения для деда ничего не стоят, я предложила: – Хотите, я к двери отойду? Оружия у меня нет.
И я похлопала себя по пустым карманам. Дед немного расслабился, но продолжал неотрывно глядеть мне в лицо, не произнося ни слова. Пришлось снова начать убеждать его в дружественных намерениях. На то, чтобы успокоить деда, ушло минут двадцать. В последний момент, когда я уже отчаялась доказать, что не желаю причинять ему никакого вреда, он вдруг заявил:
– Бес попутал, доча.
– Чего? – не ожидая такой быстрой капитуляции, опешила я.
– Того самого, – невесело улыбнулся дед. – Пенсии у стариков, сама знаешь, какие «богатые». А тут целая куча деньжищ. Разве кто на моем месте устоял бы?
– Вы о чем? – не до конца веря в свою удачу, уточнила я.
– О машине, доча, о чем же еще, – ответил он и принялся рассказывать: – Я из дома-то редко выхожу. До соседнего магазина и обратно. Вот вчера утром вышел я, значит, за хлебцем да за кефирчиком, а он тут как тут. Помощь твоя, говорит, нужна, дед. Человеку доброму помочь. А у самого глаза хитрющие, прямо так и шастают, выискивают, кого бы объегорить. Я сперва уйти хотел. Нечего, говорю, мной дыры свои затыкать. Не для энтого я предназначен. А он свое. Помоги, говорит, правде восторжествовать. Внакладе, мол, не останешься. И пачкой перед носом потряс. А в пачке-то, почитай, пять моих пенсий зараз собраны. Я аж рот раскрыл от удивления. Он понял, что я крючок заглотил, и давай подсекать. Вот тут, говорит, в конвертике инструкция, что и когда сделать нужно. Сработаешь хорошо, деньги твои. А обманешь или схитрить надумаешь, я знаю, где тебя найти. Помни об этом, старик. Деньги и конверт в карман мне сунул и ушел. Ну, я про хлеб-то вмиг забыл. Прямехонько домой почапал. Дома записи проштудировал и полицаев ждать уселся. Не знал, как скоро придут.
– И когда они пришли, вы им про машину и про то, кого видели, сообщили, – дошло до меня.
– Сообщил, доча, сообщил, – вздохнул дед.
– И не побоялись невиновного оклеветать? – осуждающе произнесла я.
– Да я ведь как рассудил: если безвинный человек, то правда все равно наружу выйдет. А если виновен, то, считай, доброе дело сделал, – признался он. – А ты вот говоришь, что друг это твой. И что беда у него. И никаких преступлений он не совершал. Правду говоришь, я чувствую. У тебя, доча, глаза не в пример тому, с конвертом. Честные, сразу видно.
– Как же вы собирались в суде свои слова повторять? Это ж преступление, – спросила я.
– А чего мне сделают-то? Вызнали бы, так я б сказал, что по старости напутал. Кто ж со мной связываться станет? Пожурят и отпустят, – ответил дед.
– Вообще-то за уголовные деяния и в пожилом возрасте наказывают, – машинально заметила я, пытаясь ухватить кончик мысли, которая на протяжении всего разговора с дедом не давала мне покоя.
Магические кости предсказывали мне изощренное коварство людей, прикрытое показным доброжелательством. Вот я и столкнулась с ним нос к носу. Это ли не коварство, подкупить древнего старика, которого за оговор только и смогут, что пожурить? Того, кто по большому счету ничем не рискует, а следовательно, никого и ничего не боится? Выбор был сделан обдуманно. И таких решений, позволяющих утягивать Вдовина в трясину проблем все глубже и глубже, было предостаточно. Человек этот должен был быть из личного окружения моего клиента. Иметь доступ всюду, иначе откуда он так много знает о жизни Петра Аркадьевича? Уж наверняка не потому, что долго и кропотливо следил за ним. И, похоже, я знаю, кому Вдовин обязан арестом, а заодно и другими неприятностями. Причина подобного поведения пока не ясна, но это дело поправимое. Сейчас главное – подтверждение своим догадкам от деда получить. Его скрипучий голос ворвался в мои уши, возвращая к реальности.
– Чегой-то ты сейчас сказала, доча? – Дед изобразил на лице полное непонимание, а когда я в недоумении перевела на него взгляд, хитро улыбнулся: – Вот, примерно так и судья отреагирует. Смекаешь, к чему я клоню?
– Давно поняла. Ну, и что делать теперь будем? – вздохнула я. – Как из всей этой истории вас выпутывать?
– А ты не переживай, доча. Ты ж им все объяснишь, они поймут. А бугая этого за решетку. Там он до меня не доберется, – предложил дед. – Только денег я ему не отдам. Зря, что ли, столько переживаний перенес? Как думаешь, полицаи деньги стребуют? Как улику?
– Возможно, – честно призналась я. – Да вы не расстраивайтесь. Я уверена, Петр Аркадьевич вам все компенсирует. Только уж вы его не выдавайте. А то в суде ляпнете, так еще в подкупе обвинение получит.
– Что ты, доча. Я теперь ни слова про деньги не пророню, – замахал руками дед. – А с бугаем-то как быть? Надо ж его отыскать. А как отыщешь? Город-то огромный.
– Думаю, мне это труда не составит, – сделав уже выводы, произнесла я и предложила: – А хотите, я вам его внешность опишу?
– Сама? Без моей подсказки? Это как же? – удивился дед.
– А вот так. Сдается мне, мы с вашим бугаем знакомы, – усмехнулась я и выдала полный портрет того, кто сутки назад обратился к деду с необычной просьбой. Когда я закончила, дед только затылок почесал.
– Ну, ты сильна, доча. Точка в точку описание дала. Видно, и вправду с бугаем на короткой ноге.
– Даже не представляете, на какой короткой, – пошутила я.
После этого я провела с дедом профилактическую беседу, снабдила его подробными инструкциями, как действовать в том или ином непредвиденном случае, и велела ждать моего звонка. Ну, а если не повезет, то повестки в суд.
Назад: Глава 7
Дальше: Глава 9