Глава 6

Как я и ожидала, дочь Вдовина пришла в сознание, и ее лечащий врач великодушно позволил мне пообщаться с девушкой. Как-никак, а это я ее спасла. По крайней мере, доктор именно этим фактом аргументировал свой выбор, когда решал, кого пускать в палату, приятельниц Дарьи по общежитию или меня. Девушки пришли в приемный покой незадолго до моего появления и как раз общались с доктором, когда я подошла. Естественно, они были недовольны тем, что врач отдал предпочтение мне. Чтобы разрядить обстановку, я пообещала девушкам передать Дарье, что они оказались в первых рядах желающих встретиться с ней. По всей видимости, такой вариант их устраивал даже больше, чем личное присутствие в палате больной. Они радостно закивали и пообещали дождаться моего возвращения.

Я прошла по коридору в направлении, указанном услужливой медсестрой. Перед дверью в палату я остановилась. Интересно, успела ли Светлана рассказать дочери об отце? Не хотелось бы скакать через ее голову. Только выбора у меня не было, я должна остановить шутника, пока он не натворил еще больших бед. Ладно, буду действовать по обстоятельствам. Впрочем, как всегда. Я решительно постучала и, услышав из-за двери приглушенное «войдите», открыла дверь и вошла в палату. Там стояла одна-единственная кровать, на которой лежала знакомая мне девушка. Только поза ее была отлична от той, в которой я увидела ее впервые.

– Похоже, это наша с вами личная фишка, встречаться, когда вы в постели, – пошутила я, желая с самого начала разговора задать непринужденный тон.

– Это вы меня спасли? – догадалась девушка. – Огромное вам спасибо! Доктор сказал, приди вы хотя бы на тридцать минут позже, и со мной все было бы кончено. Словами за такое не отблагодаришь.

– Ерунда, – отмахнулась я. – Главное, что все хорошо закончилось. А благодарности – это такой пустяк. Лучше скажите, как вы себя чувствуете?

– Сегодня гораздо лучше. Видите, меня уже в обычную палату перевели. А это всегда хороший знак. Врач сказал, еще пару дней понаблюдают меня и выпишут. Правда, учебу придется отложить недели на две. Так доктор прописал. Поеду домой, к тетке и матери. Отосплюсь, отъемся домашней пищей. Красота!

Дарья мечтательно прикрыла глаза. Я улыбнулась. Вот что значит молодость. Вчера чуть кони не двинула, а сегодня уже о сдобных булочках и о мамкиных борщах мечтает.

– Ваша мама уже была у вас? Я имею в виду, она знает, что вы пришли в сознание? – осторожно поинтересовалась я.

– Беспокоитесь о том, знаю ли я, зачем вы приходили в общежитие? – улыбнулась девушка. – Не волнуйтесь. Знаю. И про отца, и про отравление.

– Значит, Светлана вам все рассказала, – утвердительно произнесла я.

– Все – это вряд ли. Но про то, что мой отец, оказывается, живет и здравствует, а не погиб где-нибудь в северных снегах, сообщила. Ну, а про отравление и про ваш визит – это уже тетушка, – ответила Дарья.

– И что вы обо всем этом думаете? – полюбопытствовала я.

– А чего тут думать? Это как же нужно было досадить человеку, чтобы он решился покончить с твоим ребенком, да еще и внебрачным. Для этого особый талант иметь надо. Ну, или быть последней сволочью. Как думаете, приятно осознавать, что твой отец, о котором ты полжизни мечтала, нашелся. Только оказался не героем, вернувшимся из далекого космоса, где он покорял другие миры, а подонком, по вине которого ты лежишь теперь на больничной койке, чудом избежав позорного конца? – в словах девушки слышалось столько горечи, что я не решилась возражать.

– Давайте попытаемся разобраться в насущных проблемах, – предложила я. – Скажите, незадолго до того, как вы почувствовали себя плохо, к вам в комнату кто-то заходил? Неважно, был ли это ваш знакомый или незнакомец. Меня интересуют все.

– Да думала я уже об этом. Для того чтобы подсыпать мне в бутылку лошадиную дозу аспирина, в комнату и не нужно было заходить, – заявила Дарья. – Отвар трав я всегда держу в холодильнике. А они у нас общественные. Стоят в общей кухне четыре холодильника. Кому надо, пользуются. Я всегда ставлю свои продукты в крайний от входа холодильник. У меня там контейнер имеется. А бутылки, естественно, в дверке. Так удобнее.

– И в этот раз бутылка стояла там? – спросила я.

– Ну да. Где ж ей быть? – утвердительно кивнула девушка.

– Скажите, кто знал, что это именно ваша бутылка? – снова спросила я.

– Да все, конечно. А чего там знать, если мое место подписанное, – удивилась Дарья.

– Это как? – не поняла я.

– Очень просто. Полки в дверке холодильника поделены на ячейки. Это комендант наш придумала, чтобы конфликтов не было. Заказала капроновые перегородки, подписала их, и теперь у каждого жильца собственная ячейка для одной бутылки всегда имеется, – с иронией в голосе объяснила она.

– Практично, – похвалила я. – А подписаны они как, по номеру комнаты или прямо фамилиями?

– Фамилиями, фамилиями, – засмеялась Дарья. – Наша комендантша не из ленивых. Она за миграцией своих жильцов строго следит. Как только поменялся жилец, тут же и карточка с надписью из холодильника удаляется.

– Выходит, подсыпать лекарство в отвар мог любой, кто имел доступ на кухню, – констатировала я.

– Выходит, так, – согласилась Дарья. – Только кому это понадобилось? Неужели не нашлось более разумного способа повлиять на этого человека? Какой смысл убирать меня, если он даже не знает о моем существовании?

– Уже знает, – заметила я.

Девушка, внимательно вглядевшись в мое лицо, кивнула.

– Вы не врете, – заметила она. – Я вижу это по вашим глазам.

Немного помолчала, потом снова продолжила:

– Значит, он в курсе. Это из-за угроз, да? Это явилось причиной того, что он узнал о моем существовании? – девушка вся напряглась, ожидая ответа.

Я понимала, как сейчас прозвучит мой ответ, но лгать не могла.

– Да, Петр Аркадьевич узнал о том, что у него есть взрослая дочь только потому, что о ней говорилось в записке, присланной злоумышленником, – как можно мягче сообщила я.

– Я ему не дочь! – резко вскинувшись, почти закричала Дарья. – И он мне не отец. Он бросил меня. Отказался от меня, тогда, когда я еще даже не родилась. Вы считаете, это – отец? Мама сказала, что у него нет детей. Так вот, это относится и ко мне. Я – не его дочь и никогда ей не буду.

Девушка разволновалась, щеки ее пылали, глаза разгорелись гневом. Чтобы хоть как-то успокоить Дарью, я снова перевела тему разговора.

– Скажите, как часто вы меняли жидкость в бутылке? – резко спросила я.

Девушка взглянула на меня непонимающе. Ее мозг все еще не мог переключиться с неприятной темы на более нейтральные.

– Вы имеете в виду травяной отвар? – силясь понять, чего я от нее добиваюсь, спросила Дарья.

– Да, ваш отвар. Как часто вы его готовили?

– Каждый день, – в недоумении ответила она. – Трава долго не хранится. Да и нужды в этом нет. С вечера заварила. Утром в бутылку слила, и весь день пей.

– Значит, утром вы пили именно из этой бутылки? – уточнила я.

– Ну да. Я же говорю, что всегда ей пользовалась, – подтвердила Дарья.

– И никакого недомогания не почувствовали? – скорее заметила, чем спросила я.

– Наоборот, я прекрасно себя чувствовала вплоть до последней пары. А там снова кашель разбушевался. Пришлось даже отпрашиваться, чтобы поскорее выпить лекарство и почувствовать облегчение, – объяснила она.

– Выходит, отраву подсыпали в тот момент, когда вы были на лекциях, – подытожила я. – Что ж, это сужает круг поисков. Наверняка в это время суток в общаге народу немного. И посторонние более заметны, верно?

– Насчет народа я согласна. А вот по поводу посторонних, уж простите, но согласиться с вами не могу. Кто ж их будет замечать, посторонних ваших, если коренного населения кот наплакал? – заявила Дарья.

– Тоже верно. Но у вас ведь имеется комендант! Она-то не пропустит мимо себя чужого, не потребовав от него полного отчета о цели визита. Да еще и документы попросит, – попыталась я отстоять свою версию.

– Да в учебные часы нашу комендантшу на посту днем с огнем не сыщещь. Это любой вам подтвердит, – засмеялась девушка. – У нее же тысяча дел на это время находится. То она на рынок почапает, то белье в прачечной стирать затеет. Да мало ли забот у такой занятой женщины?

– Выходит, пока идут лекции, вход в общежитие свободный? – уточнила я.

– Естественно. Наши, из общаги, частенько этим пользуются, если нужно кого-то нелегально провести, – подтвердила Дарья.

– Плохо. Очень плохо. Шансы вычислить того, кто подсыпал тебе отраву в бутылку, тают на глазах, – заметила я. – Ну, да ничего. Найдем другой способ.

В дверь заглянула медсестра и лаконично постучала по запястью, напоминая о времени. Я понимающе кивнула и стала прощаться.

– Если что-то вспомнишь, хоть что-то необычное в поведении знакомых или незнакомых людей в последние дни, непременно сообщи, – попросила я на прощание.

Дарья заверила меня, что выполнит просьбу, правда, добавила, что сомневается в том, что ей есть о чем вспоминать. На этой далеко не жизнеутверждающей ноте мы расстались. Подружкам Дарьи, поджидающим меня в холле, я сообщила, что жизнь девушки вне опасности. Пользуясь случаем, расспросила о комендантше и ее любви к долгим отлучкам в утренние часы. Получив подтверждение Дарьиных слов, попытала девушек еще немного. Но ничего нового от них не узнала. Обе девушки были на лекциях, когда Дарье стало плохо. На вопрос, могла ли она сама себя отравить, подруги ответили категорическим отрицанием. Не могло быть такого, чтобы Дарья хотела лишить себя жизни, твердо заявили они. После этого девушки сказали, что торопятся, и упорхнули.

Я вышла из здания больницы и принялась размышлять, каким должен быть мой следующий шаг. События развивались настолько стремительно, что я просто не успевала отработать предыдущий материал, как появлялся следующий. Вот, к примеру, с угоном: машину вывели со стоянки около офиса Вдовина. Можно было попытаться найти свидетелей происшествия. Ведь центральный вход в здание находится прямехонько напротив городского сквера. А в таких местах всегда полно народа, особенно в теплое время года. Мамаши, выгуливающие младенцев. Бабушки, приглядывающие за детьми постарше. Подростки, шатающиеся по скверу в поисках приключений. Машина у Вдовина приметная, вполне возможно, что кто-то и запомнил внешность водителя, который пользовался авто в тот день.

Только что мне это даст? Ну, найду я того, кто видел, как какой-то мужик открывал тачку Вдовина, а потом укатил на ней в неизвестном направлении. И где я буду его искать? Машина уже найдена, да и от этого особого толку нет. Даже к местности никого не привяжешь. На трассе мог оказаться абсолютно любой житель города, да и не только нашего.

Идем дальше. Пожар в пригородном поселке. Тоже примечательное происшествие. И тоже могла бы быть куча свидетелей. Но, увы, и тут мне не повезло. Из всех собранных сведений самыми обнадеживающими являлись сведения о бутылке из-под бытового бензина, найденной на участке Вдовина. И надежда, что у шутника нет своей машины, поэтому он должен был приезжать в поселок на автобусе. Увы, надежды и тут не оправдались. В поселок ходил один автобус. Водители менялись попеременно. Два дня работает один, два дня – второй. Так вот, пообщаться мне удалось и с тем, и с другим. И каждый из них уверял, что подозрительных личностей в последнее время не возил. Все свои, все знакомые. Ну а найти частника, доставившего шутника в поселок, вообще не представлялось возможным.

Теперь вот и с отравлением Дарьи такая же чепуха получается. Вроде в общаге народу полно, а никто ничего подозрительного не видел. И чужих в здании не было. И из местных никто на Дарью зуб не держал. Разве только подкупил кого из студентов шутник, но это, на мой взгляд, сомнительно. Слишком большой риск засветиться. Даже в случае личного проникновения в общагу и то не так рискованно, как привлекать посторонних к выполнению своего замысла. После разговора с Дарьей я совсем нос повесила. Замкнутый круг получается. Куда ни сунься, всюду неизвестность и тупик. Стоило этого злоумышленника не шутником, а Зорро назвать. Или Неуловимый Мститель. Тоже подошло бы. А то Шутник как-то уже не в тему. Лично мне ни капли не смешно!

Пока я так размышляла, раздался телефонный звонок. Я машинально поднесла трубку к уху, и у меня тут же возникло состояние дежавю.

– Татьяна, вы мне срочно нужны, – резко произнес Вдовин в трубку. – Есть некоторые обстоятельства, требующие вашего присутствия. Куда выслать машину?

На этот раз я даже спрашивать не стала, что произошло. Просто попросила продиктовать адрес, по которому смогу найти Вдовина, и тут же выехала. Причина, заставившая его отвлечь меня от текущих дел, оказалась безусловно серьезной. Когда я подъехала к многоэтажному строению, в котором находилась квартира Вдовина, пожарные еще орудовали там. Правда, очаг возгорания был локализован, и команда уже сворачивала пожарные рукава и собиралась уезжать, но у меня все равно засосало под ложечкой. Что это? Новый пожар? Неужели я не увидела этой угрозы в четвертой записке? Или шутник начал отходить от плана? Если это так, тогда у меня не остается ни единого шанса предотвратить его дальнейшие действия.

Я рванула вверх по лестнице. Согласно плану расположения квартир, висевшему на стене первого этажа, квартиру Вдовина я должна была найти в мансардном этаже. Так и вышло. Поднявшись на последний этаж, я сразу встретила своего клиента. Он стоял в дверях квартиры и яростно махал полотенцем. Дышать здесь было трудно, так как гарь и дым, хоть и были нейтрализованы огромным количеством противопожарной пены, окончательно не выветрились. И вряд ли так быстро выветрятся.

– Что произошло на этот раз? – в нетерпении спросила я.

– Взорвалась газовая колонка, – устало ответил он.

– Как вы об этом узнали? Вас вызвали пожарные? – поинтересовалась я.

– О нет. Все было наоборот. Это я их вызвал, – ответил Вдовин.

– Я что-то не совсем поняла, пожар произошел случайно, по вашей вине, или же вы предполагаете, что и тут руку приложил наш шутник? – теряясь в догадках, переспросила я.

– Уверен, что это дело рук шутника, – впервые с начала расследования называя злоумышленника этой кличкой, сказал Вдовин. – То, что моей вины здесь нет, это бесспорно.

– Нам обязательно обсуждать это на лестничной площадке? – оглядываясь на приоткрывшуюся дверь, из-за которой выглядывала любопытная мордочка седенькой старушки, спросила я. – Быть может, в вашей квартире найдется хоть одна комната, пригодная для беседы?

– Сколько угодно. Огонь коснулся только кухни. Там располагалась газовая колонка. Все остальные комнаты целы. Правда, запах гари и там есть, но тут уж ничего не попишешь, – пожал плечами Петр Аркадьевич.

– Тогда ведите, а то тут уже публика собирается, – кивнув в сторону соседней двери, проговорила я.

Мы вошли в квартиру. Вдовин захлопнул входную дверь, провел меня в дальнюю комнату, снабженную лоджией, усадил в просторное кресло и начал рассказ.

– Я был в офисе, занимался текущими делами. Признаться честно, за последние несколько дней я их порядком запустил. Да и немудрено. То угон, то пожар, то отравление. Полиция повестками завалила. Я как челнок между офисом и полицейским участком туда-сюда мотаюсь. Я уже даже думаю, что шутник этого и добивался. Просто хотел тупо заставить меня забросить дела, загоняв по инстанциям и судам. А что? Тоже неплохая месть. Мало того, что нервы потреплют, так еще и бизнес в тартарары полетит. Заниматься-то им некому будет. – Вдовин исподтишка покосился на меня, проверяя реакцию, но, так и не поняв, как я отнеслась к его заявлению, вздохнул и продолжил: – Сижу я, значит, бумагами окопался. И тут – звонок. Речь какая-то путаная. Не поймешь, то ли мужик звонит, то ли женщина. Единственное, что я понял, это что мне срочно нужно ехать в городскую квартиру. Я сорвался, в машину прыгнул, водителю велел – гони. Он вопросов не задавал, приучен к исполнительности, минут за десять домчал, раза в три быстрее, чем обычно. В квартиру ворвались, там тишина. Я сначала думал, что шутник решил меня новым способом разыграть. А тут как рванет. Я в кухню, оттуда звук взрыва был. Мне навстречу Андрей. Уходите, говорит, Петр Аркадьевич, там уже все полыхает. А сам на ходу телефон службы спасения набирает. Я его оттолкнул, бросился пожар тушить. Потом и он подключился. А минуты через три пожарные приехали. Благо, пожарная часть в двух шагах от моего дома.

– Предварительный вердикт пожарные вынесли? Отчего возгорание произошло? – спросила я.

– Вроде бы говорят, что утечка газа. Кран не держал, что ли, или открыт был. А когда свет включили, он и взорвался, – не совсем уверенно сообщил Вдовин.

– Охранник ваш не пострадал? – забеспокоилась я. – Что-то я его ни на улице, ни в подъезде не видела.

– Цел, чего ему сделается. В офис поехал, бумаги мне кое-какие привезти. Сегодня уже на работу не вернусь. Собираюсь поработать в одиночестве, – объяснил мой клиент.

– Где ночевать планируете? – спросила я.

– На Центральную поеду. Только там еще шутник не резвился, – невесело пошутил Вдовин.

– Я осмотрю тут все, если вы не против? – спросила я.

– Да, пожалуйста. – Вдовин посторонился, пропуская меня в кухню.

Там я мало что смогла увидеть. Толстый слой сажи покрывал все вокруг. И стены, и потолок, и мебель. Оконные стекла были выбиты. Это постаралась пожарная бригада, когда спешила на борьбу с огнем. В остальном большого беспорядка я не видела. По прочим комнатам тоже нельзя было сказать, что накануне в доме побывали посторонние. Вся мебель на месте, ценности не тронуты. То же самое подтверждал Вдовин.

– Непонятно, как шутник пробрался в квартиру? – рассматривая замок на входной двери с помощью лупы, бормотала я себе под нос. – Ни царапин, ни других следов взлома. Как будто родным ключом открывали.

– У меня тоже такое впечатление создалось, – задумчиво произнес мой клиент.

– Скажите, Петр Аркадьевич, тот звонок, что заставил вас мчаться сюда сломя голову, он был на ваш сотовый телефон или на какой-то другой?

– Нет. Не на мобильный. Моя секретарша перевела этот звонок через коммутатор, – вспомнил Вдовин.

– Вы не спрашивали у нее, как представился звонящий? – спросила я.

– Какое там! Я ж мчался сюда как угорелый, – махнул он рукой.

– Настолько напугало вас содержание разговора?

– Да я даже не знаю, отчего так разволновался. Тот, кто звонил, и не пугал больно-то ничем. Просто беспорядочно повторял какие-то обрывки фраз, – признался Вдовин.

– Попытайтесь вспомнить, что именно он говорил? – попросила я.

– Не уверен, что это был «он». Вполне возможно, что разговаривал я с женщиной, – заметил Петр Аркадьевич.

– Неважно. Сейчас меня больше интересует содержание разговора, чем пол вашего собеседника, – перебила я его.

– Хорошо, я попытаюсь, – ответил Вдовин, сосредоточившись. – Он говорил что-то про мой дом. Про мою супругу. Про опасность.

– Нет, так дело не пойдет. Мне нужно, чтобы вы воспроизвели текст слово в слово. Говорите так, будто это вы тот чудак, что отправил Вдовина Петра Аркадьевича из его офиса в городскую квартиру, – потребовала я.

– Я вас понял, – ответил он. – Я попытаюсь.

Закрыв глаза, Вдовин сконцентрировался. И начал выуживать из памяти слова. У него даже голос изменился.

– Голос спросил: Вдовин? Я ответил, и после этого он произнес: срочно. В квартире беда. Жена… Потом голос пропал, и я не расслышал, что он сказал про жену. Потом: опасно, торопитесь. Одна не… Опять пропал. Потом: будет поздно. И снова повторил: жена. И отключился. У меня появилось тревожное ощущение, я бросился вниз, крикнув по пути Андрею, чтобы следовал за мной. Прыгнул в машину и приказал гнать домой на полной скорости. Кажется, все.

– Негусто, – произнесла я. – И ничего конкретного. Ладно. Попробую пообщаться с вашей секретаршей. Быть может, она больше вспомнит. Еще один вопрос. Где в это время находилась ваша жена?

– Не поверите, в парикмахерском салоне. И ведь я тоже знал об этом. Я сам вызывал такси отвезти ее туда. Но в тот момент не вспомнил об этом. Понимаете, весь разговор звучал как-то нереально. И тревожно. В фильмах во время именно таких звонков сообщают о том, что близкие похищены. По крайней мере, у меня возникла такая ассоциация. Я и домой когда попал, подсознательно искал записку, в которой будет сказано, что Аллу похитили, – сообщил Вдовин.

– На это и был расчет. Напугать вас, не дать мыслить здраво. Да, наш шутник набирает обороты, – задумчиво проговорила я. – И мне это совсем не нравится. Если он наблюдал за вашими действиями, то теперь знает, что ему удалось посеять панику в вашей душе. Это плохо.

– Я понимаю, – устало произнес Вдовин. – Мне и самому это не нравится. Но, увы, время вспять не повернешь. Надо было с самого начала отнестись к запискам шутника серьезно. А я все надеялся, что само рассосется. Покуражится, придурок, и отстанет.

– Не расстраивайтесь, Петр Аркадьевич. Мы его вычислим, – уверенно проговорила я.

– Главное, чтобы не было поздно, – заметил Вдовин. – Кстати, как там Дарья? Оклемалась? Вы ведь с ней встречались?

– Да. Я навещала ее. С ней все будет в порядке, – успокоила я его. – Правда, по поводу отравления она ничего вразумительного сказать не смогла. И у меня, как и прежде, нет ни одной зацепки.

– Похоже, шутки кончились, пришло время серьезных проблем? Получается смех сквозь слезы, – пошутил Вдовин, но настроение мое от такой шутки ничуть не улучшилось.

– Посмотрим, кто последним смеяться будет, – буркнула я и сообщила о своих планах. – Я в офис поеду. Попытаюсь выяснить, откуда был звонок. И кто все-таки звонил: женщина или мужчина. И с охранником вашим пообщаюсь. Будут новости – звоните.

После этого я ушла. Вдовин предложил воспользоваться его служебной машиной, и я не стала отказываться, посчитав это хорошим поводом для беседы, а за своей машиной можно будет вернуться позже. Угрюмый водитель молча выслушал просьбу шефа, переданную мной, так же молча кивнул на заднее сиденье. Дождавшись, когда я усядусь, он завел двигатель и покатил в сторону офиса. Некоторое время от нечего делать я просто глазела в окно. Потом безделье наскучило, и я решила попытаться разговорить молчуна-водителя. Утрированно тяжко вздохнув, я произнесла:

– Да, времена для Петра Аркадьевича настали невеселые. То одно случится, то другое. Прямо черная полоса какая-то.

Водитель бросил взгляд в зеркало заднего вида, но промолчал. Я снова вздохнула.

– Еще записки эти. Никак не пойму, чем Вдовин мог так насолить этому писаке?

Водитель усиленно делал вид, что мои слова обращены не к нему. Надо же, какой стойкий. В салоне мы с ним одни, начальника нет, можно было бы и расслабиться. Так нет, сидит, точно воды в рот набрал, ни словечка не промолвит. Может, у него установка такая, ни с кем, кроме шефа, разговоры не вести? Странно. Вроде бы не в секретной службе трудится. К чему такая таинственность? Не добившись результата нейтральными замечаниями, я решила обратиться непосредственно к водителю. Не станет же он игнорировать мои вопросы, если я буду задавать их именно ему? В конце концов, это выглядело бы попросту невежливо.

– Скажите, вы давно у Вдовина работаете? – делая вид, что не замечаю его нежелания общаться, спросила я.

– Девять лет, – коротко бросил водитель.

– Солидный срок. Скоро можно будет юбилей отмечать, – преувеличенно радостно произнесла я.

И тут лед тронулся. Видимо, я надавила на больное, так как водитель резко вильнул, на секунду потеряв управление, потом выровнял машину и горько сказал.

– Не будет юбилея. Последнюю неделю дорабатываю.

– Вот как? Увольняетесь? Наверное, получше место подыскали? – радуясь тому, что этот молчун наконец-то заговорил, спросила я.

– Увольняют, – так же коротко бросил водитель.

– Да вы что! Вдовин увольняет? Это после стольких лет службы? – ахнула я. – Чем же вы ему не угодили? Натворили что-то?

– А нашему шефу нет нужды дожидаться, чтобы кто-то что-то натворил, – едко произнес водитель. – Достаточно того, чтобы он тебя в неугодные записал. А чего ему? Своя рука – владыка. Ему у профсоюза согласия спрашивать не нужно.

– Что ж, прямо вот так, ни за что ни про что и увольняет? – допытывалась я. – Должна же быть хоть какая-то причина. Хоть формальная.

– Этот найдет, – уверенно сказал водитель и, раз начав говорить, остановиться уже не мог. – Вот вы тут сидите, жалеете его. Петр Аркадьевич несчастненький! У Петра Аркадьевича проблемы! А спросите, Петра Аркадьевича когда-нибудь волновали чужие проблемы? Он хоть изредка задумывался, как отразятся его поступки и решения на окружающих? Никогда! А с таким отношением к другим глупо ожидать хорошего отношения к себе. Я вот лично считаю, что то, что сейчас с ним происходит, – справедливое возмездие. Да, да, именно так! Каждый поступок возвращается к тебе бумерангом. Рано или поздно, но возвращается.

– Смелое заявление, – заметила я. – Выходит, вы не особо уважаете своего шефа?

– Это уж мое дело. На работе это не отражается, а остальное никого не касается, – проворчал водитель, сообразив, что наболтал лишнего.

– Вы что же, и ему свое мнение высказали? – снова предположила я.

– Неважно. Вот пять дней доработаю, а дальше – как знает, – нехотя ответил водитель и уткнулся взглядом в дорогу.

Больше я от него ни одного слова не добилась, как ни старалась. Водитель доставил меня в офис, молча открыл дверь и вернулся в салон. Я двинулась к центральному входу, размышляя над его словами. С тем, что поступки возвращаются к нам бумерангом, я была полностью согласна. Но вот то, что выдал это заявление подчиненный Вдовина, настораживало. Надо бы выяснить причину увольнения. Кто знает, быть может, это он строчит записки и пакостит шефу, вообразив себя этим самым бумерангом?

Секретарша Вдовина была на месте. Моему приходу она почему-то не обрадовалась. Скривив недовольную гримасу, она выслушала мой вопрос и заявила:

– Если бы этот человек не представился, я не стала бы соединять его с шефом.

– Ну, и? – поторопила я секретаршу, поняв, что дальнейших пояснений без толчка не дождусь.

– Газета «Тарасовское слово», – вынуждена была ответить Нонна Владимировна.

– А имя журналиста? Он сообщил свое имя? – снова спросила я.

– Нет, – только сказала секретарша.

– Ну хоть кто это был, мужчина или женщина, вы поняли?

– По-моему, мужчина, – задумалась Нонна Владимировна. – Но могла быть и женщина. Голос какой-то неопределенный был.

– И по словам не было понятно, с кем вы говорите? Быть может, тот, кто звонил, сказал что-то типа: «Я хотела бы поговорить…» или «Я хотел бы поговорить…»? – уточнила я.

– Нет. Он сказал: «Газета «Тарасовское слово». Соедините меня с Петром Аркадьевичем», – повторила она слова звонившего.

– И вы сразу соединили? – переспросила я.

– Да. Петр Аркадьевич сотрудничает со всеми местными изданиями. В том, что позвонил журналист, не было ничего необычного, – объяснила Нонна Владимировна. – Петр Аркадьевич был свободен. Я имею в виду, у него не было посетителей. В таких случаях он не рекомендует разводить бюрократию и заставлять людей ждать.

– Что было после того, как вы перевели звонок? – осторожно спросила я.

– В каком смысле? – не поняла или сделала вид, что не поняла, секретарша.

– Я имею в виду, сразу ли вы положили трубку или какое-то время оставались на связи? – напрямик задала вопрос я.

– Вы обвиняете меня в том, что я подслушивала? – Нонна Владимировна сделала оскорбленное лицо.

– Ни в коем случае. Просто я знаю, что в некоторых офисах принято дождаться, пока шеф начнет разговор, а уж потом класть трубку. Исключительно для того, чтобы убедиться, что звонок переведен, – терпеливо пояснила я. – Поймите, Нонна Владимировна, дело очень серьезное. Я думаю, Петра Аркадьевича намеренно вызвали в городскую квартиру, чтобы он оказался там в момент взрыва. И сделал это тот, кто звонил, представившись сотрудником газеты «Тарасовское слово». Возможно, его хотели убить. Я уверена, что, позвонив в газету, выясню, что ни один из их сотрудников сегодня не звонил Петру Аркадьевичу. От того, что вспомните вы, может зависеть безопасность вашего шефа.

Я вложила в свою речь максимум убедительности. Нонна Владимировна помедлила, взвешивая все «за» и «против». Потом нехотя сказала:

– Я действительно некоторое время слушала разговор Петра Аркадьевича и этого журналиста. Но только для того, чтобы убедиться в том, что он не высказывает недовольства моим решением. Голос Петра Аркадьевича не был раздраженным. Это было все, что я хотела узнать. И я положила трубку.

– Можете пересказать то, что успели услышать? – попросила я.

– Пересказывать, собственно, нечего. Петру Аркадьевичу звонивший даже не представлялся. Наоборот, назвал его фамилию, чтобы убедиться, что разговаривает с тем, с кем хотел. Потом, когда Петр Аркадьевич подтвердил, что у телефона именно он, в трубке послышалось слово «срочно», затем вроде бы помехи. А потом речь пошла о супруге Петра Аркадьевича, и я посчитала более разумным положить трубку, – ответила Нонна Владимировна.

– Вы решили, что разговор имеет личный характер? – спросила я.

– Именно так, – лаконично произнесла секретарша. – Слушать байки про жену шефа не в моих правилах.

Последняя фраза сорвалась с ее уст машинально. Поняв, что сболтнула лишнего, Нонна Владимировна покраснела, стушевалась и попыталась увести меня от щекотливой темы.

– А вы, значит, думаете, что Петра Аркадьевича вызвали в его квартиру намеренно? Я в общих чертах уже имею представление о том, что произошло в квартире. Андрей, телохранитель Петра Аркадьевича, забегал за документами. Ну, и рассказал кое-что, – суетливо заговорила она.

Ее трюк не сработал. Маячок в моем мозгу загорелся и с каждой секундой подавал все более мощный сигнал. Я дала Нонне Владимировне возможность договорить, а как только она смолкла, спросила:

– Про супругу Петра Аркадьевича часто сплетничают?

– С чего вы взяли? Нет, конечно. Да даже если и так, меня это не касается, – поняв, что отвертеться не удастся, она все же сделала робкую попытку уйти от откровенного разговора.

В мои планы это не входило, и я безжалостно произнесла:

– Ну, если вы об этом ничего не знаете, ничего не попишешь. Придется спросить у самого Петра Аркадьевича. Уж он-то должен знать, что болтают о его супруге подчиненные. Пожалуй, прямо сейчас ему позвоню.

Я сделала вид, что ищу телефон, сама же исподтишка наблюдала за секретаршей. Из бледно-розовой кожа Нонны Владимировны стала пунцовой. Она представила, как я набираю номер и интересуюсь, о каких таких сплетнях упоминала секретарша в связи с его супругой. От таких мыслей ее аж в жар бросило. Желание сохранить чужую тайну боролось со страхом быть обвиненной в распространении сплетен и получить расчет. Работу Нонна Владимировна терять не хотела. Решившись, она произнесла:

– Не нужно беспокоить Петра Аркадьевича. Ему и так сейчас нелегко. Так и быть, я вам расскажу кое-что. Только уговор: все, что я скажу, должно остаться строго между нами. Согласны?

Я кивнула. Нонна Владимировна подошла к двери, выглянула наружу, чтобы убедиться, что коридор пуст. После этого она плотно прикрыла дверь и даже замок защелкнула для надежности. Я спокойно наблюдала за ее манипуляциями. Вернувшись к столу, Нонна Владимировна приблизила свое лицо вплотную к моему и зашептала:

– Совсем недавно в офисе произошел серьезный конфликт между Петром Аркадьевичем и его водителем. Я оказалась невольной свидетельницей неприятной сцены. Обычно я прихожу на работу раньше Петра Аркадьевича. Он практически всегда подъезжает к девяти. Мой рабочий день начинается с восьми. В тот день я приехала несколько раньше. Зашла, как обычно, в приемную и услышала голоса, доносящиеся из-за двери Петра Аркадьевича. Я удивилась: чего ради он так рано пришел. Прислушалась. Мне показалось, что Петр Аркадьевич чем-то сильно расстроен. Беспокоить его не решилась. Стала готовиться к обычному рабочему дню. Но через некоторое время Петр Аркадьевич начал так громко кричать, что я невольно все дела побросала. Даже хотела охрану вызывать. Но тут услышала такое, от чего тут же передумала.

Нонна Владимировна беспокойно покосилась на дверь и продолжила:

– Петр Аркадьевич кричал, что все знает. Что видел собственными глазами. Что пусть, мол, он не отнекивается. А потом еще добавил, что не позволит какому-то шоферюге наставлять рога ему, директору комбината. Все, говорит, уволен. Две недели отработаешь, как положено, а потом проваливай на все четыре стороны. И держись подальше от моей жены, иначе сгною. Так и сказал «сгною». В ответ я услышала только тихое бормотание. Но Петр Аркадьевич резко прервал того, кто говорил. Нечего из меня дурака, мол, делать. Неужели ты рассчитываешь на то, что я поверю хоть одному твоему слову? Убирайся с глаз долой. И подготовь машину. От прямых обязанностей тебя твоя похоть не освобождает.

Нонна Владимировна прервала повествование, поспешно подошла к двери, прислушалась. Удовлетворенная тишиной за дверью, она вернулась и продолжила:

– А через минуту из кабинета вышел водитель Петра Аркадьевича. Красный как рак. И злой. Прикрыв за собой дверь, он скривился, будто голыми руками слизня раздавил, и прошептал: «Отольются тебе мои слезы». Потом увидел меня и поспешил на выход. Даже не поздоровался.

Нонна Владимировна окончательно замолчала. А я задумалась. Так вот по какой причине уволили водителя. А он не такой уж белый и пушистый, как хочет казаться. Вдовин его в интрижке с собственной женой обвинил! Не хилый повод для увольнения. Интересно, интересно. Водитель имеет доступ к машине Вдовина, так? И загородный дом ему знаком. И про внебрачную дочь он мог узнать. Если Алла была в курсе, а скорее всего так и было, то она могла разболтать об этом любовнику. Узнать, где сейчас живет бывшая возлюбленная шефа, не так уж и сложно. Если для водителя увольнение грозит серьезными осложнениями в виде потери хорошего места и заработка, то он вполне может быть нашим шутником. И со звонком в офис проблем не возникло бы. Номер знает, голос шефа тоже. Свой голос он запросто мог изменить. Получается, что водитель – просто идеальная кандидатура.

– …Может, мне и показалось, – услышала я голос Нонны Владимировны и очнулась от своих дум, поняв, что женщина давно что-то говорит мне.

– Простите, что вы сказали? – переспросила я, возвращаясь к реальности.

– Говорю, что голос того, кто звонил, мне знакомым показался. Смутно, правда. И ошибиться я могла. Не могу сказать, чем именно он показался мне знакомым. Быть может, манерой изъясняться или фразой какой-то, – повторила Нонна Владимировна. – Но утверждать не возьмусь.

– Знакомым? Это интересно. Попытайтесь все же вспомнить, на чей голос был похож голос звонившего, – попросила я.

Но сколько секретарша ни напрягала память, вспомнить ей это не удалось.

– Не расстраивайтесь, – успокоила я ее. – Быть может, само всплывет. Вы уж тогда сразу мне звоните, хорошо?

– Непременно, – заверила секретарша, которая после того, как выдала мне «страшную тайну шефа», стала на удивление милой и дружелюбной.

– Скажите, Нонна Владимировна, а вы как считаете, у водителя с женой шефа действительно роман был? – спросила я.

– Не могу сказать, – виновато проговорила секретарша. – Я ведь с Аллой Евгеньевной мало общалась. Знаю только, что она частенько на служебной машине разъезжала. И в рабочее время, и вечерами. Петр Аркадьевич много работает. Когда он сам не может сопровождать супругу, всегда водителя отправляет. Вернее, отправлял. Быть может, и схлестнулись они. Дело житейское.

– Но водитель все отрицал, я правильно поняла? – снова спросила я.

– Естественно. На его месте любой отрицал бы, – пожала плечами секретарша.

– А с женой он на эту тему говорил? Обвинения ей предъявлял? – на всякий случай уточнила я.

– Думаю, нет. Между ними отношения никоим образом не изменились. Они ведь и по служебному телефону общаются, да и в моем присутствии Петр Аркадьевич ей звонит. Если бы что-то было, я бы заметила. А так никакого охлаждения я не замечала, – охотно рассуждала Нонна Владимировна. – Думаю, он ограничился тем, что убрал с дороги соперника. Петр Аркадьевич, он очень отношениями с супругой дорожит. Не стал бы он всем рисковать, бросая ей обвинения в лицо.

– Кто еще знает причину увольнения водителя? – спросила я.

– Никто, я думаю. Петр Аркадьевич вряд ли стал бы распространяться на эту тему. А водитель и подавно. Официальная версия «увольнение по собственному желанию», – объяснила Нонна Владимировна. – У бедолаги на комбинате близких друзей нет. Разве что с Андреем Кусковым поделился, но и то сомнительно. Тот уж точно не утерпел бы, хоть намеком дал бы мне понять, что знает причину увольнения. Сказать, может, и не сказал бы, но цену себе набивать стал бы непременно.

– Это каким образом? – больше для поддержания разговора, чем из реального интереса, спросила я.

– Да ходил бы такой загадочный, тут словечко бросит, там взглядом намекнет, что, мол, владеет информацией, – объяснила секретарша. – Он парень неплохой, вы не подумайте. Просто любит делать вид, что от него ничего не скроешь. Издержки профессии, я думаю.

– Что ж, спасибо за откровенность. Надеюсь, мне это поможет, – искренне поблагодарила я секретаршу. – И еще одна просьба. Можете достать мне адрес водителя?

– Зачем он вам? – испугалась Нонна Владимировна. – Неужто собираетесь выдать меня?

– Вас выдавать я не стану. Ни водителю, ни Петру Аркадьевичу. Ни кому-то другому. Просто хочу кое в чем убедиться, – поспешила я ее успокоить.

– Позвоню в отдел кадров, – согласилась помочь Нонна Владимировна.

Я подождала, пока она добудет мне адрес водителя, записала его на листок и откланялась. Теперь мне предстояло пообщаться с Кусковым. Нонна Владимировна сообщила, что в конторе Кускова нет. Я решила позвонить ему по телефону и назначить встречу на нейтральной территории. Звонок я сделала, будучи уже на улице. Договорились встретиться в кафе на улице Центральной, так как Кусков должен был находиться неподалеку от квартиры Вдовина на случай, если понадобится ему. Мне это тоже было на руку, так как я намеревалась после разговора с телохранителем нанести визит самому Вдовину. Хотелось услышать историю об увольнении водителя из первоисточника. Поймав такси, я назвала адрес, намереваясь забрать свой автомобиль с парковки у дома Вдовина и после этого отправиться на встречу с Кусковым.