Глава 19
– Послушайте, гражданка Вишнякова… – Следователь Минин глянул на заплаканную женщину с сочувствием. – Ну что вы все время плачете?
– Машу жалко… Так жалко…
Мила судорожно всхлипнула и с особой тщательностью потерла глаза платком. Чтобы были красными, чтобы один вид вызывал сочувствие.
– Она такая… Такая хорошая была! Господи, за что? Ну почему все так? Кому она могла помешать?
Баба ревела на стуле перед ним уже почти двадцать минут, и это его жутко нервировало. Он толком ее даже про расписку не сумел допросить, как она в рев кинулась. Но отрицать, что в долг брала у погибшей Стрельцовой, не стала. Ему теперь подробности, подробности нужны, а она ревет и ревет, что ты будешь делать?!
– Если вы не успокоитесь, я сейчас вызову врача, – пригрозил следователь Минин.
И она неожиданно затихла. Тщательно протерла платком лицо, глаза, глянула на себя в зеркало и со вздохом полезла в сумочку за пудреницей.
– Не надо врача. Я в порядке, – пробормотала Вишнякова, тщательно припудривая щеки, нос, подбородок. И тут же уточнила: – В относительном порядке. Извините меня… Извините, пожалуйста…
– Вот и славно.
Следователь еще раз просмотрел все, что успел записать с ее слов. Выходило не густо. А когда? Она же все время ревела!
– Итак, гражданка Вишнякова, давайте уточним…
– Давайте.
Мила щелкнула пудреницей, убрала ее в сумочку. Села прямо, коленочки свела, сумку на спинку стула повесила. Пальцы в замок и на колени.
– Вы не отрицаете, что брали у Стрельцовой в долг?
– А с какой стати мне отрицать? – изумленно воззрилась Мила на дурно выглядевшего следователя.
Тот выглядел так, будто спал на помойке неделю. Волосы сальные, взъерошенные. Китель в пятнах, измят. Воротник форменной рубашки грязный. Господи, найдет такой убийцу, как же! А и ладно! И слава богу, что не тот ведет следствие, которого по телевизору показывали.
«Вот кого надо бояться», – ткнул в телевизор пальцем ее Сережа, когда они смотрели репортаж.
«А чего его бояться-то? – не поняла она, поглаживая мужа по животу. – Нормальный мужик, спокойный».
«Он не спокойный, Мила. Он матерый! И глаза у него ледяные. Хорошо, что не он…»
Хорошо, что не он, запоздало подумала Мила, рассматривая неряшливого следователя Минина. Тот ее притворство со слезами вмиг раскусил бы. И точно не позволил бы двадцать минут сопливиться, мешая задавать вопросы. А этот морщился, а терпел.
– То есть это ваша расписка? – снова спросил Минин, показывая ей собственноручно ею написанную бумагу, которая теперь красовалась в пластиковой упаковке.
– Совершенно верно. Это моя расписка. Я в ней обязуюсь отдать Маше три тысячи долларов через год, – послушно кивнула Мила.
А про себя подумала, что это она повторяет уже раз в третий, наверное. Когда он уже закончит задавать идиотские вопросы! Они с Сережей целый список вопросов подготовили, которые ей могут в этом кабинете задать. И тщательно выверили ответы. А он одно талдычит и талдычит. Оперативники, которые с ней разговаривали на следующий после убийства день, и то дотошнее ей показались. Но там было все понятно. Они по горячим следам пытались найти возможного подозреваемого. А когда поняли, что это не она, отстали очень быстро. Даже в отдел ее не повезли. Разговаривали в квартире. Но с нее взяли слово, что она явится по звонку в отдел на допрос к следователю, когда это будет необходимо.
Необходимость возникла на четвертый после смерти Машки день. Они успели с Сережей подготовиться. Только зря старались. Этот непромытый следователь оказался очень тупым.
– Как думаете, она еще кому-то в долг давала? – спросил он вдруг.
И Мила забеспокоилась. Такого вопроса они с Сережей не предвидели. Надо было импровизировать. А это ей всегда давалось с великим трудом. Это супруг был мастером импровизации, а она…
Курица! Не зря Сережа ее так обзывает. Курица и корова! Сразу же запаниковала. А муж предупреждал: никакой паники. Как только она начнет паниковать, ей конец.
– Я не знаю, – осторожно ответила она.
А про себя подумала, что Машка запросто могла быть кредитором для кого-то еще. Не работала, а деньги были. Откуда, спрашивается?
– Она ничего такого при вас не говорила?
– О чем?
– О том, что ей кто-то еще должен?
– Нет. Не говорила.
– И никаких больше расписок вы не видели?
– Нет, не видела.
– А вашу куда она положила, видели?
Этот вопрос в списке был, и ответ на него тоже. И она с облегчением выдохнула.
– Конечно, видела! Она же подруга моя была, какие у нас секреты?
Видела, куда погибшая убрала ее расписку, и забрать не попыталась, если приходила ее убивать. Не она это, с печалью подумал следователь Минин. Если бы Вишнякова решила убить подругу, чтобы не возвращать деньги, расписки оперативники не нашли бы. И денег тоже. А они их обнаружили. И приличную, кстати, сумму.
– Подруга, а расписку с вас взяла, – проворчал Минин. – Не доверяла?
И этот вопрос Сережа предвидел. И ответ на него написал в столбике напротив.
– Это я настояла, – с грустной улыбкой призналась Мила. – Маша не хотела. А я настояла. Говорю, чтобы тебе не думалось ничего такого.
– А ей думалось?
– Я не знаю. Просто… Просто мне она показалась немного грустной, что ли… – слово в слово повторила Мила написанное мужем. – Грустной или растерянной. Будто ее что-то угнетало.
– Вы знали, что ваша подруга была беременна?
– Что-о-о?
Мила оторопела. И замерла с открытым ртом.
Машка была беременной? От кого?! В смысле, кто отец? В ее квартире Мила не увидела ни единого следа проживающего там мужчины. Даже тапочек под вешалкой мужских не было.
– Подруга, а этот факт от вас скрыла?
Минин подпер кулаком плохо бритую щеку, посмотрел на изумленную Вишнякову с раздражением. Либо искусно врет, либо не так уж они были близки – эти подруги. Расписку с нее взяла погибшая – раз, про залет не рассказала – два.
– Да, скрыла, – досадливо покусала губу Мила. – Даже словом не обмолвилась. Может… Может, ей нельзя было про это рассказывать?
– В смысле?
– Ну, может, отец ребенка был женатым человеком?
– И что? – Минин ехидно оскалился. – Чего подруге не рассказать? Если, конечно, этот мужчина не был мужем подруги, а?
Ей будто пощечину отвесили. Будто помои в лицо плеснули. Так сделалось гадко.
Чтобы ее Сережа с этой Машкой? Да… Да никогда! Он не посмеет!
– Что замолчали, Людмила? – вкрадчиво-противным голосом поинтересовался Минин, наклоняясь в ее сторону. – Мог ваш муж спать с вашей подругой и сделать ей ребенка, а?
Мысли бешеными блохами запрыгали в башке.
А ведь Сережа первым предложил развести Машку на бабки. Его была идея, не ее. Она бы и не додумалась. Он всегда придумывал схему за схемой. И он про Машку вдруг вспомнил. А если не вдруг?! Если он и правда с ней встречался? И знал, что у нее есть деньги? И эта дрянь, которая теперь мертвая, гладила плакавшую Милу по голове и откровенно издевалась! Смеялась беззвучно ей в макушку! Мила думала, что обманывает подругу, а та обманывала ее!
Господи! Господи, а если это и правда Сережа ее убил?! Вдруг она начала его шантажировать, требовать, чтобы он ушел от жены, грозилась все ей рассказать? И он взял и убил ее! А все его рассказы про снятых на камеру телефона визитеров в Машкину квартиру в вечер убийства – это выдумка! Вдруг выдумка?! Он ведь так ей отснятый материал и не показал! Сказал, что спрятал надежно. Что, если его и нет на самом деле?
– Нет, не мог мой муж спать с моей подругой и сделать ей ребенка! – выпалила она, едва снова не расплакавшись, теперь уже по-настоящему.
– Откуда такая уверенность?
И она возьми и зачем-то нескладно так соври. Потом сто раз пожалела, что так сказала, но сказала:
– У моего мужа не может быть детей.
– Да? – Минин удивленно приподнял кустистые заросшие брови. – И медицинское заключение имеется?
– Господи! Ну, при чем тут медицинское заключение? – взвизгнула она, поняв, что глупо попалась. – Мы с ним столько лет вместе живем, и у нас нет ребенка. Со мной все в порядке. Я проверялась. Это у него проблемы.
Серега ей точно даст в зубы, с тоской подумала Мила, наблюдая за тем, как лениво что-то печатает следователь. Неужели заносит в протокол ее глупое вранье?!
– Вот, прочтите, распишитесь, – вытащил он распечатанный протокол допроса из принтера.
Мила вцепилась в бумагу, начала читать. Нет, слава богу, ничего там нет про Сережино мнимое бесплодие. Лишь бы потом еще не пристали. Ведь точно не отстанут, точно вызовут еще не раз. У них тут все так…
– Что писать?
– С моих слов записано верно, дату, подпись, – пробубнил Минин. И вдруг спросил: – А на что вы занимали у подруги, Людмила?
– Что? – Ее рука дрогнула, и подпись вышла корявой, неровной.
– Вы заняли у Стрельцовой три тысячи долларов. На что?
– Это имеет значение? – удивленно вытаращилась Мила, лихорадочно вспоминая, что на этот счет писал ее муж.
С глупым своим враньем все ответы перепутала.
– Нет, но все же интересно знать, зачем люди занимают такие суммы? – принялся рассуждать Минин.
Ему неожиданно понравилась ее реакция на его вопрос. Странная реакция, рассеянная. Будто не было у нее готового ответа. А он и задал-то его просто так, из любопытства.
– Вы не работаете. У мужа тоже нет постоянного места работы, но он будто бы рантье с приличным доходом. Зачем занимать, если есть средства?
– Это у мужа есть средства! – выпалила она со злостью и ничуть, в общем-то, не соврала. – А мне приходится каждую копейку выкраивать, чтобы себе что-нибудь лишнее позволить.
– Держит в черном теле? – изумился Минин, оглядывая ее наряд.
Вишнякова была одета с иголочки, и одета была дорого.
– Нет, он не держит меня в черном теле. – Она прекрасно поняла его взгляд. – Просто не дает мне на руки много денег. А мне бы их иметь хотелось.
– На что?
– Знаете… Я так хочу одно колечко! Так давно его хочу!
Мила прикрыла веками глаза, вспомнив свой недавний визит в ювелирный магазин. Пусть проверяет, сволочь! Она там в самом деле мерила кольцо с бриллиантом. Только не за три, а за четыре тысячи долларов. И ее запомнила девушка-продавец. Потому что они немного посплетничали о ее начальнике. И посмеялись.
– Ну, хорошо, купили вы колечко. А дальше?
– Что дальше? – Мила протянула ему подписанный протокол.
– Как мужу скажете, откуда оно?
– Мой муж понимает в бриллиантах столько же, сколько и моя бабушка, не способная отличить самоварное золото от настоящего! – Ее губы сложились насмешливой дугой. – Я бы ему сказала, что это бижутерия. И все!
– То есть он не знал о занятых вами деньгах? – уточнил Минин и тут же пожалел, что не внес это в протокол.
– Нет… Не знал, – нехотя обронила Мила и покусала снова губы.
Этой импровизации в Сережином списке ни хрена не было. Она должна была сказать, что они заняли деньги на новую машину. Заняли потому, что не хотели выдергивать деньги с процентного счета. И кредит брать не хотели. А Машка дала в долг без процентов. За год расплатились бы.
Так вот она должна была сказать следователю. Но он, сволочь, сбил ее с толку своими вопросами и утверждениями, что у ее Сережи мог быть роман с ее подругой! И что та могла забеременеть именно от него!
Бред!
– Хорошо, ваш муж не знал о том, что вы заняли у подруги три тысячи долларов. Вы хотели купить себе колечко и выдать его за бижутерию. А как, скажите, вы бы стали отдавать своей подруге долг, а?
И следователь вдруг уставился на нее зло и непримиримо. Как на убийцу!
– Скроила бы! – фыркнула Мила с наигранной веселостью.
– Что, простите?! – Сальные волосы на его макушке, кажется, шевельнулись. – Скроили?
– Да.
– А это как? Я понимаю школьников, которые кроят на школьных завтраках и обедах, но вы-то как бы смогли?
– Это, знаете, просто.
Мила снисходительно улыбнулась, вытянула ножки в дорогих сапогах, покрутила носком левого сапога туда-сюда. И спросила:
– Как думаете, сколько стоят мои сапожки?
– Ну… Не знаю… – Минин внимательно осмотрел дорогую замшу, сделал щедрую надбавку на возможную цену и сказал: – Тысяч двадцать?
– Три с минусом, товарищ следователь. – Мила резко убрала ноги в дорогих сапожках под стул. – Сапогам этим цена сорок три тысячи рублей. И то мне повезло. Попала на распродажу. Ликвидация коллекции. А полная их стоимость составляла… Сто десять тысяч рублей.
– Сколько? – Минин охрип. – Сапоги за сто десять тысяч рублей?
– Ага… – Она удовлетворенно закивала.
Наконец-то ей удалось отвлечь этого противного мужика.
– А вы купили за сорок три?
– Ага…
– А мужу сказали, что за?..
Он честно оторопел. И тут же вспомнил свою жену, которая тянет у него деньги из кошелька день за днем. И все говорит, что не хватает. Неужели обманывает его? Он же никогда не проверяет чеков! Никогда!
– Правильно! Мужу я сказала, что купила их за сто десять тысяч! И он даже не усомнился! Ценник на сапогах оставался прежним. И так почти всегда. В этом и заключается мой краеж! Так что за год три тысячи долларов я собрала бы без проблем, не сомневайтесь. А тут просто приспичило. Колечко могли купить…
Мила была довольна собой. У нее неплохо получилось. Сережа останется доволен. А врать про машину было не совсем разумно. Они же ее так и не купили!
– Понятно… Свободны…
Минин быстро подмахнул ее пропуск, протянул, не глядя на женщину. Она ему была противна. Кивком простился. Но на выходе все же остановил ее словами:
– Постарайтесь никуда из города не отлучаться, пока идет следствие.
– Хорошо.
Она лучезарно улыбнулась ему, будто и не она это вовсе давилась слезами целых двадцать минут. И сидела перед ним с несчастным лицом. И горевала по погибшей подруге. Чего ей горевать? Ей теперь кроить не придется. И мужа без лишней нужды обманывать. Долг-то отдавать не надо… Некому…
Мила вышла из кабинета на трясущихся ногах. Улыбка тут же погасла. Она отошла в дальний конец коридора, где не было никаких дверей и скамеек, только голые стены и крохотное окно с подоконником в торце. Поставила сумку на этот самый подоконник. Поправила волосы и принялась медленно застегиваться.
Нужды в этом особой не было. Она могла запросто дойти до машины и расстегнутой, и не обморозилась бы. Но ей просто нужно было немного времени, чтобы отдышаться, чтобы обдумать все. Все свои ответы на все его вопросы. И предугадать возможную реакцию Сергея. О последнем можно было только догадываться. Как-то он расценит ее импровизацию?!
На подробный анализ у нее ушло почти десять минут. Может, и дольше бы стояла, но внимание неожиданно привлек достаточно громкий разговор за ее спиной. Разговаривали двое мужчин. Оживленно разговаривали. Голос одного показался ей знакомым. И Мила очень осторожно повернула голову. Скосила взгляд.
В самом деле, мужчин было двое. Они подходили к кабинету, из которого она только что вышла. Одним из них был тот самый мужик из телевизора. С ледяным взглядом и чрезвычайно умным лицом. А вот вторым…
Вторым был паскудник Николаша! Парень, который, услужливо улыбаясь, каждое утро паковал ей свежую сдобу в кулинарии. Который стал свидетелем отвратительной сцены разоблачения, которую устроила ей Машка прилюдно. При котором подруга называла ее мошенницей и аферисткой. И еще как-то грязно, она не помнила.
Господи! Как она удержалась на ногах, непонятно! Как потом ехала домой, тоже не помнила почти. Осознание беды пришло, когда уже рыдала на груди Сережи и признавалась ему в том, что отступила от правил и наговорила следователю совсем не то, что Сережа ей велел.
Удивительно! Муж слушал ее и не перебивал. Осторожно гладил по спине и не перебивал. А когда она чуть затихла, вдруг сказал:
– Ой, не знаю, малышка, кто на нашей стороне Бог или Дьявол, но все случилось именно так, как должно было случиться.
– То есть?! – Ее грудь нервно вздымалась вверх-вниз от рыданий.
– Ты все правильно сделала! Ты правильно все сделала, маленькая моя!
И муж принялся покрывать поцелуями ее мокрое от слез лицо. И смеялся при этом. Целовал и смеялся!
– Сережа, я ничего не понимаю… Объясни… У меня голова сейчас лопнет! – пожаловалась она ему. – Николай… Он же расскажет, что Машка обвиняла меня в мошенничестве и…
– И пускай! Это все выглядит как шалость, а не преступление, малыш. Тебе захотелось колечко, тебе нужны были деньги? Тебе надо было скрыть это от меня – мужа своего? Вот ты и пошла к подруге. А та начала капризничать и денег не хотела давать. Вот ты и придумала с ходу слезливую историю. И что такого? Никто же от этого не пострадал. Деньги взяла, расписку оставила. Муж ни сном ни духом. Это здорово! Это просто здорово, Милочка, что ты так все придумала!
– Не понимаю!
– А тебе и не надо понимать, курочка моя глупенькая. – Сережа весело рассмеялся. – Все хорошо, все правильно. Им тебя обвинить не в чем. Не придумают они для тебя версию, детка. Иди ко мне…
А Машка еще смела утверждать, что так, как в кино, не бывает! Бывает, и еще как! В кино, в котором всегда все заканчивается удачно и счастливо. Ее, Милы, жизнь тому подтверждение. Вот так-то…
