Глава 17
Гришин сегодня неважно позавтракал. Завтрак состоял всего из двух яиц всмятку и бокала чая с пряником. Яйца переварил, чай оказался прохладным, пряники жесткими. В результате он сильно разнервничался, и когда шел к своей машине от подъезда, то даже на Варины окна не посмотрел. А он в последние несколько недель так поступал каждое утро. И когда колыхалась шторка на ее окне, ему нравилось думать, что она – Варя – за ним наблюдает. Это мог быть просто ветер. Но ему нравилось думать, что это она.
А сегодня не посмотрел, нервничал из-за дурного завтрака. А еще из-за Волкова.
Ну что за человек, а! Что за человек?! Как с ним можно нормально работать?!
Дважды… Дважды засылал его в архив, будто у Гришина дел других не было. А когда у него появились реально интересные сведения, даже не спросил о результатах! Это как?! Ему что, изначально было плевать на это дело, он просто с глаз долой его убирал?! Так сказал бы сразу, Гришин бы рапорт написал о переводе.
Как так можно работать?!
Ответ на вопрос: с чего так неожиданно пропал интерес у Волкова к делу погибшей Угаровой, Гришин получил в дежурке. Он стал свидетелем интереснейшего разговора двух сержантов о том, что Волков был на месте преступления, случившегося вообще не на их земле. Будто был там в качестве консультанта. Чрезвычайно умничал и раздражал всю выездную бригаду. А потом будто, не поставив никого в известность, поехал опрашивать потенциальных подозреваемых. Нарвался на влиятельных людей, которые тут же накатали на него жалобу в прокуратуру. И жалобе той будто собираются дать ход, потому что Волков не имел никакого права вваливаться в кабинет к влиятельной особе и задавать ему вопросы. И секретарше влиятельного человека не имел права мотать нервы. Никакого юридического права не имел. И у Волкова, возможно, теперь будут проблемы.
Так, так, так…
Вон, оказывается, в чем дело! Вот в чем причина затухания интереса к делу Угаровой. Гришин, как дурак, мерзнет в архиве. Общается с весьма неприятной особой. Добывает сведения, даже на его – Гришина – взгляд весьма ценные. А начальник этим временем что? Пытается заработать репутацию лучшего сыщика города?
Только не вышло! Не вышло, так-то! И вместо почета последует наказание.
Новость немного приподняла ему настроение. И в кабинет он вошел с улыбкой. А когда увидал хмурую физиономию Александра Ивановича, едва не расхохотался от счастья.
Волков ему едва заметно кивнул и снова погрузился в изучение каких-то бумаг. Потом долго печатал, сшивал бумаги, с кем-то созванивался, договаривался о встрече. На Гришина не смотрел. И вопросов ему никаких не задавал.
А зря!
Он много думал вечером накануне. И пришел к выводу, что гипотетически найти человека, который – предположительно – совращал малолетних в своей машине в зарослях кустов позади школьной баскетбольной площадки – возможно.
Тридцать восьмая школа не такая уж и большая. Сколько там на тот момент обучалось учеников? Ну, пятьсот, шестьсот человек, так? Может, чуть больше, может, чуть меньше. Получить список учащихся – пара пустяков. И по этому списку выявить владельца черного дорогого джипа – еще проще. Семнадцать лет назад не так уж много людей владело ими. А предполагать, что все владельцы таких машин обучали своих детей именно в тридцать восьмой школе – вообще глупо.
Так что зря Александр Иванович Волков не проявляет интереса. Гришину было что ему рассказать.
Что его останавливало проявить инициативу и начать уже рассказывать? А то, что искать-то владельца этой машины придется ему, вот что! Сначала списки добывать. А это снова встречаться с неприятной дамой из архива. Потом эти списки прогонять через базу ГИБДД. А кто знает, существовала ли единая база семнадцать лет назад или нет. Если нет, то снова в архив, опять рыться в пыльных бумагах.
И еще…
Человек, который приезжал на машине и поджидал мальчиков в кустах, мог быть не родным отцом кому-то из учащихся. Он мог быть отчимом и иметь другую фамилию. Мог вообще быть сожителем матери ребенка. Тогда вообще никаких концов не найти.
Так что лучше молчать. Спросит – он расскажет. Нет – будет молчать.
Да к тому же Волкову, кажется, сейчас вообще ни до чего. Грядут неприятности. Образ невероятно умного и удачливого сыщика померкнет, н-да. Это Гришина, к стыду его, не могло не радовать. И чтобы откровенно не сиять лицом, он тоже погрузился в работу.
Прошел час. Они молчали. Работали и молчали. Волков хмурился. Гришин откровенно скучал. И тут звонок из дежурной части.
– Да! – Гришин взял трубку, Волков проигнорировал звонок. – Да, Александр Иванович у себя! Занят, конечно… Что-то срочное? Ага… Так… Сейчас…
Гришин прикрыл трубку рукой, глянул на Волкова, не проявляющего внимания к его разговору с дежурным. Нехотя окликнул:
– Товарищ майор, там к вам девушка какая-то рвется. Говорит, что что-то срочное.
– Какая девушка? – Волков поднял на него мутный, ничего не выражающий взгляд.
– Не знаю.
– Ей было назначено?
– Нет.
– А что у нее за вопрос, спроси!
Гришин спросил. Выслушал подробный ответ сержанта из дежурной части. И настроение у него сразу испортилось.
Что за ерунда такая, а? К Волкову рвалась какая-то девица, с ее слов владеющая ценной информацией по последнему убийству девушки. Это какой же девушки? Не той ли, из-за которой у Волкова вот-вот должны были начаться проблемы? Вот ведь…
Прямо в клюве спасение ему принесли! Почему ему? Почему девица явилась сюда, а не в отдел, который ведет расследование, на чьей земле произошло убийство?! Почему она пришла к Волкову?
Девушка вошла в кабинет через пять с половиной минут. Гришин специально засекал. И сразу ответила на все вопросы, которые барабанили в его голове.
– Здравствуйте. Я Марина. Марина Хвостова, – представилась она.
Мужчины молча кивнули и уставились на вошедшую.
Среднего роста, не дурнушка, но и не красавица. Короткая стрижка, вздернутый носик, излишне тонкие губы. На щеках следы от прыщиков. В легком стеганом пальто цвета нежной весенней зелени, делавшем ее нескладную фигурку еще более нескладной, угловатой. Ботинки на толстой армейской подошве. Тоже не вариант, подумал Гришин, рассматривая ее ноги. Ей бы больше пошел высокий каблук. И короткая курточка, и юбка не длинная. Чего так одеваться?..
– Слушаю вас, Марина.
Волков вежливо улыбнулся и указал ей рукой на стул, стоявший между их столами возле окна.
– Александр Иванович, спасибо.
Она присела на самый краешек, поставила сумку размером с ящик письменного стола, за которым работал Гришин, себе на коленки. Зачем ей такая огромная сумка, рассеянно подумал он.
– Я видела вас по телевизору, Александр Иванович. Вы просили сообщать любую информацию всех, кто что-нибудь знает о девушке, которую убили недавно.
– Было дело, – скривился недовольно Волков.
А Гришин мысленно ахнул. Вот оно что! И на телевидении засветиться успел! Хорош! Расследование ведет другой отдел, а он интервью дает! Хорош! Поделом ему.
– Вы были с ней знакомы? – спросил Волков, положил на стол карандаш и принялся катать его ладонью туда-сюда.
– С кем? – вытаращилась дурнушка и подтянула сумку поближе к животу.
– С убитой? С Марией Стрельцовой? Вы были знакомы?
– А, нет… Нет, конечно же. – Она с облегчением выдохнула и даже улыбнулась.
Дура, тут же подумал Гришин и покусал губы.
– Тогда я вас не понимаю, – развел руками Волков. – Вы не были знакомы, а информация у вас имеется?
– Да, это так. – Она вызывающе вздернула подбородок, на котором красовались сразу три красных следа от выдавленных недавно прыщей. – Мы не были с ней знакомы, но информацией я владею. И достаточно ценной.
– Слушаю вас, слушаю… – Волков медленно катил ладонью карандаш по столу.
– Я работаю в небольшом кафе в гипермаркете… – Девушка назвала магазин и его адрес. – Я работаю в баре. Обычно днем. Редко вечером. Попросила, чтобы меня поставили в эту смену. Мне так удобнее.
Дура, снова подумал Гришин. И достал свой блокнот с карандашом. Необходимости особой не было. Она же не к нему пришла, к Волкову. Просто важничал.
– Так вот незадолго до ее гибели. Ее ведь четыре дня назад убили, так? – на всякий случай уточнила она.
– Да. Совершенно верно, – подтвердил Волков.
И снова вежливо улыбнулся. Выходило, дурнушка его совсем не раздражала. Не то что Гришина.
– Так вот дня за два, за три до ее гибели. Можно точно, конечно, установить по смене, – сделала она оговорку и облизала тонкие губы.
Некрасивый жест, внутренне поморщился Гришин.
– Так вот она пришла к нам в кафе где-то, – она наморщила лоб, потом помотала головой, – точно не скажу время. Но до обеденного перерыва это было, точно. Бизнес-ланч еще не подавали. Она пришла, уселась. Потом явился он, и началось такое!
И она съежилась вся, замерла, будто этот ОН вот-вот снова явится и ТАКОЕ снова начнется.
– Конкретнее, пожалуйста. – Волков все еще не проявлял никакого интереса, покатывая карандаш по столу.
– Они начали ругаться, драться!
– Драться?! В кафе?! – не поверил Волков.
– Да! Она даже разбила ему лицо. Дикая сцена… Я подробностей не знаю. Из-за чего весь сыр-бор произошел. Просто на шум вышла, а они там разбираются. Парень – приличный такой с виду. – Она запнулась, потупила взгляд и нехотя произнесла: – Очень красивый…
Мечтает небось о таком Марина Хвостова, ехидно подумал Гришин. Только шансов нет подловить красавца. С ее-то прыщавым невыразительным личиком. Да на такой платформе!
– В общем, они разругались. Он ушел. А она начала истерить и кричать, чтобы мы запомнили, что, если с ней что-то случится, какой-нибудь несчастный случай, чтобы все знали, кто в этом виноват. Потом отказалась платить за заказ. И даже потребовала, чтобы ей вызвали такси! Знаете, многие наши были на стороне этого парня. Девушка вела себя… Не очень красиво. Хотя была красивая.
И Марина Хвостова досадливо покусала тонкие губы.
– Мы, честно, не часто, но с подобными ситуациями сталкиваемся. Разные люди заходят. И платить отказываются. И скандалят. И посуду бьют, случается. Но тут… Я бы, может, и забыла, но тут вы в телевизоре. Ее фотография. – Она отняла руку от сумки и вытянула ее в сторону Волкова. – Говорите, что девушка мертва, что ее убили. И что если кто-то обладает какой-то информацией… Я и сочла, что эта информация может быть полезна. Позвонила по телефону, который был на экране, но там сказали, что майор Волков работает в соседнем отделе полиции. Я и пришла. Не надо было?
– Что вы такое говорите, Мариночка? – Волков прекратил катать карандаш по столу, глянул на нее, как на дорогого родственника. – Вы правильно сделали, что пришли. Только, понимаете, я не веду это дело. Меня просто попросили выступить перед журналистами. Что я и сделал. А дело об убийстве Марии Стрельцовой ведет другой следователь. Он служит как раз в том отделении полиции, куда вы позвонили.
– И? И как теперь быть? Я зря пришла?
– Нет, нет, что вы! Вы правильно сделали, что пришли. Просто вам надо будет сходить еще и в тот отдел и повторить все в точности, что сказали мне. Вас это не затруднит?
– Нет, но…
Она выглядела растерянной. И даже раздосадованной, по мнению Гришина. Ей во всем этом почудился какой-то обман, понял он. Волков выступает, рисуется перед камерами, а к делу не имеет ни малейшего отношения.
Павлин! – мысленно фыркнул Гришин и убрал блокнот с карандашом в ящик стола. Он не понадобился.
– Я сейчас ему позвоню, расскажу о вас. – Волков снял телефонную трубку, не переставая улыбаться Марине Хвостовой. – И он вас будет ждать. Хорошо?
– Раз вы считаете нужным, – пробормотала она невнятно.
И тут же поднялась со стула и прошагала к двери. Там остановилась и стала ждать, пока Волков переговорит с кем-то из другого отделения полиции. Потом она внимательно выслушала инструкции, как и куда идти, и ехать, и кого спросить. Взялась за ручку двери. И Волков все же не выдержал, остановил ее вопросом.
А как же! Он бы был не он!
– Мариночка, она не называла его по имени? – спросил он, останавливая ее за мгновение до того, как она выйдет.
– Кого? Парня?
– Да. Она называла его как-нибудь?
– Ну как же! Она прямо встала в позу! – Хвостова изобразила, как именно стояла перед ними Мария. – И заявила в полный голос, что, если с ней что-то произойдет, какой-нибудь несчастный случай, к примеру, все должны знать, кто виноват в ее гибели.
– И кто же?
– Она его назвала Богданом Сизовым.
