IV

– Марина...

От дерева отделилась фигура. Марина не видела того, кто там стоял, а то бы не пошла этой дорогой. Или вообще бы не вышла из домика. Или вышла бы сразу уж с чемоданом, загрузила его в машину и рванула бы отсюда, покуда в памяти.

Но это можно было и ночью сделать, когда она узнала Пал Палыча, а вернее, Андрея Травина. Кажется, такая фамилия у него была, если память ей не изменяет. Но она поняла, что не сможет уехать отсюда, не поговорив с ним. Вот только не знала, с чего начать. Не спала до утра, слышала, как он ходит под окнами. Если она не ошибается, даже, кажется, слышала тихий стук в переплет деревянной рамы. И это только он мог стучать. Можно было сразу выйти и спросить, как... Как случилось, что он до сих пор жив?! А она об этом ничего не знала!

Но она словно одеревенела и выйти не могла. Сначала сидела за столом, положив голову на руки. Потом, не раздеваясь, прилегла на неразобранную кровать и задремала. А едва рассвело, Марина, как воровка, вышла осторожно из домика и поспешила к морю – проститься.

– Марина... Постой...

Она остановилась, попинала ногой сосновую шишку в ожидании, когда он подойдет. Та подкатилась прямо ему под ноги, он наступил на нее, и шишка с треском сломалась – сухая была, ведь осень...

– Марина, выслушай меня! Пожалуйста... – Голос у Андрея дрогнул, треснул, как под ногой сосновая шишка. – Я часто думал о том, что мы, может быть, когда-нибудь встретимся, и я много раз проигрывал внутри эту встречу и то, что я должен тебе сказать. А сейчас не знаю, с чего и начать.

– Ты изменился.

– Ты тоже. Ты стала взрослая и очень умная.

– Ум-то как разглядел? – Марина хотела улыбнуться, но у нее не получилось.

– Разглядел. – Андрей закурил. – Пойдем хоть в ресторан, что ли, присядем, я кофе сварю.

– Пойдем...

В ресторане было чисто, тихо и прохладно. На столе у входа топтался голубь, собирая крошки. На полу – еще один. Андрей махнул рукой, голуби нехотя взлетели, тяжело, как два бомбардировщика, и перелетели на перила веранды, где недовольно заворковали.

Андрей ушел за стойку, погремел там посудой, включил кофеварку, и она скоро заплевалась ароматными брызгами. Андрей не отходил от аппарата, хотя вполне мог бы в ожидании, пока кофе варится, начать разговор. Но он молчал, и Марина это молчание расценила так: он не знает, с чего начать, он боится.

Тишина была тягостная, будто между ними висела большая тяжелая веревка, как канат в школьном спортзале. Наконец Андрей разлил кофе по чашкам, принес к столику. Когда снимал чашки с подноса, Марина заметила, что руки у него подрагивают.

«Сколько ему? Тогда было тридцать. Плюс двадцать три. Итого... Неужели пятьдесят три?! Да... Но выглядит хорошо. Спортивный, крепкий, хорошо одет. Вот только что у него с лицом? И совсем седой... А тогда был темненький такой!»

– Марина, ты узнала меня, одна из немногих узнала. А не должна была узнать. Доктор говорил: так изменю, что никто не узнает! И ведь не узнает никто! Тем более я сейчас не Андрей, а Пал Палыч, и не Травин, а Лесников. Вот так, Пал Палыч Лесников... – Андрей замолчал.

Руки его, лежавшие на краю стола, выдавали его волнение. Казалось, что он держится за край стола, чтобы не упасть.

Марина собралась и спросила, пытаясь унять дрожь в голосе:

– Ну что ж, Пал Палыч Лесников, скажи мне: куда ты от меня скрылся? И если хотел скрыться, то зачем сейчас пытаешься что-то объяснить? Ты хотя бы понимаешь, что я тогда пережила?! Зачем? Что за испытание ты придумал? Сначала ты шатался за мной привидением, потом изображал любовь, а потом – утонул! Утонул, чтобы воскреснуть через двадцать три года! Зачем?

Марина не заметила, как перешла на крик, и лишь когда скрипнула дверь, ведущая в подсобку кафе, где ночевала Тоня, Марина замолчала.

Андрей на скрип обернулся, махнул Тоне: мол, сгинь! И она сгинула.

– Марина! Даже преступнику дают возможность сказать последнее слово. И выслушивают его! И я прошу тебя, выслушай! Просто для того, чтобы понять меня.

– Хорошо, говори. – Марина взяла в руки чашку, но руки дрожали, и она осторожно поставила ее на место. В последний момент рука у нее дернулась, и на льняной скатерти расползлось безобразное коричневое пятно.

Марина виновато посмотрела на Андрея.

– Не переживай, Мариш, уберем все...

«Этот день я вспоминала постоянно. Сначала просто проживала в нем, и только в нем, в этом дне. Потом он стал неотъемлемой частью меня, как рука или нога.

День был обычный в череде дней конца августа, если можно назвать обычным день совершенно необычной для двоих недели, когда каждая минута каждого дня, словно прозрачная капля, капала в сосуд времени, и с каждой каплей места в этом сосуде оставалось все меньше и меньше. Мы не считали ни минут, ни часов; не замечали людей, которые были рядом. Они читали книжки, прячась в тени скалы, ели переспелые розовые помидоры, щедро посыпая срезы солью, играли в карты и в мяч. Люди были шумными. Ладошкой по мячу били гулко, разговаривали громко, даже газетой шуршали оглушительно. Но мы почти ничего не слышали. И никого не видели. У нас была своя жизнь, параллельная. Она проистекала на поляне в старой желтой палатке, которая днем до одури раскалялась на солнце, а ночью остывала, и если бы мы были врозь, то замерзли бы, наверное.

Мы сидели до глубокой ночи у костра, грелись травяным чаем, разговаривали и смотрели на звезды, которые отсюда были ближе. Звезды сыпались с неба, падали в костер, а из костра улетали в небо искры, чтобы стать новыми звездами. У меня кружилась голова от этого звездного круговорота, от близости любимого мужчины, такого взрослого, серьезного.

Мы почти не спали – жаль было времени на сон. Август истекал, заканчивались мои каникулы, а вместе с ними и наше с Андреем счастье. Он ничего не говорил про наше будущее, а я не знала, как его спросить. Ну почему все в отношениях между мужчиной и женщиной всегда решает он?! Если бы он спросил меня: как мы будем жить с тобой дальше, я бы сказала ему, что у меня есть в Питере комнатка, доставшаяся мне от бабушки, маленькая, но уютная. И в ней нам обоим хватит места.

Но он не спрашивал, как мы будем жить дальше. И я думала, как я буду без него?! Я же не смогу даже письмо ему написать! Кто принесет ему письмо в эти скалы?!

Лишь однажды он сказал, что у него очень много проблем, и он боится что-либо решать, так как не знает, что будет дальше. Тогда я сказала, что оставлю ему свой адрес. А он ответил, что даже не знает, сможет ли он им воспользоваться в ближайшее время, но вот немного позже – обязательно!

– Ты приедешь ко мне? – спросила я и похолодела, ожидая ответа на вопрос.

– Конечно, приеду, – сказал он грустно, и я поняла, что если он и приедет, то очень нескоро...

А адрес свой оставить ему я так и не успела...»

– А что я должен был сказать тебе, Марина? – Андрей потрогал колечко на ее руке. – Я должен был сказать тебе, что, скорее всего, я не приеду? А потом смотреть, как ты плачешь, и тоже задыхаться от боли? Хотя, если бы я открыл тебе тогда правду, может быть, в жизни все сложилось бы иначе...

...Будь он осторожнее, все, наверное, закончилось бы так, как он и предполагал: Маринин отпуск подошел бы к концу, она уехала бы в Питер, оставив ему адрес, а он, когда все завершилось бы благополучно, сел в поезд и поехал бы к ней, в самый красивый город в мире, в котором он, кстати, никогда не был. Вот единственное конкретное «никогда не был», а все остальное – «бы да кабы». Мечтания все какие-то. Может, это у него от полной неопределенности?!

Но в тот день все пошло наперекосяк. Сначала они поссорились. Не то чтобы серьезно, но Марина обиделась. Из-за того, что он толком ничего не говорил ей о будущем. Она надулась. И у него совсем не было настроения с ней разговаривать. Она лежала на полотенце, лицом вниз, и молчала. А он выкладывал маленькими камешками рисунок на ее горячей спине. Она вздрагивала от щекотки, камешки сваливались, и он упорно укладывал их на место.

– Марин, – позвал Андрей. – Маришка!

Она не откликнулась.

Зато откликнулся парень, который давно за ними наблюдал.

– Андрюха, ты?!

Андрей внимательно посмотрел на того, кто его окликнул. Прикидываться дураком было глупо. Влад, сосед и приятель. Не друг, а приятель. С дамой.

«Черт! – подумал про себя Андрей. – Вот же угораздило!»

– Андрюх, а ты...

Травин договорить ему не дал, поднялся с камней, широко улыбаясь, шагнул Владу навстречу, крепко жамкнул ему руку и первым заговорил:

– Владка! Здоров! Как сам?! Рассказывай!

Марина подняла глаза, внимательно посмотрела на того, кого Андрей назвал Владом. От нее не укрылось, что голос у Андрея был напряженным, каким-то наигранно радостным; она же уловила сквозившие в нем досаду и раздражение.

Мужчины медленно уходили вдоль моря, и Марина не слышала, о чем они говорят, но она все-все поняла: он не хочет ее знакомить со своими друзьями, он старательно избегает общения с людьми, и даже своим знакомым он не рад. О-о, она хорошо знала, что это такое, когда мужчина не знакомит девушку со своими друзьями! Этому есть только одно оправдание.

Марина с тоской смотрела вслед уходящим берегом моря.

«Вот возьму сейчас и уеду! И пусть он развлекается со своими друзьями, раз они ему дороже меня!» Марина встала, распустила волосы, которые еще не успели просохнуть после купания, расчесала щеткой. Все это она делала медленно, кося глазом на спутницу Влада, с которым ушел Андрей. Девушка Влада была старше Марины, и всем своим видом она показывала, что соплюшка ее не интересует.

«Ну и черт с вами со всеми!» – с обидой подумала Марина, подхватила с камней полотенце, потрясла его, сложила и бросила в пляжную сумку. Потом сунула ноги в резиновые шлепки, потопталась на берегу, раздумывая, куда бы ей податься. Андрей с Владом были далеко – две точки у дальней скалы. Идти за ними Марина и не собиралась, хотя сейчас она с удовольствием бы помирилась с Андреем, потому что находиться с ним в ссоре было для нее невыносимо.

С другой стороны, она даже радовалась, что все так случилось, что он ушел и их разговор прервался. «Пусть немножко подумает обо всем! Сколько можно вытягивать его на серьезный разговор!» – с такими мыслями Марина добралась до развилки и встала, словно рыцарь на распутье у камня, на котором написано, что будет, если пойти налево, направо или прямо.

Конечно, самое классное было бы подняться наверх по тропе, то есть пойти прямо. Сесть в автобус и уехать, бросив вещи в старой палатке Андрея. А потом приехать через пару дней, и спуститься сразу на пляж, и дождаться, когда он, терзаемый черными мыслями за свое гадское поведение, увидит ее, скатится с горы, обнимет, зацелует и будет просить-просить-просить прощения!

Хороший вариант, но... неподходящий. Марина знала себя, знала, что ей не выдержать такую паузу. Попробовать можно бы, но времени нет на такие испытания! Послезавтра в десять часов утра у нее поезд! Поезд домой!

Значит, это не вариант. Значит, надо его просто напугать: взять вещи в палатке, спрятать их в кустах и самой спрятаться и посмотреть, как он будет искать ее, как будет переживать. А потом... А потом она что-нибудь придумает!

Так она и сделала. Свернула у поваленного дерева направо, быстро-быстро, чтобы успеть до его возвращения, Марина пробежала путь до их поляны, покидала в сумку свои вещички и минут через пятнадцать была у ручья. Там она нашла хорошее местечко, где можно пристроить свою сумку.

Время скоротать она решила наверху. Поднялась по тропе до края обрыва и пошла бродить по развалинам монастыря. Никакой воинской части там уже не было, ворота нараспашку, кругом запустение. Лишь вдали, там, где находился цивилизованный спуск со скалы, еще цел был обветшавший одноэтажный дом-казарма, возле которого скучал в будке матросик, и красная табличка на колючей проволоке «Стой! Запретная зона! Проход воспрещен!» отпугивала вездесущих туристов.

Сверху хорошо было видно пляж, но, сколько Марина ни вглядывалась, Андрея с Владом так и не рассмотрела. Впрочем, еще рано было объявляться: вряд ли он уже обнаружил пропажу любимой. Любимой?

«Но он же называл меня так – «любимая»! Черт! До чего же тяжело – просто внутренности выедает от этой ссоры, будто морской водой по ране!» – Марина полностью погрузилась в свои мысли, прокручивая в голове, как кино, воспоминания об отношениях с Андреем.

Прошло часа три, но он не кричал во все горло: «Маринка! Где ты?!» – а по идее уже должен бы поднять шум.

– Сволочь! – в сердцах брякнула Марина вслух. – Обаятельная сволочь! Характер показывает! Ну-ну! Посмотрим, кто кого!

Прошел еще час, который она с трудом высидела на камне. А когда и этот час истек, она вскочила и понеслась вниз по тропе.

Пляж гудел как растревоженный улей. Люди стояли на берегу, никто не купался, зато все дружно вглядывались в даль и перешептывались между собой.

По обрывкам фраз Марина поняла, что кто-то давно ушел купаться и не вернулся. Она лихорадочно обшаривала глазами берег в поисках Андрея – он должен был быть здесь, он не мог никуда уйти! Она бы увидела его, если бы он шел к себе, – тропа к палатке хорошо просматривалась сверху. И Марина наблюдала за ней.

Влада и его дамы тоже не было видно. «Наверное, они вместе...» – подумала Марина, осматривая берег. И окаменела. У камня, где несколько часов назад они загорали вместе с Андреем, лежали его вещи. Шорты, футболка, полотенце. И шлепанцы. Белые резиновые шлепанцы. Когда они с Владом уходили берегом моря, они были на нем...

У Марины закружилась голова и перед глазами все поплыло. Ноги стали чужими, мягкими, непослушными, они подгибались, и она села прямо на камни и смотрела на эти белые шлепки, в которых уходил по пляжу Андрей. Раз они тут, рядом с его полотенцем и одеждой, значит, Андрей возвращался. И тогда где он? Где?!

Кажется, она крикнула, потому что на нее все обернулись.

Или это ей только показалось? И не крикнула она, а прошептала. И не смотрел на нее никто, потому что не до нее всем было. Все смотрели на спешащих со стороны спуска от воинской части Влада и трех моряков. Влад что-то возбужденно им рассказывал, жестикулируя обеими руками.

Марина, как во сне, поднялась с камня и побрела по тропе вверх. Ей хотелось побыть одной, посидеть в тени, попить воды, наконец.

Сколько времени прошло с той минуты, как Андрей поздоровался со своим знакомым Владом и пошел с ним прогуляться по берегу моря? Часов пять? Или шесть? Что-то около этого. И что могло произойти?! Андрей плавал как рыба! Он не мог утонуть!!!

Марина укусила себя за палец, чтобы не завыть во весь голос. Она поскуливала, сжимая зубами фалангу. Чем больнее было пальцу, тем больше отпускала боль душевная.

Ей казалось, что все это произошло не с ней, а с кем-то другим, не знакомым, не родным. Как в кино, где хоть и врастаешь в сюжет и героям сопереживаешь, но понимаешь, что кино закончится, пробегут по экрану титры, зажжется свет в зале, и окажется, что все это лишь чья-то фантазия. Талантливая, занимательная, захватывающая, но все-таки фантазия, родившаяся в воображении автора. А тут ты кто? Актер? Режиссер? Или сразу сценарист, что придумал всю эту историю?!

Марина опустилась на поваленное дерево – не заметила, как и добралась до него! Куда дальше? Нет! Только не на поляну, не в эту старую палатку, где пережила она лучшую в своей жизни неделю. Домой! И чем скорее, тем лучше! Домой!

– Девушка! – услышала Марина.

Влад. Один. Без своей высокомерной тетки.

– Это ведь вы были там с Андреем, да? – Влад рассматривал ее из-под ладони, которой закрывал глаза от солнца.

– Да, я...

Он подошел, присел рядом на поваленное дерево. Помолчал. А потом заговорил. Сам. Она не спрашивала.

– Все так мгновенно произошло. Мы решили сплавать на скорость к большому камню. Море было совершенно спокойное. И вдруг волна! Не могу сказать, что большая! Но я, если честно, испугался. Поднырнуть под нее только успел, и она как стена прошла верхом. За ней сразу вторая, третья. Недолго. Как началось, так и успокоилось. Говорят, тут бывает. Когда осмотрелся, Андрея нигде не было. Не могу понять, как это произошло. Он же на море вырос, плавал как рыба, а тут...

Он еще долго говорил, Марина не слышала.

– ...Я говорю, вы едете домой? – переспросил он.

– Что? А-а, нет, я хочу еще тут побыть. Одна.

– Ну, тогда прощайте.

– А как тут все? Кто тут будет всем этим заниматься? – спросила Марина.

– Я патрульным все сказал, – ответил ей Влад. – А что тут больше можно сделать?! Если тело вынесет, то его поднимут. Но парни сказали, что, скорее всего, в море унесет...

«В море унесет... Надо же, море станет ему... ну, в общем, последним приютом. Красиво! Вместо кладбища – море!» Странные мысли. Ей не плакалось, а думалось о том, что не каждому в жизни дано такое – быть похороненным в Черном море. Как затонувший корабль. На сказку похоже. Или она сошла с ума?!

Марина кивнула Владу, который попрощался и тяжело пошел в гору.

Она долго сидела на развилке. «Направо пойдешь – счастье найдешь, налево пойдешь – богатство найдешь, а прямо пойдешь – совсем пропадешь».

– Вот и пойду прямо. Больше мне идти некуда.

Марина нашла в кустах свою сумку. Она была полупустая, но такая тяжеленная, что Марина с трудом волокла ее в гору. Несколько раз она порывалась вернуться назад, чтобы сидеть на берегу, как сестрица Аленушка, ожидающая братца Иванушку на картине Васнецова. Но снова и снова останавливала себя. Вещи Андрея с берега унесли патрульные морячки. Там ничего не осталось. И в палатке у него ничего нет, кроме одеяла, спальника и свитера. Может быть, кому-то пригодится...

...К автобусной остановке Марина выползла в сумерках. На лавочках сидело несколько человек. Все с пляжа, уставшие и обгорелые, как и положено отдыхающим. Обсуждали все одно: как утонул парень.

Подошел, тяжело отдуваясь, старый «икарус» с порванной резиновой «гармошкой». Полупустой. Все бодро загрузились в него, прилипли к окнам, глядя на Марину, которая с места не сдвинулась.

Шофер посигналил. В зеркало ему видно было, что на остановке девица осталась с сумкой большой. Заснула, что ли? Он посигналил еще раз. Наконец двери с шипением закрылись, автобус тяжело вздохнул, со скрипом качнулся и пошуршал по дороге к городу.

«Придет следующий, на нем и поеду», – подумала устало Марина.

А следующего все не было и не было. Стемнело, стало прохладно. Наверное, автобус сломался где-то на полпути. Или застрял...

Марина сидела на деревянной скамейке, прислонившись головой к металлической опоре навеса. Одна. Видимо, все с пляжа уехали. Через час пришел старик с козой. Поинтересовался, будет ли еще автобус в город. «Не знаю», – ответила ему Марина. Дед устало присел на скамейку и начал рассуждать сам с собой о погоде, природе, урожае винограда и о политике. А поскольку Марина не реагировала на дедовы причитания, то общался он со своей козой, доверительно рассказывая ей, что «усюю картошку поел жук, да еще и она, сука старая, молока не дает вообще», и «тьма така, что хоть глаз коли, как у негра, у этой самой... у преисподней!».

Наконец вдалеке показались огни. Судя по тому, что двигались они медленно, то был автобус, а не шустрый жигуленок и не одноглазый мотоцикл «Урал».

– Идет, холера! – Дед поднялся с лавочки и радостно чмокнул козе. – Щаз поедем, едрена мать!

Коза понимающе бекнула в ответ.

Автобус развернулся на кольце и устало затормозил под деревом. Водитель вышел, разминая косточки, кивнул Марине, как старой знакомой:

– Ну что, опять не поедешь?

– Поеду. – Марина взялась за ручки своей сумки, поволокла ее в автобус.

В дверях бился дед с козой, уговаривая ее войти. Коза уперлась рогами в землю и не желала никуда ехать. Дед ругался сочно и пытался втолкнуть животину в салон.

– Погоди, старый! – Водитель приподнял козу и впихнул ее в автобус. – Но платить за двоих будешь! Вот так вот!

Марина зашла в заднюю дверь и села в хвосте. Автобус печально вздохнул и, скрипя, тронулся. Марина прилипла к темному окну, пытаясь рассмотреть за ним море. Но не было ни луны, ни звезд и моря тоже не было. Только ей снова показалось, что с той стороны кто-то невидимый наблюдает за ней...

Весь следующий день она проплакала, лежа носом к стене, сказавшись дядьке с теткой больной-простуженной, а утром следующего дня они посадили ее в поезд и под «Прощание славянки» долго махали вслед, провожая.

А дальше все было так, как это случается очень часто: через пару месяцев Марина поняла, что положение у нее более чем интересное. Все это было так некстати, что даже не сказать! Третий курс института псу под хвост. Можно было бы дотянуть до летней сессии, но учиться у Марины не было сил. Да и срочно надо было устраиваться на работу, чтоб без копейки не остаться. Поэтому, пряча куда подальше свое интересное положение, Марина пришла в библиотеку рядом с домом, на двери которой уже полгода болталось объявление «Срочно требуется сотрудник». Деньги смешные, конечно, но зато и не фыркал никто, когда будущее материнство было уже не скрыть. К тому же Марина пообещала не бросать работу после родов. Да и какое там «бросать»?! Муж отсутствовал, мама пребывала в шоковом состоянии от сообщения и срочно подыскивала вариант обмена своей московской квартиры на ленинградскую, да еще и в определенном месте, отчего все затягивалось на неопределенное время.

А потом родился Егорка, которому Марина дала свою фамилию – Андреев и отчество – Андреевич. Несуществующему отцу сына она придумала героическую биографию – моряк Черноморского флота, погибший при испытаниях подводной лодки. А Егор как будто чувствовал ложь, никогда не пытал мать о том, кем был его отец.