Глава 8
В следующий раз он увидел Лану через несколько недель. Стояла не то что теплая, а просто неприлично жаркая погода. Народ, очумевший от скоростного таяния снега, а затем стремительного появления зеленых листочков и полураздетых девушек, лечиться шел вяло. К тому же, хотя на улице было плюс двадцать два, топили вовсю. На днях Марк даже позвонил в ДЭЗ. «Слушайте, — сказал он, — ну ведь если вы выключите отопление, то вам же лучше будет. Сэкономите топливо, или мощности, или чего у вас там…» — «Ага, — злорадно сказали ему, — а вот как заморозки ударят, вы все побежите жаловаться, что холодно. Тогда что?» — «Тогда включите», — как ему казалось, вполне резонно заметил доктор. «Еще чего, — окончательно рассердилась тетенька из ДЭЗа, — тогда уже включить ничего нельзя будет. Все, тю-тю, до осени. Так что грейтесь пока».
Марк сидел, пил воду со льдом и грустно размышлял, почему, ну почему отключить отопление в Москве на месяц раньше срока так же трудно, как выключить на месяцок какую-нибудь АЭС.
Жизнь в нашем любимом Отечестве вообще страдает отсутствием логики. Затаривался неделю назад на рынке. Мясо подорожало. «Почему?» — спрашивает. «Как почему, — удивляется дедок за прилавком, — да ведь доллар-то как вырос». Мясо смоленское. При чем тут доллар, интересно.
Сегодня утром Марк пошел купить тете Рае вкусненького. (Тетушка позвонила — жара, лифт не работает, гипертония замучила, — и вот он уже спешит на помощь.) Мясо опять подорожало, хотя доллар, прошу заметить, стоит на том же месте. В общем, чудны дела Твои, Господи.
Размышляя о странностях жизни, он чуть не наступил на Анастасию. Девица, одетая в шортики и несерьезную маечку на бретельках-веревочках, сидела на ступеньках подъезда.
— Привет. — Она радостно заулыбалась. Зуба по-прежнему видно не было, зато имели место быть тонкие металлические дужки-пластинки. Не сильно приятная вещь, но необходимая, чтобы удержать и расширить место для отсутствующего зуба. Куда-то ведь ему надо расти.
— Встань немедленно с камня, — сказал Марк.
— Да? (Ведь дразнится, хулиганка малолетняя.) А вы к тете Рае?
Она послушно поднялась и теперь стояла на ступеньках — лицо почти напротив. На носу при ближайшем рассмотрении обнаружились веснушки. В белокурых волосах (будет натуральная пепельная блондинка — держитесь, мужики) поблескивали заколочки со стразами.
— К тете. А где твой телохранитель? В кустах?
— Нет. Он же с работы. А сегодня мама не работает.
— И сегодня за тобой никто не смотрит?
— Слушайте, почему вы так уверены, что я не в состоянии позаботиться о собственном ребенке?
Лана стояла рядом. Джинсы по щиколотку, расшитые внизу веселеньким узорчиком, кофточка выглядит так, словно сильно села после стирки. И теперь она в обтяжечку совсем-совсем, да еще пуговицы внизу отсутствуют. «Или у меня солнечный удар, или у нее колечко в пупочке?» Марк старался не пялиться, но взгляд неудержимо стремился именно туда.
— Э-э, да я, собственно, ничего похожего не говорил.
— Нет говорили.
Серые глаза сердитые! Но вообще она решительно похорошела. И выглядит совсем девочкой — волосы в хвостик, никакой косметики.
— Да? Вы меня не так поняли.
— Да? (Черт, и эта дразнится.) Надеюсь. А теперь скажите мне: вы к тете Рае?
— Да.
— Ну так и идите.
Мегера. Лифт опять не работал. Доктор влез на шестой этаж. Тетушка уже стояла у двери.
— Марк, мой мальчик! Что бы я без тебя делала? — Тетушка любит патетику. Потом она заглянула в сумку, которую он водрузил на стол в кухне, и жизнерадостно добавила: — Может, я похудела бы.
Через некоторое время, поставив рыбу в духовку, доктор смешал кампари с грейпфрутовым соком, высыпал в высокие стаканы побольше льда — кубики так приятно звенят друг о друга и о стекло — и сел в глубокое кресло в гостиной, наконец-то вытянув ноги. Тетя Рая сначала поучала работающего в поте лица Марка, что он должен был бы сделать с той несчастной кефалью, если бы и впрямь умел готовить. Сама она при этом не проявила ни малейшего энтузиазма поучаствовать в процессе. Теперь тетушка пристроилась напротив и принялась снабжать его информацией — совершенно ненужной, между прочим, — о личной жизни Светланы. Вернее, об отсутствии таковой.
— И вот она работает и работает. Ты не поверишь, девочку из школы иногда забирает телохранитель — этот жлоб здоровый, Иван кажется. Ужасно невоспитанный — ни тебе здрасте, ни тебе до свиданья. Я уж ей говорю: давай, пусть девочка приходит ко мне — все веселее, чем одной дома сидеть. Я и покормлю. Так ты не поверишь — я, говорит, тогда буду вам платить как няне. Ой, я прямо смеялась. Деточка, говорю, мой муж был порядочный человек и не мог позволить, чтобы его жена плохо жила. Я не богачка, да и зачем оно мне? Но я могу и сама тебе заплатить эти несчастные пять долларов в час просто за удовольствие поболтать с такой милой девочкой. Вроде она поверила, что я не бедствую, так что теперь мы с Настей то плюшки печем, то она мне математику свою объясняет.
— Да? То есть ты сидишь с ее ребенком?
— А с чьим мне сидеть? У тебя детей нет, все не порадуешь. На лавочку с бабками — не хочу. Они мне все про свою пенсию да про то, что Лужков двадцать рублей прибавил, да тут же квартплата и поднялась — подумайте, благодетель какой!
— Благотворительностью, значит, занимаешься?
Тетушка фыркнула:
— Я занимаюсь тем, что доставляет мне удовольствие. Настенька мне нравится, и я даже убедила ее, что надо есть суп. Я очень убедительно говорю. Не поверишь, на рынке на прошлой неделе уговорила этого черного, носатого, что по таким деньгам помидоры не бывают, по таким деньгам бывает икра…
Молодой человек впал в сонное оцепенение. Словно ему снова девятнадцать, и он пришел к тетушке «за покушать», а она все говорит, говорит… Обстановка в ее квартире не изменилась совершенно. Это все были реликвии прошлой жизни, дорогие не столько ценой, сколько памятью.
Собственно антиквариата было немного — кофейный сервизик, неполный, пара серебряных подсвечников и стаканчиков, какая-то шкатулочка, кажется табакерка кого-то из братьев царя Николая, и сервиз кузнецовского фарфора. Мебель тетушка выбирала сама, дядя был не в восторге, но смирился. Она достала (помните это слово? Кто не знает, спросите у мамы или бабушки) румынскую или чешскую? Вкус у нее всегда был несколько… Короче, она купила диван, обитый синим плюшем, и самую помпезную стенку, какую только можно было достать во времена дeфицита. Небольшая квартира с трудом вместила изделие дизайнеров из тогда еще братской демократической республики. Со временем здесь ничего не изменилось. Лет через двадцать эта обстановка, наверное, тоже будет восприниматься как антикварная.
Рыбу тетя и племянник съели, от кампари плавно перешли к коньяку. Совсем по чуть-чуть и исключительно в лечебных целях — надо было снижать давление. Тетушка свято верила, что лучшее лекарство от гипертонии — рюмка-две армянского коньяка. Уж не знаю, то ли вера помогала, то ли коньяк, но к девяти часам давление у нее приобрело более приличный вид, и Марк стал собираться.
— Марк, мальчик мой, я хотела тебя спросить: тебе какой сервиз подарить на свадьбу — японский или кузнецовский?
Племянник опешил:
— На какую свадьбу?
— Ну когда-нибудь ты же женишься? Мне вчера звонила Валечка, ну ты знаешь, Симина дочка, она выходит замуж. Они пригласили меня на свадьбу. Я спросила, что ей подарить, Сима сказала, что молодым нужна посуда. Не пойду же я покупать это новомодное барахло, которое по деньгам.
Марк всегда знал, что у родственников губа не дура, но что до такой степени… Сначала хотел сказать: какой хочешь. А потом подумал: какого черта. «Женюсь я явно не скоро (ах, Марина, Марина) и ведь точно знаю, что японский сервиз тетушкин любимый. Дядя Миша привез его с какого-то конгресса стоматологов в Токио бог знает в каком году. Чашечки, желтоватые, легкие, расписанные то ли камышами, то ли бамбуком нефритового цвета, просвечивали насквозь. Блюдечки походили на лепестки чайных роз. Звук, который раздавался, когда чашечку ставили на блюдечко, напоминал звон колокольчиков где-то далеко, наверное в японском храме на горе Фудзияма. (Если там есть храм.) Пусть меня сочтут жмотом, — решил Марк. — Не хочу, чтобы это чудо досталось Валечке, которая будет кушать селедку с этих тарелок. Их должны касаться нежные и тонкие пальчики какой-нибудь гейши. А раз гейши нет, то пусть стоит в шкафу у тети Раи. А мы с ней будем им любоваться».
Все это он не постеснялся вкратце изложить тетушке. Она пожурила мальчика за нелюбовь к родственникам, но выбор его одобрила.
Домой доктор добрался не поздно. Все шло нормально, но привычка оглядываться и избегать малолюдных мест не оставляла его. Вообще-то мамаше, должно быть, удалось скрутить Вику, потому что никаких инцидентов не было, если не считать спущенных шин (все четыре), которые он обнаружил, выйдя с работы. Жалко, конечно, и резина недешева… Но что есть деньги, в конце концов? Тлен и суета. Дай нам, Господи, здоровья, а остальное мы и сами купим…
С физическим здоровьем все было более или менее, но вот душевное равновесие…
Катерина — с ее стороны Марк никак не ожидал подвоха — прибегает утром в кабинет и с таинственным видом говорит:
— Угадайте, Марк Анатольевич, что у меня для вас есть?
Он уж обрадовался и спрашивает:
— Мама пирожки с мясом пекла?
— Фу, — наморщила носик девица. — Все мужики одинаковые — только о еде и думают. Вот. — Она помахала в воздухе узким длинным конвертом. — Это вам.
— От кого?
— Секрет.
Доктор моментально отдернул протянутую было руку. Катя опять принялась хихикать и продолжала:
— Ну что же вы испугались? Вот не думала, что пациентки записочки писать будут. Берите и читайте, не мучайте бедную девочку…
Марк, должно быть, побледнел, потому что Катя вдруг перестала смеяться и удивленно спросила:
— Что с вами?
— Это… это тебе Вика дала?
— Да.
Господи! Ну надо же! Мужику стало нехорошо.
Чертова кукла! Ну почему ему досталась такая безголовая медсестра? Надо было соглашаться на Серафиму Петровну. Страшная, старая, вредная, но уж письма бы дурацкие точно таскать не стала.
— Катерина! Ты в своем уме?
— А что я сделала-то? — Девица хлопала на него глазами. Тоже мне купидон…
— Если хочешь знать, ее мамаша грозилась меня убить, если я подойду к Виктории ближе чем на два метра. Уж не знаю, что эта девчонка вбила себе в голову, но я записки ее читать не буду и вообще хочу, чтобы меня оставили в покое! Ты поняла? Ты подвергаешь опасности мою жизнь!
Кажется, он слегка переборщил, но не нарочно, от страха, должно быть. Катя вылетела из кабинета, хлюпая носом, и до конца дня была трогательно заботлива.
На следующий день позвонила тетя Сима:
— Марк, у меня к тебе просьба.
«Вот, — грустно подумал Марк, — я никогда не сумею произнести эту фразу так, чтобы вассал понял, что его осчастливили».
— Да?
— Я хочу, чтобы ты сходил с Валечкой на выставку.
— Я? Но она же вроде… Э-э, я думал, у нее есть молодой человек.
— У моей дочери есть жених. Кстати, она отправила тебе приглашение на свадьбу.
— Благодарю вас, еще не получил. Знаете, наша почта…
Тетушка бесцеремонно перебила его и изложила суть боевого задания. Оказывается, по случаю свадьбы родители жениха и невесты сложились и купили молодым квартиру. Ничего особенного, не «Алые паруса», но вполне приличный дом в районе Строгино. Так вот. Нужно купить дверь с хорошим замком, выбрать сигнализацию. Но доверить столь ответственное дело жениху тетя Сима почему-то не могла. Марк был незнаком с молодым человеком, но, выслушивая тетушкины наставления, не мог ему не сочувствовать. Получить в тещи тетю Симу… видать, бедняга умудрился чем-то сильно прогневить Господа.
Возможно, в другое время он бы набрался наглости и отказался, но сейчас все еще ходил в виноватых после того дурацкого случая, когда чуть не нажил себе невроз по вине принцессы Виктории, и потому безропотно объявил, что заедет за Валечкой в субботу часам к двенадцати.
Валечка была в своем репертуаре: опоздала на полчаса и даже не пригласила родственника подняться, Марк так и торчал в машине у подъезда. Сестрица выплыла из дверей, и он лишился дара речи: она вырядилась в какое-то вычурное зеленое платье и обвешалась золотом. На весьма сдержанное замечание, что они таки едут по делу, а не в гости, она высказалась в том смысле, что Марк должен быть счастлив, что видит рядом с собой хорошо одетую и привлекательную женщину. Каковой она, Валечка, и является в любое время дня и ночи. Доктор искоса взглянул на ее едва прикрытые короткой юбкой толстенькие ножки, вздохнул и решил не связываться. Упрямство и вредность девушка от мамаши переняла, а вот мозги почему-то по наследству к ней не перешли.
К тому моменту, как они добрались до выставочного комплекса, виски у Марка пульсировали болью — сестрица трещала всю дорогу. Он с трудом припарковался, вышел, открыл дверцу и извлек сокровище из машины. Купил билеты (можно подумать, эта чертова дверь нужна ему!), и они прошли в павильон. Валечка твердо сказала:
— Мы должны обойти все, — и направилась к первому ряду.
Марк попытался урезонить ее, объяснив, что их интересует лишь половина экспозиции, сосредоточенная во втором, дальнем, зале. В первом помещении обосновались представители различных охранных фирм и организаций. Но Валечка, не слушая, устремилась вперед. Сделав поневоле несколько шагов в ту же сторону, он сообразил, что ненормальную девицу привлек свет софитов. Телевизионщики снимали сюжет для какого-то московского канала. Как всегда, за камерами толпилось несколько зевак. Валечка обосновалась с комфортом, пропихнув свое плотное тельце в первый ряд. Двигалась она, как всегда, бесцеремонно, люди заворчали. Корреспондент, привлеченный шумом, сбился и начал что-то мямлить. Кто-то немедленно завопил:
— Стоп! Митька, что на тебя нашло?
— Да я ничего, — смущенно сказал молоденький мальчик с микрофоном. — Я ведь уже фирму представил, так что мы тут картинку вставим, а теперь Светлана Николаевна нам расскажет о работе своей организации.
Как и все остальные, Марк перевел взгляд на Светлану Николаевну и узрел Лану. Надо сказать, она смотрелась прекрасно. Строгий деловой костюм сливового цвета, гладко зачесанные светлые волосы, очень сдержанный макияж, из украшений — тонкая золотая цепочка на шее и бриллиантовые точечки в ушах. За ее спиной хорошо просматривался стенд с названием агентства — «Барс» — и двое молодых людей шкафообразного вида в одинаковых темных костюмах, белых сорочках и при черных галстуках.
Светлана, не обнаруживая ни малейшего волнения, улыбнулась человеку, стоящему рядом с камерой. Парень в наушниках протянул в ее сторону нечто, напоминающее ершик на длинной палке. Как Марк понял, это был микрофон. На камере загорелся красный огонек, стоящие вокруг люди притихли. Лана еще раз улыбнулась и собиралась что-то сказать. И тут Валечка, повернувшись в сторону толпы, громко и отчетливо произнесла:
— Марк, где ты? Пойдем отсюда! Нам это совершенно не интересно! Марк! Идем интересоваться дверями!
— Стоп! — немедленно завопил кто-то, видимо главный, но мелкий, потому что Марк со своего места видел только макушку кепки. — Это что? Уберите дуру! Мы сколько времени будем снимать этот сюжет?
Народ вокруг веселился. Валечка, услышав про дуру, набрала побольше воздуха и принялась что-то отвечать. Доктор готов был провалиться сквозь землю. Или, вернее, сквозь ковровое покрытие, устилавшее пол. Лана смотрела на него в упор, несомненно узнала, и теперь хохотала от души. Он подхватил родственницу под локоть и, не слушая воплей, поволок в сторону. Когда они оказались у входа во второй зал, он отпустил ее и сказал очень твердо, что, если она еще раз скажет хоть слово громче, чем шепотом, он уедет. И ему все равно, что подумает о нем тетя Сима.
Должно быть, на лице Марка была написана решимость непоколебимая, потому что Валечка присмирела и покорно поплелась выбирать дверь. «Наверное, я бесхарактерный идиот, — грыз себя стоматолог, продвигаясь от стенда к стенду и с тоской взирая на двери. — Ну почему я не послал ее к черту?» Нет, он таскался два часа, выбрал дверь, вместе с терпеливым, словно врач психбольницы, менеджером слушал глупейшие вопросы вполне вернувшей себе прежний апломб Валечки.
Заказали дверь, потом выбирали сигнализацию. Здесь Марк решил не торопиться. Есть ведь еще милицейская охрана, и, как бы он ни относился к тем акулам, что стоят на дорогах, соотношение цена — качество в плане охраны жилья говорило в пользу родного МВД.
Молодой человек не смог удержаться от маленькой мести и с самым невинным видом попрощался с девушкой у выхода.
— Как до свиданья? — Она вытаращилась на него с искренним изумлением.
— Видишь ли, у меня важная встреча здесь неподалеку, это касается статьи для докторской. Так что до дому доедешь сама — ведь не маленькая. Вон, видишь, буквочка «М» впереди: это метро.
— Метро? — тупо повторила она.
— Да. Всего хорошего. — И Марк быстро нырнул в ближайший переулок.
Обошел квартал и вернулся к выставочному комплексу. Стоя под прикрытием газельки на углу, внимательно осмотрел местность. Валечки видно не было. Тогда он опять вошел в павильон и добрался до того места, где обреталась Лана. Телевидение уже уехало, и все было вполне мирно. Теперь под вывеской агентства стояло два небольших столика. За одним сидел дядечка с лицом Штирлица. Те же мудрые, усталые глаза, породистый нос и суровая складка губ. Правда, он был облачен в штатский костюм, если не ошибаюсь, от Хуго Босса, но все же сходство было поразительным. Шкафообразные молодые люди переместились к краям стенда. Дядечка негромко в чем-то убеждал потного мужичка, по виду предпринимателя средней руки. За вторым столиком скучала Лана. Вернее, со стороны все выглядело так, словно девушка работает: перед ней разложены какие-то бумаги, она водит ручкой в блокноте, но Марк несколько минут стоял, наблюдая за ней. Она явно думала о чем-то своем, изображая занятость. Потом он перехватил пристальный взгляд правого шкафа и решил легализоваться, пока не отстрелили, как шпиона. Подошел поближе и негромко позвал:
— Лана.
Имя скользнуло с губ и прозвучало неожиданно ласково, почти интимно. Она вскинула голову, увидела участника недавнего шоу и тут же заулыбалась. Черт бы побрал Валечку. Лана встала, подошла к правому шкафу, который ел гостя недобрым взглядом, и сказала:
— Если понадоблюсь — я в кафе через два стенда, — потом подхватила Марка под руку и потянула за собой.
Они приземлились за колченогий столик, и она моментально вытащила сигареты из маленькой сумочки. Марк взял ее же зажигалку, зажег и дал ей прикурить. Потом спросил:
— Как Настя?
— Вашими молитвами. — Рот ее расползался в неудержимой улыбке, глаза смеялись.
Доктор вздохнул и печально сказал:
— Это моя троюродная сестра. Она скоро выходит замуж и потому в последнее время слегка взвинчена… Хотя, надо признать, всегда обладала вздорным характером.
Теперь она засмеялась и воскликнула:
— Не оправдывайтесь!
— Да я, собственно, и не собирался…
— Но она купила дверь? — Было понятно, что Лане доставляет удовольствие мучить мужчину.
— Купила. — Почему бы тоже что-нибудь не спросить? И как назло, в голову ничего умного не приходило. — Это был ваш генеральный? Такой, на Штирлица похож.
— Нет, это его зам.
Так, судя по тону и враз уменьшившейся веселости, тема выбрана неверно. «Боже, да что со мной? — почти испуганно думал Марк. — Я в жизни не страдал стеснительностью, даже в ранней юности. Всегда умел легко найти нужный тон и развеселить любую девицу». Сейчас в голове звенела пустота. Что бы такое спросить?
— А у вас правда пирсинг в пупочке, или мне померещилось?
Она вытаращилась на зарвавшегося стоматолога, приоткрыв рот. Машинально одернула пиджачок и явно не могла сразу подобрать слов для ответа.
Тут над их головой раздался трубный глас:
— Светлана Николаевна!
Девушка мгновенно вскочила и, бросив:
— Простите, работа, — унеслась следом за шкафом.
Что-то все разговор не получается.