Глава 7

Марк принял душ, вытянулся на кровати и занялся самоедством. Идиот. В чем-то Алан прав. Мало кому предлагают так недешево продаться. Мамаша согласна на многое, лишь бы детка получила желанную игрушку. Но ему не хотелось быть игрушкой. И на кой черт собственная клиника? «Может, я не тщеславен и не честолюбив», — думал Марк, но как-то мысль о директорском кресле не вызывала зуда в седалище. А может, он просто еще не дорос до директорского кресла. Не созрел. Но пока его вполне устраивает место врача. Еще Марк собирался стать доктором наук. Хотя черт его знает зачем — сейчас от этого одна морока: в издательство дай, материалы — на свои деньги, вместо того чтобы ехать веселиться, иногда приходится ваять главу… Хоть, надо признаться, наука доставляла ему удовольствие. И тетя Рая будет гордиться, что ее племянник — доктор наук. Марк хихикнул, вспомнив, как в прошлом году народ нахрюкался на банкете по поводу его кандидатской.

Сейчас он уже мог вспоминать этот момент своей жизни с улыбкой, но тогда наш дантист думал, что это страшный финал если не жизни, то карьеры точно. Защита кандидатской — даже если не ожидается неприятных сюрпризов — процесс несколько выводящий из равновесия. Нет, не подумайте, что работа была сырая и он нахватал отрицательных отзывов. Ничего подобного — все прошло на ура. И все же молодой человек волновался, кроме того, немаловажной частью любой защиты является, как известно, банкет. Так что он был в мыле и плоховато соображал, но все же от своих друзей не ожидал такого свинства. Чтобы снять помещение под банкет, Марк позвонил приятелю — тот тоже учился в меде, но потом как-то плавно перешел в торговлю и довольно быстро стал хозяином нескольких не очень больших, но милых заведений. Естественно, однокурсник рассчитывал на скидку и вообще умеренные цены. Но даже с тем, что приятель не собирался на диссертанте особо наживаться, цена за помещение Марка ошеломила.

— Стас, это не просто дорого, а очень дорого! Ты прикинь, сколько народу мне надо будет накормить и, главное, напоить! И это не считая фуршета для собственно комиссии, после собственно защиты. Ну подумай, может, у кого из приятелей есть что попроще?

— Марк, не смеши меня! Что ты хочешь? Пивной павильон в Северном Бутове? Ты ведь желаешь получить приличное помещение в центре и чтобы никто не умер от пищевого отравления, я правильно понимаю?

— Ну… да.

— Тогда ты должен понимать, что это реальные цены… Постой-ка. Собственно, у меня тоже есть еще один зал… — несколько неуверенно протянул Стас. — Я его недавно взял, не раскрутил еще, хотя место неплохое — на Лесной, недалеко от «Белорусской».

— Ну?

— Э-э, там все не очень солидно, понимаешь?

— Да ладно тебе! С потолка не капает?

— Ты что? Нет, конечно! Как раз наоборот — столько денег вбухал в ремонт и отделку…

— Столы, стулья, ложки-вилки есть?

— Само собой! Кроме того, в цену входит развлекательная программа…

— Ну так это просто здорово! А то я терпеть не могу, когда гости сидят как на свадьбе и ждут, пока тамада выскажется. Там будут и люди с работы, и родственники, поэтому развлекательная программа — это замечательно! Она поможет снять неизбежную официальность мероприятия.

Ему бы, дураку, прислушаться к интонациям друга, но Марк был в запале, на нервах, и не обратил внимания на нотки сомнения в голосе Стаса. Правда, оказалось, что он не один такая сволочь. Поняв, что доктор мало вменяем, Стас позвонил еще двум бывшим однокурсникам, с которыми Марк имел несчастье вместе работать. Те пришли в полный восторг от открывшихся перспектив, заверили сомневающегося Стаса, что программа — именно то, что нужно, и заказали на свои деньги фотографа. Даже денег не пожалели!

Короче, оказалось, что это детское кафе. Думаете, зал был оформлен как домик Белоснежки и семи гномов? Ха — включите телевизор и посмотрите первый мультфильм, какой вам попадется. У меня от половины пропадает аппетит. Какие-то чудики, по сравнению с которыми Чебурашка — советский монстр, так сказать, — просто белый лебедь. Не могу понять, почему детям предлагаются в качестве положительных героев всякие уроды. Честно, Марк как-то видел мультик, где главными героями были мертвецы — скелеты всякие, мумии и вполне узнаваемые мертвяки с трупными зелеными пятнами. Брр.

Короче, огромное помещение представляло собой смесь городских трущоб с какой-нибудь космической базой. Официантки, принимавшие участие в развлекательной программе, были одеты в странные, яркие и сильно обтягивающие костюмы с большим количеством нестандартных украшений — металлические звезды, полумесяц во лбу, в невероятные косы вплетены метательные ножи. Потом доктору пояснили, что это героини какого-то суперпопулярного японского мультика. Еще там был Бэтмен, Человек-Паук, два придурка, одетые черепашками, почему-то тоже вооруженные до зубов. Всем гостям на входе выдали по пистолету, который стрелял красным лучом. Народ дико оглядывался и удивленно перешептывался. Марк решил, что обслуга что-то напутала, но тут вечер начался. Как только все расселись за столами, на небольшую эстраду выполз один из придурков-черепашек и произнес речь, из которой следовало, что все собрались здесь по очень торжественному поводу — отметить успешную защиту кандидатской диссертации, но, несмотря на то что мир от этого научного достижения, несомненно, стал чище и добрей, доктор Зло не дремлет и каждый из присутствующих, кто убьет вражеского агента, получит приз из рук самой Сейлор Мун… Впрочем, женщинам награды вручать будет сам Бэтмен; вышеуказанные персонажи высветились на верхних ярусах декораций — нелепые трико не скрывали совершенных по форме тел. Народ, который выпил еще только по первой, недоуменно гудел. Потом некоторое время все шло неплохо. Черепашка провозглашал тосты, таскал микрофон по залу и подсовывал его кому-нибудь из гостей, чтобы они могли высказаться во славу именинника, то есть кандидата, то есть Марка. Но потом вдруг, в разгар речи тети Симы, где-то высоко распахнулось окно, из него высунулся какой-то урод с улыбкой от уха до уха, раздался рвущий уши звук автоматной очереди, и черепашка упал к ногам тетушки, хрипя и заливаясь кровью. Микрофон он успел пихнуть ей в руки. В него-то тетя Сима и завизжала. На сцену выскочил Бэтмен и принялся палить из лазерного пистолета во врага, крича гостям:

— Что сидите? Где ваше оружие, защитники хреновы? Так всех перебьют, и доктор Зло захватит мир!

Подобрав отвисшую челюсть и бросив на произвол судьбы свою спутницу, которая строила глазки Тарзану, Марк помчался искать Стаса. Само собой, его нигде не было. А персонажи, когда он налетал на кого-нибудь и требовал прекратить это безобразие, потому что здесь солидные люди, только тупо смотрели на доктора и повторяли с упорством дрессированных попугаев: «Шоу маст го он» («шеф приказал»).

Дальше это самое шоу понеслось вскачь. Гости втянулись, словили фишку и принялись самозабвенно палить в разных злодеев. Кого-то Тарзан учил летать на тарзанке над ямой, полной резиновых мячиков, кто-то дрался на мечах с Джедаем, кто-то из дам танцевал с Бэтменом вальс, кого-то брали в плен инопланетяне, обматывая светящейся паутиной костюм от Лагерфельда… Конца вечера диссертант не увидел, — желая поскорее добраться до своих похорон, которые и так непременно воспоследуют после такого концерта, он хватил полный бокал коньяку, и через пять минут черепашки отволокли тело новоиспеченного кандидата наук в кабинет Стаса. Слава богу, там имелась комнатка с туалетом и умывальником, где он и провел остаток вечера в мучениях.

Как ни странно, большая часть знакомых осталась довольна. Марка хлопали по плечу и говорили:

— Ну ты даешь, Марк! Да ты такой продвинутый, оказывается!

Правда, молодому человеку показалось, что кое-кто из старшего поколения решил, что он не столько продвинутый, сколько подвинутый, но здороваться с ним не перестали, и то слава богу. Тетя Сима, должно быть, и не удивилась недавнему звонку. Наверное, давно ждала чего-нибудь в этом роде от ненормального племянника.

Вторая серия кошмара началась, когда фотограф напечатал снимки. Негодяи, познакомившись со сколько-то там родными сестрами Марка, посвятили их в свой план и собирались хорошенько повеселиться, раздав родственникам карточки на каком-нибудь семейном торжестве, чтобы те, кому не довелось присутствовать непосредственно на празднике в кафе, могли получить свою долю удовольствия. И то же самое сделать на работе, — они колебались между стенгазетой и простым просмотром снимков в ординаторской. Но тут Марку крупно, фантастически повезло. Он подслушал разговор одного из друзей с фотографом по телефону. Этот гад хихикал и потирал руки, выслушивая комментарии фотографа, а Марк, держа в руках трубку параллельного аппарата, обливался холодным потом и скрипел зубами. Почувствовав, что разговор идет к концу, он бросился к Кате и велел ей под любым предлогом вызвать этого мерзавца из кабинета и удерживать его в коридоре минут пять.

— Но что я ему скажу? — Девица хлопала на шефа коровьими ресницами.

— Что хочешь! Иди!

— Но, Марк Анатольевич, я не знаю…

— Катя! Это вопрос жизни! Понимаешь? Иди, иначе отдам тебя Степану Семеновичу!

— Но как я его задержу? — Эта коровушка неохотно двигалась к двери.

— Как хочешь! Хоть отдайся ему, но только в коридоре. Мне надо, чтобы он ушел из кабинета на пять минут.

Через неплотно закрытую дверь Марк наблюдал, как Катя с коллегой покинули кабинет и направились в сторону ординаторской. Девушка что-то мило чирикала. Как только они скрылись за поворотом коридора, он метнулся в кабинет, схватил трубку и набрал дозвон последнего номера. Чистый детектив! Но что делать? Он спасал свою жизнь, — если бы в руки родне попала фотография тети Симы с Тарзаном, Марка отлучили бы от семьи. А если завотделением увидит свои похождения с… кто же это был? — короче, одна из тех девиц, с длинными косами и полумесяцами… А ведь Марк в этом институте еще докторскую надеялся защитить. Так что он в буквальном смысле спасал свое будущее. Ему повезло, трубку снял фотограф, и доктор бросился в бой. Он никогда не думал, что вспомнит столько разных слов и выражений. А также сможет угрожать человеку такими нехорошими вещами. Но слова лились гладко, словно он полжизни работал в подвале Лубянки. И Марк таки смог предотвратить катастрофу — фотограф испугался и продал снимки ему. Через час Марк уже стоял в его студии с деньгами в руках и зверским выражением лица. Само собой, негативы он забрал тоже. На прощание еще разок повторил, что сделает с ним, если где-нибудь когда-нибудь всплывет хоть один снимок. Тот в ответ поклялся собственным здоровьем, что не желал доктору зла, — ребята просто хотели, чтобы остальным тоже было весело.

Негативы Марк уничтожил. А фотографии оставил. Честно говоря, они жутко смешные. Особенно это помогает накануне разного рода семейных мероприятий — чтобы не тошнило от скуки. Или после ученого совета, если кому-то не понравилась его статья.

А Стасу он отомстил. Нет, стоматолог не мучил его в кресле и даже не поджег его чертово кафе. Марк познакомил Стаса с Алиской. Самое забавное, что они вместе до сих пор. Марку, как старому другу, да еще и врачу, девушка докладывает чуть ли не обо всех новых местах и позах в своей коллекции. И иногда он тихо злорадствовал, представляя себе, как Стас, обладатель пивного животика, коротких ног и намечающейся лысины, старается оказаться на высоте в открытой карете вечером посреди Булонского леса… Что ж, пусть он тоже получит свою долю экстрима. Эти воспоминания на некоторое время приглушили душевную изжогу, но потом горькие мысли о дне сегодняшнем вернулись. Марк опять разозлился. Черт, ему нравится его жизнь, и он не хочет никаких сумасшедших баб с их сумасшедшими деньгами. В конце концов он все же заснул.

Проснулся оттого, что устал спать. Такое случалось редко, но сейчас это было именно так. Тело, отлежав все, что можно, требовало движения и желательно питания. «Когда же я ел нормально в последний раз? — мучительно вспоминал молодой человек. — Жрать хочу!» Он выскочил из постели, принял душ, обнаружил, что кто-то заботливый приготовил чистое белье и новую зубную щетку, с удовольствием привел себя в порядок и поспешил в кухню. Там обнаружилась кухарка — солидных размеров тетка, чем-то неуловимо похожая на тетю Раю.

Марк представился и попросил чего-нибудь покушать. Тетка засуетилась, молодой человек сел к столу и через пару минут принюхивался к восхитительному омлету, который скворчал на сковороде. Но тут на пороге нарисовался Славик и, окинув доктора пустым взглядом бесцветных глаз, возвестил:

— Прошу в столовую.

— Что-то срочное? — Марк улыбнулся почти заискивающе. — А можно мне сначала поесть?

— Господа едят в столовой. Прошу. — Телохранитель демонстративно встал боком к двери.

Стоматолог посмотрел на кухарку, но она возилась у плиты и не издала ни звука. Спорить было глупо. Что он должен сказать? Что хочет есть здесь? Что он не хозяин, а потому его можно не причислять к господам? Марк встал и молча пошел в столовую. Хорошее настроение испарилось, как не было.

День тянулся и тянулся, совершенно бесконечный и пустой. Ровно в шесть позвонила тетя Сима и голосом жестким, как наждачная бумага, спросила, почему он не пришел на прием. Черт, надо было отзвонить, а он забыл. Марк порадовал тетушку, сказав, что слежка ему не привиделась и потому его проблемами теперь занимается Алан. Потом принялся многословно извиняться. Тетушка перебила молодого человека на второй фразе кратким и крайне ядовитым высказыванием по поводу состояния его памяти и повесила трубку. «Ох, не люблю обижать родственников», — сказал себе Марк, позвонил в цветочный магазин, где работала знакомая девочка, и договорился, что завтра тетушке доставят букет любимых ею желтых роз. На карточке попросил написать: «От забывчивого племянника с извинениями». Потом перезвонил и велел слово «забывчивый» заменить на «бестолковый». Престарелые родственники обожают, когда молодежь сознается в своих недостатках и посыпает голову пеплом.

Алан приехал поздно. Было видно, что он устал: под глазами появились темные тени, губа оттопыривалась больше обычного.

— Ну, мой мальчик, мы выиграли эту битву, и ты можешь по-прежнему наслаждаться столь любезной твоему сердцу свободой.

Марку показалось, что он взглянул на него с жалостью.

— Алан, я твой должник!

Дядюшка кивнул.

— Как ты это сделал? Что ты им сказал?

— Тебе это знать не обязательно. Важно то, что мадам оставит тебя в покое. Единственное, будь все же поосторожнее, так как девочка может что-то предпринять по собственной инициативе — она крайне избалована, к тому же возраст такой… Мой тебе совет — избегать встречи с ней любыми способами. И в темноте не ходить по темным дворам. Ее карманных денег хватит на то, чтобы заплатить каким-нибудь отморозкам за твои синяки.

Марк опять горячо начал выражать благодарность. Алан устало отмахнулся.

— Если хочешь, можешь переночевать здесь… — Он сделал паузу, и племянник быстро сказал:

— Нет-нет, я домой. Сейчас и поеду, пока не поздно.

— Слава! — Дядя чуть повысил голос.

На пороге нарисовался шкафообразный молодой человек.

— Отвезешь Марка домой.

Телохранитель кивнул и вышел.

— Не знаю за что, но мне кажется, он меня не любит, — механически сказал доктор.

— А ты невежливо говорил с его другом, — хмыкнул Алан.

— Да? С другом? Каким это?

— С моим секретарем.

— Славик? — Челюсть у Марка отвисла. — Друг этого… э-э… твоего секретаря?

Дядя кивнул, с удовольствием глядя на растерянную физиономию молодого человека. Черт, вот уж никогда бы не подумал!

Короче, этой ночью наш стоматолог спал в своей постели. В понедельник понесся на работу как на праздник. Первым делом заехал в цветочный, оплатил розы, которые заказывал для тети Симы, и попросил послать Алану корзину орхидей. Дорого, но зато они будут чудесно смотреться в гостиной. Потом поехал в супермаркет и выбрал дорогущую бутылку виски. Пока все. Но через полтора месяца у дяди день рождения, и если Марк к тому моменту будет еще жив, то придется разориться на нечто антикварное.

Он позвонил тете Рае, которая, обрадованная, что голос у племянника бодрый и хандра прошла, принялась жаловаться на давление и намекать, что ее все забыли. Ну что делать? Во вторник он поехал к ней, предварительно затарившись на рынке, — тетушка терпеть не может продукты из супермаркета. Говорит, они все ненатуральные.

В подъезде нос к носу столкнулся с Настей и ее мамой. Они поздоровались, и ребенок продолжил с того места, где доктор ее перебил:

— Ну пожалуйста, ну давай поедем покататься!

— Поздно уже, — устало сказала Лана.

— Тогда купи мороженое!

— Завтра.

— А завтра мне вообще ничего нельзя будет! — Девочка начала хлюпать носом. — Вот умру, будешь знать!

— Не говори глупостей, — спокойно отреагировала мать.

— Тебе все глупости, а мне страшно!

— Не бойся, — вмешался Марк. — Сначала сделаю укол, и ты почти ничего не почувствуешь. Будешь дремать…

Они обе взглянули на него так, словно только что обнаружили на площадке двуногого таракана. Потом отвернулись, и Настя продолжила нытье:

— Ну, тогда я хоть кино посмотрю по СТС…

— Смотря что за кино будет.

Двери открылись, и мама с дочкой вошли в лифт. Третьим поехал велосипед, доктор остался ждать своей очереди. «Что-то всем я не нравлюсь в последнее время», — задумчиво сказал он себе.

Конечно, в среду в два часа черт понес Марка в хирургическое отделение. В предоперационном боксе сидела Анастасия, как испуганный котенок, сжавшись на кушетке. Сегодня она была одета совсем просто — майка и лосины, волосы стянуты в хвост, чтобы не мешали. В углу сидел Иван, всецело погруженный в электронную игру, жалобно попискивавшую в его лапищах.

— И кто это у нас здесь? — преувеличенно бодро начал доктор. — Неужели Анастасия?

Она молча и без улыбки смотрела на него, как кролик на удава.

— Эй, дружок, скажи что-нибудь.

— Мне страшно, — сказала она.

И что он должен отвечать?

— Да? Не бойся. Тебе сделают укол, и ты ровно ничего не почувствуешь. Думай о том, какая ты будешь красавица, когда зуб вырастет.

— А если не вырастет?

— Куда же он денется?

Тут пришел анестезиолог — делать премедикацию. Губы у девочки задрожали. Черт, где носит эту мамашу?

— Ну-ка, не реви. Это всего лишь укол в попку. Зато потом ты будешь дремать и проспишь все самое неприятное. Давай-ка, как там в стихах — «я уколов не боюсь, если надо уколюсь»…

Она молча легла на кушетку, уткнувшись головой ему в колени. Марк обнял ее за плечи. Плечи дрожали. Укол, честно сказать, довольно долгий — и к концу она ревела уже в голос. Молодой человек крепко держал ее плечи, другой рукой придавив спину — дернется, будет еще больнее. Тут в открытую дверь он увидел Лану. Вернее, увидел, как по коридору, стуча высоченными каблуками, быстро идет шикарная блондинка — гладко зачесанные волосы, черные очки, яркая помада. Бордовая кожаная курточка, черные брючки в обтяжку. У порога оперблока путь ей преградила сестра:

— Куда в сапогах?

Блондинка молча скинула сапожки и поспешила дальше, на ходу снимая очки. Только тут Марк сообразил, что это Лана. Бесцеремонно отпихнула его, переложила Настину голову к себе на колени и принялась ворковать и утешать. Девочка постепенно успокоилась и минут через десять начала дремать.

Лана чуть покачивалась, баюкая дочку. Со своего стула у двери Марк иногда разбирал часть того, что она бормотала-напевала: «Моя девочка, мое солнышко… придет серенький волчок… все заиньки спят, и лисоньки спят…» Женщина, укачивающая ребенка, почему-то всегда похожа на Мадонну. Он и не заметил, когда она стерла помаду, но теперь губы ее, обретя свой естественный цвет, казались мягче, лицо светилось нежностью.

Потом пришел анестезиолог с медсестрой, и они под руки повели полусонную Настю в операционную.

Марк проводил их до порога, но дальше не пошел. Не стоит входить в одну реку дважды. Ему сегодня еще работать, нельзя, чтобы руки дрожали.

Когда он вернулся, бокс был пуст. Иван и Лана курили на лестнице. Проходя мимо, доктор уловил обрывок разговора:

— Я тебя прошу, ну опять эта чертова машина сломалась; я же не могу везти Настю на городском транспорте после операции, да и тачку ловить долго…

— Да у меня тренировка.

— Иван, ну же. Я заплачу. Сколько тебя устроит?

— Ну полтинник, я ведь с полвторого тут торчу.

— Хорошо.

— Отвезу только до дома, и все.

— Да, конечно…

Ни фига себе, полтинник. Дорогая у Насти, однако, няня — пятьдесят долларов три часа.

Он вернулся минут через тридцать — сорок. Лана сидела в боксе, Ивана видно не было. Настя еще была в операционной.

— Марк, здравствуйте. — Женщина вымученно улыбнулась доктору. — Что-то так долго… Как вы думаете, там все нормально?

— Думаю, все хорошо. Эмма Львовна — отличный специалист.

Они помолчали. Марку было ее жаль: сидела как на иголках, вздрагивая от каждого крика, доносившегося из операционных. Она удивительно напомнила Настю, которая сидела сжавшись на этом же диванчике всего какой-то час назад. Вспомнив жалкое личико девочки, он не удержался:

— И где же вы были? Наверное, важные переговоры?

Она даже не расслышала сарказма в его тоне и ответила вполне спокойно:

— Нет. По средам с двенадцати совещание у генерального. Иногда оно быстро заканчивается, а иногда может затянуться. Сегодня еще повезло.

— Да? Вы меня простите, но я вас просто не понимаю. Что, неужели нельзя отпроситься? Ведь вашему ребенку не каждый день делают пусть небольшую, но все же операцию…

Хоп. Она выпрямилась. Мадонна пропала. На мужчину смотрела решительная женщина, опасная блондинка, которую все порядком достали.

— Конечно, вы меня не понимаете. И почему-то при этом судите… Если бы мне не нужны были деньги, я бы с удовольствием сидела дома, и встречала бы Настю из школы, и все такое. Но ее папа считает алименты пережитком — да и черт с ним, зато ничем не обязана… Я работаю полный день, иногда больше, и помочь мне некому. Раньше с Настей возилась бабушка, но она умерла в начале года.

Она прижала пальцы к дрогнувшим губам, и он испугался, что женщина расплачется. Но нет, она только глубоко вздохнула и продолжала говорить; Марк даже не понял — то ли с ним, то ли просто потому, что душа переполнилась печалью.

— Знаете, мы не очень ладили. Она считала, что нельзя было уходить от мужа, что надо терпеть, лишь бы мужчина был рядом. Но я не смогла. Ну и вообще мы часто ссорились: я не так готовила, не так одевала ребенка — обычный в общем-то конфликт поколений. И так все это раздражало… А потом она умерла, и я вдруг поняла: все, я больше не дочка. Понимаете? Сначала ты чья-то дочь и даже внучка. Если повезло, то даже во взрослом возрасте можно сохранить этот кусочек детства… пока живы бабушка, или дедушка… или мама. Только они будут ворчать, и варить кашу, как ты любишь, и помнить, какой ты была в детстве. И беречь школьные дневники.

Слезы все-таки потекли из ее широко распахнутых глаз. Марк сидел молча.

— А потом ты остаешься одна и только тогда понимаешь, что это навсегда. И так страшно… — Лана вытерла ладошкой щеки, шмыгнула носом и вспомнила о присутствии мужчины. — Я не о том хотела сказать. Я юрисконсульт в солидной охранной фирме и получаю очень приличные деньги. Но до смерти боюсь потерять эту работу, потому что мне надо содержать ребенка… — Она помолчала. — Это только сказать легко «отпроситься». Вы просто не сталкивались с этими людьми. В основном они бывшие военные. Женщину как делового человека они воспринимают с большим трудом. Мне приходится работать очень много и быть очень осторожной. Для шефа женщина-юрист — это причуда… вроде говорящего попугая и аквариума с пираньями в холле. Ну, еще у меня, честно сказать, есть связи — многие мои однокурсники сейчас хорошо устроены и при чинах. И все же… Если я буду вести себя как обычная женщина на предприятии — отпрашиваться пораньше, бегать по магазинам в перерыве, — он тут же меня уволит.

Она умолкла. Марк не знал, что сказать. Лана смотрела на него серыми глазами, в которых стояли слезы, и он чувствовал себя негодяем.

Открыл было рот, но тут на пороге операционной показалась Настя, и Лана забыла о стоматологе и о своем генеральном, наверное, тоже. Марк потихоньку ушел.

Да, а интересная, должно быть, жизнь. Значит, пираньи и женщина-юрисконсульт как представители экзотики. Хотел бы он посмотреть на этого генерального.