Глава 6

На следующий день невроз или преследователи были тут как тут. Правда, «жигулей» Марк не заметил, но ему показалось, что теперь это был старый «фольксваген», серый и неприметный, как мышь. Водителя он не смог разглядеть. Потом, среди дня, в кабинет вполз пожилой и крайне респектабельный дядечка, в чьей национальности нельзя было ошибиться, так же как и в национальности самого Марка. Одет он был неброско, но плоские часы на кожаном ремешке стоили бешеных денег, а в угол дед поставил трость с серебряным набалдашником. Он сел в кресло и пожаловался на зуб под коронкой. Марк посмотрел, решил, что дело не в зубе, а в придесневом кармане, но на всякий случай отправил дядечку на рентген. И опять доктора поразило то, что дедок на него смотрел. Поймите меня правильно. Вот вы рассматриваете своего стоматолога? Ведь нет. Вы думаете о себе, боитесь боли, жалеете деньги, и потому, даже если разговариваете с врачом, интерес ваш направлен на собственную персону. А этот человек интересовался Марком, и это было странно. Хоть он ничего даже и не спросил. Так, обычный обмен фразами: «Что вас беспокоит?» — «Зуб под коронкой то побаливает, то отпускает». — «Давно протезировались?» — «Да порядком. Но я доволен — уж и позабыл, что не свои…» и так далее и тому подобное. Ничего не значащий разговор, но маленькие темные глазки цепко оглядывали беднягу Марка, которого опять прошиб пот. Ему вдруг показалось, что старикан точно знает, сколько Марк весит и что обычно ест на завтрак. Что он вообще все про него знает. Это было странное и очень неприятное чувство.

Марк твердо пообещал себе, что в выходные позвонит тете Симе и напросится на прием. Карман он обработал, прописал полоскание, и дядечка ушел. Дальше день покатился как обычно. Пациенты, кофе в ординаторской, сплетни о друзьях и коллегах. Пломбировочный материал опять подорожал. Обедать он не пошел, так как объелся пирожков, присланных Катиной мамой. Она доктора балует, потому что он хороший начальник. А почему бы нет?

В конце дня в коридоре Марк увидел Вику.

Она опять была в чем-то светлом и воздушном, вот только выглядела грустной и несчастной. Должно быть, опять труса празднует.

— Привет, красавица.

Голубые глаза уставились на доктора не мигая.

— Что такая печальная?

Губы дрогнули, но ни звука он не услышал.

— Так, ну-ка, соберись. Помнится, я велел тебе научиться чистить зубы. Пошли.

Марк отвел девушку в кабинет профилактики, но тут выяснилось, что она забыла щетку. Пришлось идти с ней на первый этаж в киоск. По дороге спросил, на какое время она записана.

— Ни на какое. У вас все было занято.

К его изумлению, она опять чуть не плакала, хотя отсрочка визита должна бы порадовать. Ох уж мне эти девушки.

— Ничего, ради принцессы Виктории не грех поработать и сверхурочно. Почистишь зубки, подходи. У меня последний пациент в пять, а потом возьму тебя, идет?

Она кивнула. Тут на Марка Анатольевича налетел Арлен — приятель из хирургии — и потащил знакомиться с кем-то.

Вика оказалась послушной девочкой — дождалась, пока он выпроводил пятичасового пациента, и грациозно села в кресло, выпрямив длинные ноги с чудесными коленками. На этот раз даже обошлись без укола — дырочка была небольшая, и Вика держалась молодцом.

— Ну вот и все, королева. — Врач положил инструменты и снял с девушки салфетку. — Бегите, очаровывайте подданных и хорошенько чистите зубы два раза в день. Тогда мы с вами увидимся не скоро. — Рассчитывал посмешить ее, но, к его изумлению, из голубых глаз вдруг хлынули слезы, Вика по-детски зашмыгала носом, вскочила с кресла и пулей вылетела из кабинета. Марк остался сидеть с открытым ртом, глядя на дверь.

В тот же вечер он позвонил тете Симе. Прямо с работы. Она некоторое время слушала бессвязный лепет племянника, потом твердым голосом велела принять успокоительное и провести выходные на свежем воздухе. Побольше физических упражнений, секс не возбраняется. Пища должна быть простой и необременительной. Никаких пьянок, и в понедельник она ждет Марка к шести часам в кабинете. При себе иметь анализ мочи.

Он не понял, на кой черт ей анализ, но послушно заехал в поликлинику, пописал в баночку, сказал, что результат заберет в понедельник, и поплелся домой. На молодого человека навалилась странная апатия. Даже назад смотреть не хотелось — едет или не едет там «фольксваген». «Надо же, — расстраивался Марк, — мне ведь нет еще сорока, а здоровье уже ни к черту». И не то чтобы наш доктор переутомлялся. Работу свою он любил и обычно не набирал уж очень много пациентов — денег хватало и качество терять не хотелось. Вообще, физически Марк чувствовал себя совершенно здоровым. И надо же — черепушка подводит… Все выходные молодой человек жил как праведник. Ел отварную картошку с отварной же курицей. На ужин — кефир. Прибрал в квартире, почитал детективчик. Никаких стрессов. Спортзал днем, вечером чай с тетей Раей.

В спортзал он шел, честно сказать, не только за спортом, но и за тем самым сексом, который не возбраняется. Но к огромному разочарованию, узнал, что персональный тренер — Леночка — умотала на неделю куда-то в горы. Девушка обожает всякие экстремальные виды спорта и имеет чудесное тело, которое способно на совершенно немыслимые повороты… Еще у нее есть сережечка кое-где. Не скажу где, но это необычно и забавно. Марк очень надеялся отвлечься и развлечься, но, видно, не судьба. Так что пришлось ограничиться спортом. Потом купил пирожных и поехал к тете Рае на чай.

Тетушка быстренько сообразила, что ее любимый мальчик не в своей тарелке, и принялась его пытать. Но Марк держался как партизан. Вяло бубнил, что устал, и все. На ночь послушно глотал таблетку персена — его дают без рецепта. Спал как ежик. Дни тянулись, как в детстве, когда болел, — долго и как-то томительно. Интернета тогда еще не было, и он, как все дети того времени, проводил дни читая книжки. Ну, еще рисовал. Это была своего рода тайная слабость: он не учился на художника, но на фоне одноклассников выглядел если не Репиным, то уж как минимум Бидструпом. Особенно здорово Марку удавались карикатуры на учителей и… как бы это… этюды с обнаженной натурой. Гормоны, что вы хотите. Он всегда тщательно прятал свои работы. Потом, когда на горизонте замаячил выпускной, стал подумывать: а не рвануть ли куда-нибудь, где обретаются столь же одаренные натуры, в Суриковский например? Правда, мальчик он был осторожный, а потому сначала зашел в ближайший Дворец пионеров и посмотрел работы ребят, которые занимались в студии. И решил: «Не буду ломать семейную традицию и пойду в мед. Делать надо то, что умеешь делать хорошо». Почему-то Марк не сомневался, что сможет стать неплохим стоматологом. Даже — хорошим стоматологом. Возможно — отличным стоматологом. Но он вдруг понял, что быть неплохим художником — это не вариант. Лучше уж никаким.

И вот теперь наш дантист, измаявшись от бездельного ожидания, достал бумагу и карандаши. Нарисовал Вику. Какая-то она получилась… никакая. Лиля, которую он рисовал множество раз, не желала получаться вовсе. Он вздохнул, убрал свое хобби обратно в шкаф и пошел читать детектив.

Короче, Марк выполнил все тетушкины указания, кроме здорового секса. Просто не придумал, где его взять за такой короткий срок: новой подружки у него не образовалось, а вяло потасовав в воображении образы бывших приятельниц, он как-то не ощутил прилива энтузиазма. Проститутки мало ассоциируются со словом «здоровый», а потому были отвергнуты сразу.

Так что в понедельник Марк Анатольевич поехал на работу такой весь прозрачный, безгрешный и готовый к худшему. Хотя нет, ни к чему он не был готов. Просто запретил себе думать о том, что будет дальше. Надо пережить визит к тете Симе, а там посмотрим.

С утра все было нормально. Но перед самым обедом случилось нечто. Дверь открылась, пропуская очередного пациента, и он услышал сдавленный Катин вздох. Быстро обернулся — на пороге стояла мамаша Виктории. Ну, дама, конечно, производит сильное впечатление, но ничего из ряда вон здесь не было. Если одному члену семьи врач понравился, то часто приходят и другие. Поэтому наш доктор улыбнулся ей как старой знакомой и сказал:

— Здравствуйте. Прошу вас. Карта есть?

Но мамаша и не думала садиться в кресло. Она посмотрела на медсестру и коротко сказала:

— Выйди.

Катя посмотрела на шефа вопросительно.

— Простите, — начал молодой человек. — А в чем дело? Работать без сестры невозможно или, по крайней мере, очень неудобно…

Мамаша продолжала буравить Катерину взглядом маленьких линялых голубых глазок.

Девушка, то ли всхлипнув, то ли пискнув, выскочила из кабинета.

Женщина перенесла внимание на персону Марка. Несколько секунд она просто смотрела на него, словно… словно он был штука ситца. Потом прошла к столу и села. То ли сказывалось действие лекарства, то ли молодой человек просто впал в ступор, но продолжал лишь молча таращиться на наглую бабу. Тут дверь вновь открылась, и в кабинете нарисовался давешний дедок — ну тот, с серебряным набалдашником на трости и придесневым карманом. Марк почувствовал, что ему не хватает воздуха, и теперь очумело переводил взгляд с женщины на мужика. Дедок огляделся. Из посадочных мест в кабинете было свободно только стоматологическое кресло. Туда ему явно не хотелось. Тогда этот пенек подошел к доктору — тот сидел на крутящейся табуреточке возле кресла — и ласково сказал:

— Уступи-ка старшему.

Не поверите. Вместо того чтобы конкретно послать его куда подальше, Марк встал и отошел к окну. Просто совсем растерялся. Мамаша вздохнула — бюст ее заколыхался, и молодой человек механически отметил, что на пестренькой блузочке переливается чудесная брошь — розовые турмалины, оплетенные нежной пеной белого золота оправы, являли собой чашу необыкновенного цветка. Над чашей на золотых пружинках-тычинках покачивались искрящиеся бриллиантики.

— Я должна вам кое-что сказать, Марк Анатольевич.

От неожиданности доктор вздрогнул. Она вздохнула еще раз и принялась говорить. Марк слушал, и руки у него стали влажными, а в ногах образовалась неприятная слабость.

Дело, по словам мамаши, выглядело так. Она одна растит обожаемую дочь Викторию. Девочке недавно исполнилось семнадцать лет. Марк поморщился: вот хрюшка, а сказала, что восемнадцать. Бизнес идет удачно, и Виктория всю сознательную жизнь отказа ни в чем не знала. Характерец у девочки не сахар, но это возрастное. Перебесится. Главное, голова на месте. Училась она всегда паршиво, про высшее образование речи нет, да и не это главное. Заботливая мама поместила девочку в Институт благородных девиц. Все шло стандартно: детка жутко красилась, носила подростковую одежду, курила, спорила с мамой и слушала какую-то дебильную музыку — все как у всех.

И вдруг Вика переменилась. В один прекрасный день она пришла домой, перебрала весь свой гардероб, долго сидела у зеркала и потом устроила форменную истерику, заявив, что ей нечего надеть и нормальные люди так не выглядят. Мама отвезла дочку в какой-то суперсалон, и там ее спросили, чего она хочет. Девочка хотела выглядеть как королева Виктория. Опешивший стилист осторожно спросил, не лучше ли пока побыть принцессой, благо возраст позволяет. Вика согласилась, и через несколько часов мама с трудом узнала свою девочку в тонком и изысканном создании. По совету стилиста был приобретен новый гардероб и нанята учительница хороших манер. Здесь мамаша не преминула пройтись по Институту благородных девиц, который этим манерам должен был учить уже два года и исправно брал за это немалые деньги. Ну так вот. Все вечера принцесса плакала. И любящая мама, приперев дочь к стене, добилась ответа. Вика влюбилась. Причем в стоматолога.

Марк мгновенно облился холодным потом. Даже голова вдруг стала влажной.

Естественно, навели о докторе справки. Сейчас быть евреем даже почетно. Дедок, который восседал на стуле, выпрямив спину и положив руки на серебряный набалдашник трости, улыбнулся. И родственники за границей приветствуются. Тем более что все они — и здешние и тамошние — вполне респектабельные и обеспеченные люди.

В мозгах у доктора что-то щелкнуло, и он спросил, не она ли приставила к нему того типа на белых «жигулях». Дама вздохнула и посетовала, как тяжело одной растить и воспитывать ребенка, тем более девочку. Но теперь ей все представляется не столь ужасным. Означенный стоматолог, несмотря на многочисленные связи — уши Марка вспыхнули, — оказался вполне положительным типом, что подтвердил и адвокат Самуил Яковлевич, который не поленился лично прийти посмотреть на предмет страсти принцессы Виктории. Она кивнула в сторону мужика. Ах, так вот кто это! Адвокат! Марк открыл было рот, но тут пенек трухлявый наставил на него палец и прокаркал:

— Извольте дослушать, молодой человек.

Мадам выждала пару секунд и, видя, что доктор молчит, продолжила. Она имеет к Марку Анатольевичу конкретное предложение: он ухаживает за ее дочерью — интеллигентно и не поддаваясь на ее подростковую экспансию. По достижении Викой восемнадцати лет, если ее чувства не изменятся, мама разрешит им пожениться. Естественно, доктор не сможет работать простым врачом. Кресло директора клиники будет более подходящим.

С другой стороны, она не позволит водить за нос свое единственное чадо, тем более что всегда есть возможность поплотнее поинтересоваться, не нарушал ли данный врач свою врачебную этику.

Дама замолчала, в кабинете стало тихо. Таня болела, и соседний бокс пустовал. Стены в клинике хорошие, так что и вправду было тихо-тихо. И еще Марку было страшно. Мамаша вздохнула очередной раз, и бриллиантики на пружинках закачались, заискрились. Пенек с тростью смотрел на молодого человека с отеческой доброй улыбкой, щеголяя своими качественными коронками, и кивал.

Что же это получается, граждане-товарищи, господа хорошие! Это куда же бедному дантисту податься! Как обложила, а? Марк вспомнил Викторию. «Боже, ну почему мне везет на дур? Хотя если посмотреть на последствия, то дурак-то я — что с Маринкой, что теперь с королевой, ах, пардон, с принцессой Викторией».

Марк совершенно не хотел жениться на взбалмошной девчонке и жить по указке ее мамы. Даже при условии, что у него будет своя клиника. Не хотел! Что же делать? Он лихорадочно пытался найти выход из создавшегося положения. Голубым не прикинуться — она знает о его любви к женщинам. Как было сказано: многочисленные связи. Ах ты, КГБ недоделанное… Больным тоже не скажешься — не поверит. Даже чертова невроза у него, оказывается, нет, а уж результаты недавнего анализа мочи она небось узнала раньше, чем сам Марк. Попытаться поговорить с Викой? Перед его внутренним взором встали большие, полные слез глаза. Бесполезно — эта за своими гормонами и фантазиями ничего не видит. «Боженька, ну пожалуйста, что мне делать?» — взмолился стоматолог. И должно быть, Господь таки его вразумил, потому что, двигаясь с некоторым трудом, словно ноги вдруг стали прилипать к полу, он подошел к столу, достал из портмоне визитку и протянул ее мамаше со словами:

— Позвоните, пожалуйста, моему адвокату. Я буду разговаривать с вами только в его присутствии.

Мамаша карточку взяла, прочитала и отдала мужику. Дедок вынул из кармана очки в золотой оправе, нацепил их на свой рубильник и внимательно изучил карточку. Потом убрал ее в карман и тоном мягкого упрека спросил:

— Почему бы нам не решить это дело по-семейному? И зачем вам, молодой человек, адвокат?

— Раз я вижу вас здесь, то уверен — он мне просто необходим, — буркнул Марк.

— Ай-ай, можно подумать, вам предлагают невесть что! Неужели вы не видите? Это же шанс, который выпадает раз в жизни. Разве нет? Ну, если не ошибаюсь, вы скоро защитите докторскую… Уверен, что все пройдет успешно. Вы подающий большие надежды молодой специалист, вас неплохо знают и, что не менее важно, к вам неплохо относятся. А что потом? После докторской? Будете так же стоять у кресла с этими вашими крючочками в руках? Сколько лет? Насколько я знаю, все должности в вашем институте заняты не очень молодыми, но довольно крепкими людьми. И перед вами еще масса желающих продвинуться по служебной, так сказать, лестнице. Так что я не вижу возможностей для блестящей карьеры. Надеюсь, вы не собираетесь попытать счастья за рубежами нашего, так сказать, Отечества? Очень не советую! Все, буквально все придется начинать сначала. И сдавать массу квалификационных экзаменов, причем все на иностранном языке.

Марк молчал, чувствуя себя партизаном на допросе, которого враги вербуют в полицаи.

— Ну так что, молодой человек? Язык проглотили? — не без ехидства поинтересовался дедок.

Проглотив все, что не соответствовало нормам общепринятой лексики, доктор выдавил из себя:

— Я буду разговаривать только в присутствии моего адвоката. Свяжитесь, пожалуйста, с ним.

Дедок печально покачал головой, взглянул на мадам. Та еще некоторое время разглядывала молодого человека линялыми голубыми глазками, потом встала и молча вышла из кабинета. Пень трухлявый кряхтя встал и, еще разок на прощание проворчав «Ай-ай, нехорошо, молодой человек», последовал за хозяйкой.

Марк рванул к телефону. Да, у него имеется самый настоящий адвокат — очень модный и безумно дорогой. Впрочем, Алан того стоит. Кроме того, он приходится Марку троюродным, кажется, дядей. Вообще, у нашего доктора полно визиток родственников и он всегда может осчастливить кого-то нуждающегося, порекомендовав адвоката, психиатра, дизайнера и еще кучу разного нужного народа. Народ, соответственно, рекомендует знакомым прекрасного доктора, то есть Марка Анатольевича. Большая семья — не всегда плохо. Так, где чертов телефон?

Руки дрожали, горло саднило.

— Секретарь господина Терницкого слушает.

— Это Марк. Позовите Алана, он мне нужен срочно.

— Господин Терницкий занят, он на заседании адвокатской коллегии…

Он еще не успел договорить, а Марк уже шипел в трубку:

— Ах ты, подстилка адвокатская, ты что, не понял? Я его племянник, моя жизнь в опасности, и мне срочно нужен Алан. Давай подымай свою многофункциональную задницу и вытащи его с чертова заседания.

В трубке что-то зашуршало, потом послышался недовольный голос Алана:

— Марк, у тебя что, правда крыша поехала? Сима мне говорила, но я и не думал, что до такой степени.

— Нет, к сожалению, выяснилось, что крыша у меня на месте. Слушай внимательно и посоветуй что-нибудь. Я буду твоим вечным должником.

Он, как мог внятно, изложил ситуацию. Алан присвистнул:

— Ну ты и вляпался, жучок мой. Как, говоришь, она назвала своего адвоката?

— Яковлевич… Семен или Самуил Яковлевич. Трость с серебряным набалдашником, и песок уже сыплется…

— Ага, этого старого проходимца я знаю. Как фамилия дамы?

— Не знаю.

— Так посмотри в карте у девчонки, идиот.

Марк метнулся к столу. Пальцы не слушались.

Вот. Виктория Куприенко.

— И последний вопрос: что у тебя с ней было? Только правду.

— Я клянусь тебе жизнью, и здоровьем, и чем хочешь — ничего. Я поставил ей три пломбы. Прочел лекцию о том, как надо чистить зубы. Сказал, что она храбрая девочка. Все. И потом, с нами все время была медсестра.

— Она любит деньги?

Доктор опешил:

— Кто?

— Медсестра.

— Да… — Марк вспомнил Катин восторг после получения двух сотен баксов и вздохнул. Почему-то показалось, что за пятьсот она в деталях распишет, как он имел девушку в кресле. Черт.

— Так… — Алан покашлял. — Сиди на работе. Я пришлю за тобой людей, нам надо будет поговорить еще раз, поподробнее. За тобой приедет Славик — светленький такой молодой человек. Стрижка ежиком, нет мизинца на правой руке. Понял?

— Да.

— Чудесно.

Он повесил трубку. Марк тупо смотрел в стол.

В дверь робко постучали, и заглянула Катя:

— Марк Анатольевич, вы будете принимать?

— Да. Принеси мне кофе, только нормального, покрепче.

— Хорошо.

«О-ей-ей. Господи, я буду ходить в синагогу, только дай мне выпутаться из этого бреда с целыми костями».

Славик приехал через час. Марк умолил коллегу принять одного пациента, который пришел на первичный прием, отпросился на завтра и уже минут двадцать пил кофе в ординаторской. Дверь отворилась, бледная Катерина пробормотала:

— Тут вас спрашивают, Марк Анатольевич, — и растворилась в коридоре.

Доктор завороженно смотрел, как Славик вдвигается в комнату. Он был не только светленький, но и очень большой. Просто-таки шкаф двустворчатый. Черная рубашка, заправленная в джинсы, черная куртка — при такой жаре Марк ожидал почувствовать запах пота. Но повеяло чем-то свежим — вполне приличный мужской парфюм. Парень протянул правую руку — мизинца не было. Марк осторожно пожал его сухую широкую ладонь.

— Пройдемте, — негромко сказал Славик.

Доктор несколько секунд бестолково метался по ординаторской, собирая поясную сумку, мобильник и папку со статьей коллеги, на которую его попросили написать отзыв. Человек-гора стоял неподвижно, лишь глаза его не отпускали объект. Наконец они вышли из кабинета и спустились на первый этаж.

— Марк Анатольевич!

Врач оглянулся и, к своему удивлению, увидел Катю. За ее спиной маячили два охранника — дядьки в возрасте, которые блаженно проводили дежурства, читая газеты из ларька, расположенного в холле, или сражаясь в шашки. Вы не поверите, оба стояли, положив руки на оружие, и ели глазами Славика.

— Марк Анатольевич, все в порядке? — неуверенно спросила Катя.

— Да, это… э-э… шофер моего дяди, я еду к нему в офис.

Катя кивнула, но выглядела какой-то расстроенной. «Надо же, похоже, она решила, что меня хотят умыкнуть, и даже охрану позвала, — удивленно сказал себе Марк. — Вот уж не ожидал такой бдительности!»

Охранники продолжали буравить взглядами его провожатого. Мужчины вышли на улицу, и телохранитель подвел объект к черному БМВ.

— Но моя машина там. — Марк махнул рукой.

Славик молча открыл дверь. Доктор вздохнул и покорно сел в БМВ, разом окунувшись в запах кожи и дорогих сигарет.

Славик привез его на квартиру дяди. Марк вновь подивился отлаженности и четкости охраны. У тяжелых ворот машина чуть притормозила, плавно скользнули вниз затемненные стекла, страж заглянул внутрь, потом бросил взгляд на лист бумаги, который держал в руке, и кивнул второму. Ворота открылись, машина въехала во двор шикарного дома и тут же, не останавливаясь, скользнула в зев подземного гаража. Там Славик загрузил гостя в лифт, и они поехали наверх. Марка замутило. То ли на нервной почве, то ли организм не привык к столь плавным перемещениям. Мы, простые смертные, все больше на парковке корячимся: пока впихнешь тачку, потом трусцой к подъезду, потом прыгаешь под дождем, не попадая пальцем в кнопки кодового замка, и только после третьей попытки видишь, что он сломан. Да ладно, и не завидно вовсе.

Молодой человек оказался в квартире и стал ждать дядюшку. Квартира тоже была шикарной, это он уже знал — был тут как-то на новоселье. Или, вернее, на приеме по случаю новоселья. Алан нанял декоратора, который сделал проект, а потом занимался отделкой и подбирал мебель и прочее. Деньги в апартаменты были вложены немалые, и выглядело все богато, но со вкусом. Преобладал стиль ампир — позолоченные рамы картин, мебель натурального дерева, богатые драпировки. Алан соответствовал своему жилищу и барскими манерами и внешностью: в бархатном пиджаке, с гривой седых волос (чуть длинноваты), печатка с вензелем и желтым бриллиантом на безымянном пальце да чуть оттопыренная нижняя губа придавали облику необходимую аристократичность. Он тогда усердно потчевал гостей икрой, поил шампанским и целовал ручки дамам. Бомонд млел. Особенно дамы. Особенно те, кто не знал, что он гомосексуалист.

Сегодня праздника не было, но роскошь обстановки все равно навевала мысли о фуршетах, угощениях и так далее. Или это нервы? Марка устроили в комнате для гостей со всем возможным комфортом, но он порядком извелся. Правда, часть времени удалось убить, читая статью и сочиняя отзыв. И все же мысли были о другом.

«Все-таки я, наверное, старею», — думал стоматолог, лежа на кровати и глядя в потолок. Раньше окружающая обстановка очень мало влияла на его внутреннее состояние. Ну что такое интерьер, в конце концов? Но эта комната чуть не свела молодого человека с ума. Стены обтянуты темно-синей тканью, гардины и ковер — голубовато-серые. Причем ковер ему понравился. Прекрасный растительный узор, несомненно, чистая шерсть, и очень вероятно, что ручная работа. Роскошная кровать на гнутых ножках темного дерева, бюро со множеством ящичков. Книжный шкаф, где, замаскированные деревянными панелями, обнаружились телевизор и стереосистема. Вторая дверь из комнаты вела в ванную. Все в тех же изысканных сине-серых тонах. Только полотенца кипельно-белые, но с монограммой. Образец безупречного вкуса и демонстрация немалых денег. Вроде бы надо получать удовольствие от роскоши. Так нет. Кровать казалась Марку слишком мягкой, стул и бюро — жутко неудобными. Люстры не было — только настенные светильники и торшер. Сначала он решил, что торшер сделан из мятой рисовой бумаги, и быстро его выключил — а вдруг загорится? Но и светильники на стенах выполнены в том же стиле, а значит, это не может быть бумага. Почему-то оглянувшись на дверь, молодой человек подошел и коснулся одного из плафонов пальцем. Стекло. С ума сойти. Тонкое, все в складках и изломах, словно торопливые руки мяли вощеные листы. Сначала он любовался ими, но потом вдруг стало казаться, что света в комнате недостаточно. Короче, доктор маялся.

Алан вернулся довольно поздно и был не слишком приветлив. То ли устал, то ли не вдохновляла перспектива возиться с племянником. Денег-то он с Марка, понятное дело, не возьмет. Но вот если у него разболятся, не дай бог, зубы… Он заставил племянника в подробностях рассказать о всех событиях последних дней. Закончив повествование, Марк неловко поблагодарил его за охрану.

— Да-да, Славик очень милый, только не очень быстрый. Ну, да ему вряд ли придется убегать.

Дядя помолчал, потушил в пепельнице тонкую темную папиросу — какой-то жутко дорогой сорт, ему специально присылают из Мексики. Потом сказал:

— Завтра сиди здесь. Читай, занимайся спортом, закажи массажистку — но из дому ни ногой. В четыре часа я встречаюсь с Самуилом… — Алан помедлил, потом спросил: — Скажи, мальчик мой, ты решительно не хочешь поучаствовать в этой пьесе?

— В смысле?

— В смысле — предложение дамы кажется мне не столь уж отталкивающим. В конце концов, тебе предлагают стать директором клиники, да еще дать красивую и — я почти уверен — невинную девочку в жены. Если не хочешь ждать год, то, думаю, мамаша охотно согласится расписать вас прямо сейчас. А что касается твоего бурного образа жизни — я не вижу никаких противоречий. Надо только соблюдать некоторую осторожность…

— Да? Здорово! Ты предлагаешь мне жениться на ребенке и продаться этой противной тетке, словно я жиголо?

Алан пожал плечами и сказал:

— Это очень щедрое предложение, и многие рассматривали бы его как везение.

— Я не могу! Понимаешь? Просто не могу!

— Что ты орешь? Я тебя спросил, не хочешь ли ты согласиться. Так ответь мне нормально. Твоя тонкая психология меня не интересует.

— Я прошу тебя избавить меня от этих людей, — как можно спокойнее сказал Марк.

Дядя кивнул, пожелал спокойной ночи и ушел.