Глава 8
Пришла осень, деньги таяли с пугающей быстротой, и в душу Милы стал закрадываться страх. Сева пропал – как в воду канул. Сначала она ждала звонка, потом несколько раз брала мобильник в руки, собираясь с силами, чтобы позвонить… но так и не набрала номер, записанный в памяти ее розового телефончика под номером один. Что она ему скажет? Спросить, когда развод? Попытаться выяснить про деньги? Она так и этак обдумывала предстоящий разговор, но ни один из вариантов не нравился. Как-то это казалось унизительно. Просто попросить денег – еще хуже. В конце концов, Сева ведь не подписывался содержать ее до конца жизни. И Милочка, вздохнув, откладывала телефон и бралась за очередную газету. Может, пойти уборщицей? Сохранить те жалкие зеленые бумажки, которые еще остались, а заработать хоть на еду? Однажды она разговорилась с Рафиком – соседом по подъезду. Тот выразил вежливый интерес по поводу ее здоровья, и «что-то не видно вашего серебристого БМВ. Неужели продал муж? Обещался мне». Мила объяснила, что машину муж теперь паркует в другом месте, а на поиски работы она бегает пешком.
– Работа нужна, да? – Он понимающе покивал. – Сейчас в городе плохо с работой, ой плохо. Смотри, если деньги так уж нужны – я тебя пристрою.
Выяснилось, что почти все овощные ларьки в районе, круглый год торгующие овощами, фруктами и зеленью, принадлежат Рафику. Продавщицы нужны всегда, сказал он. Люди приходят, уходят. Одним надо на учебу набрать, другим – на еду. Сложного ничего нет: только не обманывать и быть внимательной – вот и вся премудрость.
– А медицинская книжка? – спросила Милочка, смутно припомнив что-то из газетной статьи о нарушениях в торговле.
На это Рафик ласково улыбнулся и сказал:
– Не твоя проблема.
И она согласилась. Подруга Наташка со свойственным женщине цыганских кровей темпераментом орала в трубку:
– Ты совсем рехнулась? Ну, скажи, какая из тебя торговка? Да ты деньги считать отродясь не умела!
– Я была бухгалтером, – пискнула Милочка.
– Это было давно и неправда. Почему бы тебе не попробовать к нам? Персонал всегда нужен.
– Нет-нет.
– Я же не предлагаю тебе горшки за лежачими выносить. Но можно поговорить с начальством и найти что-нибудь по хозяйству…
Но Милочка наотрез отказалась устраиваться в больницу, где и работала Наталья. Она уже все решила. Фрукты так фрукты. Картошка – так картошка.
И вот однажды утром Милочка натянула джинсы, кроссовки на шерстяные носки и свитер потолще – и встала к лотку. Премудрость оказалась небольшой; она даже ни разу не осталась в убытке, хоть и не стала учиться обвешивать покупателей.
Потом, вспоминая эту работу, Милочка удивлялась себе: зачем она занялась тем, на что явно не была способна? Может, потому, что это занятие ей предложили? Принесли, так сказать, на блюдечке, да еще и посочувствовали.
Работа оказалась еще та. Тяжелее, наверное, только на стройке. Не просчитаться с деньгами, не отвечать на высказывания покупателей, недовольных ценами, качеством, ассортиментом, ее внешним видом, размером пенсий и политикой правительства. Договариваться с кем-то из товарок, чтобы сбегать в туалет – в магазин за углом.
А потом стало холодать, и жизнь для Милы превратилась в сплошной кошмар. Ноги мерзли, спина болела. Чего только она ни делала, прислушиваясь к советам товарок и вспоминая студенческую молодость, проведенную на картофельных полях нашей родины. Надевала шерстяные носки, потом оборачивала ноги газетой и сверху валенки. Один шерстяной платок повязывала на спину, другой – на плечи. С собой брала термос с горячим чаем, куда добавляла коньяк. Если бы Сева видел! Дорогущий французский коньяк, подаренный ему кем-то из друзей на день рождения! Милочка без всяких сожалений вскрыла красивую бутылку и отмерила в термос две столовые ложки. Танька, торговавшая по соседству носками и прочей галантереей, советовала другую пропорцию: «Пополам его разбавь – и в самый раз будет. Организм, его надо изнутри греть».
Но Мила побоялась. Она крепких напитков не любила и не знала, как подействует на ее неподготовленный организм такая доза. Не хотелось ошибиться с деньгами. Танька же наливала в термос чистую водку и начинала прихлебывать маленькими глоточками часов с двенадцати. Заметного действия спиртное на нее не оказывало, только щеки цвели здоровым деревенским румянцем, да товар свой она рекламировала все изобретательнее. С утра женщина обращалась к спешащим мимо людям привычной, монотонной скороговоркой:
– А вот кому носочки, носки кому…
К обеду речовки становились более подробными и завлекательными:
– А вот носочки российского производства, фабричные и ручной вязки, мужские, детские, женские. Подходите, цены ниже рыночных…
Вечером Танька уже приплясывала у стола и голосила от души:
– Носочки на пяточки детские, на ножки маленькие, для ангелочков и сорванцов! Девушки и дамочки, чулочки и носочки для нас с вами, чтобы мы были милые и красивые. Ну и для мужиков, так и быть, продам. Цены такие, что можно не стирать – каждый раз свеженькие покупать! А вот подходи, налетай и товар мой покупай!
Она от души веселилась, и, надо отдать женщине должное, народ, спешащий с работы, носки покупал активно. Иногда кто-нибудь из мужчин задерживался у стола бойкой торговки, и, пококетничав, Танька соглашалась на приглашение провести вечер вместе.
– А чего? – рассуждала она на следующее утро, жадно откусывая горячий чебурек и не обращая внимания на масло, текущее по пальцам. – Я женщина молодая, мне секс нужен. Он, если хочешь знать, для здоровья полезен. Вот тебе, – она бросила на Милочку многозначительный взгляд, – мужик точно не помешал бы. А то ходишь как треска снулая. А я глянь: со вчерашней тренировки как огурчик! Ты не думай, – продолжала она, облизывая пальцы, а потом вытирая их о джинсы. – Я девушка аккуратная – трахаюсь только с резинкой и смотрю всегда внимательно, ну, сама знаешь.
– Может, тебе просто замуж выйти? – спросила как-то Мила.
– Можно и выйти, коли найдется кто достойный – с квартирой и чтобы девчонку мою не обижал. У меня дочка, ей восемь. На лето к матери в деревню отвожу, а зимой здесь: в школу-то ходить надо.
– А как же ты мужиков-то водишь?
– Да ты что! Я домой никогда! Мало ли что: или на вещи позарятся, или на девочку… сейчас уродов немерено. Я к кавалерам в гости хожу. А если тепло, то можно и в машине. Вон я кино смотрела, у американцев это даже круто считается… правда, у них машины побольше, думаю. Из наших только «Волга» ничего, в остальных – ох, это ж никакой йоги не надо!
Следуя наставлениям Таньки, Милочка слегка увеличила долю спиртного в своем чае. Она надеялась втянуться в процесс и все ждала, что вот-вот откроется второе дыхание и ей станет легче.
Но и коньяк не помог. Вечером она лежала в горячей ванне и, тихонько плача, разглядывала свои руки. Пальцы покраснели и распухли, кожа вокруг коротко остриженных ногтей загрубела.
Она вспомнила безапелляционный приговор, вынесенный ей той же Танькой, когда Мила пожаловалась, что и спиртное не помогает.
– Не сдюжишь.
– Это откуда видно? – спросила несколько уязвленная Мила.
– По лицу. Если б у тебя щеки на морозе краснели – то перемоглась бы и привыкла. А ты бледнеешь. Уж я-то знаю – не сможешь зимой. Ищи чего другого, только в тепле.
«Господи, – думала Мила, – что же мне делать? Лоток надо бросать – если я разболеюсь, то на лекарства уйдет все, что заработала, и больше». Того, что платил Рафик, ей хватало на еду и квартплату, вещей она не покупала. Но периодически Милочку посещала мысль, что когда-нибудь ей понадобятся новые туфли… И тогда что? И все же – здоровье дороже… «Позвоню завтра по агентствам, куплю газету – может, что подвернется».
На следующий день она все же пошла на работу: нельзя подвести человека, да и расчет надо получить. Рафик, который каждый день пунктуально обходил все свои владения, появился ближе к вечеру. Глядя, как Мила пересчитывает выручку замерзшими непослушными пальцами, посочувствовал:
– Холодно, да? Ай, знаю. Знаю. А потому хочу кое-что тебе предложить… Все время на одном месте работать плохо. Человек должен расти, понимаешь? Мне нужно на склад человека поставить. Там тепло, да и зарплата побольше. – Он улыбался, глядя Миле в глаза. Та слушала с удивлением, неуверенно улыбаясь в ответ. – Мне нужна женщина понятливая и… приятная. А ты ведь очень даже милая, только замерзшая, знаешь? – И сам засмеялся своей остроте. Потом повторил: – Понятливая и приветливая. Подумай до завтра.
И ушел. Что уж тут было понимать – ежу все ясно. Или мерзнуть у лотка, или работать на теплом складе, но спать с хозяином. Конкретно против Рафика Мила ничего не имела. Наоборот, сколько раз она, глядя на гибкую фигуру в дорогом костюме, ровную смуглую кожу и белозубую улыбку, думала: какой симпатичный мужик. Он неуловимо похож на красивое хищное животное. Несколько раз, увидев его рядом, женщина ловила себя на том, что подсознательно принюхивается. Ей казалось, что и пахнуть от него должно как от хищника – остро, мускусом. Но от Рафика пахло дорогим французским одеколоном. Так что как мужчина он не был ей противен, но… Что-то внутри твердо сказало: нет. Нет. В другой ситуации – может быть. Но вот так – за теплый склад. Как рабыня с хозяином… Нет.
Рафика отказ не огорчил, равно как и решение Милочки поискать другую работу.
– Человек – существо вольное. Как птичка, – сказал он, улыбаясь. – Поступай, как знаешь. А если опять понадобятся деньги – приходи.
Несколько дней Мила вообще не выходила из дома: отогревалась, лечила руки, делала маски для лица.
Потом началось все сначала – звонки в агентства, резюме, «извините, но они хотели бы помоложе… А с иностранными языками у вас как?.. А вы не хотите попробовать гувернанткой?».
Наступила настоящая зима. Милочка смотрела телевизор: рекламные заставки на телеэкране сверкали белизной, радовали веселыми снеговиками и сложносочиненными снежинками. За окном картина была куда менее приятной – грязь по колено, комья серо-черного снега на обочинах, ветер и сырость. Может, за городом и есть белый снежок и свежий воздух, но в Москве с этим большие проблемы. А если еще и скользко – вообще караул. В очередной гололед женщина, торопливо семенящая впереди Милы, вдруг поскользнулась, взмахнула руками и не слишком изящно свалилась на асфальт. Народу мимо шло много, и мужчин в том числе, но на помощь бросились только Мила да еще какая-то бабулька – божий одуванчик.
Вдвоем они помогли женщине подняться и довели охающую до остановки. Там она опустилась на лавочку и принялась всхлипывать, тихо матерясь, и дрожащей рукой тереть ногу. Другой рукой она крепко прижимала к себе объемистую сумку.
– Давайте я посмотрю: если перелом – надо в травмпункт. – Мила принялась ощупывать лодыжку. Не слишком удобно сквозь рейтузы и джинсы, ну да что делать. Опыт у нее небольшой, и все же Милочка была почти уверена – перелома нет. – Не расстраивайтесь. – Она старалась утешить плачущую женщину. – Думаю, просто подвернули. Пару дней отдыха – и все пройдет. Сейчас хорошо бы лед и перетянуть.
– Откуда ему взяться, отдыху-то? – Женщина, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении совсем молодой, всхлипывала и тыльной стороной ладошки вытирала нос. – Я курьер, только ноги и кормят…
– Курьер? – Милочка вспомнила, что, когда набирали персонал в офис, там был на этой должности какой-то студент, совсем мальчик. Надо сказать, на работе он появлялся не слишком часто. – Думаю, начальство вас поймет…
– Щас… когда оно понимало, начальство-то? Да и то – они живут с объемов продаж, так что возьмут другого, – обреченно пробормотала женщина.
Трамвая не было, нога все еще болела, хотя осторожная попытка постоять подтвердила правоту Милочки: перелома, похоже, не случилось. Они разговорились. Молодая женщина назвалась Ларисой. У нее дочка и до недавнего времени был муж – нормальный мужик, жили дружно, копили на дачу. И вдруг прошлым летом – инфаркт. Потом-то уж она вспоминала, что муж жаловался: и ребра ноют, и под лопаткой тянет. Пару раз она брала у соседки аппарат для измерения давления, и нижнее оказывалось повышенным.
– Говорила – сходи к врачу. – Лариса опять начала всхлипывать. – Так ведь все некогда. То дежурство на работе, то футбол… Он валокордин пил… а если вечером – коньяк… Немного – две рюмочки маленькие по тридцать грамм, говорил, от него легче…
– Коньяк расширяет сосуды и действительно может немного снизить давление, – вставила Мила.
– Да, а потом вот… в одночасье… Слава богу, работу эту нашла – курьером. Лекарства развожу от фирмы. Устаю, конечно, но все-таки платят прилично… да еще утром убираю у соседки и за продуктами ей хожу – пока кое-как хватает. – Лариса всхлипнула. – У меня сегодня еще пять заказов, я только в два адреса успела…
Милочка от души сочувствовала ей. «Боже, – думала она, – как мне повезло! Сева жив-здоров, и от меня не зависит ничья судьба. А у этой бедняжки дите».
– Давайте я за вас разнесу заказы, – быстро сказала она.
Лариса, покрепче прижав к себе сумку, хлопала глазами.
Мила, понимая, что женщина боится за дорогие препараты, кратко изложила последние события своей жизни.
– Видите, – подытожила она, – мы с вами некоторым образом коллеги по несчастью, только у меня дома нет малыша, о котором надо заботиться.
В конце концов они договорились так: Милочка отдает Ларисе свой паспорт в залог и едет выполнять оставшиеся заказы, а потом привозит выручку к Ларисе домой. Та твердо сказала, что сегодняшний заработок отдаст, и Мила не стала возражать, боясь обидеть.
Пять заказов заняли почти весь день. В метро было жарко и плохо пахло, на поверхности дул ледяной ветер, и Мила порядком замучилась. Тщательно пересчитав сдачу в последней квартире и с трудом распрощавшись со вздорной старушкой, которая, ссылаясь на занятость невестки, пыталась услать Милочку за кефиром, она прислонилась в подъезде к теплой батарее и достала из кармана бумажку с адресом Ларисы. Так и есть – Марьино! О господи… А сейчас ей еще три остановки на трамвае до метро «Измайловский парк». Ох, такое впечатление, что ноги стали на десять сантиметров короче… Но делать нечего. И Милочка, вздохнув, поплелась на улицу. Некоторое время она стояла на остановке, поджидая автобус, потом, решив, что если простудится, то на лекарства истратить придется больше, подняла руку. Тормознувший смуглый парень на «Волге» согласился за полтинник довезти до метро, и Мила постаралась протянуть ноги подальше – к самой печке.
– Что, красавица, холодно?
– Да.
– Что ж дома не сидится?
– Работать надо.
– Ай-вай, а муж что, не зарабатывает?
– Мужа у меня теперь нет. Ушел к другой.
– Ай-вай, от такой молодой, красивой, как мог! Или готовить не умеешь?
– Умею. Честно сказать, я очень хорошо готовлю. Но это, видимо, не главное.
– Ну-у. – Мужик стрельнул в ее сторону горячим черным глазом, и Мила хмыкнула:
– И не говорите даже ничего. Не знаю, к кому ушел, но думаю, она намного моложе.
– Не горюй, кругом полно холостых, вот хоть я… Только кольцо сними, а то к замужней не каждому с руки подкатываться.
– Кольцо?
И тут Мила сообразила, что действительно по-прежнему носит обручальное кольцо. Когда они только поженились, денег хватило лишь на самые дешевые тоненькие ободки. Несколько лет назад Севино кольцо лопнуло – он откручивал крышку с банки с огурцами, и истончившийся металл не выдержал давления. Тем вечером у них были в гостях брат с женой, и Галя долго качала головой и говорила, что вот, мол, плохая примета. «Ты, Мила, присматривай за своим-то, а то раз кольцо лопнуло, то и узы тоже ослабли». Милочка тогда только отмахнулась, Сева посмеялся, и в ближайший выходной они поехали в магазин и выбрали себе новые кольца – солидные, из белого и красного золота. Мила вспомнила, что через пару дней после Севиного ухода она попыталась снять кольцо, но пальцы то ли отекли, то ли руки пополнели – не смогла, только измучилась. И вот теперь она потянула – и ободок легко соскользнул с безымянного пальца и лег на ладонь.
Распрощавшись с приветливым водителем, Мила вышла у метро и остановилась, оглядываясь. Вот оно: вывеска «Ломбард. Скупка золота». Она продала кольцо без всякого сожаления – это всего лишь металл. То первое тоненькое колечко, которое Сева надел ей на палец в районном ЗАГСе, лежит в шкафу, в шкатулочке с другими милыми сердцу воспоминаниями. Оно всегда будет греть душу: тогда она была счастлива и Сева ее любил. Мила вытерла слезы и нырнула в теплое и многолюдное нутро метрополитена. Хорошо хоть, дом Ларисы оказался прямо напротив станции метро. Мила купила в палатке шоколадно-вафельный торт и вскоре уже звонила у двери с номером «одиннадцать». Почему-то вспомнилось, что в лото это называется барабанные палочки.
Лариса распахнула дверь быстро, словно ждала звонка прямо в коридоре. На лице молодой женщины отразилось огромное облегчение. Дальше началась обычная суета.
– Вот деньги…
– Ой, спасибо вам огромное…
– Пересчитайте.
– Ну что вы…
– Лариса, деньги надо обязательно пересчитывать, когда берете и когда отдаете. Это я вам как бывший бухгалтер говорю.
– Да я уж знаю. – Лариса вздохнула. – Я и сама бухгалтер… Но без знакомства устроиться сложно, да еще Ритуська постоянно болеет. Как услышат, что у меня ребенок с астмой, – никто брать не хочет, бюллетени оплачивать… – Она поколебалась, но все же сказала: – Меня уже махнули на триста рублей… И такой солидный мужик. Заказ большой был, я уже устала и деньги не пересчитала. Потом вернулась, а он меня обложил…
– Ну вот видите.
– Пойдемте в кухню, я чай вам сделаю…
– А я тортик принесла.
– Ой, ну что вы, зачем!
– Мама! Где тортик?
Из-за закрытой двери выглянула круглая рожица – сплошь кудряшки и круглые любопытные глазенки.
Они пили чай в кухне. Рита торжественно сидела на стуле как большая (правда, пришлось подложить подушку под попку) и крепко держала кусок торта. Шоколад неумолимо таял в горячем кулачке, и, когда последний кусок отправился в рот, девочка с любопытством оглядела ручку и, прежде чем мать успела ее остановить, вытерла ладошку о симпатичную кофтюльку – кремовую, с розовым слоном на животике.
– Рита! – Лариса только руками всплеснула. – Ты же девочка! Ну сколько я тебя учу: вот салфетка, вот полотенце – но не об себя!
Девочка послушно взяла полотенце, вытерла перемазанный шоколадом ротик, потом сползла со стула и пошла в комнату.
– Рита! – опять вскинулась мать. – Что надо сказать?
Девочка обернулась и, на секунду задумавшись, сказала:
– Все не ешьте, я еще приду.
Возмущенный возглас Ларисы был не слышен за Милочкиным хохотом.
Женщины обменялись телефонами и довольно часто перезванивались. Лариса, не имея практически никаких подруг, привязалась к женщине, которая вдруг взяла и просто пожалела ее. Так получилось, что именно эта зима выдалась для молодой вдовы исключительно неудачной. Рита болела почти постоянно – то сопли, то кашель. Однажды у нее даже случился приступ ложного крупа. Девочку забрали в больницу, там сняли приступ и через два дня отпустили, назначив курс антибиотиков. Мила довольно часто приезжала, сидела с малышкой, пока Лариса была на работе. Они с девочкой рисовали, занимались по книжкам для подготовки в школу, собирали конструктор. Мила читала ей на ночь сказки, с жалостью поглядывая на худенькое личико и тонкие ручки, лежащие на одеяле. В один из таких дней Рита начала кашлять. Первый приступ, второй. Миле стало нехорошо. А если это опять круп? – с ужасом думала она. Ложный не ложный, ребенок все равно может задохнуться. Она бросилась звонить Наташке. Ты выслушала и велела:
– Вызывай «скорую». Сделать ничего не сможешь. Девчонку нужно колоть, чтобы купировать приступ. Потом курс антибиотиков…
– Да ведь только что прокололи! Недели две прошло.
– Да? Черт. Тогда давай так… район какой?
– Марьино.
– Ага. Тогда все равно вызывай «скорую», но дай врачу денег, чтобы отвез в нашу больницу. Я договорюсь с ребятами, они ей палатку поставят. Будем надеяться, поможет.
– Что поставят?
– Такая штука типа палатки с очень влажным воздухом, ребенок помещается внутрь, распыляют специальный аэрозоль… Тебе какая разница! Как фамилия девчонки?
– Тришина. Рита.
– Делай, как я сказала!
Мила положила трубку и прислушалась. В квартире было тихо. Может, девочка заснула, и все обойдется, с надеждой подумала она. Но тут из соседней комнаты послышался надрывный кашель, и Мила кинулась вызывать «скорую». Потом позвонила Ларисе на мобильный и объяснила, в какую больницу повезет девочку, пусть мать едет прямо туда.
– Зачем? – испуганно спросила женщина.
– Долго объяснять. У меня там врачи знакомые.
Мила собрала пакет с детскими вещами и, порывшись в шкафу, нашла документы Риты: страховой полис и свидетельство о рождении.
Приехали врачи. Молодой мужик осмотрел девочку. Рита опять начала кашлять, губы посинели. Он кивнул сестре, и та ловко сломала ампулу с лекарством.
После укола врач сказал:
– Собирайтесь. Поедем… где там у нас сегодня места, Марина?
Прежде чем сестра успела ответить, Мила быстро сказала:
– Доктор, нам нужно в определенную больницу. Там врач знакомый, он обещал присмотреть за Ритой.
– Вот ведь родители, – начала возмущаться сестра. – Вечно им подавай то, что хочется.
Мила прижала руки к груди и, сжав кулак так, чтобы видны были деньги, принялась упрашивать. Сестра примолкла, врач пожал плечами и, уточнив, была ли договоренность с врачом и не отправят ли их обратно, согласился.
Мила собрала девочку. Риту шатало от слабости, и ее пришлось брать на руки. Сестра подхватила сумку с вещами, и они отправились в больницу.
Лариса уже металась подле приемного отделения: у Милочки разрядилась батарейка мобильного телефона, и испуганная мать не могла дозвониться до нее. Лариса подхватила дочку на руки. Врач нахмурился, крякнул, и дальше дверей Милу не пустили. Усталая и расстроенная, она поехала домой, понадеявшись, что все будет хорошо.
Утром позвонила Лариса. Палатка помогла, приступ сняли без антибиотиков. Но оставить Риту одну в больнице, где той предстояло провести еще как минимум два дня, мать не могла, и Мила пообещала, что развезет ее заказы и Лариса не потеряет работу.
