Из беседы св. Иоанна Златоуста на 28—30 ст. 11 гл. Евангелия от Матфея
«Христианское чтение», 1838
«Придите ко Мне, вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы». Не сей только, или тот, но все вы, которые обременены заботами, болезнями, грехами, приидите ко Мне, не для того, чтобы Мне поразить вас казнью, но чтобы разрешить вас от грехов; приидите, не потому, что Я имею нужду в вашем прославлении, но потому, что Я хощу вашего спасения. Аз, говорит Господь, упокою вы; не сказал просто: спасу вас, но, что гораздо более, сделаю вас свободными от всякого страха и беспокойства.
«Возмите иго Мое на себе, и научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим. Иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть». — Не пугайтесь, слыша об иге: оно благо; не трепещите, когда Я говорю о бремени: оно легко. Но как же Сам Он прежде сказал, что «узкая врата и тесный путь вводяй в живот» ()? Так, узки врата и тесен путь бывает для тебя, доколе ты предан беспечности и расслаблен душою. Но если ты исполняешь все, что сказано, тогда бремя будет для тебя легко — вот почему Господь и назвал таковым Свое бремя! «Как же я могу все исполнить?» Если будешь смирен, кроток и тих, потому что смиренномудрие есть причина всякого любомудрия. Посему-то Господь, когда восхотел преподать нам Божественные законы, начал учением о смиренномудрии (); посему-то и в настоящем месте Он то же делает, обещая притом и величайшую награду за сию добродетель. Ибо ты, будучи смирен, не для других только будешь полезен, но прежде всего успокоишь самого себя: «обрящете покой душим вашим». Таким образом, еще прежде будущих наград Господь и здесь уже вознаграждает тебя и здесь уже дает тебе возмездие, и притом, чтобы сделать Свое наставление удобоприятнейшим, представляет тебе в пример Себя Самого. Чего ты боишься? — как бы так Он сказал. — Того ли, чтобы тебе не унизить себя смирением? Смотри на Меня; от Меня научись всему Моему, и тогда ясно увидишь, какое благо есть смирение.
Видишь ли, сколь многими побуждениями Господь располагает Своих учеников к смиренномудрию! Во-первых, собственным примером: «научитеся от Мене, яко кроток есмь». Во-вторых, тою пользою, какую они получат от сей добродетели: «и обрящете покой душам вашим». В третьих, тою наградою, которую Он дарует им: «и Аз упокою вы». Наконец, тем, что Он Свое иго соделал легким: «иго бо Мое благо и бремя Мое легко есть».
Но как же Он называет Свое бремя легким, когда Сам же говорит: «аще кто не возненавидит отца своего и матерь, не может Мой быти ученик; и иже не носит креста своего и в след Мене грядет, не может Мой быти ученик; и всяк от вас, иже не отречется всего своего имения, не может Мой быти ученик» (); когда повелевает даже отречься от собственной своей души ()? Когда ты будешь деятелен и ревностен, тогда все будет для тебя легко и удобно. Посему-то и Христос, дабы вразумить нас, что мы и сами должны трудиться, не говорит отдельно ни об одном только легком и удобном, ни об одном тяжком, но и то и другое совокупляет вместе. Он говорит и об иге, и называет его благим; и бремя именует, и тут же прибавляет: легкое. Сие для того, чтобы ты не избегал сего ига как тяжкого, и не пренебрегал им как слишком легким.
Но ежели и после всего этого добродетель представляется тебе тяжкою, то вспомни, что порок несравненно тягостнее. Это дает разуметь Господь и тем самым, что Он не говорит прежде: «возмите иго Мое»; но: «приидите ко Мне, вси труждающиися и обремененнии». Сими словами Он показывает, что грех для нас есть ноша тяжелая и бремя неудобоносимое. Поэтому Он не сказал только: «труждающиеся», но и прибавил: «обремененнии». Таким же образом, и пророк Давид описывает свойство грехов: «яко бремя, тяжкое отяготеша на мне» (); а Захария называет их талантом оловянным (). Это подтверждает и самый опыт. Ничто так не тяготит душу, ничто так не омрачает ума и не преклоняет его долу, как чувство своей греховности; напротив, ничто так не воскрыляет и не возносит душу горе, стяжание праведности и добродетели. Подумай: что, например, тягостнее того состояния, когда ничего не имеешь; что неприятнее обязанности не только не противиться обижающему, но и подставлять ему свою щеку; умереть насильственною смертью? Однако если все сие рассмотрим надлежащим образом, то оно покажется для нас легким и удобным, даже таким, что приносит нам удовольствие. Не возмущайтесь же, исследуем лучше со всею точностью каждую вещь и, если хотите, прежде всего рассмотрим то, что наиболее кажется для многих тяжким. Скажи мне, что труднее и обременительнее: об одном брашне заботиться или о весьма многих других нуждах? Одною одеждою одеваться и не желать ничего более, или, обладая великим богатством, день и ночь мучиться, пугаться, трястись над ним, предаваться скорби и печали при одной мысли о потере его; чтобы моль не истребила, чтобы слуга твой не украл сего и не убежал с ним от тебя?
Опять для рассудительного человека легче подставить свою щеку другому, нежели самому бить другого. Чрез сие ты начинаешь войну, а тем прекращаешь ее; чрез сие воспламеняешь в другом огнь, а тем и в самом себе погашаешь пламень; а всякому известно, что лучше не быть в пламени, нежели гореть. Если же так с телом, то кольми паче с душею!
Наконец, что легче: подвизаться или быть увенчанным? Ратоборствовать или получать награду? С волнами бороться или находиться у пристани? Так и умереть лучше, нежели жить. Смерть избавляет нас от бурь и опасностей, а жизнь подвергает нас бесчисленным наветам и крайностям, которые делают ее для нас несносною. Если ты не веришь моим словам, то послушай тех, которые видели мучеников во время их страдальческих подвигов, они, быв поражаемы ударами и пронзаемы острыми орудиями, были веселы и радостны; они, быв положены на кострах, веселились более, нежели гуляющие по цветущему саду. Вот почему и Павел, когда настало время ему отойти из сего мира и окончить жизнь насильственною смертью, восклицал: «радуюся и сорадуюся всем вам: такожде вы радуйтеся и сорадуйтеся мне» ().
Впрочем, можно бы и другими различными способами доказать, что иго добродетели приятно и легко; но мы, если угодно, посмотрим, какие бремена грех налагает на человека. Итак, выведем на среду любостяжателей, которые употребляют даже бесчестные средства для получения прибытков. Что может быть мучительнее любостяжания? С этими прибытками сколько бывает ежедневно печалей, сколько забот, сколько огорчений, сколько опасностей, сколько наветов и браней, сколько беспокойств и возмущений! Как моря никогда не увидишь без волн, так и душу любостяжателя никогда не найдешь свободною от заботы и печали, от страха и смущения; в ней, подобноно как на море, за первыми волнами бегут другие, вслед за сими устремляются новые; не утихли еще и сии, а вот уже воздымаются другие. Равномерно, что несчастнее тех, которые чрезмерно любят плоть свою и привязаны к настоящей жизни? Что тягостнее сего рабства? Они живут не лучше Канна, непрестанно объяты трепетом и ужасом и при виде каждого умершего плачут более, нежели ближние умершего, — плачут от страха собственной кончины. Чья жизнь, наконец, беспокойнее и бурнее жизни людей гордых и надменных?
«Научится убо от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим». Так, незлобие есть мать всех благ. Не бойся и не отвергай того ига, которое освобождает тебя от всех иных тягостей; но со всею готовностью подклонись под него, и тогда вполне узнаешь сладость его. Оно не сотрет твоей выи; ибо возлагается на тебя единственно для твоего благоустроения.